Текст книги "Газета День Литературы # 70 (2002 6)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
ПРАВДА И МАСТЕРСТВО
А. А. ПРОХАНОВУ
Дорогой Александр Андреевич!
Поздравляем тебя с присуждением премии «Национальный бестселлер».
Все твои последние произведения: «Чеченский блюз», «Идущие в ночи», «Господин Гексоген», были проникнуты глубокой болью за наш народ, являли читателю драматическую правду, и в то же время в них витал дух Оптимизма и Веры в нашу Россию, в конечное торжество справедливости.
Любое профессиональное или общественное жюри должно признавать правду и мастерство твоих произведений. Хорошо, когда это завершается премией, ещё лучше, когда у писателя есть народное признание. У тебя оно есть.
Уверены, что, как любой истинный писатель, ты осознаёшь всю глубину ответственности, которая ложится в эти драматические времена на русского писателя.
Желаем тебе такого же творческого состояния и впредь, здоровья, верных соратников!
С уважением относимся к твоему решению передать всю денежную премию в фонд защиты писателя Э. Лимонова.
Секретариат Союза писателей России
Председатель правления Союза писателей России В. Н. ГАНИЧЕВ
САМОЕ ЛУЧШЕЕ «ПРОИЗВЕДЕНИЕ»
Секретариат правления Союза писателей России и редакция газеты «День литературы» от всей души поздравляют самарского прозаика и издателя литературного альманаха «Русское эхо» Александра Витальевича Громова с рождением первенца – Александра Александровича.
Вырастить достойного сына Отечества – это задача, требующая от русского писателя ничуть не меньше сил и таланта, чем написание дюжины хороших повестей, а то и романов. Так что Бог тебе в помощь, Александр! И – кто знает? – может быть, это будет самое лучшее из всех твоих «произведений».
Алексей Шорохов ПАПУА – НОВАЯ РОССИЯ (или еще раз о национальной гордости великороссов)
"Мы так долго боролись за права негров, что в конце концов отвоевали их... для себя.
(из рекламного слогана «Русского радио»)
У РУССКОГО КИЧА ПОСЛЕДНИХ ВРЕМЕН есть что-то схожее с лихим отплясыванием камаринского на крыше горящего дома. Своего, прошу заметить, дома. Причем для полноты картины необходимо еще представить себе толпящихся на пожаре соседей, прихлопывающих в такт танцующему и подзадоривающих его выкриками. Что, впрочем, нисколько не мешает истинному – мародерскому блеску их глаз.
Все ждут. А мужичонка на крыше еще пущ
е идет вразнос, будто хочет перед всеми ими выговорить свою душу, выбить ее напоследок каблуками на рушащихся балках и перекрытиях, выказать, как ему кажется, до конца и навеки...
Знакомая картина, не правда ли? Какая-то удивительно русская. Уже не раз меченная за последние сто лет кованым солдатским сапогом – в углу, вместо подписи художника.
Идут годы, вырастают те, кто были когда-то детьми, и в свою очередь приводят своих детей к этой картине, и точно так же первые, робкие детские «почему» смолкают – дети начинают всматриваться. И их тоже завораживают языки пламени...
Самое страшное, что действительно возник какой-то ритуал новейшей российской истории. Когда даже номенклатурное косноязычие становится неотъемлемой частью обряда, эдаким шаманским бормотанием: «Хотели как лучше, получилось как всегда... всегда… всегда... не получилось, не получилось... как лучше, не получилось...»
А подрастают, и в глазах их – та же зачарованность, В самом деле, что может быть интересней пламени и пожара? Это притягивает, это парализует волю.
"Папа, папа, а на чем играет «великий музыкант Ростропович (малыш, прочитав афишу)?» – «На костях, сынок...» (после октября 1993-го года).
И все те же, описанные еще Блоком, «зарева пожаров» в глазах...
