Текст книги "Чеченский рецидив. Записки командующего"

Автор книги: Геннадий Трошев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Геннадий Николаевич Трошев
Чеченский рецидив
Записки командующего

Предисловие

Когда осенью 2001 года вышла книга «Моя война. Чеченский дневник окопного генерала», я даже не мог предположить, что она будет иметь такой успех: ее общий тираж с допечатками приближается к 100 тысячам экземпляров.

Кстати, первоначально и в издательстве «Вагриус», и я сам считали, что тираж в двадцать тысяч экземпляров люди могут не раскупить… Раскупили. Больше того, я стал получать письма от читателей. И не по одному-два, а пачками. Не успевал прочитывать. Их авторы меня и хвалили, и благодарили, но порой и ругали за книгу. Однако не это было главным.

Зацепило за живое то, что в большинстве писем (впрочем, об этом говорили и при личных встречах люди разного возраста, общественного положения и рода занятий) меня спрашивали: почему в книге говорится только о войне, ведь Чечня – это еще и особый менталитет населения, и богатая, сложная история, и специфическая социально-экономическая ситуация, и объект политических интриг в международных отношениях? Читатели хотели узнать мою точку зрения и на Кавказскую войну XIX века, и на депортацию, и на личность Д. Дудаева, и на тейповую систему взаимоотношений, и на роль нефтебизнеса в чеченской драме, и на восстановление республики, и на ситуацию вокруг Панкисского ущелья, и на военную реформу… Кроме того, абсолютное большинство читателей спрашивали: что в Чечне творится сейчас, после 2000 года («Моя война…» заканчивалась именно этим годом)? В общем, стало понятно, что без второй книги не обойтись. И я ее написал. При этом постарался ответить на все основные читательские вопросы. Что из этого получилось – судить уже не мне.

Вынужден оговориться. Книга была в основном закончена в начале декабря 2002 года, буквально за несколько дней до известного Указа Президента России, согласно которому меня освободили от должности командующего войсками Северо-Кавказского военного округа. И я чуть было не поддался на соблазн дописать книгу, то есть рассказать об этой истории с «кадровым вопросом», как говорится, по полной программе. Но в конце концов все взвесил и принял решение не потешать публику подробностями «генеральских интриг». Во-первых, в этом мало общественно значимых моментов. Во-вторых, эта история была бы похожа на кухонную разборку в коммунальной квартире и не вписывалась в общий контекст книги. В-третьих, есть определенные правила этики, которые я не намерен нарушать.

Единственное, что позволю себе, – внесу ясность в освещение происшедшего в связи с этим эпизодом, который пресса и отдельные представители политической элиты в своих публичных комментариях изобразили в извращенном виде, исказив действительное положение вещей. Это касается так называемого невыполнения Трошевым приказа о новом назначении.

Объясняю: никакого приказа не было, было предложение, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Министр обороны РФ позвонил мне и попросил подумать о новой должности. Я подумал и ответил, что предложение возглавить Сибирский военный округ малопривлекательно, оно мне неинтересно. Вот и все. Вернее, почти все.

Самое любопытное произошло позже. Дело в том, что наши разговоры с С. Б. Ивановым были, естественно, сугубо конфиденциальными. Я и предположить не мог, что информация о планируемой кадровой рокировке уже пошла гулять по свету. Выяснилось это во время моей рабочей поездки в Дагестан. В один из моментов меня подкараулила группа журналистов центральных СМИ, на постоянной основе работающих в республике.

– Как вы прокомментируете ваше новое назначение? – спросили телевизионщики.

Я опешил.

– А вы откуда о нем знаете? – удивленно интересуюсь.

– Да нам уже из Москвы руководство звонило и попросило выяснить, – ответили журналисты.

В Ростове «утечки информации» не могло быть. В этом я был уверен. Значит, понял я, «слили» из Минобороны. И я подумал, что храню «секрет Полишинеля», о котором все знают. А раз так, возмутился я, то чего тут молчать?! И прямо перед камерой сгоряча высказал свое отношение. Мало того что тем самым придал сплетням официальную «упаковку», так еще и невольно помог разжиганию скандала…

Уже потом, когда успокоился и поразмышлял, то пожалел о публичном «демарше». Надо было сказать, как обычно делаю: дескать, слухи и сплетни не комментирую. Но слово не воробей…

Позже выяснилось, что сплетню запустил кто-то из «арбатских военных клерков». Но поезд уже ушел, как говорится. Что сделано, то сделано.

