Текст книги "Газета День Литературы # 110 (2005 10)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
В том, что Владимир Яковлевич, как и все «новомировцы», прилежный ученик В.Белинского и Н.Добролюбова, последователь «реальной критики», духовного спида XIX-XX веков, руководствовался логикой «среда заела», нет ничего удивительного. Также естественно, что логика эта не срабатывает, о чем свидетельствует прежде всего признание самого Александра Твардовского. 16 декабря 1968 года он приводит запись 25-летней давности: «Третьего дня в результате глупейшей и пошлейшей попойки в беспамятстве разбил лицо, нос, лоб – так что невозможно показаться на люди. Кажется, что это недвусмысленный подсказ: кончай. Все дурное, пошлое, вредное, нечистое, что бывало со мной, все, что мешает мне жить достойно, – от пьянства, распущенности, если не алкоголизма».
Понимаю, что пьяный Твардовский был «приятнее» и умнее многих в трезвом состоянии. Однако «максималисты» В.Лакшин и А.Солженицын правы: эта «слабость» Твардовского губила «их» дело. Эта «слабость», добавлю от себя, губит и «наше» дело: большая часть русских писателей, критиков и т.д. пропила Россию…
В РАССКАЗЕ ЮРИЯ КАЗАКОВА «Старый дом» авторское "я" выражается через мысли героя – композитора, живущего в России XIX века: «Если что-нибудь на свете стоит преклонения, стоит великой, вечной, до слез горькой и сладкой любви, так только это – только эти луга, только эти деревни, пашни, леса, овраги, только эти люди, всю жизнь тяжко работающие и умирающие такой прекрасной, спокойной смертью, какой он не видел нигде больше».
Подобное видение крайне чуждо «левым», ибо герой обретает свою веру, находит точку опоры в мире, который, в самом мягком варианте, называется ими «оплотом косности и животных страстей» (Г.Белая). И все же некоторые «левые» периодически прозревают, в первую очередь, сердцем. Так, 4 мая 1969 года В.Лакшин записывает в дневнике: «Я впервые испытал такое резкое, подлинное чувство любви к нашей природе, к полям этим и березовым рощицам, к каждому сарайчику, крытому почерневшей от дождей щепой».
И вполне возможно, что именно это проснувшееся чувство любви к русской природе, помноженное на страшные реалии либеральной современности, незадолго до смерти проросло во взглядах Владимира Лакшина неожиданными всходами. Он в статье «Россия и русские на своих похоронах» (1993) выступает против несправедливой критики всего «русского», против того, что "понятие «русский» мало-помалу приобрело в нашей демократической и либеральной печати сомнительный, если не прямо одиозный смысл. Исчезает само это слово. Его стараются избегать, заменяя в необходимых случаях словом «российский», как несколько ранее словом «советский».
Юрий Селезнев еще в 70-е годы обратил внимание на то, что в кратком этимологическом словаре русского языка отсутствуют слова «родина», «Россия», «Русь», «русский». Владимир Лакшин в 1993 году говорит о сходном явлении: в библиографических списках «Книжного обозрения» раздел «Русская художественная литература» заменен на «Общенациональная художественная литература». Критик не только ставит справедливые, естественно возникающие в этой связи вопросы, но и в духе Ю.Селезнева – М.Лобанова – В.Кожинова отвечает на них.
Один из ответов, если бы он был озвучен названными авторами, точно квалифицировался бы «левыми» как антисемитский: «И пока мы стесняемся слова „русский“ (точнее, не хотим, потому что ненавидим – Ю.П.), американцы спокойно употребляют его для обозначения поселенцев из России на Брайтон-бич».
На схожее российское явление В.Лакшин указал еще в 1971 году. 17 марта этого года он записал в дневнике: "Пропала, рассеяна, почти не существует русская интеллигенция – честная, совестливая, талантливая, которая принесла славу России прошлого века.
Нынешняя наша интеллигенция по преимуществу еврейская. Среди нее много отличных, даровитых людей, но в существование и образ мыслей интеллигенции незаметно внесен и стал уже неизбежным элементом дух торгашества, уклончивости, покладистости, хитроумного извлечения выгод, веками гонений воспитанный в еврейской нации. Очень больной вопрос, очень опасный, но не могу не записать того, о чем часто приходится думать в связи с житейской практикой".
Опуская спор об «исторической» интеллигенции, отмечу то, что звучит неожиданно в устах В.Лакшина и в чем он, несомненно, прав. Идея о сущностных изменениях, привнесенных евреями в образ мысли и облик русской интеллигенции, сродни многочисленным высказываниям Василия Розанова. Понимаю, что такое утверждение покоробило бы и оскорбило бы Владимира Яковлевича, находившегося в плену «левых» стереотипов в восприятии Розанова, якобы «антисемита».
Показательно, что еврейский вопрос В.Лакшин определяет как «очень больной, очень опасный». И невольно, а может быть, вольно (ведь сам он говорит о частых раздумьях на эту тему, которые, правда, в дневниках не запечатлены) Владимир Яковлевич приведенным высказыванием впервые дает повод зачислить его в разряд «антисемитов», то есть беспристрастных и смелых мыслителей.
Свидетельством поправения взглядов Лакшина в конце жизни является его отношение к высказываниям Льва Аннинского, Александра Иванова, Михаила Берга, Дмитрия Галковского о русском народе, отечественной истории и литературе. Эти высказывания, которые убедительно оспаривает Владимир Яковлевич в указанной статье, – общее место в перестроечных «левых», русофобских изданиях, где он не только печатался, но и трудился. Значит, в той или иной степени, данные взгляды разделял.
Удивительно-неудивительно, что оценки и аргументация В.Лакшина совпадают с оценками и доказательствами «правых» второй половины 80-х годов: Вадима Кожинова, Анатолия Ланщикова, Михаила Лобанова, Владимира Бондаренко и других. Так, Майя Ганина, отталкиваясь от романа В.Гроссмана «Жизнь и судьба», одна из первых указала на следующую неприемлемую закономерность: «Не слишком ли часто русскому народу с легкостью приписывают грехи грузинов Сталина, Берии, еврея Кагановича, русских Хрущева, Брежнева? Перекладывают на него ошибки и преступления власти». Власти, уточню от себя, которая, начиная с февраля 1917 года, никогда не была и не является сейчас выразительницей идеалов и интересов русского народа.
Владимир Лакшин, полемизируя с Львом Аннинским, который, как и многие до и после него, видит корни большевизма в русском мире, говорит о западной интернациональной родословной его, что во многом созвучно пафосу нашумевшей статьи Вадима Кожинова «Правда и истина» («Наш современник», 1988, № 4).
Критик в отличие от «левых», которые в таких случаях говорят о чеченских, татарских, украинских и т.д. жертвах «имперской» политики, делает упор на первую и главную жертву социального эксперимента – русских. К тому же В.Лакшин, как и многие «правые», уточняет, что большевики – дети разных народов. «И хотя я не придавал бы решающего значения тому, что среди идеологов и вождей большевизма русские не оказались в большинстве, утверждать противное вряд ли было бы честно».
В своем развитии Владимир Лакшин по сути повторил путь основателя «ордена русской интеллигенции» Виссариона Белинского. Если в последний год его жизни друзья-западники упрекали своего лидера в «тайном славянофильстве», то Владимир Яковлевич Лакшин итоговой статьей «Россия и русские на своих похоронах» дал повод «левым» для многих обвинений. Русофильство – самое мягкое из них. Скажем спасибо критику за его прозрение на краю жизни.
Алексей Левадний АККОРДЫ РУССКОГО ДУХА
«Песнь о Русском Слове» композитора Юрия Алябова, названная автором «Симфоническая поэма-кантата на стихи русских поэтов», – это прорыв в современной музыкальной культуре.
Алябов давно известен своими работами в кино, театре, на радио и на телевидении – им написана музыка более, чем к двадцати фильмам, последний из которых «Я не вернусь» недавно с большим успехом прошел на канале СТС. Кому-то до сих пор памятна его песня «Путь-дорога дальняя», с которой начиналась программа "Красная стрела " на НТВ, а кому-то – музыкальные заставки программы «Точное время» радиостанции Маяк. Зрители-театралы узнают его по музыкальному оформлению спектаклей «Девичник», «Рикошет» и «Ведьма», с успехом идущих сейчас в Москве. Кстати, музыкальный материал к «Ведьме» лег в основу сольного компакт-диска, выпущенного в прошлом году актером Сергеем Безруковым. А спектакль «Маскарад» по Лермонтову, в постановке кишиневского театра «Лучафэрул», с музыкой Алябова, дважды удостаивался Гран-при на международных театральных фестивалях в Трабзоне и Бресте.
И вот новый творческий этап в жизни композитора – полноценная крупная форма как по замыслу, так и по выразительным средствам. По словам автора, инициатива создания кантаты принадлежит исполнительному директору ялтинского фестиваля «Телекинофорум» Александру Беликову. В сентябре 2003 года, в международный год Чехова, в рамках фестиваля планировалось открытие памятника великому писателю на одной из набережных Ялты. Вот для церемонии открытия Беликов и предложил Алябову написать «что-нибудь соответствующее». Композитора вдохновила эта идея, но свою задачу он увидел гораздо шире. «Чехов – неотъемлемая часть русской культуры, но русская культура – это не только Чехов. Более того, русская культура – это только часть того загадочного явления, которое называют в мире Русский дух. Мне показалось интересным отразить в музыке именно это явление», – говорит композитор.
