Текст книги "Спасите наши души"
Автор книги: Галина Полынская
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
Глава тридцать третья
Очнувшись, я еще долго не могла сообразить, где же нахожусь, так сильно кружилась голова и перед глазами вертелась лихая карусель, накручивая несусветную тошноту. Сфокусировав зрение, я кое-как огляделась. Находилась я в какой-то маленькой странной комнате с треугольным потолком и голой желтой лампочкой. Сквозь круглое окошко сочился бледно-серый день. Лежала я на полу, не было даже матраса. Попытавшись приподняться, я рухнула обратно, от слабости и прямо таки антинаучного головокружения. За спиной распахнулась дверь и два неслабых парня внесли на носилках мою драгоценную подругу. Признаков жизни она не подавала.
– Тая! – прохрипела я, в горле было сухо, как в израильской пустыне. – Ты жива?
Моя дорогая подруга не ответила. Ее, как мешок с картошкой бросили на пол у противоположной стены.
– Эй! Вы чего! Нельзя же так!
На меня обратили внимания не больше, чем на пустое место. Приподнявшись на локтях, я пыталась встать, но тело не слушалось. В дверь заглянул еще один парень, он швырнул на середину комнаты нашу сумку с вещами, туда кое-как насовали мою одежду, оставленную в целительной. Ничего не сказав и не почтив меня своим вниманием, все ушли и в замке пару раз повернулся ключ.
– Таечка! – как раненый боец, я поползла к ней, превозмогая дурное самочувствие. – Дорогуша, ты жива?
Как могла, я уложила ее поудобнее на спину и пощупала пульс, слава богу, он был, значит ее отключили так же как и меня. Но почему? С чего вдруг? Я похлопала Таю по щекам, пытаясь привести в чувство. Она замычала, приоткрыла глаза и посмотрела на меня мутным взглядом.
– Таечка, – гундела я, – очнись, дружок, очнись скорее!
– У-у-у-у, – произнесла Тая и сделала такое лицо, будто собралась как следует прочистить желудок.
На всякий случай я отодвинулась в сторону. Постепенно к ногам стала возвращаться чувствительность, тело тоже стало слушаться почти как прежде.
– Где мы? – хрипло, медленно произнесла Тая.
– Не имею понятия, но место смахивает на чердак коттеджа, видишь какой потолок и окно.
– А что мы тут делаем?
Мне оставалось лишь развести руками.
Тая довольно быстро пришла в себя, и мы взялись перетряхивать нашу сумку. В ней все было перевернуто и скомкано.
– Смотри, – Тая вытащила за шнурок остатки разбитого диктофона. – И вот еще.
Она выгребла то, что осталось от моих фальшивых удостоверений журналиста, детектива и помощника следователя, подаренный Тайкой на восьмое марта.
– Ты зачем их с собой взяла?
– Да я и забыла совсем про эти дурацкие корочки. Почему они вдруг сумку только сейчас обыскали?
– А ты не чувствуешь, чем пахнет?
– Чем?
– Вином.
На дне сумки разбилась винная бутылка, она нас и предала самым распоследним образом.
– Ой, как глупо-то! – растянула меха трагической гармони Тая. – Из-за какой-то бутылки мы так попалились!
– А нечего было таскать всюду за собой спиртное, – из испорченной сумки я извлекла мокрую пачку «LD» и принялась осторожно выкладывать сигареты на пол для просушки. – Можно подумать, ты уже законченная алкоголичка и не можешь прожить без вливаний!
– Я ж для нас обеих старалась, чтобы стресс…
– Зато теперь вон какой стресс, всем стрессам стресс! Нас тут теперь мигом распотрошат и поминай, как звали, и все благодаря тебе, пьяница!
– А ты…
Высказывалась Тая долго, но не по существу и я ее не слушала. Поднявшись на ноги, я справилась с приступом головокружения и подошла к окну. Выходило оно на лес и забор с торца дома.
– Тая, пленку с фотоаппаратом ты куда дела? – спросила я просто так, даже не надеясь, что она успела их толково спрятать.
– Иди я тебе на ухо скажу, вдруг тут подслушивают.
Я села на пол рядом с нею, и подруга зашептала мне в ухо.
– Где? – изумилась я. – Ты серьезно?
Она закивала.
– И что, ты одна, ночью…
– Да, да.
– Да ты прямо народная героиня! – моему восхищению не было предела.
– Я еще и Горбачеву позвонила, – надулась от гордости за себя Тая.
– Правда? – в душе сверкнул луч радостной надежды.
– Да, но я успела сказать только: «Михаил Сергеевич» и батарейка сдохла.
– О-о-о-о… – луч моментально затух. – Позвонила, называется!
– Ну, как смогла, мне ж негде было его заряжать.
– Кошмар, значит никто не придет к нам на помощь и никто не придет нам на помощь. Тая, мы крупно вляпались. Они из нас все вытрясут, а потом…
– Что потом? Куча народу знает, куда и зачем мы поехали! Нас будут искать!
– Помнишь липовое Ирино письмо? Вот то-то же. Умудрились же они как-то скрыть столько трупов, двумя больше, двумя меньше. Если нас сразу не убили, значит мы еще им зачем-то нужны. Тая, сейчас самое время включать интеллект на всю катушку и искать пути побега.
Я села у окна, разглядывая осенний пейзаж, Тая копалась в сумке, выкладывая вещи на просушку, интеллект она включать не собиралась. Мои мысли перешли на архитектуру. Если нас засунули под самую крышу, то по идее вход-выход должен быть в полу, но тут имелась дверь. Если к ней с той стороны приставлена лестница, то каким образом по ней подняли носилки с Таей?
– Сена, ты явно думаешь о чем-то не том!
Да, действительно. Я попыталась думать о чем-то том.
– Бежать нам, Тая, надобно, бе-жать. Церемониться с нами никто не станет.
– О, смотри, а эта уцелела, – Тайка держала бутылку шампанского. – Сигареты высохли?
– Тая, ты вообще чего? Мы, может быть, последний день живем, а ты…
– Вот именно, Сена, мы, может быть, живем последний день!
В ссорах, спорах и тематических беседах мы скоротали время до самого вечера. Бедных узниц никто не проведал, но и не убил, что не могло не радовать. Мы курили ментоловые сигареты, вымоченные в красном вине, и размышляли над жизнью своей неудавшейся. Шампанское не трогали, хотя Тая то и дело к нему подбиралась.
– Сена, ты давай думай, думай! Как спасаться будем?
Ну, конечно, я ж тут единственный супермозг, остальные так, для красоты головы носят.
Перебрав все возможные варианты, я вынуждена была признать, что выход у нас был только один.
– Выход у нас, Тая, только один.
– Какой?
– Разбить окно и прыгать.
Тая уставилась на меня блестящими круглыми глазами, и прошептала:
– Ты чего? Это ж получается, почти с третьего этажа…
– А иначе никак.
Воцарилась прямо таки грандиозная пауза. Тая поднялась с пола и, неуверенно ступая, подошла к потемневшему окну.
– Сена, это не возможно! Мы разобьемся!
– Не разобьемся, не такая уж и высота.
– Переломаем все ноги!
– Лучше с переломанными ногами, но живые, чем с целыми, но в морге. Вспомни полянку за забором, это должно тебя вдохновить.
– Охо-хо, – она села на пол и обхватила голову руками, – так мы не договаривались…
Не слушая стенаний подруги, я размышляла над вопросом: как бесшумно разбить стекло, чтобы на его звон не сбежалась вся община?
– Тая, ты не знаешь, как разбить окно, чтобы шума не было?
– Ты опять за своё?
– Теряем время, балда ты эдакая! В любой момент сюда могут придти святые братья или сестры со шприцами, и мы отъедем в лучший мир, так и не став богатыми и знаменитыми. Ну так знаешь или нет? Ты же много криминальных передач смотрела, хоть что-то должно было в мозжечке отложиться?
