Текст книги "Чаша бытия"
Автор книги: Геннадий Никитин
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
А л я. Ты куда? А школа?!
Вера по пути хватает портфель.
Праздник же улицы!
В е р а убегает.
Аля подходит к окну, смотрит на улицу…
З а н а в е с
ЖЕНСКОЕ СЧАСТЬЕ
Действующие лица
В а л я – женщина с ребенком.
Т а м а р а – подруга Вали.
С т р у г а л е в – отец Вали.
С е м е н е н к о.
М и х а й л о в н а.
Дебаркадер на большой реке. Зал ожидания на втором этаже, видна часть лестницы. Белая, выкрашенная к началу навигации мебель, сияющие бронзовые ручки на окнах без переплетов. Плакат «Мирный атом»: молодая женщина держит над головой оливковую ветвь. Т а м а р а шьет платье на швейной машинке в зале ожидания. Внизу на палубе вдоль стены с окнами из жалюзи с белыми планками стоят С т р у г а л е в, М и х а й л о в н а и поодаль – С е м е н е н к о. В а л я проходит мимо них.
М и х а й л о в н а (обращаясь к Вале, и не только к ней). Слушай, девка, ты со своими делами про меня не забудь – я тоже женщина.
С т р у г а л е в. А какие у ней дела? Какие дела? Ребенок да работа – ну и хватит.
С е м е н е н к о (вслед Вале, ласково). Валентина, скажи-ка нам, чего тебе не хватает? Скажи, не стесняйся.
Валя молча поднимается по крутой лестнице в зал ожидания.
Т а м а р а (сразу набрасывается). Ну, что скажешь?
В а л я. Собираемся.
Т а м а р а. Ничего себе тайный побег – с чемоданами!
В а л я. А я зимних вещей не беру – до зимы еще дожить надо.
Т а м а р а (с силой крутит ручку машинки). Доживешь! Доживешь, Валюша, не надейся! До зимы – доживете!
В а л я. Все вы умные, одна я дура.
Т а м а р а. А я ничего, я радуюсь – подруга замуж выходит!
В а л я. Да, замуж.
Т а м а р а. Сказала б я тебе…
В а л я. Слышала. Если я здесь останусь – пропаду.
Т а м а р а. Ух ты. Конечно, тебе недолго, ты у нас такая. Все мы живем, все люди, не пропадаем почему-то.
В а л я. У меня нет выхода.
Т а м а р а. А у кого он есть? Ай, ладно. Давай меряй. (Бросает Вале на руки платье.) Говори, до каких пор вырез делать.
В а л я (роняет платье и не поднимает). Я знаю, ты ему не веришь. Не ему, а вообще.
Т а м а р а. А ты? Ты веришь? Улыбайся, улыбайся. А Толик? Чего он думает? Женщина все бросает, даже зимние вещички не берет – он это понимает?
В а л я. Говорит, все будет хорошо, главное – быть вместе.
Т а м а р а. Ну, спасибо ему. Вот ты завтра прикатишь на лесосплав, в поселок – ты ему кто?
В а л я. Да не имеет значения. Это же Толик! Как захочу, так и будет.
Т а м а р а. Стой, это он говорит – не имеет значения или это ты говоришь – не имеет значения?
Шаги на лестнице – в зал ожидания поднимается С т р у г а л е в. Он в мичманке, в шкиперском кителе.
С т р у г а л е в. Надолго разложились?
В а л я. Да сейчас.
С т р у г а л е в. Освобождайте, освобождайте. «Лев Толстой» подойдет, ты знаешь, народу сколько. Людям тоже надо в своем помещении побыть, газетку почитать. Чтоб был порядок!
В а л я. «Порядок», «порядок». Первое дело – порядок у нас.
С т р у г а л е в. А вы как думали? Все так, абы как, на авось?
В а л я. Ничего я не думаю, вы за меня думаете.
С т р у г а л е в. Вам главное – проскочить!
В а л я. Чего-о?
С т р у г а л е в (вдруг меняет тон, передразнивает дочь). Ничаво.
Валя рассмеялась.
Плохого тебе никто не желает. У меня вон Антонов сел со своей баржой. Что такое? Как весна, навигация – ему везение.
В а л я. И опять на стрелке?
С т р у г а л е в. И опять на стрелке. На «Толстого» с Михайловной обе выходите, одна не справится.
В а л я. А смена не моя.
С т р у г а л е в. А у нас работа круглосуточная! (Идет вниз по лестнице.)
Т а м а р а (негромко). Не подпишет он тебе заявление. А так – не имеешь права.
В а л я. А я ничего не имею. Одни обязанности. Отец так и говорит – «обвязанности».
С т р у г а л е в (вновь возникая в зале ожидания). Куда пожарное ведерко со щита утащили?
