Текст книги "Чеченский рецидив. Записки командующего"
Автор книги: Геннадий Трошев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
17 мая на автотрассе Ростов-Баку, в районе Лермонтов-Юрт бандиты обстреляли автомобиль, в котором находилась глава администрации этого населенного пункта Нюра Адуева.
Стремясь придать «законность» совершаемым убийствам, боевики и их пособники распространяют на территории Ножай-Юртовского района текст решения «верховной коллегии военно-шариатского суда» с приговором к смертной казни ряда местных жителей.
За минувший месяц, кроме вышеупомянутых злодеяний, бандитами был совершен и ряд других жестоких преступлений. Убиты главы администраций населенных пунктов Гехи-Чу и Валерик, бывший глава администрации села Гехи, заместитель главы администрации села Белоречье. По подозрению в сотрудничестве с представителями местной власти бандиты расстреляли пять жителей в Элистанжи, трех жителей в Рошни-Чу…
10 июня в с. Старые Атаги террористы произвели подрыв двух взрывных устройств, в результате чего погибли мирные жители этого села, а двумя днями позже в Гудермесе подорвались два автомобиля, начиненных взрывчатыми веществами (один – вблизи здания РОВД Гудермесского района, другой – около здания суда). Результат этих взрывов известен – погибли трое и ранены более 50 человек.
В период с 1 3 по 16 июня главам администраций и жителям Элистанжи и Киров-Юрт Веденского района, Улус-Керт, Борзой и Большие Варанды Шатойского района были подброшены десятки записок с угрозами физической расправы.
Работа с населением стала занимать особое место в деятельности экстремистов. Руководство бандформирований обращается к местному населению с требованиями организации ими митингов и маршей протеста против федеральных сил.
Подобные мероприятия боевики пытались организовать 10 и 11 апреля в населенном пункте Беной, однако их усилия ни к чему не привели. Жители ответили отказом.
12 апреля в Шали был убит лидер общественно-политического движения «Адамалла» («Человечность») Шавал Дениев.
14 апреля в Грозном убит первый заместитель прокурора города Владимир Мороз и ранен старший помощник прокурора Касум Дженоралиев.
16 апреля на участке дороги Аллерой-Довлетби-Хутор произошло покушение на сотрудников администрации населенного пункта Аллерой, в результате пять человек получили ранения различной тяжести.
8 апреля в селении Кулары Грозненского (сельского) района группой боевиков был открыт огонь по местным жителям. Шесть человек погибло и пятеро ранены. Среди погибших – сотрудница местной администрации и участковый милиционер.
«Пахарь войны» Михаил Лабунец
Штрихи к портрету
Я слышал об этом генерале еще в первую чеченскую кампанию и даже мельком видел, но до знакомства тогда дело не дошло.
Познакомились мы с ним в 1997 году, когда я был назначен заместителем командующего войсками СКВО и переехал из Владикавказа в Ростов-на-Дону. А Михаил Иванович уже тогда возглавлял Северо-Кавказский округ внутренних войск.
Впрочем, и после 1997 года мы почти не общались – так, встречались на каких-либо мероприятиях в официальной обстановке. А разве в подобных ситуациях можно узнать человека? Ведь на всех, как правило, в таких случаях как бы надета эдакая маска, за которой настоящего лица не разглядеть.
И вот наступил жаркий август 1999 года, когда незаконные вооруженные формирования под руководством Хаттаба и Басаева вторглись в Дагестан. А затем пришел и «горячий» сентябрь, когда началась операция по ликвидации бандитского анклава в Кадарской зоне, где в нескольких населенных пунктах возникла неподконтрольная федеральным и республиканским властям зона – самопровозглашенное ваххабитское «государство» со своей «армией».
Меня, по воле сложившихся тогда обстоятельств (об этом я очень подробно написал в главе «Кадарская зона» в книге «Моя война»), назначили руководителем этой операции, а моим заместителем по внутренним войскам стал Михаил Иванович Лабунец.
Не скрою, я тогда немного запереживал: как сложатся наши с ним отношения? Ведь не секрет, что между начальниками из разных ведомств, чьи силы и средства действуют совместно в одном деле, часто возникают трения. Тем более в таких обстоятельствах, как тогда – в сентябре 1999 года.
