Текст книги "Средневековая Европа. 400-1500 годы"
Автор книги: Гельмут Кенигсбергер
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
Новые формы религиозной жизни
Невозможно со всей уверенностью утверждать, что новые формы религиозности возникли именно в результате роста благосостояния и распространения образованности в Европе. Но такое объяснение, как минимум, имеет право на существование. Контраст между богатством церкви, праздной жизнью прелатов и повседневной жизнью простых людей был естественным явлением в относительно примитивном аграрном обществе. В развитом городском обществе Позднего Средневековья такое положение уже не могло сохраняться. Как только жизнь становилась легче, многие утрачивали интерес к добыванию денег и сосредотачивались на поисках индивидуальных форм духовной жизни, выдвигая суровые аскетические требования если не всегда к самим себе, то по крайней мере к своим духовным вождям. Уже в XII–XIII вв. как раз в экономически наиболее развитых и урбанизированных частях Европы – в Северной Италии и Южной Франции – распространилась ересь катаров и альбигойцев. Движение, основанное св. Франциском, было признано церковью, но встретило сильную оппозицию в лице консервативных церковных иерархов, а часть францисканцев, пропагандировавших необходимость полной нищеты, так называемые «спиритуалы», были осуждены за ересь. Тем не менее христианская Европа в большинстве своем симпатизировала их выступлениям против церковной собственности. Письма двух очень разных женщин – шведской аристократки Биргитты и дочери ремесленника Екатерины Сиенской – показывают, что критическое отношение к богатству и мирским интересам церкви преобладало во всех классах общества. Екатерина Сиенская противопоставляла формальным церковным правилам личное, внутреннее благочестие. Ее умонастроения наглядно характеризует отрывок письма, адресованного жене знакомого портного.
Если ты можешь находить время для молитвы, то я прошу тебя делать это. Относись с любовью и милосердием ко всем разумным созданиям. Еще я прошу тебя, не постись иначе как по дням, установленным святой церковью, и только если можешь делать это. Но если ты совсем не можешь поститься, оставь это… Когда пройдет жаркое лето, ты можешь поститься также в дни, посвященные Св. Деве, если только ты сможешь соблюдать их, но не чаще… Старайся взращивать в себе святые устремления, а о прочем не заботься[108]108
Caterina von Siena. Hrsg. L. Gnadinger. Olten und Freiburg, 1980. P. 96.
[Закрыть].
И Биргитта, и Екатерина отличались строгой ортодоксальностью и впоследствии были канонизированы. Но папству становилось все труднее выдерживать подобную критику. В лучшем случае оно оставалось безучастным к новым и популярным религиозным движениям, для которых главным было не величие церкви, а личное спасение. Эти движения принимали самые разнообразные формы. Нередко они подчеркивали неизбежность человеческой смерти – общего удела и могущественных и сирых – и необходимость умереть благой христианской смертью. Многочисленная новая литература, посвященная «искусству умирать», приобрела большую популярность, особенно у поколений, переживших Черную смерть и ее последствия. На стенах десятков кафедральных соборов и приходских церквей появились изображения «Плясок смерти»: смерть изображалась в виде ухмыляющегося скелета, который ведет за собой представителей всех слоев общества – от папы и императора до крестьянина и нищего.
Излюбленным способом тиражирования сюжета и леденящего душу послания «Плясок смерти» стала гравюра на дереве – китайское изобретение, вошедшее в европейский обиход около 1400 г. Такой же популярностью пользовались сборники правил христианской жизни, учившие не столько соблюдению церковных ритуалов, сколько умению пробуждать в себе личное и внутреннее благочестие. Подобные формы религиозности особенно привлекали женщин, ибо подчеркивали значение личности и в той половине человечества, которой церковь в духовных делах отводила в основном пассивную роль.
