Текст книги "Короткий триллер"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Роальд Даль,Роберт Артур,Тэлмидж Пауэлл,Деннис Уитли,Роберт Шпехт,Уильям Бриттен,Нигель Нил
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Короткий триллер

С. Гилфорд
Игрок в покер

Байрон Дюкей одиноко сидел за восьмиугольным столом, покрытым зеленым сукном. Справа от него на небольшой подставке столбиками высились фишки для покера – красные, белые и синие, слева на маленькой тележке стояли бутылки виски, дюжина чистых стаканов, сифон с содовой и большой сосуд, доверху заполненный кубиками льда.

Тонкие, с ухоженными ногтями пальцы перетасовали колоду карт, и Байрон Дюкей приступил к загадочной игре, походившей то ли на солитер, то ли на гадание. Карты открывались одна за другой, а красивое, аскетичное лицо игрока сохраняло полную невозмутимость. Во всей огромной квартире царила тишина.

И вдруг еле слышно щелкнула открывающаяся дверь. Байрон громко и дружелюбно произнес:

– Кто бы это ни был – прошу войти.

Он ожидал приятеля и партнера по игре. Но человек, появившийся перед ним через полминуты, пришел сюда отнюдь не для карточной игры. Он был невысок и удивительно тощ, одет в грязноватые серые брюки и белую рубашку с закатанными рукавами и открытым воротом. Довольно длинные песочного цвета волосы взлохмачены. Маленькое узкое лицо застыло в гримасе, белесые глаза горели отчаянием, а правой рукой он сжимал внушительных размеров нож.

Байрон Дюкей даже не попытался подняться из-за стола.

– Что вам угодно? – спросил он.

Незнакомец помолчал и, подозрительно оглядевшись, ответил вопросом:

– Мы здесь одни?

Может, это было и опрометчиво, но Дюкей кивнул.

– Ладно, – произнес молодой незнакомец. – Не делайте мне неприятностей, и я вас не трону.

– Что вам угодно? – повторил Дюкей, и голос его прозвучал чуть спокойнее, ровнее.

Юноша оставил вопрос без ответа и еще раз оглядел комнату, как бы раздумывая, не понадобится ли ему здесь что-либо. Он заметил рядом с локтем игрока бутылки, и взгляд его оживился.

– Неплохо бы выпить, – сказал он.

– Присядьте, – произнес Дюкей. – Я вам налью.

Ему пришлось подождать, так как тот, вероятно из осторожности, сел не сразу и выбрал наиболее отдаленное место – точно напротив хозяина. Правую руку незнакомец положил на стол: на зеленом сукне шестидюймовое лезвие блестело, как алмаз.

– Бурбон или шотландский виски?

Юноша колебался, как бы удивляясь тому, что имеется выбор.

– Бурбон, – проговорил он наконец. – Побольше и со льдом.

В молчании Дюкей приготовил напиток, затем двинул его в сторону незнакомца. Тот принял стакан свободной левой рукой. Сделав большой глоток, он слегка покривился.

– Мне нужны деньги и ключи от машины, – произнес незнакомец. – Заодно вы покажете мне, где она стоит. И еще кое-какая одежда.

Вопреки ожиданиям, игрок вовсе не торопился выполнять указания незваного гостя.

– Это не похоже на обычный налет, – промолвил он.

– Вот именно, – и молодой человек снова сделал большой глоток. – Слышите? Пошевеливайтесь!

– Кстати, кто вы такой? – спросил Дюкей, меняя тему разговора.

– А это, черт подери, вас не касается…

– Должно быть, вы – Рик Мэсден?

На губах незнакомца мелькнула улыбка гордости.

– Видно, что вы слушаете новости по радио и телевидению, – заметил он.

– Иногда, – кивнул Дюкей.

– Ну да, я – Рик Мэсден. На прошлой неделе порезал в баре двоих. Мою подружку и ее нового приятеля. Через пару дней меня поймали, но вчера утром я удрал. – Он усмехнулся. – Потому что сумел раздобыть себе другой нож.

– Вы не против, если я выпью за компанию, – спросил игрок, потянувшись к бутылкам.

В ту же секунду Мэсден, отставив недопитый стакан, сильно хлопнул по столу левой ладонью.

– Еще чего! – едва ли не выкрикнул он. – Я сказал – мне нужны ваши монеты, гоните их!

