Текст книги "Короткий триллер"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Генри Каттнер,Роберт Альберт Блох,Роальд Даль,Роберт Артур,Тэлмидж Пауэлл,Деннис Уитли,Роберт Шпехт,Уильям Бриттен,Нигель Нил
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Р. Четвинд-Хейес
Ужас Бодмина

– Ваши нервы натянуты, как струны, – сказал врач. – Не перегружайте их. Не хочу вас пугать, но стоит лишний раз переволноваться – и они могут лопнуть… Понимаете?

Он кивнул.

– Поезжайте куда-нибудь в спокойное местечко и постарайтесь ни о чем не заботиться. Совершенно ни о чем. Вы женаты?

Снова кивок.

– Объясните ситуацию жене и внушите ей, что вы нуждаетесь в покое…

Он улыбнулся. Интересно, как Лидия отнесется к тому, что он может сойти с ума, если она не начнет обращаться с ним поласковей и не даст ему немного покою.

– Я собираюсь в поездку по Корнуэлу на автомобиле.

Врач нахмурился:

– Не думаю, что это благоразумно. Вести машину продолжительное время…

– Корнуэл – спокойное место, – возразил он.

Машина сломалась после того, как они проехали через Лонсестон. Лидия хотела остаться в этом поселке на ночь, но Джеймса такой вариант совсем не устраивал.

– Хочу попасть в Лизард, – спокойно заметил он. – Ты забыла, что там для нас забронированы комнаты?

– Вовсе не забыла, – она недовольно наморщила лоб. – Просто я устала и думала, что ты согласишься на Лонсестон.

Автомобиль, выбрав прекрасное местечко, пару раз предупредительно чихнул и остановился. Джеймс поднял капот и с надеждой посмотрел на умолкнувший двигатель.

– Ну что? – раздраженно спросила Лидия.

– Пожалуй, дела плохи. – Джеймс потрогал то, что казалось ему свечой, обнаружил, что она горяча, и сунул палец в рот.

– Сделай что-нибудь! – потребовала Лидия.

– Милая девушка, – он подошел к открытому окну. – Водить машину я могу, но как она устроена, понятия не имею. У каждого своя жилка: я художник, а не механик.

– Понятно, – продолговатое лицо Лидии нахмурилось, а красивые голубые глаза похолодели от презрения. – И что ж нам в таком случае делать?

– Мне кажется, – он сел в машину и закрыл дверцу, – у нас два варианта: первый – можем пойти пешком и, если повезет, наткнемся на гостиницу или, что гораздо лучше, на гараж. Второй – останемся здесь в надежде на то, что рано или поздно появится какая-то машина и отбуксирует нас в Лизард. Я склоняюсь в пользу второго варианта. Как видишь, опускается неприятный туман, и мне не очень-то хочется брести в нем наощупь.

– Ты хочешь сказать, – стройное тело Лидии напряглось, и он знал, что если сейчас тронет ее, она отпрянет, – что намерен сидеть и ничего не делать?

– Невозможно совершенно ничего не делать, – мягко поправил он. – Я буду тихонечко сидеть и наслаждаться твоим обществом.

Полускрытое массой каштановых волос лицо Лидии превратилось в мрачную бледную маску. Джеймс знал, ей хочется, чтобы он спорил, нервничал и бросал язвительные упреки. Внезапно он почувствовал сильную усталость и молча наблюдал, как по болоту молочно-белым облаком ползет туман, скрывая вершины Роутора и Браун Билли; потом потянулся к портсигару.

– Ради Бога, не кури! – накинулась она сердито. – Здесь и так душно.

– Извини, – он отложил портсигар.

– Боже, как здесь холодно! Ты не мог бы включить печку или что там еще?

Он поднял воротник пальто:

– Двигатель не работает, поэтому тепла ожидать не приходится.

– Величайшая глупость, – ядовито бросила Лидия, – путешествовать по Корнуэлу в ноябре! Должно быть, я спятила, когда позволила уговорить себя на это.

– Наверное, сыграла роль новая шуба, которую я купил тебе, – пробормотал он.

– О, заткнись!

Он включил фары, и туман мгновенно превратился в массу оранжевого шелка, крутящуюся на цветном экране, и художник в нем возликовал.

– Корнуэл, страна легенд! – воскликнул он.

– Неужели?

Удар под ребра. Но все же он повернул к ней улыбающееся лицо:

– Корнуэл, если верить историкам, когда-то был населен эльфами, призраками и великанами. Особенно великанами – здоровенными парнями от двадцати до шестидесяти футов ростом…

– Детская чепуха, – она уютно завернулась в меховую шубу. – Только тебя могут трогать подобные сказки. Иногда, Джеймс, мне кажется, в тебе больше ребенка, чем мужчины.

…Фигура возникала из тумана очень медленно: вначале появился намек на какую-то тень, потом она приобрела форму и, наконец, в круг света, отбрасываемого фарами, прокралась старая женщина. Она была маленькой, чуть больше ребенка ростом, с округлыми плечами и странным морщинистым лицом, на котором, будто полированные пуговицы, блестели глаза; голову покрывала грязная серая шаль, свободно подвязанная под подбородком. Крошечную фигурку скрывала долгополая, до лодыжек, черная накидка; Джеймс вздрогнул, чувствуя, как дыбом поднимаются волосы. Лидия вцепилась ему в руку, настроение у нее заметно улучшилось.

– Старуха. Должно быть, неподалеку дом. Горячий суп, огонь…

Она потянулась к ручке дверцы, но помедлила, услышав его голос:

– Погоди!

– Чего ради? – Она уставилась на него через плечо. – Я сижу здесь и замерзаю, а у старой карги наверное тепло.

– Мне… не нравится ее вид, – проговорил он, присматриваясь к коричневому лицу и немигающим глазам старухи.

– Мне все равно, – Лидия боролась с упрямой ручкой, – будь она хоть бабушкой Дракулы. Ведь есть же у нее дом и очаг.

Старуха просунула сквозь складки одеяния маленькую, словно птичья лапка, руку и поманила.

– Смотри, она хочет, чтобы мы пошли с ней. – Лидия все еще возилась с дверцей. – Чертова штука! Угораздило же тебя купить развалюху вместо приличной машины.

– Вижу, она действительно хочет, чтобы мы отправились с ней, – Джеймс следил за фигурой сквозь ветровое стекло. – Но почему она не подходит к машине, а стоит там и делает знаки?

– Может, она наполовину чокнутая, – Лидия уже открыла дверцу, и в машину вполз ледяной туман. – Ну и что? Огонь развести она сможет, сготовить тоже…

Джеймс с неохотой открыл свою дверцу и вышел. Туман попал прямо в легкие, он закашлялся и облокотился о дверцу. Когда он пришел в себя, Лидия уже обращалась к старухе:

– Машина сломалась, и мы буквально замерзаем. Вы не могли бы устроить нас на ночь? Муж заплатит.

Маленькая, укутанная фигурка подалась назад и, не произнеся ни слова, вновь сделала приглашающий жест.

– Бедняга совсем глуха, – заметила Лидия подошедшему к ней Джеймсу.

– Лидия, не нравится мне все это. Пойдем-ка обратно в машину. Скоро туман рассеется, и кто-нибудь просто обязан здесь проехать.

– Ей-богу, Джеймс, меня тошнит от твоего поведения, – она плотнее закуталась в шубу. – Если ты боишься этой старой женщины, иди и спрячься в машине.

И она зашагала к гротескной фигурке, почти скрывшейся в тумане.

Джеймсу ничего не оставалось, как пожать плечами и последовать за женой.

Шагов через двадцать они сошли с дорожки и, спотыкаясь, зашагали по плотным травяным кочкам среди зарослей утесника. Настроение Лидии вновь испортилось.

– Бога ради, не спешите так! – крикнула она вслед еле различимой фигурке. – Это же гонки по пересеченной местности!

Старуха остановилась и терпеливо подождала, чтобы они нагнали ее, снова поманила рукой и двинулась дальше.

– Извини, – тихо заметила Лидия, – ты был прав, нам следовало остаться в машине.

– Теперь слишком поздно, – мрачно ответил он, – мы ни за что не найдем обратную дорогу. Можем лишь забрести в болото.

Минут через двадцать начало темнеть, а туман стал плотнее. Внезапно старуха остановилась, присела на корточки и порылась в складках накидки. Они услышали скребущий звук, и вскоре в руке у старушки горел старинный фонарь со свечой.

