Текст книги "Гладиаторы"

Автор книги: Гела Чкванава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Мне не попадались!

– Давай сначала дойдем до этой сраной деревни, а потом соснем?

– Я устраиваюсь спать здесь, и немедленно. А ты – как знаешь!

К удивлению Дато, пока он подыскивал места для отдыха, Коба воздерживался от комментариев. Повторил только, что побаивается змей.

– Никогда прежде не боялся, а теперь боюсь. – Коба ухмыльнулся. – А Варлам, согласись, рассказал ценные подробности из жизни барсуков.

– Давай дежурить по очереди. Как-никак к линии фронта приближаемся. Опасная зона!

– Вот ты упомянул зону, а я сразу о женщинах. Эрогенные зоны и… все такое…

– Кто будет спать первым? – спросил Дато.

– Поспи ты. А я немного пройдусь. Сердце чует, что деревня рядом.

– Я посплю сидя, – сказал Дато. – Это же грабовый лес. Варлам предупреждал, чтобы мы не ложились под грабом. Даже в жару под грабом простужаешься. Надо поискать место, где их нет.

– Я пошел в деревню. Мы же не имеем ни малейшего представления, что происходит. Может, кто-нибудь из наших здесь остался, – сказал Коба. – Скоро вернусь. Только гляну и вернусь. Потом тоже посплю. Заснуть под красивым деревом – божественное наслаждение. Как будто спишь с деревенской девчонкой, экологически чистой пышечкой, нагулявшей телеса без единого грамма удобрений.

– Ладно, пошли, посмотрим на твою деревню. Только идем порознь и не позже чем через двадцать минут возвращаемся.

– Расхотелось спать? – усмехнулся Коба.

– Один все равно не усну, вдруг волк сожрет или барсук яйца откусит!..

Минут через десять Дато вышел на дорогу, усыпанную щебнем, – она отходила от асфальтового шоссе.

Деревня возникла так же внезапно, как санаторий. Прямая как стрела дорога делила ее ровно посередине. У околицы стоял грузовик со спущенными шинами и наполовину сожженным кузовом, двери кабины были распахнуты, а капот поднят. Грузовик стоял на взгорке и походил на готовую взлететь огромную черную птицу. Домов с алюминиевыми крышами было мало: почему-то он обратил внимание именно на это, очевидно, по примеру Кобы. Заметил также два сожженных дома.

– Здравствуй, деревня! – сказал Дато. – Ты, правда, не похожа на те, что мы видели в ущелье, и сожжено у тебя всего два дома, но не бойся, Кобе ты понравишься. Как он любит говорить, ты не похожа на коровью лепеху под танковыми гусеницами.

Дато обратил внимание, что и в этой деревне в расположении домов не очень уж соблюдалась симметрия. На этот раз он уже осматривал ее критическим глазом Кобы. Насколько он разглядел, все калитки в деревне были распахнуты. Это свидетельствовало о том, что победители не ленились захаживать сюда в гости. Прежде чем вернуться на уговоренное место, Дато долго взглядывался в отдаленные дома.

Коба спал, прислонясь спиной к дереву, и на губах его играла едва заметная улыбка. Пулемет был снят с предохранителя. Дато осторожно вернул предохранитель на место и устроился против Кобы под деревом. Ноги положил на рюкзак. Этому научил Варлам: для отдыха ноги лучше класть повыше…

…Ему снилось, что на него неотвратимо надвигается грузовик с поднятым капотом, как крыльями, машущий открытыми дверцами кабины; мгновение – и переедет ему ноги. Он пытался убрать ноги, но они не подчинялись. Проснувшись как от толчка, он ясно различил надсадный вой грузовика, ползущего в гору, то и дело прерываемый визгом шестеренок при переключении передачи. Этот монотонный звук буквально сверлил уши. Ноги у него затекли. Попытавшись встать, зашатался и чуть не упал.

– Ох, Варлам, чтоб тебя!.. – выругался и, присев, стал массировать онемевшие голени.

Коба лежал под деревом с рюкзаком в головах и, прижав к груди пулемет, храпел. Дато подошел к Кобе и, чтобы не испугать, осторожно потряс его.

– Депо, начальник! Приехали!

– Что? Война? – Коба расплылся в сонной улыбке. Звука машины он еще не слышал.

– Машина едет! – сказал Дато, и Коба молниеносно вскочил.

