Текст книги "Я любовь напишу, чтобы ты ее стер"
Автор книги: Галина Турбина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
Глава 12
– Прекратить! – раздался гневный рык.
Ясмина, услышав крик матери «Амьер», подняла голову и увидела отца, появившегося на пороге, рядом с ним стояли Айтал и Кловис. Все замерли на миг. Ясна бросилась к мужу, Альга следом за ней.
– Что здесь происходит? – опять рыкнул гневно Амьер Клартэ, обняв жену, Альгу сгреб в охапку Кловис, – И отпустите немедленно мою дочь!
Ясмину отпустили сразу же, но ноги не держали ее, она с трудом пошла навстречу отцу. Он быстро подошел к ней и обнял одной рукой, с другой стороны к нему прижималась жена
– Как же ты вовремя появился, – облегченно произнесла мать.
– Потрудись объяснить, Паврэс, что здесь происходит! – гневно потребовал Амьер, прижимая к себе старшую дочь и жену.
– Регир Клартэ, я выполняю свой долг… – начал говорить несколько растерявшийся дознаватель.
– Твой долг состоит в том, чтобы врываться в дом и пугать беззащитных женщин и детей? – прервал его Амьер. – Ты посмел ворваться в мой дом, Паврэс! В мой дом! Ты поспешил, будучи уверенным, что я далеко в горах? Что я не успею, и ты безнаказанно и легко заберешь мою дочь? Ты самоубийца, Паврэс?
– Ваша дочь совершила преступление…
– Нет, она не совершила преступление, – опять гневно перебил дознавателя Амьер, – а подозревается, что совершила его. Разве есть неоспоримые доказательства?
– Да, – неожиданно твердо сказал дознаватель, – ваша дочь призналась, что подлила яд Едвиге Фолкет.
– Она умерла от сердечного приступа, а не от яда! – возразил Амьер.
– У Едвиги Фолкет было больное сердце, она умерла потому что, ваша дочь напоила ее настойкой ландыша, в чем она и призналась.
Ясмина уткнувшись в грудь отца, всхлипывая, глухо бормотала:
– Я не хотела… я не могла… я не знала… это какая-то… ужасная ошибка…
– Я советовал иннэ Ясмине молчать, – встрял в разговор один из стражников дома.
– С тем, как вы охраняете мой дом, я еще разберусь, – бросил Амьер в его сторону бешеный взгляд.
– Мы виноваты и готовы ответить, – склонив голову, ответил стражник.
– Паврэс, лучше по-хорошему выметайся из моего дома, пока я тебя лично не выкинул! – рявкнул Амьер в сторону старшего дознавателя. – И оставь все эти пузырьки. Я ничего не дам забрать с собой.
– Я здесь по долгу службы…
– Ты оглох?! Пошел вон! – в ответ зарычал Амьер. – Иначе я за себя не ручаюсь!
Старший дознаватель дал знак своим людям и они направились к выходу. Уже когда вышли все сотрудники, Паврэс задержался на пороге.
– Вашей дочери все равно не уйти от правосудия, и даже Владыка не поможет, – кинул он оглянувшемуся на него Амьеру и вышел за дверь.
– Папочка, защити меня… я не хотела… я не знала… я думала, что это слабительное… папочка… – подняв голову и заглядывая в лицо отца, плакала Ясмина.
– Что же ты натворила, доченька, – вздохнул Амьер, прижимая ее к себе.
– Но ты же меня спасешь? – заглядывала в лицо отца, с надеждой спросила Ясмина.
– Айтал, – оглянулся на сына Амьер, размыкая объятия, – отведи сестер наверх, пусть сидят в своих комнатах, а потом возвращайся назад.
– Нет, нет, – вцепилась в отца Ясмина, – не бросай меня, я никуда не пойду, и не останусь одна без тебя.
– Ясмина! – неожиданно повысил голос на дочь Амьер, и она сразу же притихла, опустила руки, испуганно глядя на него, а он, увидев это, сбавил тон. – Ничего не бойся, я никого больше не впущу в дом. Иди к себе, я позже приду и ты мне все расскажешь. А пока мне надо разобраться со всеми, кто допустил все это.
Айтал подошел, взял Ясмину за руку, и потянул за собой, она безропотно поплелась за ним, следом пошла Альга.
– Я, пожалуй, тоже отправлюсь наверх, – сказала мать.
– Нет, ты останься, – задержал ее муж, – я задам тебе пару вопросов, а потом отпущу.
Поднимаясь по лестнице, Ясмина слышала, как отец распекал Кловиса за то, что тот разрешил ей выйти из дома, и угрожал высечь его, несмотря на то, что он взрослый.
Айтал привел Ясмину в ее комнату, она попросила Альгу остаться с ней, та, тяжело вздохнув, согласилась. Ясмина попыталась задержать брата, спросить что-то у него, но тот хмуро глянул на нее, и, развернувшись, молча вышел.
Глава 13
После того, как ушел Айтал, сестры устроились в тесном кресле вдвоем, и, обнявшись, вначале тихо плакали, потом стали вспоминать, как им было страшно. Ясмина стала оправдываться перед Альгой, что не хотела убивать Едвигу, она была уверена, что налила слабительное. И еще утром, когда проснулась, хихикала, представляла, как Едвига откладывает свадьбу по смешной и стыдной причине. И опять уверяла сестру, что не намеревалась убивать, и травить не собиралась, просто хотела в какой-то мере унизить Едвигу, выставить ее перед женихом в неприглядном виде. Но теперь понимает, что это было глупо и в какой-то мере подло. И то, что Едвига умерла, она, Ясмина, очень сожалеет. А то, что к ее смерти причастна она, приводит в ужас.
Альга тихо всхлипывая, слушала Ясмину, ей хотелось сказать сестре, что за все приходится расплачиваться, и надо думать, прежде что-то делать. А еще хотелось спросить сестру – той жалко Едвигу, или больше все-таки жалко себя, и взаправду ли она искренне раскаивается или просто боится того, что теперь будет с ней. Но Альга не стала это говорить, видя, что Ясмине и так очень плохо, добавлять ей страданий не хотелось.
Пришла мать, служанка, сопровождающая ее, принесла поднос с горячим чаем, булочками и пирожками.
Мать сказала, что им всем надо успокоиться, поэтому она заварила чай с ромашкой и мелиссой. Ясмина в ужасе отказалась пить его.
– Ну что ты, Ясонька, чай безобидный, и ты здорова и ромашка с мелиссой тебе не навредят, – пыталась мать уговорить выпить чай, – тебе надо успокоиться.
– Нет – нет – нет, – мотала головой Ясмина, – никаких трав, и вообще я не хочу ни есть, ни пить.
– И я тоже ничего не хочу, – поддержала сестру Альга.
– Нет, девочки мои, надо выпить хотя бы чай.
– Я не буду этот чай с травами, – опять стала отказываться Ясмина, – лучше молока с медом пусть принесут.
– Ну, хорошо, – вздохнула мать и оправила служанку обратно на кухню за молоком.
Принесли теплое молоко, мать вытащила дочерей из кресла, усадила их за стол и заставила выпить чая, молока и съесть по одному сладкому пирожку.
Потом мать увела Альгу, сказав, что сегодня для нее слишком много потрясений и ей лучше отдохнуть в своей комнате. Ясмине мать сказала, что к ней скоро придет отец, а ей надо проведать младшенького.
Когда Ясмина осталась одна, ее опять стали грызть страхи. Вспоминая все, что произошло в холле совсем недавно, она опять испытывала леденящий ужас от того, что совершила, опять боялась, что будет с ней дальше. И ее накрывало безысходное отчаяние от осознания того, что уже ничего нельзя изменить. Если бы она могла вернуться во вчерашний день, то не за что бы не налила этот проклятый настой ландыша в чашку Едвиги.
Отец все не шел, а Ясмину трясло, как будто в ее комнате гулял ледяной ветер, и в ожидании отца, она забралась в кресло, закутавшись в одеяло, которое стащила с кровати.
Отец вошел без стука, молча подошел к дочери, оглядел ее бледное, осунувшееся враз лицо, дрожащие губы, трясущиеся пальцы, вцепившиеся в одеяло и со вздохом произнес:
– Что же ты натворила, Ясмина.
– Папочка, я не хотела… я не знала, что она больна… я думала, что налью ей слабительное, чтобы она на своей свадьбе… – опять стала оправдываться Ясмина и, проглотив более грубое слово, добавила: – чтобы с горшка не слезала.
Взяв возле туалетного столика пуфик, отец поставил его напротив кресла и сел на него. Теперь их лица были на одном уровне.
– Рассказывай подробно, что и как произошло, – велел он, – и ничего не утаивай от меня.
Ясмина стала рассказывать, и зачем-то начала с того, что Фолкет оказывал ей внимание на вечерах. Потом поведала о том, как танцевала с Дэвойром, и как ей было мучительно горько тогда, потому что поняла – все напрасно, она забыть его не может. А очень скоро он станет окончательно для нее недоступен. Рассказала, что Едвига хвасталась своим платьем и тем, как много живых цветов ушло на украшение храма, в котором они будут венчаться. О своем злом недоумении, что Дэвойр любит эту бесцветную и глупенькую сестру Фолкета. А она, Ясмина, при всей ее красоте и обаянии, не смогла завоевать сердце Дэвойра. И, несмотря на все это, травить Едвигу она не собиралась, а уж тем более убивать.
– Что теперь будет со мной, папа? – дрожащим голосом спросила Ясмина, закончив рассказывать, как вылила из пузырька настойку в чашку Едвиги.
– Я не знаю, маленькая моя, хотел бы тебя утешить, что все обойдется… но не могу. Фолкет требует суда над тобой. Дэвойр сидит над телом Едвиги и ни с кем не хочет общаться. Мы, конечно, будем защищать тебя, настаивать, что ты не знала о болезни Едвиги, и просто хотела подшутить над ней, ну, да, так странно подшутить.
– Но я и, правда, не знала о ее болезни.
– Конечно, не знала, – согласился отец, – да никто бы никогда не подумал, что у волеронки больное сердце. Мы намного здоровее людей, живем дольше их, медленно стареем, опять же, по сравнению с ними. Да даже полукровки обладают отменным здоровьем и долголетием. Твоя мама только на четверть волеронка, но и она, если сравнивать ее с ровесницами из княжества, выглядит на двадцать лет моложе их. А тут… чистокровная волеронка… и вдруг больна… была. Хотя догадаться об этом по ее виду можно было, уж очень она отличалась от волеронок, и муссировались слухи, что с Едвигой было что-то не то. Но никому и в голову не приходило, что она так больна.
– А может она полукровка? Или вообще не волеронка? Ведь по женщинам это определить труднее.
– Не знаю, но ее брат клянется, что она чистокровная волеронка… была.
– А ее брат… тоже болен?
– Точно не знаю, но, вроде бы, здоров, – ответил отец и замолчал, о чем-то размышлял, хмурясь.
– Это Кейра рассказала о том, что я подлила настойку? – прервала молчание Ясмина.
– Да, Едвиге стало плохо в доме Кейры, она испугалась, послала за Фолкетом. Когда он примчался, его сестра уже была мертва. Твоя подруга стала кричать, что она не при чем, и что это ты отравила Едвигу. Фолкет сразу же обратился в Департамент правопорядка и дознания, обвинил тебя в убийстве своей сестры и потребовал расследование. Как только он это сделал, меня нашли и доложили обо всем. Я спешил как мог, и еле-еле успел. Если бы… тебя увезли в казематы Департамента, то оттуда достать было бы труднее.
– Казематы… – прошептала Ясмина онемевшими губами.
– Эй, перестань, я не допущу этого. Чуть позже отправлюсь к Владыке, будем думать, что делать нам дальше. Но в любом случае, я не позволю арестовать тебя.
– Отправишься к Владыке? Оставишь меня одну? – жалобно произнесла Ясмина.
– Я не смогу сидеть рядом с тобой постоянно. Но Айтал не допустит к тебе никого, он справится. Обещаю тебе это. С этого момента ты сидишь постоянно в своей комнате, и даже в столовую не спускаешься, вообще никуда не выходишь. Все, что тебе понадобится, принесут. Будь хоть теперь послушной девочкой, Ясмина.
– Да – да, – закивала торопливо Ясмина.
Отец встал, наклонился к дочери и поцеловал ее в лоб.
– Когда вернусь от Владыки, если ты не будешь еще спать, расскажу все, что мы решим, – сказал он, выпрямляясь и нежно касаясь пальцами щеки дочери. – Но я бы посоветовал тебе все же лечь спать. Тебе надо отдохнуть, сон поможет. И еще Ясмина – не изводи себя, уже ничего не изменить.
– Но я виновата, из-за меня умерла Едвига…
– Это роковое совпадение, ты же не подозревала, что она больна. Мы будем доказывать, что это несчастный случай.
– Меня теперь мучает мысль, – опустив голову, шепотом призналась Ясмина, – что если бы в тот момент у меня был с собой яд, то я бы налила его в ее чашку? Или нет?
Амьер присел перед креслом и, обхватив подбородок дочери ладонью, поднял ее голову.
– Больше никогда и никому не говори такого, – строго сказал он, глядя ей прямо в глаза, – и выбрось это из своих мыслей. И вообще думай, прежде чем что-то сказать или сделать.
– Хорошо, я постараюсь.
– Мне надо идти, – поднимаясь на ноги, произнес отец.
– Папа, мне так жаль… если бы я могла вернуться во вчерашний день и все исправить…
– Я тоже хотел бы вернуться назад и кое-что исправить в своей жизни, но нам это не дано, увы. Так что, еще раз повторю – не изводи себя, не казни уж слишком строго. Пусть это сейчас звучит для тебя, как пустые слова, но держись дочь, ты же сильная у меня.
– Я постараюсь, – пообещала Ясмина.
Отец ушел, а Ясмина обвела взглядом свою комнату. Теперь, по сути, это – ее тюрьма на не известно какое время.
Она любила свою комнату, здесь все сделано так, как она захотела. Альков с широкой кроватью, мягкая перина, и так уютно было на ней валяться среди кучи разномастных подушек. Туалетный столик, сделанный по ее эскизам, с множеством ящичков, среди которых были и потайные. Милые, забавные безделушки, расставленные везде, где только можно. В резной раме высокое напольное зеркало, в котором отражается почти полкомнаты, кушетка у окна, на которой она любила вечерами сидеть с книжкой, или, встав на нее коленями, наблюдать закат. Маленький круглый изящный стол с изогнутыми ножками и пара таких же стульев к нему, где она иногда завтракала или ужинала, когда не было желания спускаться в столовую. Обивка мебели, ее цвет и фактура, шелковые обои на стенах, расписанный цветами и дивными птицами умывальник в ванной комнате… все это она с воодушевлением и радостью выбирала два года назад, когда ее из детской пересилили в эту большую и светлую комнату.
А теперь уютное и любимое гнездышко может превратиться для нее в невыносимый каземат.
Но ведь это малая плата за то, что она совершила?
Помимо вины, страха за себя, ее жгло осознание, что про Дэвойра теперь уж точно следует забыть.
Он страдает, и уже никогда не полюбит ее, ведь она, по сути, убила его невесту. А Фолкет, и так не испытывающий к ней теплых чувств, вообще сейчас должен ненавидеть ее.
Ах, ну почему же ничего уже нельзя исправить.
***
Амьер, пока ехал до Владыки, размышлял о том, что шел к Ясмине с невыносимым желанием придушить любимую доченьку. Но увидев бледное до синевы лицо, дрожащие губы, испуганный, затравленный взгляд, не смог даже упрекнуть ее ни в чем. Тем более, что он уже выпустил пар, разобравшись с домочадцами. Жене досталось за то, что разрешила впустить в дом дознавателя, стражникам, что послушались ее. Ну а самого главного виновника – сына Кловиса, еще ждет неминуемое и жестокое наказание. Как он додумался отпустить Ясмину из дома, как посмел сам уйти! Кловис оправдывался тем, что выполнял его поручение, но это мог сделать и любой стражник из их дома, или сотрудник его департамента. Но нет же, ему захотелось это сделать самому, развеяться. Недоумок!
Дочери ему очень хотелось выговорить, что не надо было признаваться ни в чем, не следовало показывать пузырек, из которого она налила в чашку Едвиги. Но не стал этого делать, Ясмина и так раздавлена произошедшим, добавлять ей страданий он не хочел.
Но он сделает все, чтобы помочь ей.
Дело усугубляется тем, что расследование ведет Паврэс. А у них давняя неприязнь, можно даже сказать вражда, и тот с удовольствием навредит ему и его дочери.
А кто назначил Паврэса, он еще разберется.
Глава 14
Ясмина сидела безвылазно в своей комнате. Ее постоянно навещали мать, отец, сестра. Мать заботилась о ней, пыталась как-то развлечь ее разговорами, занять рукоделием, приносила книги, баловала вкусностями. Альга делала то же самое, но иногда Ясмина ловила ее осуждающий взгляд, та сразу же отворачивалась.
Отец на все ее вопросы отвечал скупо, что смерть Едвиги пока расследуется, и ничего того, что уже известно ей, он не знает. Один раз под его диктовку она написала объяснение того, что произошло в гостиной Кейры. Отец обещал, что даже если все и не обойдется, то самое большое – ограничится большим платежом пострадавшей стороне. Но Ясмина с тревогой и страхом думала, что отец просто не хочет ее расстраивать, утаивает от нее что-то важное.
Кловис не появлялся, Айтал был всего два раза. В первый свой приход он равнодушно поинтересовался, может ей что-то надо. Ясмина ответила, что у нее все есть. Она хотела расспросить его о Дэвойре, но брат ушел, не стал с ней дальше разговаривать.
Во второй свой приход он сообщил, что отец жестоко выпорол Кловиса и тот лежит, болеет. Ясмине вначале показалось: Айтал осуждает ее, злится, что из-за нее пострадал брат. Но следующие слова Айтала опровергли ее подозрения, он сказал, что сам бы с удовольствием выпорол Кловиса. Отец посчитал его достаточно взрослым и ответственным, чтобы доверить ему самое дорогое – защиту матери и сестер, заботу о них. А он не справился. И значит, должен быть наказан. Когда Ясмина возразила, что отец поступил с Кловисом слишком жестоко, Айтал зло бросил, что следовало бы выпороть и ее тоже. Ясмина попыталась оскорбиться и заикнулась, что расскажет об этих его словах отцу. Айтал ответил, что ей всегда все сходило с рук, и даже сейчас она сидит здесь и ждет того, как отец все решит к лучшему для нее, а Едвиги нет в живых, и виновата в этом она. Еще он сказал, что она не умеет отвечать за свои поступки, а слова на нее уже не подействуют, поэтому остается только пороть.
– Ты с ума сошел? – возмутилась Ясмина. – Я не хотела этого, я же не нарочно.
– Ты еще скажи, что больше так не будешь! Как была избалованной и самовлюбленной красивой куклой, такой и осталась. И даже то, что по твоей глупости умерла молодая, ни в чем перед тобой не виноватая волеронка, ничуть не изменило тебя, в тебе даже нет ни капли раскаяния, – склонившись к ней, чуть ли не брызгая ей в лицо слюной, зло выговаривал Айтал. – Ты думаешь, что папочка все решит, что он всесильный? Так вот, это не так.
Отпрянув от Ясмины, как от чумной, Айтал развернулся и вышел. Больше он не проходил.
Ясмина после его ухода еще долго мысленно спорила с ним, доказывая, что она изменилась. Пыталась уверить, в том числе и себя, что смерть Едвиги повлияла на нее, что ее приводит в ужас то, что она натворила. Что она раскаиваться в содеянном ею. И грозилась, что он еще поймет это и заберет свои слова назад.
Но слова Айтала зародили в ней сомнения. У нее было много времени, чтобы обо всем подумать, покопаться в своей душе и сердце.
Несмотря на то, что Ясмина почти не знала Едвигу и не испытывала к ней добрых чувств, ее смерть приводила в ужас. Она не хотела, чтобы так все случилось. И брат не прав. То, что Едвига умерла по ее вине, грызло Ясмину день и ночь. Она плохо спала и только с зажженными свечами. Часто во сне к ней приходила Едвига и укоризненно качала головой или грозила пальцем. И Ясмина вскакивала на кровати и в панике оглядывала комнату, убеждаясь, что это ей все приснилось.
Но к своему стыду у Ясмины проскальзывала подлая мысль, что Дэвойр теперь свободен. Она корила себя за это, сама себе выговаривала, что он теперь уж точно потерян для нее навсегда, что он не простит ей смерть любимой невесты. Но проклятое сердце не хотело ничего слушать, оно, дурное, на что-то надеялось, ведь она, Ясмина не по злому умыслу убила, все произошло по ее глупости, желанию задеть невесту Дэвойра, отомстить, хотя бы так подленько. Если бы она знала, как все обернется…
Но чаще Ясмина думала о том, что будет с ней теперь, какое наказание ждет ее. И это беспокоило и пугало ее больше всего. Ведь ее не казнят за убийство? Она же не хотела убивать! И Едвигу уже не вернуть, а она, Ясмина почему должна умирать из-за своей глупости? Да, она виновата в ее смерти, но и не виновата одновременно.
А Едвига, разве она не виновата перед ней? Она увела у нее Дэвойра! Разве она не заслуживает хотя бы такого наказания, как расстройство желудка на свадьбе? Ведь убивать ее Ясмина не собиралась, только немного наказать, испортить такой для нее важный день. Разве она, Ясмина, знала, что у Едвиги больное сердце? Та сама виновата, что с больным сердцем собралась замуж. А как же она рожала бы детей? Если бы умерла при родах, то в ее смерти бы обвинили Дэвойра?
Поняв, куда завели ее мысли в попытке оправдать свой поступок, избежать наказания, Ясмина ужаснулась. Неужели же брат прав, она – самовлюбленная и бесчувственная к чужому горю и страданиям, и беспокоиться может только о себе?
В один из вечеров пришел какой-то усталый, поникший отец. У Ясмины похолодело все внутри, затряслись руки, когда она увидела его таким. Она поняла, что дела не так хороши, как он пытался ей показывать все это время.
Ясмина с тревогой следила за тем, как он прошелся по комнате, оглядел все вокруг, поинтересовался, как она провела день, кто ее навещал, все ли ей приносят, что она хочет.
– Папа, я же вижу, что ты пришел не просто так, – не выдержала Ясмина, прервав пустые вопросы. – Что-то случилось?
Отец вздохнул тяжело и предложил сесть рядом и поговорить.
– Меня осудили и казнят? – пошатнулась Ясмина.
Отец подхватил ее, обнял.
– Ну, ну, что ты выдумала, сидя тут одна, тебя не казнят, я не допущу этого, – успокаивал он, гладя дочь по голове.
Ясмина, прижимаясь к отцу, думала о его словах «я не допущу этого». Значит, все-таки такое возможно?
Отец, обнимая дочь, провел ее к кушетке, стоящей у окна.
– Малышка, я пытался оградить тебя от следствия по делу смерти Едвиги Фолкет, – начал говорить отец, усаживая Ясмину и сам устраиваясь рядом, – я не пускал к тебе дознавателя, пытался, чтобы расследование было тайным. Но мне это не удалось, видимо, у меня слишком много врагов. И даже Владыка, твой прадед, не смог ничего сделать. Но я добился отстранения Паврэса, доказав, что он не беспристрастен – у нас с ним давняя личная вражда. Сейчас дело расследует другой дознаватель, более сговорчивый. Но дело получило слишком громкую огласку, а Фолкет не хочет идти на соглашение, отказывается от всего, что ему предлагается.
– А почему Владыка не навестил меня ни разу?
– Потому, что ты под домашним арестом, и навещать тебя нельзя никому. Но давай все же вернемся к твоему делу, вернее к делу убийства Едвиги Фолкет.
– Убийства? Меня обвиняют в преднамеренном убийстве? – обмерла от ужаса, Ясмина.
– Легар Фолкет настаивает на этом, – пояснил отец, – но мы смогли отмести, доказав, что, если бы Едвига была здорова, то не умерла бы от той дозы настойки, что ты подлила ей. А знать, что у нее больное сердце, ты не могла. Выяснилось, что даже Дэвойр не знал этого.
– Как он? – тихо поинтересовалась Ясмина.
– Кто? Дэвойр? Ну как тебе сказать… – вздохнул отец. – Он горюет, но, в отличие от Фолкета, понимает, что ты не собиралась убивать Едвигу, что это роковое совпадение, очевидная глупость с твоей стороны, обернувшаяся трагедией.
– Он не обвиняет меня? – оживилась Ясмина. – Он не считает меня убийцей его невесты?
– Не надо, маленькая, – покачал головой отец, – здесь надежды для тебя нет. Дэвойр, несмотря на то, что не верит в совершенное тобой преднамеренное убийство, все же считает тебя виноватой в смерти Едвиги. И он так же, как и Фолкет, требует тебя наказать. Другое дело, что не так жестоко.
– А что для меня требует Фолкет? – спросила сникшая Ясмина.
– Пока не думай об этом. Он слишком много хочет. Но от одного его требования мы не можем отмахнуться или как-то избежать его, потому что он в своем праве.
– И что же это за требование? – насторожилась Ясмина.
– Он вызывает нас на Суд Справедливости Волеронов, который всегда происходит в старом Зале Правосудия, и он находится в горах. И твое присутствие там обязательно.
– Зал правосудия? – переспросила Ясмина. – И что меня там ждет?
– Там будет не один судья, как у нас в Змеиной пустоши. Судить будет совет, состоящий из нескольких достойных волеронов, которые заслужили среди нас уважение и репутацию честных и благородных. По крайней мере, те, кто надеется на неподкупное и беспристрастное правосудие, в это хотят верить. Суд Справедливости собирается редко, и далеко не каждое дело удостаивается рассмотрения им.
– А я, значит, оказалась достойна?
– Я думаю, дело в том, что… чистокровную волеронку убила… прости… полукровка, – с трудом, запинаясь, произнес отец.
– А стоит ли мне в таком случае надеяться на честное и беспристрастное правосудие в отношении себя? – вскинулась Ясмина. – Ведь раньше меня бы просто убили без суда и следствия!
– Да, так бы и было! – неожиданно жестко сказал отец. – По старым законам тебя бы убили сразу же, не разбираясь. Но мы теперь живем в новом обществе. И они не посмеют относиться к тебе, и судить тебя как… как…
– Чего уж там, договаривай – как эт-дэми, – с горечью произнесла Ясмина.
Отец придвинулся к дочери, схватил ее в охапку, прижал к себе, она уткнулась ему в грудь и тихо заплакала.
– Не надо, не плачь, я не оставлю тебя там одну, буду рядом, и не позволю им…
– Скажи, – перебила его глухо Ясмина, хлюпая носом, – а ты когда-нибудь обращался в этот Суд справедливости, требуя наказать виновного?
– Да, – коротко ответил отец, целуя дочь в макушку.
– И что? – все так же глухо, уткнувшись в грудь отца, спросила Ясмина.
– Я проиграл.
– Значит, ты не добился справедливости? – удивилась она, поднимая голову и заглядывая в глаза отца.
– Я был не прав тогда, – ответил отец, – и я рад, что проиграл.
– А-а-а-а, – протянула Ясмина, догадываясь, о чем говорит отец.
– Суд собирается через три дня. Нам надо обсудить, о чем можно говорить на суде, а о чем лучше промолчать или выразиться по-другому, чтобы поменять значение, – деловито произнес отец, выпуская из объятий дочь и вставая. – Сейчас ты умоешься, я велю подать нам сюда обед, а потом мы обсудим, что нас может ждать на суде. Скоро придет Айтал и присоединится к нам.
– Хорошо, – согласилась Ясмина, вздыхая.
– Ну, вот и ладненько, – наигранно бодренько ответил отец.
