355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Газета День Литературы » Газета День Литературы # 59 (2001 8) » Текст книги (страница 7)
Газета День Литературы # 59 (2001 8)
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 22:20

Текст книги "Газета День Литературы # 59 (2001 8)"


Автор книги: Газета День Литературы


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Михаил Попов ЗАВТРА – ВОЛКИ, ПОСЛЕЗАВТРА – ТИГРЫ!



Президент планеты Земля, двухметровый чернокожий вьетнамец родом из-под Курска, поднял взгляд на белого и бледного главнокомандующего.

– Докладывайте!

Они были в громадном восьмиугольном кабинете, но прежде чем ответить, супергроссфельдмаршал посмотрел по сторонам, то ли опасаясь свидетелей, то ли ища поддержки.

– Я жду!

– Мы разбиты.

– Конкретнее!

– Группы космических флотов Альфа, Лямбда, Тау, Омега уничтожены. Оборонительного вала в направлении Персея более не существует. Защитный периметр прорван еще в четырех местах.

– Удалось добыть какие-нибудь сведения о противнике?

– Нет. Ни один корабль не вернулся из зоны соприкосновения.

– Почему?

– Противник использует неизвестный вид оружия. Он как бы плюется…

– Плюется? – Президент удивленно поднял седые брови.

Супергроссфельдмаршал покрылся красными пятнами.

– Это образное выражение одного из моих штабных офицеров. Противник высылает против нас огромные облака антиматерии, они обволакивают сразу тысячи наших кораблей. Ни сражаться, ни отступить нет никакой возможности.

– Есть у нас какие-нибудь резервы?

– Они все уже на линии огня.

– Новые разработки?

– Те, что готовы к применению, применены.

– Оригинальные идеи защиты?

– Мы рассмотрели даже безумные.

– Отцы церкви? Старинные рукописи? Народные предания?

Супергроссфельдмаршал опустил голову.

– Мы использовали все.

– Так мы разбиты?!

– Да.

– Это только ваше мнение?

– Это мнение мое, моего штаба, командующих флотами и фронтами, мнение ученых. Дальнейшее сопротивление самоубийственно. Нам следует капитулировать.

Президент саркастически усмехнулся.

– Перед кем? Мы же не знаем, кто они такие! Может быть, их целью является не наша капитуляция, а наше уничтожение.

Главнокомандующий достал из старинной кожаной папки лист голубой бумаги.

– Это мы получили пятнадцать минут назад.

– Вы успели расшифровать?

– Они обратились открытым текстом.

Президент углубился в чтение. Когда он оторвал взгляд от бумаги, вид у него был ошарашенный.

– Это розыгрыш?

– Никак нет, это послание от них, мы проверили.

Тогда объясните смысл этого текста! Тут указаны географические координаты. Широта, долгота. Что это значит? Где это?

– Северная часть Аравийского полуострова.

– То есть именно там они хотят принять нашу капитуляцию?

– Так точно.

Глава планеты вытер пот с черного лба.

– Не могу отделаться от ощущения, что все это просто бред.

– Я тоже. Но, вместе с тем, мне кажется, что следует отставить ощущения и скрупулезно выполнить все пункты этого документа. И в указанные сроки.

– Какие пункты! – вспылил президент. – Вот тут, например, сказано, что мы должны доставить к месту встречи всех верблюдов, проживающих на планете. Заметьте, «проживающих»! Они пользуются открытым текстом, но странным стилем.

– Я уже отдал все необходимые распоряжения. Во все цирки, туристические парки, музеи живого бедуинского быта посланы соответствующие распоряжения и техника для перевозки.

Президент еще раз пробежал глазами голубой листок.

– По остальным пунктам вы тоже успели принять меры?

– Они или приняты, или принимаются. Остальные их требования носят обычный характер.

– Когда мы должны быть в Аравии?

– Завтра утром.



На позорную, но историческую встречу вместе с президентом явились десять из одиннадцати сопредседателей Мирового совета, главнокомандующий с группой основных маршалов, две дюжины первейших научных умов. Прессу, разумеется, и не подумали пустить.