Напомню, что я в тот момент был генерал-лейте-нантом, заместителем командующего войсками СКВО, а Михаил Иванович – генерал-полковником, командующим Северо-Кавказским округом внутренних войск. Кроме того, по замыслу операции почти всю «черную работу» (то есть взятие штурмом сел Карамахи и Чабанмахи с их мощными укреплениями и солидным гарнизоном) предстояло выполнить именно подразделениям и частям внутренних войск. Конечно, армейцы в лице артиллеристов, авиаторов, танкистов, десантников тоже были задействованы в операции, однако «внутренникам» досталось самое ответственное и опасное дело.
В итоге что получалось: я, двухзвездный генерал (по штатной должности – второе лицо в своем округе), должен был командовать трехзвездным генералом, который к тому же «по штату» (пусть даже в другом ведомстве) возглавлял округ. Уже в самом этом штатно-должностном раскладе вроде бы должна была скрываться «мина» будущих разногласий. Она могла взорваться, то есть привести рано или поздно к конфликтной ситуации. И я даже заранее настроился на это, внутренне собрался, чтобы быть морально готовым ко всяким межличностным трениям.
Однако худшие мои опасения не подтвердились. Мало того, еще в первые дни операции (уже на стадии разработки и утверждения планов) я понял, что Лабунец страшно далек от чиновничье-генеральского чванства. Ему и в голову не приходило не только оспаривать первенство при принятии решений, но даже сама мысль о «несправедливом распределении ролей» не возникала. Мы с первых минут нашли общий язык, и взаимопонимание, в самом широком и глубоком смысле, не оставляло нас на протяжении всех дней боев в Кадарской зоне. Впрочем, и во все последующие месяцы и годы совместной работы.
Естественно, что мы сблизились духовно в том «горячем» сентябре 1999-го, даже сдружились. Помню, были минуты, когда я незаметно для Лабунца наблюдал за ним. Выглядел он живописно: в перепачканном землей камуфляже стоял в окопе и, уперевшись локтями в бруствер, пристально вглядывался через бинокль в склоны гор, по которым наступали «его люди»; на щеках и подбородке – седая трехдневная щетина (даже побриться было некогда из-за горячки боя), глаза – красные от недосыпания и усталости, голос – охрипший от непрерывных докладов и команд; радиостанция в его мощной руке, казалось, раскалилась от длительной работы… Тот, кто видел Лабунца в такие минуты, не мог не залюбоваться им – настоящим боевым генералом, далеким от паркетной суеты высоких штабов.
К тому же Михаил Иванович сам по себе очень «фактурный мужик» – высокий, поджарый, без единого намека на живот (который, увы, для многих людей нашего возраста – непременный атрибут фигуры), лицо аскетическое, огрубевшее от солнца и ветра, волосы – «перец с солью» (а теперь, по прошествии нескольких лет, уже и вовсе седые)… Будь моя воля и распорядись судьба иначе, я бы как кинорежиссер снимал бы его в ролях великих полководцев истории. Лучшего типажа не найти. Как трудно себе представить в роли Георгия Жукова кого-либо другого, кроме Михаила Ульянова, так для меня Дмитрий Донской или великие князья Киевской Руси Олег и Святослав и иже с ними должны были бы внешне (да и внутренне) выглядеть, как Михаил Иванович. Видимо, сама судьба, профессия (а значит, высокая ответственность и тяжелейшие испытания) формируют не только внутренний мир человека, но и в значительной мере отражаются и на его внешности. Не зря ведь в обиходе закрепились устойчивые словосочетания, образы – «волевой подбородок», «орлиный взор», «жесткая линия рта» и т. п.
В общем, Михаил Лабунец – настоящий боевой генерал. И я в этом убедился воочию.
На очередном этапе проводимой операции на правом фланге, где действовал один из отрядов спецназа внутренних войск, возникла тяжелая ситуация: продвижение наших подразделений застопорилось.
Естественно, на войне редко бывает так, что все планы и решения выполняются безукоризнено, точно и в срок. Реальная ситуация настолько сложна и динамична, что всего просто физически не учтешь. К примеру, мы предполагали, что ваххабиты, окопавшиеся в селах Карамахи и Чабанмахи, будут сопротивляться отчаянно. Но не до такой же степени, чтобы, обвязавшись гранатами, броситься в гущу наступающих и гибнуть, унося за собой в могилу и жизни наших ребят.
