Текст книги "Лираэль"

Автор книги: Гарт Никс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава восемнадцатая. ИСЦЕЛЯЮЩАЯ РУКА ОТЦА

Больница в Бэйне была относительно новой. Ее построили всего шесть лет назад, когда шквал больничных реформ нахлынул сюда с Юга. Но даже за шесть лет здесь умерло много людей, и Бэйн был достаточно близко к Стене, чтобы у Сэма не ослабевало ощущение Смерти. Ослабленный болью и морфием, который ему давали, Сэм не мог прогнать это чувство. Оно становилось все сильнее, наполняло его тело горьковатым холодом, заставляло Сэма беспрерывно дрожать, а врачей – увеличивать дозы лекарств.

Сэму снилось, что скоро за ним придут из Смерти бесплотные создания, чтобы закончить то, что начал некромант. А проснуться Сэм никак не мог. Когда он просыпался, ему чудилась какая-то фигура – это некромант подкрадывался к нему. Сэм кричал до тех пор, пока сиделка, которая действительно находилась рядом с ним, не делала очередной укол; и у Сэма начинался новый виток кошмаров.

Так Сэм мучился четыре дня: то теряя сознание, то снова приходя в себя. Он ни разу не проснулся по-настоящему и ни на секунду не избавился от чувства Смерти и от страха, который это чувство в нем вызывало. Иногда юноша приходил в себя настолько, что понимал: Ник тоже здесь, на соседней кровати, и рука у него забинтована. Иногда они даже разговаривали, хотя разговором это трудно было назвать: Сэм не отвечал на вопросы и не продолжал ни одной темы, которую начинал Николас.

На пятый день все изменилось. Сэм опять был в объятиях кошмара: он попал в Смерть и встретил там некроманта, у которого было множество тел и он ухитрялся быть одновременно над водой и под водой. Сэм убегал, падал, тонул, что и происходило на самом деле, а затем он опять чувствовал эту хватку на запястье… Но теперь его схватили за плечо, и рука была прохладной и успокаивающей. Эта рука на плече вырвала Сэма из объятий кошмара и вознесла высоко в небо, где все вокруг было наполнено солнечным светом и знаками Хартии.

Когда Сэм открыл глаза, он впервые за все эти больничные дни смог нормально видеть: не было ни тумана в глазах, ни головокружения. Сэмет чувствовал, как чьи-то пальцы легонько потрогали его за шею, нащупали пульс. Даже не глядя, Сэм знал, что это рука его отца. Тачстоун был рядом. Он творил исцеляющие заклинания; знаки Хартии вспыхивали под его пальцами, покидая его тело и переходя в Сэма.

Сэм посмотрел на Тачстоуна, радуясь, что глаза у отца закрыты, и он не видит жалкого выражения на лице сына и слез, которые градом катились по его щекам. Благодаря магии Хартии Сэму впервые за несколько дней стало тепло. Он чувствовал, как знаки вытесняют лекарства из его крови, и ожоги перестают болеть. А простого присутствия отца хватило, чтобы ушел страх Смерти. Сэм все еще ощущал присутствие Смерти, но теперь она была смутной и далекой; и он больше не боялся.

Король Тачстоун I закончил творить заклинания и открыл глаза. Глаза у него были серые, как и у Сэма, но более озабоченные и очень усталые. Он медленно убрал руку с шеи сына.

Они не обнялись, потому что Сэм наконец увидел, что кроме них в палате были еще люди: два врача, четыре гвардейца Тачстоуна и два офицера армии Анселстьерры. А в коридоре, заглядывая в палату, толпились анселстьеррские полицейские, солдаты и чиновники. Вместо того чтобы обняться, отец и сын взяли друг друга за предплечья. Сэмет неохотно отпустил руку Тачстоуна. Он был очень рад видеть отца.

Оба врача удивились, что Сэм пришел в себя. Один из них даже проверил карточку, висевшую в ногах кровати, чтобы убедиться, что пациент действительно регулярно получал морфий внутривенно.

