Текст книги "Чаша бытия"

Автор книги: Геннадий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

СОХРАНИТЬ ДУШЕВНОЕ БОГАТСТВО

В летнем, пыльном и опустевшем Ленинграде случайно встречаются двое. Она – интеллигентка, коренная ленинградка, уже не молодая. Он – приехавший в Ленинград в командировку из маленького городка простой рабочий человек, тоже не первой молодости.

Давно и прочно сложилась у каждого жизнь, определился характер, привычки. И казалось, нет ничего общего между этими столь разными людьми. Но общее обнаруживается…

Он – занят житейскими заботами. Она – мужественная строительница своего мира, где главное место отдано искусству, литературе, общению с людьми. Но хотя они не признаются даже себе, оба страдают от пустоты и неприкаянности.

Так начинается «Чаша бытия» – одна из пьес Г. Никитина, название которой вынесено в заглавие сборника. И это не случайно, потому что именно в этой пьесе сфокусированы основные качества, свойственные Никитину-драматургу, обозначен тот круг проблем, который волнует его. Драматург искренне хочет, чтобы его герои были счастливы, – сталкиваясь с несчастливыми людьми, он испытывает не только боль, но и чувство недоумения, так как это состояние несчастливости кажется ему противоестественным.

Чего не хватает человеку для полноты жизни? Что делает человека счастливым? Эти вопросы для Никитина не риторические, отнюдь не праздные – снова и снова задает он их, пристально вглядываясь в жизнь, судьбы людей, доискиваясь до корней их поступков, пытаясь обнаружить закономерности тех или иных жизненных неизбежностей.

Действие пьес Никитина происходит в самых разных местах России – от Москвы и Ленинграда до дебаркадера на небольшой реке. И люди разные – от маститого хирурга до молодого рабочего на лесосплаве. Драматурга интересуют причины людской неустроенности. Ему хочется рассмотреть их подробно и внимательно.

«Так сложилась жизнь» – эта расхожая формула не годится Никитину. Он берет в основу пьес ситуации в их критическом сломе, позволяющем его героям изменить течение своей жизни, найти иные ее измерения. Но для этого необходимы усилия не одного, а каждого. Иногда это удается, иногда – нет.

В «Чаше бытия» герои перешагнули через привычную обособленность, неконтактность. И это усилие распахнуло невероятные возможности обогащения жизни каждого. Герой обнаруживает совершенно новый для себя мир – мир духовный. В его сердце просыпаются чувства до сих пор ему незнакомые: он обнаруживает, что в жизни кроме работы и практических забот существует красота. И как страшно было бы прожить, не догадываясь, что есть богатство, которое нельзя измерить рублями, что существуют тонкость и сложность чувств, делающие жизнь человека, может быть, беспокойнее, но прекраснее.

Она – раскрывает богатство и сложность реальной жизни, радость живых привязанностей, простых человеческих контактов, ценность человеческой доброты. И уже ни он, ни она не смогут довольствоваться только тем, чем жили до встречи друг с другом. Так в «Чаше бытия» возникает и разрешается тема общения и жажды познания, жажды понимания и участия.

Душа, душевность, духовность – вот, оказывается, что необходимо человеку для счастья. В наш век прагматизма, рационализма все чаще выявляется острая потребность в этих, казалось бы, идеалистических представлениях.

В каждой из своих пьес драматург последовательно убеждает нас в том, что внутренняя неустроенность, неудовлетворенность не исчезают с ростом материальных благ, корни этого явления надо искать в недостатке внимания, в нежелании или неумении понять друг друга.

Понять человека, понять мотивы его поступков, его пристрастий нелегко. Как часто мы требуем от другого соответствия нашим взглядам, нашим понятиям о счастье и не хотим считаться с его особым, особенным человеческим опытом. И уже готовы сломать чужую судьбу только потому, что она не подгоняется под нашу мерку, не способствует нашей модели жизни.

Никитина волнует душевная глухота в самых разных ее проявлениях. Незамысловатые житейские истории дают драматургу благодатную возможность глубоко и точно проанализировать тонкие и сложные чувства своих героев.

Сорокалетняя учительница школы рабочей молодежи полюбила своего тридцатилетнего ученика.

И он полюбил ее. Полюбил за душевное изящество, за чистоту, за непохожесть на других («Уроки»). Но окружающие видят только несоответствие возраста.

И яростнее всех не приемлет эту любовь младшая сестра героини. Сестра заботливая, деловая, вкладывающая все силы в благополучие семьи. Исходя из «здравого смысла», она убеждает старшую в никчемности ее чувства, в полной безрезультатности, в предрешенности исхода. «Не будет он около тебя всю жизнь сидеть! И никто не пожалеет, все в лицо засмеются!» – безжалостно бросает она свои доводы. И нагромождает, нагромождает их один за другим, не видя, не ощущая, как гибнет под ними живая душа, живая любовь.

И героиня пьесы уже готова поверить ей, готова убить в себе доверие, надежду, подлинное чувство и жить с опустевшей душой, размеренно и уныло. Но все же верх над «здравым смыслом» взяла любовь. В чистой, выскобленной квартире молодая Аля остается одна – нищая духом и глубоко несчастная.

Автор поворачивает жизненные ситуации то так, то этак. Вот – одна судьба, а вот – совсем другая. Наблюденное в жизни обнаруживает все новые и новые ракурсы проблемы.

