355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Газета День Литературы » Газета День Литературы # 75 (2002 11) » Текст книги (страница 7)
Газета День Литературы # 75 (2002 11)
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 00:05

Текст книги "Газета День Литературы # 75 (2002 11)"


Автор книги: Газета День Литературы


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Игорь Тюленев: “А ЕСЕНИН СМОТРИТ НА СИРЕНЬ...””


В МОЕМ КАБИНЕТЕ


На столе стоит товарищ Сталин —

Белый китель, черные усы,

Был моею волей он поставлен

В блеске всей диктаторской красы.


Рядом фото, где Сергей Есенин,

Загрустивший под осенний свист,

В центре – ваза с облаком сирени,

Черный черновик и белый лист.


... Смотрит на меня товарищ Сталин

Оком государя каждый день,

Как на тигель для расплава стали,

А Есенин смотрит на сирень.


***

Березки-сверстницы седы,

Полсотни раз сменились льды,

Вновь облака плывут по Каме.

Никто беды не ожидал,

Вдруг голос матери пропал,

И вот... Совсем не стало мамы.


Душа без звука умерла,

Открытка адрес мой нашла:

– Сынок, дождись, я скоро буду!

– Где будешь, матушка моя?

И как о том узнаю я,

И как, узнав, не позабуду...


Под сенью русского креста

Навеки скованы уста,

Ты не прочтешь мое посланье,

Я не услышу голос твой,

Ушла ты в землю молодой,

Оставив небесам рыданья.


СТЕПЬ


О ней мог Шолохов писать,

Такие краски растирая!

Что не прибавить, не отнять,

Как солнце у Родного края.


Полынь – столетняя трава

За горизонтом ищет небо,

И тут и там растут слова,

И хлеб растет, и люди хлеба.


УЛИЧНАЯ...


Душа ее в глаза-оконца

Глядит, как ангел во плоти,

В сосках торчат златые кольца,

Хотел, да вот не смог пройти.


Озябла, тоненькие руки

Не может легкими согреть,

Наружу с хрипом рвутся звуки,

Так и недолго помереть.


А я? Гораздо больший грешник,

Влюбленный по уши в слова.

Не пересмешник-перебежчик

С материка на острова.


Я сам стою на кочке суши,

Открытый океан шумит,

Я мог спасти и эту душу...

Да бес познанья не велит.


ТЫ ДА Я


Шли родительской равниной

Ты да я, да мы с тобой.

То с березкой, то с рябиной

Говорили вразнобой.


До столицы простиралась

Незахваченная даль,

Много здесь еще осталось

Из того, что сердцу жаль.


***

Задела, как бы невзначай,

В потоке мутного вокзала,

Сказала: « Здравствуй и прощай!»

И в междометиях пропала.


Я сразу тот узнал вокзал,

Как пульс на собственном запястье,

И посреди вокзала встал,

Как вкопанный по уши в счастье.


В душе виденье пронеслось,

Сквозь жар и запах сеновала,

Сердца захлебывались врозь,

Луна лучами трепыхала.


Я ничего не говорил,

Ты ничего не говорила,

Я никого не разлюбил,

Ты никого не разлюбила.


НА УЧЕНЬЯХ


В небе тучи, как портянки,

Потемнели от воды.

В чернозем зарылись танки,

Глубже спрятанной берданки,

Дергаясь туды-сюды.


Глухомань, река, опушка,

И нечистых, как мошки,

Раскудахталась избушка,

На крыльце карга-старушка

Дулю вяжет из клюки.


В небе крутится вертушка,

Пропустив шальной снаряд.

Пулемет, пантоны, пушка.

В лес без боевых наград.


Если ты по-русски скроен

И стрельбой разгорячен,

Ты вниманья удостоен,

И тебя небесный воин

С четырех хранит сторон.


Командир кричит: « В атаку!» —

До земли разинув пасть.

За комбатом лезем в драку.

Пули-суки, как собаку,

Разрывают нашу часть.


А потом привал с тушенкой,

С поварихой молодой

Да с родимою сторонкой,

Да с молитвой, да с иконкой.

Что назло врагам – живой!


Пусть над ротой-батальоном

Сон клубится моровой.

Знаю я – облом воронам.

Русской Никой и патроном,

И сердечным – Боже мой!


У Победы нет одышки.

Крепок у нее костяк.

И встают за ней мальчишки,

Отложив театр и книжки,

Им хоть Эльбрус, хоть Рейхстаг.