– Это же невозможно! – начал один из врачей, но холодные взгляды гвардейцев Тачстоуна убедили его в том, что такие разговоры неуместны. По движениям гвардейцев врач понял также то, что его присутствие в палате нежелательно, и, пятясь, вышел за дверь. Чтобы не тревожить жителей Анселстьерры своим видом, гвардейцы, как и Тачстоун, были одеты в костюмы-тройки угольно-серого цвета. Правда, их внешний вид немного портили мечи, плохо замаскированные свернутыми плащами.

– Это свита, – сухо сказал Тачстоун, видя, что Сэм смотрит на людей в коридоре. – Я говорил им, что нахожусь здесь как частное лицо, что я просто навещаю сына, но, видимо, даже это требует официального сопровождения. Я надеюсь, ты в состоянии отправиться в путь. Если мы здесь задержимся, меня точно загонит в угол какой-нибудь комитет или возьмут в оборот политики.

– В путь? – переспросил Сэм. Ему пришлось повторить это дважды. Он был еще слишком слаб, чтобы четко произносить слова. – Я уеду из школы до конца семестра?

– Да, – ответил Тачстоун, понизив голос. – Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Анселстьерра перестала быть безопасным местом. Здешняя полиция поймала водителя вашего автобуса. Он был подкуплен, причем подкуплен серебряными монетами Старого Королевства. Так что один из наших врагов нашел способ действовать по обе стороны Стены. Или, по крайней мере, обнаружил, на что можно тратить деньги в Анселстьерре.

– Я думаю, что могу ехать, – проговорил Сэм, наморщив лоб. – Точнее, я даже не знаю, ранен ли я на самом деле. Кисть ноет…

Он замолчал и посмотрел на повязку на руке. Знаки Хартии по-прежнему двигались по краю повязки, сочась из пор его кожи, как золотой пот. Они исцеляли его, понял Сэм, потому что теперь рука всего лишь ныла, хотя раньше это была мучительная боль. А меньшего размера ожоги на бедрах и коленях не болели совсем.

– Повязку можно снять прямо сейчас, – сказал Тачстоун. Разматывая повязку, он наклонился к Сэму и прошептал: – Твое тело не было сильно ранено, Сэм. Но я чувствую, что вред был нанесен твоему духу. Чтобы исцелить это, потребуется время, исправить все сразу выше моих сил.

– О чем ты? – беспокойно спросил Сэм. Внезапно он почувствовал себя маленьким, а совсем не тем почти взрослым Принцем, которым ему полагалось быть. – А мама не может это исправить?

– Не думаю, – продолжал Тачстоун, опуская руку на плечо Сэма. В больничном свете на костяшках его пальцев отчетливо проступили маленькие белые шрамы – следы лет, которые он провел с мечом в руке: и упражняясь, и сражаясь. – Я не могу сказать, что это было, знаю только, что это произошло. Полагаю, в результате твоего путешествия в Смерть – ты отправился туда неподготовленным и незащищенным – часть твоего духа исчезла. Не такая уж большая. Но этого достаточно, чтобы ты чувствовал себя слабее, делал все медленнее, чтобы ты стал меньше, чем ты есть. Но в свое время утраченная часть духа вернется.

– Мне не надо было делать это, да? – прошептал Сэм, глядя в лицо отцу, словно ища на нем неодобрительное выражение. – Мама на меня сердится?

– Нет, совсем нет, – удивленно ответил Тачстоун. – Ты сделал то, чему тебя учили, чтобы спасти остальных, и это было и храбро, и в традициях обеих ветвей нашей семьи. Твоя мама больше всего беспокоится о тебе.

– Тогда где же она? – спросил Сэм, не сдержавшись. Это был дерзкий вопрос, и, выговорив слова, Сэм тут же пожалел о них.

– Нам стало известно, что Мордаут переправился на пароме в Олмонд, – терпеливо объяснил Тачстоун. Ему не раз приходилось объяснять отлучки Сабриэль еще в детские годы Сэма. – Мы узнали об этом, когда добрались до Стены. Она взяла Бумажное Крыло и полетела туда. Мы все встретимся в Билайзере.

– Если ей не придется отправиться куда-нибудь еще, – сказал Сэм, зная, что это звучит резко и чересчур по-детски. Но он же мог умереть, а для его мамы этого, видимо, недостаточно, чтобы приехать к сыну.

– Если ей не придется отправиться куда-нибудь еще, – спокойно согласился Тачстоун. Сэм знал, как трудно отцу сохранять спокойствие: в его жилах текла кровь берсерков, и Тачстоун иногда сам опасался ее проявлений. Сэм только однажды видел вспышку ярости отца. На официальном обеде во Дворце человек, выдававший себя за посла одного из северных кланов, попытался ранить Сабриэль. Тачстоун заревел, как зверь, схватил шестифутового варвара и швырнул его через весь стол в жаркое из лебедей. Это напугало присутствующих гораздо больше, чем покушение, особенно когда Тачстоун попытался поднять двойной трон и швырнуть его вслед за варваром. К счастью, он потерпел неудачу, а Сабриэль удалось успокоить мужа, пока тот пытался вывернуть мраморное основание трона.

Сэм вспомнил эту историю, когда увидел, как отец прикрыл веки, а на его лбу появилась глубокая складка.

– Извини, – пробормотал Сэм. – Я знаю, что она должна это делать. Быть Аборсен, и все такое.

– Да, – ответил Тачстоун, и Сэм уловил в его голосе слабый намек на те чувства, которые испытывал его отец по поводу частых отлучек Сабриэль для сражений с Мертвыми.

– Тогда я одеваюсь, – сказал Сэм и спустил ноги с кровати. Только сейчас он заметил, что соседняя кровать была пуста и застелена. – А где Ник? – спросил Сэмет. – Он же был здесь, правда? Или мне это снилось?

– Я не знаю, – ответил Тачстоун, который познакомился с другом своего сына во время предыдущего визита в Анселстьерру. – Его не было здесь, когда мы приехали. Доктор, скажите, Николас Сэйр был здесь?

Доктор поспешил к ним. Он не знал, кто был этот странный, но, несомненно, важный посетитель, не знал, кто были его пациенты, но армия настаивала на полной секретности и на том, чтобы всех называли только по именам. Теперь он понимал, в чем было дело, и отдал бы многое, чтобы и не слышать фамилии своего пациента. Разумеется, фамилия Сэйр была ему хорошо знакома – ее носил премьер-министр. Правда, у министра не было сына такого возраста, так что парень был кузеном или дальним родственником. А это хоть какое-то облегчение.

– Пациент Николас Икс, – проговорил он, сделав ударение на «Икс». – Он выписан сегодня, и его забрал слуга родителей. У него были только легкий шок и несколько ссадин.

– А он не оставил мне записки? – спросил Сэм, удивленный тем, что его друг не попытался связаться с ним каким-нибудь образом.

– Не думаю, – начал врач, но его прервала одна из медсестер, которая старалась пробраться в палату сквозь толпу людей в хаки, а также в серых и синих костюмах. Медсестра была молодая и симпатичная, с вьющимися рыжими волосами, не слишком тщательно убранными под накрахмаленную шапочку.

– Он оставил письмо, Ваше Высочество, – произнесла она с характерным акцентом северянки. Разумеется, будучи уроженкой Бэйна, она, к большой досаде доктора, прекрасно знала, кто такие Сэм и Тачстоун. Фыркнув, доктор взял протянутое медсестрой письмо и передал Сэму, который немедленно его открыл.

Сначала Сэм не узнал почерк, но потом понял, что письмо от Ника, только обычно его письма были гораздо длиннее и с большим количеством завитушек. Через секунду Сэмет понял, в чем причина: Николас писал забинтованной рукой.

Дорогой Сэм!

Надеюсь, что скоро тебе станет получше и ты прочтешь это письмо. Я, похоже, уже вполне выздоровел, хотя, если честно, события той ночи для меня весьма туманны. Я полагаю, ты не знаешь, что я решил поймать того некроманта, за которым ты отправился первым. К сожалению, из-за темноты, дождя и того, что я слишком расшумелся, все, что мне удалось, – это упасть в дорожную грязь и потерять сознание. Доктор говорит, мне повезло, что я ничего себе не сломал, хотя синяки у меня достаточно интересные. Думаю, у начинающих врачей в Корвере недостаточно опыта, чтобы приглядывать за моими синяками так же хорошо, как это делает сестра Мулин.

Я знаю, что армия получила от твоего отца по первое число и он приезжает, чтобы забрать тебя домой, так что заканчивать семестр ты не будешь. Рискну сказать, что и я не слишком озабочен своим образованием, поскольку меня ожидает место в Санбере. Все равно наша школа без тебя или бедняги Гарри Бенлета – это совсем не то. Да и без Кохрана. Солдаты нашли его на следующее утро в пяти милях от нашего холма. Говорил он много и невнятно, как, впрочем, и всегда. Полагаю, его теперь запрут в психушку. Давно пора.

На самом деле я думаю, что мог бы навестить тебя в твоем загадочном Старом Королевстве, пока не пойду в колледж следующей весной. Признаю, что эти внезапно ожившиетела сильновозбудили мой научный интерес, как и то, что ты нам продемонстрировал (что бы это ни было). Полагаю, ты рассматриваешь это как магию, но я надеюсь, что все можно объяснить при помощи научных методов. Конечно, надеюсь, что я буду первым, кто это сделает. Теория сюрреальности Сэйра, или закон магической экспликации Сэйра – как тебе?

Вообще-то в больнице очень скучно, особенно если твой сосед по палате не может поддерживать разговор. Так что ты должен извинить, что я перескакиваю с одной мысли на другую. О чем я говорил? А, да, эксперименты в Старом Королевстве. Я думаю, причина того, что никто не занимался настоящей научной работой по этому вопросу, кроется в армии. Поверишь ли ты, что ко мне вчера пришли полковник и два капитана и попросили подписать официальный акт о секретности, а также декларацию о том, что я никогда не буду говорить или писать о странных событиях на границе, свидетелем которых я стал. Они, правда, забыли о языке жестов, так что, когда я вернусь к миру, непременно дам интервью глухому журналисту. Шучу.

Конечно, я никому ничего не скажу. По крайней мере, до тех пор, пока у меня не появится что-то, о чем следует поведать миру, – какое-нибудь великое открытие.

Офицеры хотели, чтобы ты тоже подписал эти бумаги, но, поскольку ты не был настроен писать, импришлось ждать и злиться друг на друга. Тогда-то я и им сказал, что ты даже не гражданин Анселстьерры. Сначала они задумались, а потом устроили большую дискуссию в коридоре, оставив в палате лейтенанта для охраны. Мне кажется, что у них правая рука не ведает, что творит левая, поскольку они были из правового отдела Корвера, а охранник – из скаутов. Кстати, он исповедует вашу своеобразную религию, и на лбу у него был этот знак касты, или что вы там рисуете? Спешу добавить, что социологией я не слишком интересуюсь.

Все, мне пора. Мои престарелые родители прислали кого-то вроде младшего секретаря при старшем секретаре персонально-кабинетного типа, чтобы забрать меня отсюда и доставить домой. В данный момент отец слишком занят проблемами беженцев-южан и всякими вопросами в Палате; да еще и дяде Эдварду нужна поддержка, и все такое прочее. В общем, как обычно. У мамы, вероятно, благотворительный обед или что-нибудь столь же важное. Я тебе скоро напишу, и мы обсудим подробно мой приезд. Надеюсь, я все подготовлю за пару месяцев, ну максимум месяца за три.

Держись!

Ник, таинственный пациент Икс.

Сэм, улыбаясь, сложил письмо. По крайней мере, та ужасная ночь не причинила Нику особого вреда, и его чувство юмора осталось прежним. Это так типично для него – проявить к Мертвецу исключительно научный интерес, вместо гораздо более естественного чувства – страха.

– Все в порядке? – спросил Тачстоун, терпеливо ожидавший, когда Сэм дочитает письмо. Мальчик заметил, что за это время по крайней мере половина наблюдателей потеряла к ним интерес и переместилась в дальний конец коридора, чтобы спокойно поболтать.

– Отец, а ты привез мне какую-нибудь одежду? – спросил Сэм. – Моя школьная форма пришла в негодность.

– Дэймид, подай сумку, пожалуйста, – проговорил Тачстоун. – Все остальные выйдите, пожалуйста.

Люди начали покидать палату, а те, кто был в коридоре, пытались уступить им дорогу, что, впрочем, только затрудняло выход. Все они напоминали бестолковое стадо овец. Наконец вышли все, кроме Дэймида, личного охранника Короля Тачстоуна. Невысокий и очень худой, Дэймид двигался с тревожной быстротой. Прежде чем выйти, он протянул Королю небольшую сумку, а потом закрыл за собой дверь.

В сумке была одежда из Анселстьерры, предоставленная, как и вещи Тачстоуна и его охраны, консульством Бэйна в Старом Королевстве.

– Надень сейчас это. А на границе переоденемся в нормальную одежду.

– Бронированная куртка и шлем, ботинки и меч, – перечислил Сэмет, снимая через голову больничную рубашку.

– Да, – сказал Тачстоун. Поколебавшись, он добавил: – Тебе это не нравится? Думаю, ты спокойно можешь отправиться на Юг. А я должен вернуться в Королевство. Но ты будешь в полной безопасности в Корвере…

– Нет! – закричал Сэм. Он хотел быть с отцом. Он хотел ощутить тяжесть бронированной куртки на плечах и рукоять меча в ладони. Но больше всего он хотел встретиться с мамой в Билайзере. Потому что только тогда ему не будет угрожать Смерть… и некромант, который до сих пор ждет его возвращения, стоя в холодной реке. Сэм был в этом уверен.

Глава девятнадцатая. ЧТО ДУМАЛА ЭЛЛИМЕР ОБ ОБРАЗОВАНИИ ПРИНЦЕВ

После двух недель отвратительной погоды, проведенных в седле, после невкусной еды и ноющих мускулов, которые медленно вспоминали навыки верховой езды, Сэм вернулся в великий город Билайзер. И обнаружил, что его матери там нет. Она уже побывала в городе и опять уехала. Ей сообщили о некроманте, использующем Свободную магию, который вместе с шайкой бандитов нападал на путешественников к северу от Нэйлвэя.

Днем позже уехал и Король Тачстоун, который должен был заседать в Высоком суде в Эствеле. Там разбиралось дело о давно кипевшей вражде между двумя знатными семьями, которая теперь вылилась в убийства и похищения детей.

На время отсутствия Тачстоуна правителями назначались старшая сестра Сэма Эллимер и канцлер Джэлл Орен. На самом деле это была формальность, поскольку Тачстоун редко уезжал больше чем на несколько дней. Но для Сэма эта формальность имела весьма неприятные последствия. Дело в том, что Эллимер очень ответственно относилась к своим обязанностям. И она полагала, что ее долг как правительницы – постоянно указывать младшему брату на его недостатки и ошибки.

Не прошло и часа после отъезда Тачстоуна, как Эллимер вошла в комнату Сэма. Тачстоун уехал на рассвете, и мальчик еще спал. Оправившись от физических ран, он еще не чувствовал себя здоровым, легко уставал и предпочитал проводить время в одиночестве. Четырнадцать дней, проведенных в дороге, когда приходилось подниматься еще до восхода и до самого заката сидеть в седле да еще постоянно выслушивать шутки гвардейцев, не способствовали тому, чтобы Сэм чувствовал себя отдохнувшим. Или более общительным.

Поэтому он не испытал большой радости, когда в первое же утро дома Эллимер разбудила его ни свет ни заря. Она подняла шторы, открыла окно и сдернула с брата одеяло. В Старом Королевстве уже несколько дней как наступила зима, было холодно. В открытое окно с ревом ворвался морской ветер, а солнечные лучи ударили Сэму прямо в глаза, едва он их открыл.

– Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся! – пропела Эллимер, неожиданно глубоким и низким голосом.

– Убирайся! – простонал Сэм, пытаясь снова закутаться в одеяла.

Эллимер вцепилась в них с другой стороны. Когда одно из одеял порвалось в результате такого перетягивания, брату и сестре пришлось остановиться.

– Посмотри, что ты наделала! – недовольно сказал Сэм.

Эллимер пожала плечами. Считалось, что она хорошенькая, некоторые даже называли ее красавицей, но Сэм не разделял этого мнения. Насколько он понимал, Эллимер была исключительно вредной девицей. А когда родители назначали ее соправительницей, она и вовсе превращалась в чудовище.

– Я пришла, чтобы обсудить твой распорядок дня, – объявила Эллимер, усевшись на край кровати, царственно сложив руки на коленях и держа спину очень прямо. Сэм заметил, что поверх обычного льняного платья сестра надела красную накидку с белыми рукавами, затканную золотом, а на голове у нее была почти королевская диадема, удерживающая длинные, безупречно причесанные волосы. Ее повседневным нарядом обычно были старые охотничьи штаны и кожаная куртка, а волосы она в беспорядке откидывала назад, поэтому нынешний вид сестры показался Сэму слишком уж торжественным.

– Мое – что? – переспросил Сэм.

– Твой распорядок дня, – пояснила Эллимер. – Я уверена, что ты собирался целыми днями что-то паять в своей вонючей мастерской, но боюсь, что твой долг перед Королевством важнее.

– Что? – все еще не мог взять в толк Сэм. Он чувствовал себя страшно усталым, и ему совсем не хотелось беседовать сейчас с Эллимер. Тем более что он действительно собирался дни напролет проводить в своей мастерской, расположенной в башне. Пока их отряд приближался к Билайзеру, Сэм с нетерпением ожидал момента, когда же, наконец, он сможет в тишине и одиночестве присесть на свою рабочую скамейку в мастерской. В мастерской, где по стенам аккуратно развешаны инструменты, а на полу стоят маленькие ящики, и в каждом есть что-нибудь полезное, например серебряная проволока или лунные камни. Только утешая себя этими мыслями, Сэм сумел перенести все тяготы последних дней путешествия. Он мечтал о новых игрушках и приспособлениях, которые смастерит в своем убежище. Будет сидеть там один, в покое, восстанавливая силы.

– Королевство прежде всего, – повторила Эллимер. – Мораль наших граждан очень важна, и каждый член нашей семьи должен способствовать ее возвышению. Поскольку ты у нас единственный Принц, ты должен…

– Нет! – воскликнул Сэм, который внезапно понял, к чему сестра завела этот разговор. Он выпрыгнул из кровати и хмуро уставился на нее. Эллимер тоже встала и посмотрела на брата сверху вниз. Она была немного выше его, и обувь на каблуке еще добавляла ей роста.

– Да, – продолжала она сурово. – Праздник Летнего Солнцестояния. Ты должен быть Птицей Рассвета. Репетиции начинаются завтра.

– Но до праздника еще целых пять месяцев! – запротестовал Сэм. – И потом – я не хочу быть этой проклятой Птицей Рассвета! Ее костюм весит около тонны, и мне придется носить его целую неделю! Неужели папа не сказал тебе, что я нездоров?

– Он сказал, что тебя необходимо чем-то занять, – ответила Эллимер. – И поскольку ты никогда еще не исполнял роль Птицы, тебе и репетировать придется все пять месяцев. Кроме того, мы должны появиться в конце праздника Зимнего Солнцестояния, – а это всего через шесть недель.

– У меня для этого ноги не годятся, – пробормотал Сэм, представив костюм Птицы Рассвета: золотое оперение и чулки с подвязками. – Возьми кого-нибудь с прямыми ногами.

– Сэмет! Ты будешь танцевать Птицу, хочешь ты этого или нет, – объявила Эллимер тоном, не терпящим возражений. – Пора наконец и тебе сделать что-нибудь полезное. Я еще вот что внесла в твое расписание: каждое утро, с десяти до часа дня, ты будешь заседать с Джэллом в Малом суде; и, разумеется, дважды в день будешь упражняться на мечах с гвардейцами. И еще ты должен приходить на обед, а не заказывать еду в свою грязную мастерскую. И ты будешь работать с посудомойками каждую вторую среду. Это для Перспективы.