Был срочно сооружен приличествующий случаю помост под солнцеотталкивающим тентом и гигантский загон для затребованного из космоса скота. По приказанию супергроссфельдмаршала в загон была свезена в изобилии всяческая верблюжья снедь, а смотрителям было велено обращаться с животиной как можно человечнее.

За минуту до условленного времени должностные лица планеты, облаченные в траурные одежды, выстроились на позорном помосте в соответствии с публичным этикетом лицом к той точке, что была указана в голубом ультиматуме.

– Не холодно, – прошептал один сопредседатель другому.

– Да-а. Кстати, вы не задумывались над тем, почему они выбрали именно этот район? Может, здесь ночевал Магомет? Или залегает нефтяной пласт?

– Никакой нефти в Аравии давным-давно нет, – раздраженно прошептал третий сопредседатель. – Что касается Магомета, Христа, Будды…

– Тише! – прошипел стоявший рядом семизвездный генерал. – Вот они!

Действительно, с неба бесшумно и медленно опускался огромный, полкилометра в основании, конус.

– Антигравитация! – прошептал потрясенно какой-то научный ум.

Конус опустился на песок, не подняв пыли. В боку его открылся овальный люк, из него выпал трап. По этому трапу выбежали на раскаленный песок три верблюда. Совершенно обыкновенных на вид. Особенное в них было только то, что они несли на мордах большие прозрачные маски.

Бодро покачивая горбами, они затрусили к собравшимся на помосте лучшим и остолбеневшим людям Земли. Остановились приблизительно на расстоянии в пять-восемь шагов. Пять верблюжьих, восемь человечьих.

– Здравствуйте! – донесся металлический голос из маски центрального дромадера. – Вот мы до вас и добрались.

Президент, перебарывая приступ внезапного кашля, начал заготовленную речь.

– Приветствуем вас на Земле и хотели бы…

– Это мы хотели бы поскорее погрузить наших граждан, которых вы незаконно удерживали у себя на планете и содержали на положении животных. Велите немедленно отпереть загон.

В боку гигантского конуса открылся еще один люк, размером много больше первого, и оттуда раздался призывный, понятный только истинному верблюду крик. Толпа пленников Земли содрогнулась, заволновалась и валом пошла через хрупкие ограждения на зов.

Глава верблюжьего посольства сказал:

– Пока они грузятся, готов ответить на ваши вопросы. Спрашивайте!

Главнокомандующий первым преодолел остолбенение и просипел с трагическим удивлением в голосе:

– Кто вы?

– Верблюды! – гордо ответила прозрачная маска. – Верблюды с планеты верблюдов! Мы – мудрый, работящий народ, мы чтим своих предков. У нас испокон века жила легенда о планете зла, где тысячи и тысячи наших соотечественников томятся в унизительной неволе, и не только наших. Ваша планета – это планета-тюрьма! Жители других звездных систем считали нашу легенду выдумкой, но мы, верблюды, упорны, мы выносливы от природы, как вы, наверно, сумели заметить. Мы продолжали поиски столетие за столетием. И вот теперь мы вас нашли.

Погрузка шла к концу.

– Теперь прощайте!

Двугорбые победители развернулись и пошли к своему кораблю. Один замедлил шаг и обернулся.

– Вы тысячелетиями мучили нас, заставляли таскать тяжести, убивали нас и даже ели. Мы не испытываем к вам добрых чувств, но за то, что вы не истребили наш род на своей планете полностью, мы кое о чем вас предупредим.

– О чем? – жалобно спросило несколько человеческих голосов.

– Мы не единственные, кто нашел вас. За нами, как всегда, следили. Так что ждите новых гостей.

– Каких?!

– Завтра – волки, послезавтра – тигры.

Через несколько минут космический горб взмыл в небо и исчез. Толпа землян толпилась на помосте. Состояние обалдения переходило в состояние ужаса.

– Если так воюют верблюды, что с нами сделают волки? – еле шевеля губами, сказал главнокомандующий.

– Надо было захватить этих двугорбых тварей в заложники и заставить выступить их флот на нашей стороне, – прорычал начальник антитеррористической службы.

– Все кончено! – это мудрое мнение высказало сразу несколько светил науки.

Кто-то рыдал, кто-то торопливо набирал номер домашнего телефона, кто-то давился таблетками.

