355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Газета День Литературы » Газета День Литературы # 104 (2005 4) » Текст книги (страница 4)
Газета День Литературы # 104 (2005 4)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:03

Текст книги "Газета День Литературы # 104 (2005 4)"


Автор книги: Газета День Литературы


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Тимур Зульфикаров
ПУТЕШЕСТВИЕ В АД ПЛОТИ
О романе Александра ПОТЁМКИНА “Мания”

Святые отцы говорили, что «плоть – это ложь». Плоть – это ад.

Плоть – это кромешная ночь без огня! Воистину!.. Однако, каким сладким может быть этот ад!..

Когда я читал роман «Мания», я вспомнил русскую пословицу: «Все мы лишь до пояса человеки, а внизу – скоты, скоты…»

Вот некоторые строки из романа: «Господь Бог так надолго отвел свой лик от граждан нашего замечательного мегаполиса, что они погрузились в неописуемое, всепоглощающее распутство и полный духовный вакуум…»

Или еще: «С самого рождения Андрей Расплетин не был знаком с добродетелью, он вообще не знал, что такое понятие существует. Он ни разу в жизни не слыхал слов „мораль“, „долг“, „культурное наследие“, „божественное писание“, поэтому легко и увлеченно отдавался самым низменным влечениям…»

Да!..

И вот поэтому веселые и слепые герои романа путешествуют в стране скотов, в стране «низа», в стране секса, а эта страна весьма велика и чревата! И как изобретательны и порой блистательны эти человекоскоты в упоительной алчбе наслаждений!

О, как велика и разнообразна страна зла! Как велик и разнообразен ад!

В то время как рай – это всего лишь вечноцветущие сады и сребропенные потоки. Увы! увы!..

Кто читал «Рай» Данте? Но все помнят его «Ад».

Ходжа Насреддин говорит: " Любовь – это рыба плывущая, струящаяся в необъятном океане! Кто знает святые пути этой таинственной рыбы?.. Никто, кроме влюбленных…

А секс – это та же рыба, бьющаяся в масле на сковороде!.. И уж её пути известны!.."

Любовь и секс – это враги! Секс – это убийца любви…

Герои романа одержимы не любовью, они больны сексом, они монстры, фантазеры секса! Иногда картины их половых безумий и фантазий напоминают фрески индийских храмов Коджурахо или страницы «Гаргантюа и Пантагрюэля» блаженного Рабле.

Иногда наш романист обнимается с Рабле, как с братом по щедрости и обилью плотских утех… Раблезианское перо художника – такая редкость в нашей лысеющей, чахнущей, умозрительной литературе.

О, бедная человеческая плоть! Сколько же ты можешь выдержать и не сгореть!

Какие пиршества сладострастия!

И мы беспечно погружаемся в роман и забываем, что плоть – это ложь, ад, кромешная ночь без огня?..

Ходжа Насреддин говорит: «У входа в женское лоно толпится вся мировая история и мировая культура… Тут разыгрываются великие трагедии!..»

В святой жажде соитья, и любви, и продолженья рода человеческого мужчина обречён преследовать женщину! Так повелел Господь, вылепивший человеков!

Но в романе-сатире Александра Потемкина женщина преследует мужчину! А также попутно женщина преследует и женщину! Тут все охотятся на всех в тотальной сексуальной охоте! Тут царство победной похоти!

По божьему замыслу наслажденье лишь сопутствует соитью и зарожденью плода, и деторожденью, но тут наслажденье-спутник отлетело от своей сути деторожденья, как колеса от бешено несущегося автомобиля, и вот колеса несутся сами не себе безо всякой цели!.. Так и герои «Мании»! Они как бы пляшут в смертельной карусели секса!

Но это пляска смерти! Так погибает главная героиня Наталья Мегалова – несчастная рабыня плоти и секса. Она погибает, как муха, утонувшая в меду…

Так погибает покорный, почти бессловесный, равнодушный ко злу Яков Ваханя…

Роман «Мания»' – это сатира, а потом уже эротика. Тут Ангел Сатиры витает над низким демоном эротики!

А автор летит над своими героями, а не толчётся средь них, как наши нынешние псевдописатели-порнографы, которые как бы сами сладострастно превращаются в орудия похоти – то есть в гениталии, что ли? А?..

Роман населен интереснейшими персонажами, как послевоенная коммунальная квартира остропряными жильцами…

Это, несомненно, главная героиня – суперманьячка Наталья Мегалова, блистательный обладатель двух «erecticus» Андрей Раcплётин, грандиозный торговец морской водой Петр Петрович Маникололов, лихие доктора транссексуальных операций – Месроп Папазян и Руслан Захожий и др.

А пылкий журналист-аферист Харитон Штопкин? А нищий, как вся наша культура, подобострастный писатель Юрий Кашёнкин? А хитроумный бизнесмен Наум Завада?..

Таких персонажей еще не было в русской литературе – это открытие писателя.

Александр Потемкин явил целый букет этих ядовито-обольстительных Цветов Зла…

Почему-то я вспомнил слова Достоевского, что «если вынуть из человечества идею Христа – наступит тьма и всеобщее совокупленье…»

Роман «Мания» и рисует эту картину Человечества без Христа…

Кстати, образ Андрея Расплетина о двух яростных стволах тянет на щедрый отдельный роман – сюрреалистический бестселлер. Я пожалел, что этот апокалиптический герой не появился в романе раньше – и между ним и Натальей Мегаловой не вспыхнула бы настоящая русская любовная история: как, например, у леди Макбет Мценского уезда…

Да! Да!.. Ведь Россия – это и доселе страна, заводь чувств!

А не хладного расчета!..

И тогда сатира превратилась бы в истинную трагедию, и роман «Мания» заставил бы нас не только горько смеяться, но и светло рыдать, как после античной трагедии.

Но подведем итог после прочтенья нового романа Александра Потемкина, так агрессивно, а порой и роскошно ворвавшегося в нашу бедную литературу…

Это Босх?

Это Рабле?

Это древняя и вечно юная дьяволиада?

Это индийские эротические храмы Коджурахо?

Это Обри Бердслей и Сальвадор Дали?

Это Михаил Булгаков?

Это наша несчастная слепая Москва, пирующая во время всенародной чумы?..

Это роман «Магия»… Его будут читать и через сто лет, как художественное свидетельство нашего безумного времени…

А есть ли иные времена для сатирика?..

И еще: Эрос – это борец со смертью и со скукой.

А в нашем обществе царят смерть и скука.

И сногсшибательные, несчастные герои Потемкина, как могут, сражаются и со смертью, и со скукой.

Когда высыхает река литературы – её наполняют крокодиловы слезы критиков-интеллектуалов и моча мелких юмористов.

И потому явленье подлинного сатирика – а таковым является Александр Потёмкин – есть событие, которое, конечно же, юмористы-завистники, а также братья-писатели постараются замолчать.


Герман Митягин
ДРУЗЬЯ – ВРАГИ
Творчество Юрия КУЗНЕЦОВА и его “ценители”

Помню, разгорелся нешуточный спор между Татьяной Глушковой («Молодая гвардия») и Станиславом Куняевым («Наш современник») – спор, который часто выходил за литературные рамки. Все следили за ним с большим сожалением. Никто никого не побил, никто ни у кого в долгу не остался, но впечатление было тягостным, как будто ссорились люди из одной большой семьи, что всегда наблюдать неприятно. Было это не так уж много лет назад.

И вот – снова заявка: авторы статьи «Народность и миф» (что напечатана в журнале «Молодая гвардия» в конце прошлого года) В.Сорокин и Л.Сычёва обрушили немало обвинений в адрес авторов «Нашего современника». Не очень бы хотелось, чтобы спор этот разгорелся, ибо причины, провоцирующие его, попросту несерьезны. Хотя можно и от них оттолкнуться и, Бог знает, что натворить.

Сначала в статье идет спор вроде бы по существу – о лишней «туманной» мифологизации поэзии, в основном поэзии Юрия Кузнецова, с чем вполне можно бы согласиться: есть «интересные образы», но мелочное содержание – «Выщипывает лошадь тень свою»; есть неудачные поэмы «Золотая гора», «Змеи на маяке», «Афродита», «Дом» – допустим, всё может быть у поэта, работавшего очень много, – путь его никогда не состоял из одних удач. Но дальше-больше. В.Сорокин: «Почему я так волнуюсь, когда говорю о Ю.Кузнецове? Первые книги он издавал у нас, в „Современни– ке“. Лжекритики, лжехвалители (нормальных совсем не было что ли? – Г.М.) просто уничтожили в нём крупного русского национального поэта». Простите, но тогда кого же вы провожать приходили, простого смертного что ли? И кто же его конкретно-то уничтожил? Сейчас узнаете: «У меня к нему большое уважение и отношение хорошое, но я считаю, что вот такие, как Бондаренко, очень сильно загубили его талант. Юрий – русский по своему рождению, воспитанию, душе своей. Уход его в эту мистику – беда. Его просто заставили, задвинули туда все эти кожиновы, эти бондаренки, эти анненские, которым всё время что-то надо есть. Они едят, едят и никогда не забывают (ну, преступник никогда не забывает, что он преступник – Г.М.), что сосут кровь русского слова. И они, в сущности, увели Кузнецова от национальных проблем. Быть туманно-сказочным, туманно-мифическим легко, когда разрушена и потеряна Родина…»

Да, действительно, как это русский поэт (а тогда еще и советский!) вдруг да древнегреческого бога зауважал?


 
Ночью вытащил я изо лба
Золотую стрелу Апполона.
 

Кошмар! Не иначе, как научил его этому Бондаренко. «Поскольку у него одно крыло сильно свисает над Тель-Авивом, а другое над Рязанью…» – пишет о В.Бондаренко В.Сорокин в этой статье «Народность и миф» (речь о Высоцком и Есенине). И я подумал: может когда-то и над Грецией его крыло свисало? Ведь по Сорокину получается, что сначала критик поэта учит, а потом уж поэт пишет. Вот и Вадим Валерьянович Кожинов «заставил», «задвинул» Юрия Кузнецова, буквально туда, где Макар телят не пас:

С голубых небес в пору грозную

Книга выпала голубинная.

Кто писал ее – неведомо,

Кто читал ее – то загадано.

Я раскрыл ее доброй волею.

Не без помощи ветра буйного.

На одной строке задержал судьбу,

Любоваться стал каждой буковкой.

Что не буковка – турье дерево,

А на дереве по соловушке,

А за деревом по разбойнику…



Неужели Родину здесь узнать нельзя? Даже, если хотите, современную Родину? Да разве же поэт не о ней, а о чем-то другом печётся? Вадим Кожинов в те годы вовсе не «уничтожал» поэта, а наоборот прояснял его творчество для читателя, которому могло показаться, что поэзия Ю.Кузнецова, как сказали, «туманно-мифологическая»: «Юрий Кузнецов не новатор, но просто поэт своего времени, воплощающий его своеобразие. С другой стороны нельзя не заметить, что твореству Юрия Кузнецова присуще самое глубокое(!) внимание к прошлому, к давним и даже древнейшим стадиям истории поэзии, особенно к древнему эпосу и мифологии, что со всей очевидностью выразилось в целом ряде его произведений». Это из вступительной статьи к изданию книги Ю.Кузнецова «Стихотворения и поэмы», 1989 г., издательство «Детская литература». И – никакого «лжехвалительства» или лжехулительства здесь нет. Кстати, «лжехвалительства» всегда поэтам не хватает, откуда у них и «ячества» берутся. Самые лучшие наши поэты всегда ходят недопонятыми, недохвалёнными… Излишней хулы или всяческих кривотолков – сколько угодно! Необычную образность Кузнецова путали с новаторством или безнравственностью такого, например, образа, как «Я пил из черепа отца», пока тот же Кожинов не обьяснил, что «поколение поэта – лишилось возможности сесть за стол с отцами; сыновьям осталось только то, что лежит в могилах…»

Кожинов объяснил и поэму «Дом». «В качестве поэм нам преподносятся либо повести в стихах, изображающие события, о которых можно и даже лучше было бы расска– зать в прозе, либо непомерно затянутые лирические стихотворения. Поэма „Дом“ подлинно эпична и в то же время нигде не теряет истинной поэтичности». А вот как об этой поэме пишет Сорокин: «Читаешь, читаешь, нет краю, нет охоты читать дальше». Имеет право человек, что тут скажешь… на любой строчке прекратить чтение. Но ведь Сорокин нам ещё показывает эту неинтересность, цитируя двадцать строк, эту «неохоту» вникать в суть дела. Но я почему-то вник и признал последние четыре строки… даже боюсь вымолвить, чтоб не обозвали потом «лжехвалителем»:


 
Недолго младший сын гадал,
Раздался свист друзей,
Уехал и в Москве пропал
По глупости своей.
 

Боже мой! Ведь это ж Кузнецов о себе написал. В этом вся его биография! Ведь он же действительно «пропал» для своего родного дома, как наследник, как хозяин, как фермер, допустим, кубанский строитель… и т. д. Ведь он и пил-то всегда «за успех безнадежного дела», то есть за поэзию. Писание стихов у серьезных людей всегда считалось «глупостью». А я уверен – и сейчас процентов семьдесят грамотных читателей так и считают. Иначе кое-кто из них не налетал бы с «вилами» на критика Владимира Бондаренко, приподнявшего завесу обыденности над поэтом. «Юрий Кузнецов это не просто небожитель нашего Олимпа, На нашем Олимпе его можно было бы назвать Зевсом…». «Осадок золотой» есть почти во всех поэмах Ю.Кузнецова, но он его никогда не навязывал читателю, «осадок» этот надо уметь найти, доверяя поэту, его таланту, а не просто «читаешь, читаешь»…

А дальше идёт накат Сорокина (плотный такой) на русского поэта, живущего в Перми, Игоря Тюленева. В.Сорокин: «И вот… Игорь Тюленев пишет стихи на смерть (Юрия Кузнецова – Г.М.). Ну, сказал бы, что ты мой учитель, что мне горько от потери. А он пишет: „Враги пришли, чтоб убедиться…“ Да разве Юра имел таких врагов? Я настолько разочарован стихами Игоря Тюленева… Это нас просто оскорбило. Он пишет, мол, враги пришли убедиться, что поэт умер, то есть они вроде порадоваться пришли. Я думаю: какой же ты православный человек и какой же ты русский поэт?!. Это как же надо не уважать своего наставника и как не помнить православные обычаи! Когда человека харонят, то на поминках и даже у гроба благодарят всех, кто пришел проститься. Даже завоеватели и то прощают врагов-героев, а ты своих друзей-поэтов, которые пришли к старшему поэту, к своему другу или даже оппоненту, ты обзываешь их чуть ли не головорезами…» (не помню такого определения врагов поэта – Г.М.)

Для читательского интереса приведу хотя бы первое четверостишие стихотворения Игоря Тюленева на смерть Ю.Кузнецова:


 
Враги пришли, чтоб убедиться.
Друзья пришли, чтоб зарыдать.
А толстозадая столица,
Забыла задницу поднять…
 

Тут уж надо определиться – враг ты или друг. Или на воре шапка горит? И никакой вины у Игоря Тюленева перед Православием нет, поскольку у всех замечательных поэтов России враги были всегда. И почему «не уважать наставника» по В.Сорокину – значит промолчать?! Куда же теперь Лермонтову деваться со своим стихотворением «На смерть поэта»? Может, вы скажете, что Лермонтов посвящал его тем, кого на кладбище не было? Были, были… их хлебом не корми, а дай посмотреть на смерть своего, мягко говоря, «оппонента»! Они тебе и речи хорошие скажут, и денег выделят на памятник. Не про них ли изречение от Матфея: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, и говорите: «Если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков. Таким образом сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех, которые избили пророков; дополняйте же меру отцов ваших».

Но бывает категория людей, всю жизнь сопровождающих поэта: это не просто оппоненты, а обыкновенные друзья-враги, что и не прикидываются оппонентами. У Лермонтова – Мартынов. У Блока – Андрей Белый, который Любовь Менделееву соблазнил. «Ты в синий плащ печально завернулась, В сырую ночь ты из дому ушла…» Есенина тоже Бог не обидел друзьями-врагами. У Маяковского друзья-враги это Брики! Особенно – Лиля Брик, этот стойкий оловянный солдатик любовного фронта. Но более всего мне запомнился «сподвижник» Маяковского – Демьян Бедный. Довженко вспоминал, как они встретились в очереди к гробу поэта. Демьян Бедный – впереди, Довженко – сзади. Бедный оглядывается узнает Довженко, говорит: «Какая утрата, какая утрата…» Довженко молчит, Бедный отворачивается. Перед Довженко мясистый, крепкий, сытый затылок, и Довженко проникается ненавистью к этому человеку, вспомнив, вероятно, как совсем недавно со страниц своей «Бедноты» тот подъедал великого поэта. И Довженко, глядя в затылок Бедному, думает: «Умри, сволочь!»

А кто не помнит другиню-врагиню Николая Рубцова Л.Дербину, которая буквально задушила поэта, изуродовав ему лицо. Как видите, совсем не склонны они шутить – эти друзья-враги лучших поэтов России. И Игорь Тюленев, наверное, все-таки знал, о чем писал в своих стихах. Ведь его самого у нас на глазах «хоронит» В.Сорокин, хотя его приговор не так и страшен: «Всё, поздно тебе становиться тем, кто плачет, читая молитвы, читая стихи, беря меч, идет за Россию сразиться. Ты опоздал…»

Не заплакать, читая стихи или молитвы, беда небольшая: люди научились имитировать эти слезы за милую душу. А меч для защиты России, наверное, больше подходит неслезливому человеку!


г. Оса, Пермская область


ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Председателю Правления Союза писателей России В.Н.Ганичеву


Уважаемый Валерий Николаевич!

Недавно, из материалов печати, мы узнали об учреждении Союзом писателей России и санкт-петербургским Центром гуманитарного и делового сотрудничества (ЦГДС) литературной премии «Александр Невский».

Несомненно, что чем больше патриотических премий будет в писательской среде, тем лучшие условия будут созданы для развития творческого процесса в нашей стране.

Однако настораживает то, что благородная идея организации новой литературной премии, с самого начала наталкивается на недоразумение, связанное с её названием.

Без сомнения, Вам хорошо известна существующая уже более 5 лет, литературная премия имени Александра Невского «России верные сыны», учрежденная общественным движением «Сыны России» и вручаемая ежегодно в большом зале ЦДЛ – 6 декабря, в день именин святого благоверного князя. Хорошо известна она также во всей России, о чем говорили на последней церемонии вручения: министр культуры и массовых коммуникаций России Александр Соколов, командующий ВДВ России Александр Колмаков, известный русский промышленник, председатель жюри премии Виктор Столповских.

Учреждение новой премии с названием-двойником не может быть воспринято с должным пониманием в писательской среде, а в среде читательской – тем более.

Предлагаем Вам, Валерий Николаевич, обсудить вопрос о соответствующем изменении названия вновь организуемой премии с ее соучредителем – генеральным директором санкт-петербургского ЦГДС А.И.Ебралидзе.

Великое историческое имя, вынесенное в название премии, не должно стать очередным яблоком раздора в творческой среде и привести к тому, что талантливому человеку чуждо по определению – сутяжничеству.

Слово за Вами, уважаемый Валерий Николаевич!



Лауреаты премии им. Александра Невского «России верные сыны», члены Союза писателей России:



Юрий Бондарев, Владимир Бондаренко, Леонид Бородин, Вячеслав Дёгтев, Валерий Дударев, Сергей Есин, Геннадий Зайцев, Сергей Каргашин, Юрий Козлов, Владимир Личутин, Юрий Поляков, Валентин Распутин, Андрей Шацков, Евгений Юшин.


Виктор Широков
РАННИЕ СТИХИ

Говорят, что поэты особенно любят свои последние стихи. Не знаю, может, и правда. Я же всегда любил свои самые различные стихотворения, независимо от времени их написания. И все-таки с особо трепетным чувством относился и отношусь к ранним произведениям.

Наверное, среди них немало несовершенных, возможно мастерство возрастает с годами, но как родитель любит всех своих детей, но выделяет первенца, я тоже не забываю потрепать по плечу и приветствовать стихотворения 60-х годов прошлого века и даже посвятил им чуть ли не панегирик, кстати, давший название всему этому сборнику.

Когда в связи с предстоящим юбилеем еще только появилась надежда на его издание, я сразу решил собрать именно свои ранние стихотворения. Часть их была, впрочем, опубликована в начальных моих четырех-пяти книгах, некоторые не печатались вовсе; вместе, как единое целое, они собраны впервые.

Замечу ради справедливости, что некоторые нравились Павлу Антокольскому, Евгению Винокурову, Александру Межирову и еще ряду значительных поэтов, у которых я учился и у которых искал одобрения, а также критикам Александру Михайлову, Владимиру Гусеву, Виктору Перцову.

«До тридцати почетно быть поэтом», действительно это так; данные тексты сочинены молодым человеком (от 18 до 28 лет от роду), и очень бы хотелось, чтобы не только молодость, но и вспышки еще непризнанного таланта были бы заметны и тогда, когда автор уже ничего больше не напишет.

Засим позвольте завершить вступление, написанное шестидесятилетним оптимистом.


ДОГАДКА

Евгению Винокурову

Заученность обычного мирка:

прибавить здесь, тут разделить и вычесть;

твоя возможность, в сущности, мелка:

указано все правилами свыше.

Сначала это нравится почти —

не думая, проводишь вычисленья;

как вдруг тебя надумает постичь

свое, совсем особенное мненье.

Ты не согласен просто так решать,

пытаешься постичь первооснову

и делаешь столь нужный первый шаг

к своей догадке, к верной мысли, к слову…

Доска крошится острием мелка…

Пыль сыплется, и возникают цифры…

Уже твоя возможность не мелка,

уже видна, как подоплека в цирке,

разгадка тайного, начало всех начал —

геометрическая сущность мира;

и – ученик – становишься на час

создателем неведомого мира.

Ты сам его открыл, своим путем

дошел, отбросив истины чужие;

чтобы потомок как-нибудь потом

отверг его, свои напружив жилы.

Дерзает несогласный с прежним бог,

свои догадки проверяя смело.

Мир вечен, потому что вечна смена.

В движении движения залог.


1965


***

 
Белей крахмального белья
тетради простыня.
Строка черна, строка больна…
Ну, как ей не стонать?
 
 
А я – ее домашний врач.
Нащупываю пульс.
Боюсь проговориться, враль,
не знает правды пусть.
 
 
Зачем бедняжке горевать?
И так ей тяжело.
Тюрьмой – закрытая тетрадь.
И в терниях – чело.
 
22.03.67

САМИЗДАТСКОЕ

 
Кому-то, братцы, Лорелея
и бурный Рейн,
а мне на выбор – лотерея
или портвейн.
 
 
Ночные мысли каменисты.
Часы – века.
А мне на выбор – в коммунисты
или в з/к.
 
Осень 1968

СЛОВО И ДЕЛО

 
В начале было Слово?
– В начале было Дело!
Оно для слов основа,
оно сердца задело.
 
 
Когда мне в книгу тычут —
вот посмотрите, нуте —
я говорю обычно:
"Как время по минутам,
 
 
как часики наручные,
вы головы сверяете,
наручники научные
на мысли надеваете".
 
 
Черным по белому
пишу для одного —
в начале было Дело,
сделайте его!
 
1968

РАССВЕТНОЕ ИМЯ

Россия… Задумаюсь снова.

Прочувствую в эти часы

могучего слова основу,

жемчужную россыпь росы.

И сразу же, русы и рослы

(так всплески идут от весла),

всплывут в моей памяти россы

и то, как Россия росла

от первой славянской стоянки

до славой покрытой страны…

И в женщины гордой осанке,

и в звоне задетой струны —

Россия… Раскинулись дали.

Вхожу вместе с осенью в лес.

Протяжным дождем отрыдали

глаза голубые небес.

Но вновь на опушке, взгляни-ка,

свежа и упруга на вид,

у пня раскраснелась брусника

и дикий шиповник горит.

Опавшие влажные листья

рукой, наклонясь, разгреби —

и ткнутся, прохладны и чисты,

слепыми щенками грибы.

Доверчива наша природа,

и настежь открыта всегда

душа у лесного народа —

зайчишки, ежа и дрозда.

Россия… Прозрачные краски

на долы и горы легли;

и можно шагать без опаски

от края до края земли.

И, не превращая в присловье

названье родной стороны,

я вновь повторяю с любовью

рассветное имя страны:

Россия…


28.10.68


КРАСНЫЙ ЦВЕТ

Дождиком в роще прошла весна.

Красная площадь, с чего красна?

Время тревожа, вернусь назад…

Ах, до чего же красно в глазах!

Ветер полощет знамен кумач.

Красная площадь, слезы не прячь!

Красного банта цветок на руке.

Слово «Антанта» на языке.

