Текст книги "Парк-авеню 79"

Автор книги: Гарольд Роббинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Гарольд Роббинс
Парк-авеню 79

«... стали уходить один за другим, начиная от старших до последних, и остался один Иисус и женщина, стоящая посреди. Иисус, восклонившись..., сказал ей: женщина! где твои обвинители? никто не осудил тебя? Она отвечала: никто. Господи! Иисус сказал ей: и Я не осуждаю тебя...»

Евангелие от Иоанна, глава 8.

«Park Avenue» 1955, перевод Т. Оболенской, Д. Фролова

Эта книга от начала до конца является продуктом творческой фантазии автора. Описанные в ней обстоятельства, связанные с азартными играми и проституцией, а также указанные события не имеют фактической основы. Все персонажи вымышлены, и если имя кого-то из них принадлежит реальному человеку, то это результат чистого совпадения.

Для более наглядного обозначения временных рамок вскользь упоминаются такие видные деятели, как окружной прокурор Томас Е. Дьюи, но никто из них никоим образом не участвует в действии романа.

Штат Нью-Йорк против Мэриен Флад

Я свернул на стоянку около Криминального суда и не успел заглушить мотор, как служитель распахнул дверцу. Столь почтительное внимание с его стороны было для меня новостью. Я взял с заднего сиденья папку и не спеша вышел.

– Прекрасный сегодня день, мистер Кейес!

Над городом висело низкое декабрьское небо. Да, для любителей плохой погоды, к которым, впрочем, я никогда не относился, день действительно прекрасен: серый и промозглый.

– Верно, Джерри.

На мой рассеянный кивок он многозначительно улыбнулся. Все ясно: о том, что мне поручено вести процесс, здесь знают все, даже сторожа автостоянки. В этом разгадка необычайной услужливости старины Джерри.

Я пересек улицу и направился к зданию суда.

Интересно, кто им сообщил? Шеф получил мое согласие всего двадцать минут назад в госпитале, куда он угодил совершенно неожиданно для себя и всех нас.

Я стоял возле его постели и старался не смотреть в серое, искаженное болью лицо.

Некоторое время Старик молчал, потом от белых подушек до меня долетел шепот:

– Ты все сделаешь сам. Все...

Я покачал головой.

– Нет, Джон. Извините. Не могу.

Он прошептал с каким-то жутковатым присвистом:

– Почему?

– Вам известна причина.

Подыскивая слова, я сделал короткую паузу и постарался ответить как можно тверже:

– У вас много помощников. Отдайте дело кому-нибудь из них. На мне свет клином не сошелся.

Шеф нетерпеливо поморщился и снова открыл рот для шепота, но вместо этого пронзительно засвистел:

– Сошелся! Представь, именно на тебе. Все они – лизоблюды. Служат не закону, а этим выскочкам... политиканам.

Сам знаешь, их мне силком навязали. Засунули прямо в глотку. А ты... Только тебе я могу доверить дело.

Я знал, что все это – неправда, но спорить не стал. Вот уже много лет наша команда не ввязывалась ни в какие политические игры. Традиция повелась с тех времен, когда окружным прокурором был Том Дьюи. Если кто и грешил амбициями такого рода, так это он сам, мой теперешний шеф – окружной прокурор Джон Девитт Джексон.

Джон смотрел на меня неподвижным тяжелым взглядом.

– Помнишь нашу первую встречу? Ко мне пришел молоденький полицейский, совсем зеленый мальчишка с дипломом об окончании юридического факультета в руке. Меня тогда поразили две вещи: странное имя Миллард Кейес и башмаки на толстенной подошве. Когда ты открыл рот, чтобы попроситься на службу, язык словно прилип к горлу. Я спросил: «Почему именно ко мне?» Помнишь свой ответ? Ну?

Конечно же, я прекрасно помнил тот день. Мне пришло в голову для большей солидности назваться своим полным именем Миллард вместо привычного – Майк. Я помнил все до мельчайших подробностей, но промолчал.

Шеф тяжело оторвал голову от подушки:

– Забыл? Могу напомнить. Ты сказал: «Мистер Джексон, для меня закон имеет только одну сторону». Я поверил и взял тебя. А теперь хочешь отсидеться в кустах, бросаешь меня...