ПЕРЕДО МНОЙ РАССКАЗЫ МОЛОДОГО РУССКОГО писателя Олега Селедцова, живущего посреди одного из многочисленных титульных суверенитетов «ленинско-ельцинской империи»:
«В пять часов утра, когда Зеленодар еще нежился в последней волне самых сладких и крепких снов, в квартире классика Инжиро-Бананской литературы Юлия Ашдваашева зазвонил телефон...»
Зазвонил, собственно, только для того, чтобы этот «многократный лауреат государственных и литературных премий, автор великих романов: „Волны смуглого моря“, „Два товарища“, „Мир и война“ и многих других» услышал наконец-то (впервые, может быть, в жизни), что он подлец. Причем сказала это ему вовсе не девушка, брошенная «инжиро-бананским классиком» и ждущая от него ребенка, а русскоязычный поэт, уже ничего не ждущий ни от «классика», ни от своей литературной судьбы. А точнее – несудьбы.
Несудьба эта главным образом заключается в том, что он, этот поэт, точно так же, как и остальные 80% населения Инжиро-Банании, – русскоязычен. Каковое обстоятельство доставляет ему массу неудобств и прямо-таки стесняет в общении с титульным (20% от общего числа жителей) населением республики. Стесняет до того, что он (точно так же, как и более чем многочисленные собратья его по несчастью) являет собою пример дьявольской прозорливости печально знаменитого автора нынешней ситуации, изрекшего некогда слова о «двойном гнете: экономическом и национальном».
Только смердит, простите, от этой правоты мумии – в жизни все случилось с точностью до наоборот. И именно «потомки колонизаторов и империалистов» – все эти инженеры и учителя, врачи и телевизионщики, электрики и журналисты (80% населения) бродят по обетованной инжиро-бананской земле, как безутешные тени в Аиде, в то время как спустившиеся с гор, полнокровные и этнически безупречные инжиро-бананцы (20% населения), аки мифологические церберы, своим грозным рыком и мыком совершенно свободно помыкают безропотными русскоязычными сонмищами.
Таков основной пафос рассказов Олега Селедцова «Звонок на рассвете» и «Полет в вечность». Объективности для надо упомянуть, что и соседние с Инжиро-Бананией земли характеризуются той же клинической картиной: «Северная Кокосия, Кизилия и Пальмостан». Нетрудно догадаться, что именно в этих заповедниках подрастают новые тарзаны ичкерийской независимости и прочие джигиты джихада.
Однако самое печальное даже не это – самое печальное то, что действительный-то (не литературный) пафос, одушевляющий сегодня, как оказалось, сотни тысяч живущих там русских людей, реально выражается в двух словах: «В Россию!». С очевидным непониманием того, что если полторы сотни лет назад, по словам Толстого, граница России пролегала по луке казачьего седла, перемещаясь вместе с ним все дальше и дальше от центра, то нынче эта же граница пролегает по ручке беженского чемодана, все ближе и неумолимей снова приближаясь к Москве.
Можно бы, конечно, помечтать о последующем восстановлении статус-кво (ведь было уже такое в XVI-XVII веках). Однако приземлить такие мечты весьма несложно: достаточно представить себе нынешнюю сборную Франции по футболу, половина которой имеет столько же общего с Ронсаром и Мольером, сколько туземные бусы из слоновой кости с ювелирными украшениями Фаберже. Эти «новые французы» – выходцы из Алжира и Туниса, а процесс заселения ими метрополии называется реколонизацией – это во-первых; а во-вторых, и нам доступна простая статистика: уже сегодня каждый третий житель Москвы – мусульманин, что является прежде всего не религиозным, а этно-культурным определением.
И в такой ситуации бегство «в Россию» является не бегством куда-то с определенных земель, а бегством с Земли вообще – туда, в Россию Небесную. Речь должна вестись о небывалом еще – метафизическом исходе целого народа. Что опять-таки подтверждается статистикой смертности и рождаемости. А это уже гораздо важнее инжиро-бананских хроник, хотя и неотделимо от них...
