Текст книги "Феодора. Циркачка на троне"

Автор книги: Гарольд Лэмб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Юстиниан и его престарелые теологи разработали формулу вселенской веры, которая отвечала на все вопросы, как то: человеческое начало и божественная природа Христа. Согласно доктрине Афтартодокии, божественное происхождение Спасителя было полностью доказано. Это окончательное решение Юстиниан собирался навязать всем церквам. Он разгадал загадку непознанного. Но на востоке и западе епископы возмущались, а папы и патриархи были открыто против. Они предпочитали верить в то, что не могли понять.

Иногда, склонившись над словами, написанными собственной дрожащей рукой, Юстиниан думал, действительно ли он разгадал вечную загадку, с жаром искал подтверждения. Всё, что окружало его, приобретало новое значение: над Великой церковью возвышался новый купол, он наблюдал за крещением хана язычников-герулов, на Кавказе язычники-лезгины и иберийцы крестились тысячами, приходя к христианскому спасению.

В Эфиопии установилась христианская церковь.

Юстиниан смутно помнил, что послы диких аваров были совсем другими: узкоглазые звероподобные существа с распущенными по плечам волосами, одетые в лошадиные шкуры со свисающими гривами. Он подносил аварам великие дары, чтобы усмирить их, и варвары тратили золото на оружие, которое покупали на городских рынках, а племянник Юстин благоразумно переправлял его на границу, невзирая на гнев аваров. Нет, их не удалось крестить.

Лежа без движения, глядя на мерцающие звёзды на голубом мозаичном потолке своей спальни, Юстиниан видел, как солнечный свет становится всё сильнее, падая на алебастровое окно, и ждал шагов ключника. В своём родном городе, Юстиниане Приме, он завершил строительство и возвеличил свой старый дом, разместив там архиепископскую епархию. Двадцать городов носили его имя, но Юстиниан Прима будет самым значительным, потому что там дом его отца, о котором он никогда не говорил в Константинополе, стыдясь крестьянского происхождения. Юстиниан хотел подняться и подойти к иконе. Нужно было подписать новый церковный указ. Силентиарии, невидимые, ждали в тени. Но он говорил только с ювелирными мастерами о саркофаге из чистого золота на бронзовой основе, украшенном массивным крестом, готовом к приёму тела. Юстиниан ждал, думая, что хорошо бы подняться на крышу дворца Дафны (теперь он не решался ходить в императорскую ложу на ипподроме) и взглянуть на Августеон, где стояла статуя Юстиниана Великого с гордо поднятой рукой.

Он услышал шаги ключника и рассердился, поняв, что сейчас вечер, а не утро, и силентиарии зажигают свечи, а не лампы. Горели две свечи, похожие на церковные, а рядом с ним священник повторял слова «Трисагиона». Глядя на две свечи у себя в головах, Юстиниан хотел обратиться к силентиариям, попросить свою одежду, чтобы подняться с постели и выйти из спальни подальше от свечей. Он умер той же ночью, восемь месяцев спустя после Белизария, 14 ноября 565 года.

В зале дельфийского дворца ждали патриарх, стражники и наиболее влиятельные сенаторы, уже решив, кто станет наследником полубезумного восьмидесятидвухлетнего императора. Они послали глашатая за Юстина Второго, племянника Юстиниана.

В спальню мёртвого, где на страже стояли силентиарии у свечей, вошла женщина, взволнованная и притихшая, с куском пурпурного шелка в руке. Склонившись перед кроватью, она приготовилась обернуть тело пурпурной тканью с вышитыми на ней золотой нитью символами побед и титулами императора. Подойдя помочь, силентиарии заметили, что у женщины тёмные волосы и глаза Феодоры. Она имела семейное сходство, поскольку была Софией, дочерью Комито, актрисы, вышедшей замуж за патриция Сита.

Силентиарии поняли, что вельможи в дельфийском зале обратили своё внимание на Софию. Юстину повезло, что его жена – племянница Феодоры, божественной Августы.