– Джон, я не бросаю вас, но именно это дело взять не могу. Я отказался от него с самого начала и, согласитесь, имею на то достаточно серьезные мотивы. Боюсь, что в такой ситуации не смогу честно выполнить свой долг перед вами.

– Я никогда в тебе не сомневался: ни тогда, ни теперь. Тут он удрученно вздохнул и отвернулся:

– Черт бы побрал проклятый аппендицит! Не мог подождать несколько недель.

Глядя на этот спектакль, я невольно улыбнулся. Да, Старику хитрости не занимать. Чтобы уговорить меня, он был готов на любые уловки. Шел напролом. Мне не оставалось ничего, как выказать некую долю участия:

– Ничего не поделаешь, Джон. Доктор считает, что на этот раз лед не поможет. Необходима операция.

Он уныло кивнул:

– Да, вот такие теперь доктора... Операция, да еще перед самым важным процессом во всей моей карьере!

Я знал, что имеет в виду шеф. Через несколько месяцев по всему штату приступят к работе крепкие парни из команд кандидатов в губернаторы. Когда они, наконец, откроют в своих душных комнатах окна и свежий ветер выдует табачный дым и алкогольный перегар, будет назван новый избранник народа. Этот судебный процесс был козырной картой моего шефа. Он подготовил и выложил ее ни рано, чтобы нашумевшее дело не успело забыться, ни поздно, ибо для формирования общественного мнения необходимо некоторое время.

Сегодня Старик испугался: блестяще задуманный план мог провалиться, а процесс – стать козырем в чужих руках.

Этого он допустить не мог.

Шеф измерил грустным взглядом длину своей больничной кровати и посмотрел мне прямо в глаза.

– Майк... Послушай, Майк. Ты всегда выделялся среди них, и я гордился тобой, как своим сыном. Понимаешь, ты был моей единственной надеждой во всей нашей вонючей конторе, моим любимым мальчиком. Я уже не молод, и эти выборы – единственный шанс. Другого не будет. Я надеюсь на победу, но готов к неудаче и переживу ее спокойно. Значит, такова воля божья.

Старик передернул плечами под белой больничной рубашкой и ненадолго замолчал, а когда заговорил снова, от немощного шепота не осталось и следа. Своим обычным голосом он твердо чеканил слова:

– Но я не желаю, чтобы всякие шустряки, всякие проходимцы и сукины дети влезли по лестнице, которую я построил своим горбом!

Некоторое время мы смотрели друг на друга.

Старик не выдержал:

– Майк, прошу тебя. Иди в суд вместо меня.

Я молчал. Он почти умолял:

– Даю тебе полную свободу выбора. Ты – хозяин. Если хочешь, попроси суд о снятии обвинения за недостаточностью улик. Выстави меня идиотом перед всеми этими гнусными писаками – плевать я на них хотел. Делай все, что сочтешь нужным, лишь бы ни один мерзавец не пролез по моим костям.

Я тяжело вздохнул, поскольку понял, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Искренности в словах шефа было не больше, чем в любой хорошо сыгранной роли, но для меня это ничего не меняло. Я знал прижимистость, деспотизм, хитрость Старика, но любил его вместе со всеми недостатками. Он понял, что выиграл, и улыбнулся:

– Ты сделаешь это, Майк? Для меня...

Я опустил голову:

– Да, Джон.

Шеф сунул руку под подушку, вытащил оттуда листки – заметки по делу и заговорил будничным тоном, словно беседа происходила не в больнице, а в его кабинете:

– Так, присяжные... Обрати внимание на номер три...

Дослушать до конца не было сил.

– Знаю. Читал его досье.

Я пошел к двери и уже с порога обернулся:

– Не забудьте, Джон, вы дали мне полную свободу.

К зданию криминального суда ведет длинная лестница, но мне удалось беспрепятственно поставить ногу лишь на ее нижнюю ступеньку. В ту же секунду я оказался в центре галдящей толпы репортеров. Они тоже знали. По-видимому, Старик схватил телефонную трубку, едва за мной закрылась дверь палаты.

