Текст книги "Чара силы"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Получив весточку от Марены, Кощей гнал коней и людей, торопясь в Пекло. Даждь был сильным чародеем, и еще неизвестно, сможет ли с ним справиться Марена. Не ускользнет ли он опять, как бывало? После гибели Яблони Кощей почти поверил в неуязвимость своего врага. И вот он в ловушке.

Оборотень, проделавший весь путь туда и назад без передышки * на последних верстах отстал, хромая и спотыкаясь, но Кощей не нуждался в проводнике. Пади под ним последний конь – он бы побежал пешком, столь велико было его нетерпение.

Взмыленный конь остановился у крыльца. Кощей чуть не рухнул с седла, но холопы подбежали и на руки приняли повелителя. Остальные всадники только подъезжали к воротам.

– Он… здесь? – воскликнул Кощей, ожидая самого худшего.

– Да, повелитель, – сказал один из воинов. – Его сторожит хозяйка!

Оттолкнув слуг, Кощей бегом бросился в дом.

Марена встретила его на пороге, и лицо яснее слов выражало ее чувства – гордость от свершенного дела и облегчение, что дело наконец завершено.

– Это правда? – Кощей схватил ее за плечи и встряхнул. – Он здесь? Схвачен?

– Дался в руки, как ягненок, хотя и показывал коготки, – похвалилась чародейка. – И ты мог не спешить так – он совершенно не опасен.

– Как бы не так, – фыркнул Кощей. – Твой Даждь неуязвим и силен. Знаешь, что он сделал? Убил моих сестер – Ехидну и Яблоню! Одну просто задушил, сломав ей горло, а вторую пристрелил из лука и, судя по ранам на ее теле, потом надругался над нею!

Вспоминая об этом, Кощей судорожно стиснул кулаки, представляя, что сделает с пленником.

– Я хочу на него посмотреть, – сказал он. – И немедленно!

– Идем, – с готовностью откликнулась Марена.

Она потянула его за собой, и Кощей почти побежал, горя нетерпением поскорее увидеть своего неуловимого врага. Конечно, он видел Даждя и раньше и теперь представлял, как они взглянут друг другу в глаза, что скажут, как будет вести себя пленный Даждь.

Марена свела его по крутым ступенькам узкой лестницы в погреба, где хранила припасы. Перед маленькой низкой дверкой стояли навытяжку сторожа. Одним из них был Падуб. Он отсалютовал подошедшим и посторонился, давая дорогу.

Дверь распахнулась от прикосновения чародейки к замку. Марена и Кощей вошли.

Кощей ожидал увидеть закованного в цепи пленника, валяющегося на охапке соломы в углу, но вместо этого в полутемной каморке, куда свет падал из крошечного, затянутого паутиной окошечка, стояла широкая лавка. На ней, разметавшись во сне, спал Даждь.

– Он мертв? – ахнул Кощей.

– Нет, – Марена притворила дверь, – но крепко спит… Знаешь, я сама не смогла его убить – мне хотелось, чтобы эта честь досталась тебе… Ну и, кроме того, – прибавила она в смущении, – мне с ним было так хорошо ночью…

Кощей подошел ближе и наклонился над спящим, стараясь разглядеть его в полумраке. Даждь оказался совсем не таким, как себе представлял Кощей. На лавке спал атлетического сложения человек сорока с небольшим лет, с ранней сединой в длинных волосах. Красивое лицо его было спокойно, но вот что‑то Явилось ему во сне – он шевельнулся, легкая морщинка прорезала высокий лоб, и губы прошептали чье‑то имя.

– Ма… Ма–ре…

– Он зовет тебя, – определил Кощей.

– Вполне возможно, – хмыкнула Марена, – особенно если учесть, что по закону он мой муж.

– Погоди, погоди, – спохватился Кощей. – Только что ты сказала, что тебе с ним было хорошо ночью. Он что, провел с тобой ночь?

Чародейка победно улыбнулась, обнимая Кощея за плечи.

– Что тут такого? – молвила она. – Он имел это право!

– Но ты же знаешь, почему я преследую его! Я боялся, что он станет отцом сына, который о свое время...