Они побежали к дороге. Оглянувшись, Дато увидел, что Коба бежит выпрямившись во весь рост.

–  Пригнись, не на блядки идешь! – сдавленным голосом прикрикнул Дато.

Остановились у высохшего дерева. Оно было срублено, но не упало, а застряло между другими и так, стоя, засохло. «Как забальзамированное!» – подумал Дато.

– Это дерево может привлечь внимание тех, в машине, – сказал он и залег.

В то же мгновение показалась машина. Это был старый «Урал». Он с трудом взбирался на подъем. В кузове сидели пятеро. Двое следили за дорогой, трое озирали пригорки. Они почти одновременно остановили взгляды на высохшем дереве.

– Чуть не засветились, – прошептал Коба.

Дато показалось, что в машине учуяли что-то подозрительное, но он ошибся.

– Подняться сюда не посмеют… Во всяком случае, не сразу. Успеем уйти!

– Не заметили! – с облегчением перевел дух Коба. – А это еще что за явление?! – спустя мгновение полушепотом произнес он.

Дато глянул в ту сторону, куда был направлен пулемет Кобы, и заметил под деревом притаившегося человека.

– Неужели машину хочет подорвать? – недоуменно проговорил Коба, но тут же понял, что человек под деревом ничего не собирался подрывать, он всего лишь прятался. На нем был непомерно большой брезентовый дождевик, для солдата, а тем более для диверсанта такой дождевик был бы обузой.

– Не похож он на диверсанта! – раздумчиво сказал Коба.

Человек стоял на коленях, прижавшись к стволу дерева. Капюшон дождевика горбом торчал на спине; издали он походил на мальчишку, играющего в войну.

– На диверсанта не похож, а место выбрал как для диверсии! – сказал Коба.

Против того места, где прятался человек в дождевике, подъем заканчивался. Дальше дорога ненадолго выравнивалась. Преодолев последние метры подъема, водитель вынужден был замедлить ход, чтобы переключить передачу. Паузы было достаточно для опытного гранатометчика… Звука «Волги» они не расслышали, надсадный вой грузовика перекрывал шум ее мотора. Дато первым заметил белый фургон ГАЗ-24. Волосы водителя были схвачены платком-банданой, он был в черной рубашке, оживленно разговаривал с сидящим рядом бородатым мужчиной и в такт словам с монотонностью метронома размахивал кистью высунутой в окно руки, как бы нехотя дирижировал самому себе. Сидящий сзади был вооружен пулеметом, ствол которого торчал в окне, но ни один из трех не утруждал себя наблюдением за дорогой. Дверца багажника сзади оказалась сорвана.

Человек в дождевике зашевелился, снял кепку и только хотел привстать, как увидел белую «Волгу». От неожиданности он застыл в неловкой позе. Коба с Дато подумали, что из легковой машины его обязательно заметят, но пассажиры «Волги» были заняты разговором.

– Ты смотри, прямо собачье счастье у этого Квазимоды! – пробормотал Коба.

– Открой они по нему огонь, я не пошевелюсь. Если каждому идиоту бросаться на помощь, далеко не уйдешь! – проговорил Дато.

Человек в дождевике выпрямился, надел кепку и отряхнул колени.

– Навестим Квазимоду? – спросил Коба.

– У нас своих дел невпроворот, да и у него тоже! – не скрывая досады, ответил Дато. Получилось достаточно громко: человек в дождевике обернулся.

– Я к нему, а ты на месте! – бросил Коба и двинулся к незнакомцу. Он сбегал наискось по откосу, прыжками преодолевая ухабы. Дато, укрывшись за деревом, взял на мушку человека в дождевике.

Коба оглянулся – оценить позицию Дато – и остался доволен.

– Грузин? – крикнул он незнакомцу. Тот утвердительно кивнул. Похоже, от страха он не мог выдавить ни слова.

– Не бойся! – успокаивающе произнес Коба, приближаясь к нему.

Человек в дождевике еще больше испугался. Дождевик распахнулся, под ним оказалось пальто.

– Оружие есть? – спросил Коба.

– Нет! – упавшим голосом выдохнул тот, у него затряслась голова.

–  Спокойно, парень, не дергайся – свои! – сказал Коба. – Руки-то покажи на всякий случай!