СУТЬ ПРОБЛЕМЫ МОЖНО БЫЛО БЫ УПРОСТИТЬ, сведя ее к пререканиям между «патриотами» и «безродными космополитами». В том же рассказе Олега Селедцова «Звонок на рассвете» отчаявшийся русскоязычный поэт пишет в Москву – в «Правление Союза Писателей». В руководстве этого самого «Союза Писателей» без труда узнаются нынешние апостолы либерализма из пишущих – «выдающийся мастер прозы Бойцович», «известнейшие писатели Муравьев-Иванов, Ковальчук... секретарь Правления СП Боратанский» и др. Шарж становится еще более прозрачен оттого, что сам автор рассказа является членом Союза российских писателей, о чем не без вызова уведомляет.
Но дело уже, увы, не только в наплевавших на «русскоязычного» и попивающих водочку в подмосковном писательском поселке персонажах и их реальных прототипах, еще раз повторю – упрощать не стоит. Сегодня очевидна добровольность исхода великого народа (ведь даже в случае с параличом воли, все это – вопрос воли) с присущим этому исходу чувством исторического исхода. А отсюда очень недалеко до уныния.
Где же тот предел, за которым отступление прекратится, где та последняя, определяющая черта русскости, которую нельзя переступать? В 1941 году «за нами была Москва», сегодня у нас ее уже нет. Именно в том, последнем смысле, нет.
Зато есть (и всегда найдется) десяток простых и легких (а главное – верных) ответов. Ну, например – вернуть русский народ под спасительную сень Православия. «Русь Святая, храни веру православную – в ней тебе утверждение», – так уже на протяжении столетий учит Святая Церковь. В здравом уме и трезвом рассудке (а также при реальном знании русской истории) вряд ли кто возьмется это оспаривать.
Другой вопрос, как это реализовать на практике – посоветовать Московскому Патриархату взять у Министерства обороны на содержание несколько бронетанковых и воздушно-десантных дивизий, взрастить в них ревность к отеческой вере да лет так через пяток под руководством президента загнать предавшихся золотому тельцу современности и отпавших от Церкви жителей столицы в Истринское водохранилище и перекрестить их? Дак ведь и Владимир Путин отнюдь не Святой Владимир, и души наших соотечественников-современников, увы, не так по-детски распахнуты свету Христову, как это было тысячу лет назад. Хотя такую мифологему на полном серьезе сегодня нередко эксплуатируют в православной среде (например, на прошлых президентских выборах – с помощью сугубо пиаровских умолчаний, но весьма эффективно).
Или же встать на другой, похожий (только напротив – антигосударственный) путь. Следуя ему, «верным» нужно замкнуться в своей «праведности» и если и без радости, то уж точно с неким удовлетворением наблюдать, как отпавшая и блудная часть соплеменников (подавляющая, надо заметить) будет помирать. И «с чувством особого удовлетворения» следить за предсмертными корчами «сатанинского» спрута современного государства.
Впрочем, такое уже было... с раскольниками – и в «праведности» замыкались, и «с тайной радостию» наблюдали, и даже денег на революцию давали, чтобы «власть эту антихристову» (т.е. царскую) сковырнуть. И что? Новая, уже воистину антихристова власть так гайки закрутила, что и писку «праведного» не слышно стало, а как леса-то посвела – так и бечь стало некуда.
Оба указанных отношения: и страстная любовь к окружающему, мирскому, «не духовному» – вплоть до насильственного «спасения» его, и столь же страстная (и даже «холодная») ненависть, совершенно очевидно, неправославны по своему внутреннему содержанию (ведь и в случае с крещением Руси все было на самом деле гораздо сложнее). Причем оба эти отношения характерны для двух совершенно самостоятельных начал: активно-деятельного – западного и отрешенно-аскетичного – восточного. И ни то, ни другое, прошу заметить, не является собственно русским.