Дюкей замер на полдвижении, но этим и ограничился.

– Давайте-ка обсудим это, Мэсден, – начал он.

Правая рука собеседника приподнялась над столом на пару дюймов, и лезвие беспокойно блеснуло в пальцах.

– Слушайте, мистер, – медленно произнес он, – или вы сделаете, как я хочу, или я вас порежу, как тех, других…

Дюкей не дрогнул.

– Сидите спокойно, Мэсден, – быстро проговорил он повелительным тоном, и на какой-то момент юноша повиновался.

– Прежде чем вы решитесь «порезать» меня, будьте любезны выслушать.

Казалось, Мэсден почувствовал в этих словах что-то вызывающе опасное. Он сидел, не шевелясь, и нож замер в его пальцах.

– Слушаю, – проговорил он наконец.

– Прекрасно. Итак, проанализируем ситуацию, мистер Мэсден. Мы располагаемся за столом, точно напротив друг друга и примерно в шести футах. У вас нож, у меня в данный момент оружия нет. Но зато имеются кое-какие соображения, Мэсден, насчет того, что мне делать, если вы решитесь применить силу. Конечно же, я постараюсь защититься. И знаете, как? А вот как: при малейшей вашей попытке подняться со стула я опрокину на вас стол. В успехе я уверен. Может, вы и помоложе, Мэсден, но, как видите, я примерно вдвое крупней. В результате первого этапа нашего единоборства вы очутитесь на полу, а стол над вами. Или же, если мне не повезет, вы окажетесь у противоположной стены. Улавливаете мою мысль?

Несмотря на бушевавшие в нем подозрительность и злобу, юноша завороженно кивнул:

– Ага, я понял.

– Тогда перейдем ко второму этапу: обратите внимание на стол, что позади и левее меня, Мэсден. Полагаю, вы уже догадываетесь, на что я намекаю, – с того места, где вы сидите, эта вещь очень заметна. Я использую ее для разрезания писем, но на самом деле это украшенный драгоценными камнями турецкий кинжал… Дальнейшее понятно само собой, не так ли? Я хватаю этот кинжал в тот момент, как опрокидываю стол, – и мы уже на равных. Согласны, Мэсден?

Грабитель не сводил с игрока глаз. Когда Дюкей сделал паузу, он моргнул и облизнул губы, но промолчал.

– На этом со вторым этапом покончено, приготовления к битве завершены, – продолжал игрок. – Этап третий – сама борьба. Что же мы имеем, Мэсден?

Мэсден лишь моргал и облизывал губы.

– Рассмотрим оружие, Мэсден. Что у вас за нож?

– Заточенный кухонный ножик, – с явной неохотой произнес Мэсден. – Дружок подсунул его мне в тюряге.

– По-видимому, вы не станете возражать, если я предположу, что в смысле оружия у меня некоторое преимущество, – с легкой улыбкой заметил Дюкей. – По крайней мере, я ни в коем случае не променял бы свой кинжал на ваш кухонный нож.

– Послушайте, мистер…

– Но самое важное в борьбе, – напористо продолжал Дюкей, – не оружие, а противники. Как вы полагаете, каковы наши шансы в сравнении, Мэсден? Кстати, сколько вам лет?

– Девятнадцать.

– Мне тридцать один. Может быть, здесь очко в вашу пользу. Сколько весите?

– Сто двадцать.

– Я на шестьдесят фунтов тяжелее, Мэсден. Следовательно, счет в мою пользу. Каковы мы в рукопашной? Вначале я перечислю свои достоинства: квотербек в сборной штата по регби – это десять лет назад. Почти так же хорош я был и как баскетбольный форвард. В теннисе много выше среднего, то же самое в плавании и прочем. Далее. Форму я поддерживаю, занимаюсь гимнастикой минимум час в день. Не прибавил ни унции со времен окончания колледжа. Это о чем-то говорит, как вы считаете? А теперь перейдем к вашим атлетическим достоинствам, Мэсден…

Сидящий напротив юноша чуть побледнел и напрягся. Снова облизнул губы; казалось, он хотел что-то сказать, но не справился со словами.

– В таком случае, позвольте мне заняться вашим анализом, насколько я смогу это сделать. Вы жертва хронического недоедания. Не потому что голодали в буквальном смысле, но скорее из-за того, что росли без надзора и питались не тем, чем нужно. Сами понимаете, что такая худоба болезненна. Добавим вредные привычки. Курить вы начали, наверное, лет с десяти? На ваших пальцах сильные следы никотина. Бог знает, что именно вы курите теперь, может, нечто худшее, чем табак. Гляньте-ка на меня и на себя, Мэсден. Как полагаете, кто из нас лучше развит физически?

Юноша помрачнел, его густые брови почти сошлись на переносице, а в глазах, которые он не сводил с хозяина дома, появилось жесткое выражение.

– Но мы еще не добрались до главного, – продолжал Дюкей. – Я говорю о храбрости, желании выиграть схватку и готовности рискнуть. Конечно, войдя сюда, вы поступили довольно смело. Правда, у вас нож, а я безоружен. Но что осталось от вашей смелости? Полагаю, ее поубавилось. Одно дело – гордо войти и пригрозить ножом, но едва лишь появится опасение, что с вами могут поступить подобным же образом, – и перспектива становится не столь блестящей, не так ли?

– Это блеф! – слова Рика Мэсдена прозвучали резко, будто удар хлыста.

– Вы думаете? – спросил игрок, улыбаясь. – В таком случае вам следует лишь попытаться встать со стула, Мэсден.

На этот раз молчание было гнетущим и казалось наполненным чувством ненависти. Мэсден не шевельнулся.

– Ну конечно же, я упустил еще кое-что, – добавил Дюкей после паузы. – Это касается побудительных причин. Может, вы и не первый на свете храбрец, но будете драться хорошо – ради собственной выгоды. Если убьете меня, то все в порядке: берете мои деньги, машину и убираетесь на все четыре стороны. Если же сами будете убиты…

– А вам что даст победа надо мной, мистер? – требовательно осведомился тощий юноша, и в глазах его промелькнул проблеск надежды, а в голосе послышались хитрые нотки.

– Хороший вопрос, – признался Дюкей. – Мне кажется, я мог бы пойти вам навстречу, хотя при этом осложняется работа полиции, ваша поимка откладывается на денек-другой, а возможно, и на пару недель… Я мог бы надеяться, что, получив требуемое, вы мирно покинете дом, в худшем случае связав меня по рукам и ногам, но моя натура не позволяет доверяться до такой степени. Вы человек жестокий, и вам нравится причинять людям боль. Возможно, вы ограничитесь тем, что вволю попинаете меня ногами, но поскольку за вами есть убийство… я тоже не гарантирован от подобной участи.

Незнакомец еще более нахмурился, и глаза его загорелись ненавистью.

– И кроме того, Мэсден, так уж получилось, что вы мне весьма несимпатичны. Вы – чистейшей воды подонок. Я согласен рискнуть получить раны или даже погибнуть, лишь бы разделаться с вами, – закончил игрок.

Рик Мэсден, неподвижно сидя на стуле, еле заметно поежился, и правая рука его чуть дрогнула.

– Значит, вы не прочь поиграть ножиками – а, мистер?

– Именно. Вам остается подняться с места.

Мэсден сделал большой глоток из своего стакана и поморщился от обжигающей жидкости. Потом хмуро глянул на Дюкея и вдруг выпалил:

– Ладно, папаша, можешь начинать! Берись-ка за дело!

– Я не говорил, что собираюсь взяться за это «дело», – проговорил игрок. – Я лишь сказал, что именно сделаю, если начнете вы…

Держась за свой край стола, они долго и пристально смотрели друг на друга. Глаза парня уставились на кинжал, потом вернулись к игроку. Шли секунды, затем минуты…

– Почему бы не дать мне то, что я прошу? – произнес Мэсден. – Несколько долларов, костюм и ключи от авто. У вас страховка, никто ничего не потеряет. Согласны?

– Ни за что!

Мэсден задумчиво пожевал губу:

– И что же дальше, папаша? Так и будем рассиживать? Ты говорил, что если я двинусь, то перевернешь стол и цапнешь тот ножик, – так мы деремся или рассиживаем? Пожалуй, я начну шевелиться.

Он начал было приподниматься, но тут же передумал, его серые глаза озарила догадка, и тело дрогнуло на стуле, почувствовав угрозу.

– А, я все понял, – сквозь зубы процедил Мэсден. – К тебе должны придти знакомые ребята поиграть в карты, и ты пытаешься задержать меня до их прихода.

– И мне это неплохо удается, не правда ли, Мэсден? – невозмутимо спросил Дюкей. – В самом деле, я ожидаю их через пару минут.

– Но тебе это дорого обойдется!

– Выбор по-прежнему твой. Поднимись-ка – и я переворачиваю стол и хватаю кинжал. Можешь испытать свое счастье.

– Уж не такой я глупец, чтобы сидеть тут и ожидать неприятностей, – проговорил беглец, снова вздрагивая тощим телом.

– Но вообще-то есть еще одна возможность, Мэсден.

– На что это ты намекаешь? – с робкой надеждой спросил юноша.

– Что ж, в случае драки я также подвержен риску и не горю желанием испытывать судьбу… Быть может, именно поэтому я готов предложить обмен: твой побег на мою безопасность. Но ты уходишь с пустыми руками.

– Объясни подробнее, папаша, – протянул Рик Мэсден, казалось, уже утративший значительную долю самоуверенности и наглости.

– Итак: пока ты держишь нож, я в опасности. Если ты вскочишь с места, я не буду знать, собираешься ты напасть или убежать. И – хотим мы этого или нет – придется драться. Ты улавливаешь мою мысль?

– Да, – кивнул Мэсден.

– В этой ситуации главная помеха – твой нож. Ты хочешь убраться отсюда, и я не заинтересован в драке. Но пока у тебя нож, ты не сможешь двинуться. Поэтому единственный, как мне сдается, выход для тебя – это бросить нож на середину стола.

– Что?!

– Вот именно. И мы оба будем безоружны.

– Но как же я? Ты регбист, и получается несправедливо…

– Между нами стол, это неплохое преимущество – вполне успеешь выскочить отсюда.

– А ты позвонишь легавым?

– Ты умный парень, Мэсден, – улыбнулся Дюкей. – Я об этом не думал, но из чувства гражданского долга не отказался бы позвонить… Ну хорошо, договоримся так: телефон в обмен на нож.

– Это как же?

– Аппарат находится на расстоянии вытянутой руки от меня. Если позволишь, я потянусь и выдерну шнур из гнезда. Разумеется, я сделаю это первым. Я дергаю шнур, а ты бросаешь нож на середину стола и удираешь. Что скажешь?

Брови юноши сошлись на переносице; он лихорадочно раздумывал, то и дело оценивающе поглядывая на игрока, прикидывая ширину его плеч и запас решимости.

– О'кей, – процедил он через минуту. – Дергай за провод, но первым, а нож я пока что придержу – на случай, если попытаешься схватить кинжал вместо телефона…

– А ты следи повнимательнее, Мэсден.

Медленно без резких движений, но не выпуская противника из виду, Дюкей полуобернулся, вытянул вбок и назад левую руку и крепко схватил телефонный аппарат. Рывок – и оборванный провод повис в воздухе.

– Удовлетворен? – спросил Дюкей, затем выпустил из пальцев аппарат, и тот, тихо стукнув, упал на толстый ковер.

– Теперь, будь любезен, нож. На середину, чтобы нам обоим трудно было дотянуться.

Они вновь уставились друг на друга, все еще не доверяя словам и опасаясь один другого. Последовала долгая пауза, оба не шевелились.

– Ну же, Мэсден! Пока держишь нож – со стула тебе не встать!

С явным сожалением и неохотой молодой человек повиновался. Легкое движение кистью, и блестящий предмет, сделав пару оборотов в воздухе, замер на сукне в центре стола.

– А теперь не двигайся, папаша, – проговорил Мэсден, – потому что я сматываюсь.

– Удачи я тебе желать не стану, Мэсден, – ответил Дюкей.

Противники замолчали, будто прощаясь без слов, но внезапно тишину нарушил негромкий звук, который услышали оба.

Мэсден отреагировал мгновенно: опрокинутый им стул еще не коснулся пола, как он уже рванулся к двери. Дюкей не шевельнулся, лишь сжал пальцами подлокотники кресла и изо всех сил крикнул:

– Сэм, держи его! Это преступник!

Из соседней комнаты донесся шум, последовали крики и проклятья. Байрон Дюкей сидел и слушал. По-видимому, этого ему было достаточно. Возня достигла апогея, послышался сильнейший удар, и все затихло.

Игрок откинулся в кресле и расслабился. Яркая лампа над карточным столом освещала бусинки пота на запрокинутом лице…

…Во второй раз капитан Сэм Уильямс появился у Байрона Дюкей, когда покер был в самом разгаре, то есть часа через два. За это время он надежно упрятал за решетку Рика Мэсдена и составил полный отчет о поимке преступника.

– Байрон, – произнес Сэм, качнув седеющей головой, – пожалуй, я не рискну еще когда-нибудь сыграть с тобой в покер. Никогда бы не подумал, что ты способен так блефовать.

– Ты мне льстишь, Сэм, – сказал Дюкей. – Просто мне повезло, вот и все. Перед тем как уйти, Вирджиния по моей просьбе помогла мне перебраться сюда из кресла-каталки. Иногда я предпочитаю принимать вас, джентльмены, сидя в обычном кресле с подлокотниками… Это позволяет в меньшей степени ощущать себя инвалидом. Если бы я сидел в каталке, то никогда не поймал бы Мэсдена на блеф.

Сэм кивнул. Взгляд его устремился в открытые двери спальни – туда, где в полутьме поблескивали серебристые колеса. Рик Мэсден их не заметил. А если и заметил, то просто не соотнес с игроком в покер.

Уильям Бриттен
Восемнадцать дюймов

Ворота высокой каменной ограды, окружающей поместье, были надежно заперты. За оградой молчаливо расхаживали внушительные джентльмены с подозрительными выпуклостями слева под мышками и бдительно следили за малейшим движением в сгущавшихся сумерках.

В особняке, в отделанной дубом огромной столовой, «предводительница» семьи Гатро держала стратегический совет.

За длинным столом почти посередине сидел Питер Гатро – стройный, по-южному красивый мужчина в возрасте чуть за тридцать. Его работа заключалась в поиске надежных легальных путей для ведения дел семьи. Напротив разместился его брат Майкл, грузный и мускулистый, напоминающий незаконченную гранитную статую. Майкл осуществлял применение силы в тех редких случаях, когда для достижения цели семьи легальных мер было недостаточно.

Во главе стола сидела маленькая седовласая женщина – Кэтрин Гатро. В сравнении с мужчинами ее крошечная фигурка казалась еще меньше. После смерти мужа она взяла бразды правления в свои маленькие руки и управлялась с делами четко и эффективно, весьма обескураживая тех, кто пытался пошатнуть империю Гатро.

Уже двадцать лет семья держала в руках весь город, пробиваясь к власти с помощью денег, а если такой возможности не было, прибегала к избиениям, подкладыванию бомб и – при необходимости – к убийствам. Многие бизнесмены сыпали деньги в сундуки семьи, а любая акция, могущая поколебать статус-кво в городе, будь это забастовка муниципальных работников, учреждение нового выборного местечка для политиков или серьезное преступление, должна была прежде получить одобрение Гатро.

Для того, чтобы служить опорой, удерживающей мощь семьи, Кэтрин Гатро неискушенному человеку казалась слишком хрупкой и слабой, но только до тех пор, пока он не встречался взглядом с ее глазами. Они были голубыми, с кремнистым блеском, и безжалостными, как свежевырытая могила. Может, Кэтрин Гатро и была миниатюрной, но каждый ее нерв по отдельности и вся ее плоть целиком являли собой закаленную сталь.

– Верховный суд постановил отменить смертную казнь, – произнесла она голосом, будто ножом прорезавшим тишину. – И тем не менее через несколько дней ваш брат Ники будет повешен. Разве за тем я посылала тебя учиться на юриста, Питер?

– Мама, решение Верховного суда относилось к 1972 году, почти шесть лет назад, но прошло только сейчас. Соотношение голосов за отмену крайней меры было шесть к четырем.

– Но крайняя мера отменена, а мой сын все же должен умереть?

Питер дрогнувшими пальцами достал сигарету:

– Те двое судей, голосовавшие за отмену крайней меры, вовсе не спорили о несправедливости смертного приговора. Они лишь высказались о разумном его применении, чтобы никто богатый и влиятельный не смог избегнуть его – в отличие от бедного. Многие юристы поддержали закон об одинаковом для всех наказании, даже если оно является смертной казнью.

– Значит, после того как Ники зарезал этого человека, они снова изменили закон, не так ли? – спросила Кэтрин. – Просто, чтобы добраться до кого-нибудь из семьи Гатро?

– Ну пожалуйста, мама…

Питер хотел было сказать матери, что она неправа, но передумал:

– Закон нашего штата был принят до убийства… перед тем, как Ник это сделал. Он гласит, что виновный в убийстве полицейского должен быть казнен. У судьи совершенно не было выбора, а до того как всплыло дело Ника, этот новый закон не применялся.

– Но почему именно его? Только из-за того, что его фамилия Гатро?

– Такие времена, мама, вот и все. После политических скандалов начала семидесятых вся страна потребовала строжайшего выполнения законов. Затем вышли в отставку двое членов Верховного суда. Эти двое входили в троицу, голосовавшую против крайней меры из принципа. Те, кто их заменил, склонились к тому, что закон должен быть более жестким.

– Кроме того, Ник оказался чертовски глуп, – взглянул на мать из-под кустистых бровей Майкл Гатро. – Фараон остановил его машину лишь потому, что ему показалось, будто Ник пьян. Но мой брат, этот идиот, даже не выслушал, чего от него хотят, и пустил в ход нож. Проткнул фараона по меньшей мере десять раз, разнес его на куски. Глупый молокосос. Дело о вождении в пьяном виде можно было замять за сотню-другую.

– И вспомни, мама, – добавил Питер. – У Лори, полицейского, были жена и четверо малышей. Это убийство попало на первые страницы всех газет. Ник и должен был получить смертный приговор. Толпа линчевала бы любого федерального прокурора, требующего чего-либо меньшего. Когда подали апелляцию, эти новые члены суда не оставили ни одного шанса на пересмотр дела.

– В первый раз в жизни, Майкл, ты прав, – сказала Кэтрин. – Ники глуп. И заслуживает смерти хотя бы за идиотизм. Все оказалось бы простым, если бы он умер прямо сейчас.

Оба сына посмотрели на нее в полной растерянности.

– Я… не понимаю, – произнес Питер. – Если ты желаешь его смерти, то при чем здесь мы?

– Вы мои сыновья, – проскрежетала Кэтрин. – Вы сильные. Вы не стали бы убивать полицейского, окажись в той машине. В отличие от Ники, на вас я могу положиться в плохие времена.

Казалось, она съеживается на своем стуле и уменьшается прямо на глазах.

– Но если вы – могучие деревья, то Ник все равно что травинка, слабое растеньице. Еще мальчишками, когда вы дрались, вы не жаловались, даже если вам крепко перепадало. А Ники всегда прибегал ко мне похныкать, как жалкий щенок. Мне и тогда было стыдно за него. Этот подлый страх остался с ним навсегда. Мы с отцом много раз вытаскивали его из неприятностей – сам-то он боялся улаживать их, несмотря на то, что носил фамилию Гатро. Но убийство полицейского – это слишком. Ники больше мне не сын…

– Тогда почему бы не предоставить его палачу? – грубо спросил Майкл.

Кэтрин повернулась к Питеру:

– Будут ли при казни репортеры?

– Да, думаю, как минимум один или два. Отчеты пойдут во все службы новостей – ведь это первая легальная казнь за много лет. Дело получит крупные заголовки.

– В этом и заключается проблема. Ведь Ники не пойдет на виселицу как мужчина. Он будет пускать нюни и умолять о пощаде всю дорогу, какие бы успокоительные таблетки ему ни давали. В таком виде он и появится в газетах: «Член семьи Гатро умер с достоинством визжащей раненой крысы, испустившей дух в канаве». Можете представить все бесчестье, которое принесет эта казнь нашей семье? А враги? Они готовы воспользоваться любой слабинкой в клане Гатро!

Кэтрин свесила голову, и лицо ее превратилось в трагическую маску. Внезапно она очнулась и пронзительно воскликнула:

– Ради чести моего покойного мужа, он не смеет умирать с трусливыми воплями!

И она выпрямилась на стуле, с явным усилием взяв себя в руки.

– Прошу прощения, – произнесла она мертвым, спокойным голосом. – Не следует поддаваться эмоциям. Необходимо найти выход из положения. Слушаю ваши предложения.

Несколько минут в комнате царило молчание, все трое обдумывали ситуацию.

– Нет смысла завязывать обычные контакты, – сказал, наконец, Питер. – Ребята не захотят проникать в тюрьму. А если и проберутся, вряд ли сообразят, что можно сделать.

– Надо поручить это одному человеку, – заметила Кэтрин. – Человеку с оригинальным мышлением, который видит вещи под особым углом зрения, не так, как другие.

Питер глянул на мать, потом на Майкла и снова на мать:

– Шенди, – прошептал он.

– Этот мерзавец, – прорычал Майкл.

– Возможно. Но в свое время он разработал для нашего бизнеса кое-какие трюки, требующие большого воображения.

– Слушай, ведь он настолько стар, что может загнуться, едва лишь потребуется настоящее дело. И кроме того, я не доверил бы ему именно это – слишком рискованно.

– Вся штука в том, что он умеет внушить к себе необычайное доверие, вот почему он был первым мошенником в нашей округе. Если кто-то и сможет помочь в деле Ника – это Шенди.

– Между прочим, он должен нам больше пяти тысяч, и я дал ему понять, что мне не нравится, когда долг не отдают вовремя.

– Так вот, Майкл, поскольку Шенди – единственный, кто может нам помочь, тебе придется с ним подружиться, – подвела итог Кэтрин.

Маленький человечек в грязной квартире по соседству с городскими трущобами ожидал визита Кэтрин Гатро в ближайшие две недели. Именно столько времени оставалось до казни Ника Гатро.

Он не удивился, когда черный лимузин остановился у края тротуара под его окном. Из машины вышли Питер и Майкл Гатро. Они плечами потеснили какого-то прохожего, затем Питер возвратился к машине и помог выйти матери. Они поднялись по старым ступеням к дверям дома. В квартире задребезжал звонок, и человечек нажал кнопку, высвобождающую задвижку на двери. Он встретил Гатро в прихожей и провел в комнату. Пока троица с отвращением озиралась, он сел в единственное не заваленное барахлом кресло и выжидающе уставился на них.

Майкл Гатро подошел к нему, наклонился и собрал в кулак рубашку на его груди.

– Встань, Шенди, – приказал Майкл, поднимая его на ноги с такой легкостью, будто тот был тряпичной куклой. – Никто не смеет рассиживать, пока стоит моя мать.

Шенди ладонью откинул со лба длинные седые волосы и привел в порядок рубашку.

– Тысяча извинений, миссис Гатро, – произнес он, неуклюже поклонившись. – Мои манеры ужасны, это факт, о котором ваш сын постоянно мне напоминает. – Он проворно ощупал рукой спину. – После последнего напоминания я провалялся в постели почти неделю.

– Ты запоздал с платежом, – проворчал Майкл.

– Пожалуйста, садитесь, мистер Шенди, – пригласила Кэтрин. – Я пришла не для того, чтобы разговаривать о вашем долге. Разве что, если договоримся, можно будет долг считать погашенным.

– Конечно. Ваша прямая обязанность – забыть о долге, если вы хотите, чтобы я кое-что для вас сделал, не так ли?

– Как ты узнал? – пробормотал Майкл.

Шенди не сводил глаз с Кэтрин:

– Дорогая леди, – сказал он, будто вопрос был задан ею. – Я знаю о семье Гатро все. Это единственная причина, почему этот головорез, которого вы зовете сыном, до сих пор не разделался со мной.

Майкл Гатро издал горловой, рокочущий звук, но Кэтрин движением руки заставила его смолкнуть.

– Вы хотите, чтобы я придумал способ устроить дело так, чтобы казнь вашего сына Ника не стала помехой для вашей семьи.

Кэтрин Гатро кивнула:

– Вы сможете это сделать?

– Быть может. Есть ли у вас план, или его разработка ложится на меня?

Кэтрин задумалась над вопросом.

– Если бы он умер до казни… – начала она.

– Не может быть и речи, мадам. Начальник тюрьмы Холси и его подчиненные вовсе не дураки. Ника усиленно охраняют на прогулках, все остальное время он не покидает камеру. Пищу для него готовят отдельно, а его посетителей тщательно обыскивают, вы это прекрасно знаете. Убить его невозможно, разве что убийца поставит на карту собственную жизнь, а я, должен признаться, к этому совершенно не стремлюсь…

– Может, есть возможность как-то вытащить его оттуда? – спросил Питер.

– Это сложно, но, пожалуй, проще, чем убить его, – ответил Шенди. – Вижу, конкретного плана у вас пока нет. Так?

– Да. Поэтому мы и находимся здесь, – подтвердила Кэтрин. – Я полагаю, что вы обладаете даром совершать невозможное, мистер Шенди.

– Ваше доверие не лишено оснований, дорогая леди. Это вполне в моих силах – избавить вас от позора, который ожидает вашу семью, если Ника поведут на казнь.

– Хорошо. Тогда…

– Минутку, миссис Гатро. Я сказал, что это возможно, но захочу ли я это сделать – другой вопрос. Кроме того, ваш сын Майкл не всегда обращался со мной с уважением, достойным той пользы, которую я принес вашей семье. Он избил меня, гнусно обзывал, а теперь, удерживая в финансовой зависимости…

– Долг будет аннулирован, – перебила Кэтрин. – Вы никогда больше не увидите Майкла.

– Ну, в таком случае кое-что проясняется.

– Я знаю, что доступ в тюрьму потребует больших денег, – продолжала Гатро. – Об этом позаботятся, и кое-что перепадет вам.

– Еще лучше. Но если предположить удачный побег, возникает проблема – что делать с Ником. Его будет разыскивать вся полиция штата.

– Пусть провалится ко всем чертям, мне все равно. Я не хочу его видеть. Можете выбросить его в реку – он всегда слишком трусил, чтобы научиться плавать. Меня заботит лишь одно – чтобы он не обесчестил семью Гатро, распуская нюни и хныча перед виселицей. Я не могу допустить, чтобы нашу семью высмеивали в газетах.

– Ну хорошо, сделка состоялась. И мне причитается… – Шенди, усмехаясь, замолчал.

Кэтрин вытащила из висевшей через плечо сумки несколько увесистых пачек и бросила их Шенди.

– Здесь десять тысяч долларов. Если понадобится, добавлю. Все, что требуется, – это результат.

– Мне хотелось бы попросить у вас еще одну вещь, мадам.

– Что именно? – спросила Кэтрин раздраженно. – Ваш долг погашен, деньги у вас есть. Что еще может зависеть от меня?

Шенди повернулся к Майклу, глаза его блеснули.

– Перед тем, как я сделаю это для вашей семьи, я хочу, чтобы ваш сын сказал мне «пожалуйста».

Что-то придушенно всхлипнуло в глотке Майкла.

– Ты, маленький… – начал было он.

– Майкл! Делай, как сказано! – приказала Кэтрин.

Майкл взглянул на мать, на Шенди и снова на мать. Медленно покачал головой. Женщина со сжатыми кулачками приблизилась к нему и отрывисто бросила:

– Сделай это!

Майкл на негнущихся ногах прошагал к Шенди и уставился на него сверху вниз. Дважды открыл рот, но не издал ни звука. Третья попытка оказалась успешной.

– Пожалуйста, – выдавил он, будто под действием неведомой силы, вытянувшей из него требуемое слово.

– Я просто не могу устоять перед подобными уговорами, – сказал Шенди. – Все будет сделано, как вы просите.

В понедельник, за четыре дня до казни Ника Гатро, у ворот Тайборвильской тюрьмы появился человечек маленького роста в черной куртке, наподобие пасторской, с высоким крахмальным воротничком и с Библией в руках. На плечи мягкой волной ложились седые волосы. Его костюм был слегка измят, как это бывает у мужчин, не имеющих заботливой жены.

Шенди купил костюм в конторе, торгующей предметами культа, – проследить за такой покупкой невозможно, чего нельзя сказать о костюме, взятом напрокат. Даже приобретенные им ботинки были достаточно поношены, хотя и как следует начищены. Стоимость покупки вряд ли пробила брешь в десяти тысячах долларов. Бритье и вечер в турецкой бане придали его лицу свежий, розоватый оттенок.

Пастору не понадобилось долго уговаривать охранников проводить его в контору начальника тюрьмы Холси. Шенди с его пасторскими манерами, запинающейся речью и близорукими глазами за толстыми стеклами очков едва ли был похож на человека, способного сокрушить высокие стены и каменное здание Тайборвильской тюрьмы.