Текст книги "Заколдованное нагорье"
Автор книги: Геннадий Машкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
И капитан оторвался от сосны. Ступая на носки, двинулся к ящичку, но нога зацепила чехол из твердого брезента, и тот зашуршал. Гордей пошевелился, однако не проснулся.
Валик словно со стороны видел свои бледные пальцы. Они коснулись ящичка, откинули крючок и вытащили из кармана незаменимый прибор, который назывался буссолью. На ходу он поднял ножны, отброшенные геофизиком, и стал отступать от табора к реке. Кеды беззвучно касались земли, покрытой то травой, то прошлогодней хвоей, то мхом. Валик отошел шагов на триста, лег у воды и долго пил, смывая с лица пот.
Теперь он знал, где очутился, и вернуться к своему табору не представляло труда. Когда Валик перешел речку и начал продираться сквозь заросли, в глаза ему ударил огненный клин костра, отраженного в плесе.
– А, нашлась пропажа! – встретила его Устя.
– Неизвестно, кто из нас потерялся! – радостно отозвался Валик.
Устя сидела у огня, подбрасывая в огонь сучья. Валик подсел к костру, снял мокрые кеды, носки и уставился на огонь. Устя молча подвинула ему котелок и хлеб на тряпице. Он зажал котелок между коленками, накрошил в суп хлеба и заработал ложкой.
Суп оказался вкусным, пахучим и досоленным. Он выскреб все, облизал ложку, сказал с торжеством:
– Теперь они ничего не определят своим прибором. – Валик вынул из кармана буссоль, показал Усте. – Он нас хотел испугать, да не на тех нарвался.
Устя скосила глаза на буссоль, брови ее вздернулись.
– И ты считаешь, сильно навредил ему?
– Без буссоли он как без рук. Грош цена теперь его магнитометру.
Валик-то знал подлинное значение этого прибора, вроде обыкновенного компаса в круглой коробке. Он отпустил стрелку, и она забегала, постепенно успокаиваясь. Черный ее конец показывал на Полярную звезду. Цифры и мелкие риски по бронзовому лимбу фосфоресцировали даже в свете костра.
– Хороший прибор, компасом нам теперь послужит, – пробормотал Валик и достал записную книжку. – А им теперь придется возвратиться назад. Думаю, там разберутся, что за геофизик этот Маков Олег Захарович.
– А если они начнут искать нас, капитан? – предположила Устя.
– Мы не пойдем по тропе, – объявил он. – С компасом-то мы можем рвануть прямиком по тайге до самой Небожихи.
Он придавил листок со схематичным планом буссолью, стал перед костром на колени и уложил записную книжку на землю, будто собрался молиться на нее.
– Вот так чесанем, – Валик провел ногтем прямую линию от Каверги до самого верховья, и она отпечаталась не хуже, чем от карандаша. – Петлять мы не будем. Возьмем азимут и за один день дочешем до Небожихи. – Он покосился на Устю. – Ловко я отыгрался, скажи?
– А вдруг он настоящий ученый?
– Такой же, как я космонавт!
Валик достал из рюкзака нож геофизика, вынул из кармана ножны.
– Впрочем, ты можешь повернуть назад – не держу, – сказал бесстрастным голосом.
Устя ничего не ответила.
5
Комары разбудили их рано, только начали проступать деревья из темной стены тайги. Трава, кусты и паутина серебрились от росы. Речка была забита туманом.
Валик увидел, что накрыт краем одеяла. Не заметил, как ночью вполз на горячую хвою и забился к Усте под одеяло.
Он бодро вскочил, начал бегать, разминая ноги. Устя тоже встала и сразу же принялась разводить костер.
Через каких-нибудь пятнадцать минут закипел чай в котелке. Они доели яйца, лук, редиску и сложили пожитки в свои облегченные котомки.
Тронулись в путь, собирая на себя росу.
Перебрели холодную Кавергу. Хлюпая мокрой обувью, поднялись на увал. Здесь увидели вывороченную сосну, застрявшую кроной между двумя другими соснами. Валик взбежал по накрененному стволу до самой верхушки, и перед ним открылось сосновое море с остроугольными выплесками елей.
– Ну и плоскогорье! – воскликнул он, козырьком кепки прикрывая глаза от солнца. – Глазу не за что уцепиться! Нет, стой, вижу Небожиху! Красавица!
