Текст книги "Гладиаторы"

Автор книги: Гела Чкванава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Коба!.. – начал было Акакий.

– Знаю! – не дал договорить Дато и схватил его рукой за ворот, как это делал майор, когда в бою силой разворачивал бегущих, приказывая идти вперед. – Сейчас не время… Доползешь до хлева и начнешь стрелять в сторону оврага. Сможешь?

– Со второго этажа хорошо видно, они будут, как на ладони!

– Ни черта не видно, я уже был там. Сделаешь, что говорю! – сказал и сильнее дернул за ворот. – В овраге остался один. Последний. Он боится и не решается вылезти. Ты должен добраться до хлева и открыть пальбу. И ори во всю глотку, что он окружен, и чтобы сдавался!

– Я брошу лимонку!

– Никаких лимонок. От нее много шума, взрыв далеко слышен. Пойдешь с этим пулеметом и сделаешь, как я сказал… Но побереги патроны, стреляй короткими очередями. Действуй так, как будто тебе все нипочем, как будто тебе наплевать, сдастся он или нет. Твоя задача поиграть у него на нервах. Об остальном позабочусь я… Понял?

– Понял! – ответил Акакий.

– Первым делом укройся как следует за хлевом, а уж потом стреляй. Начинай, когда подам знак… Ори и стреляй… Не боишься?

– Нет! – сказал Акакий и посмотрел в ту сторону, где оставался труп Кобы. Присмотревшись повнимательней, Дато понял, что и Акакий воспринимает все происходящее, как во сне. Дато показалось, а возможно, он хотел в это верить, что Акакий не трусил.

–  С Богом! – сказал Дато и побежал в ту сторону, откуда только что отползал с такими предосторожностями и страхами, пока не столкнулся с Акакием у его дома. Убегая, ни разу не оглянулся, чтобы удостовериться, выполняет ли тот полученные указания.

До пацхи бежал, выпрямившись во весь рост. Там передохнул, внимательно осмотрел местность и переместился к дощатой хибаре. Постарался и оттуда, насколько это было возможно, прочесать глазами открывшуюся местность и продолжил путь к каменному хлеву. Разумеется, не терял бдительности, но и не очень осторожничал. Для этого он слишком устал.

Только успел подумать, что ждать, скорее всего, придется долго, как в поле его зрения появился Акакий. Акакий ползком добрался до хлева, встал и прижался к стене. Пока что держался молодцом. Встал он, опасаясь, что Дато не увидит, если он останется лежать на земле. Дато в знак одобрения показал большой палец и дал знак рукой, чтобы тот залег.

Акакий лег и стал кричать: орал по-русски что-то несусветное, с жутким акцентом. Дато дождался, пока Акакий начал стрелять, и помчался в сторону оврага.

Прежде чем увидел хромого, Дато заметил плоский верх его фуражки цвета хаки. Через мгновение тот открылся весь. В ту же секунду и хромой, как бы почувствовав взгляд Дато, обернулся и тоже увидел его. Был он бывалым воякой или нет, неизвестно, но он сразу понял, что его убьют прежде, чем он успеет хоть как-то обозначить готовность сдасться. Он даже и не попытался направить ствол своего десантного автомата в сторону Дато. Первые же пули попали ему в плечо. Дато хорошо видел, как на камуфляжной куртке одно за другим появлялись пятна черно-красного цвета. Хромой медленно сполз по склону и лег ничком на каменистое дно оврага. Голова его аккуратно уместилась между двумя валунами, будто кто-то знал, что хромой будет убит именно в этом месте, и заранее уложил камни с таким расчетом, чтобы голова упокоилась между ними. Оставшиеся в рожке патроны Дато расстрелял по его лопаткам. Будто испытывал себя: попадет или нет точно в цель. Что владело им? Исступление? Может, он вспомнил, как дернулась от пули голова Кобы? Или все было просто: хотел убедиться, что меткость не изменила ему? Он видел, как пули рвали мясо и дробили кости, и вдруг ощутил, что безумное напряжение постепенно отпускает. Внезапно почувствовал отвращение к убитому, как будто только сейчас его взору открылась тошнотворная каша из разорванной плоти и осколков костей.

– Кончено! – крикнул он Акакию, но крика не получилось, пришлось подождать, пока спазм отпустил голосовые связки и голос вернулся к нему.

