Текст книги "Чара силы"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Даждь оцепенел от изумления. Он видел Ящера и успел привыкнуть к его размерам, но это существо поражало воображение.

Змеиха ненамного превосходила Ящера – всего на пять–шесть локтей, – но ее сложение затмевало рассудок. Это действительно была змея – огромная, с уродливыми лапами, многочисленными наростами на чудовищной морде, складками дряблой кожи на шее и груди и кожистыми крыльями. Но чешуя потеряла половину своего блеска, наросты обтрепались, старая кожа колыхалась при каждом движении, а крылья висели, полупарализованные старостью. Но все‑таки Змеиха была достаточно проворна – в этом Даждь смог убедиться, когда она ринулась на него.

Он еле успел увернуться от хвоста, что просвистел над ним и разнес в порошок невысокую колонну, одновременно оставив вмятину в стене. Посыпались камни, но Змеиха не почувствовала боли, а размахнулась вторично, беря на сей раз ниже.

Она хлестала хвостом, порой помогая себе лапами и мордой, и у Даждя не было и мига передышки, чтобы осмотреться. Змеиха теснила его обратно к выходу, к пропасти – это означало, что вожделенная чара находится у нее за спиной, но обойти врага не было возможности – случайно или намеренно Змеиха наступила на полотно, придавив его к полу, и ползла по нему, прямо к Даждю.

Оставалось одно средство – рискнуть и сойти с полотна. Но до сих пор он выживал только потому, что не расставался с ним, цепляясь даже руками.

Однако, если Змеиха изловчится и загонит его обратно на мост, она сможет сбить его вниз, и тогда ему вряд ли повезет.

Несколько раз Даждь пробовал отражать удары, но меч отскакивал от твердой чешуи. Змеиха всякий раз смеялась, не раскрывая пасти.

Он уже оказался снова в котловане, и полотно под ногами начало пружинить – верный признак того, что начался подъем. Змеиха торжествовала. Приостановившись, она прицелилась получше, чтобы сбить слишком верткого противника с ног и закатить к краю. Хвост ее взвился, прочертил свистящий полукруг и… человек исчез.

Змеиха не была уверена, что ее не подвело слабеющее зрение, и скоро убедилась в этом. Хвост слишком звучно шлепнул по камням, и она заметила, как с него соскочил ее драг. Вмиг ловко перебравшись повыше, он оказался на камнях на уровне ее головы и помчался в обход Змеихи ко входу в пещеру.

Это была настоящая гонка. Даждь был моложе и проворнее, но Змеиха была гораздо крупнее. В несколько прыжков она настигла противника – и ее тяжелая голова с маху опустилась, сбив его с ног.

Даждь, уже вступивший в зал, покатился по земле, а Змеиха, раскинув крылья, стала топтаться на месте, стараясь раздавить врага своей тяжестью. Ее когти выбивали в полу глубокие ямы, каменные плиты трещали и ломались. Она кружила в неистовстве мести и не сразу остановилась, оглядывая поле сражения.

Все вокруг было изломано и разбито вдребезги. Тонкое полотно, попавшее под когти, оказалось надорвано в некоторых местах и усыпано каменной крошкой. Но для старухи оно не играло никакой роли – гораздо важнее оказалось то, что среди обломков обнаружился ее враг – человек – судя по всему, без памяти.

Победный рев потряс пещеру, и Даждь с усилием открыл глаза. Голова гудела после того, как какой‑то камень угодил ему в висок. Тело не слушалось. Оставалось удивляться, что он так быстро пришел в себя.

Над ним нависла уродливая морда с обвислыми усами и бородавками. Полинялый гребень сбился набок. В змее не было ничего устрашающего, если бы не ее размеры. Кривая лапа поднялась и нависла над ним, готовая раздавить.

– Погоди! – вырвалось у Даждя. – Я не причиню тебе зла, если ты позволишь мне взять мою чару и уйти! Клянусь – это все, что мне нужно!

– Ты убил мою дочь, сын Сварга, – прозвучал дрожащий от ненависти голос. – Ты умрешь!

Он еле успел увернуться – когти впились в камень, на котором он лежал, растирая валун в порошок. Увидев, что враг опять ускользнул, Змеиха взревела и бросилась в погоню.

На сей раз она довольно быстро загнала его в тупик и пошла на него, колотя хвостом по земле. Прижавшись к стене, Даждь не сводил с нее глаз. Он удивлялся, почему Змеиха до сих пор не убила его, хотя столько раз ее хвост или лапа валили его с ног, не давая выпрямиться. У нее была какая‑то цель.

Змеиха остановилась в нескольких шагах от человека, изучая выражение его лица.

– Ты за все заплатишь, – прозвучал ее голос, но на сей раз Даждь заметил, что она не разевает рта, когда говорит. Может, это не настоящая змея, а такое же творение рук древних магов, как его конь – творение его брата Хорса? Вон какая дряхлая!

Его размышления прервал хохот старой твари.

– Я не игрушка, а настоящая Змея! – произнесла она. – И ты в этом убедишься, когда я начну тебя есть! Ты в ловушке, человек! Прощайся с жизнью!

Ее хвост взлетел для последнего удара, но Даждь бросился вперед – и Змеихе пришлось в который раз опрокинуть его навзничь. Она выросла над поверженным врагом. Хвост ее поднимался все выше и выше. Даждь невольно следил за ним взглядом и внезапно остолбенел – там, наверху, как раз над его головой, была натянута огромная мелкая сеть, и он лежал как раз там, куда она должна была упасть. Хвост тянулся к крюку, удерживающему сеть на весу.

Змеиха не успела сообразить, что ее секрет раскрыт – Даждь молнией метнулся к ней, стремясь проскользнуть меж ее лап.

На сей раз ему повезло. Змея тяжело плюхнулась на пол, но он успел выползти из‑под ее крыла и со всех ног устремился к полотну. Отупить на него ногой – а там можно и бороться!

И в тот же миг он увидел чару.

Грааль стоял на невысокой колонне недалеко от рокового угла. Взбешенная Змеиха махала хвостом так, словно пыталась разрушить всю пещеру. Описывая полукруг, ее хвост врезался в основание колонны…

Чара покачнулась, падая, но Даждь уже прыгнул, забыв обо всем. Протянутые руки обхватили Грааль, прижимая к груди, и он упал вместе с ним, спиной защищая чару от града камней.

Отсюда был только один путь – вперед, в то место, над которым висела сеть. Но сзади жарко дышала Змеиха, и еще можно было успеть обогнать старуху и ступить на спасительное полотно.

Воздух разорвал резкий свист – Змеиха раскручивала хвост, как бич. На сей раз удар должен быть последним, чтобы раз и навсегда отучить человека метаться в тщетной попытке оттянуть развязку. Она даже привстала на лапах, чтобы размах был пошире…

Даждь не услышал сухого щелчка и легкого шороха падения сети. В тот миг он добежал‑таки до цели и упал коленями на полотно, прижимая чару к себе.

Что‑то звучно шлепнулось оземь в шаге от него, а потом стены сотряс громовой рев, в котором смешались ненависть и разочарование. Пещера, казалось, заходила ходуном, все рушилось и трещало, и Даждю оставалось только удивляться, почему на него не падают камни.

Наконец он обернулся и не сразу смог рассмеяться.

Шум, сравнимый разве что с землетрясением, производила Змеиха. Размахиваясь в тесном углу, куда сама же завернула, преследуя человека, она сшибла‑таки хвостом крюк и теперь билась в сети, опутанная ею с головы до хвоста. Веревки трещали и лопались, но и сама старуха была при последнем издыхании и боролась все слабее и слабее.

Даждь с удовольствием рассмеялся, чем поверг старуху в бессильную ярость. Еще ни одна битва не заканчивалась так – он без оружия, а его враг поймал сам себя. Видимо, всему причиной чары полотна, на которое он все‑таки успел вступить.

Оставив Грааль на ткани, Даждь отыскал под камнями свой меч и подошел к Змеихе. Она к тому времени выбилась из сил и лежала на боку, вздыхая и всхлипывая. У нее не осталось сил даже на то, чтобы перевернуться, но, увидев в руках врага меч, старуха забилась в сети.

– Не убивай меня! – запричитала она, дергая головой. – Я стара… Я клянусь не причинять тебе зла! Ты и так уничтожил трех моих старших дочерей. Три моих младших совсем еще девочки – что будет с ними, если не станет меня?.. У тебя, наверное, тоже есть дети – вспомни о них!

– У меня нет детей, – возразил ей Даждь, – но я действительно вспомнил – о других детях, которые благодаря твоим дочерям и тебе остались сиротами...

Но я слишком стара! – продолжала умолять Змеиха. – Я не смогу причинить тебе зла, даже если захочу! Ты можешь набрать у меня вое, что хочешь, только оставь мне жизнь!.»

Закричав, она впервые разинула пасть, и только тут Даждь понял, почему она так упорно держала рот закрытым, В пасти у Змеихи но осталось ни единого зуба, а на месте чудом уцелевших красовались старые гнилые пеньки.

Даждь не выдержал и расхохотался, присев на лапу своего бывшего врага.

– Так вот в чем дело! – воскликнул он, отсмеявшись. – Ты просто старая развалина!.. Хорошо, я дарю тебе жизнь – в надежде, что ты остаток дней своих потратишь на то, чтобы внушить оставшимся дочерям не связываться с людьми. И ничего я у тебя не возьму, кроме вот этой чары и…

Внезапно он осекся. Взгляд его скользнул по брюху Змеихи между ее передними лапами. Ощупав сквозь сеть брюхо пленницы, Даждь убедился, что догадка подтвердилась.

Оставив Змеиху терзаться в догадках, Даждь вскоре вернулся с чарой.

– Что ты хочешь сделать? – взвизгнула Змеиха.

– Я слышал, что молоко змей обладает огромной целительной и магической силой, – объяснил Даждь. – До сих пор мне не довелось проверить эту легенду, но раз ты предлагаешь выкуп, было бы глупо не воспользоваться…

– Что ты хочешь сделать?!!

– Выдоить тебя!

Змеиха зарычала, скаля остатки зубов, но Даждь уже вспорол мечом ее путы, обнажив скрытую в складках кожи грудь – два ряда мелких сосков. Все они были наполнены зеленоватым густым молоком. Змеиха забилась, почувствовав руки человека, но сделать ничего не смогла.

* * *

Раздавленная унижением, старухи тихо хныкала в сети. Даждь медленно пятился прочь, борясь с сожалением, которое испытывал при виде Змеихи. В детстве он слышал легенды, похожие на сказку, о том, что когда‑то люди пили змеиное молоко так же, как сейчас коровье. Только что он, не удержавшись, попробовал его. Жирное, густое, с сильным запахом мускуса, оно отлично утолило голод, но для чары опять не принесло пользы. На дне болталось две или три капли, да стенки были изнутри все белые от молока, но остальное ушло, растворилось, как будто ого и не было.

– Я сдержу слово, мать–Змеиха, – тихо сказал Даждь. – Живи и расти дочерей. А мне пора!

Он уже повернулся и шагнул к полотну, но тут под его ногой что‑то хрустнуло. Даждь остановился. В пыли валялось колечко – простое, скромное, без украшений, даже обгорелое с одного края. Сквозь гарь проступали письмена, принадлежащие, вероятно, предкам змей.

Связанная Змеиха, увидев кольцо в руках Сварожича, забилась с новой силой.

– Не смей! – захрипела она, корчась в сети. – Положи на место! Это кольцо моего мужа! Оставь его!

– Твой муж давно умер, – возразил Даждь. – Если это память о нем, то тебе следовало бы получше приглядывать за такими ценными вещами. Я забираю его – хочу подарить одной девушке, если она согласится принять мой дар.

С этими словами он надел кольцо на палец.

– Сними! – закричала Змеиха. – Сними! Оно не принесет счастья ни тебе, ни ей! Сними!

Надрезанная сеть с треском подалась. Не дожидаясь, пока Змеиха освободится окончательно Даждь бросился бежать по полотну. Вслед ему несся рев Змеихи.

* * *

Когда, повернув последний раз, он ступил на ткань над пропастью Огненной реки, то сразу увидел, что на том берегу его ждут. Тьму разрывали огни факелов, слышался приглушенный гул. Даждь остановился на полпути, но не успел решить, что делать дальше, как издалека донесся приветственный крик, и витязь узнал голос Агрика. Это было совсем не то место, где он начал путь. Уровень реки здесь был гораздо ниже, а потому не было удушающей жары, ядовитого тумана и зловещих багровых бликов на скалах. Полотно кончалось на пологом берегу, постепенно переходящем в просторную низкосводчатую пещеру, тускло освещенную мерцающей плесенью на стенах и факелами в руках людей.

Кроме Агрика, Падуба и Велеса, который тут же бросился скатывать ткань, не обращая внимания на Сварожича, витязя ждал отряд пекленцев. Все они были вооружены до зубов и держали в поводу лошадей. Предводитель отряда шагнул к Даждю и отсалютовал ему обнаженной саблей.

– Господин, – отчеканил он, – мастер Крик, мой командир, приказал мне ждать тебя здесь с лошадьми и проводить в безопасное место. Прошу следовать за мной! Вам дадут проводника и охрану.

