Текст книги "Короткий триллер"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Роальд Даль,Роберт Артур,Тэлмидж Пауэлл,Деннис Уитли,Роберт Шпехт,Уильям Бриттен,Нигель Нил
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
Роберт Артур
Нож
Несмотря на все старания, Эдвард Доуз не смог преодолеть любопытства и, бочком приблизившись к столу, грузно уселся на стул напротив Герберта Смитерса. Опираясь о стол, Доуз следил, как тот очищает от ржавчины предмет, напоминающий нож. Непонятно, почему Смитерс уделял этой рухляди столько внимания…
Нежно согревая в ладонях порцию виски с содовой, Доуз молча ожидал, не скажет ли чего-нибудь Смитерс.
Но тот полностью игнорировал его, и поэтому Доуз, осушив стаканчик, нарочито громко стукнул донышком о стол.
– Похоже, нож никуда не годится, – заметил он презрительно. – Пожалуй, его и чистить-то не стоило.
– Хм! – огрызнулся Смитерс, осторожно отскребывая с находки засохшую грязь с помощью пилки для ногтей.
– Что это? – с любопытством спросила грудастая барменша Глэдис, собирая стоявшие перед ними пустые стаканы.
– Это нож, притом старинный, – заверил Смитерс, – и принадлежит он мне, потому что я нашел его.
На этот раз хмыкнул Доуз.
– Никак он решил, будто эта штука имеет какую-то ценность? – произнес здоровяк, обращаясь к пустой комнате, где никого кроме них троих не было.
– Мне-то она не кажется ценной, – откровенно заметила Глэдис. – Выглядит как ржавое, старое барахло, которое следует бросить в ту же кучу хлама, откуда оно и появилось.
Ответом служило довольно красноречивое молчание Смитерса. Отложив пилку, он послюнил кончик грязного платка и потер небольшое алое пятнышко на конце все еще замызганной рукоятки ножа. Пятнышко увеличилось и, очищенное от грязи, оказалось граненым камнем с красным отблеском.
– Похоже на драгоценный камень! – заметно заинтересовавшись, воскликнула Глэдис. – Смотрите, как блестит. Может, он и настоящий.
– Пожалуйста, еще одну с содовой! – подчеркнуто громко заказал Доуз, и Глэдис отплыла прочь. Казалось, покачивания ее в меру округлых бедер говорили об отсутствии интереса к предмету разговора, но брошенный через плечо взгляд свидетельствовал об обратном.
– Драгоценность! – все так же презрительно бросил здоровяк. – Вот уж навряд ли!
И Доуз подался вперед, внимательно наблюдая за стараниями Смитерса.
– А тебе почем знать? – со сдержанным чувством спросил Смитерс.
Он подышал на красный камень, потер рукавом и, любуясь, поднес к глазам. Камень напоминал красный глаз: он мерцал и словно концентрировал в себе алые отблески, отбрасываемые решетчатой жаровней в углу комнаты.
– Может, это рубин, – предположил Смитерс сдержанно, как это подобает внезапно разбогатевшим людям.
– Рубин! – массивный Доуз едва не поперхнулся. – С каких это пор нож с настоящим рубином будет валяться на улице и ждать, пока ты его найдешь?
– Он не валялся, – коротко возразил Смитерс.
Затем снова взялся за пилку и принялся вычищать грязь из нанесенных на рукоять замысловатых узоров.
– Нож лежал в куче грязи, набросанной при ремонте канализации, на Дорсет-стрит. Наверное, затерялся где-то в люке и пролежал бог знает сколько времени… Взгляни-ка, сколько ржавчины наросло! Это доказывает, что ему много лет. Зато никто не скажет, что потерял его в минувшую войну.
Доуз неохотно взвесил эти соображения.
– Вообще-то сталь неплохая, – согласился он. – Ее и ржавчина не взяла.
– А кто болтал, будто его и чистить не стоило? – поддел Смитерс.
Он продолжал терпеливо счищать с ножа окаменевшую грязь, и вскоре обнажились длинное сужающееся лезвие и изящная, украшенная орнаментом рукоять, на которой тотчас сомкнулись пальцы Смитерса. Нож настолько удобно лежал в ладони, что владелец не удержался и сделал легкий «тычок-порез» в воздухе.
– Ощущение такое, словно он продолжает руку, – мечтательно протянул Смитерс. – Кажется, будто от него исходит тепло… и щекотно, как от электричества.
