Текст книги "Клара Цеткин"
Автор книги: Ганна Ильберг
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)
«ШКОЛА ГОРЬКОЙ НУЖДЫ»
Эмигранты, лишенные средств к существованию, почти не чувствуют на себе обаяние города на Сене, о котором на всех языках восторженно отзываются туристы, путешествующие ради собственного удовольствия. Осип Цеткин упрямо отвергал любой заработок, если он был сопряжен с отказом хотя бы на йоту от его политических убеждений. Таких несгибаемых социалистов нужда заставляла изо дня в день бороться за самое скромное существование. Осип Цеткин жил в маленькой и убогой меблированной комнате на те несколько франков, которые ему удавалось заработать преподаванием языков и переводами.
Эти жалкие условия не испугали Клару, и она согласилась поехать к Осипу Цеткину в эмиграцию. В Париже они с Осипом связали свои судьбы, чтобы вместе жить и вместе бороться за изменение социального порядка во всем мире. Уроками и переводами Клара несколько увеличила их скудные доходы, несмотря на то, что этот заработок был труден и утомителен. Чтобы добраться до своих многочисленных, разбросанных по всему городу мест работы, она должна была каждый день проходить огромные расстояния и подниматься на несчетное множество ступеней.
Прошло только несколько месяцев, как они с Осипом поженились. Клара почувствовала, что скоро станет матерью. В последние недели перед родами хождение по лестницам – каждый день пятьдесят-шестьдесят этажей, на которые надо было подняться! – давалось ей с очень большим трудом. Год спустя Клара ожидала уже следующего ребенка. У нее родился еще один сын.
Семья из четырех человек продолжала некоторое время жить в меблированной комнате Осипа, но вскоре супруги убедились, что эта до ужаса тесная клетушка очень мешает их работе. После долгих раздумий они решили снять квартиру из двух комнат. Тяжелым бременем легла квартирная плата на их и без того тощий кошелек. Кларе приходилось заниматься множеством дел по дому, ухаживать за детьми, добывать деньги и вести партийную работу. Но Клара – воплощение энергии. Она точно рассчитывала весь свой день, вплоть до каждой минуты. Только в ночные часы, когда спят дети и в доме с тонкими стенками затихает шум, она могла заниматься переводами и писать статьи. Так, подчас на удивление самой себе, она умудрялась не запустить ни одной из своих обязанностей.
И все же, несмотря на величайшее трудолюбие, Осип и Клара зарабатывали очень мало. Только изредка молодая хозяйка могла показать мужу свое кулинарное искусство. Чаще всего они оба довольствовались крошечными порциями самых дешевых продуктов – конины и хлеба. Но зато их оба мальчика ни в чем не испытывали недостатка: они всегда засыпали сытыми. И Клара, как каждая мать, была бесконечно счастлива, когда любовалась своими цветущими мальчуганами в их чистеньких постельках. Правда, эти счастливые минуты не могли помочь ни ей, ни Осипу обмануть гложущий голод, который часто по вечерам мучил их. Тогда они шли к жившим в том же квартале русским эмигрантам, которые всегда охотно делили с ними свою далеко не роскошную трапезу. Конечно, так же просто и сами Цеткины оказывали гостеприимство, когда у них иногда заводились в кармане деньги.
Однажды в послеобеденное время Осип ушел из дому, чтобы сдать одному русскому богачу объемистую рукопись готового перевода. Эта новость с быстротой молнии разнеслась среди эмигрантов. И вечером они один за другим явились на квартиру Цеткиных, чтобы принять участие в столь редкостном и счастливом событии: Цеткины дают сегодня ужин! Осип не возвращался до ночи. Но русские друзья не ушли. В конце концов Осип все-таки вернулся. Ему пришлось очень долго ждать гонорара! Зная хорошо голод и настойчивость своих земляков, сияющий от радости Осип положил на кухонный стол огромный сверток мяса. В ту ночь, чтобы насытить голодных, счастливая Клара приготовила семьдесят две порции бифштекса по-русски!