Вода, медленно струящаяся под трупом хромого, постепенно окрашивалась в красный цвет. Акакий бежал к Дато с такой прытью, какой невозможно было от него ждать. Пулемет держал обеими руками, и это добавляло нелепости его движениям.

– Ты не ранен? – издалека закричал он.

– Он же не успел выстрелить, с чего мне быть раненым?! – проворчал Дато.

– Пойду искать Мамантия, – сказал Акакий.

– Мамантий – труп!

– А вдруг ранен?

– Да труп он, тебе говорят… Пойти с тобой? – спросил Дато.

– Не надо! – ответил Акакий строптиво. – Сам пойду и разыщу!

– Пойдем вместе.

Акакий по-прежнему держал пулемет обеими руками, будто получил приказ быть в полной боевой готовности. Взглянул на Дато и, подражая ему, перенес пулемет в одну руку. Уходя, глянул на труп хромого.

– Помучил меня этот ублюдок! – сказал Дато.

Перебираясь через каменный забор, увидели старика и старуху. Старуха, завидев их, завыла и запричитала.

– Родители Мамантия! – объяснил Акакий.

Они недолго искали Мамантия: оба запомнили, в каком направлении стреляли боевики, открывшие по нему ответный огонь.

– Как он оказался на кукурузном поле? – сказал Акакий.

Старуха завыла еще пронзительней. Похоже, только сейчас она окончательно поверила в смерть сына.

Мамантий лежал на самом краю кукурузного поля, под каменным забором. Не успел перебраться через него. Уже раненым прополз метров тридцать. Открытый рот щерился безукоризненно белыми, без единого изъяна, зубами, а плечи после смерти выглядели странно узкими.

Старуха перестала выть. Наверное, перелезает через каменный забор, – предположил Дато.

– Приведи их сюда. Я подожду у твоей калитки… Нам нужно спрятать машину! – сказал Дато. Акакий молча кивнул.

Сорочка на животе Мамантия была расстегнута, из штанов торчал край майки.

Дато возвращался к дому Акакия мимо оврага, намеренно сделав крюк, чтобы не встречаться со стариками, но издали все-таки увидел их. Старик плелся за старухой, спотыкался и глухо причитал.

Перебравшись через каменную ограду, Дато приостановился у срубленного тутового дерева. У него дрожали руки. Радость от того, что он остался жив, куда-то исчезла. Он слышал вопли и причитания старухи над телом сына, но ничего, кроме равнодушия и еще, пожалуй, чудовищной пустоты, не ощущал. Вытянул из кармана смятую папиросу, но прикурить не смог. Сидел и ждал, когда пройдет слабость и дрожь в непослушных руках. Хотел затащить поглубже в кукурузу лежавший здесь же, у каменной ограды, труп боевика, но чувствовал, что не справится. Посидев еще немного, встал и направился к дому Акакия. Овраг перешел в том месте, где были переброшены два тонких бревнышка, хотя мог подняться по противоположному склону. Его словно бес подстегивал: слабо пройтись по хлипкому мостику?

Граната, брошенная в боевика, притаившегося возле уборной, взорвавшись, иссекла силикатным крошевом его спину. Дато осторожно перевернул труп на спину и так оставил.

Затем вышел на улицу и направился к машине. Попытался затащить в машину тело того, в черной куртке, но, когда руки коснулись потных подмышек мертвого, испытал такое омерзение, что его чуть не стошнило. Когда он все-таки затащил тело в машину, появился Акакий.

– Нужно спрятать машину! – сказал он Акакию.

– Я тоже так думаю! – согласился тот. Сейчас он уже не выглядел смельчаком, каким, к немалому удивлению Дато, показал себя в недавней стычке. – Но где?

– В лесу! Пока притащим второго, подумай, куда лучше отвести машину. Ты знаешь места, где они бывают реже всего… Послушай, с тобой все в порядке?

– Со мной все хорошо! – ответил Акакий. Пулемет он забросил за спину, пропустив ремень через плечо и под мышку. Было тесновато, но ослабить ремень он не догадался.

Над телом Кобы Акакий снял с себя пулемет и протянул Дато.

– Это пулемет Кобы, – сказал он.

– Какое это имеет значение! – ответил Дато.