Тая глубоко задумалась. Я царапала ногтем по стеклу, звук получался душераздирающим.
– Кажется, нужно приложить газету, – неуверенно начала Тая.
– Куда?
– Ко лбу! К стеклу, разумеется. Приложить и тюкнуть.
– Я тоже об этом где-то слышала, по-моему, газета должна быть мокрой, ее к стеклу нужно прилепить.
– Да? Я этого не знала, но в любом случае газеты у нас нет.
Я отошла от окна и склонилась над разложенными по полу предметами, извлеченными из сумки.
– Может это подойдет? – я взяла псевдошелковый платок весь в красных винных пятнах. – Какая разница, газета или тряпка?
– Можно попробовать.
К сожалению, в сумке вино уже высохло, а платок надо было чем-то намочить.
– Открывай, Тая, шампанское.
– Ой, наконец-то! – обрадовалась дурочка по незнанию.
Шампанское открыли без проблем, прямо загляденье, и я щедро принялась лить его на косынку.
– Сена, что ты делаешь?!
– Пытаюсь нас спасти, что же еще! Не ори, тут осталось больше половины.
Мокрую, капающую тряпку я отнесла к окну и налепила на стекло.
– Надеюсь, все правильно.
– Угу, – Тайка аккуратно цедила шипучку из горла, опасаясь выстрела пены в нос.
– И мне дай, единоличница!
Опустошив бутылку, я взяла ее за горло и решительно двинула к окну. Кривенько размахнувшись, кое-как треснула по платку. Ничего не произошло, стекло осталось целым. Тайка издевательски фыркнула.
– Дай сюда, ничего не умеешь.
– Непривычно мне окна бить, я по природе своей созидатель.
– А я, значит, разрушитель, спасибо, буду знать.
Взявшись двумя руками за горлышко бутылки, она коротким и резким ударом врезала по платку. Раздался треск. Аккуратно отлепив платок с кусочками стекла, мы улицезрели трещины и острые куски, торчащие из рамы. Обернув руки майками, навсегда испорченные вином, мы осторожно извлекли стекло и положили на пол. Пара осколков все-таки упали вниз, но у дома был газончик, поэтому звона слышно не было.
– Я не прыгну, – прошептала Тая, выглядывая, – не хочу пузом на забор…
– Примеримся, как следует…
– Сена, мы упадем на забор!
– Не упадем, – хотя особой уверенности я не испытывала, – или перед ним или за него.
– За ним деревья и ветки!
– Тая, не дрейфь, смотри вон и наша рогатина, всего в каком-то десятке метров. И мы свободны.
Тая собралась пустить трусливую слезу, но я была полна решимости обрести крылья и улететь из этого ужасного места.
Глава тридцать четвертая
– Ну?
– Не могу, – всхлипнула Тая, – боюсь…
Что мне оставалось делать? Трясясь от страха, я принялась демонстрировать примеры беспрецедентного мужества. Я села на край рамы, свесив ноги туда.
– Как там? – пискнула Тая.
– Отлично, – я поежилась.
Несмотря на то, что мы нацепили на себя всю одежду, какая была, ветер пронизывал до костей. Ботинкам я нащупала какой-то выступ, но он был слишком узким, чтобы на него встать. Мысленно попрощавшись с Лаврентием и коллективом газеты «Непознанный мир», я прыгнула. За несколько секунд полета вся жизнь пронеслась перед глазами. Приземлилась я так быстро, что даже не успела ничего пообещать Богу за свое спасение. Посадка произошла не совсем удачно, левую ногу пронзила острая боль, такая сильная, что я тихонько взвыла, боясь привлечь чье-нибудь нежелательное внимание. Краем глаза я заметила, как сверху со свистом летит нечто большое, и едва успела откатиться в сторону. Таюха прилунилась еще неудачнее,
– Ай! Ай! – схватившись за ногу, она каталась по земле. – Сломала! Я ногу сломала!
– Ты какую?
– Правую!
– А я левую, значит на двоих у нас по одной здоровой ноге, а это не так уж и плохо. Ты стопой пошевелить можешь?
– Вроде могу.
– Значит, не сломала, растянула или подвернула. Потом разберемся, вперед, к коряге над забором!
Завывая от боли, мы поднялись и, поддерживая друг друга, устремились к заветному знаку. Пролезая в дыру, я успела заметить, как народ топает в молельную, нас же в темноте видно не было.
– Пока, психопаты, – произнесла Тая и пристроила доски на место.
Я выдернула рогатину, отшвырнула подальше, и мы углубились в лес. Нам было все равно куда двигаться, главным было выйти к любому населенному пункту и добраться до телефона.
– Ты помнишь телефон Горбачева? – сопела я, отыскивая палку покрепче, чтобы облегчить свои страдания.
– Да, 02!
– Нам нужен именно Горбачев. Мобильник у тебя?
– Он там же, где и пленка с фотоаппаратом. Ой, как больно! Сил нет!
Тая привалилась к стволу сосны и принялась безостановочно стонать, требуя, чтобы я отдала ей свою палку. Я отдала, что я себе в лесу другой палки не найду, что ли? У меня стопа хоть и болела, но жить было можно, а вот Тайка, видать, пострадала всерьез, и сердце мое было преисполнено сочувствием.
– Если бы у тебя был перелом, ты не смогла бы ходить, – как могла, утешала я страдалицу.
– Я и так не могу!
– Надо, Таечка, надо, дорогая, мы еще в двух шагах от общины, нас догнать и схватить – пара пустяков. Давай, вперед, вперед.
Шли мы в сторону прямо противоположную Подосинкам, что, в принципе, имело смысл, неизвестно, сколько сектантов еще оставалось в милом уютном поселке.
Со всеми привалами и остановками шли мы часа два, а лесу все конца и края не виднелось. Конечно, будь у нас все конечности в порядке, двигались мы бы значительно быстрее и наверняка давно вылезли к ближайшей деревне.
– Сена, я больше не могу! На ногу даже наступить не получается! Аж в голову стреляет и в сердце бьет!
– Что ты предлагаешь? – рядом лежало поваленное дерево, но я осталась стоять, боясь, что если сяду, то уже не встану. – Если я пойду одна, чтобы вернуться с помощью, я тебя ни за что не найду в этом лесу, тем более ночью. Хочешь, сиди тут до утра, а завтра попробую организовать тебе МЧС с вертолетом, но это будет долгая история, сразу предупреждаю.
– Сена, что я тебе плохого сделала?
– Тая, ты пойми, идти все равно придется. Соберись с силами.
Она собралась, и мы поковыляли дальше.
Когда деревья расступились и нашим измученным взорам предстали деревянные дома, мы едва не разрыдались от радости. Не смотря на поздний час, в меленьком домишке у самого леса горел свет. Домишко напоминал старую собачью будку, но все же там кто-то жил. Интересно, кто?
– Старый людоед, – сказала Тая.
– Что ты сказала? – удивилась я.
– Говорю, там, наверняка, живет старый людоед.
Неужели я говорила вслух?.. Мистика, ей богу.
Подойдя к домику, мы попытались заглянуть в окно, но оно было старательно занавешено древней мужской майкой с лямками. Но даже такая «занавеска» не послужила преградой нашему горячему желанию проникнуть внутрь, и Тайка принялась долбиться в дверь.
– Ты потише, а то эта хибара развалится.
– Кто еще? – раздался крайне неприветливый голос.
– Извините, пожалуйста, – вразнобой затянули мы, – помогите нам! Впустите!
Дверь приоткрылась. Этого персонажа народного эпоса я узнала сразу – грязный дедушка из подосинковского поселка. Дедушка тоже нас узнал, так и мы стояли столбом, таращась друг на друга. Тая не выдержала первой:
– Будьте добры, – заскулила она, – мы ранены! Впустите нас!