На мой взгляд, Алябову это полностью удалось. Первое впечатление, которое остаётся после прослушивания «Песни» – это абсолютно русская музыка, но написанная в начале 21 века. Музыка, покоряющая, иногда даже пугающая своей мощью, широтой и глубиной.
Разумеется, искушенный слушатель легко сможет провести параллели с великими музыкальными предтечами композитора – Рахманиновым, Мусоргским, Бородиным, Свиридовым.
Но при этом в каждой ноте ощущается яркая индивидуальность автора, его искренность и преданность общей идее произведения. В значительной мере это определяется подбором поэтического материала – глубоким и тонким. Это, с одной стороны, великие поэты прошлого – Гумилёв, Ахматова, с другой – наши современники, некоторые из которых совсем еще молодые люди – Каргашин, Ларикова. А для финала кантаты стихи были специально написаны поэтом Кириллом Ковальджи.
Начинается «Песнь о русском слове» Зачином – инструментальной миниатюрой, написанной для фортепиано, оркестра и чтеца. Суровая, скупая мелодия главной темы делает еще более выпуклым мистический смысл гумилевских строк «...Солнце останавливали словом, словом разрушали города...». И затем как взрыв, как вспышка – тема, проходящая у оркестра, переходящая в виртуозную фортепианную каденцию. Точка. И после такого начала надо бы перевести дух, да некогда – зритель уже втянут в мистические перипетии всего, что связано с Русским словом как высшим проявлением русского духа и его проекции во внешний мир – истории, культуры, философии, мировоззрения.
«Богатырская»– вторая часть – в исполнении солиста театра им. Станиславского Михаила Урусова – дань русским былинным традициям. Дремлющая удаль, восхищение родной природой, готовность отдать все, и немалые, силы в борьбе против зла – вот позиция наших дедов и прадедов, дошедшая до сегодняшнего дня. И в борьбе с этой силой враг не остановится ни перед чем – коварство и предательство – вот его главное оружие. Об этом повествует третья часть – «Мы были сильными» – на стихи Сергея Каргашина. Эта часть, по-видимому, самая «хитовая», выражаясь современным языком. Жесткий трехдольный ритм, четкие структурированные фразы, мощная, плотная хоровая фактура – все это создает ощущение надвигающейся беды, от которой мороз пробегает по коже. А всему виной излишняя доверчивость русского народа – «...на стол все лучшее гостям мы ставили, смиренно слушали их речь лукавую...». Удивительные, пророческие слова, так хорошо объясняющие многие факты прошлого и настоящего нашей страны. Печален и финал третьей части – «...мы были сильными – проснулись слабыми, проснулись слабыми, в цепях и с лапами». И чтобы сохранить себя как народ, как нацию, нужно приложить немало сил, отдать немало жизней своих сыновей.
Их памяти посвящена пятая часть – «Пули-Гули» – пронзительное антивоенное произведение в исполнении замечательной певицы Стеллы Аргату. И, наконец, финал, который предваряют стихи Ахматовой – “...мы знаем, что ныне лежит на весах, и что совершается ныне...” – своего рода приговор сегодняшнему состоянию культуры в России и тем, кто за этим стоит.
Но русский дух не сломлен, и будущее – за силами добра и света – таков мощный финальный аккорд, завершающий кантату.
В советские времена было такое явление – произведения, написанные «в стол». Сейчас другая цензура – цензура псевдорынка. Те, кто диктуют стране свои правила игры, объясняют это якобы экономическими механизмами – народ потребляет то, что ему нравится. При этом у людей толком никто не спрашивает, а попросту навязывают многократными эфирными ротациями низкопробное культурное «мыло». Хочется верить, что «Песнь о русском слове» всё-таки прорвётся, дойдёт до широкого зрителя. По крайней мере, на мой взгляд, это произведение, гораздо более достойно представлять Россию на серьёзных международных форумах, типа Московского кинофестиваля. А то как-то обидно за державу, когда в зале сидит Энио Морриконе, а на сцене Россию представляет группа «Фабрика». Как будто нет хора Минина, «Виртуозов Москвы», Евгения Кисина и многих других артистов и музыкантов, которых сегодня на Западе знают гораздо лучше, чем дома.
И хочется верить, что «Песнь о русском слове» – это не последняя ласточка, возвещающая весну возрождения русской культуры.