– Который из них убил его?

– А как, по-твоему, кто это сделал?! – резко, с горечью спросил Дато и погодя добавил: – Ладно, бери мой автомат, а пулемет давай мне!

Когда шли к уборной, Дато на глаза попались куры. Вспомнил, что во время стрельбы их не было видно, и удивился, куда они могли подеваться.

– Вот не думал, что куры сообразят попрятаться.

Того, кто убил Кобу, они втиснули между передним и задним сиденьями. Боевика в черной куртке положили на заднем. Чтобы закрыть дверцу машины, пришлось обоим трупам задрать ноги. Дато вытащил из канавы автомат, брошенный Кобой, и закинул в машину. До их ушей отчетливо доносился сорванный голос матери Мамантия. Она уже не выла, только плакала и причитала.

– Куда положим Кобу? – спросил Дато.

– В дом внесем, – ответил Акакий.

Пошли туда, где оставался Коба. Перенесли его в гостиную. Дато попытался сложить руки покойника на груди, но они все время сползали.

– Давай принесем тахту и прикроем ею тело. Если до нашего возвращения кто-нибудь сюда зайдет, то ничего не обнаружит, – сказал Акакий в полной уверенности, что предложил что-то умное.

– Это ни к чему. Пошли, – спокойно ответил Дато.

– Я подвяжу ему челюсть!

– Пойдем! – нетерпеливо повторил Дато.

– А ключей-то у нас нет, как мы заведем машину? – спросил Акакий.

– Заведем! – отмахнулся Дато.

Когда, согнувшись в три погибели, он залез под баранку, ища нужные концы от стартера и зажигания, у него опять задрожали руки. С огромным трудом заставил себя успокоиться, чтобы не пустить пулю в Акакия, продолжавшего задавать дурацкие вопросы.

Машина завелась с первой же попытки. Акакий от радости чуть не расплакался и тут же вознамерился в нее сесть.

– Погоди, сперва загрузим и тех двоих, потом поедем! – остановил его Дато.

Хромого из оврага вытащил сам: его темя представляло отвратительную массу сгустившейся крови и осколков костей, но лицо сохранилось и было странно бледным. Валявшуюся рядом фуражку Дато засунул хромому в карман.

Толстяка Акакий дотащил до своего двора и оставил лежать у калитки.

– Возьми-ка ты этого, он полегче, а с толстяком я потом управлюсь! – сказал Дато. – Оттащу подальше в кукурузу того, что остался под каменной оградой, и догоню тебя.

– Что делать с оружием? – спросил Акакий.

– Спрячь в хлеву, только сначала поставь на предохранитель: наверняка патроны в стволе. Проверь, чтобы автоматы не были на взводе. Лимонки и пулеметные рожки прихвати! – бросил Дато Акакию, уже направляясь к кукурузному полю.

Ему пришлось потрудиться, чтобы перевалить тело пулеметчика через каменную стену. Немного передохнув, потащил его в глубь кукурузных зарослей и уложил рядом с боевиком в афганском камуфляже.

Акакий почему-то понес автоматы к хлеву соседа. Перед тем как зайти в хлев, оглянулся на Дато. Дато показалось, что тот ожидает от него одобрения, и опять почувствовал раздражение.

– Не теряй времени! – крикнул он. Затем ухватил толстяка за щиколотки и со злостью, почти что бегом, поволок. Через некоторое время показался и Акакий, он, так же как вол под ярмом, тащил за щиколотки тело хромого, выпучив от напряжения глаза. Около огорода оба остановились передохнуть. Хромой был обут в новенькие голубые «ботасы». У толстяка при волочении куртка завернулась на спине и комом сбилась под головой.

– Сниму-ка я с него куртку, чтобы не свалилась по дороге! – сказал Акакий.

– Оставь! – раздраженно осадил Дато и, взглянув на хромого повнимательнее, добавил: – Твой пассажир смахивает на армянина!

– А он и есть армянин – я посмотрел документы! – подтвердил Акакий.

– Попадись мы ему живыми, наверняка затрахал бы обоих! – сказал Дато и вдруг вспомнил Кобу. – Понатягивали этих сеток повсюду. За ту же цену можно было бы дом в городе построить! – ему показалось, что он говорит, подлаживаясь под ироничный тон Кобы.