***

Со многими орлами был знаком

И слышал над стаканом птичий клекот,

Я рос в тайге, а там тайга – закон!

И если ты слабак, то могут слопать.


Сбежишь... легко по следу угадать,

Неважно, волчья шуба или лисья,

Поэтому привык слова ронять,

Как осенью сентябрь роняет листья.


А те орлы в жилищах городских

На небеса взирают через стекла.

Где имена их? Где небесный стих?

И перья вылезли, и горло пересохло.


БЕСЕДКА БАРЯТИНСКОГО в ГУНИБЕ

1859г.


Вот здесь Барятинский сидел,

Курил ореховую трубку,

И дым, похожий на голубку,

Летел в неведомый предел.


Глаголили, кто как умел,

И понимали, как умели,

И я на камень тот присел,

Он камнем был на самом деле.


Пред ним с мюридами Шамиль

Стоял, как демон побежденный,

Прозрачней водки воздух горный

Раздвинул над Кавказом ширь.


Сияли Эльбрус и Казбек

От крови праведных героев,

Дарил им силы перед боем

И русский, и кавказский снег.


И вот закончен бой.

Имам, лесною просекой теснимый,

Спустился вниз, как ветер стылый,

Сжимая шашку и Коран.


– Я уступаю ради вас!

Сказал он женщинам Гуниба.

В теснину гор упала глыба

Соринкою из Божьих глаз.


На камне том ждал генерал,

Проконсул русского Востока.

Шамиль сказал: «Война жестока!».

Его Наместник поддержал.


Судьба имама решена.

Почетный плен. Калуга. Мекка.

Смотрю из бешеного века

В тот век, где родилась война.


Не пересохла Валерик,

Доносятся слова молитвы...

Остались древние обиды

И долгий, долгий вдовий крик.


По склонам гор течет эфир

Прозрачной голубой лавиной.

Над Родиной необозримой

Из дыма соткан хрупкий мир.


***

День еще не завершен,

А народ уже в отрубе —

Спит плацкартный наш вагон,

Как солдаты в сельском клубе.


Словно кончилась война

На воинственном Кавказе,

Наша русская страна

Выгребла из горской грязи.


А народ пускай поспит,

Пусть позарастают раны,

А не то тоска и стыд

Посрывают все стоп-краны.


НА ВЕРАНДЕ


Как ладони, листья льнут к стеклу,

Холодно уже лежать в кровати.

Горстку мух, замерзших на полу,

Замечает острый глаз, некстати.


Горки помидор и чеснока

На полу, столе и на скамейке,

У печурки клюшка старика,

Тень его метнется к телогрейке.


Принесет дрова, затопит печь,

В котелке брусничный чай заварит.

Свежим чаем душу не обжечь,

Ну, пора вставать, валяться хватит.


Скрипнет половица у окна,

Сразу отзовется у порога.

Вроде бы бескрайняя страна,

Да по ней короткая дорога.


***

Я люблю провинцию души.

Вспомни фразу: «Человек не вечен...»,

Просто птицам хлеба покроши

И уже хозяйкою отмечен.


Молодая женщина, постой,

Покорила ты меня осанкой

И улыбкой, чистой и простой,

Самогоном, песней и тальянкой.


Платье с кружевным воротником,

Ямочки на розоватых щеках,

На подушках, пышных и высоких,

Божество... и я к нему влеком.


Бедра, ягодицы, плечи, грудь

Встанут океанскими волнами,

Эта дева с райскими ногами,

Как она прекрасна, просто жуть!


Сеновал, диван или топчан

Испытаем до утра с толстушкой,

Утром не разбудите и пушкой,

Потому что от любви я пьян.


Солнце, через брошенный сапог,

Перепрыгнет и на простынь ляжет,

Рыжий треугольник между ног

Вспыхнет и... о ночке не расскажет.


Тайное останется двоим,

Жарким, с воспаленными губами,

Утро канет, день встает за ним,

Ситцами закутан и шелками.


***

Здесь живут мои отец и мать,

Ворота скрипят и ходят кони,

Патефон кручу, чтоб проиграть

Ноты детства и уже не помнить.


Городской «Владимирский централ»

И эфир с «Гоп-стопом» или «Муркой»,

Я уже полжизни пролистал

И не стал ни палачом, ни уркой.


Конь-Пегас явись передо мной,

Унеси в родительское царство,

Где на холм взбегает зверобой,

Лучшее сердечное лекарство.