Но, к сожалению, такие заработки перепадали им очень редко. Обычно Цеткины лишь с большим трудом сводили концы с концами, и если какой-нибудь более значительный гонорар не выплачивался в точно установленное время, то им было нечем заплатить за жилище. Как-то вечером, несмотря на то, что Клара умоляла домовладельца отсрочить платежи, в квартиру по его настоянию вторглась полиция. Клара, полуодетая, в нижней юбке, кофте и домашних туфлях, как раз в это время купала своих детей. Полицейские бесцеремонно заставили Клару и Осипа вместе с детьми покинуть квартиру прямо в том, в чем они были. После долгих препирательств они позволили Кларе накинуть на себя накидку и одеть детей. Все движимое имущество Цеткиных, в том числе даже детское белье, полицейские конфисковали за невнесение квартирной платы.
Приближалась ночь. Кларе и Осипу не оставалось ничего другого, как отправиться со спящими детьми на руках в парк, расположенный в том же квартале. Осип оставил жену на скамейке, а сам пытался найти квартиру. Но вскоре, потеряв надежду, он возвратился: хозяева, сдающие комнаты, не терпят маленьких детей! Осип и Клара, подавленные несчастьем, решили провести ночь на скамейке парка. Вдруг послышались чьи-то приближающиеся шаги. Полицейский? Нет! Женщина, возвращаясь домой через парк, остановилась около Цеткиных. Она оказалась русской революционеркой, недавно бежавшей из сибирской ссылки. Ей рассказали Цеткины о том отчаянном положении, в котором они очутились. Землячка Осипа знала, что предпринять. Она без колебаний уступила им собственную квартиру. «Я могу устроиться у друзей», – ответила она на возражения Клары.
За тяжелые годы жизни в эмиграции Клара не один раз испытала на себе добрую помощь друзей, которая «помогает преодолеть не только материальные трудности, но и согревает сердце попавшего в беду человека, потому что диктуется она братской любовью к соратнику по борьбе. Эта дружеская поддержка укрепила в Кларе решимость до конца идти по пути, полному жертв и лишений, каким бы трудным этот путь ни был!
В Париже Клара, молодая женщина буржуазного происхождения, на собственном опыте узнала незавидную долю женщины-пролетарки. Тяжелая необходимость одновременно добывать деньги и вести хозяйство, лишения и многочисленные заботы в состоянии омрачить даже материнское счастье. Постоянное недоедание и нужда подточили силы Клары и подорвали ее здоровье. В Париже она прошла суровую пролетарскую школу самой горькой нужды. Эта школа дала ей возможность в полной мере познать эксплуатацию рабочих и заставила ее совсем иначе смотреть на двойное рабство женщины из пролетариата.
Жизнь в эмиграции помогла Кларе пустить крепкие и глубокие корни в почву рабочего класса. Никакой ураган не вырвет этих корней.
РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПАРИЖ
В те годы Париж был сборным пунктом политических эмигрантов всех стран света. Здесь жили высланные немецкие социал-демократы, здесь нашли убежище русские революционеры, преследуемые царскими палачами. В то же примерно время республиканское правительство Франции амнистировало мужественных борцов Парижской коммуны. После многолетнего изгнания они возвратились в Париж с тропических островов Новой Каледонии.
Среди эмигрантов, как и среди коммунаров, были и политически неопределенные элементы. Они еще почти ничего не знали об учении Карла Маркса, научно обосновавшего давние мечты человечества о лучшем социальном порядке. Они забивали рабочим головы разными утопическими мечтаниями, реформистскими и анархистскими взглядами.