Как позже выяснилось из показаний пленных, местные (дагестанские и даже чеченские) ваххабиты были настроены менее жестко, в итоге рассчитывая на амнистию и другие поблажки нашего российского законодательства. А кроме того, у них здесь были семьи (ранее мы по «зеленому коридору» дали возможность уйти из зоны боевых действий детям, женщинам и старикам), дома, имущество, приусадебное хозяйство. В глубине души каждый местный житель не был заинтересован в тотальном разрушении всего, что нажито. Однако в рядах ваххабитов в Кадарской зоне было немало наемников из дальнего зарубежья. Эти люди, конечно, считали, что с ними россияне церемониться не будут. Они сами отвергли всякие законы цивилизованного мира и были уверены, что и по отношению к ним мы учиним беспредел.
Конечно, это была их ошибка. Захваченных в плен наемников мы судили по действующим законам. Однако в тот момент «дикие гуси», прошедшие школу Хаттаба, и сами не сдавались, и местным ваххабитам не давали расслабиться, дрались отчаянно, как камикадзе.
К подобному сопротивлению не все наши солдаты оказались морально готовы. И вот в один из моментов наступления, когда ваххабит-самоубийца с истошным криком «Аллах Акбар!» бросился из окопа на спецназовцев, подорвал гранатой себя и одного нашего солдата, а еще одного – ранил, наши ребята дрогнули и откатили назад.
С командного пункта хорошо просматривался крутой склон с нижней окраиной села Чабанмахи, где происходили эти события. Мы с Лабунцом все видели через бинокли… И тут я не стал вмешиваться. Думаю, пусть Михаил Иванович сам разберется, не буду его «за рукав дергать» в такой напряженный момент. Тем более это его люди забуксовали, он их знает и по фамилиям, и в лицо, и по характеру. Я лишь косил глазом и прислушивался, как бы невзначай, какие команды он по этому поводу отдает подчиненному офицеру. Хотя, конечно, равнодушным оставаться не мог. Во-первых, это были наши войска, хотя и другого ведомства. Во-вторых, атака спецназа на южной окраине Чабанмахи не являлась автономной, а была тесно связана с общим ходом операции. От спецназавцев косвенно зависели действия подразделений и частей на других участках наступления. Короче говоря, от того, что на южном склоне Чабанмахи кто-то затормозил, задержка могла возникнуть и в других местах, поскольку бандиты получили возможность для маневра – могли перебросить часть сил и средств на соседние направления.
Слышу, Михаил Иванович связался с командиром отошедших со своего рубежа спецназовцев:
– Что там у тебя происходит? Почему завяз?
При этом Лабунец, прижимая к щеке радиостанцию, не отрывает от глаз бинокля.
– Давай быстренько разберись в обстановке, уточни задачу каждому, если нужно, перегруппируйся и иди вперед! Из-за вас все может затормозиться…
Спустя некоторое время, уже более жестким тоном, Михаил Иванович «наехал» на подчиненного:
– Что ж ты врешь?! Какая атака? Какое там упорное сопротивление? Я ж вижу отсюда, как твои бойцы по дворам за курами гоняются… Ты что, решил там заодно и пообедать за чужой счет?! Ну, я тебе, блин, устрою подведение итогов!..
Через несколько минут с металлом в осипшем голосе:
– Если через три минуты в атаку не пойдешь, я тебя минометами накрою! Ты понял меня?! Я тебе дам чужих кур. Ты у меня наобедаешься!..
Лабунец в гневе, из глаз – искры, желваки играют, еле сдерживается, чтоб чего худшего не наобещать горе-командиру, а меня, прости господи, вдруг смех стал разбирать. Пришлось отвернуться, чтоб улыбку никто не увидел на моем лице.
Тут Леонтий Павлович Шевцов (генерал-полковник, курировавший операцию от МВД, но до поры до времени не вмешивавшийся в ситуацию, чтоб нам не мешать) подошел к Лабунцу:
– Михаил Иванович, минометами стращать не надо, не волнуйся, я сейчас разберусь на месте, а ты спокойно управляй боем…
С этими словами сел на БТР и поехал на окраину Чабанмахи, где увязли спецназовцы.
Спустя какое-то время командир отряда коротко доложил: «Атакую», и дело пошло.
Возвращается Леонтий Павлович, мы с Лабунцом спрашиваем: «Что вы с ним сделали?»
– Что надо, то и сделал, – хитро улыбнулся Шевцов.
Так мы и не узнали, какие меры воздействия применил Леонтий Павлович, но главное дело было сделано: спецназ в атаку пошел.
– Но все равно подведение итогов я ему устрою, – сердито буркнул Лабунец, имея в виду командира-спецназовца, – дождется он наград от меня!..