Кстати, после случившегося, когда меня отправили в длительный отпуск и я дожидался решения своей дальнейшей судьбы, в один из январских дней 2003 года я получил приглашение приехать в Москву на встречу с Президентом России В. В. Путиным. Я подробно доложил ему о случившемся, высказал свои соображения в связи с отстранением меня от занимаемой должности. Беседа была длительной. В ходе ее президент предложил мне новую должность, на которой я нахожусь сегодня.

Вот и вся история. Надеюсь, теперь многим станет понятно, что в декабре 2002 года был не «военно-политический скандал», а, скорее, недоразумение. Понимаю, что для любителей «жареного» это малоинтересно. Тем не менее дело обстояло именно так.

Кстати, о Владимире Владимировиче Путине. В книге есть подглавка о Президенте России. Но и в ней я не касаюсь последних событий. Речь идет там о моем видении первого лица страны глазами командующего войсками Северо-Кавказского военного округа (СКВО). Потому что и книга сделана так: взгляд командующего на военно-политические проблемы Юга России. В ней нет ничего о казачестве, о моей новой работе. Это совершенно другая тема. Будет необходимость и желание – расскажу и об этом, но позже. А пока увольте. Перед читателем, как я уже говорил, – скорее ответы на многочисленные вопросы, возникшие у него после прочтения «Моей войны». Плюс я добавил «портреты» людей (и военных, и политиков), которые сыграли и продолжают играть существенную роль и в моей судьбе, и в судьбах армии и страны. Впрочем, что тут объяснять – книга перед вами.

Надо, правда, добавить следующее. Если «Моя война» основывалась почти исключительно на личных наблюдениях и дневниках, которые я вел по ходу военных действий, то здесь есть ссылки на свидетельства очевидцев событий, в которых я не участвовал, документы разных периодов и по разным темам, есть размышления или, как говорят литераторы, публицистика. Короче говоря, эта книга менее личностная, что вполне объяснимо. Ведь я не участвовал в Кавказской войне XIX века, не общался с Д. Дудаевым, не был в Панкиси и т. п. Однако это не значит, что я не владею информацией и не могу высказать свое суждение. Как говорил английский писатель Бернард Шоу, «я прожил долгую жизнь и за всю эту жизнь не снес ни одного яйца. Однако это не мешает мне судить о вкусе яичницы».

Остается только добавить, что книга не состоялась бы без помощи многих людей, любезно предоставивших мне необходимые материалы, цифры, другие данные. Они помогли мне также уточнить некоторые оценки, доработать текст…

Большую благодарность я выражаю Геннадию Алехину, Федору Бокову, Олегу Воле, Сергею Морозову, Сергею Прыганову, Александру Сапронову, Сергею Тютюннику, Илье Шабалкину и фотокорреспондентам Михаилу Климентьеву, Валерию Матыцину, Владимиру Сварцевичу и всем, кто участвовал в выпуске книги. В значительной мере это и их книга. Надеюсь, что она получит признание читателей.

Глава 1
Синдром вражды

Покорение Кавказа

До начала 90-х годов в столице Чечено-Ингушетии на одной из тихих, примыкающих к Дому политического просвещения улочек (названия которых я не могу, к сожалению, сегодня вспомнить) стоял памятник Алексею Петровичу Ермолову. Говорили, что он был сооружен именно на том месте, где при закладке крепости Грозная в XIX веке находилась его землянка. Не знаю, насколько это достоверно, но памятник прославленному русскому генералу местные чеченцы старались особенно не показывать гостям города. Бронзовый бюст Ермолова, как считалось, напоминал самые трагические годы покорения Кавказа. Больше того, он рассматривался как символ драматической судьбы горских народов, их колонизации.

Такая оценка личности прославленного полководца на обывательском уровне, очевидно, во многом была связана с пробелами самой истории. В школьных и вузовских учебниках Кавказской войне отводилось не более одного-двух абзацев, а между тем она длилась 47 лет… Молодежь в основном черпала знания о ней из обрывочных сведений художественной литературы, а наиболее любознательные – из монографий, исследований местных ученых, тенденциозно использовавших в своих работах отдельные документы того периода, достаточно вольно их трактуя. Словом, Ермолов представлялся как беспощадный колонизатор, «придерживавшийся реакционных взглядов», как генерал, «с варварской жестокостью» истреблявший целые народы во имя завоевания Кавказа. Соответственно, памятник был «бельмом в глазу» для чеченцев. При советской власти его с завидной периодичностью взрывали по ночам и так же по ночам восстанавливали, благо бюст был отлит на местном заводе «Красный молот» не в одном экземпляре.

