Текст книги "Могильщик. Черные перчатки (СИ)"

Автор книги: Геннадий Башунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Мне нужны эти тридцать марок, – жёстко сказал Репей. – Если хочешь, можешь возвращаться.

– Нет, – покачал головой черноволосый могильщик. – Я с тобой.

"Возможно, моё любопытство выроет мне могилу, – подумал он. – Но я просто не могу повернуть назад, пока всё не выясню".

Велион сделал ещё один глоток воды из фляжки и, поправив рюкзак, зашагал дальше по дороге. Репей облегчённо вздохнул и двинулся следом.

За ними следили. Уже полторы мили.

Репей, шагающий рядом, и в ус не дул, не замечая ни хрена. Велион пока ничего ему не говорил. Да и мало ли кто может шевелить высокую степную траву против ветра. Мало ли кто может мелькать быстрой тенью у дороги. Мало ли… Дальше слежки пока дело не доходило, но у могильщика сложилось чувство того, что они идут в раскрытый капкан. Но он по-прежнему молчал. Ну, не чувствовал он опасности, не чувствовал и всё. А в таких случаях могильщик обычно полагался на чутьё.

Хельштен уже виднелся вдали. Острые шпили башен, торчащие из-за полуобрушенной стены, всё приближались. Они напоминали Велиону надгробья, которые могильщики увидели, когда вышли из разграбленной крысолаками деревни. Увиденные ими надгробья не были похожи на те, что Велион раньше видел на могильниках. Изъеденный временем камень говорил о том, что этот погост куда древнее, чем другие. Вероятно, именно из-за этого древнего памятника тракт шёл так странно: вёл сначала к погосту, а затем резко поворачивал к Хельштену, могильнику, насколько слышал Велион, очень крупному. Быть может, этот погост был местом паломничества? Или просто дань памяти? Памятник жертвам какой-нибудь древней войны? Кто знает…

Могильщики взобрались на довольно крутой холм и увидели Хельштен во всей его мрачной красе. Расстояние до могильника ещё превышало милю, но его было прекрасно видно. Хельштен подвергся разрушениям куда сильнее, чем большая часть других довоенных городов. Городская стена местами была снесена под чистую, за этими дырами шли полосы чудовищных разрушений, будто кто-то проехал по домам на огромной повозке, снося всё на своём пути. В центре могильника возвышался холм явно не естественного происхождения. Казалось, что земля просто вздыбилась прямо со всеми домами и центральной крепостью. Хотя, от зданий, расположенных там, мало что осталось.

Но главным было не это.

По обеим сторонам тракта прямо перед воротами, ведущими в могильник, стояло не менее полутора сотен небольших грубых задний. Эти постройки оказались такими маленькими, что походили на полуземлянки. Между домишками копошились едва заметные маленькие фигурки, что казалось, будто это настоящая деревня, только расстояние до него не миля, а две-три.

– Да у них там целый город, – ошеломлённо прошептал Репей. Он перевёл взгляд на черноволосого могильщика, в его голосе появился восторг: – Велион, целый город! Ты мог себе такое представить?

– Мог, – сухо ответил Чёрный могильщик. – Вытащи меч.

Репей понял, сразу. Выхватил меч, резко разворачиваясь назад. Велион уже держал в вытянутых руках свой клинок. Он водил им из стороны в сторону, оглядывая траву. Несколько секунд назад он слышал шорох минимум десятка ног. Твари, устроившие слежку близко, очень близко.

И они напали.

Семь тварей едва двух футов ростом высыпали на дорогу, в могильщиков полетели камни. Велион повернулся боком, скользнул вперёд, намереваясь располосовать напополам ближайшего крысолака, держащего в руках грубо заострённую кривую палку. И остановился в шаге от него, опустив меч.

Две палки, три тупых столовых ножа и драные тряпки, видимо, изображавшие пращу. Камни, летевшие в них, бросали слабые ручонки. Это были дети, которые решили поиграть, Велиону хватило секунды, чтобы понять это.