На протяжении всей операции в Кадарской зоне это был единственный случай, когда Лабунцу понадобилась помощь «со стороны». Ни в каких подсказках Михаил Иванович не нуждался. Работа его была безукоризненной. Мне оставалось только координировать в этой операции действия сил и средств по разгрому бандитов, которых, по некоторым данным, насчитывалось до тысячи человек.
Я удивлялся его выносливости. Он не спал сутками, не выпускал из рук нити управления подчиненными войсками, не забывал ни одной детали в развитии боя, мгновенно принимал единственно верное решение. Он был требователен к своим офицерам, но в то же время жалел солдат, не гнал их бездумно, ради сомнительного успеха под пули врага, ел из солдатского котелка, если удавалось часок-другой отдохнуть – спал в БТР, который стоял рядом с командным пунктом. Для меня Лабунец – настоящий окопный генерал, чуждый политических интриг.
Когда позже, в марте 2000 года, огромный отряд Руслана Гелаева (около 1000 боевиков) вошел в село Комсомольское, операцией по его уничтожению руководил Лабунец. Я частично рассказывал об этом в книге «Моя война». Теперь же лишь добавлю, что личный вклад Михаила Ивановича в разгром гелаевцев трудно переоценить. Практически операцией в Комсомольском завершилась активная фаза боевых действий в Чечне. После этого у противника уже не было сил, чтобы держать инициативу в своих руках и навязывать нам «правила игры». Сотни бандитов были уничтожены, многие десятки захвачены в плен. Под Комсомольским мы одержали заметную победу.
Неудивительно, что результатом этой операции явилось то, что генерал-полковник М. Лабунец был представлен к званию Героя России. Однако представление это надолго завязло где-то в высоких московских кабинетах.
– Как же так? – спросил я у тогдашнего главкома внутренних войск.
– Министр против, – ответил мне главком.
– Как же так? – осмелился я спросить у министра внутренних дел РФ.
– Главком не представляет, – сказал министр.
Я только руками развел. Замкнутый круг какой-то! Было обидно за Михаила Ивановича – настоящего «пахаря войны», достойного высокой награды. Сам за себя он никогда не просил, был чужд этой порочной практики – выбивания орденов для себя (хотя и такие у нас сегодня есть генералы). За других вступался, доказывал, что тот или иной человек заслужил поощрения. Мне кажется, он и не ждал ничего за свой ратный труд. Тем более что был в курсе: «наверху» его не очень жалуют; официально хвалят, но в душе у некоторых начальников на него был «зуб» – из-за солдатской прямолинейности, вспыльчивости, презрения к аппаратным правилам игры…
И все же не только я, многие военные, да и не военные тоже, уважали Лабунца, считали его героем и хлопотали о достойной награде. В итоге спустя долгое время (через несколько лет) Михаилу Ивановичу все же вручили Золотую звезду. Это было логично и справедливо, хотя Лабунец в глубине души уже и не ожидал, что удостоится столь высокого звания. Я искренне радовался вместе с ним, поздравил боевого товарища.
В последнее время видимся мы редко. У Михаила Ивановича забот хватает, в кабинет ему дозвониться почти невозможно: он то в Чечне, то в какой-нибудь бригаде своей работает, в общем, на месте не сидит, весь в делах. Понять его можно. Округ у него трудный, может быть, даже самый трудный. Но я знаю, что он выдержит все, не загордится, не расслабится, будет достойно нести свой крест. И горжусь, что служил с ним рядом, что мог опереться на его крепкое плечо. Если бы у нас в Вооруженных силах все командиры были такие, как Лабунец, половину проблем решили бы без всяких реформ и политического ажиотажа.
Глава 5
Зачем России сильная армия
Когда «простота хуже воровства»
В свое время меня потряс факт, который услышал на лекции в Академии Генерального штаба: в наступательной операции под Москвой зимой 1941 года из каждой тысячи наступавших советских солдат в живых остался только один. Из всех полков, прошедших по Красной площади 7 ноября 41-го, уже к февралю следующего года едва набралась бы стрелковая рота.
Я часто думал об этом, когда в очередной раз утверждал план проведения той или иной операции очередного этапа действий Объединенной группировки войск в рамках общей операции по восстановлению конституционного порядка в Чечне в 1994–1996 годах. Не забывал о горьких уроках Великой Отечественной и в активный период контр-террористической операции, начатой в августе 1999 года. Но на войне как на войне. Полностью исключить потери среди подчиненных, к несчастью, невозможно, но свести их к минимуму обязан командир любого ранга, а для этого он должен помнить всегда, что задачи надо выполнять, но не любой ценой: не ценой сотен и тысяч погубленных солдатских душ, не ценой сиюминутной победы, окропленной кровью, ради личной славы. Защищая государственные интересы, во «вторую Чечню» погибло более 3000 военнослужащих. И этот скорбный список, к великому сожалению, растет по сей день. Склоняю голову перед ними: они отдали Родине самое дорогое – свою жизнь!