– Погоди, – остановил его Даждь. – Скажи, что произошло в Пекле, пока меня не было?

– Мы сражались с наемниками Кощея, – ответил пекленец, – но силы оказались неравны. Тем более что на их стороне воевали чародеи. Нам пришлось отступить, и по нашим следам отправили погоню. Мы пытались остановить ее, но слишком много наших пало. Отряд скрылся в лабиринтах и послал весть на границу в дружины князя Волхова. Помощь пришла только что, и неподалеку отсюда идет бой. Вероятно, начнется новая война.

– Мы защищали тот берег втроем сколько могли. – Сзади осторожно подошел Падуб. – А потом мастер Велес приказал нам отходить. Мы оказались здесь, а по дороге встретили отряд, посланный за тобой.

– Спасибо за преданность, – сказал Даждь, и молодой пекленец просиял.

Подошел Велес, как ни в чем не бывало сворачивая остатки полотна и не очень‑то бережно запихивая его в мешок. Даждя чуть не передернуло от столь варварского обращения с тканью, но его друг уже забросил мешок за плечо и деловито осведомился:

– Едем?

Предводитель пекленцев кивнул:

– Да. Вот ваши кони, проводники и охранники!

Все обернулись. От отряда отделилось семь человек, ведущих в поводу поджарых пекленских коней. Только один из них выделялся среди остальных – рыжий с подпалинами могучий конь Велеса. Взглянув в лицо коновода, протягивающего ему повод, Даждь улыбнулся:

– А ты какими судьбами здесь?

Арагаст, чисто выбритый, в темной одежде и доспехах воина Пекла, отвесил короткий поклон:

– Долгая история! Если позволите, я расскажу ее чуть позже – я ведь упросился сопровождать вас в обратный путь!

– Он наш друг, хозяин, – вставил слово Агрик.

– А здесь и нет врагов, – загадочно изрек Даждь, прежде чем вскочил в седло.

Но поговорить в дороге не удалось.

Отряд мчался по лабиринтам Пекла, еле успевая менять лошадей. Путь их пролегал от одной заставы до другой, где их поджидали еда и свежие кони. Всадники перескакивали из седла в седло, успевая только передохнуть и поесть. Не менял коня только Велес – его жеребец являл собой чудо выносливости и ни разу не остановился и не захромал, хотя и спал с тела к концу дороги.

В Пекле на самом деле начиналась новая война. Раз или два пришлось свернуть с прямого пути, потому что рядом шли бои. Всем хотелось схватиться с наемниками Кощея, но охранники не давали даже высказывать такие мысли вслух – они должны были сделать все, чтобы Даждь и его спутники целыми и невредимыми покинули Пекло.

На третий день отчаянной гонки, сменив по шести лошадей каждый, беглецы оказались в безопасности.

Это были преддверия Пекла – нежилые пещеры, использовавшиеся жителями как склады, а еще для того, чтобы задерживать чересчур любопытных жителей верхнего мира, не пуская их внутрь.

Не успели коноводы принять лошадей, как навстречу приезжим вышел Крик.

– Приветствую вас! – сказал он. – С освобождением!

Даждь уже знал о той роли, которую пекленец сыграл в судьбе Агрика, и тепло ответил на приветствие.

– Ради вас князь Волхов объявил, что снова решил атаковать Кощея, – сказал Крик. – Так что все начинается сначала. Не беспокойтесь – вашим врагам еще долго будет не до вас! Через меня князь шлет вам свое благословение и пожелание доброй дороги.

– Передай князю мою благодарность за помощь, – сказал Даждь.

– От себя же могу добавить, – вдруг понизил голос Крик, – что несколько дней назад, почти по вашим следам, в Пекло проник еще один всадник. Он тут же отправился к князю. Я мельком видел его в покоях и узнал, хоть и много времени прошло. Этот человек ищет тебя, чародей.

Велес, к которому были обращены последние слова, застыл, откинувшись в седле.

– Перун, – выдавил он. – Нашел…

– Князь обещал ему содействие, но я предупреждаю тебя потому, что вижу – ты исполнил свой долг честно, – объяснил Крик.

Велес резко натянул повод, горяча коня.

– Что ж, – набычился он, устремляя рога вперед. – Знать, пришла пора расстаться!

– Не бойся – я замолвлю за тебя слово перед Перуном! – крикнул ему вдогонку Даждь, но Велес, коротко кивнув, уже мчался прочь с такой скоростью, словно ветер нес его на крыльях, и вмиг он исчез за поворотом.

