Текст книги "Кольца Всевластия"

Автор книги: Гельмут Пеш

Гельмут Пеш
Кольца Всевластия

 
В седую старину Эльфийский Князь
создал семь колец власти.
Три кольца отдал он человеческим детям,
чтобы те распоряжались ими
в Среднеземье по своему усмотрению.
Два кольца получили Владыки гномов,
стерегущие Врата в Подземном Мире.
Одно кольцо – на руке самого Эльфийского Князя,
правящего Высшим Миром.
О седьмом кольце не ведает никто.
 

ОБРАЗ МИРА

Известный нам мир существует в трех плоскостях.

В Высшем Мире живет народ эльфов, которым управляет Высокий Эльфийский Князь. Элоаи, то есть Пробужденные, как называют себя эльфы, молодой, прекрасный, никогда не стареющий народ. Любовь для эльфов не более чем учтивая игра. Эльфы никогда не рождались; они появились на свет на Водах Пробуждения в тот день, когда Бог в образе прекрасного юноши повстречал там свою невесту.

В далеком прошлом эльфы построили мост, ведущий в Среднеземье. Побывав там, они испытали необузданное желание участвовать в жизни. Те из них, что остались в Среднеземье, вошли в контакт с людьми и при этом очеловечились. Это так называемые лесные эльфы, которые, несмотря на близость к людям, сохранили особое отношение к природе. Остальные превратились в темных эльфов; они обитают далеко на западе, по ту сторону Ограничительного Пояса, и вынашивают мысль завоевать мир. Зная об этом, Эльфийский Князь властью своего кольца затворил Врата в Высший Мир.

Среднеземье – это мир людей, территория, за право обладания которой борются различные существа.

Самое крупное государственное образование Среднеземья – Империя людей. В её столице, Великом Ауреолисе, вот уже почти тысячу лет находится императорская резиденция.

Империя конфликтует с государствами на юге и востоке и находится под постоянной угрозой вторжения темных эльфов, обитающих на другой стороне Западного Океана. Впрочем, вот уже нескольких веков о них ничего не слышно.

Империя представляет собой феодальное государство с гуманистической идеологией. Науки, изучаемые в коллегиях, разбросанных по всей стране, и в большом Аллатурионском университете, доступны всем. Ересей не существует. Религия занимает важное место в жизни подданных. Однако, в отличие от нетерпимых конфессий других стран, никаких эксцессов на религиозной почве здесь не наблюдается благодаря тому, что культ Бога-мужчины, называемого Отцом, равноправен с культом Богини, известной как Мать Всего Сущего.

Подземный Мир – это сумрачное царство гномов. Они не родились, но были сотворены своим Владыкой, которого они почитают за Бога, и его супругой, Владычицей. Первыми творениями Божественной Четы оказались три брата, известные как Бреги, Фреги и Греги, хотя на самом деле их имена гораздо длиннее, поскольку знатность гнома определяется протяженностью его имени. Братья сочли проклятием то, что не были рождены, и однажды все трое вместе со своими спутниками пробрались через Врата Подземного Мира в Среднеземье. Здесь гномы разошлись по разным странам, чтобы создать собственные царства. По большей части они селились в недрах гор, постольку чувствовали себя уютно лишь за крепкими стенами. А благодаря земным женщинам гномы, которые изначально были бесполы, смогли производить на свет потомство. Однако никому до сих пор не известно, сколько гномов осталось в Подземном Мире, а сколько покинуло его и что стало с ними.

Впрочем, в древних свитках магистра Атаназиуса из Нолы сказано, что все эти миры на самом деле представляют собой один и тот же мир на трех различных этапах существования: молодость, зрелость и старость; и что все живущие вышли из Высшего Мира, чтобы однажды очутиться в Подземном Царстве. Но так ли это, о том ведают только Боги.

Из запрещенного труда «Mundorum Theoria Sacra» [1]1
  «Священная история Миров» (лат.)


[Закрыть]

Кверибуса Тракса, хранящегося в секретном архиве Аллатурионского университета.