На горизонте из моря тайги вставала скала, напоминающая крону гигантской ели. Сзади раздался шорох, и Валик ощутил на шее дыхание Усти.
– Вот прямо на вершину Небожихи и возьмем азимут, – проговорил он, на ощупь доставая компас из кармашка рюкзака.
Бронзовая оправа сверкнула на ладони. Валик склонился над буссолью, дождался, чтобы успокоилась стрелка, и закричал:
– Сто двадцать три градуса! Как вчера и рассчитал. Пометеорили! Мы их здорово обойдем, – добавил он, сбегая на землю вслед за Устей. – Если даже они рискнут продолжить маршрут.
– Как бы самих себя не обойти.
– Брось ты плакаться! Сейчас побежим – только шорох стоять будет.
– Я все папу во сне вижу. Не к добру это – покойника часто видеть во сне, так деда говорит.
– Не боись! Теперь с таким могучим компасом мы не пропадем!
Капитан таежной этой команды из двух человек лишь мельком глядел на компас, намечал дерево на кончике осевой линии и, почти не останавливаясь, двигался дальше. Странные нетаежные предметы уже начинали ему мерещиться то тут, то там. Но при подходе оказывалось, что это рыжая муравьиная куча, или трухлявая валежина, или рога сохатого, изъеденные зверьками, или просто солнечная зайчики в траве. И каждый раз у Валика сердце подскакивало к горлу. Устя же спокойно подходила к «предметам», на своего капитана поглядывала, как на человека чуть не в себе: с жалостью, предупредительностью и надеждой на выздоровление.
– Ну, подожди, – пробормотал Валик и прибавил шаг, – не может такая тайга да не подбросить подарочек!
Его свободная рука рубила солнечные узкие полоски, прорвавшиеся в сумрак тайги, расплескивала листья кустов, обнимала стволы деревьев или отталкивалась от них. Он не глядел под ноги. Он видел перед собою лишь ориентиры. Он развил высокую скорость. Перепрыгивал валежины, притаптывал кусты. Однако Устино легкое дыхание все время слышалось за его спиной. И только ичиги шуршали все сильнее.
Пора было уже пообедать, но Валик не останавливался. Он оставил мысли о пробах как резервный вариант и все больше утверждался в надежде обнаружить какой-нибудь ящик отряда с налету, не доходя до Небожихи. Все чаще приходилось выплевывать мошкару, пойманную раскрытым ртом, но капитан не сдавался.
И тут подвернулась тропа, которая была глубокой, как корыто. Лишь изредка зарывалась она в мох или траву. Валик прикинул ее направление – сто двадцать два – сто двадцать пять градусов. Тропа была протоптана лосями, изюбрами и козами по их азимуту, хоть и петляла иногда возле кустов и деревьев.
Но Валику петли были кстати. Он делал короткие перебежки на поворотах тропы, когда Устя не могла увидеть его за кустами. И так перехитрил ее: оторвался метров на двадцать. Убедился в этом, когда на миг обернулся перед островком черемухи, за которой резко сворачивала тропа. Он подумал, что за этими кустами выиграет сразу метров десять. И в тот же миг земля расступилась под его ногой. Он ойкнул, поймался рукой за черемушью ветвь, но та стряхнула его в какую-то яму.
Коротко вскрикнув, Валик приземлился на ноги. На голову полетели жердочки, мох и усохшие листья. Капитан застонал, но тут же схватил себя за губы: большего позора перед Устей трудно было придумать.
– Э-э-эй, Устя, осторожней, ловушка.
Перед ним прыгал на глиняную стенку лягушонок. Он шлепался на дно и снова кидался на стенку. Валик измерил взглядом расстояние до корня, который торчал на краю ямы. Глубина была метра два с половиной.
– Отсюда, братец, не выпрыгнешь, – сказал он лягушонку, кривясь от боли. – Вот это сюрприз! Кто же это тут так старается?
Над головой раздался шорох. В лицо полетели сухие хвоинки и комочки глины. Над ямой белело лицо Усти, обрамленное козырьком шляпы под накомарником. Глаза были темные от расширившихся зрачков. Но вот она увидела, что ее капитан стоит на ногах, и тихо рассмеялась. Зрачки ее сразу ужались, а круглые ноздри вытянулись. Устя не могла удержаться от смеха: «Наконец-то этот молодец залетел... Рассказать ребятам, как городской гость в ловушку попал, – со смеха умрут...»