После его стремительного отъезда настала пора прощаться и остальным. Крик сам вывел Даждя и его спутников к выходу – тому самому, которым когда‑то воспользовался Агрик. Пек ленцы остановились шагах в десяти от узкой щели, не решаясь приблизиться.

Отправив Агрика вперед – искать лошадей, – Даждь в последний раз повернулся к друзьям.

– Ну что, Арагаст, – окликнул он, – поедешь со мной?

Тот покачал головой.

– Уж прости, но я остаюсь. На пепелище не хочется возвращаться. В войске Пекла, думаю, я больше пригожусь… Но знай – когда бы ты ни приехал сюда, здесь тебя будет ждать друг!

– И не один! – добавил Крик. – Пока тебя выручали, у меня сын родился. Так что приезжай – мы всегда тебе будем рады!

Распрощавшись с остальными пекленцами, Даждь наконец вышел на поверхность.

При виде яркого синего неба, светлых горных вершин, пятен грязного весеннего снега и первых проталин, на которых уже зеленела перезимовавшая травка, при одном взгляде на горные ручьи, бегущие по склонам, на облака в вышине Даждь почувствовал, что у него защипало в носу. Как странно и страшно – он провел внизу, во власти Марены, половину осени и всю зиму, а мог остаться навсегда! Никогда бы не подумал, что будет так радоваться солнцу, робкому весеннему теплу и ветру! Даждь стоял у валуна, отмечающего вход в Пекло, прижимая чару к груди, и во все глаза смотрел на чуть было не потерянный им мир.

Внизу послышался свист, заставивший Даждя очнуться. У подножия склона стоял Агрик, держа за гривы двух лошадей. Пусть и отощавших, с клоками зимней шерсти на боках, все равно не узнать их Даждь не мог.

Он окликнул отрока, махнул рукой, и золотистый жеребец рванулся из рук Агрика, приветственно заржав.

– Хорс! – позвал Даждь. – Ко мне!

Конь с визгливым ржанием, играя как жеребенок, кинулся вверх по склону. Подбежав, он вдруг как‑то разом присмирел, по–человечески смущенно изогнул шею, перебирая копытами, а потом потянулся к вновь обретенному хозяину и положил голову ему на плечо.

– Знаю, знаю, – ласково шепнул ему Даждь, оглаживая всклоченную гриву. – Ждал меня, горевал… И мне без тебя было нелегко!

Жеребец утробно вздохнул. Крупная слеза сорвалась с его ресниц и звучно шлепнулась на дно чары. Вслед за нею упала другая, родив булькающий звук. Не поверив своим ушам, Даждь отстранил жмущегося к нему Хорса и заглянул в чару. На дне ее поблескивала мутноватая жидкость, от которой исходил незнакомый резкий бодрящий запах. Жидкость дрожала и колебалась как живая, и казалось, что ее становится все больше и больше. Чара наконец ожила!

Насторожив уши, Хорс во все глаза смотрел на хозяина.

– Милый друг мой! – Не сдержавшись, Даждь обнял его голову и расцеловал в нос. – Милый мой! Ты даже не знаешь, что для меня сделал! Спасибо тебе!.. Агрик, иди сюда, посмотри – она живая!

Отрок оставил лошадь внизу и стал подниматься, но Даждь не мог стоять и ждать, сам бросился ему навстречу, радуясь как мальчишка.

Когда восторги немного поутихли и друзья стали собираться в путь, неожиданно обнаружилось, что они не одни.

Неподалеку вдруг заржала лошадь, и к уже готовым вскочить в седла Даждю и Агрику вышел Падуб, ведя в поводу двух лошадей. Ни разу не выходивший до того наружу, пекленец от яркого света щурился и отворачивался, поминутно вытирая слезящиеся глаза, но настроен был решительно. Подойдя вплотную, он встал перед Даждем, опустив голову и ожидая наказания.

– Ты что тут делаешь? – спросил его Даждь.

Падуб всхлипнул.

– Простите меня, – тихо промолвил он, не поднимая глаз, – и возьмите с собой… Я еще пригожусь, вот увидите!

Я тебя давно простил – еще там, в Столбовом зале. Ты ни в чем передо мною не виноват…

– Возьмите, – повторил Падуб.

– А как же твой дом? Пекло, твоя семья?

– Нет у меня никого, – вздохнул пекленец. – А в Пекло я не вернусь – уже решил. Возьмите, я буду верно служить!

От страха, что его могут не взять, он упал на колени, схватил руку Даждя и лихорадочно прижался к ней губами.

– Эй, ты чего? Даждь еле вырвался. – Не надо этого… Поезжай, если хочется, но как же ты будешь в верхнем мире?..

Падуб одним прыжком вскочил на ноги и опрометью кинулся к лошадям, взлетая в седло.

– Отец мой жил – и я смогу! – воскликнул он.

* * *

Двадцать дней спустя три всадника осадили коней у подножия одинокой горы над морем.

Весна сюда пришла позже – здесь только–только начинали появляться проталины, набухать почки на ольхе и иве, темнела вода подо льдом, и первые ручьи бежали к вспухшим рекам.

Оставив лошадей внизу, взяв только чару, Даждь взобрался на гору. Полтора года назад, поздней осенью, он уже проходил этими тропами, но тогда ливень грозил смыть его вместе с грязью вниз, где поджидали враги, и он не знал, что ждет его впереди. Не ведал он этого и теперь, но на сей раз Даждя никто не преследовал, а сам он точно знал, куда направляется. Тревожило иное – выполнил ли свое обещание брат, сохранил ли поврежденный им по незнанию склеп, не поздно ли явился сам Даждь?

Падуб и Агрик, с мечами наголо, в молчании шли за ним – юноши ни за что не хотели оставить его одного. Конечно, впереди их не ждет засада, но за последний год Даждю хватило неожиданностей, и он только радовался скрипу шагов за спиной.

Ход, через который он зашел когда‑то вместе с конем, был завален, но мимо него вела круто вверх узкая тропинка. Пройти по ней мог только привычный человек, и здесь Падуб неожиданно обогнал Даждя, руки которого были заняты Граалем. После того как слеза Хорса оживила ее, чара больше не оставалась пустой – на дне ее всегда плескалось немного жидкости, а стоило ее поднести к губам и чуть наклонить, как тут же наполнялась до краев. Она и сейчас была полна, и Даждь прилагал все усилия, чтобы не расплескать ни капли. И помощь Падуба была как нельзя кстати.

Пекленец первым добрался до той площадки, где Даждь когда‑то разговаривал с Хорсом, и успел найти вход в склеп. Поднявшись следом, витязь обнаружил проводника, с интересом заглядывающего в неширокую щель.

– Там что‑то есть, – объявил он и посторонился, давая дорогу.

Проход был достаточно широк для человека – в случае чего могли пройти и двое, – но Агрик и Падуб, не сговариваясь, пропустили Даждя вперед.

В знакомой пещере все было залито розовым светом, исходившим от камня. Кроме почти исчезнувших под слоем пыли следов Даждя, признаков того, что здесь еще кто‑то побывал, не было.

Витязь осторожно приблизился и, поставив чару на пол, наклонился над склепом.

Разбитая им крышка неплотно прилегала к ложу – были заметны следы трещин. Сквозь ее полупрозрачные грани трудно было различить, что там находится, и Даждь осторожно стал снимать обломки. Агрик и Падуб не посмели подойти.

Части крышки один за другим легли на пол, и сквозь розовый свет на Даждя глянуло то самое лицо, которое он не надеялся больше увидеть.

Сорвав тонкую ткань, закрывавшую лицо спящей, Даждь наклонился к ней. Ничто не изменилось те же строгие черты, губы, брови, ремешок на спокойном лбу. Торопясь, он сорвал ткань и с остального тела.

– Сейчас, – прошептал Даждь, хотя девушка не могла его услышать, – сейчас ты обретешь свободу!

Он осторожно приподнял ее голову – из‑за плеча Даждя вынырнул очнувшийся Падуб, с почтением протягивая чару. Поблагодарив его кивком головы, Даждь принял чару и медленно, чтобы не пролилось ни капли, поднес к губам спящей.

Русая головка запрокинулась, губы приоткрылись – и несколько капель просочилось внутрь. Осторожно, боясь сделать лишний вздох, Даждь напоил спящую.

Превращение свершилось внезапно. Казалось, только что перед глазами была живая статуя – и вот дрогнули ресницы, налились жизнью губы, шевельнулась, вздыхая, грудь.

Девушка вздохнула во сне, повернула голову, чуть поменяла позу.

Даждь склонился над спящей, не сводя с нее глаз. Только что произошло чудо – та, которая была обречена вечно лежать в этом склепе, обрела вторую жизнь. И это сделал он!

В какой‑то миг девушка показалась ему прекраснее всех женщин на земле, и Даждь взял в ладони ее лицо и поцеловал уже живые, теплые губы.