В а л я. Михайловна в нем голову мыла. А что, нельзя?
С т р у г а л е в. А вам все можно! Чтоб последний раз. Ясно?
В а л я. Ясно.
С т р у г а л е в. Ну и матросы у меня, коллектив. Одна юбки шьет в зале ожидания, другая пожарный инвентарь черт-те на что употребляет.
В а л я. Ты сам-то – «коллектив». Антонову обрадовался – застрял на твое счастье: теперь до утра друг друга «выручать» будете.
Т а м а р а. Ау них подстроено – весенние сборы!
С т р у г а л е в. Ладно болтать-то. Мне Антонов не чужой, не с бухты-барахты – тридцать лет мимо ходит. Я ему и так всегда готов помочь… плюс к тому. (Пошел вниз и вновь поднялся на несколько ступеней.) Ну-ка, сойди.
Стругалев и Валя внизу.
Где этот… ухажер твой?
В а л я. А я почем знаю.
С т р у г а л е в (строго). Валентина, не придуривайся.
В а л я. У себя. В каюте. А что?
С т р у г а л е в. Ведь уезжает?
В а л я. Утром. Пятичасовым.
С т р у г а л е в. Ну и все. Не вздумай готовить на дорогу. «Толстой» – с буфетом, может взять себе чего-нибудь. (Ждет ответа.)
Валя молчит.
Или у тебя со мной разногласие?
В а л я. Не беспокойся, никто ничего не заметит. Тебе это важно?
С т р у г а л е в. Ты меня не учи. А позора на моей голове и так больше, чем надо.
В а л я. Что ж мне теперь – не шелохнуться?
Сигнал с баржи Антонова: два коротких и один длинный.
С т р у г а л е в. Ладно, вас не переговоришь. Девчонку-то Тамаркиной матери спихнула? Опять за удовольствиями погналась?
Валя молчит.
Провожать не вздумай. Чтоб ни Тамарки, ни тебя утром не было, я сам выйду провожу. Ясно? (Уходит на берег.)
Валя поднимается в зал ожидания.
Т а м а р а. Сказала?
В а л я. Ему скажешь. Напишу записку и оставлю на столе.
Т а м а р а (гневно). Правильно. Он тебе кто? Отец – всего-то! Кормил, одевал, в Крым возил – прогревал, когда ты без матери вот такой соплюшкой осталась. Так что теперь с ним – антимонии разводить? Бросить и забыть, делов-то!
В а л я. Да ладно тебе ноздри раздувать. Что я ему скажу? Что?!
Т а м а р а (бойко). Как – что? Вторая попытка, вроде не запрещено!
В а л я. Не буду я говорить, что с Толиком. Неужели я не имею права просто уехать?
Т а м а р а. Скажи – на заработки.
В а л я. Не поверит. Да что я, не человек? Уеду, и все.
Т а м а р а. Ты не человек, ты мать – у тебя ребенок. Я бы на твоем месте знаешь что?.. Пусть он говорит, Толик. Чего отсиживается? Бережешь его, что ли? Я тебя не понимаю, Валентина. Пусть идет и говорит! Пусть берет ответственность, пусть обещает! Если не получится, будет хоть кого ругать.
В а л я. Да нет, я так не хочу.
Т а м а р а (подскочила). Ну да, такая особенная! Валентина, не заносись. Все равно все узнают!
В а л я. А я так сделаю, что не узнают.
Т а м а р а. Ой, ой, не надейся, не воображай, пожалуйста, что ты можешь, чего другие не могут. Что платье-то бросила? Смотри какая, бросила. Давай гляди, до каких вырез делать. До сих, до сих? Решай.
В а л я. Еду устраивать свою жизнь. А детали никого не касаются. Валюшку могу взять с собой. Поедем – я и она.
Т а м а р а (с силой). Нет уж, ты ребенка в свои шашни не путай! Ты детскую психику не ломай – потом горько пожалеешь. Валентина! Так эти дела не делаются!
В а л я. А как? Может, так, как я первый раз замуж выходила? Платье белое, цветы, ключи от комнаты, а потом – мордой об стол.
Т а м а р а. Не обязательно. У меня лично – по-другому.
В а л я. А, уж у тебя.
Т а м а р а. Во всяком случае, не развелась. (Сквозь слезы.) Что я, за себя, что ли, переживаю? За себя?!
В а л я (берет наконец платье). Оно все-таки летнее, можно и пониже.
Т а м а р а. Давай указывай. Мне хоть до каких.
В а л я. Ты еще оборку обещала.
Т а м а р а. Да вот она, твоя оборка. Только говори, где пришивать.
В а л я. Как – где? Посередине плеча, как в журнале.
Т а м а р а. А надо?
В а л я. А как же. Там написано: рекомендуем, у кого широкие плечи.
Т а м а р а. «Написано». Твои плечи, дорогая моя, оборками не прикроешь.
В а л я. А я и в семнадцать была такая. И с такими плечами и со всем прочим. И никто меня «тростиночкой» не звал!
Т а м а р а. Чего ты, ну? Не волнуйся, подруга, все твое – с тобой, носи себе на радость. Но я бы на твоем месте не приплясывала, ага, а то как останешься с одними оборками!
В а л я (мрачно). Ладно. Не нужно. Ничего не нужно. Ни оборок, и платье тоже брось. Дай сюда. (Хватает со стола ножницы.)
Т а м а р а (отпрыгивает с платьем). Ты что? Уже совсем, да?..
В а л я. Я все равно его порежу на тряпки, отдай. «Приплясываю». Дай, я тебе сказала!
Т а м а р а. Это мой труд, между прочим!
В а л я. Ты что думаешь, он не знает? Отлично знает. (Дергает за платье.) И какие плечи! И про мою Валюшку! И сколько мне лет! И как меня муж мой бывший мучил! И как я все терпела ради семьи! Так что мне скрывать поздно! (Платье наконец у нее в руках, но ножницы потеряны.) А тебя попросила как человека…
Появился С е м е н е н к о, слушает, стоя на лестнице.
Т а м а р а. А я и не отказываюсь. Я тебе и раньше шила и сейчас не отказываюсь.
В а л я. Про меня все все знали, и все равно осталась хуже всех. Все сочувствовали, и все равно виновата, что от мужа ушла. А теперь… Что у меня с Толиком, одна я буду знать, никто ничего. И отец в том числе!
Т а м а р а. У тебя так не выйдет.
В а л я. Что – не выйдет?
Т а м а р а. Ничего не выйдет.
В а л я. Ничего?!
Т а м а р а. Не-а. Кто умеет, тот умеет, а кто уж не умеет… не научится.
В а л я (не сразу). Ну, тогда мне лучше и не пытаться. (Собирается уйти.)
С е м е н е н к о уходит.
Т а м а р а. Куда это ты?
В а л я. К себе пойду.
Т а м а р а. К Толику, что ли?
В а л я. Я сказала – к себе. А куда же? Когда заранее все известно. Пойду спать!
Шаги на лестнице: это М и х а й л о в н а, на голове – бигуди.
М и х а й л о в н а. Вот чего не могу себе простить – шить не умею.
Т а м а р а. Ты ведро пожарное повесила на щит, красавица? Смотри! Уволит он тебя! Я тут сезон отматросила, когда Валентина на лесоповал замуж выходила, знаю его!
М и х а й л о в н а. А мне не страшно, у меня муж есть. Любящий. (Подняла с полу оторванный рукав.) Ой, девки, девы мои, какое платье-то шикарное. Сшила бы и мне такое, Тамара. Только вырез поболе. А что? Я теперь могу носить все что пожелаю! Раньше-то как? Красное – ярко, боже сохрани, белое – больно наивно. Зеленое – вроде и совсем вызывающе. А тепе-ерь! Свобода. Ой, девы, хорошо замужем. По всем статьям хорошо! Каждую минуту хорошо. Меня теперь ничем не расстроишь, а раньше – все расстраивало.
Т а м а р а (берет у нее из рук рукав). Ой, да ладно, слыхали уже. (Садится за шитье.) Как будто без замужества и прожить нельзя – какого-никакого хватай.
М и х а й л о в н а. А ты зачем хватала плохого? Я себе взяла хорошего, дождалась! Женщина – кузнец своего счастья. Мой Гри-иша-а! Король.
Валя смеется.
Т а м а р а (с возмущением). Неужели мне было ждать до сорока шести?! Если б я дожила до таких годов без мужа, я б в жизни не пошла – позориться-то.
В а л я (с упреком). Тамарк…
М и х а й л о в н а. А пусть, пусть. Пусть. У ней брак неудачный. Ах, Тамарочка, бедная, много ты понимаешь – «позориться». Счастье это! Что я, для людей, что ль, живу? Я ведь для себя живу! Верно, Валентина? Поддержи, поддержи.
В а л я. Она у нас женское счастье не признает.
М и х а й л о в н а (подхватывает, играя). Да ну? Надо было получше глядеть, когда мужа выбирала.
Т а м а р а. Неужели я и с седой головой все буду про любовь мечтать?! У меня детей двое, мне есть чему себя отдать!
М и х а й л о в н а. Слушай, Тамар, у тебя ведь еще Иван, муж. Ведь он от тебя сбежит! Ты не обижайся.
Т а м а р а. Он? От меня? Да пускай. Деньги все равно платить обязан.
М и х а й л о в н а. Ой-ой-ой, скука какая. (Вале.) Не верь ей, не поддавайся.
Т а м а р а. Была любовь, была, не скрою. А теперь – жизнь! Да вот я ее (показывает на Валю) больше вижу, чем Ивана.
М и х а й л о в н а. Уж очень ты суха, мать.
Т а м а р а. Конечно, что тебе на старости лет не побаловаться: без детей, без родителей – гуляй, казак, никаких забот.
М и х а й л о в н а. Валентина, замечаешь? У нас с тобой одна линия: меня всегда попрекали, что замуж поздно вышла, теперь – что детей нет. А тебя – что ребенок без отца, что с мужем развелась. А еще раз выйдешь, обязательно скажут: эгоистка, ребенка не пожалела. Вот она – первая!
Т а м а р а. А неужели не скажу? (Крутит ручку машинки.) Ой, ну что с вами делать, с женщинами! Ну вот сколько я знаю, все одно и то же, одно и то же! Опыт-то какой-то должен быть?! Жизнь вас чему-то учит? Или нет?
М и х а й л о в н а. А ты нам не сочувствуй. У тебя один опыт, у нас – другой. Верно, Валентина?
Т а м а р а. Ха-ха-ха, не надейтесь. Все одинаковое! Чего напрасно-то выделяться? Рукав оторвала, сумасшедшая. Хорошо еще – по шву. Совсем голову потеряла.
В а л я. Михайловна, а можно верить мужчинам?
М и х а й л о в н а. А это смотря какой мужчина, к чему расположен. Толику – можно.
В а л я. Да Толик ни при чем. А почему ему можно?
Т а м а р а. Она останавливать, конечно, не будет!
М и х а й л о в н а. А ты что, про него плохое знаешь?
Т а м а р а. Ничего не знаю, а жизнь за себя говорит. По-твоему, бросайся, ломай голову – все хорошо.
М и х а й л о в н а. А везде риск. А тут, на воде сидим – не рискуем? (Вале.) Доверяй, доверяй, не сомневайся.
Т а м а р а. А если не сложится?!
М и х а й л о в н а. А это от нее зависит – она кузнец своего счастья.
Т а м а р а. Ой, надоела…
В а л я. Не права ты, Михайловна. Что от нас зависит?
М и х а й л о в н а. Да все. (Тамаре.) Чего ты смотришь? Все! Местком тебе не поможет, не жди.
Т а м а р а. А отец?! Ему опять переживать? Один развод! Второй развод или там не развод, уж теперь нельзя сказать что!
М и х а й л о в н а. А ты зачем ее пугаешь? Какой твой интерес?
Т а м а р а. Такой. Нерасписанные – раз… А ребенок?! Валюшка маленькая. А где жить?! А народ?! Мнение общественное? А как вернуться?! С какими глазами?
М и х а й л о в н а (машет на нее руками). Да сидите. Сидите! Курицы мокрые. Кому вы нужны?! Ну?!
Т а м а р а. А чего ты меня спрашиваешь? Я, между прочим, еще замужем.
М и х а й л о в н а. Ага! Слыхала, Валентина? Отмежевывается! Вот так-то. Ну, мои горькие, я на вахте, на дежурстве – пошла я от вас. (Вале, интимно.) Видишь, человек хороший – держись. Борись, действуй. А если он никто да ты никто, ну и выйдет… ништо. И винить будет некого. (Пошла вниз по лестнице.) Все равно некого!
В а л я. Поеду. Рано мне спать!
Палуба. Помещение кассы. У открытого окошка – В а л я. Здесь же, у притолоки, стоит С е м е н е н к о. Он курит, выдыхая дым к потолку – из уважения к даме.
В а л я (в сторону окошка кассы). Три тридцать.
М у ж с к о й г о л о с. Тридцать?!
В а л я. Три рубля и тридцать копеек.
С е м е н е н к о (приоткрыв дверь, выглядывает наружу). Командировочный.
В а л я. Испугался. Все, что ль?
С е м е н е н к о. Пока все, отдыхай. (Деликатно берет Валю за руку, глядит на ее часы.) На «Льве Толстом» моя Татьяна теперь в буфете. Заказывай, чего взять – для тебя, для твоей Валюшки.
В а л я. Это какая Татьяна?
С е м е н е н к о. У меня на турбазе была поварихой.
В а л я. Как она теперь? У нее тоже девочка…
С е м е н е н к о. Живет! В порядке. С моей легкой руки.
В а л я. Вот, Семененко, а я сижу. Как привязанная.
С е м е н е н к о. А чем тебе здесь плохо?! (Предостерегающе.) Валюша! Тебе неплохо.
В а л я. Да я не жалуюсь.