– Ранены? – дедушка, облаченный в какую-то несусветную рванину, пристально оглядел нас с ног до головы. – И кто ж вас ранил?
– Нам пришлось прыгать из окна четвертого этажа.
Приврала чуток, что такого. Для себя я твердо решила, что если дед нас не впустит, мы забьем его палками, но в дом все равно попадем. Я уже на все была способна.
– Ну, заходьте, – он посторонился, а мы заковыляли внутрь. Пахло чем-то странным…
Изнутри хибара выглядела так же, как и снаружи. Одна комната с самодельным столом и топчаном, перегороженная занавеской, за занавеской что-то булькало. Взглянув на нас при свете, дедуля покачал головой.
– А ну-ка, сидайте туды, – указал он топчан.
Мы не заставили себя долго уговаривать. С кряхтением и стонами присели на топчан, вытягивая травмированные конечности. Дедуля скрылся за занавеской.
– Сейчас предложит нам вареной человеченки, – шепнула мне Тая.
– Рада, что ты даже в таком состоянии не теряешь чувства юмора, – вздохнула я.
Дед принес бутылку с мутным содержимым, половинку черного хлеба, пару желтоватых соленых огурцов и вареные яйца. Накрыв газетой стол, хозяин сервировал поздний ужин. Из бутылки он щедро разлил по граненым стаканам мутную жидкость и протянул нам.
– Давайте, девки, грейтесь.
И я, наконец-то поняла, чем пахнет в лачуге – самогоном, дедуля не был людоедом, он просто гнал первач. От сердца отлегло. Мы с Таюхой молча чокнулись и… в первое мгновение мне показалось, что я глотнула бензина и некий крошечный чертик поджег его прямо у меня во рту. Выпучив глаза, Тайка кашляла, как при последней стадии туберкулеза.
– Удался, – довольно ухмыльнулся дед, глядя на наши конвульсии, – забористый.
Налопавшись огурцов и хлеба, кое-как перевели дух.
– Предупреждать надо, – выдавила Тая, – мы себе, наверное, все внутренности спалили! Сколько там градусов?
– Семьдесят, – с гордостью за свою продукцию ответил «пивовар Таранов». – Как слеза.
Мутные «слезы» в стаканах источали аромат сивухи и еще чего-то дурного, или же мы просто не привычны к народному промыслу? Деда звали Михеич, наших имен он и спрашивать не стал.
– Дедуня, – заплетающимся языком попыталась произнести Тая, – у вас к нам… у нас к вам одна большая и важная просьба. Тут есть где-нибудь телефон?
– На почте, – дед то и дело наведывался за занавеску, видать такой ответственный процесс нуждался в постоянном контроле.
– Надо позвонить. Мы не можем ходить, – Тая попыталась снять ботинок с больной ноги и закричала.
– О, господи, – я тут же пришла на помощь.
Вдвоем мы с грехом пополам стянули башмак и носок, стопа угрожающе распухла.
– Говорю же тебе, перелом у меня! – Таисия собралась рыдать.
– Пошевелить пальцами можешь?
– Не знаю!
Я осторожно сняла свой башмак, моя нога выглядела так же, если не хуже, она еще и отливала трупной синевой. Увидев мою конечность, Тая немного успокоилась на свой счет.
– А куда звонить? – из-за занавески возник Михеич.
– Одному человеку, он должен приехать за нами. У вас есть бумага и ручка?
Дед кивнул и принес газетный обрывок и карандашный огрызок. Совместными потугами мы вспомнили рабочий и мобильный телефон Горбачева.
– Надо обязательно дозвониться и сказать, что мы у вас, – Тая совала деду обрывок, – пусть срочно приедет и заберет нас.
Дед кивал и бегал за шторку.
– Давай, что ли еще выпьем? – предложила Тая. – Нога вроде меньше болит.
– Да, в качестве анестезии можно.
Постепенно мы допили свои порции до конца. Самогон перестал казаться зловонным, а жизнь страшной и беспросветной, роднее деда вообще не существовало на земле человека.
– Ты прости, нас, дедушка, – всхлипнула Тая, – мы ж про тебя сначала так плохо подумали…
– Да, – вторила я, пытаясь облупить скорлупу с яйца непослушными руками, – думали, ты крысами питаешься.
– Какими крысами, Сена? Совсем ты обалдела уже! Чертями, а не крысами, чертями! Дедуль, ты чертей ел? Вкусные?
Глава тридцать пятая
Утро мы проснулись от дедовой возни, он укладывал пластмассовые полутора литровые бутылки в сумку на колесах. Мы так и провели ночь вповалку на топчане.
– Дедушка… – прохрипела Тая, как его зовут, разумеется, никто не помнил, – воды…
– Вода там, за занавеской.
Он укомплектовал сумку и собрался на выход.
– Вы помните, мы просили вас позвонить?
– Да, вот распродам и заверну на почту.
– Спасибо, – я сдавила руками гудящую голову, но легче все равно не стало.
Дед ушел заниматься своим бизнесом, а мы стали приводить себя в относительный порядок. От дедулиной продукции мы не скончались, но и особыми живчиками себя не чувствовали. На одной ноге я допрыгала до заветной шторки и заглянула на таинственную территорию. Допотопная электроплита, на ней пара громадных кастрюль, все остальное пространство занимал низенький столик, крытый древней клеенкой и хитроумный самогонный аппарат на нем. Ржавая раковина с краником холодной воды прилагалась. Вода оказалась не просто холодной, а ледяной, будто ее специально сюда поставляли из самой глубины Арктики. Но удивительным образом от холоднючей воды прошла головная боль, должно быть заморозилась в черепной коробке.
– Сена, дай попить! – хрипела умирающая.
Я огляделась в поисках стакана. Под раковиной стоял пятилитровый баллон с огурцами и рассолом. Огурцов было штук пять, они мирно дремали на дне, зато рассола – хоть залейся.
– Тай, тебе воды или рассолу?
– Конечно, рассолу! И поскорей, я то сейчас издохну! Чтоб я еще когда-нибудь в своей жизни притронулась к алкоголю…
Да, да, сто раз уже эту песню покаянную слыхала. Избегая касаться травмированной конечностью пола, я умудрилась разжиться стаканами, вымыть их, напиться рассола и напоить страдающую подругу. Брюки-джинсы мы сняли еще вчера и вовсю щеголяли в одних колготках и свитерах, ничуть не стесняясь дедуси, да и он особо не обращал на нас внимания и не производил впечатления сексуального маньяка. Людоеда – да, маньяка – нет.
Освежившись рассольчиком, мы занялись осмотром своих ног. Моя вроде ничего, только начала распухать, а Таюхина раздулась раза в полтора, причем вся, до бедра.
– Хреново, – озвучила я свои медицинские наблюдения.
– Кажется, у меня еще и температура, – Тая старательно щупала лоб.
– Ложись давай, – я помогла ей вытянуться на топчане.
– Накрой меня чем-нибудь!
– Сию секунду, барыня, укрою.
– Чем это? – принялась капризничать Тая, она всегда становилась невыносимой, когда за нею кто-нибудь ухаживал.
– Вонючим дедушкиным пледиком.
– Ой, не надо!
– Сейчас включу плиту, будет теплее, а ты думай о том, что скоро за нами приедут и спасут, немного уже осталось.
Тайка продолжала чего-то там нудить, но я ее не слушала, я радела по хозяйству, пересиливая боль, если раскиснем обе – труба дело, гражданин начальник.
Минуло, должно быть, часов пять, прежде чем дед соизволил вернуться.
– Ну?! – хором заголосили мы, едва он показался на пороге. – Позвонили?!
– Позвонить-то позвонил, – ужасающе медленно он принялся расстегивать свою черную то ли куртку, то ли фуфайку, – да не отвечает никто.
– Что, совсем никто? – у меня прямо микро инфаркт приключился. – Ни по одному телефону?
Дед кивнул.
– А у безбожников-то там чё творится, – он довольно хмыкнул и стал стягивать резиновые сапоги.
– У каких безбожников? – приподнялась Тая.
– Да у нехристей, что понастроили домов у самых Подосинок.
– А что у них там твориться? – я даже дышать перестала.
– Оцепили все, мужики в камуфляже…
Мы с Таюхой переглянулись.
– Дедуль, а ты туда не сходишь, не спросишь у дяденек в камуфляже, там ли Горбачев?
– И получить прикладом в темя? Нет.
Нам во что бы то ни стало нужен был Горбачев. Мобильный телефон и бесценные улики ждали своего часа на даче.
– Дедушка, – Тайка смотрела на него странным туманным взглядом, – есть у тебя какая-нибудь тачка?
– Есть, мешки с картошкой на ней вожу.
– Отвези-ка нас на дачу к Мордухиным, заплатим, как за такси.
Дед посмотрел на нас, как на ненормальных, но нам удалось убедить его в крайней необходимости этой поездки.
– И у меня, между прочим, уже гангрена началась, – завершила Тая акт устрашения.
Тачка оказалась большой, серой и грязной. На распухшие ноги натянуть брюки и ботинки не представлялось никакой возможности. Видя нашу кислую задумчивость, дед настелил на дно старых, не менее грязных газет и какого-то тряпья. Сунув нам в руки драный плед, он сообщил, что экипаж готов.
– Надо было самогонки выпить на дорожку, – судорожно вздохнула Тая и поковыляла к «оббитой бархатом карете».
Расположились мы вполне комфортно, прикрылись пледом, дедка взялся за ручки, и мы тронулись в путь дорогу. Толкал он нас впереди себя и вполне успешно, так что ехали мы первым классом, только каждую кочку считали.
– Прямо «Мерседес», – льстила Тайка деду, укутывая ноги нашими носильными вещами, я же следила за ботинками.
Дед молча сопел, выруливая на проселочную дорогу. Погода портилась. Небо заволокло тучами, кажется, собирался дождь, хорошо хоть ветра не было.
Вскоре на горизонте показались знакомые виды: забор общины. Подъехав поближе, мы попросили нашего возничего притормозить. Да, ребята в камуфляже и черных масках действительно имели место быть… Пока мы глазели на суматоху вокруг общины, странный экипаж заметил ближайший к нам дядя в форме, и на всякий случай пошел в нашу сторону.
– Ехать дальше? – отчего-то занервничал дед-самогонщик.
– Погоди, дедусь, – ответила я и замахала дяде в форме. – Скажите, пожалуйста, там случайно нет детектива Горбачева?
Синие глаза сквозь прорези в маске изучали диковину.
– Горбачев там или нет?! – рявкнула Тая.
– Михаил Сергеевич? – нехотя уточнил синеглазый.
– Да!
– Вроде был…
– Найдите его немедленно и скажите, что Сена с Таей тут, в тачке, он поймет!
Камуфляжный неспешно отправился в обратный путь. Деду хотелось курить, но он не мог отпустить тачку, мы бы рухнули навзничь.
– Давайте я вам прикурю, – продолжала любезничать Тая.
– Вот тут, в верхнем кармане.
Тайка вытащила из верхнего кармана пачку «Примы» и коробок спичек. Я глумливо улыбнулась, но подруга мужественно раскочегарила папиросину без фильтра и сунула нашему извозчику, отплевываясь от табачных крошек.
– Тая, – едва не заплакала я от счастья, – смотри, вон Горбачев!
С развевающимися полами пальто к нам спешил наш милый детектив.
– Михаил Сергеевич! – заголосила Тая. – Родненький! Мы здесь!
– Тая, Сена, как вы меня напугали! Куда же вы пропали? – казалось, он ни капли не удивился, увидав нас в таком транспорте. – Я вас там всюду ищу.
– Мы спасали свои жизни, – важно ответила Таюха. – Мы все расследовали, все раскрутили. Видели, сколько там трупов?
– Где? – насторожился Горбачев.
– Ну там, операционная сообщается с небольшим моргом, и там в ящиках…
– И морг, и ящики мы видели, всё пусто.
– Значит, уже успели убрать… – Тая задумчиво смотрела вдаль. – Вообще-то мы едем на дачу Мордухиных, там спрятаны все улики и доказательства того, что трупов в общине больше, чем надобно. И Ира Колесникова тоже там. В ящике. В морге.
– Да? Ох… Я все еще надеялся, что она жива.
Дед напомнил о себе энергичным покашливанием. Горбачев встрепенулся.
– Где эта дача?
– В Подосинках, недалеко от станции.
– Тогда бегом слезайте с тачки, на машине…
– Мы не можем слезть бегом, – я откинула плед и продемонстрировала плачевное состояние наших конечностей.
– Боже мой, кто это вас так?
– Никто, мы сами.
– Ладно, тогда сидите, как есть, я сейчас машину подгоню.
И Горбачев поспешил обратно к забору общины. Дедуся принялся, было, любопытствовать, о чем это мы таком интересном вели беседу, но мы мигом пресекли эти попытки, сообщив, что служебная информация не разглашается.
Вскоре, петляя меж деревьев, подскакивая на кочках и проваливаясь в канавки с овражками, появились «Жигули» Горбачева. С величайшими предосторожностями нас по очереди пересадили в салон.
– Большое спасибо за помощь, – Тая отцепила от попы приставшую газету и протянула деду. – Родина вас не забудет.
Горбачев дал нашему кучеру денег, и мы помчались к Мордухиным на дачу.
– Послушайте, – Тая взяла у Горбачева сигарету, – а как тут все эти граждане в камуфляже оказались? Мы же так и не успели вам позвонить, сообщить…
– Таечка, когда я среди ночи услышал твой голос, мне больше ничего не требовалось. «Величием Духа» интересовалось не только наше агентство, но и более серьезные организации, их подозревали в покупке и хранении наркосодержащих веществ, но серьезных оснований на обыск не было. На Петровке сейчас работает следователем мой старый друг, мы еще по институту знакомы. Я держал его в курсе событий. Когда встал вопрос о причастности секты к исчезновению людей, вопрос об ордере на обыск решился в два счета. После Таиного звонка…
– Понятно, – вздохнула я, – значит, мы вполне могла бы вас дождаться, а не ломать ноги, почем зря.
– Это еще не известно, – Тая протянула сигарету и мне, – вдруг они успели бы избавиться от ненужных свидетелей? Так что правильно мы все сделали. Вот тут сворачивайте, Михал Сергеич, а там уж совсем рядом.
– Если надо, мы можем показать, где они людей закапывают, – сказала я, глядя в окно, и размышляя, стоит ли вылезать с заявлением, что, скорее всего, причастна к смерти человека? Если не ошибаюсь, это называется непредумышленным убийством…
Горбачев остановил у мордухинской дачи и получил подробные инструкции от Таиски, где искать улики.
– Среди ночи, одна сюда бегала, – хвасталась подруга, – и все для того, чтобы сохранить улики! Ключа от дома у меня не было, так я все в поленницу-дровяницу покидала, там ищите!
– Надеюсь, они все еще там, и никто из сектантов сюда не наведывался, – сказала я, дабы хоть чуточку умерить ее звездность.
– Ты Сена так не говори! Не смей!
Мое зловещее пророчество не сбылось, все было на месте. Горбачев добросовестно перетаскал в машину наше имущество, включая печатную машинку Влада, а все улики: аудиокассеты, фотопленку убрал во внутренний карман пальто.
– Фух, – я убрала со лба растрепавшиеся волосы, – фенита ля комедия. Едем домой, Михаил Сергеевич.
– Сначала в больницу, милые, а после уж домой, где-то через месяцок, я думаю.