Что же является? По небезосновательному мнению многих исследователей вопроса (в том числе и отцов Церкви) такой максимальной точкой русскости (попомним Достоевского: «быть русским и быть православным – одно и то же»!) является не агрессивная любовь и уж тем более не ненависть и презрение, а жалость к миру. Причем на всем нашем уже более чем тысячелетнем историческом пути это деятельная, врачующая, а нередко и жертвенная жалость. Она же – инструмент деятельного сердечного познания окружающего мира (не западного, рационального покорения его и не восточного, и тоже рационального, созерцания).
И вот эта-то точка жалости, есть все еще немало оснований думать, пока не пройдена. Это абсолютно абсурдно, но именно то, к примеру, что «нищая Россия», не способная накормить своих бездомных детей и стариков, посылает гуманитарную помощь страдающим от звездно-полосатого фашизма афганцам – факт из такого ряда! На это можно гневаться, раздражаться, даже осуждать – но этого нельзя отрицать на всем нашем историческом пути.
Все это отражено в изначальных нравственных аксиомах: народных («Сам погибай, а товарища выручай») и евангельских («За други своя...»). И тем не менее до сих пор еще не осознано в должной мере. Более того, ярким образчиком обратного стало людоедское шоу «Последний герой» (тут же переименованное народом в «Последний подлец»). Для ХХI века – начало решительное. Памятуя о том, что весь ХХ век эксперименты над национальными сознаниями велись безостановочно – с лихвой досталось и фаустовскому немецкому, и старокатолическому французскому, и даже пуританскому североамериканскому. Но больше всех (и дольше) экспериментировали(руют) над русским.
Вот и на сей раз: всплыла эта Папуа – Новая Россия эдаким телеостровом в плотном окружении американских авианосцев с телекамерами и подводных лодок с акустическими датчиками – смотрите, мол, у нас все путем.
– О, я, я...гут, рус, гут! Ми ошшень довольны...
Но дело даже не в них – вот если островное шоу «Последний подлец» и впрямь станет для нас «Последним героем» и количество страстно желающих «за стекло» или «на остров» наших соотечественников перевалит за цифру с шестью нулями, вот тогда можно будет (ежели останется кому) действительно заявить о том, что эта самая точка русскости пройдена и метафизический исход завершился.
Ну а что касается «русскоязычных» и «титульных» в самой России и уже совершенно очевидного ужимания географии первых от имперских окраин (бывшие республики) и дальше – внутрь нынешней Федерации, то можно, конечно, все предоставить истории: она не замедлит «освежить» в памяти армян турецкую резню начала XX века, в памяти грузин – такую же резню XVI века, в памяти малороссов – такие же события времен польско-литовского и германского владычества, эвенков и якутов – судьбу 16 миллионов их североамериканских собратьев, вырезанных поголовно «просвещенными европейцами» и т.д., и т.п. Можно и для некоего гипотетического будущего предоставить деятельной жалости русского народа снова обживать эти пространства: врачам – лечить, учителям – учить, солдатам – защищать. Но только для всего этого необходимо одно условие – русский народ должен сохраняться. А то как-то нелепо получается: в Израиле 84% населения – «паспортные» евреи, и государство считается мононациональным; в России же 86,8% – «паспортные» русские, а государство – «многонациональное». Ладно, многонациональное и многонациональное, что называется, и слава Богу, и на здоровье. Да вот только совсем уже не «на здоровье», когда все меньше и меньше места в нем становится для одного народа, и известно какого – государствообразующего.
Владимир Нилов ОТРЯХНИТЕ ИХ ПРАХ... (Отзыв на статью В. Бондаренко “Три лика русского патриотизма”)
Здравствуйте Владимир ГригорьевиЧ! Только сейчас познакомился с Вашей статьей «Три лика русского патриотизма», в которой упоминается мое имя. Никак не могу согласиться с Вами, что моя статья о Солженицыне была «уничижительной», и отказываюсь понять, что побудило Вас заклеймить её этим довольно редким словом.