– Мистер Кейс, нам стало известно, что вместо окружного прокурора процесс будете вести вы. Так ли это?

Вот уж кому я ни за что не отвечу! Ненавижу людей, называющих меня «Кейсом». Моя фамилия – Кейес. Неужели так трудно запомнить? Со спокойной улыбкой на лице я продолжал молча пробиваться вверх. Вдогонку летел град вопросов. У входа пришлось остановиться.

– Привет, ребята! Дайте отдышаться. Вы же знаете, что я вернулся из отпуска только сегодня утром.

Толпа не унималась.

– Господин Кейес, говорят, будто окружной прокурор поехал в госпиталь лишь после того, как вызвал вас телеграммой. Чем объясняется его поступок?

Тут наконец мне удалось проскользнуть в крутящуюся дверь и оторваться от преследователей. В холле я повернул направо и почти пробежал мимо пресс-центра суда, но и здесь меня поджидала засада. Запрыгали фотоблицы. Пришлось прибавить ходу, следом неслись газетчики.

К лифту мы подбежали одновременно.

– Джентльмены, хочу сообщить, что к полуденному перерыву будет подготовлено заявление для прессы. После этого я постараюсь держать вас в курсе дел и отвечать на все вопросы... по мере сил. Но сейчас мне необходимо собраться с мыслями, и потому я прошу предоставить такую возможность. Джентльмены, я рассчитываю на ваше понимание, ибо оно – залог нашего плодотворного сотрудничества.

Эти слова потонули в шуме – репортерская банда готовилась штурмовать лифт. Я успел нырнуть в него как раз вовремя, дверцы захлопнулись и кабинка взлетела на седьмой этаж.

В конце длинного коридора возле двери моего кабинета маячила фигура Джоэла Рейдера – одного из тех, о ком так нелестно отозвался Старик. В характере Рейдера удачно сочетались способности и завидное упорство. Он был всего несколькими годами старше меня, но чудовищно честолюбив.

Джоэл протянул руку:

– Здравствуй, Майк. Удачи тебе.

Я ответил рукопожатием.

– Спасибо, Джоэл. Сегодня удача нужна, как никогда.

Мы вошли в кабинет.

– Как Старик?

Я попытался улыбнуться, однако помимо воли губы сложились в кривую ухмылку.

– Ты ведь знаешь его – вечно ноет и жалуется.

Джоэл расхохотался:

– Майк, ты не застал главного! Когда доктор сообщил ему диагноз, мы думали, что Старик от ярости свернет бедняге шею. Умора, да и только!

– Представляю.

Я швырнул пальто и шляпу на деревянную скамью рядом со столом, устало сел и посмотрел Джоэлу прямо в лицо.

– Я не хотел перебегать тебе дорогу, Джоэл.

Он через силу улыбнулся:

– Не бери в голову, Майк... Ты никому ничего не перебежал. Раз вы со Стариком вдвоем раскрутили это Дело, кому его вести, как не тебе? Я ведь все понимаю...

Я тоже все понимаю. С одной стороны, Джоэл был бы не прочь оказаться на моем месте, а, значит, в газетных заголовках. С другой, он не любил рисковать и играл только наверняка. Сегодняшний процесс как раз из таких, в которые Рейдер предпочитал не влезать.

– Джоэл, а где Алекс?

Алекс Картер вместе с Джоэлом помогал Старику на судебных заседаниях.

Джоэл пожал плечами:

– Ты что, не знаешь, где сейчас Алекс? Но он оставил тебе кое-какие бумаги. Посмотри.

Посредине стола аккуратной стопкой лежали листки с записями Старика.

Я, конечно, же знал, где Алекс Картер – в туалете. Там он проводил многие часы перед началом каждого суда, и причиной этой странности являлись необыкновенно нервные, если не сказать – истеричные почки. Самое же загадочное состояло в том, что с началом заседаний мочеизнурение резко прекращалось, и даже очень долгий процесс Алекс высиживал без малейших затруднений.

Сейчас мне было не до Картера с его почками и вообще не до кого. Я хотел остаться один.

Джоэл понял это без слов и, не дожидаясь моей просьбы (его больное самолюбие не могло допустить такого унижения), бросил уже от двери:

– Майк, я буду у себя. Если тебе понадобится помощь, имей это в виду.

– Спасибо, Джоэл.

Я проводил его взглядом, быстро закурил и взял бумаги. Сверху лежало обвинительное заключение. Перед глазами запрыгали жирные черные буквы:

«Народ штата Нью-Йорк против Мэриен Флад, обвиняемой».

Внезапно в сердце ударила резкая боль. Вот она, страшная минута. Все разом куда-то ушло. Пустота... Осталось только судебное дело, с которым мне предстояло прожить несколько недель, дело по обвинению Мэриен Флад.

Как я казнил себя за то, что поддался на уговоры Старика! Боль сидела в груди, словно прочно вбитый гвоздь.

До начала заседания оставалось совсем немного времени и мне его с трудом хватило бы на обдумывание кое-каких деталей процесса, но в голове было другое... Я как будто вернулся в день нашей первой встречи.

Иногда мне кажется, что с той поры прошло сто лет, но на самом деле я увидел Марию не так давно – летом 1935 года.

То было тревожное время. Свирепствовала безработица. Изнурительный июльский зной словно сгущал ядовитую атмосферу озлобленности и страха.

Отца постигла участь многих – он потерял место, а найденная после долгих мытарств должность управляющего домами всего за два года состарила его и изменила до неузнаваемости.

Чтобы помочь семье, мне приходилось подрабатывать в газетном киоске на перекрестке 86-ой улицы и Лексинггон Авеню. Там я один раз в неделю с девяти вечера субботы до десяти тридцати следующего утра комплектовал воскресные многостраничные номера.

Мне уже шел семнадцатый год, но я был послушным сыном и, стараясь не огорчать свою набожную маму, посещал утренние воскресные службы в церкви Святого Августина, что неподалеку от нашего дома.

Тот день начался как обычно. Закончив работу, я едва успел к началу мессы, прокрался на задний ряд и мгновенно заснул. Сладкий сон был прерван решительным толчком в бок.

Не разлепляя век, я вяло подвинулся, освободив опоздавшим край скамьи, но от второго толчка все же открыл глаза.

В начале ряда топтались две женщины – наверное, им мешали пройти мои ноги. Пришлось поджать колени.

Старшая почти не задержалась в сознании – тусклые серые, точно запыленные волосы, блеклое унылое лицо. Невнятно бормоча какие-то извинения, она протиснулась мимо меня и тяжело опустилась на скамью. В общем, эта неинтересная увядшая женщина не заслуживала и капли внимания, но ее дочь... Мое сердце оборвалось.

В этой девушке поражало все: тяжелые, тускло мерцающие золотистые волосы, растянутый в полуулыбке яркий рот с изящно очерченными губами и прекрасными зубами, высокие нежные скулы, подведенные коричневым карандашом веки и даже тонкий прямой носик с широковатыми ноздрями.

А глаза! Ее глаза – особая тема. Широко расставленные, золотисто-карие с зелеными искорками вокруг зрачков. Огромные, умные, теплые, они притягивали к себе, манили, лишали рассудка – раз и навсегда. Я поймал летящий взгляд, но ничего не разглядел в его таинственной глубине. В отличие от голубых, карие глаза невозможно читать, словно раскрытую книгу – мешает непроницаемый барьер темноты.

Пробираясь вдоль ряда, девушка будто бы случайно, дотронулась ногой до моего колена, и от этого прикосновения в тело впились тысячи мелких горячих иголок. Помню свое недоумение: почему достаточно полная женщина сумела протиснуться, не задев меня, а ее тоненькая дочь – нет? Тогда я ответа не нашел. Девушка скромно потупила глаза и чуть слышно выдавала дрожащим от смеха голосом: «Извините».

Мой неловкий ответ затерялся в шелесте одежды и скрипе – прихожане опускались на колени. С той минуты я ничего не видел, кроме этой девушки.

Вот она встала на колени рядом со мной, сложила перед собой тонкие руки и замерла в смиренной мольбе. Хлопчатобумажное платье легко обтягивало изгибы хрупкого тела. Подмышкой ткань намокла и потемнела, распространяя приятный терпкий аромат. Бок о бок с дочерью молилась ее мать. Она уронила голову на тяжелые руки и все повторяла, повторяла какие-то слова, но несмотря на мои старания, ни одного из них так и не удалось разобрать. В конце концов я догадался, что женщина обращается к Богу на неизвестном мне языке. Позже выяснилось: то был польский язык.

Я взял себя в руки и, зажмурившись, стал вспоминать молитву. Через некоторое время это почти удалось, однако шелест платья и мягкое прикосновение ее бедра к моему мгновенно развеяло благочестивые мысли.

Я встрепенулся, скосил глаза на соседку – она с головой ушла в молитву и, похоже, ничего не заметила. Стоило мне, однако, чуть-чуть отодвинуться, как девушка немедленно придвинулась, причем сделала это словно бы случайно: не открывая глаз и не повернув головы.

Дальше двигаться было некуда. Я застыл на самом краю ряда, рискуя каждую минуту вывалиться в проход, и снова попытался вникнуть в слово Божье. Безуспешно! Рядом со мной резвился дьявол.

Служба закончилась, прихожане с кряхтением начали подниматься с колен. Только теперь, поборов робость, я осмелился заглянуть в ее лицо. Однако девушка обо мне забыла и что-то заинтересованно рассматривала прямо перед собой. Стоило мне, однако, шагнуть к проходу, как она заторопилась и попыталась протиснуться вперед. Мы столкнулись. Чтобы ей не мешать, я отступил назад, однако девушка тоже попятилась. Мы снова столкнулись.

Пока я силился понять, что произошло, она посторонилась, пропуская перед собой мать. В этот момент девушка крепко прижалась ко мне теплым гибким телом, но уже через секунду скользнула в проход. Прежде чем затеряться в толпе, она обернулась и словно поманила дразнящими, шальными глазами. Никто еще не смотрел на меня таким взглядом, и я почувствовал, как в груди загорелся огонь необъяснимого беспокойства.

Безмятежная улыбка раздвинула яркие губы, и девушка едва слышно выдохнула:

– Развлекаешься, Майк?

Ее унес людской поток, а я остался стоять соляным столбом и только потом сообразил, что девушке откуда-то известно мое имя.

По дороге к дому я гадал, кто она? Кто она?

Если бы мне не довелось этого узнать, жизнь сложилась бы намного счастливее.

Но судьба нас все же свела.

* * *

Я выключил память, словно экран, и далекий летний день погас. Передо мной лежали бумаги. До начала процесса оставалось сорок минут, и, стиснув зубы, я начал вчитываться в обвинительное заключение.

* * *

В зал судебных заседаний мы вошли через узкую боковую дверцу, и едва показались перед публикой, беспорядочный гул сменился тишиной напряженного ожидания.

Я шел под бесцеремонными взглядами сотен глаз и кипел от внезапной ненависти к праздной, алчной до сенсаций толпе.

В животе появилось ощущение напряжения, словно кто-то завязал кишки тугим узлом.

Вот, наконец, наше место – справа от судьи.

Я сел спиной к залу, принялся медленно раскладывать на столе бумаги и, чтобы как-то отвлечься, спросил:

– Джоэл, который час?

Джоэл бросил недоуменный взгляд на висящие прямо перед нами часы:

– Почти десять.

– Отлично!

Узел в животе не ослабевал. Я украдкой посмотрел на место защитника – оно было пусто. Джоэл перехватил мой взгляд.

– Вито всегда появляется в последнюю минуту. Ничего не скажешь, умеет производить впечатление.

Я кивнул. Да, Вито – превосходный юрист, один из лучших адвокатов Нью-Йорка. Он редко проигрывает процессы, и можно было только догадываться, сколько часов напряженной работы стоила каждая победа. Все мы в управлении окружного прокурора испытывали к нему величайшее почтение. Кроме того, Вито – обаятельный мужчина. Седые волосы и проницательные голубые глаза подчеркивали его привлекательность. Он знал свое дело и знал себе цену.

Зал за нашей спиной взорвался шумом. Защелками фотокамеры. Это вошли Мария и Вито. По приближающемуся гулу я догадался, что они уже рядом, и поднял глаза в тот момент, когда адвокат распахнул перед своей подзащитной дверь ограды.

Мария непринужденно улыбнулась, кивнула головой и... увидела меня. Несколько мгновений мы потрясенно вглядывались друг в друга, словно встретились впервые только сейчас. Как же давно это было! Потом она отвернулась и спокойно пошла к скамье подсудимых. Я снова видел летящую походку, обтянутые нейлоном тонкие лодыжки. Видел наяву.

Для процесса она оделась в строгий темный костюм мужского покроя, небрежно набросив поверх него пальто из пушистого голубого букле. Прическа была мне незнакома: блестящие золотистые волосы коротко острижены и уложены мелкими завитками.

Мария села на свое место и, держась неестественно прямо, разгладила подол юбки. К ней тут же подсел Вито. Они о чем-то тихо заговорили, но слов не было слышно.

Джоэл восхищенно прошептал:

– Вот это женщина!

Я молча кивнул, но он не унимался.

– Любой мужчина из этого зала с удовольствием провел бы с ней время. Честное слово, любой.

Да, наши беды начинались именно с того назойливого внимания, каким Марию окружали мужчины. При ее появлении все они просто сходили с ума.

Джоэл продолжал шипеть мне в ухо:

– Выходит, мы судим женщину за то, что она делает положенное женщине от природы.

Он ухмыльнулся:

– Говорят, подсудимая это дело оч-чень любит.

Любое терпение имеет предел. Я холодно осадил Джоэла.

– Прекрати! Ты в суде, а не в борделе!

Он собрался было огрызнуться, но увидел мое перекошенное гневом лицо и растерянно уткнулся в бумаги.

Я с преувеличенным интересом чертил в блокноте какую-то чепуху, когда Алекс толчком в бок прервал это занятие.

Уверенной, легкой походкой к нашему столу приближался Генри Вито.

Он остановился прямо передо мной и, глядя сверху вниз, непринужденно улыбнулся:

– Привет, Майк. Как Старик?

Я ответил самой широкой улыбкой, на какую вообще был способен:

– Держится, Хенк.

Вито обращался будто бы только ко мне, но в рядах прессы было отчетливо слышно каждое его слово:

– До чего же повезло ему с аппендицитом!

Чтобы газетчики услышали мой ответ так же хорошо, я повысил голос:

– С аппендицитом повезло не ему, а вам – защите.

Вито продолжал улыбаться, словно ничего не расслышал.

– Если Старик станет губернатором, победой он будет обязан тебе, Майк.

Я медленно встал. Вито – высокий мужчина, но я намного выше. Вообще, у меня довольно внушительный вид: рост 191 см, широкие плечи, а из-за перебитого носа лицо кажется свирепым и угрюмым. Не удивительно, что моя спина полностью заслонила адвоката от публики.

Подняв голову, он смотрел теперь снизу вверх, а я, как ни в чем не бывало, дружески рассмеялся:

– Спасибо за теплые слова, Хенк. Не сомневаюсь, что после процесса ты убедишься в их справедливости.

Все еще улыбаясь, он молча махнул рукой и пошел к своему столу.

Джоэл прошептал:

– Он нарочно тебя заводит, Майк. Не поддавайся.

– Не буду.

С другой стороны зашептал Алекс:

– Мне показалось, что вы хотите ему врезать.

Моя широкая улыбка тут же переехала в кривую ухмылку:

– Честно говоря, я это и собирался сделать.

– У вас было такое лицо...

Стук жезла оборвал шепот Алекса. Зашелестели мантии – это мы встали. В зал вошел судья Питер Амели. Низенький, плотный, коротконогий, он был похож на целлулоидного пупса с лицом херувима. Из черного одеяния нелепо торчала лысая голова. Амели занял свое место на кафедре и энергично постучал молоточком.

Над рядами гулко прокатился голос секретаря:

– Слушайте! Слушайте! Суд присяжных открывает свое заседание. Председательствует достопочтенный судья Питер Амели.

Все. Мосты сожжены, назад пути нет. Судья уже на ринге. Поединок начался. Внезапно ушло напряжение и сам собой развязался узел в животе. Я – профессионал и с этого момента начинаю делать свою работу. Никакие воспоминания не будут теперь мучить и искушать меня – на них просто не останется времени. По сигналу судьи я встал, медленно пересек зал и подошел к скамье присяжных. Мария не подняла головы, но, по своему обыкновению, наверняка следила краешками глаз за каждым моим движением.

Я остановился перед присяжными, сделал паузу, чтобы они могли получше меня рассмотреть, и заговорил:

– Леди и джентльмены, я чувствую себя запасным игроком, которого неожиданно выпустили на поле вместо знаменитого Ди Маджио. Ибо кто...

Мне пришлось остановиться, чтобы переждать взрыв доброжелательного смеха.

– Ибо кто может сравниться с Ди Маджио? Никто.

После этих слов я стер с лица легкую улыбку и продолжал уже совершенно серьезно:

– Однако граждане штата Нью-Йорк имеют право на защиту своих интересов избранными ими должностными лицами, к числу которых имею честь принадлежать и я. И граждане штата Нью-Йорк в лице Большой коллегии присяжных представили на рассмотрение суда обвинительное заключение против присутствующего здесь лица за нарушение норм морали и законов. Надеясь на вашу снисходительность и терпение, я взял на себя смелость в меру своих скромных сил представлять народ штата Нью-Йорк против Мэриен Флад.

Как и следовало ожидать, Вито немедленно заявил протест, а суд его, естественно, удовлетворил, однако мне удалось начать свою роль на процессе с эффектного выхода.

Я снова обратился к присяжным:

– Мне представляется необходимым огласить на этом заседании выдержки из обвинительного заключения. В нем утверждается, что обвиняемая совершила следующее...

Я опустил глаза к бумагам:

– "Под вывеской респектабельного агентства «Парк Авеню Моделс, Инк.». Мэриен Флад с целью наживы занималась сводничеством, толкала девушек и молодых женщин на путь проституции, побуждая их к противозаконным и аморальным действиям".

«С целью обеспечения прикрытия своих противозаконных действий. Мэриен Флад в нескольких случаях давала взятки должностным лицам».

«Имея разветвленную клиентурную сеть, Мэриен Флад путем шантажа и вымогательств получала от людей, пользовавшихся ее услугами, различные суммы денег».

Я бросил обвинительное заключение на стол рядом с собой, посмотрел на присяжных и по их оживившимся взглядам понял, что аудитория завоевана.

– Итак, проституция и сводничество, подкуп должностных лиц, шантаж и вымогательство.

Жители штата Нью-Йорк достаточно наслышаны о многократно повторяющейся в нашем городе печальной истории. Тысячи юных мечтательниц спешат сюда со всей страны, чтобы попробовать себя на каком-нибудь престижном поприще. Они грезят Бродвеем, телевидением, сверкающими демонстрациями в знаменитых домах мод и нисколько не сомневаются, что их там ожидают слава и блеск. Вот этих-то наивных девочек и подстерегают хищники вроде Мэриен Флад. Уверенные в своей безнаказанности, ибо подкуп и шантаж оберегают их от любых неприятностей, они презирают и мораль, и закон.

Тут я впервые повернулся к Марии. Она смотрела в стол прямо перед собой, судорожно сжимая пальцами авторучку.

Рядом с ней криво усмехался Вито.

Я повысил голос:

– Мэриен Флад!

Мария подняла глаза, и меня поразил ее взгляд – беззащитный взгляд раненого зверька. Я быстро отвернулся и теперь обращался только к присяжным.

– Но всему приходит конец, и сегодня Мэриен Флад предъявлено обвинение в нарушении закона. Сейчас она предстала перед судом, перед присяжными, теми самыми гражданами, которых презирала и на которых привыкла смотреть свысока. И мы, граждане штата Нью-Йорк, докажем предъявленные ей обвинения, проследим каждый шаг ее преступной карьеры. Чтобы ни у кого не осталось и тени сомнения в виновности Мэриен Флад, мы восстановим во всех деталях ее противозаконные действия. И когда эта история развернется во всей своей неприглядности, вам, глубокоуважаемые присяжные, предстоит принять справедливое решение. Пусть оно послужит хорошим уроком для любого, кто вздумает попирать законы нашего общества.

Чтобы дать присяжным несколько минут на обдумывание услышанного, я вернулся к своему столу и переложил на нем кое-какие бумаги, потом пошел обратно.

– Господа присяжные! Прежде всего я должен рассказать, каким образом власти штата Нью-Йорк узнали о противозаконной деятельности Мэриен Флад. Как это часто бывает, помог случай.

Присяжные напряженно слушали и даже слегка подались вперед.

– В мае нам стало известно об одном криминальном случае. В больницу Рузвельта привезли молодую женщину с признаками внутреннего кровотечения после подпольного хирургического вмешательства. Несмотря на все усилия врачей, ее состояние прогрессивно ухудшалось. Мы были немедленно извещены о случившемся и успели застать женщину еще живой. Она была очень слаба и смогла лишь рассказать, что работала манекенщицей в «Парк Авеню Моделс, Инк.». "Несчастная нисколько не сомневалась в участии и помощи мисс Флад, поэтому просила обо всем сообщить ей.

Мы сразу же связались по телефону с агентством, однако услышали, что манекенщиц с таким именем в «Парк Авеню Моделс, Инк.». нет и никогда не было.

Еще через час позвонила мисс Флад и заявила, будто сотрудник, разговаривавший с нами по телефону, ошибся и что эта молодая женщина действительно служит у них манекенщицей. Нас особенно поразил и насторожил интерес мисс Флад не к состоянию здоровья несчастной, а к тому, что именно она успела рассказать о характере своей работы. Лишь в конце беседы мисс Флад догадалась предложить помощь, но было уже поздно – незадолго до телефонного звонка женщина скончалась.

Расследование обстоятельств дела, опросы знакомых и близких погибшей позволили установить следующее: она приехала в Нью-Йорк за год до смерти и первое время жила очень бедно, едва сводя концы с концами, но уже через полгода у нее вдруг появились деньги, дорогие вещи, меховое манто. Одновременно с этим молодая женщина стала вести странный образ жизни – почти не бывала дома по вечерам, избегала общества друзей. На их недоуменные вопросы она отвечала, что не имеет ни минуты свободного времени, поскольку до предела загружена работой в агентстве. Проверка документации «Парк Авеню Моделс, Инк.». показала, что за полгода эта манекенщица была занята в демонстрации моделей всего два или три раза и ее суммарный заработок составил сто двадцать пять долларов.

Я притворился, будто разыскиваю какую-то бумагу, и ненадолго замолчал. Зал напряженно ждал, присяжные не сводили с меня глаз. Они готовы были слушать дальше.

– Пока шла рутинная работа по выяснению обстоятельств, приведших к гибели молодую и дотоле совершенно здоровую женщину, отдел борьбы с преступлениями против нравственности получил сведения о диких оргиях в апартаментах одного крупного промышленника, владельца фабрики по изготовлению женского белья. Нам стали известны неоднократные высказывания этого человека о его связи с неким агентством мод, якобы поставлявшем девушек в любое время дня и ночи по телефонному звонку.

В последний день мая полиция устроила облаву в его особняке. Обнаруженные там четверо мужчин и шестеро женщин к моменту задержания были раздеты и находились, как бы это сказать, чтобы не оскорбить нравственности, в различных непристойных позах.

Все девушки заявили, что работают манекенщицами, а одна назвала «Парк Авеню Моделс, Инк.». Остальные ей что-то зашептали, и она тут же отказалась от своих слов. Тем не менее, проверкой было установлено, что все шестеро числятся в штате агентства. После получения этого факта полиция и окружная прокуратура пришли к выводу о преступном характере деятельности «Парк Авеню Моделс, Инк.». и начали расследование.

Я снова перелистал бумаги и зачитал одну из них.

– "Парк Авеню Моделс, Инк.". Создано в июне 1948 года. Имеет лицензию на оказание посреднических услуг фирмам, нуждающимся в манекенщицах, натурщицах, фотомоделях и т.п. Президент – Мэриен Флад.