– Дай подержать, – попросил Доуз, забыв о презрительном тоне.
Смитерс оскалился и убрал руку.
– Он мой! – в голосе проскользнули жесткие нотки. – Никто не смеет лапать его, кроме меня…
Он снова сделал «тычок-порез», и красный камень в рукояти блеснул огнем. Узкое, нервное лицо Смитерса вспыхнуло румянцем, словно отражая блеск камня, и он покачнулся, будто перебрал спиртного.
– Нож стоит кучу денег, – хрипло заявил он. – Это вещь старинная, заграничная, а в ручке – настоящий рубин… Ну и повезло же мне!
Глэдис принесла два стакана и даже забыла как следует протереть стол. Смитерс, крепко держа нож, пытался уловить яркий, как искра, отблеск камня, и Глэдис тоже впилась в него жадным взглядом.
– Может, рубин и настоящий. Дай посмотреть, малыш, – попросила она.
Влажные пальцы барменши коснулись руки Смитерса, и тот резко обернулся к ней.
– Нет! Он мой, слышишь?
– Только посмотреть, – волнуясь, просила Глэдис. – Я тут же верну его, обещаю.
Не переставая уговаривать, она приближалась, и румянец на угловатом лице Смитерса заалел еще ярче.
– Сколько раз повторять, он мой! – закричал он пронзительно. – И никакая смазливая мордашка не сможет у меня его вытянуть. Заруби это на носу!
Вдруг все трое молча застыли на месте и, словно в трансе, уставились на красный глаз, замерший в пяти дюймах от сердца Глэдис. Пальцы Смитерса все еще сжимали нож.
Глаза женщины раскрывались все шире и шире.
– Ты зарезал меня, – медленно и раздельно произнесла она. – Зарезал!
В горле у нее странно всхлипнуло, и она рухнула на пол с таким грохотом, что от удара содрогнулась вся комната. Красный язычок лизнул ей грудь и торопливо расплылся в стороны.
Мужчины продолжали стоять не шевелясь; Смитерс по-прежнему держал нож, высвободившийся после падения барменши, а Доуз с разинутым ртом приподнимался из-за стола, опираясь о него ладонями.
Первым, к кому вернулся дар речи, был коротышка-мусорщик:
– Я ничего не делал! Нож сам ударил ее! Клянусь, сам! И я не смог его удержать.
И, придя в себя, Смитерс швырнул нож на пол. Затем, всхлипывая, зашаркал к двери и исчез.
Наконец очнулся и Эдвард Доуз. Тяжело дыша, он выпрямился и прислушался: кругом было тихо, нож лежал у его ног. Он нагнулся, и нож удобно лег в ладонь. Настороженно поглядывая на дверь, он механически вытер лезвие о половинку своей газеты, а потом завернул его в остаток бумаги. И неуклюже затрусил к двери.
Его план был довольно прост: доходный дом, владелицей которого была его жена, находился напротив, через улицу. Именно оттуда он позвонит в полицию и объяснит, что нож он взял для того, чтобы сохранить вещественное доказательство. Когда появится полиция, он предъявит его – но без камня в рукояти. Если Смитерса поймают, и он припомнит камень, Доуз поклянется, что тот, дескать, выскочил и затерялся при падении ножа на пол. Кто сможет это опровергнуть?..
Все еще тяжело дыша, Доуз старался извлечь поблескивающий красный камень с помощью перочинного ножа. Он сидел на кухне, за дверью висел телефонный аппарат. До прибытия полиции оставалось около трех минут. Со лба его бежал пот, а сердце колотилось, словно изнемогая от непосильной работы.
Еще две минуты. Язычки, зажимающие камень, держались прочно. Перочинный нож сорвался и поранил ему руку. Доуз выругался сквозь зубы и продолжал работать. Пальцы стали скользкими от крови, через мгновенье нож вырвался и с чистым стальным звоном ударился об пол.
Грузный Доуз с трудом наклонился и уже ухватил его, но нож отскочил чуть в сторону. Оставалась минута. Он потянулся за ножом, даже не тратя времени на ругань, и едва успел его поднять, как в дверях появилась жена.
– Эдвард, я слышала, как ты звонил по телефону, – начала она визгливо. – Что это за чепуху ты болтал насчет убийства в «Трех дубах»?
Она смолкла, увидев его злобное, покрасневшее лицо и нож в окровавленных пальцах.
– Эдвард! Ты кого-то убил! Убил! – завопила она.