Однако не могу понять тех политиков, которые пытаются на жертвах борьбы с террористами и бандитами сколотить для себя политический капитал. Некоторые из них вовсю стараются доказать, что служба в Вооруженных силах не идет на пользу юношам, а наоборот – приводит к их гибели и увечьям. Так и хочется спросить: а почему не бьют тревогу по поводу того, что в автомобильных катастрофах ежегодно погибают более 30 тысячи россиян? За один год жертв на дорогах больше, нежели за всю новейшую полувековую историю участия российских Вооруженных сил в локальных конфликтах, включая Афганистан и обе чеченские военные кампании. Но об этой национальной беде если кто и упомянет, так это начальник ГИБДД России. Да и то при подведении итогов года.
Для меня, например, очевидно: чтобы меньше было аварий с человеческими жертвами на дорогах, надо не только строго наказывать коррумпированных «гаишников» и пьяных водителей, но и качественно ремонтировать и строить эти самые дороги. И если кто-то из политиков попытается «сесть» на эту тему, то изволь, докажи делом свою правоту: «выбей» деньги под дорожное строительство у правительства России или внедри систему частных дорог, оптимальную схему производства дорожного покрытия и т. д. А если твои дорожные идеи окажутся просто сотрясением воздуха, мыльным пузырем, тогда это достойный финал политической карьеры.
Но не только автокатастрофы уносят человеческие жизни. Сколько сегодня душ человеческих загублено пьянством и наркоманией! Почему же недейственно борются с этим злом, опять же пытаясь критические стрелки перевести в основном на армию.
С армией проще. Если с трибуны Госдумы сказать что-то критическое про Вооруженные силы – в худшем случае обвинят в отсутствии патриотизма. Так что из этого? В конце концов, русофобство все еще модно. И потом, отвечать за промахи и поражения в военном строительстве есть кому – для этого генералы и существуют. Может быть, поэтому сделать военным какую-нибудь «бяку» сегодня стало для некоторых «либералов» чуть ли не делом политической чести.
Возможно, логику поведения некоторых наших законодателей я показываю несколько упрощенно, но по сути очень близко к реальности.
Да, сохранение жизни подчиненных в первую очередь – самая главная забота офицеров и генералов, которым матери отдали своих сыновей. Но тысячу раз не прав будет тот, кто станет утверждать, что это обязанность только кадровых военных. Хотя бы потому, что армия – точный слепок российского общества. От того, насколько подразделения и воинские части в состоянии выполнить боевые задачи, зависит обеспечение защиты государства.
К примеру. Во второй половине прошлого века Советская армия по своей мощи могла противостоять странам блока НАТО. Еще в 1991 году на вооружении в СССР имелись 64 тысячи танков, 67 тысяч орудий и минометов, 76 тысяч БМП и БТР, 10 тысяч самолетов и вертолетов, да еще приплюсуйте к этому количеству комплект техники и вооружения на 3–4 миллиона резервистов. Но уже к началу первой чеченской кампании в 1994 году в России с трудом собрали технику и амуницию для одной общевойсковой армии! Где и как растворилась невиданная боевая мощь СССР? Это остается тайной за семью печатями.
Хотя дело тут не столько в количестве техники, сколько в ее качественных характеристиках, боевых возможностях. И само собой – в обучении солдат умело владеть этой техникой (стрелять и поражать цель с первого выстрела и первой очередью, определять свое местонахождение, не выходя из боевой машины, и т. д.). А если посмотреть на экипировку нашего солдата (бахилы-сапоги, бронежилет весом с гирю, вещмешок образца 1917 года) – рыдать хочется! Неужели мы хуже американского «янки», на экипировку которого любо-дорого посмотреть.
Прошу понять меня правильно: эти цифры и разговор о современной технике и экипировке – не дань ностальгии по мировой мощи Советской армии, но повод в то же время сказать: пора определиться с отношением государства к своей армии. Мне запомнилось такое высказывание: «Государство сильно своей армией. С ним считаются и его уважают, если армия твердо стоит на ногах, а в ее рядах служат люди, сильные духом, и на вооружении ее находится современная боевая техника».