В 1991 году командир Окружного учебного центра, бывшей учебной дивизии, генерал-майор Соколов предложил Д. Завгаеву, возглавлявшему тогда руководство республики, демонтировать памятник и перенести его на территорию одной из воинских частей. Доку Гапурович отказался. Правильным ли было такое решение, носившее в то время явно политический оттенок, судить не берусь. Но в любом случае сейчас можно сказать с полной уверенностью: перенос памятника не спас бы его от уничтожения. В сознании вайнахов [1]1
  Вайнахи – древние обитатели Кавказа, этническая общность, к которой в настоящее время относят чеченцев, ингушей и живущих в Грузии бацбийцев.


[Закрыть], опять же по вине как местных, так и московских историков (особенно в перестроечные годы), культивировалась мысль, что якобы Россия руками Ермолова и военачальников из его окружения осуществляла на Кавказе политику геноцида, чтобы ослабить людской потенциал населения и расчистить пространство для казачества и других переселенцев в Северокавказском регионе. Понятно, подобное истолкование событий Кавказской войны позапрошлого века ничего, кроме возбуждения ненависти к русским, принести не могло и не может.

Не надо забывать, что А. П. Ермолов был прежде всего человеком военным, и его трагедия заключалась в том, что волею императора генералу необходимо было привести к покорности народы, признававшие лишь законы гор, уважавшие лишь одно право – право силы. При этом государь хотел выглядеть в глазах Европы гуманным правителем. Сам же Алексей Петрович считал, что крайние меры порой оправданны, но только в отношении преступников, грабителей, убийц, работорговцев. «Наказывать нетрудно, – писал Ермолов в одном из своих писем, – но по правилу моему надобно, чтобы самая крайность к тому понудила». По отношению к пленным он требовал, чтобы противника, сложившего оружие, щадили непременно. Однако «хищничество», как называл тактику горцев Ермолов – набеги, было так распространено, а взаимное ожесточение столь велико, что правила эти не могли не нарушаться.

В конце 1816 года, по прибытии на Кавказ, Ермолов искренне верил, что обеспечить безопасность Грузии и оградить русскую границу от разорительных набегов горцев ему удастся, не прибегая к крайним мерам. Но вскоре вынужден был от мирного, достаточно сдержанного обращения перейти к все более жестким мерам. «Учитывая фанатизм горских племен, их необузданное своеволие и враждебное отношение к русским, а также особенности их психологии, новый главнокомандующий решил, что установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно, – писал А. Керсновский в «Истории русской армии». – Надо было заставить уважать горцев русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой». Так родился известный план Ермолова, утвержденный Александром I и ставший отправной точкой в развязывании вооруженного конфликта, получившего название Кавказской войны 1817–1864 годов. Не спускать горцам ни одного грабежа, не оставлять безнаказанным ни одного набега – этот положенный генералом в основу военной тактики принцип не мог не привести к эскалации вооруженного насилия.

Но вот что интересно: изучая исторические документы того времени, читая «Записки» А. Ермолова, дневники и воспоминания его современников, я невольно ловил себя на мысли, что насилие носило чисто военно-стратегическое значение и никак не было колонизационным. И это принципиально важно. Основная территория Северо-Восточного Кавказа, где разворачивались решающие события российско-кавказской драмы (особенно Дагестан, горная Чечня), вовсе не прельщала переселенцев из России. Даже если бы она оказалась свободной от коренного населения. Никто туда ехать не хотел из «большой России».

О какой же колонизации могла идти речь? Тогда почему началась та знаменитая Кавказская война, знаковой фигурой которой был А. Ермолов? Как развивалась история после ее окончания – в конце XIX века, начале, середине, а потом и в конце XX века? Не задаваться этими вопросами – значит не понимать смысла происходящего на Кавказе сегодня.

Вообще-то завоевание Северного Кавказа Россией длилось несколько столетий. Первый этап Кавказской войны Россия начала еще во второй половине XVI века, когда войска Ивана Грозного покорили Черкесское и Кабардинское княжества. Свои первые шаги внедрения на Северный Кавказ царь начал со строительства терских городков, своего рода укрепленных крепостей, где стрельцы создавали гарнизоны. После этого началось заселение бассейнов рек, включая Сунжу и Терек. Итогом стало образование Гребенского, а позже Сунженского и Терского казачеств.

Второй этап покорения Кавказа – Персидский поход Петра Великого в 1722–1723 годах. Тогда Петр I ограничился захватом побережья Каспийского моря и высадкой десанта недалеко от нынешней Махачкалы с устройством в последующем порта Петровск.

Третий этап – восстание горцев Северного Кавказа под руководством шейха Мансура против царской России – длился с 1785 по 1791 год. Этому восстанию предшествовало строительство российскими войсками Кавказской укрепленной кордонной линии, продолжавшееся вплоть до окончания Кавказской войны в 1864 году.

Четвертый этап Кавказской войны начался в 1817 году, с 1834 по 1859 год сопротивление возглавлял имам Шамиль. И уже пятый – это покорение Западного Кавказа с 1859 по 1864 год.

Будучи командующим армейской группировкой в Чечне в первую кампанию (1995 год), а затем во вторую (1999–2000 годы), первым заместителем, а впоследствии и командующим войсками СКВО, я не раз бывал в самых отдаленных уголках Дагестана и Чечни. В горах до сих пор сохранились приметы того далекого периода истории. И прежде всего старинные башни – крепости, слава о неприступности которых распространялась далеко за пределы Кавказа.

Горы здесь изрезаны бездонными ущельями, а дороги такие узкие, что двоим порой не разойтись. Диву даешься, как воевали в этих местах наши предки, как перебирались они через высокогорные перевалы, бушующие водные потоки… Сколько же русских солдат погибло при штурмах крепостей, аулов!

Горцы, прирожденные воины, сопротивлялись до последнего дыхания. Энергия и фатализм, страсть и упорство – основа их национального характера.

Дух вооруженной демократии, издревле вошедший в кровь и плоть жителей Кавказа, не допускает и тени зависимости. Потому и сражения были отчаянными. Насмерть. Особенно в период проконсула А. Ермолова. Ему, генералу от инфантерии, было поручено императором окончательное покорение Кавказа.

Международные отношения в начале XIX века определялись интригами и беспрерывной сменой политических интересов. Европейские державы то провоцировали восточные государства на войну против России, то занимали совершенно противоположную позицию…

Россия не только разгромила в 1812–1814 годах войска Наполеона. В XVII – начале XVIII века, одержав ряд побед над Персией, она смогла формально включить в свою территорию весь Кавказ. Однако это вовсе не означало установление полного господства над регионом. В Санкт-Петербурге периодически рождались проекты мирного и взаимовыгодного привлечения горцев к жизни под покровительством империи. Предполагалось осуществить политические меры, способные укрепить позиции России на беспокойном Кавказе. Но в эйфории отгремевших побед на Западе и Востоке многим тогда в России казалось, что подобные задачи проще решать с помощью оружия.

Войска с восторгом встретили одного из героев Отечественной войны 1812 года, главнокомандующего в Грузии, командующего Отдельным Кавказским корпусом Ермолова. Алексей Петрович прибыл на Кавказ с большими планами переустройства края, но обнаружил, что со времени походов графа Валериана Александровича Зубова здесь мало что изменилось. Влияние России не распространялось за пределы крепостей, и о покое на Кавказе оставалось только мечтать. К тому же Персия требовала возвращения северных провинций, которые ей обещал вернуть Александр I.

Ермолов отправился в Персию, где встретился с шахом, и нашел, что возвращать земли не обязательно. Считая этот вопрос решенным, он принялся за радикальные преобразования на Кавказе.

При Алексее Петровиче началось бурное строительство, повсюду развивались торговля, ремесла. Для примера ведения хозяйства на Кавказе были поселены колонисты из Германии. На европейский лад устраивались курорты на минеральных водах. Виноделие ставилось на промышленную основу. В прикаспийских районах поощрялось шелководство, ковроткачество. Зарождалась нефтяная промышленность.

Для развития края необходим был порядок, и Ермолов начал наводить его твердой рукой. Не желая ждать, он хотел осуществить свои планы сразу. В то время когда силы европейских держав, бесцеремонно грабивших Африку и Индокитай, были отвлечены в эти регионы, Ермолов считал возможным полностью решить кавказскую проблему. 12 мая 1818 года он отдал приказ войскам перейти Терек. А уже в июне была заложена крепость Грозная. На протесты горцев Ермолов отвечал, что выполняет волю императора.

