Текст книги "Пертурабо: Молот Олимпии"

Автор книги: Гай Хейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава четвертая:
Диалектика

800. М30

Лохос, Олимпия

Настал день визита в Лохос Адофа, принца-тирана Кардиса. Даммекос хотел обсудить с коллегой возможность союза. Сам Адоф ни в какие союзы вступать не собирался, но слухи о гениальном мальчике Пертурабо дошли и до него. Желая собственными глазами увидеть юное дарование, он принял приглашение.

Два тирана восседали на одинаковых тронах в зале Великой библиотеки Лохоса. К тому моменту Пертурабо уже год жил у Даммекоса и сильно вырос, внешне превратившись в статного юношу. В действительности ему было всего семь лет, но сам будущий примарх тогда еще не вычислил свой настоящий возраст. Ради развлечения Адофа он, сидя в окружении ученых мужей из Кардиса и Лохоса, проворно рисовал на мольберте стальным пером.

Год выдался жарким, поэтому вокруг беседующих правителей были расположены высокие рамы, а на них подвешены влажные полоски ткани, пропитанные талым снегом с горных вершин. Они охлаждали воздух, а рабы-пеоны, служившие разменной монетой в бесконечных войнах Олимпии, обдували господ при помощи вееров из оперения каменных ястребов. Другие невольники держали высокие амфоры с вином рядом со стоявшими по бокам от тронов золотыми чашами, которые ломились от всевозможных лакомств. Адоф пил вволю – он не упускал случая блеснуть тем, что сохраняет ясную голову тогда, когда другие спьяну ее теряют. Даммекос же отпивал маленькими глотками и покусывал яблоко, растягивая его непривычно надолго.

– Из всех талантов Пертурабо некоторые мне особенно нравятся, – непринужденно рассказывал хозяин встречи. – Ты знал, что он за неделю полностью выучил наизусть «Диалектику» Храстора Эфериумского? Все пятьдесят томов! А потом исписал их своими комментариями и отправил обратно автору.

– Правда? – удивился Адоф, протягивая кубок за новой порцией вина.

Желание было моментально исполнено.

Тиран Лохоса кивнул.

– Храстор лично приехал сюда, хоть на своем девятом десятке и поклялся больше не покидать стен Эфериума. Когда он встретил Пертурабо, то был не в восторге, о чем не преминул заявить. Но когда эти двое схлестнулись в жаркой дискуссии и разошлись лишь спустя десять дней, Храстор признал, что ему никогда прежде не встречался столь острый ум. Он предложил моему мальчику учиться дальше в его гимназии, но получил отказ и отбыл мрачнее тучи.

– Молодняк ни за что не оставит отчий дом, где ему хорошо. Не хочет сам стремиться к большему – надо заставлять, а ты, думается мне, его разбаловал.

Даммекос нахмурился.

– Хорошо? Не знаю, бывает ли ему вообще хорошо. Он вечно в напряжении, никогда не сидит на месте… Нет, это был его выбор. Видишь ли, он отказался уезжать, заявив, что ему нечему учиться у Храстора!

Адоф рассмеялся в голос. Хохот разлетелся по библиотеке, разрывая тишину. Многие из собравшихся ученых мужей бросили на принца отвлеченные взгляды, а после вновь сосредоточились на рисующем Пертурабо. Восхищенные способностями мальчика, они кивали и перешептывались.

«Одна сплошная показуха», – цинично подумал принц Кардиса.

Ожидая подвоха, он не сводил взгляд с рук Пертурабо. Называть этого верзилу мальчиком ему казалось верхом абсурда. Весь прием выглядел издевательским представлением, и Адоф уже жалел о впустую потраченном времени.

– Храстор – напыщенный мечтатель. Рад, что кто-то наконец осадил его.

– И не только Храстора, – заметил Даммекос. – Еще Демония, Адракастора, Геплона… Каждого из Девяти софистов Пеллеконтии. Хотя… – Он мягко коснулся руки гостя. – Ладно, преувеличил – только тех из Девяти, кто соблаговолил встретиться с ним. Твой Антиб, помнится, отказался. За него не скажу, но лично мне кажется, они боятся Пертурабо. Извини, что не смог найти для него достойного соперника и устроить здесь битву умов. Мудрецов, готовых рискнуть своей репутацией, нынче днем с огнем не сыщешь, – заявил он с напускной печалью в голосе.

– Какая жалость, – столь же неискренне ответил Адоф, не позволяя себя отвлечь.

Его взгляд и мысли были прикованы только к мальчику.

– О, не беспокойся – мне это все же удалось. Жрец Фаралкиса. Священники с их обостренным чувством собственной правоты всегда хорошо держатся.

– Что вообще за имя такое – «Пертурабо»? – бросил принц. – Оно не олимпийское. Не похоже, во всяком случае.

– Нам ли знать, как боги нарекают свои дары?

– Вот только не надо плести мне небылицы, Даммекос, – воскликнул Адоф. – Если ты и вправду веришь, что он послан тебе с вершины Телефа… Черт, да я сам вручу тебе ключи от Великих врат Кардиса.

Тиран Лохоса пожал плечами и откусил еще один кусочек яблока.

– Он утверждает, что его имя происходит со Старой Земли.

– Очередные выдумки, – фыркнул Адоф. – На твоем месте я был бы очень осторожен. Он может оказаться шпионом, засланцем Черных Судей. Мои вещуны говорят, что скоро они вновь придут за данью.

– Уверен, Судьи тут ни при чем. Я верю, что… А! – воскликнул Даммекос, жестом указав на мальчика. – Похоже, он закончил.

Пертурабо отступил на шаг от мольберта и несколько секунд внимательно рассматривал получившуюся картину. Сочтя ее удовлетворительной, он снял ее и оборотом вперед протянул двум правителям.

Адоф поежился, чувствуя себя неуютно под пристальным взглядом голубых, как лед, глаз юноши.

– Мальчик мой, не томи гостя, покажи свою работу, – сказал король.

Пертурабо развернул полотно. Изумленный принц даже наклонился поближе – он увидел свой идеальный портрет, написанный густыми поперечными штрихами чернил. Такого стиля он прежде никогда не видел, но им воспитанник Даммекоса невероятно точно передал все черты его лица. Даже у гениального художника на это ушли бы многие часы.

По спине Адофа пробежал холодок.

– Не верю, – выдохнул он и уставился на Пертурабо. – Ты сделал это за десять минут?

– Больше и не надо. – Юноша озадаченно посмотрел на Даммекоса. – Вы оба видели. Десять минут, как вы и просили, господин.

– Боюсь, он все понимает слишком буквально, – словно извиняясь, объяснил тиран Лохоса. – Но никакого обмана здесь нет. Искусство – лишь один из многих его талантов. Он уже подает большие надежды как архитектор и конструктор, не говоря уже об абстрактных математических способностях. А уж в риторике ему поистине нет равных.

Адоф буравил Пертурабо взглядом, полным сомнений.

– В споре он всегда добивается своего. – Даммекос не жалел похвал. – Мальчик мой, отдай ему картину. Это подарок.

Пертурабо передал принцу полотно. Адоф наклонил его слева направо.

– Чернила блестят. Они еще влажные. Как вы все подстроили? Говори, Даммекос, и я, быть может, прощу тебе этот обман. Признаюсь, подлог безупречный. Раскрой мне ваши хитрости – и можешь считать, что я доволен…

– Я понимаю твои подозрения, – прервал его Даммекос, – но уверяю – нет никаких хитростей. Все было именно так, как ты видел: Пертурабо за десять минут написал картину. После банкета он покажет тебе свои архитектурные чертежи – поверь, они весьма впечатляющие, – а пока я приготовил для тебя кое-что еще. Уверен, после этой демонстрации у тебя не останется никаких сомнений в его интеллектуальных способностях.

Тиран Лохоса хлопнул в ладоши.