– По-другому никак нельзя, без сеток не уберечь от кур рассаду на грядках, – ответил Акакий. Он продолжал держать хромого за щиколотки и терпеливо ждал, когда Дато сдвинется с места.

– Странно, что мне не влепили пулю в лоб, столько я лазил по этим вашим сеткам! – усмехнулся Дато. – Хорошо бы и тех, что в кукурузе, перетащить к машине, но далековато, много времени потеряем. Схороним где-нибудь в другом месте.

– Нужно бы уложить их покомпактней, – почти приказным тоном сказал Акакий, когда они дотащили свою ношу до машины. – Из багажника вывалятся.

– Еще чего! – огрызнулся Дато.

Открыв багажник, они обнаружили гранатомет, завернутый в плащ-палатку, и две гранаты к нему.

– Вот те на! – удивленно протянул Дато. – Уж не за гранатометом ли бежал этот чернокурточник к машине?

– Скорее всего, – тоном опытного боевика ответил Акакий.

– На кой черт он им понадобился?!

Кое-как втиснули трупы в багажник. Дато вытащил из штанов хромого кожаный ремень, одним концом привязал к раме заднего сиденья, другим – к двери багажника и с силой стянул, чтобы трупы не вывалились по дороге.

Сели в машину и тронулись с места.

– Сколько у нас бензина? – деловито спросил Акакий.

– Бензин – не твоя забота. Слушай меня внимательно! – оборвал его Дато. – Приготовь лимонку и держи наготове. Если встретим машину, вырвешь чеку… Как только сблизимся, я скажу когда, высунешься и бросишь лимонку перед машиной, если это будет легковая. Если грузовик, перебросишь гранату через борт. Шофер обязательно крутанет баранку и практически заблокирует действия пассажиров: они постараются удержаться, поневоле хватаясь за что попало. Им будет не до стрельбы. В общем, ничего не бойся. В такой ситуации шофер, каким бы опытным ни был, инстинктивно попытается увернуться от лимонки: диверсанты называют это рефлексом шофера. Ну почти как рефлекс родного хлева у коров, если рассуждать по-вашему, по-деревенски… Сможешь?

– Смогу! – ответил Акакий. – У меня всего две лимонки.

– Самое главное, чтобы ты не испугался, – сказал Дато. – Внуши себе, постоянно думай, что враг тоже боится, и страх тебя не одолеет.

– Как только бросишь лимонку, прыгай из машины. Залегай и сразу же открывай огонь. Только учти, стреляй короткими и постарайся не опустошить рожок за один раз… Об остальном я позабочусь… мать их!.. – Дато даже матюкнулся, чтобы подбодрить Акакия, и хлопнул его по плечу.

– Я не испугаюсь!

– Эти, вообще-то говоря, выглядели слабовато, салаги, одним словом. Хромой был постарше, но и ему не хватало опыта… Одного все-таки не могу понять, зачем чернокурточник бежал к машине. Пошарь-ка под сиденьями, нет ли там чего.

Акакий засунул руки под передние сиденья, но ничего не обнаружил. Когда он обернулся, лицо его побледнело и мгновенно покрылось потом.

– Плохо мне! – простонал он, едва ворочая языком. – Тошнит сильно!

– Вырви… Обопрись лбом о торпедо и вырви, быстрее придешь в себя! – сказал Дато, не останавливая машину.

– Тошнит, – пролепетал Акакий. – Очень тошнит. Останови машину!

– Говорят тебе, вырви прямо здесь! – рявкнул Дато. – Не теряй времени, делай быстрее!

В лес въехали, свернув с дороги у небольшого лужка. Акакий вылез из машины и поплелся вперед на ослабевших ногах. Разведя руки, определял расстояние между деревьями, чтобы машина не застряла, и указывал Дато направление. Дато сначала положился на него, но когда машина дважды подряд уперлась в деревья, не сдержавшись, выматерился. По виду Акакия понял, что тот принял на свой счет. На влажном лесном грунте машина забуксовала, Дато уже не справлялся с баранкой. Акакий подталкивал машину то с одного боку, то с другого. Бегая взад-вперед, он вспотел и сильно раскраснелся.

Лес постепенно густел, наконец, проехать между деревьями стало невозможно. Дато остановил машину. От нервотрепки он тоже весь взмок.

– Может, ее ветками прикрыть? – спросил Акакий.

– Какими еще ветками! Нашел время… Хочешь, приходи ночью и закрой!

Дато побежал назад. Акакий рысцой припустил за ним. Дато на ходу посоветовал ему поберечь силы и бежать трусцой, но у Акакия ничего не получалось – он то отставал от Дато, то, запыхавшись, нагонял.

– Этой же ночью замаскирую машину ветками и ее долго не обнаружат, – сказал Акакий.

– Этой ночью вам всем надо уходить! – ответил Дато. – Мамантия перенесите в лес, как можно дальше, разумеется, если согласятся родители. Похороните его и уходите.

– Хотел тут остаться до сороковин жены, – сказал Акакий. – По сей день как во сне, ей-богу…

– Это всегда так. Когда случается что-нибудь страшное, не веришь, что это именно с тобой, и чувствуешь себя как во сне! – сказал Дато.

При входе в село небо прояснилось и выглянуло солнце.

– Не заметил, не было ли у кого-нибудь из них сигарет? – спросил Дато.

– Нет! – ответил Акакий. – Мамантий вчера перед уходом оставил для вас четыре штуки. Они и сейчас там лежат.

– Лимонки советую из кармана вытащить, как бы яйца не поотбивали!.. Лучше отдай мне!

Акакий смущенно улыбнулся, вытащил из кармана гранаты и протянул Дато.

– Как говаривал Коба, аппетит приходит во время еды. Стать боевиком – все равно что стать шлюхой, никакой разницы: сперва не очень, потом чего-то не хватает, а потом уже хочется, не переставая… Послушай, а это правда, что барсуки впиваются мужикам в яйца?

– Никогда не слышал.

– Надул нас Варлам! – усмехнулся Дато.

На солнце набежала тучка, и небо опять нахмурилось.

– Хоть бы пошел дождь, нас это очень устроит. Только дождь нас спасет. Услышь они там, в санатории, пальбу, давно примчались бы. Если пойдет дождь, считай, что нам во второй раз повезло! – озабоченно сказал Дато. – Пойди-ка, глянь, как там старики.

– Давай заодно отнесем Кобу, – сказал Акакий.

– Сейчас не могу. Как вернешься – перенесем тело, – сказал Дато.

Акакий вошел в дом, вынес четыре папиросы. Дато уселся на лестнице и закурил. Ни о чем не думал, следил за кольцами дыма и наслаждался курением.

Вскоре возвратился запыхавшийся Акакий: похоже, он всю дорогу бежал.

– Тебе что, плохо? – встревоженно спросил он.

– Да нет, просто от папиросы голова закружилась.

– Кобу заверну в свой дождевик. Когда все сделаю, позову тебя и вместе перенесем. К этому времени и тело Мамантия отнесут на место. Их четверо, старики, правда, но думаю, справятся… – он полностью вошел в роль организатора-распорядителя.

– В дождевик? – переспросил Дато, просто чтобы спросить, поскольку не придал его словам никакого значения.

– Жену я тоже завернул в такой дождевик, – как бы оправдываясь, ответил Акакий.

– Ты хоть можешь представить, сколько мы тащились сюда?! Если уж ему на роду было написано погибнуть, лучше погиб бы там, вместе с майором и Мамукой. Мамука тоже был наш одноклассник…

– Я знаю, что вы одноклассники… Вытащу-ка я его документы.

– Нет у него документов. Только часы сними.

Выкурил еще одну папиросу. Встал и пошел за дом. За кухонным окном увидел Акакия. Тот взглянул на Дато и вышел во двор.

– У того, худощавого, в кармане нашлись сигареты, – сказал он. – Нашел, когда просматривал документы. Второй, который в «афганке», оказался русский, хотя ни капельки на русского не похож.

– Прибрал? – спросил Дато о Кобе.

– Да, готов, – ответил Акакий.

Коба лежал в средней комнате. Акакий старательно и аккуратно завернул его в свой брезентовый дождевик.

– Надо бы обмотать поперек груди ремнем. Иначе трудно будет удержать в руках, – сказал Дато. Он развернул дождевик, вытащил из штанов Кобы ремень и знаком показал Акакию, чтобы тот снова обернул тело дождевиком. Челюсть Кобе Акакий подвязал обрывком простыни. Дато обмотал труп ремнем поверх дождевика, затем вытащил свой ремень и им стянул ноги. – Похороним прямо в поле, – сказал Дато. – Думаю лучше в кукурузе, а не в лесу.

– Давай лучше перенесем в лес и там ночью похороним, – предложил Акакий.

– Нет, лучше в поле. Может, никто из нас не выживет. Если похороним Кобу в лесу, там его никогда не найдут. А в поле после войны кто-нибудь наткнется на могилу, там, глядишь, отыщутся и те, кто станет ухаживать за ней, или захотят перезахоронить, это уж как получится… – сказал Дато.

Труп показался очень тяжелым. Когда подняли его, на дождевике под стянутым на груди ремнем проступила кровь.

– Не останавливайся! – сказал Дато Акакию, но первым остановился сам. Он с трудом удерживал в обессилевших руках ремень, обхватывавший завернутое тело. Акакий на удивление держался молодцом.

– Давай я возьму в головах, а ты перейди к ногам, – предложил Акакий.

– Нет! – упрямо возразил Дато.

До оврага дошли, не останавливаясь и не отдыхая. Дато весь взмок. Перебираясь через каменную ограду кукурузного поля, он чуть не выронил тело и безотчетно выругался. Кобу положили на землю в зарослях кукурузы.

К этому времени тело Мамантия уже отнесли туда, где собирались похоронить.

– Пойду-ка, посмотрю, как там дела и вернусь! – сказал Акакий.

– Сначала принеси мне лопату, а я за это время тех двоих перетащу и уложу здесь с краю, – сказал ему Дато.

– А что делать с оружием, которое я отнес в хлев?

– Не трогай, там видно будет! – сказал Дато. – Кобу пока погожу хоронить, только могилу подготовлю…

Когда Акакий ушел, он, не медля, спустился в низину, куда оттащил тела боевиков. Подойдя к трупам, заметил по другую сторону оврага высокую худощавую женщину, шагавшую быстро, по-мужски широко и напористо, посох в ее руке явно играл символическую роль: было видно, что он ей ни к чему.

Женщина нагнала его на полпути, когда он волочил русского в «афганке». Женщина взглянула на труп и перекрестилась.

– Откуда он, сынок? – спросила.

– Не успел спросить! – огрызнулся Дато.

– Где Акакий?

– Придет… Мамантия уже отнесли в лес.

– Да-а… Какого парня убили! – сказала женщина. Она смотрела на Дато и не собиралась уходить, похоже, ее интересовало, как он потащит труп дальше.

– Скольких убили? – неожиданно спросила она.

– Что ты сказала?! – не поверив ушам, резко спросил Дато. Эта женщина его раздражала.

– Скольких убили, спрашиваю? – спокойно повторила она. Она держалась очень уверенно: раздражение, которое Дато не смог скрыть, казалось, доставляло ей удовольствие.

– Не считал! – грубовато ответил он.

– Акакий тоже стрелял?

– Слушай, тетка! Ты бы лучше схоронилась в лесу, да поскорей, а не то заявятся «гости» и отправят тебя на тот свет! – ответил Дато, безуспешно пытаясь сохранять спокойствие.

– Эх, сынок! – вздохнула женщина. – Да разве меня теперь смертью испугаешь? Что моя смерть, когда такой парень погиб!..

Дато ничего не ответил, только неизвестно почему кивнул. Женщина ушла.

Потное лицо Дато, исполосованное листьями кукурузы, сильно горело. Взглянув на наручные часы боевика в «афганке», он заметил, что они идут. Почему-то это ему не понравилось. Даже показалось, что часы весело тикали, будто понимали, что их больше никто не заведет и спешили покончить со своей работой. Он дотащил труп до середины кукурузного поля и пошел за вторым. Издали донеслись пронзительные крики. Дато догадался, что голосит сухопарая женщина с посохом. Она вопила и причитала, как профессиональная плакальщица. Он иронически скривил губы, вспомнив, как только что женщина деловито, не без назойливого любопытства интересовалась, стрелял ли Акакий. Голоса матери Мамантия не было слышно.

У худощавого боевика голова все время сваливалась набок. Пока Дато тащил его, шея выпрямлялась, но стоило остановиться, голова тут же сворачивалась на сторону. Труп словно подтрунивал над ним. Рот был раскрыт, глаза из-под полуприкрытых век будто молили о жалости, но в следующее мгновение голова опять сваливалась на сторону, придавая всему облику насмешливый и даже залихватский вид.

Худощавого он поволок другим путем, чтобы не вытаптывать траву в междурядьях. Подтащил к напарнику в «афганке» и уложил рядом. Закурил папиросу. Акакия по-прежнему не было видно. От нечего делать прошелся по междурядьям, поправляя ногами смятую траву и стараясь унять нервы. Вернее, он поправлял смятую траву, чтобы как-то успокоиться.

Вернулся к каменному забору и остановился в ожидании Акакия. Терпение его было на исходе, он с трудом сдерживал себя, чтобы не выстрелить и этим знаком поторопить Акакия. Наконец, тот появился, возникнув возле железного кузова грузовика, превращенного в свинарник. Бежал, волоча две лопаты и мотыгу. Время от времени замедлял шаг, чтобы перевести дух. Разок остановился. Опершись на лопату и уронив голову, схватился за бок, пытаясь унять колотившееся сердце. Автомат он забросил за спину и в своем допотопном пальто походил на революционера-большевика, соскочившего с экрана старого советского фильма. Перебрался через овраг, споткнулся, упал, но в тот же миг вскочил. Подобрал инвентарь и, увидев наконец Дато, виновато улыбнулся.

– Полдеревни обежал, пока нашел совковую, штыковой долго проколупаемся, – сказал Акакий, прерывисто дыша. – Когда нужно, не найдешь, а в другое время под ногами валяются.

– Где в этой чертовой ограде оставлен проход?! – раздраженно спросил Дато. – Коня-то как заводили, когда пахать нужно было?

– Проход есть со стороны спортплощадки, – ответил Акакий. – А пахали на тракторе…

– Я и не знал, что это твоя кукуруза… Неужели сам каменную ограду клал? – Дато иронически посмотрел на ухоженные руки Акакия.

– Ученики помогали, – засмущался Акакий.

– Земля ничего?

– Глубже, чем на метр не войдешь. Дальше скальный грунт…

– Может, ты не хочешь хоронить Кобу на своем поле?

– Какое это имеет значение? – ответил Акакий.

Дато быстро нашел место для могилы – там, где под кукурузой пореже рос сорняк, и штыковой лопатой наметил контур.

– Погоди! – сказал Акакий. – Дай сперва мне, а ты продолжишь. Надеюсь, до полудня они не покажутся…

– Кто-нибудь нас все-таки выдаст. Наверняка в деревне слышали стрельбу…

– Никто нас не выдаст! – ответил Акакий.

– Силой заставят!

Об этом, похоже, Акакий не подумал и растерянно замолчал.

– А, ладно! Чему быть, того не миновать! – сказал наконец. Контур могилы, намеченный Дато, Акакий основательно уменьшил и в длину, и в ширину. Три рослых кукурузных стебля, пришедшихся на середину контура, аккуратно вытащил вместе с корнями. – Потом снова посажу, – побежал, воодушевленный собственной находчивостью. Вытащенные с корнем стебли аккуратно положил в сторонке и только после этого снял пальто.

Дато подошел к телу боевика в «афганке», пошарил у него в карманах, вытащил пачку сигарет. К Акакию вернулся, попыхивая сигаретой, знаком велел передать ему лопату и продолжил начатую работу..

– Пойду, гляну еще раз, как у них дела, и сразу же вернусь, – сказал Акакий. Он смотрел на Дато, будто не веря своим глазам, так у того спорилось дело.

– Уморит тебя эта беготня, – сказал Дато и, поймав его взгляд, усмехнулся: – Чего уставился? Думал, не умею землю копать? Будь спокоен, на рытье окопов намахался…

Отложив лопату, Дато разделся до пояса и продолжил работу. Выкопанную землю бросал к корням кукурузы. Отрыв яму на полчеренка, понял, что могила, даже после корректировки Акакия, шире чем нужно; дальше копал, значительно ее сузив. Работал размеренно, если не сказать монотонно, и поэтому не чувствовал усталости. Выкопанные камни складывал отдельно. К возвращению Акакия возле могилы возвышалась внушительная груда белых камней.