Главнокомандующего тронул за рукав высокий, белобрысый офицер связи.

– Смотрите!

Супергроссфельдмаршал подошел к экрану переносного пульта управления.

– Что это? Уже они, волки!?

– Это какой-то чужой корабль, он просит разрешения вчойти в нашу зону.

– Он один?

– Да, – сказал белобрысый, – и это явно не боевое судно.

– И потом, – подал голос президент, – он просит разрешения. Где вы видели волка, который что-нибудь просит?

– Дайте ему наши здешние координаты, – махнул рукой главнокомандующий.

Пальцы офицера, как дождь, пробежали по клавишам.

– Смотрите, они уже здесь. Спускаются!

Через несколько минут на том месте, где только что торчал огромный горб, опустилась небольшая летающая миска. В ней мгновенно отворилась дверь, в которую выскочило несколько собак.

Сенбернар, восточноевропейская овчарка, далматин, английский бульдог, сибирская лайка. А это туркменский волкодав, – машинально перечислял главнокомандующий, большой собачник. Надо ли упоминать, что все псы были в прозрачных масках. Влетев на помост, собаки, перебивая друг друга, залаяли.

– Слава Богу, мы успели. Успели долететь, успели там у себя договориться. У нас на планете, знаете ли, демократия. Чау-чау были против того, чтобы вам помогать, доберманы колебались. Бассетам, как всегда, все до фонаря. Давайте нам скорее карты ваших космических укреплений.

– Зачем? – поинтересовался президент.

– Защитные будки будем строить! Лазерные капканы ставить, ядерные костры разжигать. А то, знаете, сегодня – верблюды, завтра – волки, послезавтра – сами знаете кто! Что же вы стоите?! Что пасти пооткрывали?!

– А чего вы от нас хотите?

– Команды!!!

Вера Галактионова СЛОВА НА ВЕТРУ ОПУСТЕВШЕГО ВЕКА



Т.Зульфикарову

СЛОВО О КРЫСАХ …А меня сейчас вон с той лавочки – выгнали! Говорят: у нас шакалов – своих полно. Которые бутылки подбирают. Вот. Обидно как сказали… Прогнали. Здесь теперь, на остановке, сижу… Зачем ты это? Не надо. Оставила бы себе. Тебе, небось, они самой не лишние. Возьми… Не надо!.. А то – себе оставила бы. Правда.

А курить брось, девушка. Ты вот думаешь, горло у тебя – красное? Оно у тебя – черное! Видала, когда трубу чистят, сколько там сажи? Черной!.. Вот такое у тебя – горло. И личико у тебя – белое. А будет – черное. Сажа – наружу вся выступит. Вот. А я – не курила! Когда – курить? Работала только. Нам и некогда было. Некогда – не на что… Эвакуировали нас в войну – на шахты… В подвалах без хлебушка жили, в темноте… Какое – курить… Крысы там были – вот такие вот. По локоть… Все наши документы сожрали. Погрызли… Все попропадало. Все.

Как мы их восстанавливали! До сих пор, ночью очнусь, так страх берет!.. Кто ты – без документов? Никто – ничто. Считай, тебя живой – нету. На свете ты – не числишься… Все погрызли, сожрали… И докажи, попробуй, что ты – есть!.. Да. Крысы…

А на шахтах – видишь, как я руки все изломала?.. Зато – не под немцем… Эвакуировались. Спаслись. А тут – крысы…

А здесь как я их ломала, руки! Щекатуром! Щекатуром, маляром всю жизнь, пока квартиру однокомнатную заработала. Погляди, как мне тросом пальцы поуродовало… Вот. Ток на стройке включили – а трос и пошел. А я руку убрать не успела… Ну – все равно: одной рукой, а башмаки себе лаком – крашу. На помойке хороший пузырек с лаком нашла. Кто-то выкинул. И башмаки, чтоб не трескались, десятый год крашу, сиреневым. Вон – они как калоши сиреневые стали. Не трескаются. Как деревянные сделались. А ноги в них – сухие. А так – из старой обуви, одежды – уже ничего не осталось… Вот – плащ только. На лето – на зиму. Все попропадало уже, девушка. Все.