– Приведите жреца!

Не спрашивая разрешения, Пертурабо вернулся на место. Хоть он и выглядел мужчиной, к своему креслу он прошествовал вальяжной и нелепой походкой дерзкого юнца. Мольберт торопливо унесли, а в следующее мгновение в зал вошел человек со струящимися волосами в разноцветной мантии культа Фаралкиса и, чинно держа поднятой правую руку, поклонился тиранам.

– Господа, я Родаск, – представился он, – жрец из Визеллиона.

– Ты здесь, чтобы дискутировать с мальчиком? – спросил Адоф.

– Нет, мой господин, – решительно возразил Родаск. – Я здесь, чтобы убедить его в существовании богов.

Губы кардисца скривились в ехидном оскале.

– Посланец богов сам не верит в богов? Очень смешно, Даммекос.

– Начинайте, как вам угодно, – сказал жрецу тиран, после чего бросил на принца многозначительный взгляд и откинулся на спинку трона.

Родаск одарил толпу лучезарной улыбкой человека, непогрешимо уверенного, что нащупал абсолютную истину жизни и Вселенной.

– Ты тот, кого зовут Пертурабо? – заговорил он, расхаживая при этом взад-вперед с вытянутой рукой, с которой свисали покачивающиеся складки пестрой мантии.

– Да, – ответил юноша.

– Я слышал, ты отрицаешь существование богов.

Пертурабо покачал головой.

– Я говорю, что нет доказательств их существования. Это лишь гипотеза, но не установленный факт.

– Ты понимаешь, что тем самым отвергаешь божье проявление?

– Ничуть. – Пока еще тонкий голос мальчика звучал удивительно твердо. – Я просто отталкиваюсь от твоего предположения, что боги есть. Допустим, это так – значит, я смогу подтвердить эту гипотезу вместе со всеми вытекающими путем последовательного развития моей теории. Любому богу, несомненно, такое начинание лишь польстило бы. И если они существуют, я поднимусь на гору Телеф и поклонюсь им. Если нет… что ж, тогда мои слова их не оскорбят.

Зрителей это позабавило. Пертурабо прожег толпу сердитым взглядом. Он не собирался никого веселить.

– Боги существуют сами по себе, – мягко напутствовал жрец. Им не нужны доказательства, но если ты так хочешь, они есть везде вокруг нас: в камнях на земле, в узоре дождя, в движении солнца. И даже в тебе.

– Ты называешь лишь свидетельства существования этих вещей, но не их происхождение и уж точно не их точный онтологический статус, – возразил Пертурабо. – То, что ты видишь, реально: солнце, дождь, я. Это верно.

– Вы слышите, верующие? – жрец обратился к толпе. – Наш юный гений признает деяния божьи, но не самих богов. Тогда подумай вот о чем. Торговец предлагает тебе рулон ткани из далеких земель, где сам он никогда не бывал и о которых даже не слышал. Он ничего не знает о человеке, который ее плел, не говорит на его языке и понятия не имеет о долгой и сложной истории города, в котором тот живет. Ты покупаешь это рулон. И разве он перестает существовать только потому, что ты не встречал ткача?

Пертурабо снова мотнул головой.

– Твои доводы ничтожны.

– Как так? – встрепенулся Родаск, изображая на лице святую невинность.

– Мы можем предположить, что наш рулон ткани изготовил человек, поскольку все другие рулоны, которые нам встречались раньше, были сделаны людьми. Из этого логически следует, что все рулоны ткани создаются людьми, а не, скажем, говорящими Леонидами.

Толпа снова рассмеялась. В этот раз реакция публики не показалась Пертурабо такой уж обидной.

– Наш рулон кочевал из рук в руки, – развивал он мысль дальше, – от человека к человеку. Таким образом, можно доподлинно установить существование его создателя.

– А значит, если реален дождь, реально солнце, реален ты, то и боги тоже реальны, – подхватил жрец. Люди одобрительно зашептались.