Где прогретый воздух травяной

Овевает медленные мысли,

Где гордятся жители страной,

И умы и души не прокисли.


Солнце гаснет золотым столбом,

Подпирая сумрачные своды,

Месяц проплывет с одним веслом

И нагонит дрему на народы.


Лишь одно засветится окно,

Где среди волов и херувимов

Дети пьют церковное вино,

За Христа – царя простолюдинов.

И в моем вине гудит простор,

Плещут океаны мировые,

И Пегас летит во весь опор,

И столбы сшибает верстовые.


***

Устало ветер ветку ломит,

Сбирают яблоки в саду.

Заржут у водопоя кони,

Не важно мне в каком году.


По кленам свежей киноварью

Сентябрь прошелся золотой,

В лугах Иван отыщет Марью,

Проскачет дождик стороной.


Для пчел на зиму сбит омшаник,

Оставлен для прокорма мед,

Мелькнет у горизонта странник,

Его раздавит небосвод.


У булочной коза пасется,

Петух взлетает на забор,

И солнце вдруг с небес сорвется,

И облака займут простор.


На подоконнике отбитом

В тазу букет осенних роз,

Хозяйка декольте открытым

Растопит даже в ульях воск.


И Родина лишь неизменна,

Хоть проживи с ней тыщу лет.

И постоянна, и степенна,

И чистый оставляет след.


НА ТВЕРСКОЙ


Где Пушкин и Есенин золотой

Застыли супротив друг друга в бронзе,

Ты мимо них с блудницей молодой

Плывешь, как два дыханья на морозе.


И думаешь об этом и о том,

«Столичную» из горлышка глотаешь,

Целуешь деву алкогольным ртом,

Все о певцах державных понимаешь.


Легко властям поэта извести,

Подсунь Дантеса или Геккерена,

Чекиста Блюмкина, иль Бриков подпусти,

Чтоб кровь сосали в два горла безмерно.


Жандармы, шпики, просто опера,

Свиные рыла, красные от водки,

Прослушивают каждый скрип пера,

Проглядывают каждый взор красотки.


Готовы все обнюхать, обжевать,

Крамольную найти в колготках тайну,

На сонную артерию нажать

Не до конца и отпустить случайно.


Глаголы вспомнить: Честь, Держава, Бог,

Как с Гумилевым после трех прогонов,

Расстрельная статья из русских строк

Подогнана для гения в погонах.


Еще собратья, зависть горбунков,

Еще толпа, стоящая у трона,

И хата с краю, злобных мудаков,

Сума с тюрьмой и на Урале зона.


Все вместе источит свободный дух,

Покроются стихи густым нагаром,

И вот поэт бьет, как портняжка, мух,

Но все же семерых одним ударом.


МУЖИК И КРЕЩЕНИЕ


Крещение на Русь грядет,

Не спи, мужик, не спи.

Ты Родину проспал и род,

Как мы Москву и СМИ.

Смотри, Божественная длань

Простерлась над страной,

Нащупывают тучи даль

Поземкой и пургой.


И ты о низменном забудь,

О злате и жратве,

Вонзится свет небесный в грудь,

Чтоб вспыхнуть в голове.


Обрящешь истину и путь,

К тебе примкнут умы,

Не сможешь в этот миг заснуть,

И мы с тобой, и мы.


***

У Бога дней не решето,

Живи да не тужи.

Не помни, сколько прожито,

Храни огонь души.


Нахрапом старость мир берет,

Тускнеет свет в окне,

Теряет зубы смелый рот,

Хоть кровь кипит в огне.


Но тлена нету у души,

Ей слышать вечный зов,

Ты все запомни шалаши,

Где бился за любовь.


Хоть ты еще покуда свой

Для девичьих сердец,

Пой «со святыми упокой»,

Кому пришел конец.


Его расплохом смерть взяла,

Рассыпал смерч веков.

На Бога он не держит зла —

Любой мужик таков.


У Бога дней не решето,

Живи да не тужи.

А где, когда, куда и кто?..

Решает Царь души.


РОБОТ


Ходят киборги по свету,

Из ушей течет мазут,

Прилетели на планету,

Или смастерили тут?

Что едят, что пьют, не знаю,

Справок тех не наводил,

То завою, то залаю.

– Что с тобой? – спросил дебил

Или электронный гений,

Сей науки свет очей,

Козырь-фишка академий,

Вроде наш он и ничей.

Может под водой работать,

Годы в космосе торчать

И солдат голодных роту

На войне обозначать.