Но Репей не понял. Он проскочил мимо черноволосого могильщика, коротким ударом перерубил шею одному из крысолаков, тяжёлым пинком отшвырнул другого обратно в траву и только тогда остановился, поняв, что ему даже никто не оказывает сопротивления. Его окровавленный меч опустился, он повернулся, с ужасом посмотрел на напарника.

– Это… – прошептал он. – Это… дети?

– Да, блядь! Дети! – взорвался Велион. – Что-то не так? – он шагнул к Репью с искажённым от злости лицом. Могильщик многое хотел высказать. Хотя бы о том, что прежде, чем что-то делать, надо думать. О том, что он не видел принципиальной разницы в убийстве и похищении, лишении свободы, не видел. Но остановился. Что он сам тогда делает здесь? Такой благородный, не замаравший ручки в крови ребёнка, не видящий разницы между убийством и похищением? Ведь в этом случае Велион сам был готов на убийство, на убийство за деньги. Он ведь думал, что отказался от этого двенадцать с лишним лет назад. Но ничего не поменялось. Пусть это всего лишь детёныш крысолака, сейчас тотенграбер считал, что никакой разницы между этим уродцем и человеческим ребёнком не было.

Велион замер на месте, глядя на Репья. Ему казалось, что всё замерло в тот момент, когда его напарник убил крысолака. Но всё было не так.

Крысолаки, ошеломлённые убийством друга, пришли в себя быстрее, чем люди. Один из них разинул пасть и с громким звуком втянул воздух в лёгкие, наклонил голову… и завыл.

В могильщиков ударил резкий порыв ветра. Репья, стоящего ближе к вопящему детёнышу, сбило с ног и проволокло по дороге несколько футов. Велиона отшвырнуло назад, он упал, но быстро вскочил. И тут, после ветра, пришёл звук. Нет, могильщики слышали крик и раньше, но теперь он вонзился в уши, будто бы взорвавшись там. Велион закричал, зажимая уши ладонями, упал на колени. Репей извивался, его рот был широко раскрыт, но крика Чёрный могильщик не слышал.

А детёныш крысолака снова втягивал воздух в лёгкие. Велион, совершенно оглохший, всё-таки успел сориентироваться. Он схватил валяющийся на земле меч и швырнул его в уже разинувшего пасть уродца рукоятью вперёд. Меч, конечно, не самое лучшее метательное оружие, но могильщика отделяло от крысолака всего-то десять футов. Рукоять ударила детёныша прямо в лоб. Уродец повалился на спину, суча кривыми ножонками, из его рассечённого лба на дорожный камень закапала кровь.

Велион с трудом поднялся с колен, пошатываясь, подошёл к Репью и помог подняться ему. Светловолосый морщился, открывая рот, как рыба, из его левого уха текла кровь, наверное, лопнула барабанная перепонка. Чёрный могильщик прикоснулся к своей щеке, но сразу отдёрнул руку. Во-первых, он в перчатке, и просто ничего не почувствует. Во-вторых, пока лучше оставаться в неведенье. К тому же, у Репья кровь шла только из одного уха, а он стоял куда ближе к орущему крысолаку.

Делая зевательные движения, Велион подобрал свой меч. Крысолак всё ещё валялся, из рассечённого лба по-прежнему текла кровь. Ничего, выживет. Остальные детёныши копошились около оглушённого крысолака, пострадавшего от пинка Репья. Наверное, у уродца сейчас переломаны все рёбра, вряд ли его кости отличаются большой крепостью.

Его кто-то дёрнул за рукав. Велион обернулся. Рядом стоял Репей, он указывал куда-то в сторону могильника, беззвучно разевая рот. Вид у него был на редкость озабоченный. Черноволосый тотенграбер проследил взглядом направление и выругался про себя: к ним приближались десятка два всадников. Наверняка, это крысолаки. Вот только на ком они ехали? Могильщик вгляделся во всадников получше. И порядочно струхнул.

Наверное, это мечта любого рыцаря – хищный скакун, куда более умный, чем лошадь. Крысолакам с их ростом эту мечту удалось воплотить в жизнь – они ехали верхом на собаках.