– Нет, – отрезал Пертурабо. – Распространяя эту концепцию на дождь и утверждая, что за него в ответе какие-то сверхъестественные сущности, вы заблуждаетесь. Дождь есть результат неких пока не известных нам процессов – хотя я подозреваю, дело тут в воздействии солнца на моря и конденсации водяных паров в атмосфере. Боги же непознаваемы. Нетрудно поверить словам человека о том, что ему встретился другой человек, купивший рулон ткани в городе, о котором лично мы ничего не знаем. Совсем другое дело – верить человеку, утверждающему, что его знакомый знает человека, которому повстречался бог.

При желании я могу отследить перемещения нашего рулона ткани до самого начала и даже найти его создателя. Любопытство заложено в нашей натуре. Мы подспудно выдумываем истории об этом рулоне и всем остальном, но в той или иной степени их все можно проверить. И точно так же вы рисуете себе богов, чтобы придать смысл наблюдаемым явлениям. Это похвально, но удостовериться в них невозможно. Религия – учение не скрупулезное. Мифы недоказуемы, а потому подвержены искажениям.

– Мы очень скрупулезны в нашей вере, – заявил жрец.

– Но не в мышлении. Иначе бы не стали приписывать окружающему вас миру божественное происхождение. Это лишь один из нескольких возможных вариантов.

– Но в чем тогда правда? Давай, расскажи мне о солнце.

– Это мне еще предстоит выяснить. Но здесь, в этой библиотеке, я прочел множество старинных текстов…

– Богохульных текстов, – перебил его священник.

– Старинных текстов, – спокойно, но настойчиво повторил Пертурабо, – в которых говорится, что солнце – это звезда сродни другим светилам на небосклоне, и что они кажутся маленькими из-за расстояния. Мои собственные расчеты это подтверждают.

– И на чем строятся твои вычисления? – с язвительной ухмылкой поинтересовался жрец.

– На формулах Деннивора Астрокона, – ответил мальчик.

– Они предназначены для сохранения пропорций по законам перспективы, – фыркнул Родаск. – Инструмент художника.

– У искусства и науки одни инструменты. Они – части большого целого. Проблема олимпийцев в их стремлении все разделять, разграничивать. Ваших философов хлебом не корми – дай что-нибудь классифицировать, разложить по полочкам, тем самым подрывая единство физического и метафизического. Такие надуманные деления бесполезны. Они вынуждают судить о природе вещей и явлений по инструментам, мешая увидеть саму их суть.

– А как быть с тобой? Ведь ты и есть самое наглядное доказательство существования богов. Подобных тебе больше нет. Ты не мог выйти из человеческой женщины!

– Думаю, это правда, – кивнул Пертурабо. – Все ведет к тому, что я – дитя чьего-то умысла, а не природы. Мои способности слишком обширны, а отличия от других людей слишком велики, чтобы допускать обратное.

– И все же ты настаиваешь, что тебя создали не боги. Тогда кто?

– Я – что тот кусок ткани, – сказал юноша. – Однажды я выясню, кто меня сплел, и, уверен, окажется, что это никакой не бог.

– Человеку такое не под силу! – скептически воскликнул жрец.

– Но раньше было, – возразил Пертурабо.

Наблюдая за словесной дуэлью, Адоф наклонился к Даммекосу и тихо прошептал:

– Сколько, говоришь, ему лет?

– Слухи о нем появились два года назад, – ответил тиран Лохоса. – До того была тишина – ни следов, ни намеков. Сдается мне, на его возраст и пальцев одной руки хватит.

– Невозможно! – воскликнул принц, глядя на широкоплечего и поджарого молодого человека.

– В этом мальчике все невозможно, – усмехнулся Даммекос. – Смотри.

Меж тем жрец, похоже, начал терять самообладание.

– Твои слова кощунственны! – причитал он. – Ты не боишься за свою душу?

– Даже будь у меня душа, – сказал Пертурабо, – ее тоже нельзя увидеть или потрогать – лишь принять на веру. Но об этом поговорим в другой раз. Так или иначе, бояться мне нечего. В вашей истории всякое наказание за святотатство присуждали и исполняли люди, а не боги. Описанные в «Мифике» не в счет – она недостоверна. Из этого я с полной уверенностью делаю вывод, что никакая всевышняя сущность не снизойдет до того, чтобы покарать меня.

– Тебя покарает паства, – настаивал священник, на глазах теряя прежнюю блаженность.

Пертурабо вскинул бровь.

– Опять же, люди, не боги. А люди… Что ж, пусть попробуют.

– Он обречет Лохос на гибель! – жрец снова воззвал к толпе. – Голод, война… Вы еще вкусите плоды сего отравленного древа!

– Теперь ты заговорил как демагог? Характерный признак заблуждающегося человека. Случись голод, он начнется из-за множества взаимосвязанных факторов: погоды, неумелого ведения хозяйства, отсталых приспособлений, сокращения посевных земель по экономическим соображениям, отселения бедняков по жадности богачей – но уж точно не от того, что я разгневал существ, которых даже нет.

– Ты называешь свое богохульство «гипотезой», хотя сам не приводишь доказательств.

На лице Пертурабо возникла холодная, змеиная улыбка – выражение слишком зрелое и жестокое для столь молодого юноши.

– Но мне хватает мужества следовать моим убеждениям. Я пока не знаю, прав ли, но уверен, что никто меня не накажет, а ты будешь выглядеть вздорным дураком.

Толпа засмеялась. Жрец, напротив, разозлился.

Пертурабо на мгновение задумался.

Тебя нельзя корить за невежество. Позволь привести метафору. Вообрази пещеру, где томятся люди. С рождения и до самой смерти они прикованы к стене, не зная внешнего мира и наблюдая лишь другую стену, что стоит напротив входа. Снаружи день и ночь горит костер, и все, что оказывается между ним и пещерой, отбрасывает внутрь тени…

– Я не понимаю, при чем тут боги? – перебил его жрец.

– Всему свое время. Ты любишь истории – так дай мне рассказать мою.

Толпа вновь разразилась хохотом, и в этот раз Пертурабо улыбнулся вместе с ней. Своей подколкой он нарочно сыграл на публику, и ее реакция, когда не была направлена на него самого, начинала приносить ему удовольствие.

– Итак, узники видят лишь тени, – продолжил юноша. – Они дают им имена и гадают об их природе. Для людей тени становятся всем миром. И свет, и предметы, что их отбрасывают, реальны, но по теням этого понять нельзя. Вот они совсем рядом, но узники о них и не догадываются. И вы живете так же. Вы видите часть чего-то реального – тени – и тут же делаете выводы об их сущности. В вашем случае ответом являются боги.

Вдруг однажды кого-то из пленников забирают из пещеры. Он видит костер. Свет пламени обжигает его глаза. Из-за боли он не может четко разглядеть объекты окружающего мира. Ему говорят, что именно из них складывается реальность, а тени – лишь результат их существования, но новые образы не укладываются у него в голове. Его глазам больно, огонь слепит его, а скудному уму не за что зацепиться, чтобы осмыслить увиденное. Он видит лишь черные силуэты на ярком свету и не верит объяснениям. Спасаясь от мучений, он бежит обратно в пещеру, где ему хорошо. Увидев пламя, он начинает лучше понимать тени и лишь укрепляется в вере, что их истина абсолютна. Да, ему приоткрылась истинная природа вещей, но страх боли не даст ему постигать ее дальше. В таком случае доля правды еще хуже полного неведения.

Но представь, что узника вновь вытащили из пещеры прямо под полуденное солнце. Поначалу он испытывает невообразимые мучения, но постепенно его глаза привыкают к свету. Он видит вокруг себя различные вещи, тени, что они создают, и наконец все понимает. Чтобы прозреть, ему потребовались три составляющие: он сам, объект и свет. Но как далеко он теперь ушел от теней! В какой-то момент он поднимет глаза к небу, быть может, взглянет на само солнце и подумает: «А что же там, вдалеке?» И тогда он поймет, что его мир – это всего лишь пещера, а солнце – такой же костер у порога, и чтобы узнать больше, ему нужно двигаться вперед.

Слушатели затаили дыхание. Адоф замер, словно очарованный. Даже разбушевавшийся жрец притих.

Но Пертурабо еще не закончил.

– Только тебе меня не понять, – сказал он служителю из Визеллиона.

– Это еще почему? – возмутился тот.

– Потому что ты все еще узник пещеры. Охваченный восторгом прозрения, человек спешит обратно к сородичам, чтобы рассказать им правду. Его глаза привыкли к свету, и он больше не замечает теней. Но людям, что всю жизнь провели во тьме, его откровения кажутся помешательством, его безразличие к теням – недугом, и так они начинают бояться внешнего мира. Дабы пресечь безумие, они сначала убивают своего брата, а после решают уничтожать любого, кто попробует вывести их из пещеры. – Лицо юноши помрачнело. – Так и вы, жрецы, казните всех, кто осмеливается вам перечить, лишь бы сохранить свое блаженное неведение.

Собравшиеся потрясенно ахнули – одни с одобрением, другие от ужаса.

– Надменный щенок! – брызнул слюной Родаск. – Я знаю, что ты задумал. Утверждая, что знаешь истину, ты хочешь отвернуть сей город от богов!

– Не для того он здесь, – услышав обвинение, пробормотал Даммекос.

В руках он вертел кольца, символ своей власти. Адоф хмуро покосился на тирана, но тот словно забыл о присутствии гостя.

– Ошибаешься, – сказал Пертурабо. – Я не тот человек. Я – солнце, и я буду жечь твои глаза, пока ты не уразумеешь – я и есть истина.

– Ложь! Боги покарают тебя! – Священник двинулся на мальчика. – Ты принесешь беды этому месту, а если не остановишься, то и всему миру! Запомните мои слова! Пусть все знают, что я, Родаск из Визеллиона, предрек это!

Стражники обступили жреца с боков и взяли под локти. Пертурабо испепелял его взглядом.

– Если ты так уверен в этом, докажи.

Жреца уже вывели прочь из зала, а он все никак не мог успокоиться.

– Мне было видение! Боги одарили меня! Не слушайте его! – вопил Родаск, но его крики постепенно стихали, пока их не оборвал стук захлопнувшихся дверей библиотеки.

Пертурабо развернулся к аудитории и смерил людей вызывающим взглядом. Робкие хлопки вежливых аплодисментов быстро прекратились.

Адоф испустил протяжный вздох.

– Все это очень убедительно, Даммекос, но гении не скрепляют договоры. Я увидел, что хотел. Признаюсь, я впечатлен, но ни о каком союзе между нашими городами не может быть и речи.

– Нет? – мягко переспросил Даммекос. – Что ж, тогда позволь устроить для тебя последнее представление. Назови лучшего воина в твоей свите.

– Что?

– Ты слышал. Кто твой самый грозный убийца?

– Ты и сам прекрасно знаешь, что это Ортракс Фальк, мой чемпион и телохранитель. Равных ему нет.

– Пусть он сразится с Пертурабо, – предложил тиран.

– Ты из ума выжил? – фыркнул Адоф. – Ортракс – первый воин Пеллеконтии!

– Я в курсе – как, уверен, и ты в курсе, что другие уже пытались тягаться в силе с Пертурабо. – Владыка Лохоса наконец покончил с яблоком и бросил в рот засахаренную вишенку. – Ты ведь именно поэтому привел сюда Ортракса.

Принц сжал поручни кресла и расплылся в ухмылке.

– Он твоего гения по стенке размажет. Какая потеря! Признаться, я разочарован. Не того я ожидал от великого Даммекоса. Думал, ты поступишь мудрее и пойдешь на попятную, узнав, что мой чемпион здесь.

– С чего бы? Сам все увидишь. Как насчет пари? – Даммекос заговорщицки наклонился к собрату-правителю. – Если Пертурабо одержит верх, ты примешь мои условия и откроешь торговлю между нашими городами. Если нет, ты волен отказаться. Разве не этого тебе хочется?

– Так просто ты не отделаешься. – Адоф на мгновение задумался. – Впредь, пока я не троне, ты больше не заикнешься ни о каком союзе и будешь ежегодно поставлять в Кардис двадцать килограммов серебра.

– По рукам! – без колебаний согласился тиран.

– Даже цену сбивать не будешь? – удивился Адоф.

– Нет. – В голосе Даммекоса зазвучали самодовольные нотки.

– Ты точно не в своем уме. Я не стану убивать мальчика – он слишком талантлив. Может, он даже уйдет со мной в Кардис, видя, как ты о нем печешься.

Даммекос пожал плечами.

– Это мы еще посмотрим. Тебе его не переманить. Он знает, чего от него ждут. Может, приступим?

Адоф снова осушил кубок.

– Если настаиваешь, – злобно бросил он. – Ортракс!

Чемпион Кардиса растолкал толпу придворных, не утруждая себя извинениями. Впрочем, и так немногие мешкали, прежде чем убраться с его пути. Для олимпийца Ортракс был настоящим гигантом за два метра. В отличие от некоторых статных особ, кого природа наградила редким ростом, но обделила силой, его тело бугрилось мускулами. Воин носил переработанный доспех личной стражи Адофа с синей и бронзовой расцветкой. Нагрудник был сплошь украшен чеканкой, кожаный килт – вышит замысловатыми узорами. Глаза Ортракс густо обводил сурьмой, а вымасленные кольца бороды каскадом ложились на выпученную грудь по селенийскому стилю. Под мышкой он держал шлем с высоким гребнем.

– Господин, – произнес он голосом еще более глубоким, чем казематы под Лохосом.

– Лорд Даммекос желает, чтобы ты бился с его приемным сыном, – объяснил Адоф.

Ортракс повернулся к Пертурабо. Его броня скрипела, как упряжка, натянутая на слишком крупного тяглового зверя.

– С мальчишкой? – недоумевающе спросил воин.

Тот исподлобья пристально следил за ним.

– Будь помягче. Если сможешь. – Адоф едва сдерживал ликование, уже предвкушая легкую победу, а с ней солидный куш и бесценное зрелище посрамленного тирана Лохоса. – Нельзя же такому таланту пропадать.

– Нет-нет, не стоит делать для Пертурабо никаких поблажек, – беззаботно ввернул Даммекос.

Чемпион перевел взгляд с мальчика на своего хозяина и обратно.

– Хорошо, – сказал принц. – Убей его.

После секундного размышления Ортракс надел шлем. Хорошему воину претит излишняя самонадеянность, а он был лучшим из лучших.

– Как пожелаете, – сказал чемпион, с маслянистым скрежетом вынимая меч.

– Ты не дашь своему сыну никакого оружия? – поинтересовался Адоф.

Даммекос театрально прикрыл рот ладонью, разыгрывая великое таинство.

– Ему не нужно, – глумливым шепотом заверил правитель Лохоса.

На лице гостя впервые промелькнула тень сомнения.

Ортракс провел ложный выпад в сторону Пертурабо, делая вид, будто собирается броситься на него. Юноша и бровью не повел. Тогда он пошел на другую хитрость, выставив руки и изобразив полувыпад. Паренек откровенно скучал. Чемпион одобрительно хмыкнул.

И сорвался с места.

Молниеносным, почти незаметным взгляду движением Пертурабо отступил в сторону, поставил гиганту подножку и, схватив его за наспинник, мощным рывком швырнул на колонну. Шлем Ортракса зазвенел не хуже колокола.

Покачиваясь, воин встал обратно на ноги, стянул с головы помятый убор и отшвырнул прочь. Пертурабо мог воспользоваться моментом и развить наступление, но вместо этого решил обойти по краю очерченный разошедшейся толпой круг, давая противнику время оправиться. Ортракс вскинул оружие, мотнул головой и изготовился к новому нападению.

В свою очередь Пертурабо ногой разбил свое кресло и выдрал из обломков деревянную планку.

– Он будет драться… куском стула? – не веря глазам, уточнил Адоф.

– Должно быть, чувствует угрозу, – хмыкнул Даммекос. – Всех моих солдат он уложил голыми руками.

Ортракс взревел и ринулся на Пертурабо. Несмотря на габариты, чемпион двигался легко и проворно. Мечом он тоже орудовал мастерски. Противники обменивались ударами, и мальчик, парируя меч палкой, дважды стукнул воина по голове. Гигант не остался в долгу: металлический клинок разрубил дерево, во все стороны полетели щепки. Пертурабо отбросил ставшую бесполезной дубинку и, чуть присев, наклонился вперед в позе борца.

– Знаешь, я ведь ничему такому его не учил. – Даммекоса, казалось, совершенно не беспокоило, что его любимчик сражается без брони и оружия против человека вдвое крупнее. – Способности у него в крови.

Адоф не слушал, скрипя сжатыми зубами. Малолетний щегол прилюдно унижал его лучшего воина, а значит, и самого принца.

– Прикончи его, Ортракс! – крикнул он.

Пертурабо ударил по руке кардисца, отчего тот выпустил меч, и набросился на гиганта. Два тела сцепились в клубок. В Ортраксе клокотала ярость, он больше не пытался сдерживаться. Воин впечатал локоть в лицо юноши, с влажным хрустом сломав ему нос, но хлынувший было поток крови остановился почти моментально, а малец даже не отпрянул. Более того, он перехватил летевший ему в голову пудовый кулак. Чемпион Адофа зарычал рассерженным Леонидом, не в силах перебороть мальчишку. Его мышцы вздулись, кожа налилась багрянцем от усилий. Постепенно рука все же начала опускаться, но едва пальцы коснулись кончика опухшего носа Пертурабо, юнец извернулся и мощным пинком сбросил Ортракса на пол.

Демонстрируя впечатляющее проворство, гигант перекатился вбок, но угодил точно под ногу противника. Оглушив чемпиона и симметрично отомстив ему за сломанный нос, Пертурабо упал на колени и замахнулся кулаком, дабы завершить начатое ударом в горло.

– Хватит! – крикнул Даммекос.

Голос короля едва заметно звенел от напряжения.

Мальчик кивнул и отступил на несколько шагов. На ходу он машинально дернул свой разбитый нос и вправил на место.

– О, боги, – выдохнул Адоф.

– Я всегда считал Пертурабо даром божьим, – сказал Даммекос без тени былой мягкости. – Но ты сам слышал, что он говорил – никого над нами нет. Подойди, сын мой.

Когда юноша предстал перед двумя правителями, Адоф поднялся с трона.

– Ну, парень, обмоем же твою победу. – Он выставил в сторону руку с кубком.

Девушка-служанка послушно его наполнила. Принц сделал большой глоток и предложил напиток Пертурабо.

Тот лишь молча смотрел на него.

– Он не пьет, – разъяснил Даммекос.

– Почему?

– Потому что Жиннар из Содалиана пытался отравить его подаренным бочонком вина. Это и другие покушения сделали Пертурабо недоверчивым. Другие тираны так завидуют моему приемному сыну…

Адоф состроил кислую мину.

– Когда олимпиец расстается с паранойей, он расстается с жизнью, – хмыкнул он. – Что ж, я пью за твое здоровье, юный Пертурабо.

Принц Кардиса поднял кубок и демонстративно осушил его. Пертурабо наблюдал за ним совершенно бесстрастно.

– Итак, – с торжествующей улыбкой на лице заговорил Даммекос, когда бесчувственного Ортракса уносили из зала. – Обсудим условия союза?