– Ну, что же ты? – спросил Валик. – Хочешь меня оставить в этой яме?
Устя протянула в ловушку жердь из настила. Валик не спеша поймал лягушонка, выкинул наверх, потом подвесил ружье и рюкзак на жердь. Все это вытянула Устя и снова опустила жердь. Он ухватился повыше срезанного сучка и заскреб стенку ногами. Из-под кед полетели комочки глины. Подошвы соскользнули, и он повис на жерди.
– Тяни! – приказал он, но жердь скользнула вниз. – Эх ты, слабачка!
Устя сама чуть не свалилась в яму – ичиги скользили по траве. Тогда она подложила под ноги высохшую ветку и снова потянула жердь. Лицо ее напряглось, капля пота слетела с кончика носа, треснула под мышкой кофта. Но усилия оправдались – Устин капитан вывалился на край ямы.
– Уф-ф, – выдохнул он. – Хотел бы я знать, кто это на тропе вырыл такую яму?
– А ты огорода не видел, что ли? – Устя ударила прутиком по темному колу, к которому гибкими ветками были примотаны продольные жердины. С другого края ямы тоже шла такая ограда, исчезала в дебрях.
– Огорода? – прищурился Валик. – Для чего же городился этот огород, а?
– Чтоб звери шли в ловушку, – ответила она простосердечно и кивнула на яму.
– Какие звери? – у Валика от ярости булькнуло в горле.
– Сохатые. – Устя вынула из кофты булавку, начала выцарапывать из ладони занозу. – Изюбры.
– Это при запрете-то такие ямы? – вскрикнул Валик.
– У дедушки с сельпо договоренность полная, не беспокойся! – вспылила Устя, размахивая булавкой. – Вы же в городе и едите это мясо!
– А я что-то не припомню такого мяса! – Капитан достал записную книжку и нарисовал ловушку на плане. – Похоже, дед твой не такой уж передовой охотник. Посадить бы его самого в эту ямку на неделю да всех защитников его!
– Тебя не спросили!
– А может, еще и спросят. На всякий случай, с тропы я эту штуку пока уберу!
Он спрятал книжку в карман, вынул из рюкзака топор и начал крушить огород. По тайге разнесся треск. Валик разбил заплот шагов на тридцать в обе стороны. Стащил жерди и колья к ловушке. Плотно замостил яму жердями. Потом вынул из рюкзака кусок хлеба, отломил половину спутнице, навьючился и зашагал дальше.
Он ел хлеб, отмахиваясь от гнуса, и посматривал под ноги. Скорости не развивал. Устя сердито пыхтела в пяти шагах от него. Когда Валик рубил изгородь деда, она сдержалась из последних сил, чтобы не броситься на него. Как он смеет думать про деда Гордея так? Про деда Гордея никто в Завали не скажет плохо! Может быть, недозволенный это способ – ловушки, но лицензии на зверя деду всегда выдают. Просто он умнее других охотников и возобновил эти ловушки. Он говорил как-то, что так добывали зверя в старину. «Любая новина ни к чему, – заключал дед, – суеты да трат много, а толку мало: человек как был, так и останется – с одним началом и одним концом».
Устя пыталась возражать деду. Она вспоминала рассказы отца о том, что на месте Завали когда-нибудь тоже будет город. «Очень многое говорит в пользу развития этого края, – уверял ее отец. – Во-первых, огромные запасы леса, во-вторых, энергия Ангары, в-третьих, полезные ископаемые, до которых геологи только-только добираются в этих районах... Следовательно, дочка, многое изменится в этом дремучем краю, а человек – в первую очередь, хочешь того – не хочешь».
«Для твоего отца уже ничего не изменится, царствие ему небесное! – отвечал дед. – А насчет матери – простить себе не могу, что не отбил у нее охотку к городу. Ну, тебе-то уж, внученька, я не дам в суете затеряться».
«Да, мама совсем редко пишет, – вспомнила с горечью Устя. – Недолюбливает за что-то дедушку. И этот паря Колокольчик против него».