1
СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ

Посвящается непревзойденному мастеру

Дж. Р. Р. Толкину.

Когда хранитель Музея истории Эльдерланда магистр Адрион Лерх объявил, что в пятидесятую годовщину пребывания в этой должности он намеревается передать бразды правления молодому преемнику, кажется, сам воздух на рынке Альдсвика отяжелел от слухов, а все разговоры в трактирах и пивных свелись к одной этой теме.

Магистр Адрион вряд ли мог найти лучшее время для своего заявления, чем последний день ежегодной трехдневной ярмарки, шумевшей на рыночной площади Альдсвика и прилегающих к ней улицах. Одновременно магистр объявил и имя своего преемника; именно это и породило превеликое число сплетен в городе, да, пожалуй, и по всему Эльдерланду, ибо торговцы, покупатели, бродячие музыканты и праздные зеваки разнесли весть по всей стране, как ветер разносит искры лесного пожара. Тем более что Адрион Лерх, вопреки всеобщему ожиданию, не удостоил назначением никого из своих помощников.

– Кто такой этот Кимберон Вайт? – ворчал старый Ом Хиннер, зажиточный крестьянин из Цвикеля. – Небось он и нездешний?

– Не желаю слышать ничего худого про молодого Кима! – возражала ему покупательница, госпожа Металюна Кнопф. Ей приходилось кричать, поскольку к описываемому времени старый Ом уже почти совсем оглох. – Он происходит из старинного рода с равнины и не виноват, что его родители погибли во время большого наводнения двенадцать лет назад.

– Но назначать этакого юнца на ответственную должность… – не сдавался старик.

– А сколько сейчас лет магистру Адриону?

– Гм. Мы с ним одного года. Семьдесят два, стало быть…

– А в таком случае он был не намного старше, когда сам вступал в эту должность, – победоносно объявила Металюна. – А теперь дайте-ка мне десять фунтов зеленых бобов.

Назначение на должность хранителя молодого Вайта послужило причиной паломничества в музей многих весьма уважаемых в Эльдерланде граждан. Но Адрион Лерх твердо, хотя и вежливо выпроваживал каждого из своего кабинета. При этом магистр всякий раз подчеркивал, что, покуда он жив и пребывает в здравом уме и твердой памяти – а последнее, не говоря уже о первом, никто, как он надеется, не подвергает сомнению, – право назначать преемника доверено только ему. Нет, чувствует он себя превосходно и намеревается как можно более приятно провести остаток своих дней на ту скромную пенсию, которую выделил ему Совет Эльдерланда. Говоря это, он с улыбкой закрывал за очередным посетителем дверь. В отношении некоторых магистр был уверен, что их привела в его кабинет не столько забота об общественном благе, сколько надежда протащить на открывшуюся вакансию своего сынка или какого другого родственника.

Возможно, у некоторых читателей возникнет вопрос: а зачем вообще такой маленькой стране музей? Поясним: жители Эльдерланда гордились своей историей, своими стародавними обычаями и традициями. С тех самых пор, как семьсот семьдесят шесть лет назад, перебравшись через Серповые Горы, они пришли на север, чтобы навеки поселиться в этом отдаленном уголке мира, все, что казалось им достойным увековечения, бережно записывалось и сохранялось. Даже такое, чему Большой Народ, люди, и не придавал, бы никакого значения – начиная с курительной трубки гиганта Торгрима Финка, который был выше любого взрослого фолька (а последние с их средним ростом в четыре фута и восемь дюймов чуть выше любого из гномов), и вплоть до списков поголовья скота в северной части страны или отчетов об улове рыбаков из Усть-Эльдера.

Жизнь, которую вели здесь фольки, простой не назовешь. Правда, теплое морское течение, омывающее западное побережье, позаботилось о климате здешних мест. На холмах южнее Эльдера даже рос виноград – и не нам судить, был ли он пригоден для виноделия. Правда и то, что высокие, неприступные горные цепи с запада и с юга отделили Эльдерланд от остального мира, защищая страну от непогоды. Однако здесь, далеко на северо-востоке, урожай поспевал поздно и требовал тяжелого труда. Так что фольки по праву могли гордиться своими успехами.