С е м е н е н к о (загибая пальцы на руке Вали). А – дом и работа вместе. Б – отпуск три месяца. В – красота, какую редко где встретишь, будем говорить прямо. Г – перспектива. И Д – я рядом. Если что. Тоже важно.
В а л я. Да все нормально, все о’кей.
С е м е н е н к о. Все-все?
В а л я. Все-все. (Улыбаясь.) А ты… пожалеть пришел?
С е м е н е н к о. А разве это плохо?
В а л я. Спасибо, не надо.
С е м е н е н к о. Ты мне улыбаешься?
В а л я. У меня сегодня настроение, Семененко. Живу хорошо.
С е м е н е н к о. А должна – еще лучше.
В а л я. Ой, ты у нас прямо гадалка. Погадаешь мне?
С е м е н е н к о. А я и так знаю. На днях у меня на турбазе начальство ночевало. Был разговор насчет будущего нашего района. Большое будущее, Валюша! Вместо этой вашей пробки (постучал ногой в настил палубы), извини, конечно, за выражение, намечается построить пристань, стационар.
В а л я. Правда, Семененко?
С е м е н е н к о. Я, Валюня, никогда не унижусь до неправды.
В а л я. И зарплату прибавят. Пристань – это ж совсем другой класс.
С е м е н е н к о. Николай – начальником, ты – его правая рука! А пониже – стайка матросни.
В а л я. А у нас и сейчас – он начальник, потом его левая нога – первый советчик, а потом – мы с Михайловной.
В окошко кассы просовывается стриженая голова.
Г о л о в а (блеющим голосом). «Ме-е-е!» (Скрылась.)
В а л я. Во дурень. Видали такого?
С е м е н е н к о (выглянув наружу). Демобилизованный.
В а л я. Это он так ухаживает. Сегодня с утра около меня мекает.
С е м е н е н к о. Думает, тебе лет восемнадцать.
В а л я. Что же я, старая?
С е м е н е н к о. Еще не старая, но все-таки тебе посолиднее кого надо.
В а л я. Где ж его взять?
С е м е н е н к о (помолчав). Этот, свободный стрелок, Толик, отваливает, слыхал?
В а л я (легко). Да меня все бросают. И ты бы бросил. Скажи, нет?
С е м е н е н к о (серьезно, опустив глаза). Чем я тебе не нравлюсь? Время только теряешь.
В а л я. А по-твоему, мне одни женатики остались?
С е м е н е н к о (предостерегающе). Валюша, я – вариант неплохой. Для женщины с ребенком.
В а л я. А ты меня не хорони раньше времени – я еще живая!
В окошко кассы просовывается голова М и х а й л о в н ы.
М и х а й л о в н а. Валя, выйди на минутку.
С е м е н е н к о. Я выйду. (Выходит.)
М и х а й л о в н а (появляясь в помещении кассы). Слушай, Валя, ведь ты ехать собралась, я тебя поняла. Ты меня не обманывай. У меня Гриша здесь с бригадой на стройке! Как же я одна буду тут крутиться круглые сутки? И отец небось не знает. Нет? Я так и поняла. У меня ж Гриша! Ну? А если я здесь с пяти утра до ночи?.. Не нужны мне и деньги ваши, мне семейная жизнь дорога. Нет, это все как-то не по-людски. Найди сменщика – другой разговор.
В а л я. Отец пока сменит.
М и х а й л о в н а. Валентина, ты как хочешь, а я, наверное, здесь не останусь, я заявление подам.
В а л я. Все правильно – каждый за себя.
М и х а й л о в н а. А ты?! Твой отец помрет, когда узнает, чего ж ты об нем не вспомнишь?
В а л я. Разберемся… кузнец своего счастья.
С е м е н е н к о (появляясь). «Толстой» показался.
М и х а й л о в н а. Подожди, Семененко.
В а л я. А чего ему ждать? Пусть заходит. Заходи, заходи.
М и х а й л о в н а. Ну, я сказала. Смотри сама. (Уходит.)
С е м е н е н к о. Чего она?
В а л я. Да все то же. Найди нам еще одного на пристань.
С е м е н е н к о. Куда вам? Вас же и так трое.
В а л я. Михайловна бунтует. Можешь?
С е м е н е н к о. Да хоть завтра, Валечка.
В а л я. Завтра? Ой, это завтра. Скорей бы.
С е м е н е н к о. А чего ты своего знакомца не взяла?
В а л я. Уговаривала. Не идет.
С е м е н е н к о. Не идет.
В а л я. А зачем ему? У него все впереди. Не то что у нас с тобой.
С е м е н е н к о. Интересно ты рассуждаешь…
В а л я. Зачем ему сюда, в это прибежище? Он свободный.
С е м е н е н к о (распаляясь). А между прочим, прибежище не такое уж худое место для человека. У меня лично – все здесь. И между прочим, к твоему сведению, мотаться легче, чем здесь налаживать! Думаешь, по бревнам прыгать – дело большое делать? Деньги! Вот и весь интерес. А потом с этими пачками – на юг, бросать направо и налево!
В а л я. Не все же такие.
С е м е н е н к о. Все! Ты еще не поняла? На обратную дорогу с юга у матерей занимают. Знаю я их, Валентина, будь уверена. По лесам шарят, рыбу толом глушат, паразиты, у бурундуков запасы грабят. Им не то чего дать женщине, а чего у нее взять?
В а л я. Ты не того ругаешь. (Сгребает мелочь в жестяную баночку, убирает в стол билеты.)
С е м е н е н к о. Того, того. Того самого. (Пригибаясь к Вале близко.) Смотри, Валька. Когда у бурундука его запас отнимут – два мешка орехов на зиму, – он, вот такой зверек весь, он ищет рогатину (показал два растопыренных пальца), найдет и вешается. Головку вставит – и конец. Чтобы это, чтобы не унижаться перед голодной смертью.
В а л я. А чего ты мне это рассказываешь? Чего?! (Кричит.) Нашелся пропагандист! К тебе, что ли?! У тебя жена есть!
С е м е н е н к о. А ты не доверяй первому встречному.
В а л я. Убери руки. (В окошко кассы.) Куда вам? Да я вам скажу, сколько стоит, скажите пункт остановки! «Заградительные ворота»? Четыре шестьдесят. Места только на палубе.
Басит приближающийся теплоход, доносится звучащая на нем музыка.
Надо выходить – музыка с «Толстого».
С е м е н е н к о. Помочь?
В а л я. Не надо. Я сама.
С е м е н е н к о. Ну а что тебе взять в буфете? Если побаловать. Колбаски, а? Сувенир.
В а л я. Да ничего мне не нужно, всего мне хватает. Выходи, мой хороший.
С е м е н е н к о. Ждать его, что ли, собралась?
В а л я (с вызовом). Всю жизнь.
Семененко стоит перед Валей. В а л я открывает дверь за его спиной и уходит. Затемнение.
Высокий борт теплохода, и по нему – огромные черные буквы: «Лев Толстой». Вдоль борта стоят Т а м а р а, М и х а й л о в н а, С е м е н е н к о, В а л я.
С е м е н е н к о (рядом с Валей, но обращается не только к ней). Вот говорят: человек нужен ей, она человека ищет, о нем мечтает, спит и видит. Не нужен ей человек – муж нужен. А если ты чужой муж, то ты и не человек. Ей свой мужик нужен! А все остальные… Кто он, что у него там внутри, как его, собственно, зовут – это ей абсолютно до фонаря. Женщины! Темный лес.
М и х а й л о в н а (Вале, но и не только ей). Я как замуж вышла, у меня – где мой Гриша, там и дом. В лесу – в лесу, в поле – в поле, в городе у нас – для меня одинаково. Была б моя воля, я б все время ездила. Новое место! Еще ничего о нем не знаешь, боишься за угол завернуть, а уж чувствуешь: пройдет день-два – и ты сам всех будешь знать, и тебя будут знать. Другой раз живет человек – хуже некуда, а переменить боится. Некоторые без толку ездят, это, конечно, маленько глупо…
Т а м а р а (Вале, и не только ей). Обрати внимание. Как парень с девушкой – разговаривают, смеются, общаются. Вот он ей что-то показывает на берегу. Ишь, какая счастливая, улыбается. А вон – сразу узнаю – муж с женой: смотрят в разные стороны, жуют только вместе супруги дорогие. Вот сюда идут: он впереди, она, конечно, позади, сумки тащит. До свадьбы обнимаются! Обжимаются! Пиджак она его на своих плечиках носит. Он ее сумочку в двести грамм таскает! А теперь – супружеская дистанция: впереди он выступает, как фон-барон, да еще – ду-ду-ду, ду-ду-ду через плечо, ум своей жене показывает. И у меня с Иваном то же самое. Ну почему такая антикультура? Не могу понять. Куда все девается?
С т р у г а л е в (появляясь над высоким бортом теплохода, озорно). Эй, вы, матросы! Работнички! Валентиныч, чего «варежку» открыла? Слушай мою команду! Уезжаю я от вас, с приветом! (Капитану теплохода, другим тоном.) Надоели мне за двадцать-то шесть лет, Петрович, – уеду. (И опять – вниз.) Скажи Антонову, пускай сам выгребается! Хоть на лошади! Скажи, трактор не дают, смеются! Он там ждет, а я уехал! (Капитану.) Петрович, возьмешь меня помощником капитана? (Снова – вниз.) А чего? Не имею права? (Капитану.) Сейчас знаешь, Петрович, права сами берут. А мы с тобой – старики? (Вниз.) Уеду. Хватит! Отбатрачил, теперь я свободная птица! Эй, Валентиныч! Передай Антонову! (Начинает хохотать.) Передай ему… В общем, все! Все! С приветом! На «Толстом»! Отдельная каюта! (Капитану.) Петрович, каюту дашь? (Вале.) Даст каюту. Гуди, Петрович! Поехали!
Валя смотрит вверх на отца, растерянно улыбаясь.
(Заметив эту улыбку.) А я тоже эгоист. Мне тоже надо когда-нибудь для себя пожить. Поеду, заработаю мешок денег, женюсь – что я тут с тобой застрял в отцах? Уеду. Гуди, Петрович.
Раздается густой бас теплохода, и С т р у г а л е в а как ветром сносит вниз. Затемнение.
Зал ожидания. Вечер, огни. В а л я убирает помещение после пассажиров с «Толстого».
Т а м а р а (возникая неслышно на лестнице, в руках у нее хозяйственная сумка). Не твоя ж смена. На прощание драишь, для души?.. Николая не пропусти. Смотри, если ты не скажешь, скроешь, я сюда – ни ногой. А девчонку приведу и поставлю.
В а л я. Собралась – иди.
Т а м а р а. Надо же отнести продукты. Ребята, конечно, легли. Но хоть Ивану покажусь.
В а л я. Утром не опоздай. А то и не увидимся.
Т а м а р а. Глупости. Валюшку поднимать?
В а л я. Ни к чему. Мы уже простились. (Достала из куртки плитку шоколада.) Отдашь, когда встанет. Тамарк, я на тебя надеюсь.
Т а м а р а. Да что зря говорить, она мне как своя. (Помолчав.) Толик чего не показывается?
Валя молча подхватывает ведро, идет вниз. Тамара – за ней. Палуба внизу, стенка с окнами, закрытыми жалюзи.
(Задерживаясь у окна, громко.) Ему тоже надо с отцом твоим по-хорошему проститься. Пустил его сюда, постель дал, устроил подработать. На такое отношение тоже, знаешь, плюнуть нельзя!
В а л я (наливает из пожарного крана воду в ведро). Иди, хватит тебе учить. Пошла – иди.
Т а м а р а. Я бы на его месте!.. (Заглядывает в щели жалюзи.) Все-таки мужчина! Ответственность на нем!
В а л я. Чего орешь? Человек отдыхает.
Т а м а р а (кричит в щели жалюзи). Все тут с ума посходили, а он закрылся, фон-барон! Толик! Покажись! Выходи, поговорим!
В а л я. Ну, все? Отвела душеньку? Его там нет.
Т а м а р а (сразу поверила). Очень жаль. Кто ему еще когда правду скажет.
В а л я. Ему не скажут – мне скажут.
Т а м а р а (после паузы). А куда ушел?
В а л я. Нашел куда.
Т а м а р а. Молодняк. Еще отчитываться не приучили. (Улыбнулась.) Личико у него ровное, как яичко. Ты что, поругалась с ним?
В а л я. И не думала. (Собирается подняться наверх.)
Т а м а р а. Какая ты несдержанная – со всеми успела полаяться. Я бы на твоем месте знаешь что?..
В а л я. Знаю. Я его не видела.
Т а м а р а. Где же он?! (Смеется.) Слушай! Валентина! А может, он на «Толстом» в буфете остался?! Он у тебя совсем детский сад.
Валя идет к лестнице.
(Вслед.) Много мы знаем своих мужчин?!
Валя останавливается.
Ничего мы не знаем о своих мужчинах. Он что-нибудь скажет – господи, откуда взялось? А ничего не взялось, а всегда было. И ты Толика не знаешь, хоть он и моложе тебя на четыре года. Иван тут мне как-то признался: не могу, говорит, тебе простить, что ты меня с моим старым другом детства раздружила. А я и забыла, кто такой! А у Ванюшки травма, оказывается. Какой такой друг детства, как зовут, почему разошлись – убей, не могу вспомнить. Во как. Учти, между прочим.
Валя пошла наверх.
(Вслед, громким шепотом.) Валя!
В а л я. Ну, чего?
Т а м а р а. А не страшно?
Валя молчит.
Не тужи. Уедешь завтра – и все останется позади! Вдруг да повезет. Валь!
В а л я. Ну?
Т а м а р а. Смелая ты.
В а л я. А что?
Т а м а р а. У тебя завтра будет. А у меня – двадцатое мая, среда. (Вздохнула.) Ладно, Валюша, пойду к своему. Может, еще не спит… Посидим, поразговариваем. (Уходит.)
Зал ожидания.