Замуж я выходить не хотела, за какого попало москвича. А сына себе родила – от хорошего мужчины. Очень хорошего. Красивого. Москву-то мы строили, работали – как ломовые лошади. А платьице у нас нарядненькое одно было в общежитии. На всю комнату. На танцы по очереди в одном платье ходили. Родила.

У меня сын – курит. Говорит: все равно уже я никому не нужен…

Красивый он у меня. Очень. Жене это – не нравилось. Он работает – а она думает, с женщинами он гуляет. А он – работает… Теперь они с ним разговаривать не хотят: ни она, ни дети… Теперь женщины многие так делают – замуж выходят, чтоб квартиру у мужчины отобрать. Москвички. Он у меня теперь опять живет, сын… Трехкомнатную квартиру ей заработал – оставил, жене… А сам – опять к матери, на старое место. Как и не зарабатывал вроде ничего. Инвалид первой группы. Нога у него высохла – с мизинчик вот толщиной стала. Вот такая.

Курит сын мой. Слыхала про такой завод – «Алмаз»? На Соколе. Вот, по комсомолу он там всю жизнь допоздна работал. А теперь – инвалид. Никому не нужен. Крысы, крысы… Правительство – оно ведь все везде порушило. Правители, сама знаешь, какие у нас… Все – сожрали… Все – погрызли… да.

А в ЖЭКах сидят – девушки. Москвички. Сколько раз приставали. С ножом к горлу. Девушки. «Продавай квартиру, ты – нуждаешься. Продавай – мы поможем, надо тебе ее – продать. Сыну на лекарства деньги идут? Тебе их – не хватает». А я говорю: «Нет. Я ее зарабатывала – всю жизнь! И свету вольного я – не видала, а одну только работу я видала. И лучше я – голодная ходить буду. Лучше – куска лишнего самой себе не куплю, не съем. А вам свою квартиру – не отдам!..» Они их продают. В ЖЭКе. Девушки. А разволнуюсь – бьет меня. Трясет всю. Как под током я стою. Нервы, что ли? Не знаю… Потрясет – и сразу отпустит.

Но другие – отдают. Жить не на что – в Подмосковье уезжают. Старики. Без квартир остаются… Зарабатывали квартиры, зарабатывали. Всю жизнь… Крысы… Крысы… Сожрали… Погрызли…

Ну – пойду, сыну «Беломору» тогда куплю. Раньше восемнадцать копеек стоил – «Беломор». Теперь – четыре рубля! Ты подумай, а?..

Курит сын. Никому не нужен, как больной стал… Одна у него радость теперь – «Беломор». Радость – в жизни… Крысы. Крысы… Все сожрали, все погрызли…

Ты – тоже: детей своих – жалей. Никогда их от себя не отталкивай! Девушка. И тогда Бог тебе – счастье пошлет. Тоже.



СЛОВО О ДОЛЛАРАХ Ты погляди, чего отец-то натворил!.. Я ведь его – чуть пестиком не убила. Все как есть продали – здесь дом-то из экономии без сеней купили: с порога шагнешь – и прям к столу. В горницу. Сэкономили. Зато вот – доллары на похороны оставили. Дала ему, отцу, пакетик, помыла, конечно: спрячь доллары-то. На смерть. Ну, он их за коврик и сунул. А доллары-то и пропали. В пакетике. Заплесневели все. Проржавели – насквозь. Пятисотка наша одна сверху лежала – не зацвела. Нашей пятисотке – хоть бы хны. А эти, американски-то, – пропали: зацвели.

Я ему, отцу, в сердцах, вот ведь как кричала! «Ты их зачем в пакетик-то в волглый спрятал? Я на тебя пронадеялась – а ты? Что же ты их, доллары, без догляду оставил?! Ты – сам-то, – кричу, – еще живой сидишь! А деньги-то похоронны – уж померли-и-и! Ты – живой, а оне – уж мертвы все давно лежат. Из них уж и сигнал-то никакой нейдет… Раньше тебя-а-а – деньги-то похоронны твое все за ковриком померли!» – кричу.

Я уж их и купала, доллары эти. Думала, скупну – оживеют, може, маненько. А пятны коричневы, сквозные, так и остались: купай – не купай.