– Или я здорово ошибаюсь, или это каретная лампа, – удивленно присвистнув, заметил Джеймс, – и, клянусь, она зажгла ее с помощью кремня.

– Сколько еще идти? – Лидия тяжело дышала, ее пробирала дрожь.

– Послушайте! – позвал он. – Сколько еще идти? Моя жена очень устала.

Старуха не обратила на него внимания. Она торопливо шла вперед, и им зачастую приходилось бежать, чтобы нагнать мигающий фонарь.

– Наверное, глухонемая, – проворчал Джеймс, – не понимаю, как подобная развалина способна выдерживать такой шаг.

– Все дело в корнуэльском воздухе, – Лидия попыталась геройски улыбнуться.

– Все же для меня это чересчур быстро… Пожалуйста, не идите так быстро! – крикнул он, повышая голос.

Фонарь продолжал прыгать вверх-вниз, и Джеймсу показалось, что он услышал слабый смех. Прошло еще около часа, и Лидия совсем обессилела, споткнулась и едва не упала. Муж поддержал ее и осторожно опустил наземь, затем проорал вслед исчезающему фонарю:

– Жена потеряла сознание! Вернитесь!

Светлячок замер и, к его радости, стал приближаться. Вскоре старуха склонилась над женщиной и осветила бледное лицо фонарем.

Голос ее оказался хриплым, дребезжащим и похожим на шепот – даже не верилось, что голосовые связки могут издавать такие звуки, – будто наждаком потерли о бархат:

– Устать. Холодная. Нести.

Джеймс попытался поднять жену, но легкие саднило от жгучего тумана, да и все силы уже были потрачены на это путешествие, напоминавшее кошмар. Старуха издала похожий на смешок звук:

– Слабый. Держи.

Она протянула ему фонарь, но мужское самолюбие Джеймса воспротивилось.

– Нет. Не стоит, я сам.

– Держи.

Джеймс подчинился команде и поднял фонарь повыше, недоумевая – чем могла помочь эта кучка костей. Он был готов вмешаться, если для приведения Лидии в чувство потребуются слишком жесткие меры, но озадаченность его перешла в изумление, сменившееся настоящим слепым страхом.

Две птичьи лапы – руками их назвать невозможно – выскользнули из-под накидки и туго стянув на Лидии шубу, ухватились за нее. Легкое движение – и женщина взлетела над закутанной головой старухи и опустилась на покатые плечи. Обхватив одной рукой обтянутые нейлоном колени, а другой шею женщины, старуха припустила рысью. Испуганный Джеймс изо всех сил старался не отставать.

Он чувствовал боль в затылке. Мысли мелькали в мозгу, подобно трассирующим пулям. Страх, любовь, ненависть смешались в непрерывный поток пламени, пронизывающий болью его сознание.

Винить за этот кошмар следовало Лидию. Ее глупый эгоизм заставил их покинуть безопасное убежище в машине, и вот он идет следом за высохшим маленьким чудовищем, и белые бедра Лидии подрагивают при каждом его шаге.

А он мечтал о покое…

Когда туман начал редеть и он увидел холм, сил почти не осталось. Показалась поросшая вереском клиновидная расщелина, окруженная кустами утесника… Старуха замедлила шаг. Она протиснулась сквозь кустарник и очутилась возле голой скалы. Сделала какое-то движение ногой – толкнула камень? Джеймс не успел заметить – и вдруг, к его удивлению, распахнулась дверь и приоткрылась освещенная пламенем свечи комната. Мелко семеня, старуха протрусила внутрь и подошла к узкой, накрытой одеялом постели, на которую и сбросила Лидию, словно зеленщик – мешок картошки. Потирая ладошки, она с плохо скрытым презрением наблюдала за Джеймсом. Тот едва осмелился шагнуть внутрь, за порог.

– Идти. Дверь закрыть.

Он находился в пещере, пожалуй, естественной и, возможно, расширенной и обжитой кем-то давным-давно. Гранитные стены были гладкими со следами резца; слева в стене вырублен очаг с дымоходом, на старинной железной решетке пылали дрова с торфом. Дыма в пещере не было, но чувствовался еле уловимый неприятный запах, похожий на звериный, как будто старуха держала здесь хищника, оставившего полусъеденную пищу в темном углу. Одновременно вкусно пахло из висевшего на крюке над огнем котелка. Джеймс невольно подумал, что все это похоже на встречу с чем-то призрачным, давно ушедшим.

На полу лежала грубая подстилка, посередине комнаты стоял потемневший от времени стол, а по обеим его сторонам, как и положено, трехногие табуреты. У очага древняя качалка, у стены напротив великолепный дубовый шкаф с целым набором оловянных чашек и расписных тарелок и гигантским серебряным блюдом для мяса. На шкафу и на широкой каменной плите, служившей каминной доской, стояли огромные сальные свечи, воткнутые в маленькие глиняные блюдца.

Стены на торцовых концах пещеры были выложены из камня. В одной стене была обычная деревянная дверь – через нее они вошли сюда. Во всю высоту стены на противоположном конце была встроена огромная решетка, по-видимому, служившая некогда подъемными воротами старинного замка. Да и каменные блоки могли быть частью той же постройки. Стену усеивали огромные, покрытые ржавчиной заклепки, а справа, как раз под железным кольцом, находился самый большой ключ из всех, виденных когда-либо Джеймсом.

Он подошел к постели и нежно похлопал Лидию по лицу.

– Еда, – старуха заперла входную дверь, опустила ключ в складки накидки и принялась разглядывать содержимое котелка. – Скоро просыпаться.

Лидия шевельнулась и, открыв глаза, с минуту всматривалась в мужа, явно не понимая, что происходит, затем слабо вскрикнула и села.

– Все в порядке, дорогая, – мягко заметил Джеймс, – мы в безопасности. Это… коттедж старой леди.

– Джеймс, мне холодно.

– Сейчас согреешься, – он снял пальто и укрыл ее. – Старуха что-то готовит.

Лидия огляделась и вздрогнула, увидев странную обстановку:

– Что это?

– Жилище, сделанное в пещере. Если вдуматься, весьма разумно – крыши нет, протекать нечему, да и сквозняк исключен. Несомненно так жили наши далекие предки.

– Здесь страшно, и вдобавок этот запах, – она наморщила нос. – Долго мы здесь пробудем?

– Только до утра, потом вернемся на дорогу и поймаем какую-нибудь машину. Когда поешь, постарайся уснуть.

– А ты не заснешь, хорошо? – она как ребенок думала только о себе. – И следи за старухой, чтобы она чего-нибудь не сделала, ладно?

– Послежу…

Она закрыла глаза, и он переключился на старуху, помешивающую варево в котелке деревянной ложкой.

– Давно жить здесь? – спросил Джеймс, невольно подражая речи хозяйки.

Та кивнула и сделала глоток с ложки на пробу.

– Давно.

– Как давно?

Варево с ложки стекло в котелок.

– Лед уходить. Я приходить.

Джеймс нахмурился:

– Вы имеете в виду, что родились в конце исключительно холодной зимы?

Она очертила ложкой полукруг:

– Кругом лед. Корнуэл – нет лед. Я приходить…

– Вы хотите сказать, что родились в ледниковый период? – осведомился Джеймс, помолчав пару минут.

Она не ответила, а его окликнула Лидия:

– Джеймс, долго она еще будет возиться? Я умираю с голоду.

– Недолго.

Он подошел и сел на краешек постели:

– Знаешь, она говорит, что родилась в ледниковый период.

– Неужели? – Лидия зевнула. – Это когда было?

– Не знаю. По меньшей мере, сотню миллионов лет назад. Может, и раньше.

– Как глупо. Я говорила, что она чокнутая.

– Конечно. Но она не обычная старуха. Несла тебя с легкостью, хотя, должно быть, очень старая. Можно представить, что ее предки жили здесь миллионы лет и память их передавалась из поколения в поколение. В таком случае, она является хранительницей этой памяти. Ведь Корнуэл и в самом деле оставался единственной частью Британских островов, не покрытой льдами. И здесь действительно обитали древние люди.

– Слишком заумно для меня, – снова зевнула Лидия.

– А я ничего не пожалел бы, чтобы узнать истину. – Джеймс уставился на старуху. – Готов держать пари, что она – не совсем человек. Наверное, не так давно здесь жили существа, подобные ей. Быть может, в пещерах, глубоко под землей. Возможно, вот эта дверь ведет в систему катакомб…

– Опять размечтался, – на лбу жены появилась морщинка. – Не будь ребенком, она всего лишь старая колдунья, живущая тут в одиночестве. Здесь это не редкость. Совершенно чокнутая, и к тому же вонючка…

Объект их размышлений ковылял по пещере. Старуха принесла тарелку, от которой шел ароматный парок, и протянула ее Лидии.

Та с жадностью схватила серебряную ложку, торчащую в вареве, и сделала глоток на пробу.

– Неплохо. Пожалуй, многовато пряностей, но вполне приемлемо.

Старуха обратилась к Джеймсу:

– Еда!

Он уселся на один из трехногих табуретов и поднял ложку, стараясь не обращать внимания на старуху, которая, забыв про ложку, пила похлебку прямо через край и отправляла куски мяса в рот пальцами.

– Ваша посуда, – громко спросил Джеймс. – Очень старая?

– Агх! – старуха утерлась шалью вместо салфетки. – Дом… война.

– Хотите сказать, что какой-то дом бомбили в войну и… – он смолк: невежливо было предполагать, что она добыла посуду мародерством.

Но старуха покачала головой:

– Длинные волосы, короткие волосы… война.

– Великий Боже!

Джеймс обратился к жене:

– Она говорит о гражданской войне – круглоголовые против кавалеров.

– Чепуха! – Лидия яростно выскребла тарелку. – Мне очень понравилось. Будет ли второе?

– Не думаю, – он дружелюбно кивнул старухе. – Очень вкусно. Мы благодарим.

Та поднялась, просеменила к шкафу и вернулась с каменной бутылью и двумя оловянными чашками, в каждую из которых плеснула добрую порцию янтарной жидкости.

– Пить. Хорошо. Спать.

– Не слишком болтлива, да? – заметила Лидия.

– Тихо, она может услышать.

– Она глуха, дорогой.

Лидия, завернувшись в шубу, сидела на постели и воплощала собой прекрасное настроение.

– И вообще, она того… Я – Тарзан, ты – Джейн…

Казалось, старуха не расслышала или не поняла сказанного, так как спокойно поднесла наполненную чашку Лидии и приказала:

– Пить!

Джеймс отпил из своей: на вкус содержимое напоминало старое персиковое бренди – прекрасный, мягкий напиток, скользящий в глотку и восхитительно взрывающийся в желудке.

– Осторожнее, – предупредил он, – напиток лягается, как мул.

– Что с того? – жена опустошила чашку. – Мы же никуда не собираемся.

– Верно, – Джеймс чувствовал, что его покидает присущая ему осторожность. – Очень хорошая штука.

Он обратился к старухе, словно к полоумному иностранцу:

– Очень хороший. Старый, да? – он похлопал по чашке. – Это – очень старое. Долго хранить?

– Дедушка, прадедушка хранить, – кивнула старуха.

– Ну, если говорить о вашем дедушке… – он выпил до капли и не возразил, когда старуха вновь наполнила чашку. – Если предки пили эту штуку в ледниковый период, то наверняка она помогала им бороться с холодом.

Он вдруг потерял нить рассуждений:

– Ваш дед… или чей там еще – они варили это из персиков, да?

– Нет, – ответила старуха.

– Нет?… – Джеймс сознавал, что голова его покачивается из стороны в сторону, но ничего не мог поделать. – Как же они это делали?.. Из чего?..

– Кровь, – сказала старуха.

– Кровь, – повторил Джеймс перед тем, как потерять сознание и улететь в черную пустоту.

Первым пробудилось зрение: огонь стал ярче, в очаге пылало новое полено, и синий дымок тянулся в дыру дымохода. Затем вернулся слух: полено потрескивало, плюясь смолой, а старуха, монотонно напевая, раздевала Лидию.

Джеймс, полуоткинувшись, лежал в кресле-качалке, вытянув ноги. Он без малейшей тревоги или интереса подметил, что руки и ноги его бессильны: он не мог двигаться, говорить и даже мигнуть.

У Лидии прекрасное тело, это факт. Старуха вскинула обнаженную женщину на плечо и перенесла на пустой стол, и художник в нем восхитился ясными контурами спины и массой роскошных, свисающих к полу волос. Если бы еще старая карга не мельтешила.

Но она продолжала суетиться: положив Лидию на стол, подбежала к шкафу и вернулась с мотком прочной бечевки. Ее напев резко сменил тональность, а крошечные ножки начали приплясывать, будто отсчитывая такт, – она согнула женщине ноги, прикрутила икры к бедрам, а затем привязала к ним и согнутые в локтях руки.

Словно цыпленок, мелькнула смешная мысль, – можно и в печь…

Старуха, казалось, была весьма удовлетворена своей работой – она усмехнулась и, подбоченясь, исполнила маленький танец радости.

– Хорошо… хорошо…

– А как насчет начинки? – Джеймсу хотелось подсказать, что Лидия еще не готова на жаркое, и его крайне раздражало, что собственное тело отказывалось передать эту информацию.

Старуха, по-прежнему в экстазе, подбежала к большой двери, которую Джеймс принял за решетку, и повернула огромный ключ. Ржавая дверь со скрежетом отворилась, от холодного ветра заколебалось пламя свечей и зашевелились волосы Лидии, словно ожившая Медуза Горгона. Из-за двери донесся шум бегущей воды и резкий звук, похожий на хрипение мехов с подтекающими клапанами.

– Дэнмор! Дэнмор! – позвала старуха.

Царапающий звук, затем могучий кашель, хриплый, мерзкий плевок, шорохи и низкое мычание.

– Еда, – сказала старуха.

Скрежет – или дыхание? – усилился, участился. Размеренное хрясь-хрясь, будто тяжеленные шаги, и снова стонущий кашель и прочищающий горло плевок.

– Еда, – повторила старуха, отступая в комнату.

И Джеймс увидел это: оно заполнило дверной проем. Мозг его затопила страшная паника.

Это был человек футов двадцати ростом, футов семи в плечах, с огромной дынеобразной головой и парой глаз-блюдец с черными громадными зрачками. Не считая участков кожи вокруг глаз, его сплошь покрывали густые, серые волосы; кустики, торчащие из носа и ушей, были рыжеватыми и жесткими, как свиная щетина. А главное, великан был старым и больным. Из широких ноздрей сочилась желтоватая, с примесью крови, жидкость, а волосатая кожа висела на могучей фигуре складками. Старуха указала на связанную Лидию, которая только начала приходить в себя и слабо стонала.

– Еда. Хорошо.

Голову сжимали тиски немыслимого страха и боли, а внутренний голос требовал спасти Лидию. Спасти! Всему виной ее безмерный эгоизм. Они уже были бы в Лизарде. Это… существо – оно совершенно своим чудовищным безобразием. Пальцы художника тянулись к карандашу, кисти, но… сначала – спасти Лидию! А затем… Ноги и руки его зашевелились, мозг словно увеличился и превратился в кипящую массу жгучей ненависти, но он не мог бы сказать, против кого она направлена. Потом что-то лопнуло, и боль прошла. Он поднялся, сильный и бесстрашный…

Великан наклонился и протянул волосатую, лишенную большого пальца руку. Палец зацепил бечевку и потянул. Бечевка лопнула, и Лидия издала леденящий вопль.

Странно обновленный Джеймс нагнулся – о как спокойно работал его разум! – и оторвал кусок полусгнившей, заляпанной жиром подстилки. Бросил ее концом в огонь – ткань мгновенно вспыхнула оранжевым пламенем. Размахивая горящей подстилкой, Джеймс пошел на великана. Тот подался назад, скорее удивленный, чем испуганный. Старуха тихонько повизгивала от страха.

– Нет… нет! Он – последний. Больше нет. Все мертвые. Дэнмор последний.

Она бросилась на Джеймса, но тот схватил ее за шаль и швырнул на пол. Он успел заметить лысую, во впадинках, голову… потом ловким броском обернул горящую подстилку вокруг ноги, похожей на ствол дерева.

Густая шерсть вспыхнула, и огненные светлячки каскадом ринулись вверх, повалил гнусный дым. Чудовище заревело, закрутилось на месте и бешено запрыгало по пещере, тщетно пытаясь погасить пламя ударами ладоней. Это лишь ухудшило положение: занялись волосы на руках, и пламя с поразительным проворством прыгнуло вверх, на бороду. Маленькая лысая фигурка носилась вокруг горящего колосса, бессильно хлопая по нему одеялом, приплясывая и повизгивая, будто приблудная собачонка. Борода занялась оранжевым пламенем, на мгновение длинные волосы на голове монстра образовали великолепный, яркий факел – и вот остались лишь дым, почерневшая кожа и тонны терзаемого болью и яростью мяса.

Старуха завыла по-собачьи и опустилась на пол. Джеймс, не мигая, уставился на ее череп, округлый и местами вмятый; похоже, кость частично разложилась в этих впадинках, и в них, будто изголодавшиеся по солнечному свету растения, поднимались кустики белого пуха. Эти крошечные волоски чуть колебались вверх-вниз, словно ласкаемые слабым ветерком.

Джеймс спокойно подошел к столу. Пошарив в карманах, он извлек перочинный нож и разрезал бечевку, стягивающую жену. Она всхлипывала, ее трясло: сняв ее со стола, он кивнул в сторону постели и коротко приказал:

– Оденься!

– Джеймс… Я не могу идти.

– Не глупи. Одевайся.

Дэнмор выл и стонал страшным голосом, к нему иногда присоединялась, приподняв голову, лежащая на полу старуха. Может быть, она коснулась обожженной ноги великана или его ярость искала выхода, – но громадная ступня вдруг поднялась и с хрустом опустилась: старуха превратилась в кучку костей и бесформенной плоти.

– Джеймс, бога ради, уведи меня отсюда, – в ужасе умоляла Лидия.

– Заткнись, глупая корова, – холодно произнес Джеймс. Он улыбнулся, и лицо его перекосила странная гримаса.

Дэнмор с каким-то комичным сочувствием посмотрел вниз, на то, что осталось от старухи. Потом потрогал сплющенное тело огромным, уродливым пальцем ноги. Голова старухи, похожая на темный биллиардный шар, откатилась почти в угол, Джеймс поднял ее. В маленьких впадинках все еще нежно подрагивали белые волоски. Глубоко вздохнув, он небрежно отбросил ее.

Великан закашлялся и захрипел, из его рта и носа пошла кровь, потоком стекая по черной груди и образуя под ногами лужу. Падал он медленно, словно веками выдерживавший бури дуб, сваленный топором пигмея. Он скользнул по стене, ноги его разъехались, и он сел, изумленно раскрыв стекленеющие огромные глаза. Кровь перестала течь, он замер.

– Он… умер? – с нервным смешком спросила Лидия.

– Умер, – кивнул Джеймс.

Медленно подойдя к постели, он поднял пальто и извлек из кармана альбом для набросков. Вернулся к столу и, подняв трехногий табурет, поставил его между раздвинутых ног Дэнмора. Уселся, открыл альбом и, приглядевшись, взял карандаш и принялся рисовать.

Жена дотронулась до его плеча, но он нетерпеливо отбросил ее руку.

Она подбежала к входной двери и потянула за ручку. Крепкая дубовая дверь была заперта, а ключ, должно быть, остался в накидке старухи.

Лидия снова метнулась к мужу. Он сосредоточенно работал, ее маленькие кулаки забарабанили по его неподатливым плечам.

– Джеймс, нам нужно выбраться отсюда! Ну пожалуйста, выслушай меня…

Он поднял голову. Лицо его казалось бледным и безразличным, а глаза были холодны, как снег на равнине.

– Разве ты не понимаешь, женщина? – Этот… – он указал карандашом на гигантский труп, – был последним. Самым последним из рода корнуэльских великанов. Так сказала старуха. И если бы я не вмешался, его могла бы спасти именно ты… мягкое, белое и теплое мясо.

Закусив сжатые в кулак пальцы, Лидия отпрянула. Тихо посмеиваясь, она медленно подошла к кучке костей, обернутых измятой, набухшей от крови накидкой. Дрожащими пальцами – вначале торопливо, потом более тщательно – принялась отыскивать ключ. Охватившая ее паника переходила в безумие; словно в лихорадке, она перебирала ткань и вдруг с громким победным криком извлекла кусок грубого металла: большой ржавый ключ с отломанной бородкой.

Лидия долго и пристально смотрела на бесполезное железо, потом пошла к постели и с тихим стоном села. Постепенно пламя в очаге погасло, и в пещеру вполз леденящий холод. Лидия окончательно осознала весь ужас своего положения – замурована наедине с безумцем…

Джеймс продолжал работать, ни на что не обращая внимания. Карандаш быстро бегал по бумаге – в самом деле, не так уж много у него времени: скоро догорят свечи, и наступит тьма. Вечная тьма…