Поэтому было важно и необходимо, чтобы каждый социалист, овладевший учением Карла Маркса и Фридриха Энгельса, принимал участие в рабочем движении Парижа. Это сознание не дало Кларе Цеткин целиком погрязнуть в ее беготне по урокам и в хлопотах по дому. Вместе с Осипом она выполняла в Парижском объединении немецких социалистов много будничной работы, главным образом организационного и агитационного характера. Она не пропускала ни одного собрания или заседания, ни одной лекции Осипа.
После того как освободилось место парижского корреспондента нелегального «Социал-демократа», которое занимал один немецкий товарищ, на Осипа возложили его обязанности.
Это поручение говорило о доверии Германской социал-демократической партии к Осипу. Клара гордилась этим.
Осип, кроме того, писал корреспонденции и для венского «Равенства» и для берлинской «Трибуны народа». Несмотря на то, что все статьи для этих газет были результатом совместной работы Клары и Осипа, они всегда подписывались одним только именем Осипа. Даже после его смерти Клара осталась верна этому обыкновению, потому что многие редакции очень низко ценили труд женщин.
Работа в социалистической печати приучила Клару критически относиться к собственным статьям. Из-под ее пера выходили иногда произведения, которые она считала далеко не совершенными, и Клара говорила себе: надо учиться основательней, думать яснее! Она убедилась, что одной образованности, даже самой глубокой, недостаточно, чтобы писать действенные статьи для рабочей печати. Статьи только тогда могут быть свежими, яркими и правдивыми, когда их автор сам посещает убогие пролетарские жилища и знает все нужды рабочих!
Разнообразные обязанности до краев наполняли жизнь Клары. Однако они с Осипом умудрялись поддерживать отношения и с братской Французской рабочей партией. В этой партии было два течения: поссибилисты[13]13
Поссибилисты – оппортунистическое течение в рабочем движении Франции конца XIX века. Они проповедовали отказ от классовой борьбы и сотрудничество с буржуазией.
[Закрыть] хотели добиться улучшения положения рабочих посредством реформ; марксисты же, с Ге-дом во главе, стояли на позициях революционной классовой борьбы. Клара, знавшая в совершенстве французский язык, использовала каждую возможность, чтобы среди французских рабочих бороться за марксистское направление. Она делала это с таким искусством, находчивостью и с таким подлинно революционным порывом, что французы принимали молодую женщину за свою соотечественницу и очень удивлялись, когда узнавали, что она немка.
Здесь, в Париже, Клара познакомилась с Гедом и Лафаргом Они оба еще в 1880 году в Лондоне под руководством Маркса выработали программу Французской рабочей партии. Кроме того, Лафарг был связан с Карлом Марксом и семейными узами: он был женат на дочери Маркса Лауре. Лаура Лафарг и Клара вскоре подружились. Лаура рассказывала своей молодой подруге о всей горечи жизни в изгнании, чашу которой она, как дочь Карла Маркса, испила до дна. Клара узнала, в какой тяжелой нужде создавал Карл Маркс свои великие произведения. Очень часто приходилось ему переезжать с квартиры на квартиру, ютиться в тесных комнатушках, бороться с голодом и холодом. Вот на какую суровую жизнь обрек себя Карл Маркс, чтобы служить своей идее! Перед этим бледнели все невзгоды Клары.
Лаура и Клара вдвоем разработали план, как приобщить женщин к политической борьбе и сделать из них сторонниц марксистского крыла партии. Общими силами старались они вырвать работниц, швей, домашних хозяек из идущих по старинке будней и воодушевить их теми идеями, за осуществление которых боролась партия. Однако их успехи по сравнению с усилиями были крайне скромны. И далеко не последнюю роль в этом играло то, что у Французской рабочей партии все еще не было газеты, самого верного средства влияния на массы.
Наконец газета была создана ценою больших жертв со стороны нескольких деятельных членов партии. Когда она начала выходить, Лаура Лафарг и Клара Цеткин приложили много усилий, чтобы помочь распространению газеты. Из месяца в месяц спрашивали они в городских киосках газету «Социалист», на сбереженные с большим трудом деньги покупали сразу десятки экземпляров и раздавали в рабочих кварталах Парижа.