Он шагнул к ней. В ушах у него зазвенело, а вверх по руке разлилось странное тепло. Перед глазами поплыл красноватый туман, скрывая лицо жены.
– Заткнись, чертова дура! – заорал он.
Толстуха-жена тут же смолкла, успев пролепетать лишь несколько невнятных слов.
Потом туман рассеялся, и Доуз увидел, что она лежит на полу, а рукоять торчит из пухлой белой шеи, как раз под самым подбородком. Красный глаз на конце мерцал и подмигивал ему, удерживая в каком-то трансе. Он не слышал ни громкого стука в наружную дверь, не слышал, как она открывается и в холле скрипят тяжелые шаги представителей власти…
– В течение десяти минут, сэр, – уважительно докладывал старшему инспектору сержант Тоббинс, – этим ножом были убиты две женщины. Применили его двое мужчин. И оба заявляют, что не имеют понятия, каким образом они это сделали.
Сержант улыбнулся, давая понять, что лично он ни за что бы ни поверил подобному заявлению.
Высокий, тощий инспектор хмыкнул и осторожно повертел нож в пальцах.
– Кажется, индийская работа. Шестнадцатый или семнадцатый век… Вы записываете, мисс Мэйп?
Стоявшая возле стола инспектора женщина средних лет кивнула:
– Да, инспектор, – и пару раз черкнула в блокноте.
– Нож вытерли, инспектор Фрэйн, – продолжил Тоббинс. – Отпечатков нет. Впрочем, оба они сознались.
– А как насчет камня? – постучал по рукояти инспектор. – Он настоящий?
– Это рубин, совершенно верно, – подтвердил коренастый сержант. – Правда, с большим дефектом. Точно посередине камня находится воздушный пузырек, формой напоминающий каплю крови… или, скорее, слезу, – кашлянув, поправился он.
Инспектор продолжал крутить предмет в руках. Мисс Мэйп терпеливо ожидала, держа наготове карандаш.
– В любом случае, это антикварная редкость, – заметил Фрэйн. – Я рад, что вы попросили меня взглянуть на него. Вероятно, один из наших «томми» привез его сюда после восстания сипаев. Сами знаете, мародерства после подавления мятежа было немало.
Секретарша торопливо писала в блокноте.
– Найден в сточной канаве, не так ли? – спросил инспектор. – Сразу видно, что он пролежал там немалое время. Кто из них нашел нож – Смитерс или Доуз?
– Смитерс, сэр. Довольно странный случай. Он чистил его, наверное, больше часа, перед тем как попробовать на барменше. Затем его хватает Доуз и через десять минут всаживает в горло жене. И на допросе оба они утверждают одно и то же.
– В самом деле? Что именно?
– Сэр, они сказали, будто испытали тепло и слабый зуд лишь от того, что просто держали нож в руке. И совершенно не поняли, почему впали в ярость… А в результате погибли две женщины!
– Кроме того, – позволил себе слабо улыбнуться Тоббинс, – они утверждают, что нож действовал как бы сам по себе, без их участия.
– Они это говорят? Боже всемогущий!
Высокий инспектор уставился на нож с обостренным интересом.
– Сержант, где именно проходит канава, в которой он был найден?
– По Дорсет-стрит, сэр. Возле пересечения с Коммершел-стрит.
– Дорсет-стрит? – резко переспросил Фрэйн; глаза его загорелись.
– Ей-богу, неужели…
Ни Тоббинс, ни мисс Мэйп не смели нарушить тишину. Через минуту инспектор положил нож на место – в коробку на столе сержанта.
– У меня прямо голова кругом пошла, – улыбнулся инспектор. – Этот нож… Вы знаете, что произошло на Дорсет-стрит давным-давно?
Сержант покачал головой.
– Пожалуй, я где-то об этом читал. Но не могу припомнить, где именно.
– Это дело – одна из самых толстых папок нашего архива. В ноябре 1888 года в Миллерс-корт рядом с Дорсет-стрит ножом была зверски убита женщина. Ее звали Мария Келли.
– Теперь припоминаю, – впившись взглядом в инспектора, выдохнул Тоббинс. – Джек Потрошитель?
– Верно. Предполагают, что это было его последним убийством. Последним из двенадцати. Все жертвы – женщины. Похоже, он испытывал к ним особую, жгучую ненависть. Вот я и представил себе убийцу, торопливо убегающего с места преступления с окровавленным ножом в руке. Я увидел, как он роняет его на бегу в открытый люк, и нож лежит там долгие годы… Просто голова кругом идет.