Сэм застонал и упал на кровать. Перспектива была идеей Сабриэль. Раз в две недели Эллимер и Сэм должны были работать где-нибудь во Дворце вместе со слугами. Конечно, даже когда они мыли посуду или пол, слуги прекрасно знали, что завтра Сэм и Эллимер снова будут Принцем и Принцессой. Большинство слуг выходили из положения, притворяясь, что вообще их не замечают, хотя были исключительные люди, вроде мистрис Финни, сокольничей, которая кричала на Сэма и Эллимер так же, как на всех остальных. Но обычно день Перспективы просто был полон самой черной работы, да еще проходил в напряженном молчании и изоляции.

– А что ты будешь делать для Перспективы? – спросил Сэм, подозревая, что, став соправительницей, Эллимер вообще избавит себя от этой обузы.

– Работать на конюшне.

Сэм что-то проворчал. Работа на конюшне была тяжелой, иногда приходилось целый день вывозить навоз. Но Эллимер любила лошадей и любила за ними ухаживать, так что, наверное, ее это не пугало.

– Еще мама сказала, что ты должен учиться этому, – сказала Эллимер, доставая какой-то сверток из своего широкого рукава. Какой-то непонятный предмет, завернутый в промасленную бумагу и перевязанный толстой бечевкой.

Сэм потянулся к свертку, но как только его пальцы коснулись бумаги, он ощутил страшный холод и присутствие Смерти. Это было невозможно: ведь в каждый камень в стенах его комнаты были вплетены заклинания и чары, препятствующие проникновению сюда Смерти, этой области холода.

Сэм отдернул руку и отодвинулся на другой конец кровати. Его сердце бешено колотилось, руки и лицо покрылись потом. Он знал, что было в этом невинном на вид свертке – «Книга Мертвых». Маленький томик, переплетенный в зеленую кожу, с потускневшими серебряными застежками.

Кожа и серебро содержали защитную магию. Чары, которые связывали и ослепляли, приближали и пленяли. Только человек с врожденным талантом к Свободной магии и чародейству мог открыть эту книгу, и только подлинный маг Хартии мог закрыть ее. Она содержала все учение о некромантии и обо всем, что можно ей противопоставить. Его собрали пятьдесят три Аборсена за тысячу лет. Более того, содержимое книги постоянно изменялось, словно подчиняясь ее собственным капризам. Сэм немногое прочитал в ней, но тогда мама была рядом.

– Что с тобой? – с любопытством спросила Эллимер, видя, что Сэм становится все бледнее и зубы его стучат. Она положила сверток с книгой на кровать, подошла к брату и дотронулась ладонью до его лба.

– Ты холоден, – удивленно сказала она. – Очень холоден.

– Я болен, – только и смог прошептать Сэм. Слова давались ему с трудом, страх сжимал горло. Он боялся, что книга каким-то образом зашвырнет его в Смерть и снова погрузит в холодную реку, воды которой с шумом бегут сквозь Первые Ворота.

– Ляг в постель, – велела Эллимер неожиданно заботливым тоном. – Я позову доктора Шемблиса.

– Нет! – закричал Сэм, вспомнив любопытство дворцового доктора. – Это пройдет. Просто оставь меня одного ненадолго.

– Хорошо, – тут же согласилась Эллимер. Она закрыла окно и помогла брату укрыться тем, что осталось от одеял. – Но не думай, что из-за этого ты не будешь танцевать Птицу Рассвета. Только если доктор Шемблис скажет, что ты действительно очень болен.

– Я не болен, – проговорил Сэм. – Через несколько часов я буду в полном порядке.

– Но что же с тобой случилось? – участливо спросила Эллимер. – Отец как-то путано все объяснил, да у нас и времени не было разговаривать. Вроде бы ты пошел в Смерть и попал в беду…

– Да, вроде того, – прошептал Сэм.

– Хорошо, что туда ходишь ты, а не я.

Эллимер подняла сверток, взвесила его на руке, а затем бросила на постель Сэма.

– Я так рада, что у меня нет к этому способностей. Только представь, что ты стал бы Королем, а я – Аборсен! Но вообще-то я рада, что ты начал ходить в Смерть. Маме определенно нужна помощь. А так ты принесешь все-таки гораздо больше пользы, чем если будешь все время мастерить свои дурацкие игрушки. Да, кстати, я хотела спросить, не сделаешь ли ты для меня две теннисные ракетки, так что, полагаю, сильно ругать твои игрушки мне не стоит. Ведь никто другой тут не в состоянии понять, что именно я хочу получить. А я не играла в теннис с тех пор, как уехала из Уиверли. Ты ведь сумеешь смастерить ракетки, правда?

– Да, – ответил Сэм. Но думал он в эту минуту не о теннисе, а о лежащей рядом книге и о том, что он должен стать Аборсеном. Все ожидают, что он пойдет по стопам Сабриэль. Ему придется изучить «Книгу Мертвых». Ему придется снова пойти в Смерть и сразиться там с некромантом или с чем-нибудь похуже, если такое вообще существует.

– Ты уверен, что не нужно позвать Шемблиса? – спросила Эллимер. – Ты очень бледен. Я пришлю к тебе кого-нибудь с ромашковым чаем. Полагаю, тебе не стоит начинать сегодня все занятия, которые я внесла в твое расписание. Но завтра ты будешь чувствовать себя лучше, не правда ли?

– Думаю, да, – ответил Сэм. Близость книги тяготила его. Ему было холодно.

Эллимер снова внимательно взглянула на брата. В этом взгляде смешались участие, забота, раздражение и досада. Затем она повернулась и быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Сэм лежал в постели, пытаясь восстановить ровное, глубокое дыхание. Он ощущал книгу рядом с собой так, словно она была живым существом: свернувшейся змеей, которая только и ждет, когда он шелохнется. И тогда она ужалит.

Сэм долго лежал, прислушиваясь к звукам Дворца, которые доносились до его комнаты в башне, несмотря на закрытые окна. Перекличка гвардейцев на стене. Чей-то разговор о делах во внутреннем дворе. Лязг мечей, долетающий с тренировочной площадки, которая была разбита за первой стеной. И фоном всему этому служил шум моря. Билайзер был практически островом, и Дворец располагался на одном из четырех его холмов, в северо-восточной части города. Спальня Сэма находилась в башне Морского Утеса. Во время сильных зимних штормов брызги часто долетали до окон, хотя башня находилась на изрядном расстоянии от берега.

Слуга принес ромашковый чай, и они с Сэмом о чем-то поговорили, хотя Сэм понятия не имел, о чем именно. Чай остыл. Солнце поднималось, скоро его лучи уже не проникали в окна, и воздух в комнате стал холоднее.

Наконец Сэм пошевелился. Он заставил себя взять сверток, хотя руки у него тряслись. Сэмет разрезал бечевку ножом, который лежал у изголовья его кровати, потом быстро развернул промасленную бумагу, зная, что если он остановится, то сил снова приняться за это у него уже не будет.

Разумеется, это была «Книга Мертвых». Зеленая кожа переплета лоснилась так, словно на ней выступил пот. Серебряные застежки были тусклыми, их блеск исчез. Они стали ярче, когда Сэм посмотрел на них, но затем снова потускнели, хотя он на них даже не дышал.

Еще в свертке была записка: торопливо оторванный листок бумаги, на котором сверху стояли только знак Хартии и имя Сэма, написанное решительным почерком Сабриэль.

Сэм взял записку, а затем затолкал книгу под кровать, предварительно обернув руку промасленной бумагой. Он не мог смотреть на нее. Пока…

Затем он прикоснулся к знаку Хартии на бумаге, и голос Сабриэль зазвучал в его мозгу. Она говорила быстро. Судя по шуму, который был слышен на заднем плане, она записывала это послание непосредственно перед тем, как улететь на Бумажном Крыле. Улететь, чтобы сразиться с Мертвецом.

Сэм!

Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо и сумеешь простить меня за то, что я сейчас не рядом с тобой. Из последнего письма твоего отца, которое принес сокол, я знаю, что ты уже достаточно поправился, чтобы ехать домой. Но твое путешествие в Смерть было тяжелым и причинило тебе страдания. Я знаю, на что это похоже, и я горжусь, что ты рискнул войти в Смерть, чтобы спасти своих друзей. Я не знаю, хватило ли бы у меня самой храбрости отправиться туда без колокольчиков. Уверяю тебя, что весь ущерб, который был нанесен твоему духу, будет возмещен в свое время. Природа Смерти – отбирать, а природа Жизни – возвращать.