– Мать Мамантия может умом тронуться. Не плачет, не разговаривает. Сидит, уставившись в одну точку! – сказал Акакий.

– Жалко мне ее! – сказал Дато, не переставая копать.

– Старший сын до войны погиб в аварии… Жалко, конечно!.. Послушай, я вот что думаю. Столько бегал, побегаю еще. Принесу-ка я целлофан, припрятан у меня в одном месте. Подложим под тело, снизу и с боков, и так похороним. Здесь, между землей и скальным грунтом, вода застаивается, а целлофан хоть как-то убережет. Полностью заворачивать не стоит – тело испортится.

– Дело говоришь… И воду захвати, пить хочется, – сказал Дато. Он вылез из ямы и закурил. Сигареты были хорошие, дорогие.

Небо заволокло тучами. Дато выбросил окурок и продолжил работу. Теперь он уже жалел, что хоронил Кобу на кукурузном поле. От упора ногой в край лопаты разболелась ступня. Тем не менее продолжал копать, не снижая темпа, хотя ступню ломило все сильнее: боль отвлекала, помогала не думать ни о чем, а это нужно было сейчас больше всего.

Акакий принес большой кусок использованного целлофана, развернул.

– Не новый, но совсем целый, без дырок, – сказал он. – В земле долго сохранится. Это он на солнце быстро портится.

– Ты что, химию преподавал? – спросил Дато.

– Математику, – ответил Акакий. – Просто знаю из опыта. Жена в свое время уговорила соорудить теплицу под овощи. Я и перекрыл целлофаном.

– Жена где похоронена?

– На кладбище. Не на том, которое вчера видели. То кладбище – большой деревни, – ответил Акакий. – Те, из санатория, когда в очередной визит увидели свежую могилу, всю деревню верх дном перевернули, думали, что похоронили кого-то из наших. Чуть тело не заставили выкопать – убедиться, что там не гвардеец…

Акакий взял мотыгу и принялся вырубать землю по дну. Работал на совесть.

– Сколько детей осталось у Кобы? – неожиданно спросил он.

– Две девочки.

– Мамантий так и ушел, никого не оставив, – сказал Акакий. – Будь у него жена и дети, конечно, не остался бы здесь, вывез бы семью подальше и сам ушел бы, не бросать же их… И был бы сейчас жив, – сказал Акакий и, поплевав на ладони, вновь взялся за мотыгу.

– Никто не знает заранее, что может случиться, – сказал Дато.

Они наткнулись на большой валун и долго вытаскивали его из ямы.

– Не думал, что здесь скала так глубоко, – утирапясь, пропыхтел Акакий. – Хоть в этом Кобе повезло!

Вытащив валун, стали копать молча, тяжело дыша.

– Такое странное чувство, вроде все это со мной не в первый раз. Как будто все то уже когда-то было, – нарушил молчание Акакий.

– Так бывает! – ответил Дато и, видимо, настроившись на философский лад, изрек: – Никто не знает, когда мы умрем и где будем похоронены.

Лопаты уперлись в скальную породу, и они прекратили работу.

– Кобу хороним сейчас же! – сказал Дато. – Кто знает, что еще может стрястись… К тому же мне надо отлучиться по очень важному и необходимому делу. Не хочу оставлять его непохороненным. Не будем откладывать!

Они принесли тело Кобы и уложили возле кучи вынутых из могилы камней.

– Я открою ему лицо, – сказал Акакий. Дато ничего на это не сказал, и Акакий замешкался в нерешительности.

– Если хочешь, отойди. Сниму повязку с лица. Нельзя хоронить с подвязанной челюстью, – сказал Акакий, снимая ремень с завернутого в дождевик трупа. Дато наклонился и стянул ремень с ног Кобы.

– Продеть ремень в штаны? – спросил Акакий.

– Не надо. Положим рядом… Может, челюсть опять подвязать? Не хоронить же вот так, с открытым ртом, – сказал Дато.

– Нельзя, не полагается! – ответил Акакий. – Где-то у меня была старая шифоньерка. Если бы не спешка, сколотил бы гроб.

– Нет времени! – сказал Дато. – Заверни!

Акакий снова обернул покойника в дождевик, тело положили на целлофан.