В а л я (продолжает уборку, подходит к открытому окну, смотрит вниз). Кто тут?.. Что ты там делаешь, Семененко?
Г о л о с С е м е н е н к о. А ты что?
В а л я. Я-то дома.
Г о л о с С е м е н е н к о. А я у тебя в гостях.
В а л я. Другого времени не нашел?
Г о л о с С е м е н е н к о. Отца твоего поджидаю. Может, ты ему посигналишь?
В а л я (зло). Чего?
Г о л о с С е м е н е н к о. Ты бы полегче. Помягче. Пригодится на будущее.
Валя не отвечает.
А я думал, у тебя прощальный вечер. Обмен адресами и фотокарточками. Адрес-то он оставил?
В а л я. Не твоя забота.
Г о л о с С е м е н е н к о. А телеграммы куда будем слать? «Заболела, вылетай».
В а л я (у окна). Ну чего ты лезешь ко мне? Чего ты хочешь, чтобы я тебе сказала?
Г о л о с С е м е н е н к о. Чего? Я тебе сейчас скажу чего.
С е м е н е н к о (оказываясь в дверях). Если ты, конечно, серьезно. (Здесь несколько робеет.)
В а л я. Выпил? Приходи завтра, проспись.
С е м е н е н к о. Жена положит? Укроет?
В а л я. Да, жена положит, накроет. Есть кому позаботиться.
С е м е н е н к о. А мне этого не надо.
В а л я. А чего вам всем надо?!
С е м е н е н к о. Ну, что мне теперь, выгнать ее?
В а л я. Чего-о?! Еще чего – выгонит он.
С е м е н е н к о (выкладывает на стол конфеты, «палку» колбасы). Не хочешь ты меня понять, Валентина. А я!.. Я тебя понимаю.
В а л я. Рентген.
С е м е н е н к о. Сидишь, ждешь, а его нет. Вот так с холостыми, неженатыми. И скоро не придет! И я знаю, куда он пошел – на турбазу. Он там все в волейбол стукал. Чего ж он тебя не выучил?
В а л я. Сама не захотела.
С е м е н е н к о. Ну, куда тебе – тяжела больно, не для спорта. Там все больше девчонки зеленые, студенточки. А ты не расстраивайся, черт с ними – у нас свои дела. (Широко.) Я-то остаюсь! И ведь неплохой мужик, верно? И всегда тут как тут – бобиком, только свистни. (Отвернул пиджак – в кармане горлышко бутылки.) Глянь-ка. Ав! (Наливает в стакан.) Сейчас с тобой встречу друзей устроим. Подумаешь, какой принц. Понимал бы в женском вопросе. Ну, Валюш, ты сядь. Я тебя прошу. (Ходит за ней.) Покушай, сядь. Копчененькой. Покушай, покушай. Да брось ты эти стулья, поживи ты для себя!
Валя садится к столу, ест.
(Развернул конфетку, положил перед Валей.) Кушай. Эх, не умеем мы жить, как венгры! Вот они живут. А мы все чего-то жмемся, косимся друг на дружку. Знаешь, Вальк, давай так. Ты ему сегодня вообще не показывайся. Я выйду. Зачем тебе? Унижаться перед всяким…
В а л я (помолчав, с улыбкой). Вот был бы край света… если б только ты, и все. Представляешь?
С е м е н е н к о (легко). Да это все лишнее. Выкинь ты все это из головы, лишнее все это, для нашей жизни ненужное. (Проникновенно.) Ты, Валюня, меня еще не знаешь, ты меня еще узнаешь… какой я ласковый. Ты меня… Ты моя, я тебя еще когда увидал… (Пытается обнять ее.)
В а л я (Семененко в лицо). Не бросил он меня, не бросил. Уезжаем мы, вместе уезжаем, завтра. (Вскакивает.) И он и я, утром.
Борьба. Падает стул.
С е м е н е н к о. Чего ты, ну? Не верю, я тебе не верю. Я же чувствую! Я же тебе нравлюсь, я же чувствую!
В а л я. Нет. Нет, берет он меня, в жены берет. Я ему жена! Я ему детей нарожаю.
С е м е н е н к о (держит ее у стены). Стой! Ну! Я с тобой как с человеком, чего ты сопротивляешься?
В а л я. Мы бы и здесь расписались. Я из-за таких, как ты, не хочу. Чтоб не каркали. Чтоб не лапали!
С е м е н е н к о (убежденно). Ты дура, не свое берешь. (Угрожающе.) Валентина, тебе этого не надо! Стой, ну!
М и х а й л о в н а (появляясь). Чего не свое? Чего вы тут делите? Чего не надо? (Увидела на столе конфеты.) Батюшки, какое угощение. (Садится к столу.) Садитесь и вы!
С е м е н е н к о сбегает по лестнице.
