Текст книги "Хрустальный лес"

Автор книги: Галина Черноголовина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

– Ага, – торжествовал Вова, опуская в банку очередного жука, – не будешь на чужие огороды нападать!..

К вечеру на картофельной ботве и огурцах не осталось, пожалуй, ни одного жучка. Бабушка успокоилась и стала заводить тесто на пирожки.

Дед, вернувшись с работы, взглянул на её подобревшее лицо и весело подмигнул Вовке.

А наутро, выйдя на огород, Вовка увидел, что жучков на кустах видимо-невидимо.

Бабушка молча сидела на крыльце, подперши ладонью щёку. Она напоминала маленькую обиженную девочку, может быть, ещё потому, что растеряла шпильки и тоненькие седенькие косички выбились на её плечи.

Вовка схватил банку и, стиснув зубы, снова принялся обирать жучков. Но теперь он уже не был уверен в том, что завтра этих противных букашек не будет ещё больше.

Тайга словно обозлилась, что её растревожили, и всё насылала и насылала на бабушкин огород маленьких прожорливых мстителей.

Дед даже калиткой старался не скрипеть, когда приходил с работы.

Вовке уже надоело ловить жучков в полулитровую банку – всё равно их словно кто горстями разбрасывает…

Щепки собирать возле новых домов – это да! Там весело: топоры стучат, визжат пилы, нет-нет – кто из плотников и песню затянет. Дед, с химическим карандашом, заложенным за ухо, ходит от одного сруба к другому – там проверит уровнем, прямо ли поставлены столбы, там промерит дверные проёмы. Все его слушаются, не то что бабушка, совета просят.

Да, конечно, на стройке настоящее дело, это не бабушкины грядки. И чего так огорчаться? Ну, пропадёт картошка, подумаешь! Что ж теперь, ложись и помирай?

С такими мыслями Вовка однажды сидел на бревне и смотрел, как работают плотники.

Из мешка топорщились свежие щепки, собирать уже было некуда, но уходить не хотелось.

– Передышка, ребята! – объявил дед.

Плотники рассаживались на брёвнах, закуривали.

– Ну, как там бабка наша? – Дед присел рядом с Вовкой. – Всё горюет?

Вовка молча кивнул головой.

– Что, плохо? – участливо спросил деда один из плотников.

– Не говори… Запилила меня старуха за этот огород.

– Дедушка, – вмешался в разговор Вовка, – ну чего она так? Плюнуть, да и всё тут. Из совхоза овощей привезут.

Ещё не договорив, Вовка почувствовал неладное. Дед смотрел куда-то в сторону, а плотник, сидевший рядом, ехидно кашлянул.

– До чего же умные дети пошли! – с наигранным удивлением сказал он. – Ишь ты, плюнуть. Дед трудился, корчевал, бабка садила, а внуку наплевать.

В этот миг Вовка охотно поменялся бы ролями с бревном, на котором сидел. Пусть бы его пилили, снимали стружку, всё было бы легче, чем от этих спокойных, насмешливых слов.

А другой плотник сказал:

– Как-никак первый огород в посёлке. Всходы-то ох и хорошие были! Идёшь мимо, заглянешь через ограду – и вроде теплей на душе становится: вот недавно тайга была – не пройти, а теперь грядочки аккуратные, картошка зеленеет. Я и жинке своей про него расписал. Она страсть как огородничать любит!.. Приедет, первым долгом захочет поглядеть…

– Глядеть-то, пожалуй, не на что будет, – невесело усмехнулся дед.

– К агроному бы обратиться, в совхоз… Есть же, наверно, средства от этой пакости.

– Думал уже, – поднялся с места дед. – На всё время надо. Мне с работы никак нельзя, а у старухи вот внучата на руках… Ну, кончай, ребята, перекур.

Вовка молча поднял мешок и поплёлся домой. Тяжело бывает на душе, когда ляпнешь глупость, а потом только поймёшь. Теперь все дедовы товарищи перестанут его уважать. Да и сам дед… Эх, нехорошо!

И как он сам, Вовка, не додумался, что дело не в капусте с картошкой, а в другом, более важном! Первый огород в посёлке Новом! Нет, нельзя допустить, чтобы он погиб. Но что делать? Что делать?

Где-то далеко, за излучиной реки, густо загудел пароход. И тут Вовку осенило – нужно спешить!

На счастье, бабушки и Мишутки дома не оказалось. Видно, ушли в ларёк за продуктами.

Вовка открыл замок, который висел на дверях только для виду, и вошёл в избу. Сборы были недолги. Он взял старую отцовскую сумку – планшетку, в которой хранил все свои сокровища, в том числе и деньги, накопленные на игру «Конструктор». «Конструктор» может и подождать. Вовка сунул в сумку краюшку хлеба и два куска сахару и уже направился к дверям, но потом остановился, подумал, достал карандаш и большими печатными буквами написал на стене под гвоздём, на который дед обычно вешал кепку:

Я ПАЕХАЛ К ОГРОНОМУ…

Как видите, он сделал две ошибки. Но, когда человек замышляет важное дело, где ему думать о правописании гласных!..

Дебаркадера в посёлке ещё не было. Билеты продавались прямо на пароходе.

– Ты, парнишка, один едешь? – удивился кассир, когда Вовка, поднявшись на цыпочки, просунул нос в окошко.

– А я, дяденька, до совхоза… Там меня тётка встретит.

– Ну ладно, тётка так тётка… Не балуйся только на пароходе.

Вовка долго любовался твёрдым картонным билетиком с дырочкой посередине. Это был первый билет в его жизни, купленный собственноручно.

Ничего, он ещё всем докажет! И с агрономом сумеет договориться.

Агроном представлялся ему огромным усатым здоровяком. Может, поэтому Вовка и ошибку сделал в этом слове – написал через о: «огроном». Перед глазами Вовки живо встала картина: агроном, в высоких сапогах, как у охотника, широко шагает по полям. А Вовка бежит следом…

«Дяденька! – кричит он. – Дяденька!»

«Ну, чего тебе?» – наконец обернётся он.

И Вовка начнёт рассказывать про бабушкин огород.

Может быть, тогда агроном громко захохочет и скажет:

«Как тебе не стыдно отрывать меня от дела? Посмотри, какие вокруг поля, а я должен думать о каком-то малюсеньком огородишке…»

Вовка невольно хмурится и сочиняет в уме целую речь:

«Ну как вы не поймёте, товарищ агроном! Это же не просто огородишко, это первый огород в посёлке Новом! Его надо спасти…»

И тогда…

– Эй, малец! Сейчас твоя остановка! – окликнул его проходивший мимо кассир. – Тётка-то небось уж на берегу.

– Ага, дяденька, – подхватил Вовка, – вон она стоит. – И он указал на женщину в цветастом платье, которая стояла впереди всех встречающих.

Пароход причалил. Вовка, подхватив сумку, вприпрыжку побежал по сходням. И тут случилось такое, что, брякнись прямо к его ногам в воду раскалённый шипящий метеорит, Вовка и то меньше поразился бы.

Та самая женщина, про которую Вовка сказал кассиру, что она его тётка, вдруг окликнула его:

– Сюда, Вова, сюда!

И видя, что Вовка не может сдвинуться с места от испуга и удивления, добавила:

– Да, да, я тебя зову…

– Ну, чего стал! – сердито отодвинул его плечом мужчина с тяжёлым чемоданом. – Путается под ногами… А вы, мамаша, чего смотрите? Заберите ребёнка!

– Идём. – Женщина взяла Вовку за руку и повела к машине, обтянутой пропылённым брезентом.

Ошеломлённый Вовка прошёл несколько шагов, а потом всхлипнул и выдернул руку:

– Куда вы меня ведёте? Что вам от меня надо?

– Ну, чего ты испугался, глупенький? – погладила его по голове женщина.

Вова досадливо мотнул головой.

– Успокойся. Позвонил мне твой дедушка, описал твои приметы, очень просил встретить и завтра же на обратный пароход посадить. Пойдём же, машина ждёт.

Теперь уж ничего не оставалось, как послушаться и сесть в машину. И надо же было деду позвонить! Теперь эта незнакомая тётка ни за что не отпустит его одного в поле искать агронома. В лучшем случае пойдёт с ним. А так уже неинтересно. И почему это его все считают маленьким, несамостоятельным? По головке гладят…

Вовка неприязненно покосился на загорелое обветренное лицо своей спутницы.

Машина свернула в ворота и остановилась во дворе длинного одноэтажного здания, крытого красным железом.

– Вот и приехали! – весело сказала женщина. – Теперь пошли ко мне, гостем будешь.

– Некогда мне по гостям расхаживать, – угрюмо буркнул Вовка. – Я по делу приехал.

– Ах, да, – засмеялась женщина. – Это насчёт огорода?

В полутёмном коридоре было много дверей. Возле одной из них женщина остановилась и стала искать в сумочке ключ. На двери висела какая-то табличка под стеклом. Вовка пригляделся: «Главный агроном совхоза Н. А. Калашникова». Главный агроном!

– Ну, чего же ты стал? Проходи. – Женщина легонько взяла Вовку за плечи и протолкнула в открытую дверь кабинета. – Первым долгом дедушке позвоним, а то он тревожится…

Билет на обратный пароход покупала Вовке сама Нина Андреевна – так звали главного агронома. И вообще она обращалась с ним, как с маленьким: гладила по голове, поправляла воротник у рубашки, а на прощанье даже чмокнула его в макушку. Вовка всё выносил мужественно – ради дела стоило пострадать. Он крепко держал в руках авоську с большой тёмной бутылкой и бумажными пакетиками. В них было спасение для бабушкиного огорода, первого в посёлке Новом.

С кем поведешься

В начале первого урока Вера Николаевна сказала:

– Люба Радченко, книжки из портфеля не выкладывай. Пересядь к Юре Дечули, а Вова Дигор сядет с Геной Каргиным.

Никто в третьем классе этому не удивился. Только лишь кончался сентябрь, а Любашу пересаживали третий раз, потому что ни с одним из своих соседей она не могла ужиться.

Вот и вчера на уроке письма она будто бы нечаянно посадила кляксу в тетрадке Гены Каргина, а он в отместку на уроке рисования так подтолкнул её, что у Любаши сломался синий карандаш, которым она раскрашивала речку. Любаша тогда взяла чёрный карандаш и – раз, раз – кругами зачертила замечательный пароход, который только что нарисовал Гена. Получилось, будто чёрные клубы дыма окутали пароход, не хватало только огня.

Но вместо парохода вспыхнул сам Гена. Раз, раз, раз! Любаша тоже в долгу не осталась. Словом, разгоревшийся пожар пришлось тушить Вере Николаевне.

Теперь ребята сочувствующе смотрели на Юру Дечули. А он спокойно отодвинулся к самой стенке и раскрыл задачник.

Любаша, едва успев положить книжки на новое место, провела пальцем по крышке парты воображаемую линию и шёпотом предупредила:

– Вот это моя сторона, а вот это твоя. И только попробуй через границу сунься!

Юра промолчал, и Любаша подумала, что все мальчишки, которых она до сих пор встречала, трусы, а этот – самый главный трус.

Школа, в которой учились Юра и Любаша, была маленькая. В ней работали только две учительницы. Вера Николаевна вела первый и третий классы, а другая учительница – второй и четвёртый.

Когда третий класс писал упражнение или решал задачи, Вера Николаевна читала и считала вслух с первоклассниками, показывала, как писать буквы, а потом переходила на другую половину комнаты, к третьему классу. И хотя ребят в обоих классах было немного – в первом одиннадцать да в третьем девять, – Вера Николаевна очень уставала, особенно с малышами первоклассниками, пока учила их читать.

Старшие, третьеклассники, это сознавали и, как могли, старались помочь своей учительнице. Любаша тоже, наверно, понимала, да характер у неё был такой, что она вольно или невольно почти на каждом уроке мешала Вере Николаевне.

…Когда все ребята вышли на перемену, Любаша не сдвинулась с места. Юра, сидевший у стенки, встал и выжидающе смотрел на свою соседку, которая сосредоточенно копалась в портфеле.

– Ты скоро? – наконец не выдержал Юра.

– А тебе чего?

– Так уже все ребята пошли…

– Ну и что?

– Ну, выпусти…

– Подумаешь… Вот пёрышко найду, тогда встану…

И здесь Юра промолчал. Любаша полперемены искала в портфеле пёрышко, потом, видно, ей самой это надоело, и она помчалась во двор. Юра не спеша пошёл за ней.

Ребята играли на поляне возле школы. Поляна была большая, поросшая травой и окружённая зарослями черёмухи, боярышника, колючего ореха. Любаша уже успела присоединиться к первоклассницам, скакавшим через верёвочку.

Две маленькие девчушки старательно, изо всех сил крутили скакалку, а Любаша прыгала, высоко выбрасывая худые ноги, то и дело встряхивая головой, чтобы откинуть рыжеватую чёлку, падавшую на глаза.

– Ну как? – спросил Юру Гена Каргин, кивая на Любашу. – Над тобой ещё «выкиндрючки» не выстраивала? Уже? Знаешь что, давай, когда она из школы будет идти, надаём ей? А то я её вчера два раза как следует стукнул и один раз так себе. Давай дадим, чтобы помнила.

Но Юра отрицательно помотал головой.

– А ну её…

Нет, Гена никак не мог понять, почему Юра, который уже убил из ружья двух белок и первый помощник у отца на рыбалке, – почему этот Юра трусит перед какой-то конопатой девчонкой. Он не знал, что Вера Николаевна вчера по дороге домой серьёзно разговаривала с Юрой о Любаше.

«Уж я на тебя надеюсь, Юра, – сказала она. – Ты всегда хорошо ведёшь себя на уроках, может, и Любаша возьмёт с тебя пример…»

Нет, огорчать Веру Николаевну было нельзя. И Юра до конца уроков терпеливо переносил Любашины требования:

– Отодвинь книжку, она на мою сторону попала… Опять твой локоть через границу перешёл, убери сейчас же!

Последним сегодня был урок труда. Вера Николаевна отпустила первый класс домой, а третьему сказала:

– Ребята, скоро наступят холода. Сегодня мы с вами будем утеплять окна в школе. Они ведь как раз на Амур выходят, а знаете, какой зимой ветер с Амура?

Ребята даже поёжились. Им послышалось, как свистит, завывает пурга, наметает на тропинках большие сугробы, так что по утрам приходится идти в школу с лопатой… Но ничего. Сторож дедушка Заксор жарко топит печки, нужно только уберечь тепло, не оставить в окнах ни щёлочки.

– Мы с девочками останемся мыть рамы, – продолжала Вера Николаевна, – а мальчики пойдут в тайгу за мохом: положим его между рамами. А ты что хочешь сказать, Любаша? – спросила она, заметив, что та подняла руку.

– Я тоже хочу в тайгу за мохом…

Остальные девочки негодующе всплеснули руками: будто они не хотят пойти в тайгу! А кто будет мыть рамы?

– Нет, Любаша, ты останешься здесь.

Любаша сердито тряхнула своей чёлкой, но больше спорить не стала.

Мальчики забежали домой, оставили сумки с книгами, сняли школьную форму – в тайгу ходят в чём похуже. Потом все собрались у околицы. У каждого был с собой мешок для моха и чумашки – корзинки из берёсты – на случай, если что интересное в тайге попадётся.

Юра шёл последним по тропке, насвистывая песенку, которую они недавно разучили в классе с Верой Николаевной:

 
У дороги чибис, у дороги чибис…
 

Тропка вся была усыпана красными, жёлтыми, оранжевыми листьями вперемешку с поблёкшими иголочками лиственницы. Деревья стояли грустные: наверно, им очень не хотелось раздеваться на зиму, когда и люди, и звери, наоборот, кутаются в тёплые шубы.

Один только низкорослый монгольский дуб, словно скряга, цепко держался за свои жёсткие ржавые листья.

«Меня не провести, – шелестел он. – Старую одёжку сбросишь, а новую не получишь. Пусть хоть какой ветер, хоть какая вьюга – им меня не раздеть!.. А вот весной, когда солнышко пригреет, я и сам эту ветошь сброшу, в свежую зелень наряжусь…»

Ребята скоро должны были перевалить через сопку и спуститься в седловину – там было много мягкого пушистого моха.

В это время под ногами у Юры мелькнул бурундук. Он был так близко, что Юре показалось, вот-вот он схватит зверька за хвост. Бывает же, что найдёт такое на человека. Уж ему ли не знать, как трудно поймать бурундука в тайге, а тут бросился догонять. Конечно, зверька не догнал и вернулся на тропинку.

Друзья уже ушли далеко вперёд, а вместо них Юра неожиданно увидел Любашу.

– Ты чего здесь?

– А я всё время за вами шла, мне первоклассники тропинку показали, по которой вы пошли…

– Так тебе же Вера Николаевна не разрешила ходить в тайгу! Почему ты не послушалась? – возмутился Юра.

– Я послушалась… Даже один квадратик у окошка вымыла. А потом гвоздём палец поцарапала. Вот видишь… Кровь сильно текла… Вера Николаевна сказала: «Иди домой». Можно, я с тобой буду мох собирать?

На мгновение у Юры мелькнула мысль: вот сейчас он свистнет, позовёт Гену Каргина, и они вдвоём отомстят Любаше за все её «выкиндрючки». Вере Николаевне она, ясно, не посмеет жаловаться: ведь ей никто не разрешал идти в тайгу…

– Ты мальчишкам хочешь свистеть? – заметила Любаша, как Юра поднёс пальцы к губам. – Не надо… Мы только вдвоём будем мох собирать. Пойдём вот здесь… – Она указала на тропинку, огибавшую сопку посредине.

Сверху раздался свист, и затем послышался голос Гены Каргина:

– Юрка-а-а! Эгей-гей!

– Бежим! – Любаша крепко схватила Юру за руку.

И он, досадуя на себя за свою уступчивость, помчался с нею сквозь кустарник.

Ветки багульника хлестали ребят по ногам, кедровый стланик цепко хватал своими лапами Любашу за платье, а они всё мчались вниз, как два камушка, которые кто-то столкнул с сопки.

Остановились они, только когда под ногами захлюпала вода. Высокие кочки со спутанной гривой травы выглядывали, как чьи-то косматые головы, из болота и словно ждали с любопытством, куда теперь пойдут этот смуглый мальчик с чёрными как угольки глазами и длинноногая девчонка, которая, словно лошадка, то и дело встряхивала головой, откидывая волосы, падавшие ей на глаза.

– Ну, – сказала Любаша.

– Что ну?

– Давай мох собирать.

– Какой тебе тут мох? – рассердился Юра. – Мох там, куда ребята пошли. А здесь вода, не видишь?

Ясно, человек тайги не знает, зачем тогда соваться? И чего он, как маленький, побежал за ней? Ребята уже, наверно, мох собирают, а ему что, с пустыми руками возвращаться?

– Пошли к ребятам, – наконец решительно сказал он.

– Не пойду, – заупрямилась Любаша.

– Ну, тогда я один пойду…

Юра решительно повернулся и зашагал от неё прочь.

И тут Любаша зло крикнула:

– Завёл меня в тайгу, а теперь бросаешь, да? Бросай, бросай, а я дороги не знаю. Вот пойду и заблужусь. И никто меня не найдёт. Вот!.. И ты будешь виноват, понятно?

Юра остановился. Довод был вполне резонный. Они забежали довольно далеко, а Любаша тайги не знала. Она ведь только нынешней весной приехала с родителями на Нижний Амур. Летом Любашу в тайгу не пускали, и других ребят тоже – много было опасного клеща, да хотя бы и пускали – за одно лето разве тайгу узнаешь? Она вон какая! Другое дело Юра – он ведь здесь вырос. Нет, видно, сегодня ему не отвязаться от своей соседки.

– Юра, а разве больше нигде моха нет? – заискивающе спросила Любаша. Она уже почувствовала, что Юра её не оставит.

– Пойдём уж, ладно… Только, знаешь, это далеко.

Любаша шла, всё время с любопытством вертя головой по сторонам и спрашивая Юру:

– А это какое дерево? А ручеёк куда бежит?

Приходилось объяснять, что дерево это – обыкновенная ольха, что чистый ручеёк бежит в такую же чистую горную речушку, а речушка впадает в Амур.

Любаша слушала внимательно, благодарно кивала головой.

Юре понравилась такая роль, теперь он и сам обращал на многое внимание Любаши.

– Смотри, смотри, кедровка на лиственнице, – показывал он Любаше на тёмно-бурую, в белых пестринах птицу.

Птица заметила ребят, вспорхнула, но не улетела далеко.

– Кладовка у неё, видно, здесь…

– Какая кладовка? – удивилась Любаша.

– Орехов стланиковых на зиму запасла да и спрятала под корой, вон хоть, может, и в том дереве, что на земле лежит… Не бойся, не тронем твоих запасов, – успокоил он птицу, – у нас у самих руки есть; если надо, наберём орехов.

– Не тронем, не тронем… – радостно вторила Любаша и вдруг остановилась, испуганно прислушиваясь.

– Кто это свистит? Ты обманул меня, к мальчишкам ведёшь?

Юра рассмеялся:

– Это же пищуха. Вроде крысы, только рыжая. Она в камнях живёт.

На пригорке, куда привёл Юра Любашу, было очень много мягкого и пышного моха. Но и здесь повела себя Любаша так же, как в классе.

– Эта половина моя! – жадно сказала она и присела, будто хотела разом сгрести весь мох.

– Пожалуйста, – пожал плечами Юра. – Рви на здоровье.

– Ну, давай мешок…

– А мешок мой… Куда хочешь, туда и рви.

Любаша принуждённо засмеялась:

– Я просто пошутила, Юра. Ты рви, где хочешь… Ой, какие красивые ягодки! – потянулась она к кусту, росшему неподалёку. – Наверно, сладкие, как черёмуха.

Юра вовремя схватил её за руку:

– Не трогай, отравишься. Это же ядовитая волчья ягода…

– Ты, оказывается, всё знаешь, – с уважением сказала девочка.

Юра даже покраснел от удовольствия, но скромно ответил:

– Ну, что ты – всё. Я ещё очень многого не знаю…

Юра был молчаливым мальчиком, но сегодня ему всё хотелось говорить и говорить. Причём, говорить такое, чтобы Любаше было интересно, чтобы она ахала и широко раскрывала глаза, вот как сейчас, когда он рассказывает о буром медведе, который прошлой осенью вцепился в спину колхозного быка Буяна да так и прискакал в село верхом на перепуганном до смерти быке. Жаль, что Юрин отец промахнулся и медведь убежал.

После этого рассказа Любаша совсем присмирела и стала пугливо поглядывать по сторонам.

– Может, хватит моху, Юра? – робко спросила она. – Смотри, мешок совсем уже полный…

– Да, пожалуй… – согласился Юра и только тут спохватился, что давно пора возвращаться. Они бродили по лесу, наверно, уже часа три.

Ближняя дорога обратно в посёлок шла через сопку. Сквозь кроны лиственниц светило низкое осеннее солнце, в просветах между деревьями видно было, как сверкает, искрится Амур… Там, внизу, было затишье, а здесь, на вершине, гулял холодный ветер, раскачивая стволы лиственниц, шевелил колючие лапы стланика…

У Любаши посинели губы.

– Холодно, – жалобно сказала она.

– А чего ж ты в тайгу в одном платье отправилась? Да ещё в школьном… Смотри, порвала. Вот будет тебе от матери.

Юра снял стёганную на вате старенькую курточку и протянул Любаше.

– На́ вот, надень.

– А ты?

– Не замёрзну, не бойся.

Когда ребята подошли к школе, солнце уже почти совсем опустилось за Амур.

В коридоре не было никого. Вошёл дедушка Заксор, бросил у печки вязанку дров, эхо гулко отдалось в пустых классах.

– Чего здесь? – строго спросил сторож. – Все домой пошли. Пол чистый. Нельзя топтать.

– Дедушка, мы мох принесли, – сказала Любаша. – Между рамами класть…

– Мох? Уже не нужно. Окна заклеили, учительница ушла. Идите, идите, – выпроводил дедушка ребят.

Юра и Любаша обежали школу, заглянули в окна класса. Да, там уже были двойные рамы, между ними зеленел пушистый мох, а на нём, для красоты, лежали кисти рябины, шишечки кедрового стланика и даже два больших белых гриба…

– Ну вот, – огорчённо сказал Юра. – Всё из-за тебя.

Любаша молча сняла Юрину курточку и протянула ему.

В это время к школе подбежала Вера Николаевна. Она была бледная, встревоженная.

– Юра, Любаша… Пришли… Где же вы были? Я уж хотела людей собирать, в тайгу идти. Беги скорей домой, Любаша, там мама беспокоится.

Потом она повернулась к мальчику:

– А от тебя, Юра, я никак не ожидала. Вот уж, говорят, с кем поведёшься…

Юра шёл домой очень расстроенный, что так огорчил Веру Николаевну. Эх, не слушаться бы ему Любаши, пойти с ребятами… А если бы Любаша заблудилась? Тогда ещё хуже получилось бы. До чего же девчонка вредная!.. Может, и вправду стоит её хорошенько отколотить?

Любаша поджидала его за углом. Опять не послушалась Веру Николаевну, ведь ей велели домой идти.

– Попало тебе? – спросила девочка не то злорадно, не то сочувственно.

– А ты как думала? – Юра смотрел в сторону, глаза его подозрительно блестели.

Любаша пошла с ним рядом.

– Юра, а Юра… Знаешь что? Я про границу на парте сегодня понарошке сказала. Пускай не будет границы, ладно?