…А Шурка наша и говорит: «Эти ихи деньги, американски, их наш климат – на дух, значит, не принимат: не климат им тута… Оне, чай, американцы, нарочно их так выделывают, чтоб оне у нас сразу – прокисали ба, ихи деньги. Я ведь к ним и не прикасаюсь: оне – не наши, мы с ними и не умем… Я и не гляжу на них… Один раз, – говорит, – только поглядела. Ну – что это? Мужик на них, незнай, какой-то брюзглай сидит – в бабьих кудрях. А глаза-то – бессмысленны! Белы. Выкатил. Оне – как две парены репы, глаза-то. Поглядела. – говорит, – да и плюнула: тьфу. Я чай и касаться их сроду не буду: нет денег – и это не деньги. Тьфу!»

А я Шурке – говорю: «Нет! Оне – не как две парены репы. Оне – как бараньи яйцы! Были. А теперь – заржавли. У нас. Не выдерживают оне все же – нашей жизни!» Сидел на ихих деньгах мужик-то в кудрях – белоглазай, а у нас – уж вон какой кареглазай сделалси. Не действительный – мужик-то стал!..

Да-а! Мы чай, эти доллары, все – переживем. А не оне – нас.

Григорий Бондаренко СТАРИНА МЕСТ. РАДОНЕЖ



Полузнакомой сестре



Гора в Радонеже стоит над морем бескрайних лесов и полей к северо-востоку от Москвы. Она стояла на этом месте, наверное, с начала мира, если только не была когда-то перенесена ангелами с края света, где кончается безбрежный океан, или из самого небесного рая. Подъезжая или подходя к Радонежу, вы увидите гору издали и не сможете ошибиться – это она самая, поросшая елями, березами и осинами гора. Она когда-то была слеплена Богом грубо и дерзко: крутые, поросшие лесом склоны над рекой обрываются в плоское и плотское поле, а другой бок горы неровен и смят, как изначальное тесто. Ничего удивительного – гора горняя, гора ангелам и святым, люди и звери на ней – только временные посетители. Вот и говорят, что живописать нашу страну Создатель начал с горы Радонежа, пупа всей Руси.

Я не знаю, когда Радонежская гора появилась на своем законном месте и что за тайные духовные сокровища со времен потопа скрываются в глубинах этой горы. Могу лишь догадываться. Известно одно: когда по непроходимым лесам на ощупь пробирались первые славяне, на гору наткнулся князь Радонег с шестью братьями и семью женами. Он первый взошел на гору, совершил жертву богам и поставил город, что был по имени первого князя назван Радонеж. Старший брат Радонега, завистливый Хотонег, затаил обиду на младшего и ушел дальше на север, где поставил свое городище – Хотонеж, где сейчас Хотьково. Город Радонеж жил неспешной жизнью век за веком. Сначала им владели суздальские князья из Рюриковичей, затем владимирские и наконец московские. Татары обошли Радонеж стороной, не разрушив город, только в урочище Белые боги, что под Радонежем, где раньше собирались волхвы, стали приезжать на поклон богам татарские баскаки.

Я мог бы рассказать здесь всю историю Радонежа и Радонежской горы, но это не самое главное для нас. То полуизвестное время, когда в городе жил отрок Варфоломей, будущий святой преподобный Сергий, может стать темой особого рассказа, поэтому оставим его. Сергий ушел тогда из людного Радонежа в лесную пустыню, но с именем его все вспоминают и название древнего города. Прошли годы, в Радонеже снова сидел свой князь – Андрей Владимирович, но Москва была рядом, и вскоре поселение на горе стало частью земель великого князя Московского.

Враги взяли Радонеж только однажды, в Смутное время: то были поляки. После недолгой осады деревянный град на горе был сожжен, а жители перебиты. С тех пор гора и стоит необитаема. Деревня рядом стала называться Городок в честь старого городка Радонежа, а на горе поселились покойные люди – там стало кладбище. Погост на Радонежской горке начался, наверное, с той самой бойни, что положила конец городу. Убиенных ляхами, пепел и обожженные кости жителей снесли в середину бывшего города на место сожженной церкви, поп отслужил панихиду, и город живых переменился на город мертвых. Покойный люд и сейчас жительствует в горе Радонежа.