Неудивительно поэтому, что наряду с крупным помещиком фон Гуриком, бургомистром Андера, пастором церкви из Усть-Эльдера, а также настоятельницей храма Виндера в Совет Эльдерланда – собрание, являвшееся в годы бедствий чем-то вроде правительства провинции, – входил и хранитель Музея истории. Да, мы, кажется, ещё не успели сказать, что официально Эльдерланд был провинцией Великой Империи, хотя с незапамятных времен никто из чиновников Империи не показывался в этом её отдаленном уголке.

Так что работы у Совета было мало. Все спорные вопросы сообразно обычаям и традициям разрешались местными помещиками или главами гильдий. Таким образом, шум с новым назначением хранителя Музея истории был вызван не потому, что всех интересовало, справится ли юный Кимберон Вайт с выпавшими на его долю обязанностями, а потому, что фольки вообще не расположены к любым переменам.

При всем этом любовь к старине сочеталась у большинства фольков с прямо-таки безудержным любопытством и неистощимой страстью к пересудам и болтовне.

В трактирах, куда захаживали разные важные личности, выбор хранителя обсуждался более рьяно, чем в районах, населенных простыми ремесленниками и торговцами, ещё помнившими отца Кимберона, который был главой гильдии рыбаков в Усть-Эльдере и который, произнеся в свое время множество мудрых речей, совершил и немало добрых дел. Но, увы, судьбе было угодно, чтобы родители Кимберона погибли во время большого наводнения зимой 760 года, когда из-за сильной оттепели и продолжительных ливней обе реки, у слияния которых расположен город Альдсвик, Андер и Эльдер, превратились в ревущих бестий. Их лапами стали мутные бурные волны, а когтями – унесенные водой грузы. Вода и грязь в щепки разнесли мосты и дамбы, часть городской стены и прилегающие к ней склады и дома. В тот день рыбаки из Усть-Эльдера под началом Валерона Вайта пришли на помощь жителям Альдсвика и на своих лодках вывезли многих и многих из затопленных домов. Но сам Валерон вместе с молодой женой поплатились за это жизнями, когда их лодка опрокинулась.

Маленький Кимберон остался в живых только потому, что его вместе с другими детьми своевременно отвезли в Гурик-на-Холмах.

– И все же вот что я скажу, – произнес кум Март Кройхауф, богатый торговец, владелец большого дома на рыночной площади прямо напротив ратуши и роскошного загородного поместья. – Он не из наших, а всего лишь выскочка с побережья. Фольки из тех мест всегда были со странностями. Они на своих кораблях выходят даже в море, где, как известно, бесчинствуют всевозможные твари – чудовища, темные эльфы и ещё бог знает кто.

Он отхлебнул глоток из большой пивной кружки, которая только ему одному и подавалась в кабачке «Золотой Плуг». Заметим, что заведение это находилось как раз слева от его дома на рыночной площади и, как часто говорил Март, располагалось ровно посередине между ним и залом Совета. В «Плуге» собирались зажиточные и авторитетные граждане, а также желающие таковыми считаться. Внизу, в пивнушке, сиживали простолюдины: мелкие торговцы, ремесленники и домашняя прислуга. Но для того чтобы сидеть наверху, необходимо было иметь определенный достаток, поскольку для многих из фольков цены здесь были не ниже городской колокольни. Поэтому крепкое темное пиво, которым славился «Плуг», удавалось попробовать лишь немногим: эль, подаваемый внизу, не шел с ним ни в какое сравнение.