Первый поход и третий поход,

Восемнадцатый и двадцатый год!

На площади Красной – за рядом ряд —

Ильич принимает военный парад.

Смотрит, прищурясь, на горизонт —

заревом пышет недальний фронт.

Красит страну белый террор

красною кровью – не кончен спор.

Как же, товарищи, дальше жить?

Как на пожарищах рожь растить?

Солнышком красным пришла весна.

Красная жизнь и земля красна.

С этою новью живем; она

крашена кровью. Краска – прочна!


07.02.69


МОТИВ ГЕЙНЕ

 
Что волнует поэта?
Ничтожные фразы,
камешек,
попавший в ботинок,
гул раковины,
отнятый у моря,
взгляды прохожих женщин,
выбоина на асфальте…
 
 
И не забудьте про трещину,
которая проходит
через его сердце.
 
16.04.69

***

Снова бешеный ветер погони

подымает дубы на дыбы;

и храпят половецкие кони,

ошалелые кони судьбы.

Не избыть непонятного страха.

Кто там замер на полном скаку?

И, треща, остается рубаха

белым флагом на черном суку.

Посредине забытого мира

я впечатался в гриву коня.

Гой ты, в яблоках серый задира,

выноси, выноси из огня!

Из чужого полынного века

от напасти и горя бегу

я – в личине того человека,

прапрапредка – и все не могу

оторваться от сросшейся тени,

ухватившей за ворот меня…

И шатает домашние стены,

как усталые ребра коня.


05.11.69


***

А.Тахо-Годи


 
Природа-мать! Далекий пращур мой
себя еще не мыслил человеком,
когда возник в сознанье мир иной,
обожествив леса, моря и реки.
 
 
Страстями собственными наделив
неясные явления природы,
он сотворил богов, он создал миф…
Воображения чудовищные роды —
когда от грома, ветра и огня
зависели рождения и смерти;
и нынче первых толкований смерчи
вертят, полуоглохшего, меня…
 
 
И я с трудом осознаю потом
величие эллинского Олимпа;
и имена героев жгут огнем,
с преданьями основа жизни слита!
 
 
Был первый бог, как первый человек,
в руках судьбы гремком, игрушкой слабой;
досадовал на неприветный век,
и слезы вытирал рукой, не лапой…
 
 
Был первый человек силен, как бог,
смирил огонь и справился с водою;
заговорил, еще не видя прок,
и начал думать…
 
 
Рассудок, подведи речам итог!
В них – предрассудки, в них – не без изъяна…
И все-таки, когда был создан Бог,
то человеком стала обезьяна!
 
08.09.70

***

 
Как странно – на лице славянском
вдруг азиатские глаза
плеснут своим непостоянством,
приманивая и грозя!
 
 
Какой монгол, в каком столетье
посеял дикие черты?
Как крепки варварские сети
и слабы женские мечты!
 
 
Но силу набирает робость,
заимствуя у ней огня…
Глазами Азии Европа
сегодня смотрит на меня.
 
09.09.70

ЧУЖИЕ РУКИ

 
Порой, ожесточась, со скуки,
сначала вроде бы легко
дыханьем греть чужие руки,
в мечтах от дома далеко.
 
 
Приятна теплота объятья.
Волнует радужная новь.
Но шелест губ и шорох платья
лишь имитируют любовь!
 
 
И не заметишь, как мельчаешь;
как окружит одно и то ж:
ложь в каждом слове, ложь в молчанье,
в поглаживанье тоже ложь…
 
 
Едва ль для настоящей страсти
друзья случайные годны.
Старательные, как гимнасты.
Как манекены, холодны.
 
 
И только дрожь замолкнет в теле,
заметишь, тяжело дыша,
что оба – словно опустели:
кровь отошла, ушла душа…
 
 
И, тяготясь уже друг другом,
проститесь, позабыв тотчас
чужое имя, голос, руки
и – не заметив цвета глаз.
 
18.02.71

***

 
Анкета моя коротка:
Родился, учился, работал.
Приметливая рука
черкнет полстранички всего-то.
 
 
А то, как стремительно жил,
как жилы вздувались порою,
как словом друзей дорожил,
она, может быть, не откроет.
 
 
И все-таки в каждой строке
останется что-то такое,
что с временем накоротке
и, в общем, водило рукою…
 
1973

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю