Текст книги "Гладиаторы"

Автор книги: Гела Чкванава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Сколько дней мы лопаем эту молодую кукурузу, – сказал Коба. – Нам еще повезло, что она молодая, а то пустила бы корни в брюхе! – он встал и сладко потянулся.

– Опять отправляешься отдавать турецкий долг? – спросил Дато. – Ты здорово простудился. Гляди, не подцепи простатит, намаешься…

– Да, многое остается, чего уже… Скольких женщин уже не оседлать и не подмять, да вот хоть бухгалтершу из штаба, о которой с Климентичем заключил пари: поспорил, что раньше него ее трахну, – сказал Коба и опять потянулся. – Принесу-ка я инжира. Хороший инжир приметил в одном месте.

– Инжир еще больше расстроит нам желудки.

– Они и так расстроены, дальше некуда! – сказал Коба.

Они почти не чувствовали голода. Только от усталости слегка кружилась голова. Дато понял сейчас, почему не сходят с ума те, кто надолго попадает в смертельно опасную ситуацию: потому, что происходящее кажется им сном. Действительно, все походило на сон. Первым Коба сказал, что чувствует себя как во сне. Разве смертельная опасность – редкость на войне? Во время боя ее навалом, но тогда ты напряжен, кровь кипит от адреналина и страх смерти как бы отступает. Сейчас все было не так. Сейчас смерть с фамильярной непринужденностью разгуливала вокруг, и адреналин бездействовал. Это создавало вокруг какой-то странный, ирреальный мир. Они чувствовали себя погруженными в иллюзию, будто то, что происходило, происходило не с ними. Ощущение было невыносимо тягостное.

Коба принес полную шапку белого инжира.

– Черный тоже был, но уж очень безвкусный. Наверняка местные напихали в него удобрений, – сказал Коба. – Эх, был бы хоть королек! Корольком можно насытиться, и туристы хорошо раскупают… Днем наторгуешься, а вечером распустишь хвост перед односельчанами, как в парке поставил раком аппетитную курортницу из тех, что дикарем приезжают. А перед сном подрочишь всласть, вспоминая задницы на пляже.

– Ты так рассказываешь, что кажется, сам не раз это проделывал!

– Да нет, просто представил, чем развлекались в этой ублюдочной деревеньке ее обитатели, мать их!..

Инжир оказался очень вкусным. Они молча его съели и сполоснули руки в луже у изгороди.

На высохшую яблоню, взмахивая крыльями, взбирались две курицы, видимо, намереваясь устроиться на ночь.

– Может, одной свернуть шею, будет что пожевать в дороге, – то ли в шутку, то ли всерьез заметил Коба.

Воду из колодца доставал Дато. Он был уверен, что, займись этим Коба, скрежет журавля разнесся бы на всю деревню.

– Невкусная! – сказал Коба, отпив из ведра.

– Да уж, не без удобрений, – с иронией заметил Дато.

– Если думаешь, что это не так, очень ошибаешься. Все удобрения с полей дожди смыли в этот колодец, – сказал Коба. – И не вздумай убеждать меня, что вода фильтруется в грунте!

– Вот именно. Фильтруется, и это факт!

Коба хмыкнул, помолчав, сказал:

– В жизни не видел деревни без леса!

– Видишь же?!

Они прошли в конец огорода. Под старыми грушами от опавших гниющих плодов несло спиртным духом. Добрели до изгороди из кустов трифолии и прилегли в зарослях.

– Я, конечно, пошутил, но нам не помешало бы взять в дорогу несколько кур, – прервал молчание Коба.

– Чего мы сюда забрались? Сами себя в угол загнали. Случись что, через кусты трифолии не продраться, – вдруг встревожился Дато.

– Да ладно, что-нибудь придумаем! – ответил Коба таким тоном, будто продолжал разговор о курах в дорогу.

– А теперь перекур. Обманул я тебя: у меня целых три сигареты. Так что покурим со смаком.

– Отлично! – обрадовался Коба. Весть о том, что у них в запасе три сигареты, заметно поправила ему настроение.

На яблоне к двум устроившимся на ветвях курам присоединились еще две. Одна из них все не могла устроиться, возилась, пыталась перебраться куда-то, но соседки противились ее намерению, недовольно поквохтывая что-то на своем курином языке.

– Эта курица молодая и глупая, – заметил Дато.

– А, может, ей захотелось перед сном чего-то такого… этакого… Эх! Мечтают, наверное, сейчас хохлатки заполучить петуха на… На этой говенной усадьбе курам только на деревьях и спать. Пожалел хозяин денег на курятник… – Будучи в плохом настроении, Коба начинал тараторить что твой майор, да и характером походил на шурина. – Если спросить хозяина этих кур, уверен, начнет убеждать, что у кур, ночующих на деревьях, в «полевых», так сказать, условиях, самое вкусное мясо.

– Не исключено, – сказал Дато. – Однако перед тем как отправляться в дорогу, не мешало бы немного поспать. Вопрос – где?

– Разве не все дома наши? – проворчал Коба. – Можем вернуться в дом твоего дружка. Там и выспимся, – он выбросил докуренный до фильтра окурок и встал. Шапкой провел по лицу, то ли вытирал пот, то ли лицо зудело, исполосованное листьями кукурузы. Скорее всего – и то, и другое. – Кажется, на сегодня мы вдоволь погостевали.

К вечеру появился Варлам. Ему было лет под шестьдесят. Седой, высокий, любитель поговорить, он не умолкал даже когда у него схватывало живот.

Варлам принес кусок кукурузной лепешки и зеленое лобио в стеклянной банке.

– Молодое лобио, – Коба с наигранным оживлением обратился к Варламу: – Где достал?

– Чего доставать, тоже забота! В любом доме найдутся домашние консервы, – ответил Варлам. – Вот и сигареты раздобыл. Сердце чуяло, что застану вас здесь…

– Мы с Дато вообще-то хотели отдохнуть, но не получилось, слишком гостеприимной оказалась ваша деревенька, – сказал Коба. – Весь день, сам знаешь какие личности сновали взад-вперед. Ну, прямо день открытых дверей!..

– В других местах и того хуже. Сегодня и меня чуть не пришили. От сестры шел днем, не смог дождаться вечера, не утерпел. Распсиховался от того, что не застал никого в доме. Похоже, разбежались. Видно, заслуживаем мы того, чтобы всех нас перебили. – Варлам встал. В темноте он казался выше, чем был на самом деле.

Подул ветерок, и кукуруза зашелестела.

– Шелестит на ветру кукуруза, напевает нам колыбельную! – продекламировал Коба. – Ну не проклятая ли у меня судьба? Чего мне не хватало, куда это меня понесло! Сидел бы сейчас уютненько дома. Знал бы ты, Варлам, сколько женщин я оставил нетронутыми. Сколько женщин мечтали переспать со мной. Хоть один-единственный разочек покувыркаться с Кобой в постели, – мечтали они, – а там будь что будет! Вот спроси Дато, если не веришь. Ты же знаешь, Дато не соврет. Если хочешь знать, женщины, разок меня увидав, только тем были и заняты, что сами себя обслуживали, работали, так сказать, в автономном режиме, а когда кончали, выдыхали мое имя с нежнейшим стоном. А все почему? Потому что я был гордецом и не всех считал достойными своего внимания… Ну и что? Где сейчас они и где я?!

– Так вот, не дождался я, пока стемнеет, вышел в путь средь бела дня и… вляпался. На колени пришлось встать перед ними, чтоб не расстреляли. Молишь, объясняешь, а они одно талдычат – партизан! Ну скажите, похож я на партизана?!. А мой зятек даже не соизволил сообщить, что собирается податься всем семейством из дому. – Варлам еле сдерживал негодование.

– Партизаны были в Белоруссии пятьдесят лет назад. А здесь откуда им взяться, партизанам? Все, все удирают, поголовно! – сказал Дато. – Все драпают, мать их так!..

– Не надо партизанить, – вдруг твердо сказал Варлам. – Говорю это вам, как собственным детям. Сейчас не время партизанить. У них нет никакого плана действий, просто косят всех без разбору. Сперва нужно разобраться, осознать что к чему. Сколько раз уже слышал от вас о стратегии и тактике, но ни хрена не понял. Одно я знаю: ступайте лучше по домам, ребятки…

– Да кто разрешит?! Уйду с радостью, пусть только не препятствуют… Еще и слово дам, что никогда не прикоснусь к оружию! – сказал Коба.

– Надо разработать единый план, согласовать со всеми, – гнул свое Варлам. – Но прежде всего – прийти в себя. Какая-то страна, говорят, подарила нам пушки и эти… как их… ну, на танках которые, против самолетов, – он поднял руку, изображая зенитно-ракетный комплекс, но получилось это довольно смешно, он и сам это почувствовал. – Говорят, что наши готовятся к контрнаступлению.

– Нашим не до контрнаступления. Нашим прежде всего нужно отстирать обосранные штаны и хорошо смазать мылом одно место, чтобы не так больно было, когда их станут трахать! – сказал Коба.

– А эти говорят, что ожидают нашего контрнаступления, потому и бесятся. Боятся, – сказал Варлам. Он считал себя обязанным поддерживать разговор, чтобы развлечь своих гостей, но, похоже, и вправду верил, что отступившие готовятся к контрнаступлению.

– Пойдем с нами, – сказал Дато Варламу. – Мы идем в горы, а оттуда, сделав крюк, спустимся в город.

– Да где мне угнаться за вами, ребята. Не в моих это силах, – запричитал Варлам. – Упади я в дороге, для вас же стану обузой… Где-то здесь, говорят, видели барсуков, перед тем, как все это началось, – добавил он, меняя тему разговора, и побрел вдоль зарослей трифолиии. Трудно было сказать, искал ли он в темноте барсуков или хотел скрыть слезы.

– Верно, пошел выплакаться, – сказал Коба.

– Какие, к черту, барсуки! – Варлам воротился назад. – Когда это было, чтобы барсуки водились так близко от дома. Здесь даже леса нет. Барсуки в этой деревне попадались давно, во времена моего детства, когда тут лес был. Когда-нибудь видел барсука? – спросил он Кобу.

– Видел! – усмехнулся Коба. У него уже пропало желание болтать. За каких-то десять минут он растратил накопившуюся за день желчь. – В мультфильмах раза два. Отец не разрешал смотреть телевизор, глаза, мол, испортишь!

– Барсук – зверь кусачий. При опасности впивается нашему брату в яйца, – Варлам рассмеялся. – Правду говорю, не шучу!

– Что же нам, и барсуков теперь опасаться?! – недовольно проворчал Коба.

Как только Коба разбудил Дато, тот посмотрел в окно. Луны не было видно.

– Пора уходить! – сказал Коба. Он был чем-то недоволен. Убедившись, что Дато окончательно проснулся, пошел к двери, сел на пороге и закурил. – Луна велела передать, что ее нет и не будет – нам назло!

– Похоже, ты не выспался, – сказал Варлам, обращаясь к Дато. – Коба считает, что вам нужно уходить…

– И уйдем! – бросил Коба таким тоном, словно угрожал кому-то.

– Что я могу посоветовать? В такое время ничего толкового не присоветуешь. Вы ребята умные и лучше знаете свое дело!

– Не там ищешь умных. Умные сейчас в городе, в тепле и сытости. Сидят и выпивают за помин души тех, кто погиб во время атаки! – сказал Коба.

– Я вам курицу сварил в дорогу, – сказал Варлам, и Дато понял, откуда доносился этот странный и в то же время такой знакомый запах. – Если кое-где на тушке попадется пух, не обессудьте: очки потерял, когда меня собирались расстрелять. Хотя, кажется, я уже говорил про это?

– Нет, не говорил, – сказал Дато.

– Да вот, потерял, – Варлам глянул на Кобу. Его беспокоило, что тот не в настроении. – Не знаю, как быть, но вам может пригодиться. Не хотел отдавать… не знаю… Говорят, черт в ней сидит…

– Ты о чем? – спросил Коба.

– Да о «лимонке». Отдам вам, а потом изведусь, не толкнул ли сдуру на неверный шаг. Но вы ребята толковые, потому все-таки отдам.

– Ты прав, мы действительно толковые ребята, – ответил Коба. – Будь спокоен, ты же видишь – оружие у нас и так есть, а один черт в «лимонке» мало что изменит… Но что правда, то правда, «лимонки» нам нужны, очень нужны, верно?

– Так! – подтвердил Дато.

– Дато знает цену «лимонкам». Дато волшебник «лимонок». Он только «лимонками» и действует. Дай ему вдоволь «лимонок», он тебе Бастилию возьмет. Не думай, что шучу, ей-богу!

