Текст книги "Заколдованное нагорье"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Пень! Это же рубленый пень! – огласил он воплем тайгу.
– В чем дело? – крикнул Маков, торопясь к нему.
– Пень! – сказал Валик, поглаживая рубленый верх пня. – Понимаете, что это значит?!
– И надо было панику подымать? – пробурчал геофизик. – Пень как пень. Мало ли в тайге их.
– Так люди же рубили, – проговорил Валик. Его глаза лихорадочно шарили по мари.
– Да, рубили, – согласился геофизик и ткнул пенек носком ботинка. – Но это было давно.
– А для чего могли рубить такое толстое дерево? – спросил Валик.
– Ну мало ли для чего. – Маков нетерпеливо пожал плечами. – Стоит ли долго распространяться на эту тему?
– Охотники лабазы для скрадки зверей на болотах ставят, – тихо сказала Устя.
– И мне дедушка об этом говорил! – сказал Валик и зашагал вниз по мари, расплескивая грязную жижу. – Где-то должна быть постройка!
– Один пень – ерунда! – выкрикнул Маков.
– Еще пень! – зазвенел голос Валика. – Еще один! Давайте искать пни... Где больше – там лабаз!
– Не увлекаться! – распорядился Маков. – Одно дело сделаем, возьмемся за другое. Этот лабаз неделю можно проискать в таком болотище.
Валик понуро возвратился, окидывая марь подозрительным взглядом. Подмывало отшвырнуть топор и ринуться на поиски таежного строения, но время его капитанства кончилось – это было теперь яснее ясного.
– А может, он рядом, этот самый лабаз? – Валик пристально посмотрел на Устю. – Дед твой ничего не говорил про него?
Устя медленно покачала головой.
– Давайте поищем! – взмолился Валик. – Мало ли что там можно обнаружить...
– Закончим профиль, поищем, – Маков махнул рукой в сторону Небожихи. – Шуруй, Валя! Наши-то пни наверняка для дела. Исторические будут пеньки, уверяю вас.
10
Во второй половине дня они взошли на склон Небожихи. Маков свистнул, сделал руки крестом, и Валик прекратил рубку. Он сел на поваленную сосенку, начал осматриваться.
Тайга сомкнулась вокруг скалистого останца, как называл острый голец геофизик. Солнце снизилось, будто тоже искало лабаз в гуще деревьев и кустов. И Валик невольно смотрел в ту сторону, куда клонилось солнце. Усталым взглядом прочесывал он изумрудно-ржавый просвет в таежном массиве – болото. И там, на противоположном краю, как будто зачернело что-то. Лабаз?!
Валик разогнал тучу мошки перед собой и как следует сосредоточил взгляд на крае болота. Чернеющий предмет походил на строение. «Вроде избушки на курьих ножках, – пришло на ум сравнение. – Оно так и должно быть!»
Рядом ударила в землю блестящими наконечниками тренога, и Валик вздрогнул, потом показал на темнеющий предмет. Маков рассеянно пригляделся, но ничего не увидел. Потом он выкрикнул последний отсчет поднимающейся в гору Усте, снял магнитометр и сложил треногу. Прибор он закинул себе на спину, ружье повесил на плечо, а Усте дал треногу.
– Пойдемте, – согласился он наконец. – Может, найдем что покурить, если там лабаз. Муки бы не мешало на обратную дорогу.
– Будет все! – вскрикнул Валик, точно был хозяином предполагаемого лабаза.
Они спустились к пеньку, обнаруженному первым, от него разбрелись по болоту веером.
Устины ичиги чавкали в середине цепи. Однако она проваливалась меньше, чем Валик и Маков, – была намного легче геофизика и сноровистей напарника. Устя опередила их, вышла на сухую травянистую гривку, по которой вилась глубокая звериная тропа. На ней отчетливо выделялись рюмчатые следы изюбрей, раздвоенные – сохатых и когтистые – медведя.
Валик, выйдя на тропу, завертел головой, озираясь по сторонам. А Устя, не обращая на следы никакого внимания, двинулась по ней.
– Смотри по сторонам, – предупредил ее Валик, вспомнив страшную морду перепугавшего их медведя. – Не нарывайся.