С самого начала я установил для себя два правила, которым следую до сих пор: а) мне никто не обязан верить и б) на мне лежит долг и обязанность приведения доказательств, подтверждающих положения моих статей. Этим же правилам я следовал, когда писал статью, столь не угодившую Шафаревичу, Распутину и Вам. Перечитав статью «с пристрастием», чтобы найти «уничижение» пророка, каковым считает себя Солженицын, я не смог отыскать даже намека на него.
Основное положение статьи: Солженицын «заклятый и яростный антикоммунист... его антикоммунизм – бескомпромиссен, он не знает никаких ограничений – вплоть до гибели России...» подтверждается перечнем доказательств, куда этот ничем не ограниченный антикоммунизм завел его. Я убежден, что без особых усилий мог бы доказать в суде свой взгляд, изложенный в статье. Всё основано на фактах и всё, что я привел в доказательство, было известно без меня и до меня. Я не был ни первым, ни единственным, кто расшифровал Солженицына. М.Лобанов назвал его «лжепророком», подчеркнув его бездонное самомнение: «Петр был за Империю, а я нет», то есть Солженицын был не только против сохранения СССР, но и считал Российскую империю ошибкой; А.Зиновьев назвал его «интеллектуальным ничтожеством, раздутым американской пропагандой до размеров гения»; о. Дм. Дудко призывал его стать на колени и покаяться перед русским народом, как сделал это он сам. А.Зиновьев и В.Максимов, когда увидели, что их антикоммунизм был тараном по уничтожению России, ужаснулись: «целились в коммунизм, а попали в Россию». Почему же Вы никогда не обвинили их – М.Лобанова, А.Зиновьева, В.Максимова и о. Дм. Дудко, в уничижении Вашего кумира?
Именно этот антикоммунизм, не ограниченный заботой о России, побудил написать его знаменитое письмо «Вождям Советского Союза» с предложением развалить СССР и освободить «заокраинные народы» (страны народной демократии) от опеки России-СССР. Поднять руку на исторически сложившееся государство, подвергая его смертельной опасности, мог только человек, у которого историческая невежественность сочеталась с величайшим самомнением. Л.Тихомиров в начале прошлого века писал, что ни у какого народа не хватит сил восстанавливать разрушенное государство по нескольку раз. Россия трижды восстанавливала его: после татарского погрома, Смутного времени и февральского развала в 1917 году. Но ведь тогда не было ни сахаровых, ни шафаревичей, ни солженицыных, ни глазуновых, ни лихачевых. Хватит ли сил восстановить его в четвертый раз?
Я убежден, что если бы я попросил Вас представить хотя бы один-единственный пример «уничижения», то Вы не сумели бы этого сделать, потому что таких примеров нет.
Статья моя настолько возмутила Шафаревича и Распутина, того самого, что с трибуны Верховного Совета предложил России выйти из СССР, что они и, к сожалению, «примкнувший к ним Бондаренко», как говорится в подобных случаях, подписали коллективное письмо, осуждающее Куняева за его публикацию. Но Куняев вынес его на суд читателей журнала с просьбой сообщить свое мнение о статье Нилова и письме, прошу прощения, троицы, пока что с маленькой буквы. Из 9 или 10 откликов только один был прохладно за Солженицына, а остальные – согласны с моей статьей. Оскорбленный Шафаревич покинул редакцию журнала. Почему же он и Вы не признали результатов мини-референдума, «гласа народа», и продолжаете настаивать на своей правоте? Может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, что для Вас кумовство и приятельские отношения выше служения России. Вот почему Вы не опубликовали мою статью-комментарий на вылазку Кожинова в древнюю русскую историю, полную всякого рода благоглупостей вроде того, что в Киеве было два Олега, что Игорь стал княжить с 941 года и, самое главное, он, русофил с головы до пят, оказался норманнистом с пят до головы, призывая читателей не волноваться и не возмущаться. И всё это без каких-либо доказательств своей веры.
И неправы Вы, когда обвиняете Куняева в «некрасивых, неизящных шатаниях» от Солженицына к Нилову. Если послушать Вас, то публикацией статей Солженицына в начале 1990-х годов Куняев как бы присягнул на пожизненную верность автору «Ивана Денисовича» и поклялся никогда не перечить гениалу, который ныне позабыт-позаброшен, ибо люди наконец раскусили этого автора «Жить не по лжи». Да и в письме расхваливаются заслуги Солженицына перед русской литературой, совсем позабыв привести доказательства уничижения. Я ставил себе цель не унизить Солженицына, но указать, что он не тот, за кого выдаёт себя, что он «не наш», что его антикоммунизм был смертельной угрозой существованию России и что он один из авторов катастрофы конца XX столетия.
На этом я мог бы закончить свое письмо к Вам, но заголовок Вашей статьи вызвал у меня недоумение и потребность возразить.
О каких ликах русского патриотизма идет речь? По Вашей классификации их три: белый – «монархический, национально-православный», красный – советский, «завораживающий своей самоотверженностью и величием замысла лик» и третий – «не столь совершенный, иногда медузообразный...».
Белый лик не был ни монархическим, ни национально-православным. Деникин запретил офицерам-монархистам объединиться в организацию. Сменивший его на посту Верховного главнокомандующего ген. Врангель был откровенным антимонархистом, говоря, что «Россия не вотчина Романовых»; белая армия распевала песенку, в которой были слова «царь нам не кумир». Епископ Вениамин вспоминал язык солдат и офицеров, который был по преимуществу матерным, и особой религиозностью белая армия не отличалась. О каком белом патриотизме может идти речь, если по одному из их догматов «России нет, а есть совдепия» или по другому «Россия – это анти-Россия»? Вот почему они с такой легкостью присоединились к вермахту и желали победы Германии, которая была бы концом исторического существования России. И это называется патриотизмом? Если довести Вашу мысль до конца, то мы обязаны поставить в один ряд ген. Краснова и Шкуро с маршалами Жуковым, Рокоссовским и Коневым (того самого, о котором «гениал» сказал «это колхозный бригадир»), ибо и те другие были патриотами России. Если продолжить Вашу логику дальше, то мы должны заключить, что никакой разницы между победой и поражением не было бы. Или, как сказал Ваш подзащитный, «усики сменили бы усы», вот и вся разница. К какому лику Вы отнесли бы ген. Деникина, который отказался от службы в вермахте, хотя ему предлагали командование и генеральский чин? Его и очень немногих из белых можно отнести к патриотам России. Он был антисоветчик, но он был за Россию даже под Советами. Об этом он писал еще в 1937 году, сказав, что в случае европейской войны мы должны быть за одетую в советские мундиры армию. Белая эмиграция в своем огромном, подавляющем большинстве патриотической не была. Патриоты России, как Деникин и Устрялов, были в ней редким исключением. Белое движение в гражданскую войну воевало не за историческую, т.е. монархическую и православную, Россию, а за Россию февральскую, ориентированную на Запад, т.е за подобие горбачевско-ельцинской России (или наоборот: горбачевско-ельцинская Россия была воскресением и продолжением февральской России).
Ваше определение красного лика очень литературно, но сути дела не касается. «Эту законченность [красного лика] надо воспринимать прежде всего эстетически». Я к Вам не присоединюсь, ибо полагаю, что для понимания красного лика требуется государственный подход, которым, мне кажется, руководствовались его сторонники – покойные Татьяна Глушкова, Борис Примеров, Николай Тряпкин и ныне живущие Юрий Бондарев и Михаил Алексеев, хотя бы и подсознательно.
Из всех трех ликов только лик красный, по Вашей классификации, имеет право называть себя патриотическим. И тому две причины. Красные – государственники, которые словом и делом грозно стояли на страже независимости страны: в их послужном списке – восстановление разрушенной Империи в гражданскую войну и победа в тяжелейшей войне в 1941-1945 гг.; они продлили историческую жизнь России на три четверти столетия. Этого одного было бы достаточно, чтобы воздать им хвалу. К чести красных, или, точнее, истинных патриотов России, они поняли также, что только с советской власти в России начала осуществляться народная мечта о правде и справедливости, что только советский строй был истинно демократическим, ибо ставил себе целью благо всего народа. Он был, вне всякого сомнения, выше западной преступной цивилизации, процветающей на эксплуатации народов всего мира, включая народ русский.
История Руси-России-СССР была историей государства Российского и СССР был достойным преемником своих предшествениц. Он воскресил распавшуюся Империю и закончил собирание Руси, начатое великими князьями Московскими. «Первое и главное – восстановление России как великого и единого государства», писал Н.Устрялов. Он же указал ещё в 1920 году, что началось объединение страны «интернационалистское по лозунгам, но патриотическое по существу». СССР всё более становился Россией и не только в государственном смысле, но и попыткой воплотить суть России и заложить основу русской цивилизации, суть которой Н.Данилевский видел в разрешении вопроса отношений между трудом и капиталом, а народ называл это «правдой и справедливостью». Заслуги советской власти перед русской историей и народом должны быть признаны. Отрицать это могут только неучи либо обуянные бешенством антикоммунизма и им же ослепленные люди, как Шафаревич, Солженицын, Глазунов и другие. Эти люди настолько загипнотизированы силовыми методами правления первых 35 лет советской власти, что, кроме них, ничего не желают ни видеть, ни ведать, для них советский период русской истории – это Архипелаг ГУЛАГ, и больше ничего.
Вы правильно назвали третий лик «медузообразным» и «эклектическим». Я бы добавил к нему еще одно определение – хамелеонский. Это самый интеллектуальный, престижный лик, претендующий на водительство России – и самый интеллектуально бесчестный, ибо ученый прежде всего ищет истину, и если факты отвергают его гипотезу, то он должен это признать, отказаться от нее и создать новую. Но к этому медузы и хамелеоны неспособны.
В «Экономической газете», № 39 за 2001 год было опубликовано интервью с ак. И.Шафаревичем, которое может служить иллюстрацией этого. Академик превосходно описал, что из себя представляет западное общество, основанное на индивидуализме и частной собственности. Он отрицает его, говоря, что Россия, следуя ему, обречена на гибель. В качестве доказательства он приводит статистику превышения смертности над рождаемостью, из чего делает вывод, что народ отказывается жить при таком строе. И тут же безо всякой логики он ошеломляет читателя своим рецептом, что нужно делать России, чтобы преодолеть катастрофу: «больше простора» частной инициативе, которая сделала жизнь народа невозможной!
Его замечания о советском строе кратки, поражают своей недоговоренностью, не касаются существа вопроса и стоят в резком контрасте с его описанием западной цивилизации. Индустриализация страны, как пишет математик, была сделана из рабского подражания Западу, а не потому, как все мы думали, что это была необходимая мера для отражения очередной агрессии объекта подражания. Или: войну выиграла не советская власть и весь народ, а кулаки и их дети (!). И всё в таком же роде. Почему, говоря о советском периоде русской истории, Шафаревич виляет и юлит? Ответ прост и ясен: в этом случае он должен был бы признать за советской властью заслугу перед Россией за спасение её от смертельного врага и оправдание коллективизации и форсированной индустриализации, без которых она была бы разбита еще до наступления зимы. Шафаревич – интеллектуально нечестный человек, что делает его также морально нечистоплотным. Вот почему Т.Глушкова назвала Шафаревича «отщепенцем от Большого Народа» и «злонамеренным академиком». Какое право имеет он, назвавший себя «рядовым и обыкновенным человеком», он, этот крыловский сапожник, что сел не в свои сани, мешаться в государственные дела? Все эти медузы и хамелеоны смердят своим антикоммунизмом, вменяя это себе в заслугу перед Россией. Уж сейчас пора было бы понять, что антикоммунизм оказался самой удобной и самой эффективной маской русофобии. Если антикоммунистическая истерия, поднятая Сахаровым, Солженицыным, Шафаревичем, Глазуновым есть служба России, то мы, следуя логике, должны были бы признать Гитлера и Америку закона 1986-1990 спасителями нашей страны. Почему А.Зиновьев, В.Максимов и о. Дм. Дудко пришли в ужас от содеянного и покаялись, но Шафаревич и Солженицын остались при своем мнении, что на практике означает: пусть народ вымирает при капитализме, лишь бы не было советской власти, поскольку при ней нет простора частной инициативе. Вы, Владимир Григорьевич, назвали себя «законченным эстетом». Но почему в таком случае Вас не беспокоит вонючий душок, исходящий от этих медуз?
И снова повторюсь: никаких трех ликов у патриотизма нет. Есть один-единственный: right or wrong, mу country и Russland uber alles in der Welt, всё равно какой в ней политический режим. Признаю Россию царскую и признаю Россию советскую за их грозное стояние на страже независимости Империи и отвергаю Россию февральскую и горбачевско-ельцинскую, превратившую Россию в вассала Запада. Что Вас так притягивает к этим таким-сяким людям? Неужели Вам неясно, что без идейного промывания мозгов «интеллигенцией» горбачевская контрреволюция никогда бы не удалась? И я не единственный, кто признает за «интеллигенцией» её смертельную вину в разрушении России.
«Лобанов обвинил интеллигенцию в „духовном вырождении“, говорил о ней с пренебрежением как о „зараженной мещанством“ массе, которая „визгливо“ активна в отрицании и разрушительна для самых основ национальной культуры... Лобанов рекомендует властям опираться не на прогнившую, сплошь проамериканскую омещанившуюся интеллигенцию.... а на мужиков». (Из книги Семанова «Андропов»).
Помните ли Вы, что сказал Проханов об интеллигенции в интервью с Вами («Завтра», № 32, 2000)?
Напомню Вам. «Мы должны со всей жестокостью сказать, что либеральная интеллигенция несёт вину за крушение России. Этот грех её несмываем. По своим катастрофическим последствиям этот грех делает либеральную интеллигенцию исторически обреченной в нашей стране. Она, добровольно обслуживая эту кровавую антирусскую власть, стоя у ноги олигархов, запустив в Россию страшную опухоль русофобии, этим приговорила себя к вечному позорному столбу. Когда общество разделилось на немногочисленную, но властную часть национальных предателей и на безвольно стенающий народ, интеллигенция не позвала на борьбу, не вдохновила народ. Не зарядила своей пассионарной волей, а выбрала это предательское меньшинство, это богопротивное меньшинство. Пропасть между этим меньшинством, включая либеральную интеллигенцию, и народом стремительно разрастается. Ей уже эту пропасть не преодолеть. Вспомним, как русский гений Александр Блок пророчил заслуженное истребление той дореволюционной интеллигенции, которая еще в петровскую эпоху удалилась от народа, жила отдельной жизнью, он предчувствовал страшную бурю, видя, что народ искренне ненавидит эту обособленную часть общества и вобьёт в неё осиновый кол за все свои страдания, за столетнюю свою поротость на конюшне у благородных дворян. В каком-то своем глубинном смысле народ был прав, когда жег библиотеки, громил усадьбы, вешал на яблонях этих изящных тургеневских барышень – это было историческое возмездие за порабощение своего же народа. Казнь нынешней либеральной интеллигенции будет не менее ужасной. Она сейчас наивно занимается постмодернизмом, вместо того чтобы шить себе белый саван. Она еще может покаяться, но я не слышу ни одного покаяния. И в историю России они войдут не своими вымороченными романами, а предательством народа в страшную его пору...»