С ним возиться любят дети,

Феминистки просто спать,

Чтоб будил их на рассвете

Матом ни мужик, ни мать.

Кофе сварит он на кухне,

Выйдет, не одет, не наг...

Если лампочка потухнет

И окислится контакт?

Станет грудою металла

Новый чародей и маг,

Нам его не доставало,

Что ж он поступает так?

С планетарным-то размахом,

С человеческим умом,

Недоделанный, однако.

Гаснет солнце – CD-ROM.

Валентина Коростелева: “Есть еще спасение душе...” (Поздравляем поэтесcу с юбилеем. Творческих удач и успехов!)


ЭТИ ГОДЫ


Нет, новоявленные князи

Не принесли душе уют.

Эпохой варварства и грязи

Все эти годы назовут.


О, сколько можно быть разиней,

Чтоб собирать не хлеб, а стыд?

И снова мается Россия

На гребне боли и обид.


Опять весна.

Но солнце редко,

Застрял желанный караван...

Из тряпок старых шьёт соседка

Своей дочурке сарафан.


Давно устав считать потери,

Презрев газетный фимиам,

Она совсем уже не верит

Досужим клятвам и словам.


Она сурово держит Ольку,

Поскольку всюду вор и хам,

И улыбается тихонько

Моим надеждам и стихам...


СВИДАНИЕ


Жива любовь, разлука силы множит,

Свиданье шёлк объятий возродит...

Дымящаяся впитывает кожа

Безумства рай и первозданный стыд.


Сгорает солнце лету на потребу,

И в мире нет ни глупости, ни зла,

И плавится на кронах сосен небо,

И разрывают тишь колокола...


Но близкий вечер тихо гасит краски,

И вместо солнца – лампа на столе,

И голодно, и быстро тает сказка,

Но сердце... Сердце – в свете и тепле!


***

Перестали петь соловьи!..

Всё грущу, и не спится даже,

И в смятении мысли мои:

Почему под окошком нашим

Перестали петь соловьи?


Тени копятся справа и слева,

Будто нет долгожданной весны.

Или небо опять во гневе,

Или мы до того грешны?


Будто все – у черты, у края,

Будто в душах идут бои...

Это ж надо, беда какая:

Перестали петь соловьи!


КОЛОКОЛА


Опять вовсю звенят колокола, —

И замолкают, и светлеют люди.

Сияет церковь, розово-бела,

Да вечно на земле она пребудет!


Порою мнится, что иду ко дну,

И не шутя прощаюсь с чудесами, —

Но если снова в церковь загляну

И встречусь с Богоматерью глазами, —


Душа освобождается от пут

И на судьбу обиженно не ропщет...

Так неизбежно по утрам бегут

Ночные тени из весенней рощи,


И город – в ожидании тепла,

И кажется, что где-то рядом счастье,

Когда вовсю звенят колокола,

И нет, и нет иной в округе власти...


У ВХОДА В МЕТРО


Где много всякого народа,

Он примостил у ног суму...

А мы проходим, мы проходим,

Мы привыкаем ко всему.


А ноги мёрзлые, босые,

А рядом – ветер гулевой...

Россия, что же ты, Россия,

Ведь это сын законный твой!


За что же ныне он в опале,

Он, усмиривший три войны?

И видно, как мы низко пали,

И видно, как же мы грешны.


Не родины ль душа босая

Глядит куда-то мимо, вглубь,

И мы не ей, себе бросаем,

Как кость собаке, рваный рубль,


И это – наш удел сиротский,

И мы – у века батраки,

И это наше сердце рвётся

В тисках обиды и тоски!


СПАСЕНИЕ


Стало модно пировать на тризне,

Всё давно переплелось уже...

Слава Богу, в этой прозе жизни

Есть ещё спасение душе.


В час, когда июльский ветер млеет

И луна сияет, как медаль, —

Поцелуй, как только ты умеешь,

Помани в заоблачную даль!


И, забыв о горестях минувших,

Вспомним, игнорируя дела,

Как из оболочек рвутся души,

Как поют уставшие тела...


РАСПЯТИЕ


О, нечисть помнит о Христе!

Ещё надежды не увяли, —

Как тёмной ночью на кресте

Чеченцы русского распяли.


Начало века иль конец?

И потрясённый слепнет разум:

Быть может, это мой отец,

А, может, сын голубоглазый?


Извечна злобы круговерть,

Слепое варварское мщенъе...