Здесь, вдали от роскошных бульваров, в страшной тесноте, в сырых и темных комнатах жили рабочие со своими семьями. Клара Цеткин часто разговаривала с ними. Они рассказывали ей о своей работе и жизни. Это был народ Парижа, народ, который всегда готов защищать свои права на баррикадах. Это те самые пролетарии и их дети, которые в 1871 году, в дни Парижской коммуны, гордо и смело заявили, что их высший долг и «неоспоримое право стать господами собственной судьбы и взять в свои руки правительственную власть»
Только короткое время было суждено народу иметь свое собственное правительство – версальские генералы в союзе со своим «врагом» Бисмарком умертвили тысячи и тысячи мужественных коммунаров вместе с их женами и детьми. Подвиги коммунаров заставили мир встрепенуться: в сердца рабочих всех стран они вселили новые надежды.
Больше десяти лет прошло со времени той страшной кровавой расправы. Парижские пролетарии не забыли ее. Они снова стали собираться в гигантских залах на массовые митинги и мощными демонстрациями выступали за свои права. Клара постоянно принимала в них горячее участие.
Французские полицейские, эти присяжные палачи на службе Третьей республики[14]14
Третья республика – буржуазная республика, провозглашенная во Франции в 1870 году после свержения Наполеона III. Просуществовала до 1940 года.
[Закрыть], легко находили повод, чтобы напасть, зачастую даже с оружием в руках, на рабочую демонстрацию. Во время столкновений с полицией Клару всегда можно было найти там, где происходила самая жаркая схватка, там, где шла борьба за красное знамя. Часто на собраниях или на демонстрациях возникали горячие перепалки между марксистски настроенными рабочими и сторонниками анархистских взглядов. Споря, анархисты нередко ругали Клару, которая теперь была уже хорошо известна трудящимся Парижа и немцам-эмигрантам как сторонница Бебеля и Либкнехта.
Когда рабочие провожали в последний путь одного землекопа, бывшего генерала Коммуны, его похороны превратились в мощную демонстрацию, посвященную памяти зверски убитых коммунаров. Неожиданно конная полиция, обнажив сабли и пришпорив лошадей, бросилась на толпу. Демонстранты не думали обороняться и обратились в бегство. Клара, призывая рабочих к сопротивлению, оказалась рядом с всадниками – сабельный удар пришелся ей по ноге. Более тяжелых увечий она избежала только благодаря тому, что толпа насильно оттеснила ее в какой-то дом и не дала выйти.
Но на следующей демонстрации Клара снова была в самой гуще сражения – как прежде, в дни далекого детства, во время потасовок с деревенскими ребятишками. «Лицом к врагу» – эти слова уже теперь стали ее лозунгом. И она осталась ему верна до самой смерти.
ВПЕРВЫЕ НА ТРИБУНЕ
Гнетущие заботы лежали на сердце Клары. Даже она, никогда не терявшая надежды, временами не могла побороть уныния: Осип был очень серьезно болен, хотя и отрицал это. Врачи никак не находили причины его недугов. Однажды, после обстоятельного осмотра Осипа, врач не счел нужным скрывать диагноз от Клары: туберкулез легких! Клара тоже чувствовала, что и ее силы убывают с каждым днем. Ей самой грозило тяжелое заболевание.
Что делать? Супруги Цеткин не знали, что предпринять. Они, так же как и их друзья, едва сводили концы с концами. Совершенно неожиданно Клара получила от своих родственников значительную сумму денег – на поездку в Лейпциг! Она давно не поддерживала со своими родителями никаких отношений. Теперь через друзей им стало известно об отчаянном положении дочери. Клара сначала не хотела принимать этой помощи, но Осип решил, что ради пользы дела она должна ехать.
После мучительного расставания с хворающим мужем, которому так нужна была ее помощь, Клара, оставив свой привычный круг обязанностей, с обоими мальчуганами отправилась в Лейпциг. Несколько дней полного покоя и хорошего питания – и Клара сразу почувствовала себя настолько поправившейся, что больше не могла бездействовать. Ее волновали важные вопросы. Каковы настроения среди немецких рабочих? Как партия, ушедшая в подполье, организует свои собрания, как распространяет газеты? Что делает партия, чтобы не допустить среди своих членов ослабления боевого духа? Кто может лучше ответить на все эти вопросы, как не бывший учитель Осипа? Она пришла к нему в его маленький садик, держа за руки своих двух ребят. Был вечер, и, точно так же как и много лет назад, она встретила у него несколько партийных товарищей.
Мозерманн был очень рад после долгой разлуки снова встретиться с женой своего бывшего «ученика». Он с гордостью рассказал Кларе о бесстрашном поведении лейпцигских социалистов, о тайных типографиях и собраниях – одним словом, об их хорошо продуманной подпольной работе. А Клара говорила о политической жизни Парижа, о революционном порыве французских рабочих, об их демонстрациях, вызывающих восхищение; не скрыла она и существовавших между ними разногласий. Внимательно слушали Мозерманн и его друзья темпераментный и образный рассказ Клары.
В один из следующих дней к Кларе совершенно неожиданно пришли трое мужчин. В одном из них она узнала товарища, которого встречала в садике Мозерманна. Он попросил Клару повторить свой рассказ о политической жизни Парижа на большом нелегальном собрании. Клару охватило чувство смущения и робости. Она пыталась отклонить это неожиданное предложение; «Я ведь не умею говорить!» Совсем недавно Осип, не предупредив Клару, на одном из собраний внес ее имя в список ораторов. Бесполезная затея! Он был вынужден вычеркнуть ее имя.
Но пришедший товарищ был упорен. От него нельзя было легко отделаться. Он прямо заявил, что Клара, как член партии, обязана выступить с этой речью. Теперь Клара не могла больше отказываться. Она выпросила себе отсрочку, чтобы написать Осипу и узнать его мнение, считает ли он, что ей по силам такая задача. Осип-то ведь знает, что она может агитировать и вести дискуссию только в узком кругу, а на собраниях она, в лучшем случае, способна на полемические возражения! Но ответ Осипа окончательно уничтожил шаткую надежду Клары. Осип писал: «Ты должна выступать – это даже твоя обязанность».
Сколько страха и боязни испытала Клара Цеткин перед своим первым выступлением, видно из ее статьи, написанной шестнадцать лет спустя, где она одновременно воздает должное одной из тех скромных женщин-социалисток, которые неутомимо боролись за дело рабочего класса:
«Сегодня вы познакомитесь с нашей фрау Эйхгорн», – говорили мне со всех сторон, когда я однажды во время моего длившегося несколько недель пребывания в Лейпциге пришла на нелегальное, но очень многолюдное партийное собрание, в котором принимали участие несколько сот человек и которое, если я не ошибаюсь, имело место в Нейзеллерсгаузене[15]15
Нейзеллерсгаузен – один из районов города Лейпцига.
[Закрыть]. Шел 1886 год, повсюду, как и прежде, царил ужас, внушаемый «исключительным законом против социалистов». Это собрание проходило в такой обстановке, какую только может пожелать романтическая душа. Здесь были и расставленные по постам часовые, которые должны были выявлять каждого приближающегося «фараона», и чувство опасности, и сознание, что ты настоящий человек, сознание, которое заставляло пренебрегать этой опасностью, и радостное ощущение, что ты находишься среди людей, объединенных общими мыслями и стремлениями, и удовольствие, которое стояло не на последнем месте, – еще раз поводить за нос «любимую и мудрую» полицию. «Наша фрау Эйхгорн» – в этих словах звучала радость и гордость. «Кто такая эта фрау Эйхгорн?» – испуганно и робко (мне предстояло в таком многолюдном собрании держать мою первую речь!) спросила я верного своего товарища и друга, на совести которого лежали мои первые ораторские опыты и который в отместку за это нередко должен был играть роль «образованной няньки» возле моих мальчуганов.
«Фрау Эйхгорн… это принципиальная и стойкая социалистка, отважная и умная женщина, находчивая и решительная и в столкновениях с полицией и при распространении нелегальной газеты «Социал-демократ», сильная и мужественная во всех бедах, которые уже принесла борьба ее семье».
Здесь, в Нейзеллерсгаузене, полные ожидания взоры сотен слушателей сделали то, что никогда не удавалось обнаженным саблям полицейских, – неистово забилось охваченное страхом сердце Клары. О, она очень хорошо знала, что рассказать лейпцигским товарищам о Париже! Она с особенной тщательностью подготовила свою речь. Но на трибуне, перед лицом такого большого скопления людей, уже после первых нерешительно произнесенных фраз Клара растерялась. Она вдруг забыла все, о чем хотела говорить, и никак не могла собрать мыслей. Ей казалось, что в наступившей глубокой тишине она слышит биение собственного сердца. Дружеские, благожелательные оклики помогли Кларе преодолеть замешательство. «Ничего не случится, товарищ, если ты и запнешься», – сказала старая седовласая женщина, сидевшая в первом ряду, и подбадривающе кивнула Кларе. Прямо позади нее Клара видела добродушное лицо Мозерманна. Она набрала полные легкие воздуха и снова начала говорить. Слушатели вместе с ней переживали борьбу своих парижских братьев.
После окончания этого первого публичного выступления даже сама фрау Эйхгорн, крепко пожимая оратору руку, заверила ее в том, что она говорила живо и интересно. Слова похвалы, высказанные этой активной социалисткой, значительно подняли веру Клары в собственные силы. Да и рабочие осаждали ее просьбами выступить и на других нелегальных собраниях.
Стоило только Кларе подумать об ораторской трибуне, как страх и трепет овладевали ею. Но разве ее первая попытка выступить с речью потерпела неудачу? Нет, не потерпела! Следовательно, для нее есть только один выход: заставить себя преодолеть страх перед трибуной. И это ей удалось. За время пребывания в Лейпциге она каждую неделю выступала на двух или трех нелегальных собраниях. Клара скрывала это от родителей, чтобы их не волновать. Она постоянно уверяла их, что будто бы посещает с детьми знакомых, живущих за городом. Это в некоторой степени соответствовало истине, потому что Клара довольно часто навещала высланного из Лейпцига Вильгельма Либкнехта в его «месте изгнания», в Борсдорфе, расположенном неподалеку от города. Выступления Клары доставляли ему много забот: он каждую минуту ждал ее ареста и очень хотел, чтобы она снова оказалась в Париже.
Когда, наконец, наступил день отъезда Клары, сотни рабочих заполнили перрон лейпцигского вокзала. Все они пришли проводить свою молодую соратницу. Многие из них пожимали ей руки, высказывали пожелания успешной работы в Париже, передавали привет товарищам от братской Французской рабочей партии. Маленьких сыновей Клары Цеткин они наделили на всю долгую дорогу лакомствами и фруктами.
Недоверчиво посматривали железнодорожные служащие на это скопление рабочих. Что происходит здесь? Проводы Бебеля или, может быть, Вильгельма Либкнехта, который, будучи высланным, не имеет права появляться в Лейпциге? Но никакого вождя социалистов они так и не обнаружили. Толпа рабочих окружала лишь молодую женщину с двумя резвыми мальчуганами. Однако когда поезд тронулся, рабочие принялись отчаянно махать шапками и кричать: «Да здравствует международная социал-демократия!»
В ушах ее все еще звучали эти возгласы, когда радостная и возбужденная Клара вернулась к своей тяжелой, наполненной борьбой эмигрантской жизни.