Велион выругался уже вслух, хотя толку от этого было мало – всё равно никто ничего не слышал, и, сунув меч в ножны, бросился бежать прочь от могильника. Он не верил в возможность удрать от собаки, особенно в том случае, когда убегать надо почти четыре мили. Четыре мили под палящим солнцем, с рюкзаком на плечах, к которому привязаны свёрнутые одеяло и плащ. Велион умел бегать на длинные расстояния, но так же прекрасно знал то, что волк может удирать от погони на протяжении нескольких дней, а собака – тот же волк. Но на спинах этих собак всадники, и у могильщика было около тысячи ярдов форы, значит, попробовать можно. Если, конечно, среди догоняющих его крысолаков нет колдунов… Чёрный могильщик заставил себя не думать об этом. Он драпал с такой скоростью, на которую был способен. О Репье он не слишком беспокоился, раз убежал от крестьян, значит, тоже хорошо бегает. Но, как только могильщик подумал о Репье, его посетило неприятное предположение. Он на ходу обернулся.

Всё было так, как он и подумал: белобрысый пёр под мышкой извивающегося детёныша крысолака, с каждой секундой отставая от напарника всё больше и больше. Велион, сбавив шаг, принялся яростно жестикулировать.

– Брось! – орал он, не слыша самого себя. – Брось!

Репей понял его. И замотал головой. Велион прочитал в его глазах решимость.

"Да иди ты в жопу, – зло подумал черноволосый могильщик. – Не буду я из-за тебя дохнуть". Но шага не прибавил.

Велион не слышал своё дыхание, но знал, что оно вырывается из горла с тяжёлыми хрипами. Дышал он поверхностно, не полной грудью. Это было ещё хуже. Если бы черноволосый тотенграбер не ждал Репья, то давно бы выдохся окончательно, и его бы сцапали. И всё из-за жары. Воздух жёг горло, делал слюну тягучей. Могильщик уже всерьёз задумывался о том, чтобы бросить рюкзак. Возможно, придётся бросить даже кошелёк, с каждой минутой оттягивающий пояс всё сильней. А там двадцать марок. Надежда была на то, что за пределами морока их преследовать не будут. Если Репей не бросит крысёныша, шансы на это меньше, но коллега Велиона, кажется, даже и не думал об этом, продолжая упорно переть на себе уродца.

До ближайших домов было с полмили. Репей бежал в двадцати ярдах позади. В ста пятидесяти или ста восьмидесяти футах за ним – собаки. Расстояние между ними сокращалось всё быстрей. Велиону казалось, что он уже практически слышит их лай, хотя взявшие след собаки обычно не лают.

Дома приближались мучительно медленно. Могильщик даже был рад, что ничего не слышит: смерть придёт к нему бесшумно. Вот он бежит, а вот уже валяется на земле, истекая кровью, а в его спине торчит копьецо. Или его затылок превратился в кровавую кашу от броска пращи. Или собака терзает его загривок. Велион хотел упасть и умереть, но эти мысли подгоняли его, вселяя силы бороться. Он опустил голову и уставился на дорогу, чтобы не видеть, сколько осталось до окраины деревни. Всё равно много, а преследователи слишком близко.

Чёрный могильщик бежал, сцепив зубы. Это погоня длится бесконечно долго, а он бежит слишком медленно. Так медленно, что преследователи нагоняют его, они уже так близко, что он чувствует взмокшей спиной дыхание из собачьих пастей. Слишком близко, чересчур… Наверное, собаки оббегают столы и стулья куда лучше и быстрее, чем это делает Велион. Но он может перепрыгивать некоторые преграды, собаки с всадниками вряд ли могут это делать. Хотя, собаки крысолаков – наверняка специально выведенная порода, возможно, они достаточно сильны, чтобы прыгать, пусть и невысоко…

Велион тяжело выдохнул. Он в деревне, до него только дошло. Но что ему это принесёт?

Многое. Тотенграбер увидел железную вывеску трактира. Если подпрыгнуть, он ухватится за неё руками, заберётся на второй этаж, с него на крышу, она достаточно плоская, чтобы на ней можно было удержаться стоя. Улочки, отходящие от тракта самые обычные, деревенские, не шире семи-восьми футов, он сможет прыгать с крыши на крышу. Только бы вывеска не проржавела настолько, чтобы сломаться от веса его тела.