И, как тогда, он принял смерть

За те же наши прегрешенья,


За то, что ум свободы хил,

Что фарисеи снова лживы,

За то, что гнёзда всюду свил

Божок гордыни и наживы!


В ОЖИДАНИИ


Зима – ненадёжная сводня,

И снова сторонишься ты,

И радуют сердце сегодня

Чужие слова и цветы.


Кусают морозные ночи,

Хоть тысячу печек включи,

И плавятся в нежности очи -

Увы, не твои, не твои...


Чужое расцвечено имя

Небесной каймой голубой...

Но я подожду, мой любимый,

Заветного часа с тобой...


ДЕРЕВЕНСКИЕ СТАРИКИ

Василию Белову

Давно им жёны отпустили

Их стародавние грехи.

Они у внуков отгостили,

Послушав правнуков стихи.


Они на кладбище старинном

Себе сыскали уголок.

Худеют серые перины

И тлеет жизнь, как уголёк.


Но о болезнях – ни полслова!

Покуда светит – надо жить!

И, только утро, ищут снова,

К чему бы руки приложить.


Но час придёт: на зорьке вешней,

Когда и ветры к сердцу льнут,

Они, стыдясь, с улыбкой нежной

Слезу невольную смахнут


И, отойдя от сладкой боли,

В сенях нащупав посох свой,

Пойдут не в церковь – в чисто поле

Проститься с милою землёй...


ТАКАЯ ЖИЗНЬ


Настали времена – не для поэта,

И даже в снах давно не чудеса.

Бродячие собаки ходят следом,

Идут навстречу и глядят в глаза.


Тоска такая, что – мороз по коже,

И не спасает зимнее пальто.

Собака, если что, залаять может.

А мы глотаем слезы, если что.


НОЯБРЬСКОЕ ТЕПЛО


Тепло... А середина ноября.

И вроде хорошо, и вроде плохо.

Тепло, как на закате сентября,

А в роще – пусто, голо, одиноко.


И женщина – уж как ни молодись,

Как ни своди на нет свои морщины,

А не обманешь, нет, свекруху-жизнь,

И не на твой огонь летят мужчины.


Но тот, кто не шутя судьбою бит,

Кто знает цену истинному счастью,

Того не страсть досужая знобит,

А в драгоценном празднике участье...

Андрей Шацков ЧАС СУМЕРЕК (Поздравляем нашего автора – лауреата премии «России верные сыны» с 50-летием. Как писал о нём Валентин Берестов: «Он стал строителем, но стихи писать не бросил. В них и вправду есть лирическое ощущение древней Руси…».)


УЕЗДНЫЙ РОМАН


Как нежен свет ушедшей осени,

Но остывает тверди пазуха.

Всё больше стай в линялой просини...

Антракт.

Природа держит паузу.


Купецкий город сладко почивал.

(Здесь в пятницу гуляла ярмарка.)

В рядах обжорных ели сочиво.

И пили хмель казённый чарками.


И были горожанки в панике

От удалых гусарских выстрелов.

И продавали мёд и пряники

Засевшие в лабазах выкресты.


И в бричке бегали каурые,

По бездорожной грязи с топотом.

И были плечики понурые

Покрыты ситцевою лопотью.


Но были руки – алебастровы.

А очи были – аметистовы.

И инвалиды с алебардами

Нам вслед в кулак себе посвистывали.


И улыбалась по-бедовому

С пустым ведром соседка встречная,

Как ты, смущаясь чувству новому,

Клонила голову доверчиво


На эполет, покрытый порохом

Ещё недавнего сражения...

И на пути стояло Дорохово —

Предтеча нашего сближения.


ЧАС СУМЕРЕК

Владимиру Фирсову


Час сумерек... Клеймёна, но чиста,

Россия спит под ватным одеялом

Порош,

укрывших землю снежным палом

В преддверии рождения Христа.


Час сумерек... Уже не ждешь гостей.

Вот-вот огонь затеплит печи дома.

Сиренева полоска окоёма.

И в рамках окон нежная пастель.


Час Родины.

Раздумий о судьбе

Насельников бескрайнего простора,

Наследников Величья и Позора,

Неистовых в работе и гульбе.


Грязь Родины – не Божия роса.

Противовес крестов и обелисков.

Наград посмертных и расстрельных списков,

И ангелов России голоса!


Час сумерек... Вечерняя заря

Открыла в небо Горние ворота

Душе,

что ждет канун солнцеворота,

Терзая горло песней снегиря!


ЧИТАЯ «СЛОВО»...


Звон меди таял в синеве.