Уиклиф и Гус
Те консервативно настроенные иерархи и теологи, которые с чувством неприятия следили за новыми религиозными движениями, не были так уж не правы в своих опасениях и подозрениях. С 1378 г. оксфордский теолог Джон Уиклиф (ок. 1330–1384) стал выпускать сочинения, в которых предлагал заменить церковную иерархию сообществом верующих, а на догматическом уровне отрицал учение о пресуществлении. Эти два положения были тесно связаны и присутствовали в большинстве позднейших протестантских учений. Согласно церковному догмату о пресуществлении, во время причастия хлеб и вино становятся телом и кровью Христовой благодаря особым духовным силам, которые Христос даровал церкви, и таинству священства. Вера в таинство причастия составляет основу учения о личном спасении. Стоит лишь поставить под сомнение реальность пресуществления, и начинает шататься сама основа духовной роли церкви и священства как единственных посредников между людьми и царством небесным. Здесь коренилась ересь, и для консервативных церковных кругов опасность подобной ереси была почти неизбежным следствием появления новых религиозных движений, даже совершенно ортодоксальных в строгом смысле слова.
Другую и порой более серьезную опасность представлял собой социальный и политический резонанс подобных ересей. Учение Уиклифа пропагандировали восставшие крестьяне в 1381 г.; и, хотя крестьяне были разбиты, а учение Уиклифа осуждено, его взгляды продолжали находить поддержку в некоторых частях Англии вплоть до самой Реформации и, что гораздо более важно, распространялись в континентальной Европе, особенно в Чехии. Здесь они соединялись с социальным и национальным недовольством, направленным против немцев, которые господствовали в городах Богемии точно так же, как они доминировали в экономической и социальной жизни большинства городов Центральной и Северной Европы. Это традиционное недовольство с предельной ясностью выражено в анонимном чешском памфлете 1325 г.:
Боже правый, чужестранец всегда в почете, а здешние люди в пренебрежении. Ведь необходимо и правильно, чтобы зверь жил в своем лесу, волк – в своем логове, рыба – в море, а немец – в Германии. Только так на земле может быть хоть какой-то мир[109]109
Thompson S.H. Czechoslovakia in European History. London, 1965. P. 137.
[Закрыть].
Движение возглавил Ян Гус (1369–1415), ректор Пражского университета. Он разделял некоторые идеи Уиклифа, особенно критику мирского духа церкви и положения папства, но, в отличие от английского теолога, оставался ортодоксом в вопросе о пресуществлении. В последнее время католические историки вообще стали сомневаться в том, имел ли Гус хоть какие-нибудь еретические взгляды. Но Констанцский собор 1415 г., куда Гуса пригласил император, обещав ему охранную грамоту, осудил его как еретика. Несомненно, что участники Собора, только что низложившие трех пап, стремились любым способом продемонстрировать свою ортодоксальность, к тому же их пугала растущая в обществе враждебность к официальной церкви. Они заставили императора Сигизмунда изменить данное Гусу обещание под тем предлогом, что можно нарушить слово, данное еретику, то есть тому, кто уже сам нарушил свое слово Богу.
Гус был сожжен на костре, и это послужило в Чехии сигналом для восстания. Пять раз имперские и папские «крестоносные» войска вторгались в страну и пять раз терпели поражение. Затем чехи сами перешли в наступление, и их внушавшие страх крепости из повозок покатились через Германию и Польшу, сея смерть и разрушение на своем пути. Однако в рядах гуситов не было единства; дворяне и консерваторы, требовавшие политической власти в своей стране и причастия под двумя видами для мирян (то есть вином и хлебом, в то время как в католической традиции вино вкушает только священник), все более расходились с радикальным крылом. Его представители желали установить тысячелетнее царство Христово на земле с равными правами и общей собственностью для всех. В конце концов умеренные гуситы достигли согласия с Базельским собором и императором Сигизмундом, а затем в сражении разгромили радикалов (1434). Наследниками радикальных гуситов стали Моравские братья (впоследствии это движение приобрело характерную для послереформационного периода сектантскую форму) которые пользовались большим влиянием в Германии и Америке в XVIII–XIX вв. Но в XV в. взаимная жестокость гуситов и католиков породила горькие плоды, став ужасным предвестником религиозных войн XVI–XVII вв. В самой Чехии эти события означали конец действенного сотрудничества между различными классами населения и в конечном счете нанесли роковой удар делу независимости и сопротивления грядущему абсолютизму Габсбургов.