* * *

Историю ангела Радонежской горы я узнал случайно, однажды заехав в Радонеж. Я бродил вокруг городища, спускался к реке Паже, что каждый год меняет свое русло. Ивовые заросли на склоне горы, там, где он дыбится нерукотворными волнами и укреплен валом и рвом, созданными людьми, давно стали для меня самым таинственным и светлым местом Радонежа. Так что и заходить туда лишний раз во время редких моих поездок в Радонеж было чем-то кощунственным. Между ивами за моей спиной, над моими плечами летали ангелы. Я чувствовал крылья их, шелест, тонкое пение и звон труб. Стоило обернуться – и… смех, порх, остается только легкое колыхание гибких ивовых прутьев, и шелест, пение снова за спиной у меня. Почему они любят эти заросли у реки? Что вечным ангелам до изменчивой воды? Их не мучает жажда, и неверный, размытый мост им не нужен. Но встретить человека у реки можно нечасто. Ангелы бегут людей? Если так, то постараемся не осуждать смертных. Им во многом надо разобраться самим.

Так вот, в ту поездку я не пошел в ивовые заросли, а только помнил об их существовании. Рассказ же об ангеле Радонежской горы попал мне в руки от одного паломника по имени Алексей, худого, какого-то высохшего человека, с черными кругами вокруг глаз и хвостом черных волос, остановившегося в ту ночь в гостевом доме при Радонежской церкви. С ним у меня произошел недолгий вечерний разговор в основном об ангеле-хранителе на крыльце гостевого дома. Речь шла о том, что ангел-хранитель помогает только душе человека, а телу может помочь, только если это на пользу душе.

Алексей говорил тихо, широко распахнув глаза: «Для моего тела ангел-хранитель – чужой. Но, знаешь, я слышал от одного человека в Москве, если найти в себе точку, где живет ангел, хоть на секунду, он станет твой и поможет в любой миг». «Только это уже не будет твой ангел-хранитель, – ответил я, – то есть в той точке или состоянии ты найдешь ложного ангела, который защищает твое тело, и тебе, конечно, будет не страшно с таким лже-ангелом идти под пулю или под нож. Но кто-то должен заботиться и о твоей душе». Алексей, слегка улыбаясь, вздохнул: «Вот я и не знаю, может быть, ангел Радонежской горы – это мой ангел-хранитель? А может, это обман? Только ведь я видел его собственными глазами, как тебя сейчас». – «И что, у него были крылья?» – «Ангелу не обязательно летать на крыльях. Или лед ангельских крыльев невидим. Я не заметил ничего у него за спиной», – и он снова иронично улыбнулся.

В тот вечер Алексей, человек-тростинка, которого я больше никогда не видел, передал мне тетрадь с историей ангела Радонежской горы. Алексей не стал объяснять мне происхождение рассказа. Я не знал его почерка и не могу вам сказать, его ли рукой написан текст. На первой странице в заглавии лаконично значилось:

"Ангел.



Мой ангел в пурпурном плаще сидел на склоне горы в Радонеже и смотрел на закат. Мы не знаем, о чем он размышлял, глядя на садившееся солнце. Может быть, пересчитывая свои закаты без числа, горше всего не знать, когда же наступит черед последнего из них.

Закат в тот день был действительно прекрасен. Будто на заказ. Ведь не каждый день ангелы садятся на склон горы и смотрят на закат над миром. Багровые блики над облаками, последние солнечные лучи. Лес искрился золотым и переливался зеленым. Яркий пока ломоть солнца дрожал над верхушками елей. Стоял сентябрь, сиречь осенний апрель, месяц ветров и листопадов, начало новому лету. Здесь, на севере, сентябрь холоден и суров, но в Радонеже, где дыхание ангелов согревало древнее городище, было теплее. И ангел сидел на склоне у старой толстой березы, поджав ноги, подставив лицо лучам ласкового еще солнца, вспоминал небо и мечтал о Новой Земле.

Разве этот день его был похож на прежний? О нет, что вы! Сегодня мой ангел летел над бесконечными, даже сверху, лесами и полями к этой благословенной горе. Полет ангела никто не наблюдал. Редкие деревеньки, болотца, золотисто-красные леса проплывали снизу. Не задевая куполов и крестов на колокольнях церквей, сквозь стаи перелетных птиц ангел летел по прямой, как стрела, линии, чтобы успеть к закату на склон горы. Речка Пажа уже запетляла в лесу вычурными черными изгибами. Тут, не долетев верст семи до Радонежа, ангел опустился на землю и стал на узкую лесную тропу.

Тропа вела вдоль реки дальше к крутому песчаному обрыву. Она почти заросла уже; тем летом, наверное, никто из крестьян или дачников ей не пользовался. Путь был знаком: к склону горы ангел всегда шел пешком по земле, такова была его свободная воля. Кучи мокрых павших листьев плавно переливались под ногами. Влажные ветви хлестали по щекам. Дожди шли все лето, сегодня опять шел дождь, только чуть развеялось.

И вот, когда тропка вдруг нырнула вниз к реке и ангел развел склонившиеся ветви берез… он увидел ее. Она остановилась в удивлении и страхе, глядя на него не мигая. Очи ее карие, осенние, редкость в здешних краях, были глубоки и чисты. Непокрытая голова ее, боль ангела в сердце… И русые волосы плавной волной сбегали на плечи. Светло-зеленое платье – под стать весне, но не осени. Бог мой! Ангел не мог закутаться в туман, не мог слиться с шуршанием листвы над ней, он не мог даже обернуться человеком – безразличным усталым путником или хитрым проходимцем. Куда там! Он бы не смог, даже если бы захотел. И ангел остался ангелом. Он тоже был удивлен, а что же вы думаете: для ангела эта встреча была такой же неожиданностью, как для нее, и хоть почти все провидцы внимают ангелам, но не все ангелы – провидцы.

– Добрый вечер! – начал ангел, чтобы развеять все недоброе вокруг.

– Добрый вечер, – прозвучал ее храбрящийся голос.

С минуту они стояли молча, глядя друг на друга. Уже невозможно было сделать вид, что они спешат, и разойтись в разные стороны, не встречаясь глазами. И не сказать, что облик ангела так поразил встреченную им, нет: плащ его оказался темно-зеленым, защитным, мокрым от дождевых капель. Конечно, она не увидела крыльев, те вдруг стали призрачными или совсем прозрачными. Только глаза ангела, два мерцающих огонька его души, заставили ее усомниться в действительности происходящего. Им бы стоять так, друг против друга, еще долго, день и ночь, день и ночь напролет, но под ногой у девушки треснула ветка, и оцепенение сошло.

– Ты… идешь в Радонеж? – спросила она.

– Да. А ты?

– И я туда же. У нас дача, не доходя километра до деревни. Только я, похоже, не в ту сторону повернула. Был дождь…

– Точно. Нам прямо по этой тропе, – и он сделал первый шаг, продолжая свой путь, не сомневаясь, что спутница последует за ним.

Они пошли по тропе, и идти рядом им было в самую пору. Солнце светило сквозь мокрую листву, а где-то за деревьями журчала река. Случайные спутники шли не быстро, будто гуляя, и долго никто из них не нарушал молчания. Ангел не смел взглянуть на девушку, взгляд его был устремлен вперед и останавливался на ничего не значащих предметах: корне высохшего дуба, свернувшемся первобытным змеем, высоком папоротнике, вылезшем в любопытстве на тропу, поросших опятами пнях и прочем безмолвном подлеске. Все так же, не глядя на нее, он спросил:

– Откуда ты? – хотя спутница его задавалась тем же вопросом.

– Из Москвы.

– Из города? Ты живешь там?

– Да, да, в большом городе Москве, – и она тихонько с удивлением взглянула на него. – Учусь в университете. С большим удовольствием убегаю оттуда хоть на день. А ты тоже из города?

– Да, – тут ангел улыбнулся, – только из другого.

– Ну что же… У меня есть друзья в разных городах. Не сошелся же белый свет клином на этой Москве. Есть Петербург, Киев, Лондон, Париж, Сергиев Посад, Дублин. В каждом из них я когда-то была и знаю много людей оттуда. Когда меня спрашивают, откуда я, подразумевается, что я должна быть из Москвы, этой Столицы Мира. Никто и не предполагает других вариантов…

Не дожидаясь или боясь ответа, спутница стала рассказывать о своей жизни в Москве, далеких поездках и приключениях, о том, какие вкусные яблоки у них в саду на даче и о куче других уютных человеческих вещей. Ангел смотрел на спутницу, улыбался и изредка кивал, не особенно вдаваясь в смысл. Он путал глубину ее карих глаз и темные пятна в не увядшей еще листве осин по сторонам тропы. Деревья подсматривали за ними пустотой между ветвей. Вдруг девушка замолчала, и ангел вздрогнул.