Варлам ничего не ответил, взглянул на Дато и усмехнулся.

– Не веришь. А я, между прочим, сказал правду. Большинство столько лузги за жизнь не выплюнули, сколько «лимонок» бросил Дато. Могу поклясться…

– Верю, – сказал Варлам. – Но безоружный человек осторожней. Оружие просит, чтобы его использовали, больше того – требует, заставляет использовать.

– Ты прав, оружие – как женщина, а какая женщина не хочет быть использованной? – сказал Коба. – Именно так говорит Дато. Но за него не волнуйся. Дато знает, как обращаться с «лимонками». Он пока еще не проснулся, ему еще кажется, что он во сне.

– Совсем мне не кажется, что я во сне! – сказал Дато.

– Не слушай его, он спит, – сказал Коба.

– Корпус с насечками? – спросил Дато у Варлама.

– С насечками, – ответил тот.

– Ты смотри, начинает просыпаться, – ухмыляясь, сказал Коба. – Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Как только двинулись в путь, настроение у Кобы улучшилось. Он шел впереди, Дато за ним, след в след – почему-то он никак не мог подавить в себе страха перед противопехотными минами.

Две деревни обошли стороной, третью прошли по проселочной. Так захотелось Кобе. На беду за ними увязались собаки. Для покинутой деревни их было слишком много. В душу закралось неприятное ощущение – уж не попали ли они в западню. Маленькие собаки злобной нахрапистостью превосходили матерых псов. Полдеревни прошли, отбиваясь от собак, а, оказавшись за околицей, бросились бежать и бежали до изнеможения.

– Я все боялся, что вместо камня запустишь в них «лимонку», – не удержался от подковырки Коба.

– Юмор укрепляет дух! – проворчал Дато. – Хватит, слыхали!

– Не дуйся, – сказал Коба. – Ведь только что мы вырвались из чудовищной зубастой пасти. Это-то хоть ты понимаешь?

– Ты прав! – согласился Дато. – В жизни не видел столько собак вместе.

Коба шагал по шоссе. Дато же, где это было возможно, переходил на обочину, выбирая грунт помягче, чтобы дать отдых ноющим ногам. Коба, как и Дато, был обут в «ботасы», но у него ноги не болели – он оказался выносливей приятеля. Одну за другой пересекли две ложбины. На них оказались чайные плантации. Ряды кустов примыкали к дороге. К этому времени из-за облаков выглянула луна.

– Ублюдочная луна. Сделала наконец одолжение и явила свой лик?! – сказал Коба и, помолчав, продекламировал: – Чай – эликсир жизни! Этому меня учили в детстве.

– Возможно, дождя и не будет, – пробормотал Дато, не обращая внимания на болтовню друга.

– Я, между прочим, кое-что припомнил насчет чая…

– Ага, с молодой кукурузой покончили. Теперь чай в программе?

– Нет! – сказал Коба. Во время ходьбы он энергично размахивал свободной от пулемета рукой. Амплитуда размаха то уменьшалась, то снова увеличивалась. Чем больше Дато уставал, тем больше его раздражала эта новая походка Кобы.

– Давай отдохнем, – сказал Коба.

– Лучше пройдем эту чайную плантацию. У меня такое чувство, что она никогда не кончится! – сказал Дато.

– Почему нигде не видно пункта приема чая?.. Во всех фильмах о чаеводах я видел такие пункты, да и отец рассказывал: на чайных плантациях всегда есть пункт приема. Почему именно на этой треклятой плантации его нету?

– Ну нет – и ладно, тебе-то какая забота!

– Отец рассказывал, как собирал в детстве чай и для увеличения веса на приемном пункте подкладывал в корзину камни. Почему-то всегда подчеркивал, что собирал чай босиком. Можно подумать, что ногами собирал. Интересно, в каком таком особом пункте мой отец сдавал чай, собранный босыми ногами, и чем он отличался от других!.. Аудитория внимает мне?

– Внимает, внимает! – ответил Дато.

– Я думаю, что на том свете чаю – залейся! Им отпаивают тех, кто на этом свете пьянствовал, – сказал Коба. – У Мамуки сейчас во фляге вместо коньяка – чай, и этой водицей беднягу накачивают. Помнишь, как ты стащил у него флягу с коньяком?

– Помню.

– Ну, он и взбесился!.. Не потому, говорит, злюсь, – объяснял майору, – что это твой личный подарок, а потому, что подарок увел. Майор насупился, покраснел. Чересчур вспыльчив был наш майор. Мамука тоже сделался вспыльчивым, как стал прикладываться… Да и ты всегда готов взъерепениться…

– Скажите пожалуйста! Ты у нас очень непробиваемый!

– Во! Как порох вспыхнул! И сейчас скажешь, что не вспыльчивый?

– Слушай, ты чего привязался?

– И не думал! Просто, когда ты злишься, забываешь о минах, вот я и злю тебя. По правде, я ведь тоже боюсь мин, только вида не показываю… Чтоб ты знал, Мамука тогда очень переживал, что поцапался с тобой. Мне сказал, что был уверен: флягу упер или ты, или Дато, а потому ему не следовало материться. Ругал себя сильно за несдержанность. Два дня просил помирить вас, а я отмахивался… Не сказал тебе тогда… А знаешь, что еще он мне сказал?.. Беда моя, говорит, в том, что если не выпью, опять подсяду на наркоту, потому лучше уж напиваться. Как думаешь, он и вправду взялся бы снова за наркотики?

– Не знаю.

– Если мы дойдем до города, то я приду туда импотентом, похоже, застудил все к херам: мочусь так часто, что ширинку не успеваю застегивать. Тебе-то эти проблемы нипочем: успел сделать парня. А я так и помру без сынишки. Покину этот мир, не оставив такого же кретина, как я… Как думаешь, чай для организма полезен?

– Еще как!

– Так я и знал! – сказал Коба. Настроение у него постепенно портилось. – Привал! – вдруг заорал он, сошел с дороги и взгромоздился на чайный куст. Чтобы поудобнее устроиться, долго и старательно приминал ветви своим задом. – Скажи на милость: есть ли разница, отчего ты в конце концов загнешься, от пули или от ходьбы! А?.. Ну да ладно, давай-ка лучше покурим!

Коба слез с чайного куста и присоседился к Дато, усевшемуся в междурядье. Закурили. Настроение у Кобы стало улучшаться. Докурив сигареты, друзья снова вскарабкались на кусты. Коба долго искал тот, который облюбовал для отдыха, злясь, что старательно примятые ветви так быстро распрямились. Снова начал возиться, сопел и ругался. Наконец нашел удобное положение и притих. Через некоторое время ему захотелось устроиться поудобнее и вытянуть ноги, но он тут же свалился с куста и оцарапал лицо. Коба решил выкурить еще одну сигарету, после чего они продолжили путь.

Посреди плантации наткнулись на свинью. Свинья мирно ковырялась рылом в земле. Судя по издаваемым ею звукам, она быстро справилась с тревогой, вызванной неожиданным появлением людей. Коба и Дато подошли к ней достаточно близко. Свинья подняла морду и замерла. Она как будто бы демонстративно не смотрела ни на одного из них, уставившись в пространство между приятелями. Затем дернула пятачком, как бы выражая свое недовольство, и опять уткнулась рылом в землю. Коба и Дато смотрели на свинью, наслаждаясь мирной картиной. Ее довольное похрюкивание действовало успокаивающе, Коба даже повеселел.

– У свиньи, нагулявшей вес в полевых условиях, – заявил он, – самое вкусное мясо! Кажется, недавно я слышал нечто похожее? Вспомни хохлаток на яблоне…

В разговорах подошли к очередной деревне и остановились передохнуть.

– Не нравятся мне эти изнасилованные деревни! – сказал Коба. – Ни одного сожженного дома. А это значит, что никто из жителей не воевал: уж будь уверен, боевики не преминули бы в отместку сжечь их дома.

– Наверное, ты прав, – равнодушно проговорил Дато. Деревня его ничуть не интересовала. При свете луны казалось, что дома в ней расположены симметрично, однако по опыту он знал, что днем деревня будет выглядеть менее привлекательно.

– Крыши алюминием крыты… Видать, богатая деревня, – заметил Коба. – Не знаешь как называется?

– Знаю, село Толстосумов, – ответил Дато. – Богатое село Толстосумов!

– Нет, Деревня в ущелье звучит лучше. Так и назовем ее: Деревня в Ущелье. Что скажешь?

– Отстань! – буркнул Дато.

– Скажи мне, что все в порядке! – вдруг изменившимся голосом попросил Коба. – Пожалуйста, скажи, как говаривал майор: все в порядке!

– Все в порядке! – сказал Дато.

Они шли бок о бок. Деревня осталась позади. Коба еще раз оглянулся.

– Прощай Деревня в Ущелье! – сказал он.

– Поищем место, где можно было бы переждать до рассвета. Здесь могут оказаться мины.

– Думаешь, дорога может быть заминирована?

– Да!

– Этого еще не хватало! Хорошенькая у нас перспектива! – Коба остановился и выругался. – Пошли назад! Из первого же дома вытащим кого-нибудь и допросим.

– Я не пойду!

Луна укрылась за плотной тучей, и сразу стемнело. Они остановились. Не было видно ни зги: они даже друг друга не видели.

– Да нет здесь мин! – сказал Коба. – Успокойся!

– А если есть?

– Говорят тебе – нету! – упрямо повторил Коба.

Налетел порыв ветра и донес шелест дождя. Дождь стремительно приближался и наконец хлынул.

– Воспаление легких обеспечено! – сказал Коба.

– Самое умное снять сейчас всю одежду и попытаться уберечь сухой, пока дождь не перестанет.

Воздух мгновенно посвежел. Оба дрожали от холода. Дато сел на землю и обхватил колени руками. Лило как из ведра, но недолго. Дождь постепенно стихал. Они молча ждали, когда прояснится.

– Пошли! Согреемся при ходьбе, – нарушил молчание Коба. – Я уверен, никаких мин здесь нет.

– А вдруг…

– Нет, тебе говорю… К тому же я пойду первым. Совершу нечто вроде подвига! А что? Ведь это как заслонить грудью амбразуру.

Дато стал выжимать одежду.

– Не зря ты бродил по горам, хоть погоду научился предсказывать! – насмешливо заметил Коба.

– Выжми одежду, а то на ветру худо придется, окоченеешь, – посоветовал Дато.

– Уже! Заработал прострел, кстати, в правой лопатке, – сказал Коба. Дато не понял, говорил он всерьез или шутил. – Сигареты наверняка намокли.

– Не намокли. Я позаботился.

– А теперь ходу, – сказал Коба, выжав одежду. – Я больше не могу стоять на одном месте. Еще немного – и завою как волк!

Они шли медленно. Глаза не могли привыкнуть к темноте. Ветер стих. Решили остановиться и дождаться рассвета, но Кобу обуяло желание идти дальше.

– Десять минут идем, пять отдыхаем, и время пролетит незаметно.

– Дай отдохнуть, пока не рассвело. Ноги болят! – пожаловался Дато. – До рассвета меньше часа.

– Послушай, если ноги болят, лучше остановимся, – предложил Коба.

– От стояния они еще больше заноют, – ответил Дато.

Шли долго. Светало. Контуры деревьев проступали все более отчетливо. Присели на краю дороги и закурили безо всяких предосторожностей, не пытаясь прикрыть огонь, как будто ощущение опасности доставляло удовольствие. Коба выглядел хладнокровным и сосредоточенным, безо всякой подавленности.

– Дождь освежил. Как душ принял… Если верить Варламу, скоро должен быть санаторий, – сказал он. – Как думаешь, далеко до него?

– Черт его знает, где мы и где этот санаторий!

– Делать нечего, пойдем дальше! – сказал Коба. – Может, где-нибудь наткнемся еще на одну деревню. Соскучился я по ним. Здесь, в горах скорее всего занимались скотоводством. Деревеньки наверняка бедные, сам знаешь, какие у них дома: на первом этаже – хлев, а на балконе курятник!

Петляющую по склонам дорогу спрямляли, где было возможно. Старались идти лесом. До санатория добрались к полудню. Он возник неожиданно. Как мираж, нарисовался перед глазами. Санаторный комплекс, как отметил Коба саркастически, состоял из семи строений и одного танка. Танк был старый – Т-54.

Территорию комплекса по предложению Кобы стали обходить сверху, но он признал, что ошибся в выборе наблюдательной позиции. Спустились пониже, но и отсюда не заметили в санатории никаких признаков жизни. Не увидели и часовых, хотя точно знали, что противник устроил здесь что-то вроде координационного пункта.

– Похоже, они ничего не опасаются в такой близости от фронта. Странно! Почему? – сказал Коба. – Может быть, пока мы тащились сюда, линия фронта отодвинулась?

– Не знаю, – Дато взглянул на Кобу и понял, что тот насторожен так же, как и он. – Возможно, все отправились на зачистку.

Скоро они поняли, что танк брошен отступившей армией. Опытным глазом даже на расстоянии установили, что машина бездействующая. Майор уверял, что у вышедшего из строя танка ствол опущен книзу, как член у импотента.

– А где их машины? Не пешком же они передвигаются?! – удивился Коба.

– Наверняка все отправились на зачистку, а здесь оставили небольшую группу. Или вообще никого не оставили. Пошли отсюда!

– Подождем минут пять, может, выползут наружу, – сказал Коба.

– Лучше давай так: я займу позицию на противоположном холме, и немного погодя откроем стрельбу, сымитируем, будто схватились две группы боевиков. Они же любопытные, как обезьяны: тут же вылезут из своих нор, узнать, что происходит…

– Ну, ты прямо Дата Туташхия, – сказал Коба. – Хорошо, что у тебя опять появилась охота шутить!

Обошли санаторий с другой стороны. Он и отсюда выглядел безжизненно и почему-то внушал страх. Смотреть в его сторону было неприяно.

Они сидели в ельнике и боролись с желанием закурить.

– От этого санатория веет холодом, – неожиданно для самого себя сказал Дато. Чуть раньше, точно таким же тоном Коба высказался о танке.

– Пошли, – сказал Коба. – Только в последний раз взгляну на него поближе!

– Я тоже пойду!

– Жди здесь, посмотрю и вернусь. Не бойся, я не собираюсь делать глупости!

– Послушай, мне и так он на нервы действует, этот санаторий! – раздраженно сказал Дато. – Не добавляй еще и ты!

– Ладно, ладно, не психуй! – уступил Коба. – Тогда давай поедим. Может, и они покажутся!

– Да на кой черт тебе нужно их увидеть?

– Соскучился! – улыбнулся Коба.

Они ели и поглядывали на санаторий. Строения были старые, только крыши подновили. Среди старых зданий строился новый корпус. С того места, где они расположились, танк не был виден. Поднявшийся ветер принес первые капли дождя.

– Отсюда начинаются настоящие горы. В детстве я мечтал путешествовать по горам. То есть мечтал стать альпинистом! – сказал Коба. – Думаю, ты меня понял.

– Вот и исполнилась твоя мечта!..

Упали редкие крупные капли дождя.

– Пора уходить! – сказал Дато. – Оставим этот санаторий в покое.

– Прощайте, санаторные ублюдки. Увы, так и уходим, не повидавшись! Если вы изволите почивать в данную минуту, уверен – мы вам приснимся. Желаем добрых и веселых снов!

– Не можешь ты расстаться с этим чертовым санаторием!

– А сколько прекрасных русских женщин здесь побывало. И перли сюда толпами сопляки из окрестных сел, чтобы хоть издали глянуть на них. Почему перли? А почему мы таскались на пляж? Рассаживались поодаль, глазели на аппетитных красоток и ублажали себя… Туда-сюда, обратно, о, Боже, как приятно!..

– Как будто о нас с тобой сказано! – усмехнулся Дато.

– Послушай, разве на дороге не должно быть хотя бы одного указателя? Где-то же должно быть написано, как называется этот чертов санаторий!

– Ничего не поделаешь, не написано. И Варлам не смог вспомнить его названия, – сказал Дато. – Наверняка «Орлиное гнездо» или что-то в этом роде. Если хочешь, назови его «Санаторий в ущелье»!

Подкрепившись, они взбодрились. Дождь то стихал, то усиливался. Струи били в лицо. Пришлось идти боком, укрываясь от ветра.

Дорога делалась все более каменистой. Местами из земли выступала скальная порода; ненастья смывали и выветривали землю вокруг, все более и более обнажая ее. Дато выбирал склоны покруче, полагая, что на них не должно быть мин. То, что мины здесь в свое время были установлены и по сей день находятся в боевом положении, в этом он нисколько не сомневался, ведь поблизости, всего в нескольких километрах, недавно проходила линия фронта.

– Решил уморить меня, гад, таская по кручам! – пробурчал Коба. – Нет здесь мин. Хочешь, я пойду первым…

– Нет, – сказал Дато. – Идем рядом! – Постепенно в нем росло равнодушие, вызванное усталостью, и страх нарваться на мину заметно притупился.

– Скоро достигнем альпийской зоны и достанем руками до облаков, ну, почти как в той песне, – сказал Коба. – С детства мечтал дотронуться до облаков!.. Я думал, что это будет так же приятно, как тискать груди женщины. Не смейся, я правда так себе это представлял.

– Чересчур много ты мечтал в детстве – от Питкина до женских титек! Приятные мечты, ничего не скажешь.

Дождь перестал. Каждые пятнадцать минут останавливались передохнуть.

Промокшие «ботасы» Дато смачно чавкали. «Ботасы» Кобы выглядели получше, но, возможно, завидущему глазу Дато это только казалось. «В такой ситуации чужие туфли кажутся суше своих! – подумал Дато. – Вот тебе и пословица: в дождливую погоду – чужие «ботасы» суше своих!»

Ноги у Дато болели меньше, а Коба, карабкаясь в гору, не размахивал рукой, как раньше. Долгий, изматывающий подъем хоть и утомил их, но в то же время как-то успокоил.

– Правильно ли я понял: перед первым дождем ты сказал, что нам надо раздеться и сохранить одежду сухой? – спросил Коба.

– Ну и что?

– Ничего. Просто тебе в голову пришла гениальная мысль. Надо же до такого додуматься!

– Тебе не надоело зубоскалить?

– Все, завязал! Больше не буду терзать твои нервы! – сказал Коба. – Просто умру от воспаления легких. Это приятное дополнение к воспалению простаты, которым я обзавелся раньше. Скоро у меня подскочит температура, так всегда бывает при воспалении легких. Больные с высокой температурой обычно бредят, наверное, буду бредить и я, но, прошу учесть, только о женщинах… Мужчины в жару всегда бредят о женщинах, если, конечно, они не импотенты. Разве не так?

– Не знаю. Я бредил давно, в детстве. Весной искупался в море и простудился. Почему-то бредил о медузах и подводных лодках!

– Тогда очень даже возможно, я буду бредить о минах.

Бормоча о том, что у него поднимается температура, Коба поминутно подносил руку ко лбу. Сперва требовал, чтобы Дато пощупал его лоб, потом трогал его сам и, не переставая, канючил.

– Нам понадобится питьевая вода. Когда у меня поднимется температура, меня будет мучить жажда!

– Не поднимется, – сказал Дато.

– На твоем месте я сказал бы то же самое! – пробурчал Коба.

– Нам нужно отдохнуть и хоть немного подремать. У меня от усталости мутится в голове.

– Во сне у меня поднимется температура. Надо было послушаться тебя и спрятать одежду от дождя. Послушай, прошу тебя, давай спустимся и пойдем по дороге. А если покажется машина, мы спрячемся!

Асфальт им показался теплым, и идти было приятно. Дорога здесь была узкой, два грузовика вряд ли разъехались бы на ней.

– Нам нужно добраться до новой линии разграничения, пока у меня не поднялась температура!

– Доберешься, что еще, черт побери, тебе остается!..

С дороги снова свернули в лес. В лесу было сухо. Дато наклонился и рукой пощупал землю.

– В чем дело? Мины? – спросил Коба. – Чего ты ее ласкаешь, как деревенский пахарь?

– Земля сухая, – ответил Дато. – Похоже, дождь обошел лес стороной.

Коба тоже пожелал пощупать землю, но ему было лень нагибаться, и он слегка ковырнул землю носком «ботасов».

– Тебя это удивляет? Это же так естественно, что мы оказались именно в том месте, где лило как из ведра… О ком это сказано, что его и в гору камень догонит… Или мина? Не о нас ли с тобой?

– Ты еще долго будешь пугать меня минами?

– Скоро должна показаться деревня. Вроде бы уже время.

– На кой мне деревня! Я хочу спать. Земля сухая, подыщем местечко и поспим.

– А змеи тут не водятся? Или, того хуже, барсуки. Вдруг им придет в голову отведать наших яичек?