Он плыл и плыл над Русью плавно.

И вновь на крепостной стене

Встречала вечер Ярославна.


И на тоску ее ответ

Давал,

пророча участь вдовью,

Багряный солнечный отсвет,

Струясь по травам алой кровью.


А сердце, обогнав гонца,

Спускалось с башни юркой мысью...

Но мгла клубилась у Донца,

Недосягаемого мыслью.


Чубы и стяги шевеля,

Стрибог свистел меж войска линий,

Меж конских ног и щавеля,

Меж леса копий и полыни.


И в Диком поле в бранный день

Дружина мужество явила...

Но половецких вранов тень

Затмила ясный лик Ярила.


И орд бессчетная гурьба

К своим валила на подмогу,

Но князь упрямо прорубал

В степи кровавую дорогу!


И посреди надежд тщеты.

Под Берегинины заклятья.

Смыкали витязи щиты

Кольцом прощального объятья...


Но если кто-то ждет тебя,

Пусть поражением больного,

Спеши, в охрипший рог трубя.

В атаку бросить вороного!


Чтоб, как тому и достоит,

Свой путь свершить честно и славно.

Все дремлет, на стене не спит,

Встречая утро, Ярославна!


МЫ ВСЕ УХОДИМ


Мы все уходим в чужедальний мир,

Не ведая назначенного часа.

Лишь елей запорошенных ампир

Застынет, как прощальная украса


Короткого последнего пути.

Когда одна останется забота,

Как от ворот родительских пройти

В разверзнутые Вечности ворота.


Земля хранит тепло твоих шагов,

И носит ветер отголоски эха,

Звеневшего средь низких берегов

Осколками русалочьего смеха.


Но затихает, одурманив слух,

Былое, беззаботное веселье.

Покров снегов – не Вознесенья пух.

И прошлому не будет Воскресенья!


Нить памяти обрезавши живьём,

Бумажным змеем над родным погостом

Парит душа, курлыча журавлём

И плача заполошным Алконостом...


Мы все уходим в предрассветный час

Дымком над почерневшим тёсом кровель —

Не пропустить в безмолвье Судный Глас

И встать строкой с ушедшим веком вровень!

16 марта 2002 год


АВГУСТ 2002


Август – время вкушенья плодов

И медов,

и расчёта по давности срокам.

Где-то в городе Рузе блуждает любовь,

Согревая последним теплом, по дорогам.


Видно что-то случилась не то и не так,

Как вещали стихи на лощёной бумаге.

Волочатся репьи на хвостах у собак,

И бездомные тати засели в овраге.


Но на весь этот сором, на древний погост,

На Димитрия храм изузоренный дивно,

Зачарованно падают ливни из звёзд,

Заповедно-желанные звёздные ливни!


Ты со мной о желанье своём говори.

Всё равно не исполнится, я ли не знаю.

Лучше кофе свари и варенье свари,

Я на гуще тебе что-нибудь нагадаю.


А под горкой уже холодеет река,

И горчит разнотравье полынью и тмином.

И вальяжные – в осень плывут облака

Мимо сосен и вечности дремлющей – мимо.


Золотые шары – на параде стрельцы

В медных касках шутейное правят сраженье.

И звенят колоколен резных бубенцы

В дни Успенья и в праздники Преображенья!


Август – время идти к рубежу

За которым зима, словно волчья пожива...

Может в августе, я вдругорядь расскажу,

Что на Вербное вербами наворожило.


РАЗМЫШЛЕНИЕ В СОЧЕЛЬНИК


Царапая пальцами стылую твердь

Кружит, завывая метель – коловерть

Средь сосен.

Но словно бессмертье в наградных листах

Сочится сукровицей клюквы в лесах:

Жди вёсен!


Суставами веток скрипят дерева,

Спеша одолеть ледяной перевал

Николы.

И прахом снегов по погостам пыля,

Идет в наступленье зима на поля

И долы.


Белее венчального платья парчи,

И ярого воска молебной свечи

Свет снега.

И с лютым морозом бороться устав,

Река начала слюдяной ледостав

От брега.


Пусть выпьет простор лубяные глаза

Того, кто забыл голоса, образа

России!

Их душ купину не согреют костры,

И вороном ночь упадет на кресты

Косые.


Мне вечно блуждать между русских равнин

Рождеств и крещений, святых именин

Любимых.

И слышать, как мерзлую землю грызет,

Стремящийся к солнцу зеленый осот

Озимых.

06.01.98


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю