Текст книги "Выживший. Покорение Америки (СИ)"

Автор книги: Геннадий Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

На следующее утро даже без напоминания Лейбовиц с бесстрастным лицом выдал мне 110 долларов.

– Мир не знал ещё более доверчивого еврея, – криво усмехнулся он. – Надеюсь, эта сумма как минимум удвоится.

– Более чем уверен, не исключено, что и утроится. В любом случае половина выигрыша ваша.

– Да бросьте…

– Возражения, Абрам Моисеевич, не принимаются.

Через пятнадцать минут я неторопясь двигался в сторону Ист-Сайда, ограниченного на севере рекой Гарлем, на юге – 1-й улицей, на западе – Пятой авеню, на востоке – проливом Ист-Ривер.

Да, здесь народ жил не в пример скромнее, чем в лучших домах Манхэттена. В своём прикиде я выглядел чуть ли не буржуем. На одной из улиц полуголая ребятня прыгала в струях воды, бьющей из пожарного гидранта. Напомнило своё детство, когда мы бегали рядом с поливальной машиной.

– Эй, не безобразничайте!

Появившийся откуда-то полицейский, для виду погрозив дубинкой, затянул вентиль на гидранте.

– Ещё раз увижу – надеру задницы, – объяснил он погрустневшей мелюзге. – И родителям вашим нажалуюсь.

Мне нужно было попасть на Аллен-стрит, в фотостудию некоего Изи Шмейхеля, чья фамилия напомнила об известном датском вратаре из будущего. Люди попадались разговорчивые, самых разных национальностей, с радостью советовали, как лучше дойти, где можно срезать, а куда лучше не соваться. Например, одна добропорядочная женщина с окружностью талии около метра порекомендовала обойти стороной Чайна-таун, заселённый эмигрантами из Китая. Мол, там запросто ограбят чужака, зарежут, и следов не найдёшь.

Фотостудия Изи Шмейхеля, рекламировавшая себя неброской вывеской, располагалась в подвальчике жилого дома, от которого к соседнему были протянуты десятки верёвок с сушившимся бельём на высоте, недоступной мелкому жулью. Невысокий, худощавый хозяин студии, с щёточкой усиков под мясистым носом, при моём появления сразу же встрепенулся:

– Что желаете, мистер? Портрет, фото на паспорт, водительские права или, быть может, выездную фотосессию на лоне природы в окружении членов семьи?

– Я от Аарона Менделя.

На мгновение Изя задумался, нахмурив густые, чёрные брови, затем черты его лица разгладились:

– Ах, от Аарона! Так это вы, значит, тот самый русский, которому нужны документы! Что ж, прошу, присаживайтесь вот сюда.

– Вы уже собираетесь меня фотографировать?

– Не вижу смысла тянуть резину… Секунду, я ваш галстук поправлю. Теперь замерли, не шевелимся, не моргаем, не дышим, смотрим вот сюда… Отлично!

– Спасибо! Сколько с меня?

– 50 долларов, я озвучивал Аарону сумму.

Я протянул фотографу пять 10-долларовых бумажек, которые тут же исчезли во внутреннем кармане его пиджака.

– А что за документ мне дадут?

– Водительские права. Паспорт, наверное, вам ни к чему, половина населения страны живёт без паспортов, к тому же вы ведь не собираетесь в ближайшее время покидать пределы Соединённых Штатов? Да и обошёлся бы он в два раза дороже. Итак, на какое имя хотели бы документ? Поскольку вы русский, предлагаю особо не мудрствовать, выбирайте русские имя и фамилию. Сойдёте за эмигранта с 20-летним стажем, который подростком уехал из революционной России вместе с родителями.

– Я так молодо выгляжу?

– Выглядите лет на 35. Минус двадцать – как раз подросток, 15 лет, пора расцвета, – с ностальгией вздохнул фотограф, видимо, на мгновение окунувшись в воспоминания.

Тут я задумался. Вот почему Мендель и Лейбовиц не предупредили меня об этом заранее? Да и я хорош, что-то в последнее время у меня частенько гуляет ветер в голове. Тем не менее, нужно что-то предлагать. И в этот момент я подумал: хватит, наверное, бегать и прятаться по углам. Почему бы не вписать в права мои настоящие имя и фамилию? Ежова на этом свете уже нет, к тому же сейчас в мире грядут такие перемены, что Сталину и его команде будет точно не до меня. И – словно в омут головой:

– Записывайте! Имя – Ефим, фамилия – Сорокин. Дату рождения надо? Тогда…

Я помедлил. Ладно, число и месяц пусть будут настоящие, а вот год, соответственно, с поправкой на минус 80 лет.

– 12 декабря 1900 года.

– Записано, – чирканул на клочке бумаги Шмейхель. – Так что заходите через три дня, ваши документы будут готовы.

– Хорошо, но у меня ещё к вам один вопрос. Не подскажете, где можно сделать ставку на исход боксёрского поединка?

– Отчего же, подскажу, – с готовностью согласился Шмейхель. – А лучше провожу. Вы тут человек новый, к вам могут отнестись с настороженностью, а меня уже знают, я в этом районе практически вырос.

Идти оказалось недалеко, через несколько минут мы спустились в такой же подвал, однако народу здесь оказалось не в пример больше. В воздухе витал табачный дым, раздавались крики на английском, итальянском, вроде на идиш или иврите, и даже двое – судя по выправке, чуть ли не бывшие офицеры царской армии – общались на чистом русском.

Ставки от 10 долларов здесь делались в основном на лошадиные бега и бейсбол. Но на исход боксёрского поединка между Луисом и Шмеллингом тоже можно было поставить, и уже вскоре я диктовал букмекеру свои имя и фамилию, протягивая две купюры с портретом 18-го Президента США Уллиса Гранта. Причём здесь же принимались ставки на раунд, в котором тот или иной боксёр может победить нокаутом. Если угадывал и раунд – твой выигрыш увеличился в несколько раз. Не угадывал – даже в случае верного исхода боя мог оказаться в проигрыше. Я не преминул этим воспользоваться, указав, что Шмелинг ляжет в первом раунде, на что букмекер удивлённо приподнял брови.

Как-то всё слишком просто, думал я, покидая заведение. Понятно, что приём ставок без документов мне в данный момент только на руку, но тем не менее…

Спустя три дня я стал обладателем новеньких водительских прав на имя Yefim Sorokin. С маленькой чёрно-белой фотографии с печатью в уголке на меня смотрел серьёзный мужик, в глазах которого трудно было что-то прочитать.

– Не отличить от настоящих, – довольно потирая руки, сказал Шмейхель.

Лейбовиц, посмотрев права, удивился:

– Вы же так переживали, что за вами могут начать охоту какие-то спецслужбы, а тут взяли и свои настоящие данные указали…

– Волков бояться, Абрам Моисеевич – в лес не ходить, – со вздохом махнул я рукой.

Антиквар, таким образом, был поставлен перед фактом, и далее он объявил, что завтра я еду в аэропорт покупать два билета на рейс Нью-Йорк – Лос-Анджелес и два билета на обратный рейс, с тем расчётом, чтобы обернуться одним днём. Ну или двумя, что само собой подразумевалось, если ты вылетаешь вечером, как рекомендовал антиквар.

– Берите билеты на 26 мая, желательно на вечерний рейс, – напутствовал меня Абрам Моисеевич.

Билеты я приобрёл в ближайшем офисе «Американских авиалиний», до которого было идти всего пара кварталов. Два билета в один конец и два обратно на самолёте «Дуглас» серии «DC-3», совершавшем регулярные пассажирские перевозки по этому маршруту, обошлись по 33 доллара каждый. Вылет должен состояться в 19.30 из аэропорта Ньюарк, расположенного в часе езды от Манхэттена, но номинально уже находящегося в штате Нью-Джерси.

Также я узнал, что полёт с восточного на западное побережье США должен занять порядка 17 часов, тогда как обратно можно было долететь всего за 15. Как оказалось, виной всему – встречный ветер, дувший преимущественно в восточном направлении. По пути предстояло сделать три посадки для дозаправки. Однако… Хотя, что это я тут удивляюсь, хорошо ещё, не на поезде путешествовать будем. При нынешних скоростях неделю тащились бы через весь континент.

Вечером четверга, 26 мая, мы вылетели из аэропорта Ньюарка. Погода благоволила, голубое небо лишь местами было расчерчено перистыми облаками. А вот комфортом в салоне и не пахло. Хотя по нынешним временам, наверное, даже такие тесные места с узким проходом считались явлением вполне обычным. Народ в эту эпоху был куда как менее избалованным, нежели в моё время.

Большая часть полёта проходила ночью, и из-за дозаправок выспаться толком так и не удалось. Трижды переводили часы, поскольку восточное и западное побережье разделяют три часа. Но все-таки не 7, как Москву и Владивосток. Лейбовиц не расставался с маленьким саквояжем, в котором покоился тот самый кинжал, стоивший 10 тысяч зелёных бумажек. Я же постоянно находился при антикваре в роли телохранителя, однако без огнестрельного оружия. Абрам Моисеевич меня проинструктировал, что досмотра багажа и ручной клади в это время при посадке на самолёты не производилось, а что металлодетекторов пока ещё не изобрели – это я и сам догадывался. Проверялось только наличие билетов и вес багажа. Если человек был очень толстым, то могли попросить его взвеситься. Проносили всё, что угодно, но за опасное поведение во время полёта уже существовали санкции. И пусть почти во всех штатах страны оружие можно было приобрести без лицензии, я решил не рисковать, всячески ограждая себя от возможного рода негативных последствий.

Аэропорт Лос-Анджелеса представлял собой весьма убогое зрелище. Это было просто лётное поле под названием «Майнес-филд» с несколькими строениями, одно из которых и оказалось терминалом.

– Вчера я звонил пресс-секретарю мистера Уорнера, за нами должны были прислать машину, – сказал Лейбовиц, от слепящего солнца надвинув на глаза шляпу-федору. – О, а вот, кажется, и она!

К краю поля неторопясь подкатил «Кадиллак» с открытым верхом, за рулём которого сидел щеголеватый водитель. Он вальяжно выбрался из автомобиля, увидев, как мы приближаемся, сделал несколько шагов навстречу.

– Вы мистер Лейбовиц? – обратился он к мкинжалоему партнёру.

– Да-да, это я, – несколько суетливо ответил антиквар. – А это – мой помощник, мистер Сорокин.

– А я просто Тони. Вещей у вас при себе немного, – кивнул на саквояж водитель.

– Мы же сюда ненадолго, одним днём, у нас даже куплены билеты на вечерний рейс до Нью-Йорка.

– Что ж, надеюсь, за это время вы решите все свои дела. Прошу в машину.

Мы уселись на задние просторные сиденья, напоминавшие обтянутый дорогой кожей диван, впрочем, уже изрядно прогретый на голливудском солнце. Я тут же невольно начал крутить головой по сторонам, поймав на себе в зеркале веселый взгляд Тони. Небось думает, мол, приехали из Нью-Йорка, типа крутизна… А самая роскошь – вот она, это вам не каменные джунгли вашего мегаполиса. Тут я с ним и не спорил бы, и впрямь здесь было на что посмотреть.

Сначала мы миновали Беверли-Хиллз, где на Эльм-драйв водитель показал нам «скромный» домик Сергея Рахманинова.

– Вон, видите, репортёры толпятся? Ждут, когда пианист выйдет из дома.

Что нам Рахманинов с его достаточно трудной для моего уха музыкой! Я вот с Утёсовым общался, этим и впрямь можно гордиться.

– Вон справа «Китайский театр Грумена», – между тем продолжал свою экскурсию Тони. – Там же Аллея славы с отпечатками рук и ног всяких знаменитостей.

Сказал он это столь небрежно, будто на Аллее уже успели появиться и его отпечатки.

Далее начались более претенциозные постройки. Виллы, многие из которых, как выяснилось, принадлежали знаменитым артистам, режиссёрам и продюсерам, впечатляли, некоторые из них и вовсе напоминали дворцы.

– Здесь живёт Джудит Баррет. А вон там – видите, за пальмами – особняк самого Кларка Гейбла. А там жила Тельма Тодд, которую нашли мёртвой три года назад. Поговаривают, это была месть знаменитого гангстера Лаки Лучано за то, что она отказалась с ним встречаться, – понизив голос, как бы по секрету добавил Тони.

Мой взгляд тем временем зацепился за видневшиеся на холме справа огромные белые буквы, складывавшиеся в надпись «HOLLYWOODLAND». Вот не знал, что в это время в знаке Голливуда ещё присутствовали четыре лишние буквы.

– Абрам Моисеевич, а что это за Уорнер, к которому мы едем? – по-русски негромко задал я антиквару мучивший меня всё это время вопрос.

– Джек Леонард Уорнер является одним из сооснователеей компании «Уорнер Бразерс», – так же негромко ответил антиквар. – Их, кажется, было всего четверо братьев, имена остальных я не помню. Один вроде бы несколько лет как умер. Причём – я навёл кое-какие справки – Джек Уорнер ведёт жестокую борьбу с двумя здравствующими братьями за контроль над компанией. Для евреев, где семейные узы ставятся во главу угла, подобное, согласитесь, неприемлемо.

Вот ведь, куда ни плюнь, подумал я, обязательно в еврея попадёшь. Но что любопытно, все они на моей памяти оказывались при деле. Ни разу не встречал еврея-бездельника или еврея-алкоголика, что у нас, славян, к сожалению, далеко не редкость.

«Мда, скучный он, богоизбранный народец, не умеют развернуться от души и порвать на груди рубаху, всё какие-то делишки обделывают», – с грустной самоиронией подвёл я черту своим размышлениям.

– Оказалось, что мистер Уорнер также является большим любителем старинного холодного оружия, – продолжил между тем Лейбовиц. – Как-то вышел на меня, хотя я не очень и афишировал тот факт, что у меня имеется такой кинжал, мне звонил его пресс-секретарь. А сегодня, наверное, мы с Уорнером увидимся лицом к лицу, хотя даже если этого и не случится, я не сильно расстроюсь. Для меня главное – удачно совершить сделку.

Тони на нас в зеркало поглядывал неодобрительно. Мало того, что прервали его монолог о красотах Голливуда, так ещё и болтаем на незнакомом языке, в котором периодически звучит имя его босса. А тем временем мы, наконец, въехали на территорию утопающего в зелени особняка – очередного небольшого дворца о двух этажах с американским флагом на крыше и фонтаном перед фасадом. «Кадиллак» притормозил у крыльца, на котором тут же появился молодой человек с прилизанными волосами.

– Как долетели, господа? – первым делом поинтересовался он.

– Спасибо, хорошо, – чуть приукрасил действительность антиквар.

– А кто это с вами, мистер Лейбовиц? Вы не говорили, что с вами будет кто-то ещё.

– Это… Это мой помощник, – запнувшись, ответил Абрам Моисеевич.

– Понятно, – хмыкнул встречавший. – А меня зовут Адам Миллер, я пресс-секретарь мистера Уорнера. Товар, надеюсь, при вас?

– Всё здесь, – потряс Лейбовиц саквояжем.

– Тогда прошу за мной, мистер Уорнер готов выделить вам полчаса своего времени.