Она сильно обиделась на Валика, но поворачивать назад не собиралась. Решила шагать до конца, как бы «капитан» ни оскорблял их с дедом.
6
Утром следующего дня Валик залез на сосну, которая росла на каменной россыпи, увидел поверхность тайги и высоко над ней вершину Небожихи. Ветер колыхал верхушки деревьев, и над тайгой, казалось, ходили зеленые волны.
Валик взял азимут на островерхий голец. Сто двадцать три градуса. Они шли верно, хоть вчера потеряли время из-за ловушки, потом угодили в болотистую марь, вымокли по пояс и оборвались в цепком кустарнике. Устя до сих пор не могла залатать всех дырок на своих шароварах, хоть работала иглой на каждом привале. А ему некогда штопать.
Он взглянул влево, где далеко-далеко на краю плоскотины чернели струйки еловых зарослей. Это были распадки, по которым, возможно, продвигались геофизик Маков и Гордей Авдеевич. Теперь они должны были порядочно отстать, если еще двигались к цели.
Валик заскользил вниз, перехватываясь за ветки, в одном месте куртка зацепилась за сучок, он рванул ее – и спрыгнул на землю с новой дырой.
Устя укоризненно покачала головой.
– У тебя же нет запаса!
– Зато хорошо идем, – бодро ответил он. – Вечером будем у Небожихи чай пить! Но по пути смотреть в оба. Второй раз попасть в ловушку твоего деда не хочу.
Устя перекусила нитку, убрала иголку, вдела руки в лямки котомки и поднялась с валежины. Она, как всегда, выглядела опрятной. А у ее капитана кеды были грязные, джинсы впору было сдавать на выставку художественной макулатуры, вельветовая куртка порвана, прожжена, вымазана в смоле, козырек кепки поломан. Однако на худом обгорелом лице его преобладали бодрость и уверенность, как у капитана выигрывающей команды.
– Пока счет в нашу пользу, – сказал Валик, отыскивая взглядом ориентир – сдвоенную лиственницу. – Мы их обставим, если они все-таки двигают дальше.
– Не пришлось бы на помощь их звать, – предупредила Устя. – Что-то долгонько мы подбираемся к Небожихе.
Валик по-свойски подмигнул ей, указал непреклонным жестом вперед. Каменная россыпь с ключиком, вытекающим из нее, была одиноким оконцем в глухом нагорье, укрытом от солнца кронами корабельных сосен. Было сумрачно и душно, как в подземелье. Звук шагов не проникал далеко. Из-под ног вылетали рябчики, с шумом разбегалась какие-то невидимые зверушки. А к вечеру они спугнули глухаря. Он черным комом вывернулся из багульника и полетел прямо на стену деревьев, гулко хлопая крыльями. Казалось, он расшибется о сосны, но птица ловко обходила их.
– Что ж ты смотришь, капитан? – не выдержала Устя. – Нам варить нечего.
– Не могу ж я одной рукой азимут брать, другой охотиться, – буркнул Валик и заспешил дальше.
– Не видно гольца-то, – встревожилась Устя. – Ускользнет от нас Небожиха, как этот глухарь.
Вместо ответа Валик согнулся, точно стараясь разглядеть голец, и быстрее заработал ногами. Он не замечал ни грибов, ни жарков, ни жимолости и очень удивился, когда Устя остановила его возле камней, среди которых была вода.
– Давай, хоть грибов сварим. – У нее был полный подол сыроежек, маслят и подосиновиков, а губы почернели от жимолости. – Что хорошего, если с голоду помрем?
Валик сглотнул слюну, нехотя согласился:
– Кипяти чай, я на дерево залезу...
Он долго искал подходящее дерево. Наконец увидел две сосны, стоящие впритирку друг к другу. Втиснулся между стволами и полез, упираясь в один ногами, в другой – спиной. Он долез до макушки и замер: островерхий голец почему-то оставался на прежнем месте, если не удалился. Протер глаза, огляделся, навел буссоль линией «юг-север» на Небожиху. Все было в порядке. Ну, на пять градусов сместились, не больше. Почему же этот чертов скальный палец не приблизился?!
Валик съехал вниз, сдирая шелуху со ствола, сел у костра, обхватил колени и задумался.
– Попьем чайку и все устроится, капитан! – Устя бросила в клокочущую воду смородиновые листы.