Католическая Европа и внешний мир
Начиная с конца X в. католическая Европа не была так изолирована от внешнего мира, как в последние два столетия Средневековья. Крестовые походы и испанская Реконкиста остались в прошлом, обращение в христианство Северной и Восточной Европы тоже фактически завершилось. Для большинства населения сложившаяся ситуация была вполне приемлемой, однако у людей образованных интерес к окружающему миру отнюдь не исчез, но, напротив, стал гораздо сильнее, чем раньше.
До сих пор имеет хождение устойчивый миф, что люди Позднего Средневековья считали Землю плоской. Правда, со времен Раннего Средневековья сохранилось немало изображений Земли в виде плоского колеса, центром которого обозначался Иерусалим, но и представления греков о Земле как сфере не были преданы забвению. Аристотель утверждал, что Земля сферообразна, и указал ее размеры с вполне приемлемым допуском. Эти размеры были вычислены еще до Аристотеля на основании изменения угловых координат известных звезд при их смещении на север и на юг. Точная передача этих сведений осложнялась использованием различных метрических систем в разное время и в разных странах, а также погрешностями, возникавшими при переводе текстов с греческого или персидского на арабский, а затем на латынь. Уже в 813 г. сочинения греческого астронома Птолемея (II в. н. э.) были переведены на арабский язык, а к XIII в. в полном объеме усвоены на Латинском Западе. Например, в «Божественной комедии» Данте спускается вместе с римским поэтом Вергилием к центру земной сферы, который в его поэме является последней точкой Ада; там они видят сатану, постоянно терзающего трех самых низких предателей в истории – Иуду Искариота, Брута и Кассия.
Еще большее значение для жителей средневековой Европы имели практические вопросы о свойствах земной сферы: можно ли, например, добраться до Южного полушария и передвигаться в его пределах? Некоторые влиятельные отцы церкви отвечали на этот вопрос отрицательно. В начале IV в. Лактанций рассуждал следующим образом:
Может ли кто-нибудь дойти до такого безумия, чтобы утверждать, будто люди могут передвигаться ногами вверх, а головой вниз? Или что там (на противоположной стороне земной сферы) все, что у нас лежит на поверхности, перевернуто? Что злаки и деревья растут сверху вниз? Что дождь, снег и град падают на землю снизу?[110]110
Taylor E.G.R. Ideas on the Shape, Size and Movements of the Earth. Historical Association Pamphlet.
[Закрыть]
Св. Августин, как и следовало ожидать, высказывался более осторожно. Он определенно считал Землю сферической, но при этом полагал, что нет никакой нужды представлять себе антиподов (людей, живущих в Южном полушарии), поскольку Библия не упоминает о них. Никакого опыта экспедиций в Южное полушарие не было: европейцы редко плавали южнее Черного и Средиземного морей. Было известно, например, о существовании реки Нигер в Западной Африке, но ее считали рукавом Нила. Караванные пути через Сахару контролировали арабы, которые снабжали Европу чернокожими рабами. К XV в. они контролировали и морскую торговлю с Европой по Индийскому океану через Персидский залив и Красное море.
И все же некоторые европейцы проникали в Азию, а описания их путешествий с жадностью читали в Европе. Самой знаменитой была книга венецианца Марко Поло, путешествовавшего по Дальнему Востоку с 1271 по 1295 г.; рассказы о его странствиях сразу же стали в Европе своеобразным «бестселлером». Марко Поло был тонким наблюдателем и внимательным слушателем; и даже если временами он проявлял легковерие, а некоторые из его рассказов отличались фантастичностью и вызывали усмешки скептиков, все равно большинство читателей получало удовольствие от этого повествования. Оно, помимо прочего, поддерживало успокоительную веру в то, что восточные правители могли бы стать христианами. «Но было видно, что Великий хан, – писал Марко Поло, – почитает христианскую веру за истинную и лучшую, потому что, как он говорил, эта вера приказывает только доброе и святое». Но Хубилай-хан на самом деле не собирался переходить в христианство и объяснял это так:
«Как вы хотите, – сказал он, – чтобы я стал христианином? Вы видите, христиане здешние – невежды, ничего не делают и ничего не могут сделать, а язычники делают все, что пожелают; сижу я за столом, и чаши поступают полные вина и других напитков ко мне из середины покоя, сами собою, и никто к ним не притрагивается, и я пью из них. Дурную погоду они прогоняют, куда захотят, творят много чудес; их идолы, как вы знаете, говорят и предсказывают, о чем они пожелают. Если я обращусь к христовой вере и стану христианином, тогда мол бароны и другие люди, не обращенные в христианство, скажут мне: зачем я крестился и принял веру Христа? Какое могущество и какие чудеса Христа видел я? Язычники говорят: все, что они творят, то делается их святостью и могуществом идолов. Но сумею я им ответить, и они укрепятся в своем заблуждении[111]111
The Travels of Marco Polo / Trans. Ponald Latham. Harmondsworth, 1982. P. 119–120.
[Закрыть].
Причудливая смесь рациональной аргументации и восточной мистики была неотразима.
В Англии в середине XIV в. такой же успех имели еще более фантастические «Путешествия» сэра Джона Мандевиля, который был убежден в сферообразности Земли. Если европейцы и чувствовали себя вполне удобно в самодостаточной изоляции от окружающего мира, они по крайней мере охотно выглядывали наружу, надеясь увидеть что-то более интересное, чем повседневный мир. И в этом нет ничего удивительного. Кстати говоря, книги Поло и Мандевиля до сих пор являются захватывающим чтением.
Византия и турки-османы
В целом мирные отношения между христианами и мусульманами в рассматриваемую эпоху имели единственное исключение: турки-османы одну за другой занимали провинции Византийской империи, столицей которой после освобождения от латинян в 1261 г. вновь стал Константинополь. Свое название турки получили по правителю Осману (1288–1326); в целом они мало отличались от других турецких племен, которые к концу XIII в. завоевали практически всю Малую Азию: все они были мусульманами и «гази», воинами Аллаха. Правда, османов возглавляли самые способные вожди, которые весьма умело создавали на захваченных территориях постоянные городские администрации по образцу Византии и центральноазиатских тюркских государств.
К середине XIV в. турки закрепились на европейском берегу Дарданелл и развернули последовательное наступление на Грецию и Балканы. Они разбили болгар и сербов, а затем уничтожили войско западноевропейских добровольцев при Никополе (1396). Это была самая серьезная попытка католического христианства прийти на помощь восточным христианам; но ее жалкий конец не смог убедить Запад в необходимости более существенных усилий.
С завоеванием христианских территорий стала постепенно меняться политическая организация Османского государства. Турки-османы довольно терпимо относились к вероисповеданию своих подданных, и, когда бедствия захвата и грабежа оставались позади, их управление нередко было даже более терпимым, чем всепроникающая налоговая система Византии. Как и в первые века арабо-мусульманских завоеваний, так и теперь, в XIV и XV вв., многие христиане предпочитали не сопротивляться туркам и даже воевали на их стороне. Османские султаны (этот титул они получили от халифа Багдадского после победы при Никополе) всемерно поощряли такое отношение; вскоре они стали систематически набирать христианских мальчиков для административной деятельности или профессиональной военной службы в качестве янычар.[112]112
Янычары (турец. Yeni Ceri – букв. «новое войско») – созданная в 1330 г. в Османской (Оттоманской) империи пехота, состоявшая из собранных по «налогу крови» рабов христианских мальчиков 8-12 лет – подданных турецкого государства. Они обращались в ислам, жили и воспитывались при дворе, не могли иметь ни собственности, ни семьи (до XVII в.). Следует отметить, что, хотя в областях турецкой державы, населенных христианами, среди гражданской (не военной) администрации было немало христиан (не обязательно местных уроженцев, так, в населенных болгарами землях чиновниками в большинстве были греки), они не обращались в мусульманство и не набирались по «налогу крови».
[Закрыть] Эта практика, называемая «девширме», обеспечивала султанам верные войска, которые создавали политический противовес силам турецких вельмож. Кроме того, «девширме» требовала завоевания все новых христианских земель и тем самым поощряла агрессивную политику османов.
В конечном счете Византия оказалась не в силах противостоять грозным захватчикам. Имперская политика по-прежнему определялась придворными интригами и борьбой различных претендентов на престол, а члены императорского дома практически самостоятельно правили разными частями Греции. Генуэзцы и венецианцы усиливали контроль над торговлей и свое присутствие в созданных ими опорных пунктах на территории империи; но еще хуже было то, что они использовали императоров в своей борьбе и отвлекали ресурсы Византии от обороны против турок. Четырежды в XIV и XV вв. византийские правители отправлялись на Запад с просьбой выступить в помощь христианству; Мануил II (1391–1425) побывал даже в Париже и Лондоне. К сожалению, императоры мало что могли предложить взамен; обещания заключить союз Восточной церкви с Римом неизменно и немедленно отвергались греческим духовенством. После катастрофы у Никополя предчувствие неизбежности падения Константинополя окрепло.
Но и у турок были проблемы. Султан Баязид расширял свои владения не только в Европе, но и в Восточной Анатолии. Турецкие вельможи, которых он лишил земель, бежали ко двору Тимура. Великий монголо-тюркский завоеватель решил покончить с новой и опасной силой на своих западных границах. В 1402 г. у Анкары в Центральной Анатолии (ныне столица Турции) Тимур разгромил армию Баязида; мусульманские вельможи покинули султана, и, по иронии судьбы, ему осталось полагаться только на свои христианские войска.
Хотя Тимур практически не воспользовался своей победой и предпочел вернуться к завоеванию Северной Индии, он фактически еще на 50 лет отдалил завоевание Византии турками. Но настоящее возрождение прежней Римской империи на Востоке было уже невозможно. Политические интересы и религиозные настроения стали слишком узкими и эгоистическими. Когда группа представителей греческой интеллектуальной элиты договорилась с папством на Соборах в Ферраре и Флоренции (1439) о воссоединении христианских церквей, их усилия вновь не нашли поддержки в Константинополе.
Падение Константинополя
Тем временем турки захватили большую часть Балканского полуострова, вплоть до самого Дуная. Если раньше их вполне устраивало то, что христианские правители сербов и болгар выступали в качестве вассалов султана, то теперь они оккупировали и Сербию, и Болгарию. Последний западный крестовый поход достиг Варны, лежащей на черноморском побережье, в 1444 г. Сербы, однако, отказались сражаться против своих турецких господ, а венецианцы, на помощь которых на море рассчитывали участники похода, предпочли мир с турками, чтобы не повредить своей торговле.
В 1453 г. молодой и энергичный султан Мехмед II выступил против Константинополя. Мощные укрепления, выдержавшие в течение веков множество осад, были разрушены стенобитными орудиями султана. 29 мая 1453 г. Константинополь был взят турками. Последний император, Константин IX, погиб в сражении;[113]113
В разных исторических традициях счет византийских монархов разнится ввиду соправительства и вопроса о том, признавать или не признавать законными некоторых узурпаторов. В отечественной историографии последним владыкой Восточного Рима считается Константин XI.
[Закрыть] история великой Римской империи закончилась – через тысячу лет после падения самого Рима.
В отличие от падения Римской империи на Западе в V в. гибель Восточной империи в XV в. объяснить гораздо легче. Четвертый крестовый поход и непрестанное западное вмешательство вдела Византийской империи фатальным образом подорвали ее политическую мощь. Исконная враждебность и агрессивность славянских государств Балканского полуострова не позволяли императорам, за исключением кратких периодов, собрать силы для отражения мусульманской экспансии. Наконец, нестабильность византийской политической системы, неумеренные церковные привилегии и растущая концентрация земель, а вместе с ними богатства и политическое влияние, в руках немногочисленных знатных родов – все это низвело некогда могущественную и хорошо управлявшуюся Византийскую империю на уровень заурядного средиземноморского города-государства, не обладавшего торговой энергией Венеции или Флоренции. Подобные города-государства, даже итальянские республики или автономные фламандские коммуны, были очень уязвимы перед целенаправленными атаками крупных государств с профессиональными армиями. Все они потерпели поражение и в большинстве своем капитулировали в XV или в начале XVI вв.[114]114
Koenigsberger H.G. Early Modern Europe, 1500–1789. / History of Europe. London, 1987. Ch. 2.
[Закрыть] Но падение Константинополя означало нечто большее, чем падение города-государства и последнего оплота великой империи. Оно означало, что в то самое время, когда католическая Европа начинала свою великую заморскую экспансию, она вынуждена была занять пассивную и чреватую опасностями оборону в самом центре своих земель.