Велион бросил быстрый взгляд назад. Репей отстал ещё сильней. Он так и не бросил чёртова уродца, в кровь изгрызшего его предплечье, идиот. А преследователи, практически нагнавшие их в тот момент, когда могильщики забежали в деревню, теперь отставали: осёдланные собаки с трудом бежали по захламлённой улице. Это шанс.

Велион как мог ускорил бег, подлетел к вывеске, моля о спасении, подпрыгнул и ухватился руками за вывеску. Та заскрипела, но выдержала. Выдержала! Могильщик сделал движение, которое в школе называлось "силовой выход", забрался на вывеску, ухватился за подоконник и ввалился в окно второго этажа. Подскочив, он высунулся из окна, чтобы в случае чего помочь Репью взобраться. Тот уже практически добежал до вывески. Но белобрысый по-прежнему держал в руках детёныша крысолака.

"Бросай!", – беззвучно закричал ему Велион.

"Лови!", – так же беззвучно ответил Репей.

"Бросай, говорю тебе!"

"Лови!"

Репей остановился под вывеской и подбросил детёныша вверх. Велион высунулся из окна чуть не на половину тела и машинально поймал уродца. Ему в нос ударил тяжёлый противный запах мочи, видимо, крысёныш обмочился от страха. Репей даже как-то умудрился на ходу связать ему руки. Чёрный могильщик отбросил крысолака назад и снова высунулся из окна.

Но было уже поздно. Репей потерял драгоценные секунды на то, чтобы забросить крысолака наверх. Он успел подпрыгнуть и ухватиться руками за вывеску, но тут на него налетела собака, ухватила его за сапог и потащила назад. Светловолосый брыкнулся, но без толку, а его вторую ногу уже терзали ещё две собаки. Велиону показалось, что он даже услышал крик боли своего компаньона.

Но главное, что он успел сделать, так это увидеть, что один из крысолаков поднимает руку, в которой было зажато что-то, напоминающее кривой посох с набалдашником. Могильщик машинально отшатнулся от окна, и вовремя. В окно ударил взлетевший с дороги шкаф, к счастью, слишком крупный, чтобы попасть внутрь, полетела щепа.

Велион вскочил с пола, подхватил детёныша крысолака и, оглушив его, бросился искать лестницу, ведущую на чердак. Репью уже не помочь, а высовываться в окно черноволосый не собирался. Во-первых, собаки убивают отвратительно. Во-вторых, в него опять могли швырнуть чем-нибудь, а камень, брошенный из пращи, убил бы его ничуть не хуже, чем, например, стул, запущенный с помощью магии.

Лестница нашлась быстро, но люк, ведущий на чердак, оказался закрыт. Велион потратил несколько драгоценных секунд, выковыривая из петли проржавевший крючок. За это время дом дважды содрогнулся, будто в него ударяли чем-то тяжёлым. Наверное, маги упражнялись в метании предметов мебели посредством магии. Велион, казалось бы, был в безопасности, но стены здания, за которым не ухаживали десятки лет, не очень хорошая защита, поэтому могильщик торопился.

Он выбрался на чердак, оттуда на крышу и рванул вперёд. Прыжок. Секунда полёта, падение на соседнюю крышу. Тотенграбер не удержался на ногах, покатился вниз, но умудрился удержаться чуть ли не на самом краю крыши, придавив крысолака. Почему он его всё ещё не бросил?

В могильщика полетели камни. Один больно ударил в плечо, но сила всё-таки была не такой, как если бы пращу раскручивал человек. Велион подскочил и, подхватив крысёныша, бросился бежать дальше.

Крысолаки по чём зря швыряли камни, стулья, обломки мебели. Крыша и стена частично защищали могильщика, а бросаться вещами при помощи магии, видимо, было утомительно – обломки становились всё мельче и мельче, да и точность падала.

Прыжок!

На этот раз Велион приземлился удачней, хотя и упал на колени. Ноги отдались болью, но не настолько сильной, чтобы он не смог продолжить бег.

Снова короткая пробежка по крыше и ещё один прыжок. Ещё одна крыша. Ещё, ещё.

А потом дома кончились. Велион понял это уже в момент прыжка.

Он успел сгруппироваться в полёте, тяжело упал в высокую траву, покатился, умудряясь даже делать это так, чтобы не слишком сильно придавить крысолака. Земля и трава сделали падение не таким тяжёлым, но у могильщика всё равно перехватило дыхание. Велион корчился на земле несколько секунд, стараясь вздохнуть, но у него ничего не выходило. Он уже приготовился к смерти от клыков собак.

Но его никто не преследовал.

Велион лёг спать сразу после заката. Отъевшись, напившись воды из лёдяного родника, он чувствовал себя вполне сносно, хотя у него всё ещё сильно гудело в ушах, а голова буквально раскалывалась. Зато он слышал.

Чего нельзя было сказать о Крысёныше, как его назвал могильщик.

Тотенграбер рассмотрел уродца вблизи только когда оказался на приличном расстоянии от деревни, закрытой мороком. Двух футов ростом, с кривыми ножками и ручками, оканчивающимися небольшими острыми коготками. Личико уродца скорее напоминало ежовое, чем крысье. Чёрный влажный носик, грубая серая щетина над вполне человеческим лбом, маленькие чёрные глазки. Существо, определённо было плотоядным – наряду с ярко выраженными резцами грызуна у него были клыки хищника. Крысолаком его назвали, наверное, из-за длинного голого розового хвоста, торчащего из дыры, специально вырезанной для него в рваных детских штанишках.

Весь день Крысёныш отказывался есть. Он только что-то бормотал и плакал. Его слова были вполне осмысленными, а слёзы человеческими. Одно из слов, которое он повторял всё время, слишком сильно напоминало "мама". Это слово было первым, что вообще услышал могильщик за несколько часов. У Велиона щемило сердце, но… тридцать марок – большие деньги, а Репей пару дней назад рассказал ему, как найти тот цирк.

К вечеру у детёныша крысолака появился жар. Ощупав его, Велион понял, что у него сломано несколько ребёр. Но это не смертельно, через несколько недель будет как новенький… Новенький дрессированный уродец на потеху публики. Тотенграбер гнал эти мысли, успокаивал себя всё теми же доводами о лучшей еде и, вероятно, более долгой жизни, но они всё не шли из его головы.

Перед тем, как отойти ко сну, Велион привязал Крысёныша к дереву. Засыпая, могильщик слышал, как он плачет.

Чёрный могильщик проснулся от шороха. Кто-то крался к нему.

Велион резко сел, хватая рукой нож, которым обычно разделывал мясо. Ночь была довольно светлой, и могильщик увидел того, кто разбудил его.

Это был крысолак. Судя по двум небольшим выпуклостям на груди – самка. Или, скорее, женщина. Она стояла рядом с человеком, опустив голову и не предпринимая каких-либо попыток напасть.

– Ма… ма… ма-ма… а-а… – зарыдал проснувшийся Крысёныш.

Велион сидел, опустив голову.

Это его мама. Как она оказалась здесь, в шести милях от границы их владений? Как… Её привела материнская любовь. Она прошла столько миль, чтобы спасти своего сына, вернуть его домой. Ей было плевать на опасность, которой она подвергалась. Мать пришла за своим ребёнком.

"Где была моя мать? – думал могильщик, глядя на пришелицу. – Где были мои родители? Быть может, меня точно так же похитили, как и его. А может, мои родители были мертвы, и поэтому я никому не был нужен. Я был одинок, меня некому было спасти, никто не мог придти и забрать меня. И тогда меня забрал Халки. Но я… я… остался один…"

Могильщик поднялся с одеяла и, приблизившись к Крысёнышу, перерезал верёвки, которые держали его. Он не видел, как мать прижимает своего ребёнка к груди, только слышал их плач и бормотание.

– Мама… – шептал Крысёныш… нет, не Крысёныш, так его назвал Велион, на самом деле его зовут по-другому. А кто дал имя ему, могильщику? Говорил ли он кому-то это слово – мама? Был ли кто-то готов вот так рискнуть своей жизнью ради него? Не известно. Да и какая разница? Результат уже известен – он могильщик, не человек, выродок. Он обречён всю жизнь скитаться в одиночестве, так и не познав любви, тепла, ласки… И порой ему это даже нравится. Но почему тогда сейчас так болит сердце?

Могильщик навзничь лёг на землю, слушая, как уходят крысолаки.

Глава 7. Гнёт воспоминаний

И всё-таки Велион не любил города, особенно такие крупные, как Ариланта.

Ариланта являлась столицей Коросского королевства, на западе и юге охватываемого своей территорией Ядовитое море, граничащего с Горливом северней Лельского озера, а на востоке упирающегося в Голые горы. Велион, хорошо знавший географию и постоянно изучающий карты, посчитал, что площадь королевства около полутора миллионов миль, почти треть из них – незаселённые из-за могильников, земель, отравленных приливами с Ядовитого моря, и десятка пустырей, куда никто соваться не хотел. Тем не менее, королевство имело очень приличные размеры. А значит, столица просто не могла быть маленьким городом.

Она и не была.

Ариланта – настоящий людской муравейник, по слухам имеющий население в тридцать, а то и сорок тысяч жителей. Если добавить торговцев, прибывающих на четыре рынка города, бродяг, наёмников, разбойников, пилигримов, проповедников, музыкантов и нищих, то число жителей вполне могло перевалить и за пятьдесят тысяч человек.

Велиону, привыкшему к обществу вещей, а никак не людей, нравится это просто не могло.

Ему и не нравилось.

Могильщик продирался сквозь туловища, ноги, руки и головы, которые просто не могли принадлежать людям, они будто бы вырастали внутри тела чего-то огромного и до ужаса шумного, причём этому ужасному существу до покоя было очень далеко. Наверное, то же самое у могильщика происходило в животе во время несварения. Уж точно в его животе так же несло дерьмом, как и здесь. Дерьмо было повсюду, им разило из-под ног, откуда-то сбоку, сзади, спереди, изо ртов людей, от животины, детей, кур, домов, канализации. Чёрт, да весь этот город являлся одной сплошной канализацией, человеческим нутром, чревом, где нечистоты двигались хаотично, без цели. Нет, не хаотично. Это чрево извергало нечистоты в себя, будто бы боясь потерять хоть каплю, множа всё это дерьмо в себе. И дерьмо бурлило, пенилось, воняло, разносясь по улочкам, выплёскиваясь при первой же возможности. Вот мама посадила опорожниться своё пятилетнее чадо посреди толпы, и никто даже не замечает, будто это в порядке вещей, наоборот, семь или восемь человек пытаются затоптать детёнка, потому что он занимает слишком много места. Всем плевать. Все рвутся вперёд, казалось бы, бесцельно, но это всё-таки не так: люди бегут жрать, продавать, покупать, но итог всего этого один – потоки дерьма.

Всё-таки, на кой чёрт его понесло на базарную площадь в выходной день?

– Сыр! Домашний сыр!

– Колбаса! Домашняя колбаса!

– Трава! Трава из-за Ядовитого моря!

Велион ругнулся и попробовал оттиснуться от лотков, к которым его прибило толпой. Куда там… Он даже поразиться тому, что вот так, в открытую, продаётся наркотик, запрёщённый везде, кроме, кажется, островов за Ядовитым морем, успел только когда ему удалось пробиться к одной из улочек, ведущих прочь от площади. На этой улочке он передохнул (почти передохнул, здесь народу тоже было не мало, да и лотков с торговцами хватало) и, держа базарную площадь точно за своей спиной, рванул вперёд. Ну, не совсем рванул, но перестал, по крайней мере, двигаться со скоростью мухи, плавающей в меду.

Минут через пять, когда количество человек на одном квадратном ярде перестало превышать цифру десять, могильщик остановился и впервые огляделся. Улица короля Гризбунга по прозвищу Волосатые Пальца пропала бесследно, а ведь он едва нашёл её после получасовых скитаний по городу, а потом ещё почти час продвигался по ней, дивясь, откуда же столько народу прёт в ту же сторону, куда и он. Когда тотенграбер понял, что идёт в сторону базара, вместо того, чтобы, как неглупый человек, обойти его, он решил срезать. Вот и досрезался. Слава богам, что остался живым, не стал калекой или нищим.

Вспомнив, что в такой сумятице можно остаться нищим даже ничего не покупая, Велион проверил кошелёк. Тот оказался на месте. Вот теперь можно было облегчённо перевести дыхание, что могильщик и сделал. Переведя дыхание, он начал раздумывать о том, как добраться до улицы имени Гризбунга Волосатые Пальцы. Возвращаться к базару не хотелось, бродить по малознакомому городу тоже. Могильщик вздохнул и, скрипя сердце, решил возвращаться на большак. В случае чего можно попробовать по прямой пройти город насквозь, а потом обойти пригороды кругом. Сколько на этого требовалось времени, страшно было представить, но возвращаться в тот ад Велиону не хотелось. Можно, конечно, попробовать обойти рынок, но где-то в этом городе должны были находиться ещё три…

Сплюнув, Чёрный могильщик уверенно зашагал вперёд. И только после этого его посетила мысль о том, что можно у кого-нибудь выспросить дорогу. Он принялся высматривать более или менее прилично одетых горожан, встречающихся по дороге. Наконец, его выбор остановился на двух молодых рыцарьках, пьяных в хлам, несмотря на довольно ранний час.

Рыцари шли в полном облачении – на поясе меч, на гордо выпяченной груди, облачённой в лёгкую кольчугу, герб, под мышкой шлемы с развевающимися разноцветными плюмажами. Лёгкие кольчуги говорили о довольно скромном достатке рыцарей – те, что побогаче или поуспешней носили куда более дорогостоящие панцири, зарабатывать на которые порой приходилось очень долго, чаще всего их дарили рыцарям сюзерены. Но и эти двое парней вполне могли подойти – всё-таки не голытьба, да и по виду им было куда меньше двадцати, так что, возможно, они частенько посещали места, подобные тому, что искал могильщик.

Вообще, Велион верил в те разговоры, которые иногда вели другие могильщики, о том, что до войны в тяжёлых доспехах ходили даже простые солдаты. Но те времена давно прошли. Магия липнет к стали пусть и хуже, чем к драгоценным металлам, но всё же липнет, а железо куда более подвержено коррозии, чем даже медь, да и какой бы идиот решился бы тащить на себе полный доспех, весящий не менее двух пудов, через могильник? Так что железо восполнялось куда хуже, чем то же золото, если, конечно, учесть их соотношение. Рудников же по добыче такого нужного металла всё ещё было немного, так что даже рыцарям благородного происхождения приходилось носить всего лишь лёгкие кольчуги. Огромные двуручные мечи, которых Велион видел в могильниках множество, тоже ушли в историю. Впрочем, обычные солдаты, которые когда-то могли позволить себе носить доспехи, теперь выходили в бой чаще всего в кожаных дублёных куртках, имеющих по железной пластине на каждом плече и несколько блях на груди.

Но рыцари в любом случае были людьми не самыми бедными, и могли знать, где находится бордель Крами, насколько Велион слышал, далеко не дешёвый. Поэтому, недолго думая, тотенграбер направился наперерез рыцарям. Те, завидев это, приостановились.

– Достопочтенные господа рыцари, – как можно вежливей обратился к ним Велион, – не могли бы вы оказать мне честь…

– Что? – встрепенулся один, с длинными, но по-юношески мягкими усами. – Оказать честь? Дуэль? Дуэль так дуэль, доставай меч.

– Дуэль это хорошо, – икнув, сказал второй, волосы которого были стянуты в длинный конский хвост. Пока Велион обращался к ним, он не сводил взгляда с меча могильщика. – Кто первый, я или он? – он пихнул своего спутника локтём в бок.

– Нет, не дуэль, – замахал руками Велион. Мальчишек он не боялся, особенно, таких пьяных, но убивать их просто так не хотелось, да и прикончить двух рыцарей – не то же самое, что прибить, например, карманного воришку. – Я просто хотел спросить у вас дорогу.

– Пся крев, – ругнулся тот, что с конским хвостом. – А я-то обрадовался…

– Ничего, – буркнул усатый, – мы и дорогу подскажем. Куда надо?

– В бордель "Мягкая постель". Просто я долго бродил по городу, но потерял улицу имени короля Гризбунга…

– А ты бы не попал в "Мягкую постель", если бы продолжил ходить по Ариланте, – сказал усатый. – Улица Гризбунга – длинная улица, и бордель находится в самом её начале, ещё в предместьях столицы. Тебе надо…

– Погоди, – оборвал его второй рыцарь. – Мы же собирались в бордель, так почему бы не прогуляться до "Мягкой постели"? Покажем нашему новому другу наёмнику дорогу, и сами куда надо попадём. Тем более, местечко там хорошее.

– Согласен. Пошли, друг наёмник… как там тебя…

– Велион.

– Пошли, Велион, мы тебя отведём в бордель. Там выпьем по стаканчику, потом возьмём по бабёнке и…

– Дойди сначала, – пробурчал "конский хвост".

– Ничего, пока дойдём, протрезвим. Пошли, пошли, Велион, разворачивайся, ты шёл не в том направлении.

– Там базарная площадь по дороге, лучше обойти, – сказал могильщик, пристраиваясь сбоку от целеустрёмлённо двинувшихся вперёд рыцарей. Переубеждать их в том, что он не наёмник он не собирался, раз уж не поняли, что за перчатки у него на руках, то пусть пребывают в дальнейшем неведенье.

– Ничего, – рявкнул усатый, – срежем, пройдём прямо по площади. А может, всё-таки дуэль? Ну как хочешь.

Хоть бордель «Мягкая постель» и располагался в пригороде, не огороженном городской стеной, выглядело его здание просто прекрасно. Вероятно, ограбить бордель, пользующийся славой и незащищённый городскими стенами, а, следовательно, и городской стражей, хотели бы многие шайки разбойников.

Хотели бы, если бы сам бордель не являлся крепостью.

Наверное, раньше это был дом какого-то купца или мелкого дворянина – большое трёхэтажное здание с покатой крышей и мрачноватыми барельефами. Такой дом ограбить вообще проблематично – на нижних окнах, помимо ставен, открывающихся внутрь, стояли решётки, окна второго и третьего этажа больше напоминали бойницы, пролезть внутрь через которые не смог бы и ребёнок. Здание опоясывала высокая каменная ограда, почти стена, с единственными обитыми железом воротами. Если прибавить к этому шестерых охранников, стоящих у ворот (и то это были только те, кого Велион успел увидеть), то выходило, что бордель можно использовать в стратегических целях. Так что вряд ли бы нашлась шайка разбойников, решившая напасть на "Мягкую постель".

За стенами располагался широкий двор с конюшней. Кроме нескольких конур с сидящими на цепях волкодавами здесь ничего не было, даже вездесущих попрошаек и нищих, которых гнали взашей отовсюду, но те продолжали появляться, не уменьшаясь в числе.

Несмотря на внешнюю мрачность и неприступность внутреннее убранство борделя оказалось просто превосходным, иначе он бы не пользовался такой популярностью. Сразу за кованой дверью располагалась обширная прихожая, заставленная небольшими диванчиками. Здесь сидело двое охранников и симпатичная полуголая девушка, принимающая заказы. Заказы принимались самые разные, сюда можно было придти просто поесть, сыграть в кости или карты, ну и, конечно, заказать девочку, мальчика, козочку, в общем, кого душе угодно. Прежде, чем пройти дальше, надо было снять верхнюю одежду (гардеробщицами, конечно же, оказались полуобнажённые девушки), оставить оружие и, подойдя к девушке, сказать цель своего визита. Если таковой не было, можно просто некоторое непродолжительное время отдохнуть на диванчике, а после продолжать путь.

В прихожей Велион скинул плащ, а рыцари с недовольным, но беззлобным ворчанием сняли кольчуги, под которыми у них были надеты потёртые стёганые рубахи. В этих рубаха рыцари выглядели так, будто собрались в бой, но ещё не успели одеть доспех. Или как два проигравшихся солдата.