– Скоро голец? – спросила она, с явкой нарочитостью упуская «Небожиха».
– Скоро, скоро, – хрипуче ответил Валик. – Если бы ты не отвлекалась на обеды, пришли бы уж...
– При доброй еде не дрогнешь в беде, – сказала она и подвинула ему сухари на тряпице. – Ешь, капитан!
Валик не заставил себя упрашивать – набил рот сухарем, размоченным в пахучем кипятке. Он подумал, что в самом деле не стоит вдаваться в панику прежде времени. Запаниковавшая команда всегда проигрывает.
– Уклонились мы немного, – сказал он, не теряя достоинства. – Карты не хватает нам... Да доберемся, думаю.
– В таком разе, пойдем.
Они затушили костер и опять вскинули свои полупустые котомки на плечи.
На этот раз Валик не выпускал из руки буссоль. Но стрелку лихорадило, клонило вниз северным концом, и он порой едва сдерживал себя, чтобы не стукнуть прибор о дерево. Ноги проваливались в мшаные тайнички с водой, спотыкались о валежник, напарывались на сучки. Но он сосредоточивал взгляд только на азимутной линии, продолжал ее мысленно, просверливая зеленую плоть тайги. Линия эта была гибкая. Какие бы преграды ни отклоняли тебя с пути, она должна подвести к намеченной цели. Так учил его отец в тайге, когда приспосабливал к маршрутной работе, натаскивал ориентироваться на местности и ходить по компасу. Валик доверял буссоли, но чертов голец не показывался. Уже солнце, наверно, шло к закату, но капитан продолжал ломиться сквозь кусты. Его остановил выводок рябчиков, который рассыпался по деревьям.
Рябчиха кинулась к людям, припадая на крыло. Она сделала полукруг и кинулась в сторону от своих рябчат. Валик бросился за ней, споткнулся о корень и растянулся. Ружье отлетело в сторону.
Он услышал хохоток Усти. Потом увидел, как она берет ружье и целится. Рябчата расселись по нижним веткам сосен и посматривали с любопытством.
– Они же еще маленькие, – пролепетал Валик. – Они жить хотят.
– А нам помирать с голоду?!
Выстрел сбил сразу двух птиц. Остальные продолжали сидеть, будто оглушенные выстрелом. Устя протянула руку, Валик кинул ей патрон. Она перезарядила ружье, переместилась немного, ударила второй раз. Дробь слизнула еще трех птиц. Устя снова протянула руку, обалдевший от звона в ушах капитан опять бросил ей патрон. Но три последних рябчика не стали дожидаться конца, полетели к матери, посвистывающей где-то в кустах.
– Славная выйдет похлебка! – Устя собрала рябчат в пучок и потрясла ими. – Рябец в тайге – беда и выручка, взлетает – пугает, а сел – на вертел!
Валик сбросил рюкзак у лывы, по зеркальной глади которой скользили водомеры, Устя принялась ощипывать мелкие перышки рябчишек.
– Разводи костер, капитан, – предложила она с чуть уловимой иронией.
– У капитана и заботы капитанские, – одернул он зарвавшуюся девчонку и пошел искать дерево, на которое можно было бы забраться.
Красная полоска от заката быстро перемещалась вверх по стволам, и Валик полез на первое попавшее дерево. Обхватив гладкий ствол руками, ногами, стал подниматься способом гусеницы. Кожица коры шелушилась, скользила, и он с трудом продвигался вверх. Дрожали руки и ноги, когда добрался до нижней ветки. Передохнув, снова полез. На середине дерева огляделся. Однако на фоне неба вырисовывались лишь ветки сосен.
Сердце защемило от нехорошего предчувствия. Но он успокоил себя, что мал еще сектор обзора, что надо забраться на самый верх, тогда и выводы делать. Следующая ветка была высоко, пришлось встать на цыпочки. Схватив ее, как перекладину, начал подтягиваться. Ветка хрупнула, и он полетел с нею в дым, стелющийся по земле от костра.
– Валька-а-а! – вскрикнула Устя.
Валик ударился боком так, что захватило дыхание. Он закрыл глаза, скорчился от боли, стиснул зубы, чтобы не зареветь.