Незнакомец в дождевике поднял руки, выказывая жестом страх и мольбу. Дождевик распахнулся шире. Коба медленно приближался к незнакомцу.

– Без глупостей, парень, ты на мушке! – сказал Коба. Эти слова незнакомец воспринял как предложение оглядеться, и принялся лихорадочно шарить глазами по сторонам, очевидно полагая, что кроме Кобы и Дато были еще и другие.

– Не бойся, – сказал Коба, – не обидим!

Человек в дождевике кивнул, судорога исказила его лицо. Оставшиеся десять метров Коба преодолел быстрым шагом. По его знаку незнакомец опустил руки, но напряжение все еще сковывало его фигуру: он стоял как пленные на допросе, которым кажется, что держатся они спокойно, на самом же деле все в них выдает мучительное волнение.

Мужчина вытащил из кармана пальто документы и протянул Кобе. Коба не спеша просматривал их, в точности так, как это в свое время проделывали автоинспекторы: неторопливо, не пропуская ни единой подробности, дабы подчеркнуть свою власть. С нарочитой строгостью он задавал вопросы (абсолютная покорность субтильного человечка даже флегматику внушила бы повелительный тон), и мужчина разговорился. Он говорил, переминаясь с ноги на ногу и ни на секунду не останавливаясь. Затем позволил себе украсить повествование нелепой жестикуляцией, а под конец настолько осмелел, что бросил робкий взгляд в сторону Дато. Коба вернул документы человеку в дождевике, и они двинулись вверх по склону. Человек снял дождевик, свернул и продолжал карабкаться вверх, держа его в руках. От перенесенного волнения ему стало жарко. Он как будто чуть успокоился, но когда понял, что Коба пропустил его вперед не из вежливости, опять затрепетал от страха. Однако на этот раз сумел справиться с собой и даже постарался улыбнуться Дато.

–  Пассажир из нашего вагона, – сказал Коба.

Незнакомец с любопытством оглядел Дато и снова улыбнулся, как будто Дато попросил его об этом и он не смог отказать.

– Деревня-то, оказывается, недалеко, – сказал Коба.

– Знаю, – ответил Дато – видел.

–  Разведка на высоте! – Коба хлопнул по плечу обладателя дождевика. Получилось нарочито фамилярно, даже насмешливо. – Здесь две деревни с одинаковыми названиями, одна большая, другая – маленькая. Ты в какой был?

– Откуда я знаю? В той, где на околице стоит сожженная машина, – сказал Дато. Мужчина почему-то смотрел на Дато с большим почтением, чем на Кобу.

– Это наша деревня. Она и есть маленькая, – сказал назнакомец. – Большая деревня немного выше.

– Акакий работает учителем в большой деревне. В маленькой школы нет, – сказал Коба и сел. – Прошу, присяжные заседатели! – он рассмеялся, как будто сказал что-то очень смешное. – Присядем и продолжим заседание…

– А где большая деревня, черт бы ее побрал? – спросил Дато у Акакия.

Акакий хотел разъяснить Дато относительно расположения большой деревни, но понял, что Дато это мало интересует, и воздержался.

– Мы немного напряжены, – сказал Дато Акакию. – Не обращай внимания.

– Ничего не поделаешь, война! – ответил тот.

– Война закончилась! – сказал Коба. – Пока мы сделаем крюк, чтобы войти в город, он уже будет сдан.

– Может быть, и так, – Дато повернулся к Акакию. – Что, «гости» навещали твою деревню?

– Мы уже привыкли, – ответил Акакий. – Скотину ищут и сгоняют в санаторий. Санаторий немного ниже.

– Знаем, видели.

– Мы думали, что ты диверсант, – сказал Коба. – Зачем так близко подполз к машинам?

– Да какой я диверсант, – Акакий ухмыльнулся. Перед Кобой и Дато на свернутом дождевике сидел небольшого роста лысый мужчина субтильного сложения, с тонкими, нервными руками, дрожащими от напряжения. Ноги его были обуты в новые ботинки. – Просто оказался здесь…

– Сигареты есть? – спросил Дато.

– Нет у него сигарет, – ответил Коба вместо Акакия.

Акакий виновато улыбнулся.

– Я достану вам сигареты, – сказал он. – Сегодня ночью.

– Акакий предложил остаться на ночлег в его деревне, – сказал Коба.

– Симпатичная деревенька, – задумчиво протянул Дато.

– Будь уверен, Дато спец по деревням. Никогда не ошибается в оценке, – сказал Коба. – Пальто не стесняет? – спросил он у Акакия.

– Нет, – ответил тот. Но тут же понял, что от него требовалось: расстегнул пуговицы и откинул полы пальто, показывая, что не прячет оружия. Похоже, его обидело недоверие соотечественников, он вдруг расплакался. Сидел, прикрыв глаза ладонями, и всхлипывал. Потом, пытаясь взять себя в руки, сказал:

– Жену у меня убили!

– Извини. Мы ведь не знали, – виновато сказал Коба. Он выглядел растеряннее, чем Дато.

– Откуда вам было знать, – Акакий ладонями утер слезы. – Снарядом убило, когда те брали село. Не успели мы уйти!..

– Дети твои где? – спросил Дато.

– Не было у нас детей, только-только поженились, – ответил Акакий и встал. – Я сейчас же вернусь, только сумку захвачу… В сумке кое-какая еда. Чтобы не таскать туда-сюда, схоронил в тайничке. Дни иногда выдаются такие богатые на «гостей», что засветло домой вернуться не осмеливаемся… А вечером будут вам сигареты, – слезы все еще текли по его щекам, но на губах уже показалась едва заметная, виноватая улыбка. Он со значением посмотрел на свой свернутый дождевик, как бы давая понять, что оставляет его в качестве залога в знак того, что скоро вернется.

– Вернусь минут через двадцать. Если они в деревне, понаблюдаю, чем заняты, если нет, вернусь еще быстрее, – когда понял, что его отпускают, застегнул пальто, помешкал вроде бы в нерешительности, как бы говоря: вот он я, никуда не убегаю, иду только, чтобы еду принести.

– Что будем делать? – спросил Коба, когда Акакий скрылся из глаз. – Доверимся разбойнику Како [2]2
  Како – сокращенное от имени Акакий; «Разбойник Како» – популярный персонаж из одноименной поэмы классика грузинской литературы Ильи Чавчавадзе (примеч. переводчика).


[Закрыть]?

– Не знаю, – ответил Дато.

– Я так устал, что на все наплевать!

– Не сменить ли нам место, пока Акакий не вернулся?.. Ведь все возможно!

– Нет, – ответил Коба и, помолчав, мечтательно проговорил: – Если наткнемся где-нибудь на речку, обязательно искупаюсь! Провонял с ног до головы. Не дай бог, конечно, но если сейчас попадусь, удастся избежать главных неприятностей: не станут пытать, потому что близко не подойти, и не трахнут… по той же причине…

– Но тогда тебе не стоит купаться, продолжай благоухать, – сказал Дато.

–  Все будет путем, мужик! – бодро проговорил Коба.

Акакий вернулся той же дорогой, по которой ушел в деревню. Пальто у него было расстегнуто, лицо раскраснелось, похоже, он всю дорогу бежал.

– Машины поднялись в большую деревню, – еще издали сообщил он. – Ищут скот. Три дня только тем и заняты.

– Говядинку любят, – сказал Коба. – Ничего не поделаешь.

– Нашу скотину мы вовремя угнали. Только у одного старика осталось четыре коровы. Он взял и выгнал их в лес и третий день не показывается. Все, кто остался в селе, с утра вышли на его поиски, – рассказывал Акакий. С темно-вишневым рюкзачком в руках, он казался довольным новостями. – Вчера одна корова вернулась, а хозяина не видно. То ли она удрала, то ли с хозяином что-то…

– А кто корову привел? – спросил Коба.

– Никто. Сама. Рефлекс родного хлева, – ответил Акакий.

– Да-а, хорошая вещь – рефлекс родного дома, – задумчиво протянул Коба. – И, что самое главное, – необходимая!.. Прекрасный рефлекс!

– Я знаю, где в деревне можно достать сигареты, но сейчас там никого, все отправились на поиски старика.

– Значит, у коров есть замечательный рефлекс возвращения в родной хлев, – повторил Коба.

Акакий намеревался еще что-то сообщить, но слова Кобы, тон, которым они были сказаны, заставили его промолчать. Он опустил руки и улыбнулся. Все эмоции, кроме горя, он выражал улыбкой.

– Оставь ты этих коров! – нетерпеливо прервал Дато приятеля и повернулся к Акакию. – Как у вас тут с минами? Есть мины вокруг деревни?

– Нет, – твердо ответил Акакий. – Во всяком случае, в радиусе десяти километров мин нет. Точно. Наши даже мосты не заминировали при отступлении.

– Ублюдки! – сказал Коба. – Так тряслись от страха, что в голову не пришло заминировать мосты!

– Успокойся! – урезонил его Дато.

– Я спокоен. Мне все равно, заминировали они или нет. Даже лучше, что не заминировали. Хоть буду уверен, что не подорвусь на мине. Мне сейчас ничего не нужно, кроме сигарет и экологически чистой воды. Нет ли у вас родника поблизости – лицо сполоснуть и руки? – спросил Коба у Акакия.

– И родник есть недалеко, в лесу, и колодцы в деревне, – сказал Акакий. – Я и с собой воду захватил, – он вытащил из кармана плоскую бутылку из-под водки и протянул Кобе. Коба запрокинул голову, и кадык его энергично задвигался вверх – вниз. Он вылил в себя половину содержимого и, поперхнувшись, передал бутылку Дато.

– Теплая, как чай. Далеко до родника?

– Близко, – ответил Акакий. – Минут двадцать ходу.

– Не в обиду будет сказано, но для вас, горцев, здешний рельеф дело привычное, для нас же он… э-э, скажем так, не слишком удобен… Я достаточно ясно выражаюсь? – спросил Коба у Дато и опять обернулся к Акакию. – Я имею в виду, что вы привыкли лазить по кручам, у вас свое представление о времени, необходимом для того, чтобы из одного места переместиться в другое, и оно здорово отличается от нашего, поскольку мы-то родились и выросли в долине и привыкли к тем условиям!

За время, пока Коба изощрялся в красноречии, Дато опорожнил бутылку и заговорщицки подмигнул Акакию, предлагая не обращать внимания на Кобу.

– Отсутствие сигарет настраивает его на философский лад, – сказал он Акакию. – Вернее, у него портится настроение, и он принимается философствовать.

– А вообще-то он верно заметил, – сказал Акакий. – А что? Очень верно…

– Боже мой! – возопил вдруг Коба и, как Акакий, театрально воздел руки. – Свершилось! Меня похвалил школьный учитель! Когда я учился в России, меня очень хвалила одна молодая лекторша, но, представьте себе, совсем по другому поводу. Я прилежно выполнял все ее задания и наставления… разумеется, у нее дома… думаю, вы понимаете… и этим доставлял ей огромное удовольствие… Но чтобы меня похвалил школьный учитель!.. Это впервые в моей жизни.

– Хорошо бы тебе помолчать! – сказал Дато.

– Так я же не в обиду! – с сокрушенным видом обратился Коба к Акакию. – В школе ни разу, ни один учитель меня не похвалил. Спроси у Дато, мы с ним одноклассники, – и опять повернулся к Дато. – Видишь, Акакий на меня не обижается…

– А за что? – не понял Акакий.

– Вот и я говорю – за что? Кстати, особенно меня не переваривала учительница географии. Бедняжка, конечно, не подозревала, что я стану героем, который вместе с зятем, тоже, разумеется, героем, будет преследовать врага и заставит супостата, как говаривал майор, трястись, как заячий хвост. Но, увы, сейчас этот герой путешествует по горам без компаса и очень боится, что его поймают те самые супостаты.

– Кончай! – раздраженно буркнул Дато.

По дороге к роднику они вышли на лужайку, откуда хорошо просматривалась большая деревня. Она оказалась не такой уж большой. У околицы виднелось кладбище.

– Странно, только сейчас осознал, что ни в одной из деревень, мимо которых мы прошли, не видел кладбища, и почему-то ни разу не подумал, что у деревни должно быть кладбище, – сказал Коба. – Неужели у них не было кладбищ?

– Были, конечно. Просто мы их не видели, – ответил Дато.

– И прекрасно, что не видели. – сказал Коба. – Не люблю кладбища.

В деревне оставалось всего восемь жителей: шесть стариков, включая пастуха, который пропал со своими коровами, и двое мужчин – Акакий и еще один, который не мог бросить мать – лежачую больную. Больше всего Кобе понравилось то, что в эту деревеньку можно было незаметно проникнуть в любое время суток, даже днем, и также незаметно убраться.

Дом Акакия был новый, даже стены еще не оштукатурены. По словам Акакия, в доме стояла дорогая мебель – приданое жены, но мародеры все унесли. Переносную железную печку он затапливал поздней ночью, а за час до рассвета выносил ее на задний двор, чтобы к утру остыла, и боевики, время от времени наведывавшиеся в село, не догадались, что в доме кто-то живет.

Было не так уж холодно, но Акакий все-таки занес печь в комнату и долго возился, соединяя колена трубы. Дато взялся ему помогать. Коба улегся на старую тахту и, пока хозяин разжигал огонь в печи, уснул. Акакий принес откуда-то старую подушку и подложил ему под голову.

– Скоро Мамантий придет, – сказал Акакий. Мамантием звали мужчину, который остался в деревне ухаживать за больной матерью. – Ты тоже ложись, поспи. Когда придет Мамантий, я вас разбужу. А до этого чего-нибудь сготовлю на ужин.

– Ладно… – согласился Дато. – Посплю.

Несколько дней он почти не спал или спал урывками, и его так клонило в сон, что кружилась голова. Акакий приволок из соседнего дома старый пружинный матрац и положил рядом с тахтой. Дато тут же лег. Но только попытался расслабиться, как страшно заныли ноги и поясница. Печь весело гудела. Гул действовал на нервы. Но через какое-то время раздражение стало проходить. Он слушал, как потрескивают дрова, и старался не обращать внимания на боль.

Ему приснилась старуха с клетчатым пледом, накинутым на плечи, старательно запиравшая калитку своего двора. Во сне старуха пыталась открыть дверцу Акакиевой печи, причитая, что, если вражеский отряд увидит закрытую печь, ей разобьют голову прикладом. Она говорила и дула на почерневшие, обожженные раскаленной дверцей пальцы. Дато, изнемогая, пытался освободиться от видения, но не мог. Когда же наконец проснулся, услышал мирное сопение Кобы, и это его успокоило.

Печь гудела по-прежнему. Возле нее сутулился незнакомый мужчина лет сорока пяти с падавшими на лоб волосами. В руках он вертел белую зажигалку и равнодушно наблюдал за тем, как Дато просыпается и потягивается.

– Проснулся, – сказал Акакий. Он сидел у окна, занавешенного паласом с изображением оленя. Палас призван был замаскировать свет керосиновой лампы. Олень висел вверх ногами. Незнакомец кивнул. Дато не понял: то ли он здоровался с ним, то ли соглашался с Акакием, что гость проснулся.

– Двое суток идут без отдыха, – сказал Акакий, и мужчина опять кивнул.

– Всего сутки с небольшим, – поправил его Дато. – Двое суток без отдыха даже верблюд не отшагает.

– Это Мамантий, – сказал Акакий. Мамантий еще раз кивнул и, не вставая, подвинулся, освобождая гостю место у печки. Плечом задел прислоненный к стене автомат. Автомат упал.

– Смотри, чтоб не выстрелил! – вскинулся Акакий.

– Не заряжен, – успокоил его Мамантий. – Попьем чайку. Да и водочка не помешает.

Дато глянул на Кобу. Стук упавшего автомата потревожил его, но он только повернулся на другой бок.

– До прихода Мамантия не спал, – сказал о нем Акакий. – Говорил, что, не выкурив сигарету, не заснет, но все-таки уснул.

Мамантий потянулся к подоконнику, взял папиросную коробку и протянул Дато. Дато вытащил одну папиросу, размял, чувствуя сухость табака; это было приятное ощущение, знакомое курильщикам. Открыл дверцу печурки, прикурил от уголька. От первой же затяжки закружилась голова. Он подошел к Кобе и потряс его.

– Начальник! Мы в депо! Приехали…

– Рассвело, или война началась? – не открывая глаз, Коба уже ерничал. Он приподнял голову и уставился на друга бессмысленным взглядом. – Смеялся над твоими болями в пояснице, а сейчас у самого ноет… Видать, Бог наказал…

Дато протянул ему зажженную папиросу. Коба откинулся на подушку и задымил.

– Давай, вставай. Люди чай пить хотят, нас ждут! – сказал ему Дато.

Охая, Коба сполз с тахты. Очевидно, поясница у него действительно разболелась. Первым делом он бросил взгляд на автомат Мамантия, потом на его хозяина.

– Чай… водка! Не слишком ли вы нас балуете. – Продолжая охать, стал зашнуровывать «ботасы». – А если нам у вас так понравится, что захотим остаться?

– Нас с Акакием это очень даже устроило бы, – ответил Мамантий. У него было широкое лицо, толстая, как у борца шея, привыкшие к тяжелой работе крупные ладони и изрядное пузо. Сидел на стуле неподвижно, как пень, равнодушно и лениво поглядывая маленькими глазками.

– Кто снял с меня туфли? – не к месту спросил Коба.

– Сам и снял во сне, – ответил Акакий.

– Ну и воняет же от вас! – сказал Коба, обращаясь к своим «ботасам». Тут же, даже не посмотрев в сторону Дато, понял, что сказал бестактность и, чтобы сгладить неловкость, продолжил: – Я над Дато подтрунивал, поясницу, мол, тянет, уж не забеременел ли, и вот – на тебе! Достукался: сам не разогнусь!

3

Дато разбудил крик петуха. Коба и Акакий спали. Он вышел во двор и долго, без всяких мыслей смотрел, как одна за другой выбирались из курятника куры и, хлопая крыльями, слетали вниз. Вскоре появился Мамантий. Он шел со стороны заднего двора, и, по мере того как приближался, Дато обратил внимание на его странную походку: свои кривоватые ноги Мамантий переставлял так, как будто с усилием продирался через густой кустарник.

– Доброе утро! – Мамантий поставил ногу на брошенный газовый баллон. В молочно-белом свете утра он показался Дато симпатичней, чем накануне.

– Привет!

Мамантий протянул Дато сигарету, дал прикурить.

– Как мать? – спросил Дато.

– Вроде ничего, – ответил Мамантий. – Встает понемножку. Ей бы чуть-чуть окрепнуть, и уйдем отсюда… Интеллигенты спят?

– Так сладко, что жалко будить, – ответил Дато.

Красно-желтый петух набрался смелости, подошел поближе. Смешно вывернув голову, одним глазом зорко поглядывал на руки Мамантия и Дато. В ожидании корма, поквохтывая и попискивая, куры сгрудились на заднем дворе.

Дато взмахом руки распугал кур. Они разбежались, возбужденно кудахтая и хлопая крыльями, но не прошло и минуты, как опять стали собираться у дома.

– Чего им здесь надо? Их что, в дом пригласили?

– Привыкли, – объяснил Мамантий. – Здесь им корм дают.

– Может, вынести печурку?.. Акакий говорил, что на рассвете всегда выносит.

– Не беспокойся, – успокоил его Мамантий. – Акакий паникер…

Показался Коба. Зевая, уселся на пороге. Взмахом руки поприветствовал Мамантия. Положив пулемет поперек коленей, принялся зашнуровывать «ботасы».

– Если выберусь отсюда живым и невредимым, отправлю свои «ботасы» в музей боевой славы… Сколько они выдержали!..

– Не сиди на пороге! Забыл примету: заимодавцы одолеют! – пошутил Дато.

– Тебе какая курица больше по вкусу – вареная или жареная? – спросил Коба.

– Сегодня отведаем зажаренную, – сказал Мамантий. – А там видно будет.

– Не получится, – сказал Дато. – Нам надо уходить.

– Как твои ноги? – спросил Коба.

– Премного благодарен за внимание. Ноги в порядке. А как ваши, позвольте справиться?

– Вижу, ты в прекрасном настроении, – сказал Коба, разглядывая при этом на Мамантии жилет для рожков. Ночью этого жилета на нем не было. Сегодня он был в полной боевой готовности, даже при гранате.

– Со вчерашнего водка осталась. Хватит, чтобы взбодриться, – сказал Мамантий. – У нас есть приблизительно часа два, пока они пожалуют. А может, и вовсе сегодня не появятся. Трудно сказать заранее… Шныряют частенько, но без всякой системы. Скот ищут… А как там те деревни в ущелье, мимо которых вы прошли?

– Это кто тебе доложил, что я назвал их «деревни в ущелье»? – спросил Коба.

Мамантий вместо ответа только улыбнулся. Это был еще тот тип! Немногословие придавало ему внушительности, а от плотной фигуры веяло уверенностью.

– Положение везде одинаковое, – сказал Дато. – В тяжелой ситуации всегда кажется, что где-то в другом месте полегче…

– Твоя водка очень кстати, – сказал Коба Мамантию. – Вот проснется разбойник Како и дернем еще. Без нее воспаление легких было бы нам гарантировано.

– Не встреть мы вчера Акакия, нам бы кранты! – согласился Дато. – Еще одну ночь под открытым небом мы бы не выдержали.

Куры постепенно разбредались по двору, но далеко не отходили, надеясь, что корм им все-таки отсыпят.

– Разоспался наш князь, – сказал Мамантий. – Видать, действительно дворянских кровей.

– Ей-богу! – подхватил Коба. – Вылитый дворянин.

Они думали, что Мамантий иронизировал, но, взглянув на него, увидели, что ошиблись.

– Ты хотел сказать, что Акакий похож на разорившегося дворянина? – спросил Мамантий. Он с лету все схватывал и быстро соображал. Это трудно было предположить, увидев его впервые.

– Давай-ка я хоть умоюсь, – сказал Коба.

Они направились к колодцу. Впереди шел Мамантий. Пока Акакий спал, он принял на себя обязанности хозяина. Дато понял, почему Мамантий оставался с ними допоздна: по деревенскому обычаю гостям должно оказывать уважение.

– Вчера мы были в таком состоянии, что от нас вряд ли стоило ждать вразумительного рассказа, – сказал Дато.

Мамантий поглядывал на них с неопределенным выражением, заставляющим призадумываться: а слушает ли он? Но Дато опять ошибся.

– Меня удивляет, как вы после такого пути стояли на ногах… – сказал Мамантий. Какое-то время он молча искал что-то у колодца, потом раздраженно буркнул: – Куда к черту спрятал этот паникер веревку и ведро! Все прячет, только бы не догадались, что дом обитаемый. Одно не сообразит: что делать с домом. Пришла раз нелепая мысль в голову – снять входную дверь. Он ведь до сих пор в шоке, никак от смерти жены не оправится…

Действительно, на колодезном вороте веревки не оказалось. Помятое ведро валялось рядом, но веревки нигде не было. Искали долго, но не нашли.

– Пойду, разбужу его и спрошу, куда подевал, – буркнул Мамантий.

– Почему у здешних колодцев нет журавлей? – спросил Коба. – В ущелье во всех деревнях колодцы были с журавлями.

– У нас колодцы глубокие, вода ниже десяти метров. При такой глубине журавль непригоден, – ответил Мамантий и вдруг замолчал и насторожился.

В ту же секунду Коба и Дато услышали звук автомобильного мотора.

– Едут! – сказал Мамантий спокойно.

– Заседание продолжается, мать его!.. – сказал Коба. Хладнокровие ни на секунду не изменило ему, как будто он соревновался с Мамантием в способности держать себя в руках.

– На этот раз, надо полагать, тщательно все обыщут. Верно, заподозрили, что скот в деревне припрятан, вот и пожаловали на рассвете. Что-то не припомню, когда в последний раз являлись в такую рань, – сказал Мамантий. – Скорее всего приметили где-то свежие коровьи лепехи. Говорил Диомиду, чтоб не пригонял скотину!

– Не везет мне: в который раз не дают умыться эти ублюдки! – через силу улыбнулся Коба.

– Ничего страшного. Так проскользнем мимо, что ничего не заметят… Не впервой!Идите через огород и ждите меня у хлева, а я разбужу Како, – Мамантий показал рукой, куда им следовало идти.

Однако Коба последовал за Мамантием.

– Наше барахло в доме! – сказал он, отвечая на вопросительный взгляд.

– Мы с Како все прихватим, – ответил Мамантий.

– Вы не знаете, где что лежит!

Они, пригнувшись, побежали, на бегу перебрасываясь словами. Один за другим проскользнули в дом. Мамантий дотянулся до Акакия и живо поднял с постели.

– Едут, – спокойно сказал он, в то же время прислушиваясь к звуку машины. – Шевелись!

Акакий замер, навострив слух, но Мамантий не позволил долго вслушиваться и ногой пододвинул ему туфли.

Когда Коба и Дато выбежали на задний двор, машина была уже близко. Из-за угла дома они заметили знакомую со вчерашнего дня белую «Волгу». Машина ехала медленно. В багажнике, спиной к движению, устроились два человека.