Глава 9
ПОЯВЛЕНИЕ ВИЗАНТИИ

Крушение планов

Юстиниан Первый недолго пробыл в своём золотом саркофаге, когда провалилась его попытка повернуть вспять ход истории. Наследники не наделили его единственным титулом. Он так и не был назван Юстинианом Великим. Племянник императора Юстин Второй попытался наладить защиту возрождённой империи, восстановив экономику, а затем тихо сошёл с ума.

Однако в городе труды Юстиниана не прошли даром. Византия стала всемирно известным государством, удивляя всех своим великолепием и суматохой. В тёмные века она оставалась хранилищем научного знания и энергии. Поколения спустя путешественник с удивлением заметил, что «в Византии каждый трудится».

Вскоре после душевного срыва своего супруга императрица София, племянница Феодоры, начала править с помощью командующего стражниками Тиберия, который был больше солдатом, нежели экономистом. Когда София обвинила его в том, что он опустошает казну, Тиберий ответил: «Наша казна никогда не опустеет, пока бедные получают милостыню, а пленников выкупают». Но на этом закончилась семейная династия старого Юстина, за Тиберием следовали военные, пытавшиеся удовлетворить отчаянную просьбу империи о помощи и защите. Мечта о всемирной христианской Римской империи превратилась в необходимость оборонять город.

Падение империи

У стремления Юстиниана отвоевать запад оказались непредвиденные последствия. В Испании и Провансе визиготские короли свергли византийских правителей и купцов из Кордовы, оттеснив их к морским гаваням; в Африке, более медленно, то же самое проделали племена берберов, отогнав имперские гарнизоны к побережью. Поскольку острова пока были безопасны, империя цепко держалась за Сицилию и Карфаген, первые завоевания Белизария. Юстиниан думал о Средиземном море как о средстве покончить с завоеванием мира. Владение им должно стать главным достижением военного искусства.

Довольно быстро активные ломбардцы начали миграцию по итальянскому полуострову, куда испуганная София отозвала Нарсеса. Больше не существовало призрачного королевства готов вдоль реки По, чтобы остановить ломбардцев. Они свободно расселялись по всему полуострову. Византийцы удерживали гавани вроде Равенны и территорию к югу до самого Неаполя. И готское королевство Теодориха, и имперская провинция, о которой мечтал Юстиниан, так и не появились, и Италия долгое время оставалась разделённой: север оторван от юга, а культурные центры – от папского Рима. В разрушенном Риме остатки населения просили милостыню у паломников, которые отваживались идти к малярийной равнине Кампании, чтобы посетить её святыни. Скоро население слилось с другими народами на северо-западе, больше склоняясь к франкам-католикам, нежели к восточному городу. Григорий Великий, а не византийские императоры, возобновил отношения с Британией при помощи своего миссионера Августина.

Дунайская граница, на которой так долго служил Германий, почти исчезла. Жалкие горстки «романизированных» варваров вроде герулов и булгар оставили после себя пустое пространство; его заполнили устрашающие авары, в 591 году подойдя к самым воротам Константинополя. В то же время казавшиеся непобедимыми славяне проникли дальше, на родину Юстиниана Македонию, в саму Грецию и на Балканы. Они редко соприкасались между собой и следовали за вторжениями степных кочевников, как койоты следуют за стаей волков.

В восточных степях последняя оборонительная попытка Юстиниана, обрекающая кутригурских и утигурских гуннов на взаимное уничтожение, расчистила равнины севернее Эвксинского (Чёрного) моря, защитив от продвижения новой силы с востока – турок из районов реки Оке. Первое турецкое посольство появилось в царском городе в 563 году, чтобы подивиться на императора, во всём великолепии восседающего на троне. Контакт с новой силой с востока имел два важных последствия. Во-первых, когда началась персидская война, византийские императоры обратились за поддержкой к воинственным туркам, а персидский шахиншах Хосров Справедливый умер в преклонном возрасте в 579 году к концу великого Сасанидского возрождения, но всё уже успел обратиться за помощью к могущественным гуннам. Впервые два культурных центра, Константинополь и Ктесифон, воспользовались услугами воинственных степных кочевников, расширив фронт военных действий до самых северных степей. Во-вторых, миссионерская деятельность Юстиниана среди степных народов (а это была попытка императора, а не Феодоры) начала открывать двери на северо-восток, через которые византийская культура и торговля попали за Балканы и Чёрное море. Культура проникала речными и торговыми путями через Крымский полуостров и будущий Киев на Днепре, оказав влияние на обширные просторы Евразии. В то же время культурное влияние папского Рима проникало на северо-запад к Англии и Скандинавии. Начала формироваться романоговорящая католическая Западная Европа и основывающаяся на греческих текстах Восточная православная Европа.

Но с возобновлением персидской войны наступил кризис. Юстин Второй начал эту войну, хотя военный диктатор Тиберий пытался придерживаться трусливой политики Юстиниана, заключив мир с могущественными персами. Последующие солдаты-императоры искали решения старого конфликта и привели империю на край пропасти. Война снова перекинулась на Кавказ и в степи. В этом водовороте исчезли старые восточные границы. Впервые персы проникли в сердце империи, Малую Азию, и появились в Халкидоне, находящемся на противоположном берегу пролива, недалеко от Константинополя.

В этой катастрофической ситуации снова пришли к власти народные фракции, объединившись с городским духовенством. Но венеты и прасины уже никогда не обрели той огромной власти, которая была у них перед восстанием «Ника», и население и патриарх остались последними судьями, решающими судьбу империи. Последнего из трёх солдат-императоров, неугодного Фоку, «Фоку с головой Горгоны», убили в 610 году, а вся ответственность в управлении легла на плечи пришельца с африканского побережья, Гераклия, сына африканского экзарха, прибывшего в город с флотом. Гераклий Первый начал новую семейную династию, которую обычно описывают как ориентирующуюся на восток и называют династией настоящих византийских императоров.

Угроза всё увеличивалась, по мере того как персы продвигались на юг, через перестроенный Антиох, по сирийскому побережью, в Иерусалим, как и предсказывал Хосров. Они перевели Крест и большую часть обитателей в «Новый Рим» на реке Тигр. Персы добрались до Нила и оккупировали регионы Малой Азии, Сирии, Египта, которые Феодора считала сердцем империи.

Когда персы находились в Гироне, а авары снова шли путём кутригурских гуннов к Длинной стене, для империи с её маленьким флотом, казалось, не оставалось надежды. Флот удерживал водный барьер Босфора, не допуская объединения сил аваров и персов. Гераклий приготовился эвакуировать город, отправиться морем в Африку, но желание непредсказуемого населения и убеждение патриарха Сергия удержали его в Константинополе. Людьми овладел религиозный экстаз. Очевидно, только чудо могло спасти город, и они ждали его. Впервые в армию записывали рабов, а всё население вставало под знамёна с жаром крестоносцев. Более того, люди отправили новую армию из города морем и сушей на Кавказ, чтобы сражаться при Ктесифоне – центре персидского владычества.

Когда армия и Гераклий ушли, городу было не на что надеяться. К осаждающим Константинополь аварам присоединились славяне; персы же продолжали удерживать азиатский берег. «Ни одна птица, – заявил аварский хан, – теперь не вылетит из этих стен». В 626 году угроза, нависшая над городом, и могущество аваров достигли пика. Тройные стены Феодосия ещё держались, Гераклий выиграл кампанию в Азии и заключил победоносный мир с персами.

Константинополь превратился в защитный механизм с записанными в армию пятнадцатью тысячами рабов, граждан и военных, замещающих императорское правление, – правителей Юстиниана вскоре заменят военные стратеги. В персидском царстве наследники Хосрова были свергнуты бунтом, Хосров Второй некоторое время скрывался в Константинополе, а золотой век Сасанидов подошёл к концу. Война доконала обе империи.

Но мира не было. Из пустынь появились племена арабов, опустошая города обеих империй. Новая вера в пророка Мухаммеда породила ислам (что в переводе означает «покорность»), который встречал меньше сопротивления, чем фанатичные армии кочевых всадников. Восточные народы, уставшие от войн и налогообложения обеих империй, легко поддались новому вероисповеданию. Вера Мухаммеда в единого Бога много позаимствовала у магов и была близка к вере христиан-несториан. Она предлагала убежище восточным христианам-раскольникам, таким, как несториане и якобиты. В Египте и Сирии, избранных землях Феодоры, новую религию приветствовали как приносящую мир и безопасность и не противились ей.

Арабские армии под девизом Мухаммеда почти одновременно разгромили византийские войска в Палестине и сасанидских рыцарей в долине реки Тигр. Невероятно, но Иерусалим пал под их натиском; они проехали через Армению и Персию. В 643 году им подчинилась Александрия. Они распространились по африканскому побережью, захватили море и завершили невозможное, разгромив византийский флот.

Вторжение арабов на море угрожало великой имперской водной артерии. Богатства Сирии и Египта, которые когда-то усилили империю, уже давно исчезли, и за ними вскоре должна была последовать великая житница Африки вместе с испанскими гаванями. В это время Констант Второй, внук Гераклия, последовал совету отчаявшихся и отозвал свою армию и двор на Сицилию и в Италию, стремясь остановить арабское вторжение. Но его бегство на запад было тщетным. Ломбардцы удерживали итальянский полуостров, а арабы на востоке захватили Малую Азию. Войска императора устроили бунт. Констант погиб, а двор вернулся к патриарху и населению Константинополя. Городу угрожали славяне с севера и арабы с юга.

Юстиниан был уже сто три года как в могиле.

В родовых муках в его правление появился город, известный нам как Византий. Дороги, ведущие от Золотого верстового столба в Августеон, были не очень длинны. Но Великая церковь обозначала сильное культурное и религиозное превосходство, являясь аванпостом тёмного и находящегося на грани исчезновения запада. Охраняя наследие греческой и римской культур, она противостояла агрессивным силам востока.

Город (предмет желаний всего мира) стал центром христианства, а его водные пути и тройные стены – символом несгибаемого упорства по воле людей, защищающих их. Великолепные здания в бухте Золотой Рог хранили в себе сокровища, которые искали полчища варваров. Викинги, проходя долгий морской путь, назовут город Миклигартом, Великой Оградой; славяне степей назовут его Царьградом, городом цезаря.

Город выдержит многовековую осаду. Жители никогда не предадут и не отдадут врагу Константинополь.

Загадка Юстиниана

Имя Юстиниана стало нарицательным. Мы помним его по своду законов и великолепной церкви. Но он сам остался навеки загадкой. Македонский крестьянин предпринимает попытку возродить Древний Рим; помощник у трона, фаворит императора берёт в жёны простолюдинку; тщеславный человек, называющий своим именем двадцать с лишним городов, живёт аскетично, как монах; трудясь больше раба, считает себя выше любого закона; боясь сделать шаг за ворота и увидеть сцены жестокости, не обращает внимания на заговоры против себя; подозрительный от природы, воздерживается от наказания противника; упрямец в пустяках, либерально относится к современным ему понятиям о том, что может сделать человек.

Сын Саббатия никогда не был оценён как личность. Эрнест Штайн[1]1
  Последняя работа этого великого ученого «История древнеримского государства», повествующая об эпохе Юстиниана, была впервые опубликована во французском издании.


[Закрыть], отмечая, что Юстиниан никогда не терял контроля над собой, говорит, что император являл собой сложность своего времени в виде «двуликого Януса». Николай Йорга[2]2
  Йорга Н. История Византии: империя и цивилизация. Т. 1. Всемирная империя, 527—641. Бухарест, 1934. Его работа рассказывает скорее о зарождении Константинополя, нежели об упадке Рима, подчеркивая роль города как места смешения людей и общества богачей.


[Закрыть] пишет, что не Юстиниан был последним восточным императором, а первым византийцем, чему способствовали жизненные обстоятельства. Штайн называет его протовизантийцем. Возможно, тайна его личности более полно раскрыта опытным учёным доктором Э.Л. Вудвордом.

«Разве был Юстиниан узко мыслящим чиновником, не способным со своего высокого поста понять трудности империи, которого обманывали услужливые придворные, говоря, что весь мир будет повиноваться его словак? Был ли он всю жизнь религиозным фанатиком, которого Прокопий описывает как пренебрегающего практическими делами, чтобы ночи напролёт обсуждать религиозные противоречия со старыми священниками? Или эта суровая аскетическая натура совершенно абстрагировалась от внешнего мира, живя одним только воображением, чудовищным воображением человека, построившего Церковь Священной Мудрости и смотрящего прямо в глаза демонов голода, землетрясения, пожара и чумы?»[3]3
  Вудворд Э.Л. Христианство и национализм в поздней Римской империи. Лондон, 1916.


[Закрыть]

Возможно, всё это было в Юстиниане. Он никогда не появлялся в учреждениях, с помощью которых правил. Глубоко верующий, он осознавал свои обязанности басилевса Византии, исполняющего повеления Бога на земле. Больше, чем кто-либо другой, эти римляне-византийцы разделяли то, что принадлежало цезарю и что принадлежало Богу.

В случае с Юстинианом мы сталкиваемся не с раздвоением личности, а с двумя разными личностями. Без Юстиниана не было бы Феодоры, а без Феодоры не было бы Юстиниана. Павел Силентиарий восхваляет жену как помощницу мужа. Среди историков мудрейшие ввели в привычку прибавлять к деяниям императора: «хотя, возможно, его на это натолкнула Феодора». Вскоре сила воли царственной четы начала действовать в разных направлениях, но лишь однажды между ними образовалась пропасть: в деле о высылке Анфимия.

Картина личности молодого Юстиниана ясна. Студент и фаворит старого Юстина, православный верующий и сторонник фракции венетов. После женитьбы появляется новый Юстиниан. После смерти снова проясняется его личность: церковный бюрократ, уединившийся в своих теологических изысканиях.

Мы имеем дело с неразлучной парой, которая по отдельности могла бы остаться незамеченной, но вместе совершала великие дела. Юстиниан и Феодора – первые известные супруги в современной истории. Их портреты мы можем видеть в мозаиках церкви Святого Виталия в Равенне. Они стоят врозь, но мы ощущаем их единство – император и императрица со своими прислужниками предлагают одинаковые дары Богу. Лицо императора мясистое, с усталыми глазами, изображает здоровье и обеспокоенность; лицо императрицы, тонкое и напряжённое, похоже на маску боли, освещённую блестящими тёмными глазами. Мозаику изготовили незадолго до её смерти.

Репутация Феодоры

Характер дочери сторожа животных подвергался нападкам и защите в течение четырнадцати веков. Говорят, этот цирковой чертёнок стал первой феминисткой в мире. До неё большим влиянием пользовались императрицы Ариадна и афинянка. Феодора добивалась своих целей с несгибаемым упорством. Другие были религиозны, у неё же была истинная вера, за которую она боролась, отстаивая своих духовных отцов. Она обожала императорский пурпур и даже в гробу лежала в саване, сшитом из него. В глазах западного духовенства она – разрушительная интриганка; восточное духовенство объявило её святой защитницей.

Литература, особенно тайно изданные собрания «Жизнеописаний известных людей» Прокопия, увековечила её как императрицу-распутницу. Догматик Гиббон («Упадок и падение Римской империи») со своей любовью к верным фактам и ложным выводам заявляет, что «уверенные в том, что ум женщины, потерявшей целомудрие, скудеет, с удовлетворением будут слушать обличительные речи, отрицающие добродетель Феодоры, преувеличивающие её недостатки и резко осуждающие грехи молодой распутницы».

Гиббон добавляет: «Из стыда или презрения она часто уклонялась от рабского проявления поклонения толпы, избегала отвратительного городского света и скрывалась во дворцах и садах, уютно расположившихся на морском побережье Босфора».

Кажется, догматик прославляет бедняжку, но это совсем не так. По его мнению, восточное христианство стало одной из причин упадка и падения его милого Древнего Рима. Феодора не была развращённой, и изучение её действий ни в коей мере не говорит о её презрении к толпе. Во время своего знаменитого сопротивления восстанию «Ника» она сказала, что останется во дворце, даже если это будет означать смерть. Нападение Белизария и Мундуса на толпу на ипподроме последовало за отказом Феодоры уйти, но она не просила об этом. Что касается садового дворца в Гироне, то он служил убежищем, но не из-за того, что она стыдилась встречаться с людьми в Священном дворце. Можно смело утверждать, что у Феодоры не было ощущения вины.

«Молодая распутница» Гиббона созвучна странной ненависти Прокопия, которую тот питал к императрице. Нимфоманка, представленная в тайной истории маленького летописца, никогда не существовала. Если бы Феодора была такой, как её представляли, то едва ли могла бы энергично править более двадцати лет. А общественное мнение не дало бы ей продержаться на троне и месяца. Даже Прокопий признает, что «ни один сенатор не возражал против свадьбы, ни один священник не высказывал серьёзного беспокойства». Молчаливое сопротивление браку Феодоры исходило от светских женщин, подогреваемых Юфимией. Доктор Вудворд считает, что летописцы духовенства того времени осуждали или превозносили актрису-императрицу по религиозным, а не личным причинам[4]4
  «Либерат может сказать о Феодоре лишь то, что она была безбожным врагом церкви. Виктор Тонненненсис искупает еретические взгляды императрицы, но не ее прошлые грехи. Малалий и Феофан могут сказать о Феодоре лишь то, что ее поступки были полны добра и следования законам Божьим. Эвагрий враждебно настроен по отношению к морали византийского общества, но не говорит ничего плохого о Феодоре».


[Закрыть].

Иоанн Эфесский, восхищавшийся Феодорой, без стеснения называет её проституткой. Но он имеет в виду не публичный дом, а скорее театральные подмостки, ведь в Константинополе это было одно и то же; он называет ипподром «церковью сатаны», а к браку Феодоры относится как к браку актрисы и светского человека. Феодора выросла на задворках ипподрома, где предлагала себя, она принадлежала разным мужчинам и последовала за одним из них, Гецеболом, в Африку, до встречи с Юстинианом она родила дочь. Из этого Прокопий создал образ императрицы-распутницы.

Есть что-то сказочное в дальнейшей судьбе Феодоры в роли императрицы. Её незаметное влияние чувствуется в мрачном своде законов, её характер и несгибаемая воля ощущаются как вспышка молнии, её насмешки и фокусы изменяют весь ход интриг в империи. Естественно, она причинила много зла: помогла падению дурного, но необходимого Иоанна из Каппадокии, но никогда не вредила Юстиниану. Зонара говорит, что она оказывала на него большое влияние. Современный историк Штайн называет её влияние на супруга злосчастным и губительным.

Профессор А.А. Васильев[5]5
  Васильев А.А. Юстин Первый: начало эпохи Юстиниана Великого. Издательство Гарвардского университета, 1950. Описание эпохи правления Юстина известным исследователем истории Византии.


[Закрыть] пишет, что, «после того как она вышла замуж за Юстиниана, Феодора порвала со своим бурным и двусмысленным прошлым и стала верной женой. Она принесла во дворец своё безграничное самолюбие, жадность к богатству, симпатию к монофиситам, с которыми познакомилась во время скитаний по Ближнему Востоку, и свой собственный практический ум». Что касается влияния Феодоры, Васильев добавляет, что «оно было больше влияния Юстиниана». Лично я не верю, что Феодора испытывала жадность к богатству. Прокопий утверждает, что это правда, и пытается заклеймить самого Юстиниана в жадности, и всё же актрису-императрицу возвели в почётный ранг басилиссы империи, а преданность Юстиниана увеличивала доходы Константинополя. Многие из её пожертвований, например на перестройку Антиоха, записаны в летописях, она также была щедра к просителям.

P.M. Френч[6]6
  Френч P.M. Восточная православная церковь. Лондон, 1951.


[Закрыть]: «Некоторые думают, что с политической точки зрения она предвидела будущее лучше Юстиниана, глаза императрицы были направлены на восток».

Возможно, Шарль Диль[7]7
  Диль Ш. Личности Византии. Париж, 1925. Работы профессора Диля об истории византийского искусства и жизнеописания Юстиниана и Феодоры основаны на длительном опыте объединения сумрачного средневекового востока с западом. К сожалению, на английский язык переведено только краткое изложение византийской истории.


[Закрыть] лучше других отобразил характер Феодоры – женщины и императрицы: «Пока Юстиниан, очарованный воспоминаниями о былом величии Рима, теолог по призванию, занимался религиозными вопросами ради удовлетворения тяги к выведению догм, Феодора, подобно всей династии византийских императоров, могла трезво оценивать политическую ситуацию во время теологических диспутов».

Описание Прокопием своего времени

В качестве военного летописца Прокопий Кесарийский надолго и вполне заслуженно вошёл в историю. Как и другие военные летописцы, он жил в военных лагерях, замечал, когда командиры, кроме Белизария, напивались, когда протухшие галеты вызывали дизентерию[8]8
  Прокопий рассказывает о районах, пораженных голодом, которые он посетил за несколько лет, перед тем как покинул Италию с Белизарием. Чума и голод вновь повторились в 558 году.


[Закрыть], когда люди были так испуганы, что не хотели сражаться, а убегали прочь. И он понял, отчего так происходило.

В четырнадцати небольших томах Прокопий описал войны, народы, постройки такими, какими он видел их, а также много того, чего сам не знал, например, переправка мёртвых душ через канал в Британию. Прокопий не может устоять перед плохим предзнаменованием, чудом или сказкой. Всё это помогает представить мышление людей того времени.

Он написал (по крайней мере, большинство учёных приписывают авторство ему) известную «Историю магии», «Тайную историю, или Жизнеописания известных людей», в которой отыгрался на людях, превосходящих его, употребив льстивый тон в своих официальных документах. В «Жизнеописаниях» Прокопий предоставил факты, накопленные им в течение нескольких лет. Европейские учёные долго не могли обнаружить текста этой книги и пытались отделить её содержимое от прозы Прокопия.

Феодора была не единственной жертвой гнева летописца. Своего героя, Белизария, он представляет безвольным супругом, почти трусом; Юстиниан становится жадным до золота, испытывая зверское наслаждение от убийств. Прочитав «Тайную историю», Вольтер заметил, что Юстиниан, как и Белизарий, «надутый петух». Прокопий был отомщён.

Трудно и вместе с тем занимательно выискивать места в книге, где проницательный автор пускает в ход своё ядовитое перо. Он редко противоречит сам себе. Он обвиняет Феодору в убийстве Амаласунты, но в официальной истории объясняет, что кузен Амаласунты Амалунг подстроил смерть злосчастной готской королевы. Описывая жадность своего псевдо-Юстиниана, Прокопий признает, что тот растратил золотой запас в размере 324 000 золотых монет, оставленных Анастасием. Иоанн Эфесский заявляет, что после смерти Юстиниана этот запас был нетронутым. Что касается кровожадности, то собственный список несчастных случаев, составленный Прокопием, показывает, что и Юстиниан и Белизарий ни в грош не ставили жизни своих незаменимых солдат. К несчастью, мы можем рассматривать эти несоответствия как написанные Прокопием в нетрезвом виде.

Этот византийский биограф так искусно пользуется фактами для выведения ложных умозаключений, что некоторые историки были введены в заблуждение. Долгое время Юстин Первый представал на страницах истории неграмотным человеком, поскольку Прокопий описал золотую печать, которой он подписывал своё имя. Очевидно, эта печать существовала, иначе летописцу было бы бессмысленно на этом настаивать. Но почему Юстин её использовал? Занятые чиновники в наше время пользуются резиновыми печатями и автоматическими подписями. Византийские императоры также имели под рукой такие приспособления. Прокопий задумал преуменьшить значение семьи Юстиниана. Однако один из современных знатоков эпохи правления Юстина, Васильев, отметает легенду о невежественном человеке, замечая, что неграмотный не мог бы стоять во главе такого правительства.

Существует и ещё одна легенда Прокопия, берущая начало в реальной жизни или, по крайней мере, в общественном мнении – легенда о демоне-императоре, расхаживающем по коридорам дворца то с головой, то без головы и прислушивающемся к голосу своего спутника. Всё это отражает представление о Юстиниане как о человеке, одержимом своими планами, не обращающем внимания на окружающую действительность. Интересно проследить распространение этой легенды, особенно после смерти Феодоры. Существуют и более свежие примеры подобного феномена.

Возможно, неправильное истолкование мыслей, собранных в «Тайной истории», не было запланировано Прокопием. Его игра на маленьких слабостях и желаниях сильных мира сего извратила картину эпохи, в которой они жили. Автор предлагает бесценные наблюдения, и, читая его страницы, мы представляем себе эпоху в виде мозаики этих наблюдений и повторяем ошибку Вольтера, назвавшего эпоху Юстиниана «эрой глупцов». Жадность, прелюбодеяние и непоследовательность подчёркиваются; мы выискиваем заманчивые эпизоды безнравственности или предательства и готовы поверить, что пороки и желания горстки людей диктовали события. К этим искажениям Прокопия Гиббон добавил свой приговор, придумав сказку про императоров Константинополя, обличающую их «слабость и несчастья».

Большей частью из-за этой двойной клеветы и нашего незнания истории государств, расположенных к востоку от Тибра, мы представляем первых византийцев как вероломных марионеток, восседающих на позолоченных тронах, далёких и религиозно фанатичных, живущих в век застоя. Они предстают перед нами призраками Рима. Мы считали, что императоры жили так в течение тысячелетий, не предпринимая никаких усилий что-либо изменить.

Теперь отношение к первым византийцам меняется. Выявляются контуры совершенно другой эпохи и характеров.

Мир Юстиниана и Феодоры

«Это великий поворотный момент в истории Средиземноморья»[9]9
  Византия: знакомство с восточноримской цивилизацией/ Под ред. Нормана X. Бейнса и Х.Ст.Л.Б. Мосса. Оксфорд, 1949. Эта книга из серии «Наследие» предлагает новое представление о Византии


[Закрыть]. Константин и его последователи пытались создать новую империю вокруг города Святого Августина, который стал бы её центром и мог бы защитить империю с востока. Императоры были первопроходцами и трудились с нечеловеческой силой.

Поколение Юстиниана и Феодоры отмечено ростом достижений. Опасность и чрезвычайные ситуации стали обыденными. Люди накапливали научные знания прошлых лет, используя их в своих целях. Дни проходили в непрерывном труде. Игрища на ипподроме помогали отвлечься от напряжения.

Ведущей силой эпохи стал гуманизм. После восстания «Ника» смертную казнь отменили. Нарушители закона лишались собственности или высылались; заговорщиков отправляли в монастыри; побеждённые короли жили в отставке в сельской местности. Отшельники, бичующие правителей, получали вознаграждение; ни одного Савонаролу не отправили на костёр. С другой стороны, многие заговорщики не пытались захватить власть, они лишь хотели отстранить тех, кто причинял вред государству.

Общий настрой – жизнерадостный, за исключением периода бедствий. Великие личности получают прозвища. Феодора не отказалась от фокусов цирковой актрисы даже на троне. Боккаччо посмеялся бы над речью императрицы и её прислужниц, когда те досаждали знатному вельможе. Часто во дворце слышалась музыка виол, флейт и органов. Она играла для Феодоры, когда та шла принимать ванну, и для подъёма духа римлян, которые сочинили тысячу гимнов. Отголоски той музыки уцелели в «григорианских» песнях запада в тёмные века. Поэты слагали стихи, повествующие об охоте, старых греческих мифах и скитаниях Александра Великого.

В воздухе царил дух Возрождения. Он напоминал эпоху кватроченто, когда люди могли применять новые достижения науки к полученным ранее знаниям. Иоанн из Каппадокии мог бы стать восточным Козимо де Медичи; у Прокопия же было отдалённое родство с Никколо Макиавелли.