На помощь чеченцам из Аварии потянулись отряды добровольцев. Завязались ожесточенные бои в Дагестане, где горцы разгромили отряд генерал-майора Б. Пестеля. Заволновались кабардинцы, вспыхнуло восстание в Имеретии.

Ермолов понял, что усмирить Кавказ в течение полугола, как он обещал императору, не удастся. Сюда были направлены дополнительные силы: шесть имеющих боевой опыт пехотных полков – Апшеронский, Тенгинский, Куринский, Навагинский, Мингрельский и Ширванский. С помощью прибывших свежих сил Ермолов разгромил Гасан-хана в Дагестане, а затем подавил еще несколько вспыхнувших восстаний. Побежденные были приведены к присяге и обложены данью. Ермолов перешел кумыкскую равнину, вышел к Каспию, где заложил крепость Бурную, отрезав Чечню от кумыков и прибрежного Дагестана…

Сегодня некоторые историки утверждают, что это была «беспощадная война против мирного населения». В такой интерпретации действия российского главнокомандующего действительно выглядят как бессмысленная и неоправданная жестокость. Однако достаточно обратиться к страницам знаменитых «Записок» Ермолова, взглянуть на общую политическую обстановку, сложившуюся в те годы вокруг Кавказа, чтобы понять, где же на самом деле истина.

В апреле 1820 года, например, Ермолов писал в своем дневнике: «Получено известие о злодейском убийстве полковника Пузыревского, отличного офицера, начальствовавшего войсками в Имеретии. Один князь, дядя родного владетельного князя Гурийского, пригласив его на свидание, подослал одного из прислужников убить его, когда беспечно проезжал он через лес. Вот мои слова о первом при сем известии: «Не при мне умирать достойному офицеру без отмщения!»»

Июль 1825 года. «Получил известие, что в ночь с 7 на 8 июня возмутившиеся чеченцы, возбужденные лжепророком, напав на укрепленный пост Амир-Аджи-Юрт, сожгли оный».

Сентябрь того же года. «Получено известие о возгоревшемся в Кабарде мятеже. Изменники, пришедшие на помощь партии чеченцев, напав на селение Солдатское, большую часть оного разорили…»

Таких документальных свидетельств много в дневниках главнокомандующего, в воспоминаниях его современников. Все они говорят о том, что жестокость Ермолова имела в своей основе труднооспоримый принцип «око за око» – в современном понимании далекий от законности, но все же имевший в сложившейся в то время обстановке моральную подоплеку.

При этом еще раз хочу подчеркнуть: русские войска никогда не воевали с мирным населением. Это нынешние «борцы» за свободу чеченского народа, легко и беспощадно распорядились жизнями ни в чем не повинных людей в Буденновске, Кизляре, Первомайске и совсем недавно в Москве при взрыве во время рок-фестиваля в Тушино и взрыве военного госпиталя в Моздоке.

Однако вернемся к XIX веку. Неожиданная кончина императора Александра I в ноябре 1825 года в Таганроге повлекла за собой грандиозные события. Восстание декабристов всколыхнуло страну. Начались расследования и репрессии, которые докатились и до Кавказа. Под следствие попал и Александр Грибоедов. И кто знает, на какой каторге оказался бы этот замечательный поэт и дипломат, если бы не гигантская фигура Ермолова. Их дружбе не мешали идейные противоречия. Грибоедов, особенно в последние годы жизни, по-своему осмысливал идеи Ермолова. Он доказывал необходимость культурного воздействия на горцев в целях их свободного развития в лоне империи. Но идеи Грибоедова, как и других представителей либеральной интеллигенции, не имели под собой почвы. Кавказ уже пылал, а персидская армия в 1826 году вторглась в Закавказье. Пройдя Армению, персы подступили к Грузии. Персидские войска были разбиты, но спокойствие не наступило. Ермолов, подозреваемый в связях с декабристами, так и не сумев погасить пожар в горах, вынужден был в 1827 году покинуть Кавказ. На его место заступил И. Ф. Паскевич.

Император Николай I велел новому главнокомандующему «усмирить навсегда горские народы или истребить непокорных». Паскевич взялся за дело основательно и для начала разделил Кавказ на несколько частей: Грузия (шесть уездов), пять татарских дистанций, семь провинций (Карабахская, Шекинская, Ширванеская, Бакинская, Кубинская, Дербентская, Ахалцыхская), четыре области (Армянская, Имеретия, Мингрелия, Гурия), ханство Талышинское и земли разных горских народов вдоль Главного Кавказского хребта. Кроме того, под надзором царских чиновников управлялись собственными владетелями Абхазия и Сванетия, а в Дагестане – шамхальство Тарковское и ханства Казикумухское, Аварское и Мехтулинское.

Однако начавшаяся в 1828 году война с Турцией вынудила Паскевича этим ограничиться и перейти на самом Кавказе к пассивной обороне. Он больше воевал с Турцией, решившей заменить Персию в кавказских делах. Паскевич действовал успешно, взял Карс, Эрзурум, заставил Турцию в 1829 году подписать Андрианопольский мир. По этому соглашению к России отошли: Анапа, Поти, Ахалцых, Ахалкалаки. Граница была проведена по западному Арпачаю, а от его верховьев – по ряду хребтов до Аджарских гор и берега Черного моря.

Но союзники Турции – Франция и Англия – не оставляли надежды ослабить влияние России, а заодно отторгнуть от нее Крым и Кавказ. Намерения Англии были связаны с созданием Черкесского государства под ее и турецким протекторатом, а Грузию предполагалось «расчленить наподобие дунайских княжеств». В планы Франции входило полное вытеснение России с берегов Черного моря.

Ставка была сделана на сепаратизм. Так, например, серьезное значение союзники придавали движению адыгов, считая, что, настроив их против России, тем самым смогут взорвать Кавказский фронт. Царское правительство тоже опасалось этого и даже в самые сложные периоды Крымской войны 1853–1856 годов держало на Кавказе армию в 270 тысяч человек.

К середине XIX века война с горцами велась уже с большей систематичностью, чем в предшествующий период.

Ситуация усугублялась тем, что на Кавказ хлынуло большое количество всякого рода иностранных эмиссаров и агентов, особенно из числа польских и венгерских эмигрантов, которые надеялись, что впоследствии Англия поможет им восстановить независимость Польши и Венгрии. Польские эмиссары, рассредоточившись между горцами, превратно толковали им намерения России, запугивая угнетенным положением, в котором те могут оказаться, находясь в российском подданстве. Они не скупились на клевету, зная, что, заставляя горцев бояться русских, одновременно укрепляют их уверенность в своих силах в борьбе с Россией.

Большие надежды в этом плане возлагались на движение имама Шамиля – личность в истории Кавказской войны не менее яркая, чем генерал Ермолов.

Впервые (во всяком случае, в Чечне) об этом человеке стало широко известно в 1832 году, когда Гази-Магомед, близкий друг, единомышленник Шамиля, при штурме одной из крепостей был тяжело контужен. Встревожившись, горцы спросили его, кто теперь будет командовать ими. По преданию, Гази-Магомед ответил: «Шамиль. Он будет долговечнее меня и успеет сделать гораздо больше благодеяний для мусульман».

Шамиль родился в 1797 году в аварском ауле Гимры в семье кузнеца. На мовлид – благодарственную молитву в честь рождения мальчика – собралась вся аульская община – джамаат. Дед по обычаю шепнул в правое ухо младенца особую молитву – азан, а в левое его имя – Али.

Ребенок оказался слабым и болезненным, к тому же заразился оспой, от которой тогда умирали даже взрослые. Однако мальчик выжил, и аксакалы расценили это как доброе предзнаменование, но посоветовали дать ребенку новое имя. Родители выбрали имя очень редкое – Шамиль. Кто же тогда знал, что именно он, сын простого кузнеца, станет обновителем веры? Но что это такое – обновление ислама на Северном Кавказе в XIX веке?

Известно, что ислам на Кавказ принесли арабы еще в VII веке во времена стремительных завоеваний Халифата. Постепенно арабы ушли, но ислам, его суннитская ветвь, остался, вытесняя древние языческие культы. На суннитской ветви расцвели несколько суфийских тарикатов. Это были братства (ордена), открывавшие своим поклонникам пути к духовному совершенству и постижению божественной истины. В результате таких, как может показаться на первый взгляд, отвлеченных занятий на Кавказе зародился мюридизм.

Руководство орденом осуществляли шейхи, которые затем передавали его своему преемнику. Послушниками или учениками шейхов были мюриды. Этот институт тоже со временем претерпел некие изменения, и наряду с тарикатскими появились имамские мюриды – нечто вроде гвардии из отборных воинов.

Они служили безотказным механизмом, приводившим в движение огромные массы людей, когда вожди поднимали знамя газавата – борьбы за веру.

Простых людей привлекал демократизм суфизма, проповедовавшего свободу и равенство, чистоту веры и шариат как единый для всех закон. В начальный период наместничества Ермолова опорой суфизма на Кавказе был Исмаил-ал-Ширвани. У Исмаила было много мюридов, которые призывали народ к открытому неповиновению русским. Видя, что обстановка обостряется, становится все более опасной, и подозревая в этом происки иностранных эмиссаров, Ермолов предпринял самые решительные меры для водворения в крае спокойствия и порядка. Часть приверженцев шейха была казнена, остальные изгнаны из края. Сам шейх эмигрировал в Турцию. Однако у него нашлось много последователей. В том числе Гази-Магомед и Шамиль, сумевшие создать жесткое теократическое государство, которое просуществовало двадцать пять лет.

Если посмотреть на карту, то видно, что граница Грузии с Чечней, Дагестаном и Азербайджаном пролегает дугообразно. Причем на пограничном участке Дагестана находится печально известный Ботлихский район, с вторжения в который в августе 1999 года боевики Басаева и Хаттаба, по сути, развязали «вторую чеченскую войну».

Задумка лидеров сепаратистов не была бандитской авантюрой или бездумным шагом. Ботлихский район еще задолго до начала боевых действий стал, по существу, чеченским анклавом. Ботлихцы занимают промежуточное положение между чеченцами и аварцами, говорят на своем наречии, живут по своим обычаям, уходящим корнями к временам имамов.

В ходе Кавказской войны XIX века именно ботлихцы поставляли Шамилю самых преданных мюридов. Кстати, суфизм, который исповедуют здесь, очень близок ваххабизму своей крайней нетерпимостью к инакомыслию, суровостью нравов и твердостью в вере. Потому он нашел такой живой отклик в горных районах Дагестана и в Чечне – от Хунзаха, бывшей столицы Шамиля, до Ботлиха. Об этом ныне, к сожалению, мало кто знает, даже те, кто профессионально занимается военно-политическими проблемами Кавказа.

Война с Шамилем, третьим имамом Дагестана и Чечни (в 1834–1859 годах), была самой долгой за всю историю позапрошлого века. К концу 1836 года Шамиль подчинил своей власти весь горный Дагестан. Его крепости в разные периоды штурмовали войска многих прославленных генералов. Но результаты всех этих военных экспедиций были прямо противоположны их целям. Авторитет и власть Шамиля только усиливались, набеги на «русские линии» учащались, а восстания горцев охватывали даже прежде спокойные области.

Вместе с тем Шамиль, понимая, что в покое его не оставят, возвел столицу имамата – крепость Ахульго. Остатки этой крепости на огромной скале, окруженной глубокими ущельями, и теперь еще поражают своей грандиозностью. Тогда же твердыня Ахульго (Призывная гора) считалась и вовсе неприступной. Мощные защитные сооружения, обустроенные пещеры и подземные ходы, многоярусные боевые укрепления строились лучшими мастерами под руководством наиба Магомеда Ахвердилава и искусного военного инженера чеченца Хаджи-Юсуфа, изучавшего премудрости строительного дела в Египте и Турции.

Штурм крепости был поручен новому начальнику войск на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенанту графу П. Граббе, имевшему боевой опыт войны с Наполеоном, против турецких войск и в польской кампании 1831 года.

9 мая 1839 года, при выступлении из крепости Внезапной в Чечне, отряд Граббе имел 8 тысяч штыков и сабель, до трех тысяч горской милиции и 22 орудия. 12 июня, после нескольких серьезных стычек с горцами, Граббе дошел до резиденции имама. Грозный вид Ахульго поразил даже видавших виды русских солдат, которые говорили: «Легче снять месяц с неба, чем полумесяц с минаретов Ахульго». Но штурм все-таки начался. Поразительными были мужество защитников крепости и храбрость русских солдат, штурмовавших Ахульго, на плечах друг друга взбиравшихся на веревках и лестницах над головокружительной пропастью под огнем и лавиной камней…