…Сержант проводил взглядом уходящего инспектора и обернулся.
– Из него получился бы неплохой сочинитель триллеров, – заметил он с претензией на остроумие. – А информации у него хватает!
Он взял нож, крепко сжал его в ладони и, подмигнув, принял угрожающую позу.
– Берегитесь, мисс Мэйп! Джек Потрошитель!
– Погодите, – усмехнулась та. – Можно взглянуть на него, сержант Тоббинс?
Ее пальцы коснулись его пальцев, и Тоббинс резко отдернул руку. От прикосновения мисс Мэйп лицо сержанта вспыхнуло. Его вдруг охватила необъяснимая ярость. Он пристально смотрел на простоватое лицо, и гнев постепенно уходил, вытесняемый приятным щекотанием в правой руке, идущем от кисти до предплечья.
Он быстро шагнул к ней и тут же услышал странное сладкоголосое пение, пронзительно звенящее вдалеке.
А может, это был крик женщины?..
Роберт Артур
Смерть – это сон
Теперь ты спишь, Дэвид.
– Да, сплю.
– Отдохни минутку, пока я поговорю с твоей женой.
– Хорошо, доктор.
– Сейчас ваш муж под легким гипнозом, миссис Карпентер. Мы можем разговаривать, не беспокоя его.
– Понимаю, доктор Мэнсон.
– Расскажите-ка мне о его ночных кошмарах. Они начались в первую ночь после вашей свадьбы?
– Да, неделю назад. Сразу после церемонии мы приехали сюда, в наш новый дом. Потом у нас был маленький свадебный ужин, и мы не ложились до полуночи. А на рассвете Дэвид разбудил меня – он кричал во сне. Я растолкала его, бледного и дрожащего, – он сказал, что ему приснился кошмар.
– Но не припомнил какие-либо подробности?
– Нет, ничего. Он принял секонал и снова заснул. Но на следующую ночь произошло то же самое, и через одну тоже. И так – каждую ночь.
– Возвратный кошмар, понимаю. Но вам не следует тревожиться. Я знаю Дэвида с детства и полагаю, мы без труда сможем избавить его от этого.
– О, я очень надеюсь!
– Наверное, Ричард снова пытается пробиться в его сознание.
– Ричард? Что за Ричард?
– Это второе «я» Дэвида, его вторая личность.
– Не поняла…
– Когда Дэвиду было двенадцать, он попал в автомобильную катастрофу. Вследствие сильного нервного шока началась особая форма шизофрении, при которой он как бы разделился на две личности. Одна из них – обычное «я» Дэвида. Другая – бесшабашная и несдержанная натура. Эту личность Дэвид назвал Ричардом. Он утверждал, что это его брат-близнец, живущий у него в голове.
– Как странно!
– Подобных случаев в медицине не счесть. Когда Дэвид уставал или огорчался, Ричард мог брать контроль над его поступками, например заставлял Дэвида ходить во сне или поджигать постельное белье. При этом Дэвид ничего не мог поделать, иногда он даже не помнил, что именно с ним происходило. И считал все это кошмарными снами.
– Какая жалость!
– Я занимался случаем Дэвида и полагал, что мы полностью вылечили его и убрали Ричарда навсегда. Но возможно, что… впрочем, я расспрошу Дэвида об этом возвращающемся сне. Пожалуй, подробности помогут разъяснить все, что нам нужно… Дэвид!
– Да, доктор?
– Я хочу, чтобы ты рассказал мне о сне, который тебя беспокоит. Ты сможешь вспомнить его прямо сейчас?
– Этот сон? Да, да, я помню!
– Только не волнуйся. Будь совершенно спокоен и просто расскажи о нем.
– Хорошо, я уже спокоен. Вполне спокоен.
– Чудесно. Теперь расскажи мне о самом первом сне.
– В первый раз – это было ночью, когда мы с Энн поженились. Нет, нет – не то. Это было в предыдущую ночь.
– Ты уверен?
– Да, я целый день приводил в порядок свои адвокатские дела, чтобы взять несколько выходных. А вечером выехал сюда, в новый дом, убедиться, что все готово, потому что хотел, чтобы для Энн все было в лучшем виде. Когда я вернулся в город, в свою квартиру, было около одиннадцати. Я ужасно устал.
– Как это началось, Дэвид?
– Мне приснилось, будто зазвенел телефон. Он находится на столике, рядом с кроватью. Я сел на постели и ответил. В ту минуту я думал, что все это происходит на самом деле, я решил, что и впрямь отвечаю по телефону. Затем понял, что сплю.
– Почему ты это понял, Дэвид?
– Потому что со мной говорила Луиза, а я и во сне знал, что она умерла.
– Когда умерла Луиза, Дэвид?
– Год назад. Она ехала в горах, в западной Виргинии, хотела навестить родителей – и машина сошла с дороги. Луиза сгорела.
– И поэтому, услышав ее голос, ты догадался, что спишь.
– Ну конечно. Она сказал: «Дэвид, это Луиза… В чем дело, почему ты не отвечаешь?» С минуту я молчал, затем во сне ответил:
– Этого не может быть. Луиза мертва.
– Знаю, Дэвид.
В ее голосе послышались насмешливые нотки, хорошо знакомые мне.
– Это лишь сон, и через минуту я собираюсь проснуться.
– Ну еще бы, дорогой, – ответила Луиза. – Я хочу, чтобы ты бодрствовал, когда я приду. Сейчас я покидаю кладбище и скоро буду у тебя.
Кажется, она повесила трубку, точно не помню. Вдруг все изменилось, как это происходит во сне. Я, уже одетый, сидел и курил в ожидании. То есть ждал, пока Луиза с кладбища доберется до моей квартиры. Я выкурил две сигареты, услышал звонок, встал, прошел по комнате как робот, и открыл дверь. Но вместо Луизы там стоял Ричард.
– Твой брат-близнец?
– Да, брат-близнец, но выше ростом, сильней, красивей. Он молча глядел на меня и улыбался, все такой же самоуверенный и с озорством в глазах.
– Ты не хочешь пригласить меня войти, Дэвид? И это после того, как мы не виделись уже пятнадцать лет? – спросил он.
– Нет, Ричард! – закричал я. – Тебе нельзя возвращаться!
– Но я вернулся, – возразил он и, оттолкнув меня, прошел в комнату. – Я давно хотел навестить тебя, и сегодняшняя ночь как раз показалась мне подходящей.
– Зачем ты пришел? – настаивал я. – Ты умер. Мы с мистером Мэнсоном убили тебя.
– Луиза тоже мертва, – ответил он. – Но сегодня она вернется. Почему бы и мне не поступить так же?
– Чего ты хочешь?
– Всего лишь помочь тебе, Дэвид. Кто-то должен быть рядом с тобой и именно сегодня. Из-за того, что тебе надо встретить покойную жену, ты слишком нервничаешь…
– Уходи, Ричард, – упрашивал я.
– Кто-то остановился у дверей. Должно быть, Луиза. Сейчас я оставлю тебя, поговори с ней. Но помни – я здесь и могу понадобиться…
Он вышел в соседнюю комнату. Снова зазвенел звонок, и я открыл дверь. Там стояла Луиза, во всем белом, как на похоронах. Вуаль, скрывающая обожженное лицо, чуть колыхнулась, когда она молча прошла мимо меня в комнату и уселась на стул.
– Пожалуй, Дэвид, ты совсем лишился дара речи, – произнесла она после долгого молчания. – Закрой же дверь. Я не привыкла к сквознякам, ты же знаешь. Почти год я пробыла в запертом, тесном гробу.
Я закрыл дверь, и слова сорвались с моих губ:
– Что тебе понадобилось? Зачем пришла? Ведь ты же мертва.
Она рассмеялась:
– Неужели, Дэвид, ты действительно этому веришь? Я не умерла. Просто немножко пошутила.
– Немножко пошутила? – повторил я, а она принялась хохотать, и мне показалось, что у нее начинается истерика.
– Да, Дэвид, – она постаралась меня уколоть. – Ты всегда не умел сохранять равновесие в моменты кризиса, поэтому я и не смогла удержаться от того, чтобы сыграть роль призрака. Хотела посмотреть на твою реакцию.
– Лжешь! – закричал я. – Ты мертва. Я видел, как тебя хоронили.
– Ради бога, Дэвид, – казалось, ее задели мои слова. – Разве я похожа на покойницу?
Она откинула вуаль с лица. Щеки ее горели, глаза блестели, а хищная улыбка показывала безукоризненной белизны зубы.
– Похоронена была девушка, которую я посадила в машину, чтобы подвезти. После аварии я поняла, что она мертва, и что-то заставило меня надеть ей на пальцы свои кольца и подложить под тело свою сумочку. Затем я подожгла остатки автомобиля. Вот и все.
– Но зачем? – простонал я, падая на другой стул. – Для чего ты это сделала?
– Потому что это меня позабавило. В те дни ты надоел мне еще больше, чем я тебе, и мне понравилась идея пожить в роли другого лица. Кроме того, я знала, что если и это мне надоест, я всегда смогу вернуться к тебе. А теперь у меня кончились деньги – вот почему я здесь.
– Да, но я завтра женюсь. На Энн.
– Знаю. Читала в газете, и мне сдается, что ты не хотел бы, чтобы я помешала. Хорошо, Дэвид, милый, я уйду и еще немножко поиграю в покойницу. Ты можешь жениться на дочери своего клиента. Но деньги мне все же нужны…
– Нет. Я не дам никаких денег. Ты умерла.
– Представляю заголовки завтрашних газет, – продолжала Луиза. – «Жена известного молодого юриста возвращается с того света» или «Считавшаяся покойной жена расстраивает свадьбу».
– Нет! Я не позволю тебе…
– Ей-богу, все, что мне нужно, – это десять тысяч долларов. Ты без шума получишь развод и можешь спокойно жениться вновь. Сам видишь – все образуется как нельзя просто.
Я не мог отвечать, мысли вихрем проносились в мозгу, я снова чувствовал себя слабым, запутавшимся, неуверенным. От полного упадка сил спасало лишь сознание того, что это кошмарный сон, а не реальность. Луиза поднялась со стула.
– Обдумай это, а я пойду попудрю нос. Даю тебе пять минут – и жду чек.
Она вышла из комнаты, а я зажмурился, страстно желая проснуться. Но открыв глаза, я обнаружил перед собой Ричарда, брата-близнеца.
– Должен заметить, ты справляешься с этим неважно и позволил ей запугать себя шуткой о мнимой смерти. Теперь она знает, что побила тебя.
– Но она в самом деле умерла! – вскричал я. – Все это лишь сон!
– Кто может отличить, где сон, а где реальность? Мой совет – не надо рисковать: если дашь ей денег, она придет за ними снова.
– Но я ничего не могу поделать, – пробормотал я в отчаянии.
– Нет, можешь. Луиза умерла однажды. И должна умереть еще раз.
– Нет! Я не буду тебя слушать.
– Что ж, вижу, мне придется взять дело в собственные руки, как я это делал, когда мы были малышами… Посмотри-ка на меня, Дэвид.
– Нет! – я пытался не смотреть, но его взгляд – горящий, гипнотический – держал и притягивал меня.
– Смотри мне в глаза, Дэвид.
– Не буду, не буду…
Но я не мог отвернуться, чувствуя себя в точности, как давным-давно, в мальчишеские годы. Глаза Ричарда увеличивались, пока не превратились в озера с темной водой, и мне казалось, будто я тону в их пучине.
– Теперь, Дэвид, я займу твое тело, как делал раньше. А тебе придется уйти туда, где все это время находился я, – в самую глубину нашего сознания.
Я пытался бороться, но его глаза – огромные озера, куда я падал, – все приближались и приближались. Затем меня закружило вихрем, и Ричард исчез. Я понял, что он победил, он был реальностью – и контролировал наше тело. Я стал беспомощным и лишь смотрел и слушал, но не мог вмешаться в его действия.
Луиза вернулась, глаза ее гордо блестели.
– Итак, Дэвид, ты еще не решил?
– Нет, Луиза, не решил.
Ричард говорил более низким, более сильным и уверенным голосом, нежели я. Казалось, Луизу озадачила такая перемена.
– Пусть это будет чек на предъявителя, – помедлив, заметила она. – Развод я возьму в Лас-Вегасе, никто не свяжет твоего имени с моим. Карпентер – довольно заурядная фамилия.
– Не будет ни чека, ни развода, – проговорил Ричард.
– Тогда будет огласка, сенсационная и неприятная, вряд ли она поможет твоей карьере.
– Не будет никакой огласки. И, к твоему сведению, я не Дэвид. Я Ричард.
– Ричард? – на ее лице появилось сомнение. – О чем это ты?
– Я брат-близнец Дэвида. Тот, который делает то, чего не смеет Дэвид.
– Ты смешон. Я ухожу. Даю тебе время до девяти утра завтрашнего дня – лучше подумай насчет этого чека.
– Не будет никакого чека, ведь ты не намерена выполнить какое бы то ни было соглашение, я знаю тебя.
Ричард шагнул вперед. Тут Луиза серьезно встревожилась в первый раз за весь разговор и повернулась, чтобы броситься прочь. Он схватил ее за плечо, развернул и обеими руками вцепился ей в горло.
Я должен был беспомощно наблюдать, как его ладони все сильнее сдавливали ее шею. Она отчаянно боролась, била его ногами, царапалась – наверное, секунд тридцать, потом усилия ослабли, и она потеряла сознание. Лицо ее посинело, а из уголков рта побежала слюна. Глаза словно вылезли из орбит – широко раскрытые и блестящие. Ричард спокойно продолжал свое дело, пока не уверился в ее смерти, и тогда выпустил безжизненное тело, кучкой тряпья рухнувшее на пол.
– Порядок, Дэвид. Теперь можешь говорить.
– Ты убил ее!
Ричард вытер губы моим платком:
– Интересно подмечено. Убил я ее или нет? Была она жива все это время или мертва?
– Ты меня пугаешь, – пожаловался я. – Конечно же, она была мертвой. Это лишь сон. Но…
– Но даже во сне мы не можем оставить тело в квартире, на ковре, – не правда ли? Пожалуй, ее следует отправить на место. На кладбище Фэрфилд.
– Разве это возможно?
– Для тебя – нет, но для меня – вполне. Я запросто спущу Луизу на лифте, возьму такси и отвезу тело на кладбище. А теперь замолчи, пока я вновь не дам тебе разрешения говорить.
Он спокойно приступил к выполнению этого безумного плана: вначале надел мою шляпу и перчатки, потом вынул из сумки Луизы вуаль и прикрепил к ее шляпке. Почистил на ней одежду и причесал растрепанные в борьбе волосы. Наконец, подхватил тело на руки, будто спящего ребенка, и зашагал к лифту.
Он позвонил и, держа Луизу на руках, принялся вполголоса напевать песенку. Через минуту пришел лифт, и Джимми, ночной служитель, открыл дверцу.
– Небольшое беспокойство, Джимми, – объяснил Ричард, шагнув внутрь. Ему пришлось повернуться боком, внося Луизу, и от движения сумка соскользнула у нее с колен, куда он поместил ее раньше. Джимми наклонился и вернул ее Ричарду.
– Эта молодая леди, – доверительно, как мужчина мужчине, заметил Ричард, – очевидно, начала пить еще до того, как попала сюда… Я угостил ее коктейлем, и она отключилась моментально. Теперь необходимо доставить ее домой. Ты мог бы заказать такси к боковому входу?
– Само собой, мистер Карпентер, – казалось, Джимми прекрасно все понял.
Я ожидал расследования, выяснения обстоятельств и ареста. Вместо этого Джимми доставил такси, Ричард уселся в машину с Луизой, и мы повезли – будто это вполне естественно – по полуночному Нью-Йорку мертвое тело. Но как ни умен был Ричард, без помех не обошлось. Таксист спросил адрес.
– Кладбище Фэрфилд, – ответил Ричард.
– Кладбище Фэрфилд? – переспросил тот. – В такое время ночи? Вы шутите, мистер?
– Ничуть, – Ричарда всегда злило, если кто-то не принимал его всерьез. – Эта леди умерла, и я собираюсь ее похоронить.
– Послушайте, мистер, – и таксист повернулся всем корпусом: это был маленький, шустрый человечек с покрасневшим от гнева лицом. – Мне не нравятся люди вашего круга и ваши шуточки. Теперь скажите, куда мы едем или убирайтесь из машины…
Ричард подумал, затем передернул плечами:
– Извини. Видно, шутка оказалась неважной. Доставь-ка нас в Риверсдэйл, 937. Западная улица, 235.
– О'кей, так-то лучше.
И через минуту мы пробирались по оживленным улицам Нью-Йорка, какими они бывают в послетеатральный час. Откинувшись на сиденье, Ричард держал тело Луизы на руках и напевал: «Потанцуй со мною снова, Вилли».
Дальнейшая поездка в точности напоминала сон. Мы проехали через Таймс-сквер. На лице Луизы под вуалью плясали яркие блики рекламных огней. Иногда мы стояли перед светофором, и пешеходы заглядывали внутрь машины и посмеивались. Некоторое время нас разглядывал полицейский-регулировщик, но, потеряв интерес, отвернулся. Ричард вез труп через самое сердце величайшего города мира, и ни единая душа ничего не заподозрила.
Вскоре мы вырулили на проспект Генри Гудзона и понеслись к Риверсдейлу. Адрес, который дал таксисту Ричард, оказался домом, купленным мной для нас с Энн. Ричард осторожно извлек Луизу из машины и даже ухитрился сунуть руку в карман, доставая деньги для расплаты с шофером, которого сразу же отпустил. Ночь была темной. Никто не видел, как Ричард бесцеремонно сбросил Луизу на холодные каменные ступени, чтобы найти ключ, и затем внес ее в дом.
Он не включил свет, а лишь швырнул тело на кушетку, сел напротив и закурил сигарету.
– Порядок, Дэвид, можешь говорить.
– Ричард, ты сумасшедший. Притащить Луизу сюда ничуть не лучше, чем оставить на старой квартире. Что же нам теперь делать?
– Как раз сейчас я это и обдумываю, – зло и нетерпеливо бросил Ричард. Он ненавидел обстоятельства, мешающие его планам. – Как паршиво, что глупый таксист не захотел ехать на кладбище.
И в этот момент Луиза поднялась. И села, качаясь как больная. Ладонью она обхватила горло, и голос ее был хриплым, а слова неясными:
– Дэвид, ты пытался убить меня?
Ричард повернулся и посмотрел на нее: в темноте она казалась далеким, призрачным пятном.
– Ты пытался убить меня, – повторила она, не веря собственным словам. – За это пойдешь в тюрьму, обещаю тебе…
– Ничего подобного, – он вскочил на ноги и зловеще навис над ней. – Просто мне придется повторить ту же работу, вот и все.
– Нет, ради Бога, нет! Извини, Дэвид, я не подумала хорошенько, прежде чем вернулась к тебе. Мне не следовало возвращаться – я уйду, в самом деле уйду. И никогда тебя не побеспокою, Дэвид, обещаю.
– Я Ричард, а не Дэвид, – мрачно сказал он. – Тебя трудно прикончить, не так ли? Ты умерла уже дважды и все еще жива. Быть может, третий раз положит этому конец.
– Ричард, перестань! – крикнул я. – Пусть уходит. Она действительно уйдет и никогда больше меня не потревожит, я знаю.
– Ты вовсе не знаешь женщин типа Луизы, – усмехнулся он. – И вообще, теперь это уже наше с ней дело. Ты мешаешь, иди спать, Дэвид… спать.
Я почувствовал, что теряю сознание и меня окутывает тьма. В этом сне все было в точности, как в мальчишеские годы. Ричард одолел меня окончательно и волен был делать все, что ему заблагорассудится. Что было дальше, я не знаю. Вдруг я понял, что лежу в собственной постели, одетый в пижаму. Посреди комнаты стоял, улыбаясь мне, Ричард:
– Итак, ты снова цел и невредим, Дэвид. А я удаляюсь, но еще вернусь. На это ты можешь положиться.
– Луиза! Что ты с ней сделал?
Ричард улыбнулся:
– Спокойной ночи, Дэвид. И запомни – все это было лишь сном. Довольно интересным сном…
С этими словами он исчез, а я открыл глаза и обнаружил, что было девять утра и звенел будильник. Такой сон, доктор…
– Спасибо, Дэвид, теперь все понятно. Я объясню тебе этот сон, и ты никогда больше его не увидишь.
– Это правда, доктор?
– Перед тем, как скончалась твоя первая жена, Луиза, ты желал ее смерти? Ведь так?
– Да, я хотел, чтобы она умерла.
– Верно. И когда это произошло, ты почувствовал подсознательную вину, будто сам убил ее. В канун женитьбы на Энн это чувство вины выразилось в кошмаре, в котором вновь ожила Луиза. Вероятно, звонок будильника показался тебе телефонным, и это послужило толчком всему сну – о Луизе, Ричарде и всем остальном. Тебе понятно?
– Да, доктор.
– Теперь отдохни несколько минут. Когда я разбужу тебя, ты проснешься и навсегда забудешь свой сон. Он никогда к тебе не вернется. Отдыхай, Дэвид.
– Да, доктор.
– Доктор Мэнсон!
– Да, миссис Карпентер?
– Вы уверены, что это никогда ему не приснится?
– Вполне уверен: его подсознательное чувство вины всплыло на поверхность, если можно так выразиться. И именно так же оно устранится.