«Разведчикам в испытаниях на выживаемость трудней бывает! – заклинал он себя, и боль как будто начала стихать. – Держаться надо! Парень ты или слюнтяй?»
Он слышал, как всполошилась Устя, ощутил, как она отвернула ему куртку, ковбойку и майку, легонько ощупала ребра влажными пальцами, приложила к ним какие-то листья и помогла перебраться к костру, на шкуру.
– Ничего, ничего – к утру пройдет, паря Колокольчик, – бормотала она успокоительно. – Тебе повезло. Упал на мох. Вставай. Надо ближе к огню. Я помогу...
Валик лежал на шкуре под меховым одеялом и вдыхал смоляной запах дыма, грибной похлебки с рябчиками и холодеющей тайги. Боль проходила, но он боялся встать. Устя могла спросить его про Небожиху. А он не знал теперь, где чертов голец и дойдут ли они вообще когда-нибудь до него... Нет, пока рано паниковать. Назад всегда не поздно отступить. Надо прорываться вперед, даже если шансы на победу падают. Мысли нельзя допускать о поражении – сразу опустятся руки, откажут ноги. Нет, держаться! Не подавать виду, что растерялся. Да только как выйти к этой неуловимой Небожихе?!
– Поешь, капитан, – прервал его мысли голос Усти.
Она поставила перед ним котелок с дымящейся похлебкой. Он с благодарностью подумал, что на Устю можно положиться, как на истинного товарища. Кто его знает, один он давно, может, повернул бы назад. Во всяком случае, сейчас бы у него не было этой вкусной похлебки!..
7
Утром капитан почувствовал себя вполне нормально. На дерево не полез, понял, что это бесполезная трата сил. К тому же над тайгой висели комковатые тучи, которые цеплялись за верхушки сосен, обещая близкий дождь. Несмотря на все невзгоды, Валик решил поскорее уйти с табора. Он снова верил, что Небожиха близко, стоит только ускорить ход.
Они попили чаю и собрали свои котомки. Валик достал истощавший тюбик «Тайги», вздохнул и сделал вид, что давит на ладонь мазь. После этого отдал тюбик Усте. Та взвесила сморщенный сосудик на ладони, пристально оглядела капитана и тоже сделала вид, что мажется.
Валик внимательно осмотрел буссоль. Она казалась вполне исправной. Стрелка игриво вертелась под стеклом. Капитан успокоил ее плавными прикосновениями к стеклу и махнул рукой по линии выбранного азимута.
Они бросились штурмовать тайгу, задыхаясь от напряжения. Воздух тяжелел, насыщался запахом прели и багульника. Их сопровождали полчища разного гнуса. Валик устал стирать этих кровопийц с вытянутой руки, в которой на ладони лежала буссоль. Он терпеливо переносил укусы, думая, что хоть Устю эта нечисть не трогает.
А она в свою очередь радовалась, что перехитрила своего капитана. Она-то испытанная таежница, перетерпит. А у капитана только и осталось, что кожа да кости. Что будет с ним дальше? Неизвестно, сколько придется еще идти. Что-то уж больно нервничает Колокольчик, прикусывает губы и беспрерывно трясет компас...
Устя с тревогой слушала помрачневшую тайгу. Кедровки кричали хриплыми голосами, бурундуки булькали, будто в горле у них была вода, кричал черный дятел-желна.
– Дождь будет, – сказала Устя. – Шалашик бы сладить.
– Не сахарные, – буркнул Валик. Он не хотел останавливаться, боялся потерять уверенность, а вместе с ней и силы. Но на подъем не было намека, плоскогорье было ровно, как стол.
Внезапно Валик остановился. Устя решила, что он увидел голец или еще что-то – так резко осадил себя капитан. Она сделала несколько шагов и замерла: Велик стоял перед лывой, по которой скользили водомеры и плавали перья ощипанных рябчат.
– Наша стоянка?! – вскрикнула Устя.
Валик спустился на колени, поднял головешку, словно не веря, что это их табор.
– Чертов круг! – наконец сказал Валик, обвел пальцем пятно выжженной земли и вдруг замолотил в него кулаками. – Что же это такое? Кто нас водит, Устя? Нас околдовали?..
И словно в ответ, над их головами треснуло небо. Огненное дерево выросло над тайгой. Ветви его подпирали тучи. Но тут же раздался новый треск, и на смену дереву явилась молния в виде змеи.
Валик вскочил, заметался от сосны к сосне. Он встал под то дерево, откуда свалился вчера. Но Устя поймала его за руку и потащила к елке с другой стороны лывы. Ель напоминала шалаш.
– Тут безопасней, – объяснила Устя. – Под сосной молнией может шарахнуть.
Они влезли под широкие лапы дерева, затаились. От сотрясающих громов сухие иголки сыпались за шиворот. Потом застучали холодные капли. Но ель все-таки хорошо укрывала от дождя. Она очень походила на наседку, распушившую крылья над цыплятами. Плети дождя выхлестывали лыву, молнии плясали под дикий хохот грома. Где-то недалеко вонзались в землю молнии, будто специально искали это место.
– Свят, свят! – вышептывали побелевшие губы Усти. – К худу или к добру?..
«Добру-у-у!» – издевался над ними гром.
Валик вдруг зашевелился, сбрасывая на себя воду с веток, и размахнулся ружьем.
– Ты чего? – спросила Устя.
– Молнии к железу притягиваются, – шепотом ответил дрожащий капитан.
Устя поймала ружье и прижала его к себе.
– Не дам! – выкрикнула она. – Без ружья совсем пропадем.
И тут на поляне мелькнуло рыжее пятно – из тайги на черную плешину кострища выскочила коза. За матерью скакал козленок. Тонкие его ножки подрагивали. Появление коз отвлекло путников от своих бед.
– Не блудят в этой тайге, – сказал Валик прыгающими губами, кивнув на коз. – Позавидуешь...
– Ничего... и мы как-нибудь выберемся, – успокоила его Устя, тоже вздрагивая после каждого удара грома.
Над самой их елкой взорвалось небо. Оба они оглохли и приткнулись друг к другу, закрыв глаза.
Когда Валик с усилием разлепил веки, он увидел в расширенных ужасом глазах Усти отблески огня. Пылала расщепленная сосна, та самая, с которой он свалился и под которой хотел спрятаться от дождя.
– Дождь, а она горит, – простучал он зубами. – Как в сказке.
Сосна пылала, с треском рассыпая огненные иглы. Дождь светился вокруг этого смоляного факела. Казалось, с неба льется керосин, а не вода. Внизу зачадили кусты и мох. Дождь пошел вдруг на убыль, и пламя выпрыгнуло в нескольких местах сразу.
– Скорей! – Устя рванулась из-под ели, сломала большую ветку ольхи и кинулась к огню. – Затушить, а то тайга загорится!
Капитан повиновался, вырвал с корнем какой-то куст и устремился к огню.
Устя прыгала вокруг пылающей сосны и захлестывала веткой огонь, расползающийся во все стороны. Валик секунду дивился, как хорошо горит сырой кустарник и мох, а потом прыгнул в горящий круг и начал затаптывать огонь.
Скоро подметки кед накалились. Запахло паленой резиной. От мокрой одежды повалил едкий пар. Но огонь отступал назад, к сосне. Огромный факел, потрескивая, затухал. Пламя, ободрав с дерева хвою и кору, дотлевало на мокрых ветвях, роняя искры в черный дымящийся круг...
Они молотили по языкам пламени до головокружения, тошноты и слепоты. Они выбились из сил. Но отступил куда-то страх. Притупилось ощущение безысходности. Такое бывает, как слышал Валик от своего деда, на фронте после победной атаки.
Смертельно усталые, но успокоенные, они устроили постель и сразу уснули.
8
Утром их разбудил терпкий запах гари, нудный писк комаров и блеск голубого неба. Они разом вскочили из-под одеяла, огляделись. Сосна перестала гореть. Черный ее остов резко бил в глаза на фоне стволов, листьев и неба. Но мох продолжал тлеть. Чахлые струйки дыма выкручивались из рыхлой глубины.
Но теперь загасить мох не представляло труда. Валик топтал, а Устя поливала водой. Затушив мох, они разожгли костер, вскипятили чай.
После завтрака Валик опять занялся буссолью. Он нацелил стрелку на 123°-303°, отметил рукой направление линии «север-юг», и повернулся лицом, как ему казалось, к Ангаре.
