Текст книги "50 религиозных идей, которые никогда не понравятся Богу"
Автор книги: Галина Митрофанова
Соавторы: Глеб Ястребов,С. Козлов-Струтинский,Е. Розенблюм,М. Сеньчукова,П. Парфентьев,В. Винник,Д. Лялин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Нельзя сказать, что этот миф полностью лишен правдивого зерна: действительно, иудаизм (во всяком случае, в его традиционных, классических формах) предполагает определенную нетерпимость и даже резкую критику в адрес многих аспектов языческой (т. е. нееврейской) культуры и морали. Этот критицизм наложил отпечаток даже на Новый Завет: описывая состояние языческого мира, апостол Павел, потомственный фарисей, рисует мрачную и небеспристрастную картину общества, которое тонет в идолопоклонстве и сексуальной распущенности (Рим 1:18–32). Свои антиязыческие настроения христианство унаследовало именно из иудаизма. В Мишне (законодательном кодексе начала нашей эры) целый трактат («Авода Зара», то есть «Чуждое служение») посвящен тому, как не воспользоваться каким-либо предметом, использовавшимся в языческом идолопоклонстве. В отдельных текстах действительно можно встретить и ненавистнические высказывания.
Тем не менее очень важно не упрощать отношение иудаизма к неевреям и язычеству, не трактовать его в националистически-расистском ключе, а также поставить наиболее жесткие высказывания в широкий контекст.
Прежде всего заметим, что, согласно иудейской традиции, язычники не исключены из спасительного замысла Божьего. Еще в священных Писаниях иудаизма (христианский Ветхий Завет) предполагается, что все человечество так или иначе подотчетно Богу за свои поступки. Например, в Книге Ионы пророк посылается с призывом покаяться к языческому городу Ниневия, а в Книге Исаии есть такие слова: «И земля осквернена под живущими на ней, ибо они преступили законы, изменили устав, нарушили вечный завет» (Ис 24:5). Тем самым предполагается, что язычники имеют свои заповеди от Бога, которые можно соблюдать или нарушать. Более того, библейская Книга Амоса говорит, что в каком-то смысле язычники столь же избраны Богом, сколь и евреи: «Не таковы ли, как сыны эфиоплян, и вы для Меня, сыны Израилевы? – говорит Господь. – Не Я ли вывел Израиля из земли Египетской и филистимлян – из Кафтора, и арамлян – из Кира?» (Ам 9:7). Этот последний стих никогда не разрабатывался подробно в последующей раввинистической традиции, но все же в Писании он присутствует и всегда служил некоторой коррекцией к тенденции мыслить в более национальном, более партикуляристском ключе.
Каковы же заповеди для всего человечества? Раввинистическая традиция искала ответ на этот вопрос в Торе (Пятикнижии). Согласно Книге Бытия, после потопа Создатель заключил завет (союз) со всем человечеством, которое тогда представляли всего несколько человек, причем еврейского народа еще не существовало. Слова Создателя передаются следующим образом:
Все движущееся, что живет, будет вам в пищу; как зелень травную даю вам все; только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте. Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу от всякого зверя; взыщу также душу человека от руки человека, от руки брата его; кто прольет кровь человеческую, того кровь прольется рукою человека; ибо человек создан по образу Божию. Вы же плодитесь и размножайтесь, и распространяйтесь по земле, и умножайтесь на ней. (Быт 9:4–6).
Еще с античности иудейские комментаторы считали, что эти строки отражают семь базовых заповедей для всего человечества, как этических, так и ритуальных. Вот наиболее распространенная формулировка этих заповедей (см. Тосефта, Авода Зара 9:4; Санхедрин 56а).
1. Запрет на идолопоклонство. Он не прописан напрямую, но предполагается, что имплицитно сама концепция договора с Единым Богом исключает поклонение иным богам.
2. Запрет на кощунство. Аналогичная логика: поклонение Единому Богу несовместимо с поруганием Его имени.