«Здравый смысл» делает героиню пьесы «Яблоко любви» Валентину невероятно активной в попытках «пристроить» мужа на выгодное место. И двигает ею очень естественное чувство – хочется жить «как люди», иметь свой дом, прочный быт, тем более что до этого наскиталась, намаялась…

Неестественно только одно – полное неумение разглядеть человека рядом с собой. Его одержимость воспринимается Валентиной как странность, его талант кажется обузой, мешающей устроить «нормальную» жизнь. Собственная ошибка откроется Валентине только в финале. Но все-таки откроется.

Автор не убеждает – надо учиться быть внимательным, надо пытаться думать не только о себе, но и о других людях рядом с тобой, стараться понять их. Его пьесам чужда дидактика. Но есть своя закономерность в повторяемости столкновений мечты – с практицизмом, чистоты и цельности – с циничной утилитарностью, духовности – с бездуховностью.

И дело не в том, кто побеждает в каждом конкретном случае. Важно, что снова и снова появляются перед нами люди, не подчиняющиеся общепринятым, усредненным нормам, для них совесть – понятие конкретное, осязаемое, и ко всему они подходят с меркой человечности и справедливости. Автор озабочен тем, чтобы эти редкие человеческие качества стали общими. Его герои знают секрет сохранения душевного богатства и щедро делятся этим секретом с другими.

В северном городке на Каме работает бригада монтажников, командированная сюда для сборки башенных кранов («Это непонятное чувство»). В бригаде в основном молодежь, за исключением одного человека – Мухина Митрофана Акимовича. И кажется ребятам, что, не будь с ними этого пожилого человека, совсем другая началась бы жизнь – вольная, веселая. Мешает им Мухин чувствовать себя «свободными»: никак не избавиться от ощущения, что за каждым поступком следит всевидящее око «няни». Разговоры Мухина о том, что жить надо по справедливости и по совести, воспринимаются ребятами как старческое брюзжание. А тут, как по заказу, встречается им вернувшийся из армии Альфред Жаков, который просто создан для их бригады – надо только суметь освободиться от Мухина.

Ребята не скрывают своего яростного желания выжить Мухина, и он, почувствовав их настроение, сам покидает бригаду, заменившую ему родной дом.

Казалось бы, у ребят теперь все устроилось. Но «освобождение» не приносит им радости. Более того, уход Мухина становится для них потерей чего-то очень существенного, важного, невосполнимого. Вроде бы пустяковое событие – замена одного работника другим – оборачивается серьезным нравственным открытием. Оказывается, человеку необходимо ощущение своих корней, ему нужны привязанности, ему дороги люди – носители простых и ясных моральных устоев. И чувство семьи, которое дарит им Мухин, оказывается сильнее желания «вольно погулять». Уход Мухина делает ребят беднее, опустошает их. Они ощущают это и, может быть, впервые серьезно задумываются о жизни, о себе, о проблемах нравственности.

Героев пьес Никитина отличает неудовлетворенность собой. Их гонит, гложет и мучает желание обрести себя. Жизнь складывается по-разному, и часто – трудно. И в этом – правда никитинских пьес. Пьесы такого типа принято относить к категории произведений на морально-нравственную тему. Наверное, это правильно, так как именно эти проблемы стоят во главе угла каждой из пьес.

Но не хотелось бы обозначать казенной формулой всю сложность жизненных процессов, подпадающих под эту категорию.

Каждая из пьес, входящих в сборник, – это кусок жизни. Автор не облегчает героям ни выбора, ни пути, не подтасовывает счастливые финалы, не подгоняет под схему, ведущую к хэппи энду, сложную человеческую жизнь. Автор проходит вместе с героями через их горести и беды, радости и любовь. И в этом его пьесы близки творчеству А. Вампилова, В. Розова, А. Володина.

Мне кажется, произведения Никитина выгодно отличаются от многих одноактных пьес, издаваемых в последние годы и чрезвычайно редко идущих на сценах народных театров. Народные театры сегодня уже не принимают пьес-схем, им неинтересны произведения, в которых идея жестко выводится из математически правильных и прямолинейных построений, украшенных так называемыми жизненными деталями. У народных театров необычайно остро выявилась сейчас тяга к рассказам В. Шукшина, повестям Ф. Абрамова, В. Белова, В. Быкова, где человеческие характеры взяты во всей полноте и сложности и где идея раскрывается именно через эту полноту, сложность и многообразие человеческих судеб. Жанровая принадлежность произведения здесь не играет никакой роли. Важна глубина и точность освещения проблемы, подлинность жизни, ее суровая, неприкрашенная правда и красота.

Вот почему в репертуаре народных театров сегодня такое огромное место занимают авторы, чьи произведения отличаются именно этими чертами.

Мне кажется, что многолетние попытки внедрить одноактную пьесу в репертуар самодеятельного театра не увенчивались успехом не в силу особенностей этого жанра. Одноактная драматургия стала жертвой своего «прикладного» положения: необходимость прямого отклика на нужные темы, заданность этих тем, утилитарность подхода авторов к изображаемому стали для нее негласным законом – и бедой. В тех же случаях, когда авторам удается обрести свободное дыхание, рождается подлинная драматургия, без разделения ее на многоактную и одноактную. К такой драматургии принадлежат и пьесы в одном действии Г. Никитина. И так естественно, что почти все они нашли дорогу на сцены театров – народных и профессиональных.

И. Сидорина