– Надо попробовать назад... – пояснил он, не поднимая глаз на Устю. – К исходному рубежу попытаться выйти, а потом подумать.
– Нет, – Устя медленно прожевывала смоченный чаем сухарь. – В таком разе, надо не пятиться, а идти вперед. Вперед идти, товарищ капитан!
– Крутится как бешеная. Как ее остановить? – с досадой сказал Валик, протягивая прибор с разыгравшейся стрелкой Усте. – Чертовщина и только!
Устя усмехнулась, глядя на обескураженного капитана и замечая, что у него как-то странно бегают глаза и кривится рот. Она спрятала буссоль в котомку, попросила подсадить ее на дерево.
Устя выбрала подходящую сучковатую сосну и вскарабкалась на первую ветку с плеча Валика. На него сыпались хвоинки, клочки лишайника и кусочки окаменевшей смолки.
– На макушку не лезь – сорвешься, – пытался командовать он.
Но Устя, уже не обращая внимания на его слова, забралась на самый верх, и макушка под ней угрожающе заскрипела.
– Ты слышишь меня? А ну, слазь, говорю! Разобьешься ведь! – Валик бегал вокруг сосны, беспомощно вскидывая руки.
Устя окинула взглядом тайгу. Остроугольная черная верхушка Небожихи поблескивала на солнце. До нее было не так уж и далеко. Устя стала примечать, как будет располагаться солнце, если идти прямо к гольцу. Она представила это, запомнила на весь предполагаемый путь, спустилась до нижней ветки, там съехала прямо в руки Валика.
Он подхватил ее и держал, словно собрался нести по тайге. Его холодный нос упирался в ее щеку. Валик близко увидел накусы мошек и волдыри на ее губах, щеках и даже веках. Может, кому-то Устя сейчас бы показалась и некрасивой, а Валику захотелось вдруг назвать ее самыми теплыми словами. Но вместо этого вырвался какой-то лепет.
– Устя, ты меня пойми правильно: мы прорвались далеко, но получили подножку, а это запрещенный прием, и теперь следует начать все сначала усиленным отрядом, думаю, отец возьмет и тебя, я уговорю его, вот увидишь.
– Пусти, – строго сказала она. – А то свое направление потеряю.
Он смущенно опустил ее на землю, протянул раздавленный тюбик «Тайги». Устя пыталась опять перехитрить его, но не удалось. Валик сам выдавил ей на ладонь каплю мази. Она, не сводя взгляда с какой-то далекой хвоинки, смазала лицо, и оно стало белым, спокойным и холодным, словно у снегурочки.
– Теперь пойдем на мой лад... По-нашему, по-простому, по-охотничьи... – произнесла она шепотом.
Валик двинулся за ней, продолжая вслушиваться:
– Хоромина свята, свето-духом заперта. Сам Хозяин печать приложил...
Валик горько подумал, что в другое время посмеялся бы как следует, передразнил бы, а теперь невольно сам повторяет эти бессмысленные, хоть и красивые слова: «Таежным ключом двери замкнуты... Откройся, тропочка-дорожка, чистым помыслам да добрым промыслам...».
Эти слова липли смолой, и отвлечься от них было невозможно. А Устя все бормотала и бормотала вполголоса, как заведенная, поглядывая на солнце. Валику стало казаться, будто они вновь идут по кругу, и он заозирался, как загнанный зверек. Он лихорадочно рылся в памяти, подозревая, что видел уже эту гнилую колоду. Ему казалось, что они проходили по этой полянке, сплошь заросшей кустиками черники, и сосну встречали с усохшими нижними ветками, и бурундук на валежине представился знакомым: это он вчера накликал грозу!
– Устя! – вскрикнул испуганно Валик. – Опять! Похоже...
– Что? – обернулась она, сурово сжав губы. – Что похоже?
– Выворотень тот же, по-моему, – тусклым голосом сообщил Валик.
– Тебе мерещится, – сурово сказала Устя и присела на корневище. – Давай отдохнем.
Валик упал на мох, не снимая рюкзака. Зарылся лицом в зеленую массу, чтоб не ела мошкара. Но панические мысли продолжали буравить изнутри: «Заблудились!.. Пропадем... Надо поворачивать назад... Выбьемся из сил, тогда будет поздно... Почему слушаюсь эту девчонку?...»