Устя не обратила внимания на его предупреждение, она даже ускорила шаг. Валику пришлось почти бежать за ней. Их разделяло не больше десяти шагов, как из кустов слева ударил огонь, гулко прокатился выстрел.
Валик повалился на тропу, точно убитый. А Устя осталась стоять с выпученными глазами.
– Устя, ни с места! – закричал Маков, перескочив через Валика, который тут же вскочил и бросился следом.
– Это вы... с-с-стреляли, Олег Захарович? – прошептала Устя.
– Я еще не чокнулся, чтоб в людей стрелять! Это самострел.
Геофизик показал на протянутый через тропу шнур, который она натянула ногой.
– Мистика какая-то, – пробормотала Устя, отступая назад.
Шнур был привязан к сухой лиственнице возле тропы и тянулся через нее в чащу елочек. Маков пошел по этой нити и наткнулся на колкие лапы трех сросшихся елочек. Из хвои глядел на него черный зрачок винтовочного дула.
– Вполне реальная мосинская трехлинейка! – заключил Маков.
Он клацнул затвором – из патронника вылетела дымящаяся гильза. Передернул затвор еще несколько раз – под ноги ему скатилось четыре патрона без пуль, устьица гильз были залиты воском.
– Самострел-пугалка, – сказал Маков, внимательно разглядывая винтовку, густо смазанную каким-то остро пахнущим жиром. – Заряжена была холостыми, в расчете на слабонервных, но все равно неприятно.
– Трехлинейка, может, из тех... – выдохнул Валик, – старинная... того отряда...
– Изготовлена до тридцатого года, до конструктивных изменений, – заключил Маков, закинув винтовку на плечо рядом с дробовиком, и первым шагнул на тропу, как и положено старшему. – Видно, в самом деле, здесь есть что охранять.
Ели расступились, открывая взору поляну и странное сооружение посредине. Нетерпеливый Валик попытался обойти Макова, но тот дернул его за рукав.
– Хватит верхоглядства. Все, оказывается, серьезнее. Могут и еще быть сюрпризы. Надо в оба глядеть, мальчики и девочки.
Они настороженно подошли к лабазу. Это был домик на четырех сваях, серый, обомшелый, но крепкий. Маков взял лиственницу, приставленную к свае, и упер ее верхний конец в днище лабаза, где виднелась дверца люка. Осторожно поднялся, отодвинул щеколду, толкнул дверцу вверх и скрылся в темном зеве. Валик быстро вскарабкался по лестнице и тоже нырнул внутрь лабаза.
В таежном складе было сумрачно, пахло лиственничной смолой и тем жиром, которым была смазана выстрелившая винтовка. Полоски вечернего света пробивались в щели, и Валик разглядел пирамиду винтовок и две шашки, прислоненные к стене. Он дотронулся до крайней винтовки, пальцы скользнули по смазке.
– Точно, винтовки того отряда! – произнес Валик сдавленным голосом. – Здесь должно быть и остальное.
– Что-то есть еще, – сообщил Маков, отбросив истлевшие звериные шкуры. – Кажется, палатка.
И тут Валик увидел уголок ящика. Пока геофизик возился с обнаруженным под палаткой туго набитым мешочком, он схватился за ящик. Рванул сгнивший ремень, откинул крышку. Блеск монет ослепил его. В лабазе сразу стало светлее.
Валик запустил в них руки, засмеялся:
– Вот оно, золото! Золото! Смотрите, Олег Захарович, золото!
Маков оставил мешочек, загреб горсть монет, поднес к свету.
– Бронзовый металлолом, – сказал он, кинул монеты под ноги и снова взялся за мешочек с бурым крошевом. – Моя находка куда дороже – чистый самосад! Как он-то сохранился?
– Бронза? – испуганно воскликнул Валик, зажав по монете в каждой руке. – Неужели медяки?
Кружочки на свету, проникающем сквозь щели, оказались тускло-белыми. Монеты были не бронзовые, но и не золотые. Серебрушки! Где он видел такие? Двуглавый орел, держащий в когтях скипетр и глобус, а на другой стороне – цифра...
– В историческом музее есть такие, – вспомнилось ему. – Никакой ценности не представляют, да?
– Царская монета, – равнодушно изрек Маков. – Транспортировка до музея дороже обойдется. Хотя если вертолетом...
– Неужели они мучали себя и людей из-за простых монет? – сдавленным голосом спросил Валик. – Молодой поручик и пожилой унтер...