Внутри всё дышало роскошью, в чём-то напомнив мне дворцы наших рублёвских нуворишей. Лепнина с позолотой, старинные гобелены, портреты мужчин и женщин в относительно современной и не очень одежде… В коридоре на стенах развешаны клинки старинных образцов, свидетельствовавшие об увлечении хозяина. Если Уорнер и еврей, то какой-то расточительный.

Сам продюсер ждал нас в зале, удобно устроившись в кресле. Закинув ногу на ногу, он попыхивал сигарой, держа в левой руке свежий номер «Лос-Анджелес таймс», свёрнутый посередине, а пальцами правой почёсывая за ухом прилегшего рядом здоровенного дога, который на наше появление отреагировал лишь равнодушным взглядом.

– А-а, приехали, – вынув сигару из зубов, прокомментировал Уорнер и кивнул на диван у стены. – Присаживайтесь. Адам, возьми у мистера Лейбовица кинжал, хочу рассмотреть его поближе. И заодно кликни сюда мистера Квинси.

Однако… Мог бы ради приличия поднять из кресла свою задницу и пожать нам руки, не говоря уже о том, чтобы предложить гостям с дороги по чашечке кофе. Публика такого рода всегда вызывала у меня, мягко говоря, недоверие.

Уорнеру на вид можно было дать лет 45. Холёный, с усиками, одетый в дорогой костюм, он олицетворял собой человека, сумевшего воплотить в жизнь американскую мечту. Сколько в своё время пересмотрел фильмов этой киностудии, но об её основателях ничего не знал. И вот представился случай лично познакомиться с легендарным продюсером. По идее я должен испытывать священный трепет, однако в этой ситуации на удивление для самого себя оставался совершенно спокойным.

Заполучив оружие, продюсер не без волнения принялся его разглядывать, изредка посверкивая примостившимся на мизинце золотым перстнем с крупным алмазом. Видно было, как горят глаза Джека Уорнера, когда взгляд скользил по узорам клинка.

Между тем в зале появился ещё один персонаж. Невысокий старичок в очках и с маленьким чемоданчиком в руках, поздоровавшийся с нами кивком головы, подошел к продюсеру.

– Мой эксперт по старинному холодному оружию мистер Квинси, – пояснил Уорнер, отдавая ему кинжал.

Старик уселся за стол, извлёк из чемоданчика набор загадочных для меня инструментов, вооружился лупой и под светом настольной лампы приступил к изучению кинжала. Периодически он бормотал себе под нос что-то неразборчивое. Продюсер как ни в чём ни бывало вернулся к чтению, а лоб моего компаньона покрылся мелкими бисеринками пота. Вот будет фокус, если кинжал окажется подделкой.

Наконец минут через десять эксперт удовлетворённо крякнул, выпрямляясь, и молча принялся укладывать инструменты обратно в чемоданчик. Уорнер оторвался от чтения, вопросительно поглядывая на мистера Квинси. Тот, возвращая оружие боссу, кивнул, после чего, так и не проронив ни слова, исчез.

– Что ж, похоже, подлинность клинка подтвердилась, – констатировал продюсер. – А раз так – будьте добры получить причитающиеся вам деньги. Или вы, мистер Лейбовиц, предпочитаете чек на предъявителя?

– Знаете, мистер Уорнер, лучше наличными, – прощебетал Абрам Моисеевич, и кадык на его худой шее дернулся вверх-вниз.

Киномагнат сделал знак своему пресс-секретарю, тот скрылся за дверью, вернувшись через три минуты с серебряным подносом, на котором, аккуратно перевязанные, лежали пять пачек 20-долларовых банкнот.

– Здесь ровно 10 тысяч, – сказал Адам, передавая деньги Лейбовицу. – Если сомневаетесь, можете пересчитать каждую пачку.

– Не стоит, такой человек, как мистер Уорнер, не обманет, – криво улыбнувшись в сторону дельца, слегка осипшим голосом ответил антиквар. – Мы можем идти?

– Конечно, я вас не держу, – с царственной благосклонностью кивнул хозяин киностудии. – Хотя…

Его оценивающий взгляд остановился на мне, отчего я почувствовал себя не совсем уютно.

– Ладная фигура, симпатичное лицо, взгляд такой… проницательный. У вас неплохая фактура, мистер…

Он пощелкал пальцами.

– Сорокин, – подсказал я.

Надеюсь, что Уорнер всё же не любитель мальчиков, хотя и я уже, признаться, далеко не мальчик, но муж. В любом случае этому извращенцу ничего не обломится, кроме разве что пары хороших затрещин. И плевать на развалившегося у его ног дога.

– Так вы русский?

– Есть такое. После революции с родителями эмигрировал в США.

– Да, лёгкий акцент чувствуется… Но он же добавляет своего рода изюминку. Вы в кино никогда не снимались, мистер Сорокин?

Этот вопрос меня немного расслабил. Вон, оказывается, что за интерес у продюсера. Неужто хочет сделать из меня кинозвезду?

– Пока не доводилось. Честно сказать, не видел в себе актёрских способностей.

– Вы бы знали, скольких бездарей я сделал пусть не звёздами, но довольно известными актёрами, – хмыкнул Уорнер, вдавливая окурок сигары в пепельницу на стоявшем рядом столике. – Главное – умение подать, тут многое зависит от мастерства режиссёра и оператора. А в вас я вижу потенциал, поверьте моему чутью. Чем вы занимаетесь в Нью-Йорке?

– Хм… Пока помогаю мистеру Лейбовицу.

– То есть ерундой, – безапелляционно заявил продюсер. – Семья, дети?

– Э-э… Можно сказать, что никого нет.

– Ну а с женщинами вы как? Можете? Или предпочитаете мальчиков?

Вот паразит, как в обратную вывернул! Теперь уже я в роли подозреваемого. Чувствуя, что щеки краснеют, выдавил:

– По этой части всё в порядке, на мальчиков меня не тянет.

– Ну так как, не хотели бы пройти кинопробы? Мы готовим к производству фильм о гангстерах, вы могли бы сыграть в нём одну из ролей.

– Я подумаю над вашим предложением.

– Только думайте недолго, фильм уже, как говорится, на сносях. Адам, дай гостю свою визитную карточку. Будем ждать вашего звонка, мистер Сорокин. А пока Тони отвезёт вас двоих в аэропорт.

По пути к «Майнес-филд» мы молчали. И только когда попрощавшийся с нами Тони скрылся из виду, Лейбовиц спросил:

– Ну и что вы, Ефим, думаете по этому поводу?

– По какому именно, Абрам Моисеевич?

– По поводу предложения сняться в кино.

– Ах, вон вы о чем… Пока ничего не думаю, этот Уорнер меня порядком озадачил.

– В принципе, человек вы свободный, мне ничем не обязаны, так что можете устраивать свою жизнь в Америке, как вам заблагорассудится. Я всегда предпочитал держаться земли, у вас же появился шанс взлететь. Но и упасть потом можно больно.

– К тому же в ближайшее время мне нежелательно засвечивать своё лицо на всю Америку, – добавил я. – Ладно еще, если достанется эпизодическая роль какого-нибудь мелкого гангстера, а вдруг режиссёру взбредёт в голову дать мне главную роль? И не дай бог копия фильма попадёт в СССР – что, правда, довольно фантастично – или здесь, в Штатах, картину увидит какой-нибудь засекреченный агент НКВД… Не то что бы у меня мания преследования, однако не хочется лишний раз глупо подставляться.

– Слова разумного человека, – кивнул антиквар. – Кстати, не мешало бы перекусить. Пойдёмте к буфету, а после отойдём в сторонку и я с вами уже, наконец, рассчитаюсь.