– Он происходит из уважаемого рода, – возразил Керстен Хюфнер, секретарь Совета. – Род Вайтов принадлежит к одному из первых родов, перебравшихся в свое время в Эльдерланд через горы. Они состоят в родстве со многими знатными фамилиями, даже с Финком фон Гуриком и с самим магистром Адрионом…

Магистр Адрион Лерх, дальний родственник Валерона Вайта, взял мальчика Кимберона к себе и воспитывал его. Можно сказать, что маленький, кроткий Ким и в самом деле вырос в музее, где задавал умные вопросы и терпеливо выслушивал ответы служителей. При этом магистру сразу бросилось в глаза, что мальчик обладает не только кротостью, но также и свойственным только ему одному упорством: Ким не отступал, пока не получал на свой вопрос исчерпывающий ответ. Впрочем, научившись читать, он смог сам находить ответы на свои вопросы. И однажды наступил момент, когда он захотел выучить язык Большого Народа, поскольку ответы на иные вопросы можно было найти только в книгах людей. Так Ким соприкоснулся с Всеобщим Языком, которым помимо своих собственных пользовались гномы, эльфы и даже темные эльфы. Ким взялся за изучение этого языка столь энергично, что уже через год с небольшим мог бегло читать. Тут-то он и добрался до фолиантов, повествующих о всеобщей истории. И чем больше он их изучал, тем его жажда знаний становилась сильнее.

Позже от своего приемного отца и воспитателя он узнал об университете города Аллатурион, месте большой учености, находящемся по ту сторону Серповых Гор. Зерно, посеянное магистром Адрионом, дало добрые всходы. Обучение в этом почтенном и именитом университете было бы не по карману сыну рыбака из Усть-Эльдера. Однако граждане Альдсвика воздали должное сыну за героизм отца и дали возможность молодому Кимберону изучать историю в Империи Большого Народа.

– Странный он фольк, говорю я вам, – повторил толстый торговец. – Ну что может выйти хорошего из человека, если он обучался за границей! Для всего Эльдерланда было бы лучше, если кум Лерх выбрал другого преемника, из числа тех, кто приобрел знания здесь, в Эльдерланде, а не в школе Большого Народа, которая ничего путного дать не может.

– Это вы о своем сыне Карло? – не смог удержаться секретарь Совета.

– Вздор! Речь не об этом.

На самом деле секретарь Совета коснулся самого слабого места в тираде Марта. Всем было известно, что торговец отправил было своего сына учиться на юг, в коммерческое училище. И в деньгах у него недостатка не было. Но одних денег не всегда бывает достаточно. Как стало известно из хорошо осведомленных кругов, зачисление не состоялось по причинам ограниченности умственного, но отнюдь не денежного капитала.

Кимберон же, напротив, успешно завершил свое обучение и успел получить степень бакалавра, когда пришло сообщение, что в Альдсвике его ожидает должность хранителя.

– Я полагаю, что вы судите слишком поспешно, – раздался чей-то голос. – Существует множество опасностей, которые проникают в наш маленький мир снаружи, и это хорошо, что у нас в Совете есть человек, рискующий поднять глаза и взглянуть поверх своей пивной кружки.

Март отыскал взглядом говорящего. Судя по одежде и цеховой эмблеме, это был башмачник из Усть-Эльдера. Вероятнее всего он приехал в Альдсвик на ярмарку.

Торговец снисходительно глянул на ремесленника с побережья.

– Ну а вы-то что можете знать? – фыркнул он. – Вы сами наполовину иноземец!

– А как же магистр? – не поддался на провокацию человек из Усть-Эльдера. – Разве он не учился за границей? Разве он не…

– Это, – перебил его Март и выпрямился, выставляя на обозрение все свои пять футов роста; казалось, что вверх тянутся даже кончики его ушей, – совсем другое дело! Тогда были другие времена. Да к тому же Адрион Лерх был уже зрелым человеком, когда поступил в университет, разве не так? А нам в Совете нужны зрелые люди, чтобы они могли там… хм… представительствовать!

Все разговоры в «Плуге» оборвались. Глаза присутствующих обратились к башмачнику, отважившемуся возражать самому Марту.

– …магистр тоже родом из Усть-Эльдера, – башмачник был непоколебим, хотя ему и приходилось смотреть снизу вверх, поскольку стол для почетных гостей находился на возвышении в середине зала, и, таким образом, почтенный мастер выглядел едва ли не просителем.

– А разве я не говорил?! – выкрикнул Март. – Кумовство! Связи! Да весь этот иноземный сброд!..

– Ни одного худого слова о нашем магистре! – перебил его незаметно подошедший трактирщик. – И никаких оскорблений по отношению к нашему гостю, почтенному цеховому мастеру Одильону Дирку. Возьмите себя в руки, кум Кройхауф. Хлебните пивка да попридержите язык!

Он плеснул торговцу в его полупустую кружку пива из бочонка, да так, что из неё полезла на стол пена. Март был смущен и в самом деле замолчал.

Одильон, человек с побережья, выпил свое пиво и покачал головой, когда трактирщик услужливо предложил повторить. Он резко поднялся с места, словно внезапно захотел глотнуть свежего воздуха. Он был по горло сыт Альдсвиком и его жителями. Оставалось только надеяться, что молодой Кимберон никогда не станет похожим на этого самодовольного торговца.

Разговоры в трактире постепенно вернулись в свое привычное русло. У всех имелось собственное мнение по обсуждаемому вопросу, однако фольки предпочитали не высказывать вслух то, что не совпадало со взглядами кума Марта Кройхауфа.

Зная это, он сдул пену с пива, сделал большой глоток и победоносно откинулся в кресле.

Во всем городе происходило примерно то же, что и в «Плуге». И всякий раз находился кто-нибудь, кто сомневался в мудрости магистра Адриона. Ситуация не изменилась и после закрытия ярмарки. Повсюду в Эльдерланде смена руководства Музея истории, посещение которого во время пребывания в Альдсвике являлось одновременно и обязанностью и удовольствием, было большой новостью. Вскоре об этом заговорили даже в самых отдаленных деревнях.

Так проходили день за днем и неделя за неделей. И вот одним погожим осенним утром на Южную улицу въехала фура с впряженным в неё коренастым пони. Молодой человек, сидевший на облучке, вежливо приветствовал всех, кто попадался ему на пути, вне зависимости от того, отвечали на его приветствие дружелюбным или мрачным взглядом или не отвечали вовсе.

Все ждали, что новый хранитель музея начнет с реорганизации. Однако ничего из ряда вон выходящего не произошло. Ни один из старых служителей музея не был уволен. Ни одна коллекция старых глиняных горшков, орудий труда или расшитых узорами платков не была ни продана за бесценок, ни выброшена на свалку. Старый магистр поселился в маленькой квартирке на втором этаже музея, а молодой Кимберон въехал в дом хранителя. Из Виндера – деревеньки на юго-западе, что лежит на самой границе с болотами, – приехала молодая женщина, имевшая в Альдсвике родственников; она и взяла на себя роль экономки у молодого человека. Магистр Адрион также садился с ними за стол, если только он не был погружен в свои исследования или не предпринимал поездок по стране, о цели которых никто толком не знал. Но так уж повелось. Можно было даже задаться вопросом: а вступил ли вообще молодой человек в должность?

В конце концов люди вернулись к своим повседневным заботам, и даже куму Кройхауфу наскучило сопровождать в «Плуге» выбор нового хранителя музея злобными комментариями.

Стояла прекрасная осень, однако зима в этом году наступила рано и оказалась холодной. Уже вскоре после сбора винограда по ночам начались необычайно сильные заморозки. Первый снег выпал рано. С приходом зимы тема Кимберона Вайта вновь вернулась на повестку дня, однако благодаря добросовестному исполнению новым хранителем музея своих обязанностей она потеряла свою злободневность, и многие даже сожалели, чтоб Март и другие не оказались правы в своих опасениях – хотя бы для того, чтобы скрасить долгую зиму.

С северных отрогов Серповых Гор в Цвикель время от времени спускались стаи волков. Они пугали пастухов и крестьян, сея страх в городах и доставляя хлопоты добровольным дружинам фольков. Но ничего особенного не произошло. Никто не пострадал, если не считать старого Ома Хиннера, который, когда его отряд добровольцев возглавил погоню за волками, вывихнул ногу, ибо к тому времени оглох настолько, что не услышал предостережения о присыпанной снегом яме.

Весна наступила поздно, но вскоре взяла свое. Посевы взошли превосходно, и Кимберон исчез с повестки дня окончательно.

Лето выдалось жаркое и засушливое, лишь однажды разразилась гроза, и люди бросились черпать воду из обмелевших рек, ручьев и высохших было колодцев и поливать ею изнывающие от жажды поля. Так продолжалось до тех пор, пока не полил действительно щедрый дождь, который выручил крестьян и пообещал хороший урожай в этом году. Когда же в конце лета вновь пришло время собираться на ярмарку в Альдсвик, крестьяне уже начали ругать дождливую погоду. Очень немногие к тому времени помнили разговоры тех дней, когда неожиданно для всех старый магистр заявил о своем уходе. Некоторые, впрочем, надеялись, что нынешняя ярмарка тоже приготовит для них нечто такое, о чем можно будет вдоволь посудачить, вместо того чтобы ворошить старое или обсуждать ежедневные дела.

Ярмарка открылась, однако ничего заслуживающего внимания не произошло. Разве что однажды бык сорвался с привязи и носился по улицам, пока не был пойман дружиной фольков. Но все случилось рано утром, когда мало кто мог это наблюдать, поэтому данный случай в счет не шел. Никто серьезно не пострадал, только несколько оптовых торговцев залезли в грязь, ибо именно там пытались найти наиболее безопасное место. Что же до сенсаций, то эта ярмарка была даже слишком спокойной. Однако магистр Адрион мог уйти в отставку только один раз, а остальные члены Совета были ещё недостаточно стары, чтобы отказываться от своих мест.

– Неплохие дела провернул я в этом году, – раздавался за столом для почетных гостей в «Золотом Плуге» голос кума Кройхауфа, и, увы, других, более интересных тем для разговора не находилось. – Я… – Но тут кум вынужден был прерваться на полуслове. Взгляды всех присутствующих обратились на дверь, и даже сам Март Кройхауф забыл, о чем только что говорил: в трактир вошли два незнакомца.

Открыв рты, все уставились на них. Здесь, в самой глубинке Эльдерланда, фольки привыкли находиться среди своих; лишь в Усть-Эльдере да изредка в Виндере появлялся кто-то из Большого Народа, как правило, для продажи партии товаров. Но развозили их по Эльдерланду уже местные торговцы, так что если кто-либо из Большого Народа добирался до Альдсвика, то это уже была небольшая сенсация.

Один из вошедших был достаточно высок, чтобы быть принятым за человека; ростом он превосходил любого из фольков по меньшей мере на фут, и если бы потолок в трактире был пониже, то пришлось бы ему пригнуться. Вошедший был строен, но широкоплеч, а его красивое лицо с резко выступающими скулами, так же как и не отмеченные печатью тяжелого труда руки, выдавали высокое происхождение. Рубашка и штаны были сшиты из хорошего льна и отделаны по краю кожей, а поверх кожаного жилета с заклепками на нем была тяжелая накидка из прочного сукна. Капюшон был сдвинут на затылок. Пыль и грязь, свидетельствующие о проделанном пути, не уменьшали солидного впечатления. Слева на поясе поблескивала рукоять скромного, простого меча, справа можно было различить кинжал, который был таким длинным, что фольки могли и его принять за короткий меч.

Его спутник был мал ростом, но крепок. Очень мал и очень крепок. Многие из присутствующих слышали, конечно, рассказы про гномов, но с незапамятных времен никто из них не спускался в долину, и торговые связи между фольками и коренастыми хозяевами подземного мира давным-давно прервались. Ростом гном был не выше четырех футов. Но если фольки, которые, будучи чуть выше, обладают стройной и пропорциональной фигурой и лишь с возрастом приобретают известную округлость членов – как, например, знаменитый помещик Исидор Финк, который был столь тучен, что однажды по дороге из Гурика в Альдсвик под ним сломались три экипажа, – то гном этот был исключительно плотного сложения. Под тесным кожаным колетом, поверх которого была надета тонкой работы кольчуга, буграми проступали мышцы, напрягавшиеся при каждом движении, да так, что некоторые из присутствующих про себя подумали, что с эдакой фигурой можно поставить на колени и быка.

Лицо у гнома было плоское и почти полностью заросшее роскошной рыжей бородой. Того же цвета были и волосы, выбивающиеся из-под украшенного тончайшей филигранью шлема, который блестел в тусклом свете масляной лампы. Темные, почти черные глаза гнома глядели на находившегося за стойкой трактирщика строго, но без злобы. За плечами гном нес большой черный вещевой мешок. Однако взгляды большинства посетителей «Плуга» были прикованы к топору, который пришелец небрежно держал в руке. Казалось, что лезвие топора по размерам сравнимо с орлиным крылом. Несмотря на то что видимым оставалось только черное топорище, а металлическое лезвие было скрыто в черном кожаном чехле, многие из присутствующих были уверены, что едва ли кто-нибудь из их числа сможет поднять это могучие оружие, не говоря уже о том, чтобы пустить его в дело.

Поэтому их взгляды выражали удивление, недоверие, страх и любопытство вперемежку с приятной уверенностью, что на целых несколько дней вперед найден предмет для разговоров.

Человек упругим шагом подошел к трактирной стойке, за которой стоял Флорин Солодник, коренастый трактирщик с добродушным лицом, управлявший в «Плуге» вот уже более двадцати лет и казавшийся в сравнении с гномом не столь уж и внушительным. Солодники приобрели трактир два поколения назад у семьи Хмеликов, что, однако, не мешало старейшим из завсегдатаев этого заведения после слишком обильных возлияний время от времени тосковать по «старому доброму напитку Хмеликов».

– Флорин Солодник, хозяин трактира «Золотой Плуг», к вашим услугам. Чем могу служить? – дружелюбно, но с достоинством произнес трактирщик. – Боюсь, что наши комнаты для гостей в лучшем случае подойдут только вашему спутнику.

– Фабиан, к вашим услугам, – мягким, мелодичным голосом ответил человек. – Благодарю, хозяин. Мне не нужна комната для ночлега. Я хотел бы выпить со своим другом по глотку вашего знаменитого пива и получить кое-какие сведения. А затем мы продолжим путь.

Гном не произнес ни слова, а просто опустил на пол черный кожаный чехол с огромным топором, однако хозяин остался абсолютно невозмутим и приказал принести каждому из пришедших по кружке пива, причем для человека он выбрал самый большой кубок из тех, что имелись у него в запасе.

– Могу ли я быть вам чем-то полезен? – с улыбкой спросил у человека Флорин.

– Я и мой спутник Бурин, – начал Фабиан и жестом указал на гнома, – разыскиваем одного нашего друга. Его зовут Кимберон Вайт. Не подскажете, где его найти?

В его голосе звучало подлинное дружелюбие. Это успокоило тревогу большинства посетителей, вызванную топором гнома, однако когда до завсегдатаев трактира дошел смысл его слов, то это вызвало истинную сенсацию. Все с напряжением вглядывались в разыгрывающуюся у стойки сцену, и никто ни за какие блага не согласился бы упустить ничего из происходящего. Ведь все они в ближайшие дни и недели окажутся в центре внимания, окруженные соседями, родными и друзьями, если сумеют поведать о человеке и гноме, которые искали Кимберона Вайта, того самого молодого человека, от которого ожидали стольких странностей. Разочарование уступило место напряженному предвкушению радости, ибо такая странная пара, как эти двое, не могла вот так просто прийти и уйти. А это означало, что Эльдерланду предстоит пережить нечто невероятное. И тем для разговоров с избытком хватит на всю зиму.

Хозяин трактира стал объяснять обоим иноземцам – пившим большими глотками, но без спешки пряное темное пиво, – как найти дорогу, ведущую к дому хранителя, что рядом со зданием музея, а значит, на самой окраине Складни. Этим словом обозначалась территория, сплошь застроенная торговыми складами, где хранились товары, которые прибывали в Альдсвик на лодках, воловьих повозках или с караванами ослов. Торцы зданий соединялись между собой кирпичными заборами и таким образом образовывали западную часть стены, отделяющей гавань от города. Никто из фольков уже не помнил, для чего предки возвели эту стену: война ни разу не опустошала Эльдерланд. Со временем благодаря любви фольков к новым надстройкам, эркерам, аркам и пьедесталам – некоторые из которых имели свое назначение, иные же и вовсе были выполнены без какой-либо цели – эта часть города из крепостного сооружения превратилась в запутанный лабиринт, в котором ориентировались только его обитатели.

Музей располагался рядом со складами. В свое время, когда здание старого музея безнадежно обветшало, здесь нашлось единственное место в городе, где свободно могло разместиться новое большое строение. Была, правда, ещё одна возможность: разместить музей прямо на рыночной площади – самой большой площади в Эльдерланде, но это было бы уже слишком.

Все это произошло чуть менее четырехсот лет назад, однако повсеместно в народе здание продолжали называть только «Новым Музеем».

Все нововведения приживались у фольков только с течением времени, да и то не всегда.

Любой в Альдсвике знал Музей истории, поэтому трактирщик Флорин без труда смог объяснить двум чужеземцам дорогу. Человек и гном внимательно выслушали; посетителям «Плуга» показалось даже, что они пытаются запомнить речь хозяина дословно, что делают обычно только ученые.

– Благодарю вас, хозяин, – с безукоризненной вежливостью сказал человек, назвавшийся Фабианом. – Теперь мы обязательно его найдем.

– Мой слуга может проводить вас и вашего спутника, – предложил хозяин, – некоторые переулки в темноте выглядят одинаково, особенно в новолуние, как сейчас. Можно легко сбиться с пути.

– В этом нет необходимости, но все равно большое спасибо за заботу, – возразил незнакомец. – Мой друг прекрасно видит в темноте. Да и я ориентируюсь неплохо.

Затем оба опустошили свои кубки и, похвалив пиво, вежливо попрощались со всеми находящимися в трактире; однако вся публика, включая хозяина, находилась в слишком большом напряжении, чтобы пожелать им доброго пути.

Дверь за ушедшими захлопнулась. Некоторое время оставшиеся молча ждали, не сводя глаз с двери, а затем все разом загомонили.

– Что здесь нужно этим чужеземцам?

– Топор! Нет, ты видел этот топор?

– Человек и гном! Ну и времена наступили!

Все говорили наперебой. Но тут свой голос возвысил Март Кройхауф:

– Слышали? Они направляются к Кимберону Вайту, новому хранителю музея. Разве я не предупреждал вас, что этот пришлый ещё даст нам прикурить?

На мгновение все замолчали, а затем воздух вновь наполнился всевозможными догадками и предположениями.

– Это должно быть где-то здесь, Бубу, – сказал Фабиан и указал на дом. Теплый свет из его окон пронизывал темноту ночи, готовой вот-вот разродиться дождем. Дом притулился к огромному зданию, угрожающе вздымавшемуся на фоне ночного неба. Снаружи оно походило на один из портовых складов: выстроенное на массивном основании из обтесанного камня, сложенного без добавления в стыки раствора, оно напоминало скалу. Но когда взгляд поднимался выше, то было видно безупречно сложенную кирпичную стену, с перемежающимися опорами и балконами, а также прорезанными на одинаковом друг от друга расстоянии узкими, похожими на бойницы окнами. Еще выше стена уступала место разнообразию вырезанных из дерева обшивок и раскосов, столь высоко возносившихся лабиринтом фронтонов, эркеров и башенок, что даже привыкший хорошо видеть в мраке гном перестал различать их на фоне темного неба.