– Тогда всякая валюта в ходу была. – Маков нюхнул табак и закатил глаза от удовольствия. – Те люди выполняли свой воинский долг, хоть и ложный. А вот бывает сейчас, в наши дни, люди гибнут за металл.
– Этот же металл кто-то собрал и так старательно укрыл... – От нахлынувших подозрений у Валика потемнело в глазах. Он судорожно ткнул в мешочек щепоть и поднес к ноздрям понюшку табаку – едкий запах прошиб до корней волос, и сразу зорче стали глаза. – Надо как следует поискать у этого хозяина-куркуля, Олег Захарович! – И тут он увидел в дальнем углу старую попону, прикрывающую что-то. – Как бурундук, все сгреб в свой склад. Не зря их так и дразнят – бурундуками, местных хозяев.
Валик шагнул под скат крыши, опустился на колени, нащупал край толстого войлочного одеяла, отбросил его. Перед ним опять стояли ящики.
– Может, в них золото? – Валик откинул первую крышку. – Ради золота сюда бы вертолет вызвать и деда Ипата свозить!
В ящике плотно друг к другу лежали пачки денег. Выдернув одну пачку, увидел на верхней бумажке профиль императора с бородкой.
– Опять царские, – протянул он, бросая пачку Макову. – Разрисованные бумажки!
– Была бы у нас машина времени, – заметил геофизик, – можно было бы с этими денежками прогуляться по старой Москве или Петербургу!
– Неужели нет золотых? – Валик раскрыл следующий ящик. – А я так хотел деда Ипата скатать сюда на вертолете.
– Начнем съемку, обязательно захватим сюда твоего деда.
– Желтые монеты! – с надеждой воскликнул Валик.
Он зачерпнул горсть и поднес монеты к щели – в ладони перекатывались медяки. Некоторые были уже с прозеленью.
– Даже медяки перли через тайгу служивые. Вот тупость! – разозлился Валик.
– Военному не полагается обсуждать приказ, – объяснил Маков. – Попадешь в армию, поймешь: прикажут – дрова понесешь через тайгу.
В следующем ящике опять были пачки денег, а поверх лежала кожаная полевая сумка с истертыми уголками. Валик отбросил сумку и перерыл ящик до дна. Одни царские купюры.
Плюнув, он бессильно опустился на какой-то туес. Тут же вскочил, как с шипов, и откупорил этот туес, перевернул на бок – посыпались круглые гранаты и боевые патроны. Гильзы были щедро смазаны салом.
– Этими патрончиками можно целое стадо сохатых да изюбрей перестрелять. Гранаты тоже годятся. Для шустрого хозяина это почище золота, – заключил он уже с ненавистью.
– Смотри! – Маков поднес к глазам полевую сумку, которую тот поначалу отбросил. – Вот это находка!
На покрышке была обозначена подпись хозяина сумки: «С. И. Сизых».
– Это... Устиного отца? – Валик от растерянности снизил голос до шепота. – Как она могла тут оказаться?
– Сейчас посмотрим... – тихо сказал Маков. Он расправил покоробленную кожу, вытащил из сумки компас, сложенную в несколько раз карту и толстую тетрадь с поблекшей химической надписью: «Сизых С. И. Деревня Заваль». Маков снова просунул руку внутрь, извлек кусок железной руды, точь-в-точь какой нашел сам в ловушке.
Пальцы Макова вдруг задрожали, а когда он расправил на коленях карту, лицо его побледнело. Валик проследил, на чем сосредоточены расширившиеся до предела зрачки геофизика. На карте поодаль от синей жилы Ангары, возле пика с надписью «Небожиха» стоял красный крестик. Возле крестика вилась надпись: «Рудное проявление железа, назвать «Устино»!
Валик коснулся пальцем точки на карте у деревни Заваль и повел его к крестику, узнавая ручьи, горы, распадки...
– Мое месторождение открыто, Валька, – прохрипел геофизик, когда грязный ноготь Валика уперся в красный крестик. – Опоздал я.
– Мы нашли следы Устиного отца. Это самое главное, Олег Захарыч!
– Да, чего же это я?.. – Маков нахмурился, стал листать тетрадь. Он прочитал все записи, а на последних страницах замер, окаменел у темнеющей с каждой минутой щели. – А здесь такое... такое, Валька...
Валик вытянул шею, разглядывая скорый мелкий почерк.
«Люди, товарищи мои, жена Маша, дочь Устя!
Я умираю от раны возле лабаза Гордея Авдеевича. Как я и чуял, тесть мой темнит про Верхнюю Тайгу. Сколько ни просил его принести образцы камней, так ни разу и не выполнил лукавый мою просьбу. Пришлось идти самому на некоторую хитрость: отбыть в тайгу в одном направлении, а свернуть на Кавергу. И здесь, в верховьях, в отвале свежей браконьерской ямины Гордея я обнаружил куски железной руды. Вот, оказывается, чем объясняется блуждание колчаковского отряда в Верхней Тайге!
Направляясь по болоту к Небожихе, вышел я на гордеевский лабаз. Проникнув в него, обнаружил оружие и денежный груз пропавшего белого обоза. Вот кто подлинный Хозяин в Верхней Тайге, Гордей Авдеевич Холодцов! Все прибрал к своим рукам, даже старые деньги не выбросил, и не без философского обоснования, которое нередко твердил мне: «Все возвращается на круги своя...».
Да долго ли можно одному сохранять такой тяжкий груз?
Случаю угодно было распорядиться на этот предмет в тот момент, когда я оглядывал запасы лабаза. Не успел я пересчитать винтовки, как на болоте раздались человеческие голоса. Я приник к щели и увидел, что трое мужиков приближаются к лабазу. На всякий случай я решил не выдавать себя ничем: мало ли какую цель проследовали эти трое, к тому же сквернословили они так, что насторожили меня с первых же слов.
Вскоре они расселись на валежине подле лабаза и закурили. «Ну и нюх у тебя, Чиря! – заметил высокий, лохматый, как видно, главный. – В таком лабазище вагон золота спрятать можно». – «Три раза из зоны бежал и все по тайге, – отозвался коротышка с наколками в виде перстней на пальцах. – Не хуже волка тропки различаю».
В дальнейшем из их разговора выяснилось, что высокий – это лаборант Института земной коры. Оказывается, прохиндей перехватил мою записку, которую я посылал полгода назад в институт профессору Ряпушкину. В записке излагалось повествование о странном кружении колчаковского отряда а пределах Небожихинского Нагорья. Я делился соображениями по поводу возможной магнитной залежи, но лаборант по имени Сеня Птырь алкал золота, которое якобы вез отряд.
Птырь подбил своего брата, недавно вышедшего из колонии усиленного режима, на поход в Заангарье за золотыми монетами. Они захватили с собой справного мальчишку Лешу.
Этот толстощекий Леша и не подозревал, для какой цели ведет его в далекую тайгу многоопытный Чиря. Как только толстяк отошел по нужде в ближайшие кусты, Чиря начал убеждать брата в том, что пора прикончить их «поросенка» и как следует «порубать», потому что сил на лабаз не остается от «голодухи», а охотиться и долго, и умения нет, и нарваться на старика Гордея можно.
У Птыря тоже не было сил возражать, и он лишь махнул рукой.
Тогда-то Чиря и достал из-за голенища финку.
Тогда и я понял, что пора вступить в их чудовищную игру. Прихватив гранату для устрашения, я отбросил люк, спрыгнул на землю и поднял ружье: «Ни с места!»
Братья оцепенели. Да тут из кустов вылез их «поросенок» Лешка, увидел, что дружки арестованы, заорал благим матом.
Мне пришлось невольно сделать движение в его сторону, и Чиря не упустил мига – метнул свою финку в меня. Нож пролетел мимо, но я сгоряча бросил гранату, да недалеко – лишь бы напугать негодяев. А она взорвалась, и осколки пришлись по мне же... А те трое успели сорваться с места и улепетывали по болоту – только брызги летели за каждым.
– Ранен я! Стойте! – кричал я им вслед, но голос мой слабел.
Несколько раз выстрелил я вдогон той шантрапе, потом осел возле лестницы. Вынул из раны осколок, перевязался рубашкой, пытаюсь остановить кровь – она сочится беспрерывно. Самому идти бесполезно – далеко не смогу. Остаток жизни отдаю записи. Стараюсь не марать и ничего не чернить... Нельзя терять человеческий облик и при смерти... Глупо все получилось, да верю – люди сюда придут. Пусть мои записи увидят свет – в назидание другим... В тайгу нельзя одному... Плечо товарища необходимо... Невсерьез за серьезное дело нельзя... Заколдованные круги надо размыкать... Ради наших детей... Кружится голова... Хлипы в груди, во рту – вкус крови... Уже сводит пальцы...
Прошу не забыть назвать месторождение именем моей Усти!
Маша, займись дочерью... вырасти человеком...»
Вместо подписи расползались по бумаге капли крови.
Оба свидетеля горькой находки долго не могли оторвать взгляда от алых этих пятнышек.
– То-то Птырь так нервничал, когда рассчитывался, – вспомнил наконец Маков. – Ну да разыщем негодяя и его пособников!
– Как это Усте показать? – выдохнул Валик. – Может, переждать да постепенно...
– Круги давать... – хмуро отозвался Маков. – Сколько можно? Пора ставить все на свои места!
– Я в том смысле, что беречь Устю надо, – забормотал Валик. – Сколько на ее голову разного свалилось, Олег Захарыч...
– Вот мы сразу и покажем ей, что ни шаг не отступимся, – заявил Маков. – Пусть почует нашу поддержку под самым тяжким грузом!
– А что, – поддержал Валик, – я могу ее и совсем к нам увезти... Станет как сестра мне... Отец тут будет «за».
– Потом это будем решать, Валька. Сейчас для нее костер побольше развести надо и сообщить кое-что дополнительно.
– Она куда лучше моего дружка Витьки Брынзы, – горячо зашептал Валик в распухшее ухо геофизика. – С Витькой я бы повернул назад скоро или напрочь заблудился...
Маков согласно кивнул, будто знал таких витек немало, спустил ноги в люк. Валик оглядел еще раз склад Гордея и остановил взгляд на тускло блеснувшем эфесе сабли. «Не задавит, – решил он. – А прорубать дорогу в кустах – в самый раз».
Он замешкался, а когда спрыгнул на землю, увидел Устино лицо, склоненное над тетрадкой отца. Будто каждое слово в предсмертной записке было как разрывная пуля. И Устя молча переносила каждое попадание – только веки вздрагивали.
– Ну, чего остановился? – прикрикнул Маков. – Не видишь, темнеет. Дрова на костер надо собирать.
Валик обрадовался, что нашлась работа. Он помог Макову натаскать гору дров. Вырубил две рогульки и поперечину для тагана. И потом они вместе начали варить суп из консервов, сохранившихся в рюкзаке Олега Захаровича. А Устя глядела куда-то сквозь огонь огромными зрачками в остекленевших глазах, будто не видела этого света, не ощущала жара земного огня и не понимала смысла живых звуков.
– Устя, – позвал ее Маков, – между прочим, хочу тебе открыть свою тайну... Понимаешь, та аспирантка, к которой я обратился в трудный час, твоя мама.
– Вот как?! – Лицо Усти дрогнуло. – Выходит, вы пришли сюда не без ее ведома?
– Она знала, куда направился твой отец. И отца своего, то есть твоего деда Гордея, подозревала в этих делах. – Геофизик кивнул на лабаз. – Писала поэтому скупо, чтобы не спугнуть Хозяина раньше времени. Тебя не брала к себе по той же причине. А моя роль проверяющего, как видите.
– И вы из спортивного интереса пошли на такой риск, Олег Захарыч? – шепотом спросил Валик.
– Нет, ребята. – Маков замялся, прикусил губу, но тут же упер свой взгляд в лицо Усти. – Как вам это объяснить?.. В общем, мы с ней... Мы хотим пожениться с Марией Гордеевной, Устя.
У костра наступила такая тишина, что треск сучьев стал отдаваться в дальних углах мари. Отлетевшая искра прижгла кожу на руке Валика, но он не пошевелился, пока Устя не заговорила:
– Вам виднее, Олег Захарыч... Особенно теперь... Я что же...
Маков покачал головой.
– Нет, Устя, я хочу предложить тебе переехать к нам, в город. Все равно ведь скоро в институт поступать...
– Я деда пока не брошу, – резко сказала Устя. – А вы лучше помогите мне вернуть его на свет.
– Поможем. Дед Гордей тоже заблудился в своем заколдованном кругу. Давно заблудился...
– Я бы ему сказал сейчас! – Валик рванул саблю из ножен, взмахнул ею над костром. Отблески пламени заиграли на клинке. – Самая настоящая собака на сене. Вернее, бурундук в норе.
– Не надо распаляться, Валька, – поморщился Маков. – Нам с тобой повезло, можно сказать, на чужой беде... Беде и ограниченности... Для этого надо было тому поручику людей мордовать из-за каких-то монет и бумажек. А деду Гордею кто подсказал припрятывать весь этот мусор? Светлый ум?! А сколько людей по легенде прошли, как по навозу? – Маков потер обеими руками лицо будто хотел содрать всю мешающую щетину. – Так вот и вертится Заколдованный Круг нелепостей жизни... Мало кому удается преодолеть его, особенно без достойного азимута да в одиночку. И тут надо держаться кучей! Товариществом да советом.
– И мы теперь будем товариществом, Олег Захарович? – спросил Валик. – Где бы мы ни были, да?
– Нам еще придется доразведывать Устино месторождение, – улыбнулся Маков, – если, конечно, вы не отвернетесь от геологии-геофизики.
– Ни за что! – воскликнул Валик. – Закончу десятый и – в политехнический институт! А не поступлю – приеду рабочим сюда на разведку... Ерундить больше не будем, да, Усть? Делом начнем заниматься.
– Где же папа схоронен? – спросила внезапно Устя, ни к кому не обращаясь. – Похоронил его дедушка или как?
– Завтра мы узнаем, – заверил Маков. – Твой дед дожидается меня в зимовье, я в этом уверен.
– Дожидается ли теперь? – проговорила Устя с тяжелым вздохом. – С таким грузом на сердце кто выдержит?
И вдруг она замолкла, притаилась и выставила ухо в сторону Каверги. Хвостик ее накомарника недвижно рисовался на клочке алого неба. Было безветренно, тайга беззвучна. Но Устя что-то напряженно слушала. И вдруг откуда-то из долины Каверги донесся слабый звук выстрела, похожий на треск еловой ветки в костре.
Устя вскинула голову, точно косуля. Рот ее приоткрылся. Брови взлетели, подобно перышкам, поднятым ветром, и она определила:
– Стреляет кто-то... Подряд... Никак беда... Не с дедом ли? Кто еще может быть на Каверге, кроме него?
Валик приложил ладони к ушам. Но выстрелов больше не было. Маков отошел в сторону, чтобы лучше слышать.
– Как будто был выстрел, – сказал он, возвращаясь. – Но больше не слышно.
– Похоже на выстрел, – согласился Валик. – Может, нас ищут?
– Что-нибудь еще стрясется, чует сердце, – заметил Маков, – попали в аномалию... Не так просто распутывается клубок.
Он поднял ружье вверх и ударил в темнеющее небо снопом огня. Гром и треск понеслись от дерева к дереву.
Но ответного выстрела не было. Только эхо дробилось в долине Каверги.
11
Только утром пришел ответ. Тайга донесла далекий гремучий звук. Он пришел из долины Каверги.
Маков отошел от костра, который развел пораньше, и выстрелил из дробовика. Через томительных пять-шесть минут донесся ответный хлопок.
– Подъем! – скомандовал он...
Маков шагал, не замечая кочек. Он высоко держал щетинистый подбородок и следил за тайгой зоркими глазами. Валику приходилось почти бежать, чтобы вырваться вперед. Но Маков доставал его быстро длинными своими ногами. Устя же и не пыталась обогнать геофизика. Она шла ровно, как и он. И приостанавливалась, как Маков, когда доносился очередной выстрел. Лишь в эти остановки Валик и успевал помахать саблей, чтобы расчистить Усте хотя бы два-три шага пути.
Стреляли с интервалом в двадцать-тридцать минут. Без сомнения, стрелок сидел на одном месте и бухал, стараясь призвать к себе. Похоже, с ним стряслась беда.
Путники скатились в падь, и выстрелы приблизились. Маков не мог часто отвечать – оставалось всего пять патронов. Он догадался перейти на крик. Поднес полусогнутые ладони ко рту и затрубил, как изюбр.
– Ого-го-го!
– Ага-га-га! – звонко поддержал Валик.
Эхо раскрутилось в долине. Из ближайшего распадка донеслись три выстрела подряд.
– Похоже, и в самом деле беда, – сказал Маков и ринулся на чуть видную звериную тропинку. На мокрой земле виднелись следы медведя, сохатого и человека. Что-то знакомое было в резко вдавленных с боков каблуках резиновых сапог. У человека сильно кривили ноги. Под конец Валик уже не сомневался, что это сам дед Гордей. И только он успел произнести мысленно это имя, как совсем рядом раздался выстрел. Из густого ерника выплеснулось пламя.
Маков ускорил шаг, развернул кусты и вдруг остановился перед шевелящимся черно-красным бугром.
– Кыш! – замахал он руками, и странная куча распалась. Над кустами поднялась стая ворон. Черные птицы расселись по веткам деревьев, закаркали.
Запах пропастины ударил в ноздри: перед людьми лежала рогатая туша изюбра, расклеванного воронами. Казалось, стая черных птиц настигла таежного силача, повалила на куст и заклевала насмерть. А потом распотрошила так, что ребра светились на солнце.
– Солонец! – объяснил Маков и кивнул на дальний край поляны. – Где-то недалеко и стрелок...
Среди травы чернела проплешина, истоптанная копытами зверей.
– Стрелять здесь положено одному охотнику, – произнес Валик и оглянулся на Устю, – чей надел...
Устино лицо становилось под цвет березовой коры, точно жизнь покидала ее. Валик сообразил, что сейчас она упадет в обморок, хотел поддержать ее. Но Устя отшатнулась, показала на темный комок возле куста ольхи.
– Шапка дедушки... Неужели и с ним стряслась беда?
– Где же он сам? – прошептал Валик и тут услышал стон, донесшийся из-за кустов.
– Деда-а-а!
Устя кинулась на стон, за ней устремился Маков, потом уж встрепенулся Валик.
– Дедушка!..
От Устиного крика захлопали, застучали в ветках крылья ворон.
– Дедуля дорогой мой!
Под кустом ольхи, скрючившись, лежал Гордей. Глаза его еле проглядывали из-под оплывших век, ручеек крови запекся в бороде. Палец прирос к спусковому крючку винтовки, но, видно, сил уже не было нажать. Вокруг деда валялись стреляные гильзы, точно он отбивался до последнего патрона от многочисленной банды.
– Дедушка, жив? – Устя опустилась перед Гордеем на колени. – Что стряслось?
Из-под века охотника выскользнула мутная капелька, жгутик крови на бороде дрогнул, и старик прошептал:
– Зюбря добыть хотел... чтоб выгода как была от похода. Не угодил по убойному месту... а он возьми да на меня... Копытом по грудям-то и шибанул... Стар больно стал...
Только тут Валик понял, почему скоробилась телогрейка на груди старика и мошкара над этим местом клубится роем. Валик сломал ветку и стал помахивать ею, отгоняя кровопийц от груди Гордея.
– Пить, пить хочется...
– Ох, дед – семь бед! – Маков тряхнул рюкзаком, достал кружку и направился прямо по кустам к ручью.
– Парнишка, – залепетал Гордей, – прости, Христа ради, меня... Ипатову собачку я прикончил... Думал, повернешь сразу назад... Заявишь куда следует про ножичек, сдержут ученого-то, чтоб тайгу не запакостил...
– Теперь дело прошлое, – пробормотал Валик.
– Видно, конец мой пришел, – жалобно отозвался Гордей. – Хоть на людях помру, и то спасибо.
– Сейчас дадим водички, дедушка, – сказала Устя. – Не бросим тебя, не бойся.
– Сразу стало легче, – проговорил Гордей. – Среди ворон помирать больно страшно, Устюша, а они уже и выстрела перестали бояться.
– Эх, деда, деда, – вздохнула Устя. – Беда не выходит из нашего дома.
– Выйдет! – Валик пристукнул шашкой. – Поможем выйти!
Гордей вдруг увидел саблю перед собой, близко посаженные глаза его расширились и стали походить на дульный срез двустволки.
– Хотел, чтоб шуму не было в нашей тайге, – залепетал старик, – вот и прятал... Откуда только принесло тех трех супостатов?
– Где папу похоронил, дедушка? – всхлипнула Устя. – Где его могила?
– На Небожихе схоронил его, – выдохнул Гордей, – на самой верхушке, каменьем укрыл... Хорошо лежит отец твой, Устя. А меня тут закопаете...
Его рот перекосило, глаза подвело, ноздри раздулись, словно в последней затяжке живительного воздуха. В этот миг захрустели камешки под ногами Макова, и геофизик приставил ко рту Гордея кружку с водой. Старик ощутил потресканными губами влагу, приподнялся и стал жадно пить. Сделав несколько глотков, откинулся и как будто заснул. Маков расстегнул на нем телогрейку и отодрал рубаху от ран. Гордей застонал, но Олег Маков не дрогнул. Он снял клочком мха запекшуюся кровь, ощупал ребра вокруг развороченной мышцы, сказал:
– Кажется, внутренних повреждений нет... Скользом копыто прошло... Заражения тоже нечего опасаться – здесь все стерильно... В общем, до больницы донесем, а там поставят на ноги...
– В тюрьму не посадят, Захарыч? – простонал Гордей.
– Надо бы, – отрезал Маков, – да у нас не положено человека сажать за одичалость.
– Оклематься бы, – всхлипнул Гордей. – Ради Усти бы...
– Твоего здоровья, дед, хватит еще не на одного запретного зверя, – усмехнулся Маков, доставая из бокового кармашка своего рюкзака бинт и пузырек с йодом.
– Нет, отохотился, видно, я, – одышисто запричитал Гордей. – О душе подумать самое время... Сколь ни загораживай своего надела, жизнь прорвется. Не там, так тут!.. Не заметишь, как сам пугалом становишься. Для своих же родных... Хочу, чтоб все прониклись моим покаянием... Считал, держу позицию, да просчитался... Возвратился на круг свой...
– А жизнь, она идет не по кругам, а по спирали, дед! – возразил Маков, забыв про медикаменты в своих руках. – Так нас с твоей дочерью большая наука учит! И чем тяжелее груз на душе, тем медленней поднимаешься. Некоторые срываются на прежний уровень, а есть и ниже, вплоть до нуля...
– Отдам, все отдам! – всплеснулся голос Гордея. – Чтоб легче вознестись на небеса!
– Что отдавать-то будешь, – нахмурился Маков. – Сами все нашли: железо, лабаз, сумку Сергея...
– Золото! – прохрипел Гордей.
– Золото? – Валик опустился на колени возле раненого, стараясь не упустить ни слова из его признаний. – Выходит, золото все же было?
Голос парня прозвучал с былой лихостью, но сам Валик не ощутил в груди горячего прилива, как раньше от одной мысли о золотой находке. «Перегорел», – заключил он.
– Два ящика золотых червонцев... закопаны под будкой Тигра. Выройте, если не дотяну, употребите с добром, чтоб разведкой железных камней тайгу не сгубить...
Устин всхлип заставил деда Гордея приподнять голову, покоситься и вымучить улыбку.
– Внученька, соблюди мой наказ, если что...
– Сам еще всем своим кладом распорядишься, Гордей Авдеич, – вступился Маков и отвинтил крышечку на пузырьке. – Сейчас мы тебя подреанимируем, то есть расшевелим.
Гордей пытался откреститься, но тут геофизик плеснул из пузырька ему на грудь, и старик издал протяжный нутряной вопль.
– Терпи, старина, раз хочешь жить! – прикрикнул Маков и стал растирать йод возле раны. – Смиряйся с современными медикаментами, иначе отправишься на тот свет.
– Лечи, Захарыч, хочу жить. Ради Усти...
Захрустела обертка индивидуального пакета в крепких пальцах геофизика. Маков наложил на обработанную рану тампон из нескольких слоев бинта и под охи старика перебинтовал его грудь.
– Отгоняй мошкару, Устя, – скомандовал Маков, – а мы с Валентином смастерим носилки.
Валик с радостью кинулся вырубать жерди для носилок: вид раны и обработка ее вызвали у него приступ тошноты. И теперь он ожесточенно махал саблей, срубая и отесывая две молодые сухостойные листвянки.
А Маков уже достал одеяло из котомки Гордея и расстелил его рядом со стариком. Устя положила свое для крепости. Валик подвел жердинки с боков, и все трое принялись сшивать края одеял тонким кабелем, который достал из своего рюкзака геофизик.