3. Запрет на убийство. Согласно Быт 9:6, убийство запрещено, ибо всякий человек несет в себе образ Божий.
4. Запрет на прелюбодеяние (супружескую измену). Он выводился из заповеди «плодиться и размножаться»: продолжение рода нормальным образом осуществляется в браке.
5. Запрет на воровство. Выводится из Быт 9:2, где о животных сказано: «в ваши руки отданы они» – имплицитно концепция частной собственности.
6. Запрет есть мясо, отрезанное от еще живого животного. Так понимались слова «только плоти с душою ее, с кровью ее, не ешьте».
7. Заповедь учредить судопроизводство. Выводилась, в частности, из заповеди наказывать за убийство: установить виновника можно лишь путем тщательного расследования. Тем самым «взыскивается душа человека от руки человека», то есть от руки человеческого суда.
Таковы, с точки зрения иудаизма, универсальные нравственные нормы, которые Бог установил для всего человечества. Если человек их выполняет, он может считаться праведником, даже не принадлежа к еврейскому народу. Согласно одному известному раввинистическому изречению, «язычник, исполняющий Тору, подобен первосвященнику» (Сифра на Лев 18:5). Соответственно, «праведники между народами имеют удел в вечной жизни» (Тосефта Санхедрин 13:2).
Естественно, комментаторы спорили о том, как применять те или иные из этих семи «заповедей Ноевых». В частности, какие религии можно считать идолопоклонством, а какие нельзя? Для знаменитого средневекового учителя Маймонида главным критерием идолопоклонства было отступление от монотеизма (единобожия): соответственно, если человек верит в Единого Бога, он идолопоклонником считаться не может. Так, Маймонид, а с ним и многие другие раввины не считали идолопоклонниками мусульман («Мишне Тора», Гилхот Маахалот Асурот 11:7). В наши дни раввины все чаще считают монотеистами и христиан (см. ниже миф 10), хотя для многих христианство остается и в этом смысле под сомнением из-за веры в Троицу.
Конечно, экуменизм заповедей Ноевых весьма относителен: любой отход от монотеизма считается серьезным искажением божественного замысла о человеке и даже серьезным грехом, который может помешать обретению вечной жизни. (Поэтому такие религии, как буддизм и индуизм, оказываются вне экуменического поля.) Тем не менее сама концепция предполагала определенную открытость неиудейскому миру. Можно сказать, что иудаизм даже в его менее плюралистической (средневековой) форме был терпимее тогдашнего христианства: средневековое христианство учило, что «вне церкви нет спасения» (доктрина, впоследствии часто смягчавшаяся или отвергавшаяся), но иудаизм обычно считал, что спасение возможно и вне рамок иудаизма. Некоторые еврейские мыслители ставят весьма высоко эту особенность своей религии. Например, философ Герман Коген полагал иудейскую концепцию спасения более возвышенной, чем христианскую: этика в ней находится выше веры; люди судятся прежде всего по тому, делали ли они добрые дела, а не в соответствии с их взглядами.
Роль еврейского народа по отношению к язычникам мыслится не в расистских категориях, а в категориях священнической миссии. Согласно базовой формулировке Торы, евреи призваны быть «царством священников» (Исх 19:6). В сообществе народов мира они являются как бы священниками, а остальные – мирянами. Соответственно в качестве священников они имеют дополнительную ответственность: соблюдать не семь, а целых 613 заповедей Торы, в том числе целый комплекс заповедей ритуальных. Одна из составляющих этого священнического призвания состоит в том, чтобы просвещать другие народы: учить их знанию о Боге и правильной этике. Интересно, что даже широкое рассеяние евреев по Земле понималось многими еврейскими учителями не как бедствие, а как Божий промысел с целью распространения истины.
Ответственность почетна, но подавляющее большинство еврейских учителей разных эпох считало, что искать ее язычнику нет никакой необходимости: обращаться в иудаизм не нужно, ибо можно быть угодным Богу и за пределами иудаизма. Поэтому иудаизм практически никогда не вел активную миссию к язычникам.
Что касается общего отношения иудеев к язычникам, ситуация очень варьировалась от времени и места. В целом можно сказать, что в условиях антисемитских возникали резко антиязыческие настроения. При благожелательном или нейтральном отношении окружающей среды следовала соответствующая реакция и еврейских учителей. В принципе иудаизм был открыт для признания чужих достоинств. Например, некоторые раввины высоко ставили греческий язык. Показательна известная интерпретация библейского пророчества о потомках Иафета (т. е. греках, фракийцах и т. д.) «да соделает Бог Иафета прекрасным» (Быт 9:7; «да распространит Бог Иафета» – синодальный перевод). В Вавилонском Талмуде этот стих понимается следующим образом: «Краса Иафета, греческий перевод, будет использоваться в шатрах Симовых, еврейских домах учения» (Мегилла 9б). (Здесь комментируется использование греческого перевода Священного Писания в синагогах.) Вообще, если подходить к еврейским текстам не с ситом Айзенмергера, то станет ясно, что наряду с высказываниями антиязыческими, всегда были и высказывания противоположного толка. Скажем, в XVIII веке каббалист и мистик Бен Атар учил, что в ряде отношений язычники даровитее евреев (например, в мудрости, в административных навыках), и Тора была дана Израилю не по заслугам последнего, а по заслугам предков – праведных патриархов.
Миф № 5. Бог как деспот, а не как Отец
Этот миф особенно распространен в христианской среде: предполагается, что лишь христианство открыло людям Бога как Отца, причем любящего Отца; лишь христианство сделало возможным молитвенное обращение к Богу как к Отцу. Часто при этом вспоминают первую строчку главной христианской молитвы («Отче наш…») и слова из Евангелия от Иоанна: «Тем, которые приняли его (Иисуса)… дал власть быть чадами Божиими» (Ин 1:12). Данное представление получило прописку даже в среде образованных христиан.
Между тем оно глубоко ошибочно. Не говоря уже о том, что представление о Боге как Отце было присуще и древнему язычеству (скажем, Зевс – отец богов и людей), для иудаизма отцовство Бога играло и играет огромную роль. Это отцовство могло пониматься по-разному.
Во-первых, Бог считался Отцом по отношению к своему народу Израилю в целом. Так, в Книге Исход от лица Бога говорится: «Израиль – сын Мой, первенец Мой» (Исх 4:22). А в Книге Второзакония сам Моисей говорит израильтянам о Боге: «Не Он ли Отец твой, который усвоил тебя, создал тебя и устроил тебя?» (Втор 32:6). Соответственно «вы сыны Господа Бога вашего» (Втор 14:1). Причем предполагалось, что это отец любящий: «Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего… Я сам приучал Ефрема ходить, носил его на руках Своих, а они не сознавали, что Я врачевал их… влек Я их узами любви» (Ос 11:1–4).
Во-вторых, еще с древних библейских времен люди обращались к Богу Израилеву как к Отцу. Мы встречаем это обращение в поэтических гимнах: «Ты Отец мой, Бог мой и твердыня спасения моего» (Пс 88:26). И в пророческих текстах: «Только Ты – Отец наш… Ты, Господи, Отец наш» (Ис 63:16). Аналогичную ситуацию отражают с древности и внебиблейские тексты. В последующем иудаизме это тоже очень характерно: такие обращения к Богу, как «Отче наш», «Отче», «Отче наш, который на небесах», постоянно используются в молитвенниках и литургических текстах. (Именно из традиционных молитв иудаизма, знакомых Иисусу и его еврейским ученикам с детства, почерпнута первая строка евангельской молитвы Господней.) Именно так каждый иудей приучен обращаться к Творцу.
Многие еврейские учителя разных эпох считали исключительно важным для каждого человека помнить о своем сыновстве по отношению к Богу. Вот один из рассказов, типичных для хасидского мировосприятия:
Рабби Шеломо из Карлина спросил:
– Каково самое дурное деяние Злого Начала?
И ответил сам себе:
– Когда человек забывает, что он – царский сын[1]1
Цит. по изданию Бубер М. Избранные произведения (Иерусалим: Библиотека-Алия, 1989).
[Закрыть].
В XX веке еврейские мыслители продолжали размышлять о Боге как о любящем Отце. С одной стороны, магистральной линией было более глубокое осмысление этого образа. Например, философ Авраам Хешель отмечал, что Бог не просто глубоко личностен, не просто есть «любящий Отец», но сам нуждается в человеческой любви и одинок без нее. С другой стороны, именно в прошедшее столетие вера в Бога как благого Отца пережила испытание величайшей в истории еврейского народа трагедией – Холокостом. Как мог Бог допустить столь чудовищные страдания своих детей? Чего стоят обетования, данные в Торе? Можно ли по-прежнему верить в Бога как Отца, который заботится о своем народе? Размышления над этими и другими вопросами породили новое направление в богословии – «богословие после Холокоста». Некоторые радикально настроенные иудейские авторы поспешили поставить под сомнение базовые постулаты религии. Например, теолог Ричард Рубенстайн (род. 1924) считает «вопрос о Боге и лагерях смерти» «главным вопросом для иудейского богословия в наше время». Более того, он высказал мнение, что после Освенцима честнее всего будет отвергнуть Бога. (Впрочем, в своих последних работах Рубенстайн очень сильно смягчил свои идеи.)
Другие мыслители рассуждали совершенно иначе. Скажем, теолог Эмиль Факенхайм (1916–2003) считал, что «отрицать Бога или отчаиваться в Нем, как бы мы ни спорили с Ним или с верой в Него», евреям запрещено, – хотя бы уже потому, что это будет означать конец иудаизма и еврейства, а значит, посмертную победу Гитлера. Другие уподобляют страдания еврейского народа при Холокосте страданиям Иова: они незаслуженны или кажутся незаслуженными, но у Бога есть свой ответ на них, и при сохранении верности евреев Творцу, при доверии его благости и милости они пройдут испытание, смысл которого раскроется позднее, возможно, в эсхатологической перспективе. Еще некоторые вспоминают тексты Библии и Талмуда, которые предполагают, что Бог страдает вместе со своими тварями. Например:
Как землетрясение?
Рокочет.
Рав Каттина шел по дороге. Когда он дошел до ворот дома некроманта, послышался рокот в глубине. Он спросил:
– Не знает ли некромант причин этого рокота в глубине?
Ответил некромант:
– Каттина, Каттина, как же мне не знать? Когда Святой, Благословен, Он вспоминает, что дети Его погружены в бедствия среди народов мира, две слезы падают из Его очей в Великое Море, и звук слышан от одного конца мира до другого. Отсюда рокот.
(Берахот 59а).
Конечно, это притча, иносказание (причем текст не забывает далее отругать некромантию). Но тем самым получается, что Бог не наблюдает за страданиями людей из «прекрасного далека», а участвует в этих страданиях.
В XX веке высказывались страшнее. Вот известный отрывок из автобиографии Эли Визеля «Ночь» (1955). (Автобиография, получившая широчайшую известность как еврейское свидетельство о Холокосте.) Подростком в Освенциме он видел казнь мальчика, которого повесили вместе с двумя взрослыми: он умирал медленно и в тяжких муках, поскольку его тело было слишком легким, чтобы веревка сломала ему шею. В толпе люди спрашивали: «Где же Бог? Где Бог?».
И я услышал, как голос позади меня ответил: «Где Он? Вот Он! – Он повешен здесь, на виселице…».
Это – не священный текст, не высказывание раввина или иного религиозного авторитета, но в известном смысле тоже иудаизм: современное продолжение Книги Иова… Христианство говорит о Боге страдающем, испытавшем страшную казнь в личности Иисуса из Назарета, который был распят на кресте.
Иудаизм отрицает возможность Боговоплощения, отрицает возможность Богу явиться в образе человека здесь, на Земле, но оказывается, что и он – по крайней мере, в некоторых своих проявлениях, – не исключает человеческих страданий Бога. В еврейском отклике, который сочувственно цитирует Визель, Бог самоотождествляется с повешенным на виселице ребенком, – и в этом состоит также теодицея, оправдание Бога…
Подводя итог этой теме, можно сказать, что иудаизм мыслит Бога в глубоко личностных категориях. С Богом возможна личная взаимосвязь. К нему можно испытывать чувства как к мужу (Книга Осии) или любовнику (Песнь Песней). Он предстает и как любящий Отец, и как страдающий Отец. Любовь Творца проводит Израиль через гонения и с состраданием в гонениях, не дает ему раствориться между народами и погибнуть даже в тех обстоятельствах, когда полная гибель кажется неминуемой. Но это и не любовь сусально-пряничная. Бог требует от своих сыновей и дочерей ответственности за то высокое призвание, которым он наделил их: человечество – перед царством природы, Израиль – как священство и свет народам мира. Вместе с тем иудаизм позволяет человеку высказать лично Богу всю радость и все страдания, которыми болит его душа. Здесь и благодарность за невиданные благодеяния, и здесь же самые горькие упреки, – как в тесных семейных отношениях.
Миф № 6. Однобокость «золотого правила» и ущербная этика
Этот миф распространен в более образованной среде, как правило, христианской. Он предполагает, что положительная форма «золотого правила» этики (поступать с другими людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой) есть нововведение христианства (ср. Мф 7:12); иудаизм же знает «золотое правило» лишь в его негативной форме (не делай ближнему, чего себе не желаешь). Считается, что такая однобокость отражает ущербность иудаизма, ибо только христианство принесло с собой идею деятельного милосердия. Любопытно, что христианская идея превосходства положительной формы «золотого правила» – относительно недавнего происхождения: Новый Завет и отцы церкви об этом молчат, а в таком авторитетном раннехристианском тексте, как Дидахе (1:2), приоритет отдан форме негативной. Лишь в последние столетия позитивную формулировку подняли на щит как знак христианского превосходства.
Прежде всего заметим, что негативная форма «золотого правила» действительно очень важна для иудаизма. Она встречается, например, в одном известном раввинистическом тексте, где объясняются ключевые приоритеты Закона.
Был такой случай:
Приходит некий иноверец к Шаммаю и говорит:
– Я приму вашу веру, если ты научишь меня всей Торе, пока я в силах буду стоять на одной ноге.
Рассердился Шаммай и, замахнувшись бывшим у него в руке локтемером, прогнал иноверца. Пошел тот к Гиллелю. И Гиллель обратил его, сказав:
– Не делай ближнему того, чего себе не желаешь. В этом заключается вся суть Торы. Все остальное есть толкование. Иди и учись.
(Шаббат 31а; цит. по пер. С. Фруга).
Гиллель и Шаммай жили незадолго до Иисуса, были очень авторитетными учителями Закона, и позиция Гиллеля, как она здесь отражена, многими в иудаизме считалась изложением квинтэссенции библейской/иудейской этики. Интересно, что совсем недавно эти слова привел новоизбранный президент США Барак Обама с комментарием: «Это заповедует Тора». Конечно, он не сделал ошибки, приписав цитату Торе, но последовал именно интерпретации Гиллеля, который усматривал в ней основную этическую весть Торы…
Однако иудаизм знает не только негативную формулировку «золотого правила». Позитивная формулировка с древности встречается в еврейских текстах. Например, во II веке до н. э. Послание Аристея сочетает позитивную и негативную формулировки:
Как ты сам желаешь, чтобы никакое зло не приключилось с тобой, но желаешь всякого дара, так по этому принципу ты должен поступать и со своими подданными, включая нарушителей… (207).
Своеобразную вариацию на эту же тему мы находим во Второй Книге Еноха (I век н. э.):
Чего человек просит у Господа для своей собственной души, так же должен поступать он и со всякой живой душой… (61:2).
Более того, если мы не будем гнаться за математической точностью формулировки, то сразу же станет ясно, что и ветхозаветный призыв возлюбить ближнего как самого себя (Лев 19:18; см. выше миф 3) есть не что иное, как все та же вариация на «золотое правило».
Рассматриваемое нами заблуждение, однако, простирается намного глубже, чем просто незнание каких-то еврейских текстов, подчас малоизвестных. Задумаемся: а действительно ли иудаизм не знает деятельного милосердия? Достаточно даже беглого знакомства с основополагающими положениями иудаизма, чтобы убедиться в обратном. Одно из базовых понятий иудейской этики – «гмилут хасадим» («дела человеколюбия/милосердия», «добрые дела»).
На трех деяниях стоит мир: на Торе, на служении (Богу) и на делах человеколюбия. (Авот 1:2).
Будь учеником Аарона – люби мир, стремись к миру, люби людей и приближай их к Торе. (Авот 1:12).
Если бы Израиль лишь вник в сказанное ему отцом его Иаковом (Быт 49:28), то никакой народ и никакое царство не господствовало бы над ним. А что же он сказал ему? Возьмите на себя Царство Небесное, соперничайте друг с другом в страхе перед Небесами и поступайте друг с другом с делами человеколюбия. (Сифре Деварим 323).
Начало Торы – дела человеколюбия, и конец ее – дела человеколюбия. Начало есть дела человеколюбия, как написано: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» (Быт 3:21). И конец есть дела человеколюбия, как написано: «И погребен Им (Моисей) в долине…» (Втор 34:6). (Сота 14а).
Все заповеди между человеком и его ближним заключены в делах человеколюбия.
(Маймонид, Толкование на Мишну, Пеа 1:1).
Что входит в понятие «гмилут хасадим»? Очень широкий спектр добрых дел: давать приют странникам и мирить поссорившихся, посещать больных и почитать родителей, давать доброе воспитание детям и погребать усопших, а также многое другое. Одним словом, сюда относится деятельная доброта, причем доброта бескорыстная, без расчета получить что-либо взамен.
Рабби Хама бар Ханина сказал: что значит «Господу Богу вашему последуйте» (Втор 13:5)? Разве может человек последовать за Божественным Присутствием? Разве не сказано: «Господь Бог твой есть огнь поядающий» (Втор 4:24)? Но последовать нужно качествам Святого, благословен Он. Как Он одевает нагих (написано: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их» Быт 3:21), так и вы одевайте нагих! Как Святой, благословен Он, навещал больных (написано: «И явился ему (Аврааму) Господь у дубравы Мамре» Быт 18:1), так и вы навещайте больных! Как Святой, благословен Он, утешал плачущих (написано: «По смерти Авраама Бог благословил Исаака, сына его» Быт 25:11), так и вы утешайте плачущих! Как Святой, благословен Он, хоронил усопших (написано: «И погребен Им (Моисей) в долине…» Втор 34:6), так и вы погребайте усопших! (Сота 14а).
В этой концепции «гмилут хасадим» есть подражание самому Творцу, который постоянно действует на благо людям. Заметим, что тема подражания Богу исключительно важна для иудаизма. (На ранней стадии христианства, когда оно еще было частью иудаизма, она также имела большую значимость. Впоследствии чаще говорили о «подражании Христу», особенно в католичестве, или подражании святым.)
Теперь снова вернемся к идее превосходства положительной («христианской») формулировки над негативной. Мы показали, что в иудаизме обе формулировки были известны и что иудаизм знает и даже проповедует активное милосердие. Но если поставить вопрос в более философском ракурсе: столь ли очевидно, что положительная формулировка выше? Здесь приходят на ум следующие соображения. Во-первых, трудно отдавать предпочтение одной формулировке перед другой: не являются ли они, скорее, двумя сторонами одной монеты? Ибо разве можно, к примеру, поступать с человеком так, как ты хочешь, чтобы он поступал с тобой, одновременно не воздерживаясь от поступков, которые не желаешь самому себе (и наоборот)? В этом смысле двойная формулировка Послания Аристея понятна: оба пожелания естественным образом сопутствуют друг другу. Во-вторых, в любом случае позитивная формулировка сама по себе, в отрыве от контекста и вышеупомянутой «второй стороны монеты», годится лишь в качестве очень приблизительного указания, а отнюдь не руководства на все случаи жизни. В самом деле, что было бы, если бы в своих поступках по отношению к другим людям мы исходили из собственных желаний? Ясно, что здесь следует проявлять осторожность. Возможно, мы хотим, чтобы с нами поступали милостиво и благожелательно (и в этом смысле правило работает), но вместе с тем у нас есть масса личных вкусов и пристрастий, которые было бы предпочтительно не навязывать ближним, но вместо этого вслушаться в их собственные желания (и в этом смысле правило совсем не работает).
Итоги этой дискуссии можно подвести следующим образом. Разница между позитивной и негативной формулировками «золотого правила» не имеет принципиального значения, как это отлично понимали древние иудейские и христианские авторы: она высосана из пальца лишь христианскими апологетами нового времени. Иудаизм знает как негативную, так и позитивную формулировку, а также, что еще более существенно, делает упор на деятельное и бескорыстное милосердие.
Миф № 7. Евреи распяли Иисуса Христа
Согласно широкому некогда представлению, еврейский народ в целом несет ответственность за смерть Иисуса из Назарета. В христианском мире обоснование этому воззрению находили в Евангелии от Матфея. Повествование о Страстях в этом тексте содержит следующий эпизод: римский (т. е. языческий) прокуратор Понтий Пилат пытается спасти Иисуса от казни, а еврейская толпа настаивает-таки на казни, причем, как кажется, берет на себя и своих потомков ответственность за данное решение («кровь его на нас и на детях наших» Мф 27:25). Говорит Ориген в своем толковании на Мф 27:25: «Тем самым они (иудеи) не только сделались виновными в крови пророков, но и наполнили меру своих отцов и стали повинны в крови Христовой… Кровь Иисуса пришла не только на тех, кто жил ранее, но и на все последующие поколения иудеев до завершения».
Более того, поскольку христиане со временем стали почитать Иисуса как Бога, обвинение евреев в убийстве Иисуса породило новое расхожее обвинение: в богоубийстве. Около 180 года Мелитон, епископ Сардийский, высказал его в своей пасхальной проповеди. Впоследствии это учение развивали и другие видные христианские авторы: Иоанн Златоуст, Августин, Мартин Лютер, не говоря уже о реакции народных масс. Очень часто предполагаемое богоубийство «доказывало» ущербность иудаизма и даже всего еврейского народа. В Средние века им обосновывали погромы и преступления, например, первого крестового похода. В сущности, именно оно большей частью питало христианский, да и вообще европейский антисемитизм, приведя к наиболее трагическим последствиям в XX веке.
Оставляя богословам вопрос о том, был ли Иисус из Назарета Богом (а значит, и о правомерности трактовать его казнь как «богоубийство»), прокомментируем его казнь с чисто исторической точки зрения.
1. Движение, основанное Иисусом, было целиком и полностью иудейским по своему характеру. Иисус и его ученики не просто были евреями и иудаистами: они ставили своей задачей как можно шире распространить соблюдение заповедей еврейского Закона. Более того, христианство первых десятилетий еще целиком оставалось в рамках иудаизма (см. ниже миф 10). Рассуждая со своих православных позиций, Н.А. Бердяев резонно замечает: «Но ведь евреи же первыми и признали Христа. Апостолы были евреи, еврейской была первая христианская община. Почему же за это не восхваляют евреев?» Факт этот, конечно, весьма неудобен для антисемитов, поэтому неудивительно, что, к примеру, при Третьем рейхе «немецкие христиане» пытались превратить Иисуса в арийца (вопреки всем историческим свидетельствам).
2. Иисус пользовался популярностью и любовью в еврейском народе (собственно, только поэтому враги и сочли за лучшее казнить его!). Даже согласно евангелисту Матфею, приводящему слова «кровь его на нас…», их произносила лишь группа людей, специально подкупленная и сорганизованная той частью властной элиты (Мф 27:16), которая была настроена враждебно к Иисусу из-за его выступлений против коррупции и наживы в иерусалимском Храме.
3. Подавляющее большинство евреев о пасхальной расправе попросту не знали. Жители диаспоры и областей вне Иерусалима узнали о казни спустя дни, недели, а иногда и годы. Многие же из бывших в Иерусалиме либо не обратили внимания на происходящее, либо опять-таки узнали о нем с запозданием. Те же, кто был в курсе дела, часто относились к Иисусу и его ученикам с сочувствием. Согласно Евангелию от Луки, когда Иисуса вели на казнь, за ним шла целая толпа плачущего народа (Лк 23:26–27).
4. При любом раскладе абсурдно обвинять в каком бы то ни было злодеянии потомков преступника. Для каждого здравомыслящего человека очевидно, что вину несет лишь сам преступник, а его внуки и правнуки не отвечают за содеянное, – даже в том случае, если преступник произнесет сакральную фразу «кровь его… на детях наших».
5. Ответственность за распятие Иисуса лежит не только на еврейском Синедрионе, но и на римлянах: распятие было римской формой казни, а Иудеей правил Понтий Пилат. Евангелисты несколько затушевывают активное римское участие в распятии (из соображений политической безопасности?!), но необходимо отдавать себе отчет: если бы Пилат хотел спасти Иисуса, он бы его спас. Между тем никому и в голову не приходит (к счастью) винить, скажем, итальянцев за то, что один из их предков подписал указ о казни Иисуса!
Некоторого внимания требует еще фраза Мф 27:25 («…кровь его на нас и на детях наших…»). Какой смысл и вес она может иметь?
1. Прежде всего следует учитывать мнение многих историков, которые усматривают в сцене освобождения Варнавы (Мк 15:6-15 плюс дополнительные детали в Мф 27:24–25) богословскую выдумку/фикцию евангелиста или других ранних христиан. (А) Внебиблейские источники не упоминают о существовании у римлян обычая отпускать на пасху узника, о котором просят иудеи. Более того, такой обычай противоречил бы «реальной политике»: разве целесообразно оккупантам вести себя подобным образом? (Б) Сомнительно, что Пилат стал бы отпускать «известного» (Мф 27:16) бунтовщика. Если уж он боялся реакции императора, то это был как раз самый повод бояться. (В) Действия Пилата выглядят нелогичными: если бы Пилат хотел спасти Иисуса, он бы его спас или как минимум отсрочил его казнь, причем без негативных последствий для своей карьеры. Если он, скажем, боялся отпустить его на свободу, он мог отправить его на суд в Рим (как впоследствии поступили с апостолом Павлом). (Г) Далеко не факт, что Иисус был вообще опасен римским властям, коль скоро он призывал платить налоги и запрещал вооруженное восстание. Таким образом, не исключено, что фраза в Мф 27:25 вообще не была произнесена.
2. Если Мф 27:25 описывает реально происшедшее событие, в любом случае приведенные там слова суть слова человеческие. Ни из чего не видно, что они отражают волю Творца, некий приговор свыше. Мало ли что может сказать преступник в угаре или ослеплении! Значит ли это, что его потомки должны расплачиваться за его преступление, если он присовокупил к нему сакральную фразу?