– Ты ведь издалека? – спросила она, продолжая какую-то мысль.

– Я дальше, чем тебе кажется.

Тропа стала подниматься: значит недалеко уже развилка – одна дорожка круто спускается вниз к деревне, другая, неприметная взбирается наверх, к склону горы. Здесь на развилке древней дороги стоит белый камень, неприметный валун, поросший мхом и лишайником, сейчас он почти ушел в землю, но раньше, давным-давно, это был столб с ликом человека, один из тех белых богов, кому приносили жертвы волхвы и поклонялись татарские баскаки. Камень обступили темные высокие ели, неведомые языческие стражи. Ангел остановился и присел на каменную плиту. Девушка осталась стоять.

– Ты знаешь, что это за камень? Я не видела его никогда раньше.

– Не знаю, а что ты думаешь?

– Наверное, это камень от древнего города, здесь же был когда-то древний Радонеж. Это может быть камень от его древних стен.

Ангел кивнул, но не промолвил ни слова. Под спящим идолом у ног спутников чернело недавнее кострище, прошлый раз по пути в Радонеж ангел его еще не видел. Вдруг между елями пробился солнечный луч, и на камне рядом с рукой своей ангел увидел блестящее стекло, бусы, камешки, что-то еще, принесенное людьми. Ангел взял блестящие разноцветные бусы, поднял и поиграл их блеском на солнце.

– Держи! – крикнул он спутнице, смеясь, и кинул ей связку бус. – Тебе это подойдет больше, чем могильному камню.

Девушка засмеялась и поймала нежданный подарок обеими руками:

– Ты уверен, что мы не воруем их у кого-нибудь?

– У мертвых? Нет. Это живое и пусть остается живым. Тебе, например.

– Кого только благодарить за этот подарок: мертвых или тебя? Ну что ж, пойдем дальше, нам ведь вниз, – ей явно хотелось уйти подальше от этого мрачного камня.

Внизу сквозь ели уже виднелась деревня. Они стали спускаться. Ангел шел первый и дал руку спутнице своей. Скоро еловый лес закончился и начался песчаный склон, поросший кривыми от ветра соснами. Нужно было смотреть под ноги во все глаза, корни то и дело норовили вцепиться и сбросить тебя вниз. Последние метры спутники бежали по зыбучему песку, взявшись за руки. Ей почудилось на миг, что они оторвались от склона и легко летят к реке и деревне. Когда они приземлились на песчаном пляже, за речкой сквозь деревья виднелась серая крыша дома, куда попасть можно было только по шаткому мосту через Пажу. «Вот я и дома», – сказала девушка. Накрапывал мелкий слепой дождь и небо расцветила радуга, когда они перешли по мосту на другой берег реки.

Не доходя до своего уютного дома из красного кирпича, окруженного невысокой оградой и кустарником, спутница обернулась и подняла глаза на ангела:

– Ну что же, до свиданья! Надеюсь, мы еще встретимся. Я так и не узнала, как тебя зовут…

Ангел приложил палец к ее губам и покачал головой. Он наклонился к ней и быстро поцеловал ее в щеку.

– Прости меня, – почти прошептал он.

– За что?

– За то, что ты меня уже не забудешь и жизнь твоя отныне изменится. Но в конце концов мы опять встретимся.

Он повернулся и зашагал прочь на Радонежскую гору, смотреть на закат.



* * *

Ангел в пурпурном плаще сидел на склоне горы в Радонеже, на грязно-серой сентябрьской, апрельской траве, прислонившись к старой скрипучей березе, и смотрел на закат. Мы не знаем, о чем он размышлял, глядя на садившееся солнце. Может быть, о том, что семечко, из которого выросла старая береза, когда-то выпало из его крыла. Все было именно так, мой ангел".


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю