Текст книги "50х50"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 52 страниц)

– Дьяволы, звери! – закричал Арнилд. – Недаром рабократы…

Тут он обжегся о взгляд командира и умолк.

– Наверно, рабократы так и рассуждали, – сказал Стейн. – Неужели ты не понимаешь, что тут произошло?

Арнилд, точно оглушенный, покачал головой.

– Долл начал догадываться. Только он думал – можно еще что-то исправить. По крайней мере он понимал, в чем опасность. И пошел туда потому, что чувствовал себя виноватым в гибели той девушки. Потому и написал в записке Одно только слово «рабы» – на случай, если не вернется.

– Вообще-то все очень просто, – продолжал он, устало прислонясь к дереву. – Мы искали что-нибудь посложнее, что-нибудь по части техники. А столкнулись не с техническими, но скорее с социальными проблемами. Планета эта принадлежал рабократам, они тут все и устроили, как нужно было им.

– Как так? – спросил Арнилд, все еще ошеломленный.

– Им нужны были рабы. Рабократы завоевывали все новые миры, а главной боевой силой у них были люди. Им постоянно нужны были свежие пополнения, и приходилось создавать новые источники. Эта планета была для них очень удобна, будто на заказ сделана. Суши здесь много, лесов мало, и, когда за рабами приходят корабли, спрятаться людям некуда. Рабократы привезли сюда поселенцев, решили проблему питания, а техники никакой не дали. И ушли, предоставив им плодиться и размножаться. И через каждые несколько лет являлись сюда и забирали столько рабов, сколько им требовалось, а остальным предстояло пополнять запасы. Но в одном они просчитались.

Арнилд понемногу выходил из оцепенения.

– Человек ко всему может приспособиться, – сказал он.

– Ну, конечно. Если дать ему достаточно времени, он приспособится к самым невероятным условиям. Вот тебе и отличный пример. Народ без истории, без письменности, отрезанный от всего остального пира, жаждавший лишь одного – выжить. Каждые несколько лет с неба сваливаются какие-то дьяволы и отнимают у них детей. Они пытаются бежать, но бежать некуда. Они строят лодки, но и уплыть тоже некуда. Никакого выхода.

– А потом один умник взял да и выкопал в земле яму, забросал сверху ветками и залез туда со всем своим семейством. Оказалось, это – выход.

– С этого началось, – кивнул командир Стейн. – Другие тоже стали зарываться в землю, делать туннели все глубже и все искуснее, потому что рабократы пытаются извлечь оттуда свою добычу. И наконец, рабы берут верх. Это была, наверно, первая планета, восставшая против Большой Рабократии и не потерпевшая поражения. Рабов невозможно было выкопать из-под земли. Ядовитый газ просто убил бы их, а на что рабократам мертвецы? Посланные за ними машины оказывались в западне, как наши три Глаза. А те, кто по глупости сами спускались туда…

У командира перехватило горло. Тело убитого перед ними было красноречивее всяких слов.

– Но откуда такая ненависть? – спросил Арнилд. – Ведь девушка предпочла разбиться насмерть, только бы Долл ее не настиг.

– Туннели заменили религию, – пояснил Стейн. – Это понятно. В те годы, что проходили от набега до набега, их надо было оберегать и содержать в полном порядке. Ну и ясно, детям внушали, что с неба приходят только демоны, а спасенье – под землей! Как раз нечто противоположное всем старым земным верованиям. Ненависть и страх укоренились глубоко, и стар и млад твердо знали, что делать, если в небе появлялся корабль. Наверно, входы были повсюду, и, едва завидев корабль, все население скрывалось в своих лабиринтах. И раз мы тоже с неба, значит, мы тоже рабократы, тоже демоны.

– Видимо, Долл кое о чем догадался. Но думал, что сможет из убедить, сможет объяснить им, что рабократов уже нет и прятаться больше незачем. Что с неба прилетают добрые люди. А для них все это – ересь, они бы его убили за одни такие речи. Даже если бы стали слушать.

Космонавты бережно отнесли Долла младшего на корабль.

– Да, нелегко будет добиться, чтобы эти люди нам поверили. – Они на минуту остановились передохнуть. – И все-таки я не понимаю, почему рабократы непременно хотели взорвать эту планету.

– Мы и тут искали какие-то слишком сложные объяснения, – ответил командир Стейн. – Почему армия-победительница взрывает здания и разрушает памятники, когда ей приходится отступать? Да просто от разочарования и от злости. Извечные человеческие чувства. Уж если не мне, так пусть не достанется никому! Эта планета, видно, долгие годы стояла у рабократов поперек горла. Мятеж, который им никак не удавалось подавить. Они снова и снова пытались переловить мятежников, не могли же они признать, что рабы взяли над ними верх! А когда поняли, что проиграли войну, им только и оставалось, что взорвать эту планету, просто чтобы отвести душу. Да ведь и ты почувствовал нечто подобное, когда увидел труп Долла. Так уж устроен человек.

Оба они были старые солдаты и, когда укладывали тело Долла в особую кабину и готовили корабль к взлету, старались не давать воли своим чувствам.

Как умер старый мир
How the Old World Died (1964)

– Дедушка, расскажи, как наступил конец света, ну пожалуйста, – попросил мальчик, вглядываясь в морщинистое лицо старика, сидящего рядом на стволе поваленного дерева.

– Я тебе рассказывал про это уже тысячу раз, – пробормотал тот сквозь сон, греясь в лучах теплого солнца. – Давай-ка лучше поговорим о поездах. Они…

– Хочу про конец света, деда. Ну расскажи, как он наступил, как все перевернулось…

Старик вздохнул и почесал ногу.

– Не надо так говорить, Энди, – произнес он, уступая упрямому внуку.

– Ты сам всегда так говоришь.

– Наступил конец света, того света, который я знал. Когда все перевернулось. Наступили смерть и хаос, насилие и грабеж.

Энди заерзал от восторга – это место ему очень нравилось.

– И не забудь про кровь и ужас, дедушка!

– Этого тоже хватало. И все из-за Александра Партагоса Скоби. Да будет проклято его имя!

– Ты хоть раз его видел? – спросил Энди, заранее зная, что услышит в ответ.

– Да, я видел Скоби. Он шел мимо и даже остановился в двух шагах от меня. Я разговаривал с ним вежливо. Вежливо! Если бы только знал, что случится… Тогда еще были заводы, и я работал на гидравлическом прессе. Честно работал. Лучше, если бы вместо: «Да, доктор Скоби, благодарю вас, доктор Скоби», – сунул бы его под пресс. Вот что надо было сделать.

– Что такое гидравлический пресс?

Старик уже не слышал его, в который раз воскрешая в памяти те дни, когда пришел конец всему – конец безраздельному владычеству человека на Земле.

* * *

– Скоби был сумасшедшим. Об этом уже заговорили потом, но было, конечно, поздно. И никто сначала не сообразил, чем это обернется. К нему отнеслись с вниманием, слушали, что он говорил, возражали, а он плевал на всех и делал свое дело. Да, делал свое дело. Как можно было спятившему человеку доверять лабораторию величиной с гору, открывать неограниченный кредит в банке и к тому же сохранять пенсию…

– Он всех ненавидел, хотел всех убить, этот старый Скоби, правда, дедушка?

– Так говорить про него несправедливо. – Старик повернулся немного вбок и распахнул знавший лучшие времена пиджак, подставляя грудь весеннему солнцу. – Я, как и все, ненавижу Скоби, что правда, то правда. Его сразу же убили, когда поняли, что он натворил, и никто не спросил, зачем он это сделал. Может, он считал, что делает нужное дело. Или, может, он роботов любил больше, чем людей. В своих роботах он разбирался. Тут ничего не скажешь. Я помню, задолго до наступления конца света стали появляться его первые роботы, и люди испугались, что они отнимут у них работу. Кто мог тогда знать, что они отнимут у них все. Люди всегда боялись, что роботы превратятся в монстров и пойдут на них войной. Такого не случилось. Скоби придумал роботов, которые даже не знали о существовании людей.

– Он делал их тайком? – живо спросил Энди. Ему ужасно нравилась эта часть рассказа.

– Только одному Богу известно, сколько всего он наделал. Они были везде, во всех уголках Земли. Одних он оставлял около свалок металлолома, и они бросались под старые машины и там исчезали. Других – вблизи сталелитейных заводов, среди скрапа. Они плодились со страшной быстротой. Мы и опомниться не успели – было уже поздно. Слишком поздно, чтобы остановить их.

– Они научились изготавливать друг друга?

– Они не могли сами себя производить, это не совсем правильно. Но те, которые придумал Скоби, оказались весьма удачные. Доведены до совершенства. Запрограммированы только на одно – делать себе подобных. Только и всего. Когда один робот завершал работу над изготовлением другого, он активировал магнитную копию мозга, записанную на стальную ленту, и новый робот принимался за себе подобного. Удивительно, до чего они оказались гибкими! Они были из чистого алюминия. Оставишь такой робот вблизи ангара, и через неделю из старых самолетов появлялись уже два робота. Да что там самолеты – им достаточно было простой консервной банки. Скоби додумался до того, что создал робота, который состоял из шестеренок и работал на древесном угле. Они сожрали все джунгли Амазонки и Конго. Они оказывались повсюду. В самых труднодоступных местах – там, где нормальный человек не может жить. Но Скоби было все подвластно, потому что он сумасшедший. Первые роботы, изобретенные им, боялись света. Вот почему их сначала никто не заметил, а потом стало поздно. Когда люди поняли, что происходит, роботов было почти столько же, сколько и людей. Через несколько дней их стало больше, и это был конец света.

– Но они стали сражаться с роботами? В ход пошли пушки, танки и все такое? Их начали уничтожать… тра…та…та…

– Они гибли тысячами, но им на смену приходили миллионы. А у танков не оказалось снарядов – ведь роботы уничтожали заводы, чтобы делать новых и новых роботов. В то время как танковые пушки уничтожали одних, другие подходили сзади и уничтожали танки. Это был самый настоящий ад, скажу тебе. Роботы готовы были умирать. Они могли себе это позволить. Если взрывалась нижняя часть туловища, то верхняя тут же начинала все сначала, а рядом стояли другие и наблюдали. К тому времени они перестали бояться света, готовые броситься и перегрызть друг другу глотку за какую-нибудь микросхему или транзистор, чтобы только продолжить заложенный в них процесс размножения. В конце концов мы сдались. А что еще нам оставалось делать? Теперь сидим вот и смотрим друг на друга. Одно занятие – есть и спать.

Подул ветерок, зашевелил листву деревьев, за которыми скрылось солнце. Старик встал и потянулся – он боялся простудиться.

– Пора возвращаться домой.

– И тогда наступил конец света? – спросил Энди, дергая деда за жилистую руку. Ему хотелось дослушать рассказ до конца.

– Для меня да, но не для тебя. Тебе это не понять. Пришел конец всему: цивилизации, свободе, величию человека, его правлению. Теперь на Земле правят роботы.

– Учитель говорит, что они не правят, а просто существуют… как деревья или камни… ведут себя нейтрально… – так говорит учитель.

– Что понимает твой учитель, – сердито проворчал старик. – Мальчишка, двадцати лет от роду. Я бы мог многое порассказать ему. Говорю тебе, сейчас у власти стоят роботы. Человека скинули с вершины власти.

Они вышли из лесу и сразу же натолкнулись на робота, сидящего на корточках, который обрабатывал напильником заготовку. Старик в сердцах пнул робота. Послышался глухой металлический звук, и у того покачнулась голова. Видимо, он был собран на скорую руку или изготовлен из некачественного материала. Не успела голова коснуться земли, как послышался топот ног и роботы со всех сторон устремились к ней. Одни вырывали ее друг у друга, другие бросились за покатившейся шестеренкой. Через несколько минут все было кончено, и они скрылись в лесной чаще.

– Энди! – послышалось из аккуратного небольшого домика, к которому вела дорожка, вымощенная плитками.

– Наверное, опять опоздали на обед, – виновато сказал мальчик. Он взбежал по лестнице, ступеньки которой были сварены из корпусов роботов, и, взявшись за дверную ручку, сделанную из руки робота, повернул ее. Дверь отворилась.

Старик не спешил входить, не желая попадать на глаза дочери. В его ушах еще звучали ее слова, сказанные в прошлый раз: «Не забивай мальчику голову разной чепухой. Мы живем в прекрасном мире. Почему ты не носишь одежду, сшитую из изоляции роботов? На тебе провонявшее старье, которое носили сто лет тому назад. Роботы – наше национальное достояние. Они не враги нам. Без них мы ничего не достигли бы». И так далее и тому подобное – старая заезженная пластинка.

Он вынул трубку, сделанную из пальца робота, набил ее и стал раскуривать. Раздался топот бегущих ног, и из-за угла показалась телега, деревянные борта которой были прикреплены к обезглавленным роботам, – прекрасное средство для передвижения по любой дороге. Теперь такими телегами пользовались все фермеры в деревне. Дешево и сердито. К тому же неограниченный запас бесплатных запасных деталей.

– Какое же это, черт возьми, идеальное общество, – пробормотал старик, выпуская клубы дыма. – Человек создан для работы, тяжелой работы. Ничто не должно доставаться ему легко. А за него все делают эти проклятые роботы. Он, даже если и захочет, не сможет и дня прожить честно. Конец света, вот что это такое. Конец моего света.

К-фактор
The K-Factor (1960)

– Мы теряем планету, Нил. И, к сожалению… я не могу понять, в чем дело, – лысая морщинистая голова качнулась на тонкой шее, глаза повлажнели. Абраванель был очень стар. Только сейчас, пристально посмотрев на него, Нил осознал, какой же он глубокий старик и сколь близок к смерти. Мысль это шокировала и пугала.

– Извините, сэр, – вставил Нил, – но разве такое возможно? Я хочу сказать, как мы можем потерять планету? Если замеры сделаны правильно, если к-фактор посчитан с точность до десятой цифры после запятой, тогда дело всего лишь в необходимой корреляции. В конце концов, социэтика – точная наука…

– Точная? Точная! Неужели я совсем ничему тебя не научил, раз уж ты смеешь говорить мне такие слова? – злость оживила старика, тень смерти отступила на шаг-другой.

Нил замялся, чувствуя, как задрожали руки, попытался найти нужные слава. Социэтика давно уже стала его религией, Абраванель – пророком. Перед ним сидел уникум, живущий лишь благодаря геронтологическим препаратам, живой анахронизм, беженец из учебников истории. Абраванель собственноручно, без чьей-либо помощи вывел все уравнения, создал новую науку – социэтику. А потом подготовил семь поколений студентов, которые теперь реализовывали ее положения. И услышать от создателя и основоположника такое кощунство… пожалуй, не стоило удивляться, что слова Абраванеля потрясли Нила до глубины души. Он просто не знал, что и думать.

– Законы социэтики, выведенные… вами, такие же точные, как и любые другие законы общей унифицированной теории Вселенной.

– Нет, не такие. И если хоть один мой ученик в это верит, я завтра же уйду на пенсию, а через день умру. Моя наука, пусть логика и не позволяет называть то, что я создал, наукой, основана на наблюдении, экспериментировании, контрольных группах и коррекционных наблюдениях. Наблюдаем мы миллионы, имеем дело с миллиардами, а взаимодействие миллиардов зачастую может дать совсем другой результат. Не следует ни на секунду забывать о том, что каждый наш объект – человек, а индивидуально они могут повести совсем не так, как в общей массе. Поэтому нельзя говорить, что социэтика соответствует критериям точной науки. Она хорошо интерпретирует факты и дает неплохие практические результаты. Пока. Но придет день, я в этом уверен, когда мы столкнемся с цивилизацией, которая не будет укладываться в выведенные мною законы. И тогда нам придется их пересмотреть. Возможно, именно с таким случаем мы и столкнулись на Гиммеле. Там зреет нарыв.

– Эта планета всегда отличалась высокой активностью, сэр, – вставил Нил.

– Высокой – да, но всегда отрицательной. До последнего времени. А сейчас минус поменялся на небольшой плюс и все наши усилия не могут изменить тенденцию. Поэтому я тебя и позвал. Я хочу, чтобы ты провел новое базисное обследование, не обращая внимание на прежнее, которое никто не сворачивает, и заново оценил контрольные точки наших графиков. Возможно, проблема в этом.

Нил ответил не сразу, тщательно подбирая слова.

– Не будет ли наше решение несколько… неэтичным, сэр. В конце концов, Хенгли, которой руководит текущим обследованием, мой друг. Получится, что я, в некотором смысле, буду действовать за его спиной.

– Я не желаю ничего слышать! – взорвался Абраванель. – Мы не играем в покер и не ищем способа опубликовать статью первыми. Или ты забыл, что такое социэтика?

Нил ответил без запинки.

– Практическое изучение взаимодействий индивидуумов в конкретной общественной среде, взаимодействия групп, вызванные этими индивидуумами, установление зависимостей, выраженных уравнениями, прикладное использование уравнений для контроля одного или нескольких ключевых факторов этой общественной среды.

– И какой фактор мы пытаемся контролировать для того, чтобы обеспечить существование остальных факторов?

– Войну, – выдохнул Нил.

– Очень хорошо. Следовательно, теперь у тебя уже нет сомнений относительно предмета нашего разговора. Ты тайком приземлишься на Гиммеле, как можно быстрее проведешь обследование, а результаты передашь сюда. И не надо думать, что ты действуешь за спиной Хенгли. Наоборот, ты помогаешь ему найти единственно верное решение. Это понятно?

– Да, сэр, – на этот раз твердо ответил Нил, расправил плечи, решительно положил правую руку на компьютер, который висел на ремне.

– Великолепно. А теперь познакомься со своим помощником, – и Абраванель нажал кнопку на столе.

Обычно обследование проводил один человек, поэтому Нил с интересом ждал открытия двери. Но, когда его помощник переступил порог, резко отвернулся. Глаза Нила превратились в щелочки, лицо побледнело от злости. Абраванель представил помощника.

– Нил Сидорак, это…

– Коста. Я знаю его. Учился в моем классе шесть месяцев, – в голосе Нила дружелюбие отсутствовало напрочь. Абраванель то ли проигнорировал его интонации, то ли ничего не хотел слышать. И продолжил таком тоном, словно перед ним стояли два закадычных друга.

– Одноклассники. Очень хорошо… значит, фазу знакомства можно опустить. Давайте сразу очертим сферы ответственности. Это твой проект, Нил, а Адау Коста будет тебе во всем помогать, выполнять твои приказы и оказывать всемерное содействие. Ты знаешь, диплома по социэтике у него нет, но он принимал самое активное участие во многих обследованиях, так что работу эту знает досконально. И, разумеется, он остается наблюдателем ООН, и будет отправлять отчеты по своим каналам.

Злость Нила прорвалась наружу.

– Так он теперь и наблюдатель ООН. Интересно, осталась за ним и прежняя работа? Я думаю, будет справедливо, сэр, если вы узнаете о ней. Он работает на Интерпол.

Взгляд выцветших, стариковских глаз Абраванеля перебегал с одного мужчины на другого. Он вздохнул.

– Подожди в приемной, Адау. Нил присоединится к тебе через минуту-другую.

Коста молча вышел, а Абраванель знаком предложил Нилу сесть.

– А теперь послушай меня и перестань наигрывать ноты на этом инфернальном гудке, – Нил рывком убрал руку с компьютера, висевшего на поясе, словно тот мгновенно превратился к раскаленную металлическую болванку. Хотел стереть цифры, высветившиеся на экране, но передумал. А Абраванель тем временем раскурил свою древнюю трубку и, сощурившись, вгляделся в молодого человека. – Значит, так. В университете ты вел тихую, размеренную жизнь, в чем, наверное, есть и моя вина. Нет, не злись, я не о женщинах. В этом вопросе и для студентов, и для выпускников все остается, как многие столетия тому назад. Я говорю о группах людей, индивидуумов, политике, всей сложной системе взаимоотношений, которая определяет человеческую жизнь. Эта сфера являлась объектом твоих исследований, а сами исследования планировались таким образом, что ты не принимал непосредственного участия в сборе информации. Важной стороной исследований являлась выработка теоретического подхода, поскольку любая попытка предрешить оценку может привести к катастрофическим последствиям. И нам много раз приходилось убеждаться, что человек, имеющий определенные интересы, допускает много непреднамеренных ошибок, с тем, чтобы обследование или эксперимент в большей степени отвечали этим интересам. В данном случае хотелось бы этого избежать.

Мы изучаем человечество и при этом должны делать все возможное, чтобы лично оставаться вне его, как бы над ним, сохраняя объективность и перспективу. Когда ты это понимаешь, становится ясным и смысл многих особенностей университета. Почему мы даем стипендии только молодым и почему находится университет в Доломитах. Так же становится понятным, почему в библиотеке первоклассный выбор книг, а вот с газетами просто беда. Главное для нас выработать в выпускниках чувство перспективы. Тогда можно надеяться, что они устоят перед сиюминутными политическими интересами.

Эта политика срабатывала. В большинстве своем мы получали нужных нам классных специалистов. Однако, хватало и эгоцентриков, которые пытались обернуть полученные знания себе на пользу.

Нил покраснел.

– Уж не хотите же вы сказать…

– Нет, речь не о тебе. Будь уверен. Если бы следовало, я бы все сказал. Твой главный недостаток, не уверен, что это можно назвать недостатком, поскольку мы постоянно толкали тебя в этом направлении, состоит в том, что у тебя очень уж провинциальные взгляды на университет. Теперь пришла пора пересмотреть некоторые из этих идей. Прежде всего, что ты думаешь об отношении ООН к социэтикам?

Простого ответа не было. Нил видел расставленные ловушки. Поэтому ответил без должной уверенности в голосе.

– Честно говоря, я как-то об этом не думал. Мне казалось, что ООН настроена к нам положительно, поскольку с нашей помощью значительно упрощается выполнение функций мирового правительства.

– Как бы не так, – резкость тона Абраванеля несколько смягчила улыбка. – Попросту говоря, они нас ненавидят. Им бы очень хотелось, чтобы я никогда не формулировал законы социэтики, но при этом очень рады, что мне это удалось. Они находятся в положении человека, который держит тигра за хвост. Человеку нравится наблюдать, как тигр пожирает его врагов, но с каждым сожранным врагом тревога его растет. Что случится после того, как тигр расправится с последним? Набросится ли тогда тигр на него самого?

Так вот, мы – тигр ООН. Социэтики появились в тот момент, когда в них возникла насущная необходимость. Люди заселяют планеты, которые остаются в подчинении Земле. Сначала появляются поселения, потом планета становится колонией. Наиболее быстро развивающиеся планеты быстро перерастают этот статус, начинают играть мускулами. У ООН никогда не было особого желания управлять Империей, но одновременно она должна обеспечивать безопасность Земли. Я понимаю, что они рассматривали множество вариантов, включая прямой военный контроль, а потом пришли ко мне.

Даже первые, более грубые уравнения социэтики обеспечивали эффективные меры воздействия и позволяли им выиграть время. Они проследили за тем, чтобы моя работа получила достаточное финансирование и помогли мне, разумеется, неофициально, провести первые контрольные эксперименты на различных планетах. Мы получили результаты, где очень хорошие, где – вполне удовлетворительные, но во всех случаях удалось обеспечить контроль над дальнейшим развитием событий. За сотню лет мне удалось многое уточнить и поправить, и мы развернулись в полную силу. ООН так и не удалось предложить альтернативный работоспособный план, и они смирились с тем, что придется держать тигра за хвост. Но тревога их не отпускала и они тратили большие деньги, чтобы контролировать нашу работу.

– Но почему? – вставил Нил.

– Почему? – вновь Абраванель коротко улыбнулся. – Спасибо за комплимент. Как я понимаю, тебе и в голову не приходило, что у меня могло возникнуть желание стать Императором галактики. А я мог бы им стать, знаешь ли. Те самые силы, которые стравливают давление на планете, с тем же успехом могут ее и взорвать.

Нил аж потерял дар речи. Абраванель с трудом поднялся из-за стола, волоча ноги, обошел его, положил тоненькую, невесомую руку на плечо молодого человека.

– Это факты жизни, мой мальчик. А поскольку уйти от них нельзя, приходится с ними жить. Коста всего лишь выполняет свои обязанности. Поэтому постарайся сработаться с ним. Ради меня, если иначе не получается.

– Разумеется, – быстро согласился Нил. – С тем, что вы сейчас сказали, свыкнуться нелегко, но я постараюсь. На Гиммеле мы сделаем все, что в наших силах. Не волнуйтесь из-за меня, сэр.

Коста ждал в приемной, спокойно попыхивая длинной сигаретой. Они ушли вместе, молча зашагали по коридору. Нил искоса глянул на долговязого, смуглого бразильца, и задумался, а что надо сказать, чтобы наладить нормальные деловые отношения. Какие-то сомнения насчет Косты у него остались, но он твердо решил держать их при себе. Абраванель повелел установить мир, а слово старика являлось для него законом.

Первым заговорил Коста.

– Может, ты проинструктируешь меня по Гиммелю… что мы там найдем, что от нас потребуется?

– Сначала, разумеется, мы должны провести базовое обследование, – ответил Нил. – И велика вероятность того, что этим наша миссия и ограничится. После уточнения в прошлом году всех уравнений Постулата Дебира, построение графиков сига-110 и альфа-142 позволяет…

– Пожалуйста, остановись и сбрось обороты, – прервал его Коста. – Я изучал социэтику шесть месяцев, с тех пор прошло семь лет, так что я, если и помню, то самые общие положения. С тех пор я участвовал в некоторых обследованиях, но и не имею ни малейшего понятия о прикладной ценности собранной нами информации. Можешь ты начать снова… только попроще и помедленнее?

Нил подавил вновь начавшую закипать злость, и начал снова, в лучших преподавательских традициях университета.

– Я уверен, ты понимаешь, что качественно проведенное обследование лишь часть решения поставленной задачи. Не вдаваясь в подробности скажу, если данные собраны точные, уравнения к-фактора решаются автоматически.

– Я опять потерял нить. Все говорят о к-факторе, но никто так и не объяснил мне, а что же это такое?

Нил уже начал входить в азарт.

– Это термин, позаимствованный из нуклеоники, и именно в этом контексте проще всего объяснить его смысл. Ты же знаешь, как работает ядерный реактор. В принципе, это та же атомная бомба. Разница лишь в скорости цепной реакции и контроля над ней. В обоих случаях мы имеем нейтроны, которые на высокой скорости ударяют в ядра атомов и выбивают новые нейтроны. Которые в свою очередь проделывают то же самое. Процесс все ускоряется и – бум! Несколько миллисекунд и у нас атомный взрыв. Такое случается, если реакция неконтролируемая.

Однако, если в наличие имеется тяжелая вода или графит, которые замедляют нейтроны, а также поглотитель, вроде кадмия, можно регулировать скорость реакции. Если замедлителя и поглотителя слишком много, реакция остановится. Мало – реакция приведет к взрыву. В ядерном реакторе обе крайности совершенно ни к чему. Нужен оптимальный баланс, при котором поглощается ровно столько нейтронов, сколько и выделяется. Тем самым внутри реактора обеспечивается постоянная температура. В этом случае константа воспроизводства нейтронов равна 1. Баланс между генерацией и поглощением нейтронов и называется к-фактором ядерного реактора. В идеале он равен единице с семью нолями после запятой.

Однако, этого идеала нельзя достигнуть в столь динамичной системе, как ядерный реактор. Однако, если нейтронов вырабатывается чуть больше, то есть к-фактор равняется 1,00000001, жди беды. Каждый лишний нейтрон вышибает два новых, их количество растет в геометрической прогрессии и приводит к взрыву. С другой стороны, к-фактор, равный нолю с восемью девятками после запятой, ничем не лучше. Реакция с той же скоростью будет замедляться. То есть управление ядерным реактором сводится к контролю к-фактора и постоянной поднастройке.

– Это мне понятно, – кивнул Коста. – Но причем тут социэтика?

– Мы к этому подойдем… как только ты поймешь и признаешь, что минимальная разница в величине к-фактора может привести к совершенно другому результату. Можно сказать, что один-единственный, невероятно крошечный нейтрон может превратить ядерный реактор и в атомную бомбу, и в медленно остывающую кучу инертных урановых изотопов. Это ясно?

Коста кивнул.

– Хорошо. Теперь попробуем провести аналогию между человеческим обществом и ядерным реактором. На одном полюсе – умирающая, декадентская цивилизация, остатки высокоразвитого индустриального общества, проживающая капитал, проедающая запасы, которые невозможно возместить из-за непрекращающегося падения технологического уровня. Когда сломается последняя машина и выйдет из строя последний синтезатор пищи, люди умрут. Это – остановившийся ядерный реактор. На другом полюсе – абсолютная анархия. Каждый человек думает только о себе, сметая все, что возникает на его пути. Атомный взрыв. А посередине – живое, активное, устремленное в будущее общество.

Это, конечно, сильное упрощение, но более точного сравнения не найти. В действительности общество – бесконечно сложный социальный организм, на который влияют тысячи и миллионы самых различных факторов. А между «замерзанием» и взрывом существует множество вариантов развития. Рост численности населения, война или репрессии могут вызывать иммиграционные волны. Животные и растительные виды могут уничтожаться ради сиюминутных потребностей или в угоду моде. Ты же помнишь судьбу почтового голубя и американского бизона.

Внешние воздействия, голод, жизненные потребности, ненависть, страсти людей отражаются в их взаимоотношениях. Отдельно взятый человек нас не интересует. Но, как только он что-то говорит, передает информацию в какой-то форме, просто выражает свое мнение, он становится условной отметкой. Его можно промаркировать, измерить, внести в график. Его действия можно сгруппировать с действиями других членов общества, измерить действия всей группы. Человек, и все общество, становится системной проблемой, для решения которой можно задействовать компьютер. Мы разрубаем гордиев узел ЛЛЯ и двигаемся навстречу решению.

– Стоп! – Коста поднял руку. – До ЛЛЯ я все понимал. А это что за зверь? Пароль для посвященных?

– Не пароль – аббревиатура. Линейный логический язык, на котором спотыкались прежние исследователи. Все они, историки, социологи, политические аналитики, антропологи, обрекали себя на неудачу, еще не приступив к исследованиям. Им приходилось узнать все об А и Б, прежде чем они могли найти В. Факты они раскладывали по полочкам. Тогда как анализировали они сложнейшую замкнутую систему с такими элементами, как положительная и отрицательная обратная связь и переменная коммутация. Да и находится вся система в динамическом состоянии в силу непрерывной гомеостатической коррекции. Не удивительно, что у них ничего не выходило.