– Не забывай, что я не могу иметь детей, – остановила его Марена. – Кроме того, в постели влюбленный мужчина не скрывает ничего от любимой женщины. Я вытянула из него все о его похождениях – оказывается, он слишком любил меня, чтобы поглядывать на сторону. Он сам мне это сказал, так что можешь быть спокоен… Ну, а если случится чудо, – чародейка указала глазами на свое тело, – и я понесу от него, то мы всегда сможем обмануть судьбу и сказать, что это твой сын… И кроме того, вдруг родится девочка?

Сраженный ее доводами, Кощей не стал возражать.

– Я тебя люблю, – сказал он, целуя чародейку. – И просто восхищен, как тебе удалось его подманить!

– А ничего особенного делать и не надо было, – фыркнула Марена. – Он явился ко мне сам – ему, видишь ли, было надо, чтобы я сделала некое зелье для его чары. Он собирается оживить какую‑то женщину. Я согласилась – для того, чтобы взять его в плен… Он оказался слабее, чем я думала и чем наверняка ожидал ты. Я припугнула его пытками, которым. ты якобы собираешься подвергнуть его, и предложила безболезненный уход из жизни – выпить яду… Так вот, – лицо Марены сияло победной улыбкой, – непобедимый герой, сражавшийся с чудовищами и злодеями, струсил как ребенок!.. Бели бы не мое зелье, я бы сказала тебе, что он мертвецки пьян.

– Пьян?!

– Ну конечно! Перед тем, как выпить яд, он потребовал вина и выпил его столько, что я удивилась, как он не свалился сразу! Но зато теперь он полностью в моей власти. Я могу пробудить его, а могу погрузить в вечный сон… Он будет спать, сколько я захочу!

Марена простерла руку над спящим Даждем и провела ладонью в воздухе. Подчиняясь ее чарам, дыхание его то углублялось, то почти замирало. Показывая свою силу, чародейка сжала кулак, и Даждь застонал сквозь сон, морщась, словно от боли. Но потом Марена снова разжала пальцы – и он, подчиняясь, заулыбался во сне, как ребенок. Кощей с широко открытыми глазами смотрел на действия подруги.

Показав, на что способна, Марена убрала руку и дотерла ее о подол.

– Он твой, – сказала Марена. – Теперь убей его!

Кощей наклонился над спящим. Лицо его казалось маской мертвеца, если бы не легкое дыхание. От боли, которую только что его заставила испытать Марена, длинные ресницы были влажны. Во сне Даждь меньше всего походил на врага.

– Нет, – услышал Кощей собственный голос. – Разбуди его сначала.

– Ты ума лишился! – воскликнула Марена. – Разбудишь – а он сам же тебя и уничтожит!

– Во–первых, Макошь говорила, что это сможет сделать лишь его сын, – возразил Кощей. – А во-вторых, негоже сонного убивать. И вообще, что станут обо мне говорить? Что для меня врагов моих ловят женщины? Ну уж нет! Мы расправимся с ним по–другому, но так, что никто следов не найдет, даже если очень захочет! Я все сказал!

Не оборачиваясь, Кощей первым покинул подвальчик.

Марена последовала за ним, но задержалась, запирая каморку.

Падуб, сторож–пекленец, пожирал ее глазами. Чародейка вспомнила недавний разговор и поманила сторожа пальцем.

– Помнится, я говорила, что отпущу тебя назад, в Пекло, если ты поможешь мне изловить моего врага, – шепнула она юноше. – Враг благодаря тебе пойман, но по–прежнему опасен. Мы не можем его убить, но нам необходимо от него избавиться. Ты родился в Пекле и наверняка знаешь какое‑нибудь местечко, где его тело не отыщут и через триста лет. Подумай хорошенько! Вспомнишь такое место, проводишь нас туда – и можешь отправляться домой, к родителям. Ты меня понял?

– Мой отец убит, – севшим голосом ответил Падуб, – но место такое я знаю. Туда отвозили тела казненных преступников. Отец как‑то сопровождал туда одного…

– Хорошо. – Чародейка коснулась ладонью лба Падуба. – Я позову тебя!

* * *

В тереме у Кощея на шее повисла с радостным визгом третья его сестра, Горынь, дочь Змеихи и сестра погибших Ехидны и Яблони, с весны жившая у Марены как подруга и наперсница. Она ничего не знала о судьбе старших сестер. Горькую весть принес ей сам Кощей, и девушка с готовностью поклялась отомстить.

– От меня он не уйдет, – шипела она. – Если ты, братец, не можешь убить сонного, то я не такая трусиха. У меня достанет смелости вырезать ему сердце, самой зажарить и съесть его!

– Если я его убью, рано или поздно отыщут следы, – возразил Кощей. – Найдут тело… А если расправиться с ним, не убивая, то никто не станет его искать, потому как никто не видел его мертвым. Будут считать, что он пропал где‑то в мире.

В комнату незаметно вошла Марена и остановилась на пороге, слушая разговор.

* * *

До самой полуночи продолжалась тихая, потаенная беседа. Когда умаявшиеся за день холопы отправились на отдых, сторож–оборотень тайным ходом провел к чародейке Падуба. Выслушав ее, юноша согласился помочь.

Под покровом темноты, которая в глубоком ущелье Марены была еще мрачнее, несколько теней выскользнули из терема. Через некоторое время они вернулись – с ними были еще четверо, отобранных из числа холопов. Всем им пообещали свободу, если они согласятся молчать о том, что увидят.

Падуб лично сопроводил их в подвалы, где с них сбили цепи и провели к той самой каморке, где по– прежнему спал Даждь.

Сварожича оказалось не так легко не только убить, но и отравить. Когда Марена вошла к нему первая, она сразу почувствовала, что пленник просыпается. Он беспокойно метался во сне, что‑то бормотал и порывался вскочить, когда чародейка простерла над ним руку, творя заклинание.

Сзади неслышно подошла Горынь, прижимавшая к груди кружку с сонным зельем.

Девушка была очень похожа на своих сестер – то же тонкое, стройное тело, те же раскосые глаза на узком лице. Только кожа была чуть темнее и грубее – Горынь больше времени проводила в лесах и горах, под солнцем и ветром.

Марена сжала кулаки – и Даждь, застонав, провалился в еще более глубокий сон. Теперь только слабое дыхание да тепло его тела говорило о том, что он жив.

Опустившись на колени у изголовья спящего, Марена приподняла его голову и разжала челюсти.

– Лей, – шепотом приказала она.

Горынь тонкой струйкой стала вливать зелье в рот спящему.

– Хватит, – на середине остановила ее Марена. – Он и так спать будет дней десять без просыпа, а когда мои чары спадут и он очнется… вот тогда ему будет по–настоящему страшно.

Женщины развернули принесенный с собой холст и осторожно завернули в него бесчувственное тело.

Через несколько минут по тайным ходам терема пробиралась странная процессия. Все сторожа были предупреждены, и ни одна живая душа не попалась им на пути.

Впереди шли Падуб с факелом, Марена и Горынь. За ними четверо холопов осторожно несли на сделанных из копий носилках большой сверток. Замыкал шествие Кощей.

Проводник через один из многочисленных тайных ходов провел всех в подземелье.

Пекленские лабиринты уже давно представляли собой два различных мира. Та часть, где правил князь Волхов, были словно слоеный пирог со множеством ходов и выходов, где в стенах скрывались потайные лазы, а в больших и малых пещерах жили люди и плодилась нежить.

Но было и другое Пекло, с которого когда‑то все и начиналось. Ныне огромные его области оказались заброшенными – разломы от старых и новых землетрясений прорезали пещеры и коридоры; подземные реки до неузнаваемости изменили привычные места; обвалы уничтожили одни переходы и породили другие. Колодцы, открывающиеся в полу, вели в нижние этажи, где до сих пор обитали твари, вызывающие трепет даже у нежити. В эту часть Пекла опасались заглядывать без крайней нужды, а потому ничего удивительного не было в том, что заброшенные лабиринты, оставшиеся к тому же после недавней войны без власти князя, оказались во владении Кощея и Марены.

Часть лабиринтов была заселена, в другой рабы, захваченные во время последней войны, вели разработки металлов, но значительная территория пустовала – никто не хотел рисковать жизнью, сунувшись туда.

Но сегодня древние своды, веками не видевшие пришельцев, были освещены колеблющимся светом факелов. Падуб шел шагов на десять впереди, припоминая по рассказам отца и его друзей дорогу до Столбового зала. Здесь не было ориентиров, и можно было легко заблудиться, а это означало одно – смерть.

Тишина нарушалась только треском факелов, шарканьем ног по камням и хриплым дыханием людей. Отблески огня колебались на сводах, рождали причудливые образы в глубине, а эхо даже случайный шорох превращало в рев голодного чудовища. Не только холопы, несущие тело, но и их проводники притихли, и лишь у Горыни, чье детство прошло в подземельях, доставало храбрости оглядываться по сторонам.

Петляющий коридор. то поднимался, то круто опускался, то делился на несколько ветвей и вдруг вышел в просторную пещеру, которую пересекала наискосок свежая трещина, уходящая в глубину. На дне ее что‑то грохотало и ревело.

Падуб осветил разлом, нагромождения камней и свисающие с потолка Сосульки, что образовывали настоящий каменный лес. Дальний край пещеры терялся во мраке.

Заметив, что он остановился, Марена нагнала его.

– Мы пришли?

Эхо ее голоса далеко разнеслось по пещере и пропало вдали, разбившись о стены.

– Не знаю, – прошептал Падуб. – Отец говорил – надо пересечь реку и идти вниз по течению. А реки‑то я и не вижу…

– Ищи, я тебе помогу!

Юноша кивнул и крадучись пошел вдоль края трещины.

Остальные оказались почти в полной темноте – факел в руке Кощея начал гаснуть. Холопы испуганно переглядывались, но молчали, больше смерти боясь хозяев.

Вдруг издалека донесся страшный рев. Все – даже Кощей и Горынь – испуганно сбились в кучу.

Только Марена осталась стоять на месте, и никто не видел, как она побледнела от страха. Чародейка медленно вскинула руку, чтобы очертить круг.

Вдалеке, сопровождаемый грохотом, показался мерцающий огонек. Он быстро приближался, и, по мере как расстояние между ним и людьми сокращалось, стало ясно, что жуткий вопль – всего-навсего искаженный человеческий крик, а грохот – шум его шагов.

Падуб, бывший всему причиной, подбежал, размахивая факелом.

– Река! – воскликнул он. – Я слышал шум реки там, впереди! В конце пещеры ход – река с той стороны!

Облегченно вздохнув, Марена даже обняла Падуба и толкнула его вперед, призывая поторопиться.

Люди так спешили, что не заметили несколько теней, что бесшумно двинулись за ними, пригибаясь и прячась от света факелов в тени сталактитов.

Грохот реки услышали издалека – еще в начале коридора. Указывая путь, Падуб шепотом говорил идущей рядом Марене:

– Отец говорил, как по приметам найти Каменную реку, но, может быть, это окажется не она. Отец знал другой путь – он дольше, но зато вернее… А если река та, что нам нужна, то Надо будет искать условный знак на берегу – место переправы. Таких мест всего два или три по всей реке, и ровно столько же Столбовых залов.

– Значит, нам мало найти реку – надо еще и отыскать переправу? – прошипела Марена. – Но мы не можем бродить по берегу до изнеможения!

– Госпожа, сначала я проверю, та ли это река, – возразил Падуб, – и тогда ты поймешь меня!

Грохот и гул подземной реки усиливался, заглушая шаги и голоса» Трещина ползла вдоль тропы, словно тоже стремилась к реке. В узком коридоре люди были вынуждены идти вплотную к краю. – За обрывом открывалась бездна, на дне которой что‑то ревело и гудело. Шум внизу и спереди сливался, рождая оглушающую смесь звуков.

Стены хода раздались в стороны. Перед глазами людей открылась огромная пещера – больше любой виденной ими раньше. Шагах в десяти ее пересекала темная масса реки, прыгая м ярясь меж камней. Чуть ниже по течению вода успокаивалась и ползла дальше медленно и полусонно.

– Это она? – Марена толкнула Падуба локтем.

Юноша кивнул и подошел к воде, на ходу вытаскивая черенок догоревшего ранее факела. Присев, он опустил палку в воду.

– Что ты там делаешь? – вскипела Марена.

Падуб выпрямился.

– Это та самая река, хозяйка, – сказал он и протянул ей палку. Она была покрыта тонкой коркой извести. – Если кто наступит в воду, сам станет известковой статуей. Поэтому придется идти до переправы!

Но Марена его уже не слушала. Она повернулась к Горыни и подмигнула ей.

Девушка мгновенно все поняла и заторопила холопов. Те подошли к воде и осторожно, косясь на окаменевшую палку в руках Падуба, опустили в воду свою ношу.

– Он никогда не проснется, – прошептала Горынь. – Ни через десять дней, ни через десять лет.

Вода над свертком чуть дрогнула – словно заключенный в нем человек в последний момент почувствовал близость смерти. Холопы взвалили на плечи известковую глыбу, и Падуб опять пошел впереди, ища переправу.

Каменная река то сужалась до глубокого ручейка, то разливалась настоящим подземным морем. Несколько раз приходилось делать остановки – тащить тяжелую глыбу холопам было не по силам. Но постепенно стало заметно, что река уходит все глубже и глубже, словно проваливаясь в трещину.

Переправой оказался невероятно узкий изогнутый мостик, нависавший над рекой. Балансируя факелом, Падуб первым пробежал до половины и, стоя там, подал руку Марене.

На сей раз путешественникам повезло – не прошли они и сотни шагов, как в низине им открылось огромное подземное поле.

– Пришли, хозяйка, – сказал Падуб.

Когда‑то Столбовой зал состоял из двух или трех меньших пещер, но обвалы разрушили переборки, образовав огромное даже по поверхностным меркам поле, на котором кое–где высились бесформенные груды камней – остатки стен. Низкий сводчатый потолок вдалеке сливался с полом, так что в полной мере обозреть открывшуюся картину люди не смогли бы, будь у них не два, а двести факелов. Но и то, что они увидели, заставило всех замереть с открытыми ртами.

Все пространство пещеры заполняли сталактиты и сталагмиты. Многие из них уже давно слились в грязно–белые с желтоватыми разводами соляные и известковые столбы, часть из которых успела разрушиться от времени или потерять форму. Отовсюду с потолка падали капли, и их перезвон рождал нежную, но зловещую в своей неуместности музыку. Звон капели завораживал, очаровывал, притуплял чувства.

Марена взяла факел у Падуба и, медленно осматриваясь, пошла по залу. Некоторые из столбов были прозрачны на свету, и внутри них виднелось что‑то странное. Чародейка поднесла факел к одному столбу вплотную – и отшатнулась. Сквозь соляные наслоения просвечивали наполовину изъеденные останки человека.

– Ко мне! – позвала она.

Когда первыми подбежали Горынь и Кощей, она объяснила им, что задумала, и холопы тут же взялись за работу.

В глубине пещеры, где в беспорядке были набросаны камни, нашли подходящий сталактит, с кончика которого почти непрерывно падала вода. Росший под ним сталагмит сломали и на его месте утвердили известковую глыбу. Ее обложили для устойчивости обломками и присыпали известковой пылью. Поблизости оказалось несколько похожих глыб, так что с первого взгляда отличить их было трудно.

Запрокинув голову, Марена внимательно посмотрела на капли, что дробно стучали о голову каменной глыбы и скатывались по ней, оставляя еле заметные дорожки известкового раствора.

– Что ж, – довольно кивнула она, – для начала неплохо. Через год глыбу отличит только знающий, а через пару лет и вовсе никто не догадается, что здесь кто‑то был замурован… Теперь, если спросят у меня, где мой муж, я смогу сказать – был, но исчез без следа. Только вот куда бы деть его чару, что он приволок? Я пробовала – она не бьется!

– Надо было ее принести сюда и утопить в Каменной реке, – вставил Кощей.

– Нет! – воскликнула вдруг Горынь. – Чара волшебная. Позвольте, я отнесу ее матери… Мне все равно надо навестить ее – сообщить о смерти сестер и о том, что их убийца получил по заслугам. Мать–Змеиха будет рада получить ее в дар как утешение!

– Отлично, – улыбнулся Кощей. – Заодно передай тетке от меня привет… И смотри не утопи подарок в Огненной реке!

– За кого ты меня принимаешь! – воскликнула девушка. – Да я еще в детстве через реку перелетала туда–сюда, и огонь меня не трогал…

– Помолчите, – остановила их Марена. – Спасибо тебе, Горынь, за помощь, но только у нас здесь не все дела переделаны.

Кощей и его Сестра вопросительно подняли глаза на Марену, и та указала им на четырех холопов, что, сбившись в кучку, пришибленно и отупело озирались по сторонам.

– Ты права, – кивнул Кощей и подозвал Падуба.

– Человек, которого здесь захоронили, – принялась объяснять Марена, – конечно, был большой негодяй, но он был знатным господином. В мире, где он сейчас, ему трудновато будет без слуг и охраны. Эти четверо должны последовать за ним, чтобы вечно служить его душе, как они служили телу. Иди и выполняй!

Не раздумывая, Падуб обнажил саблю и повернулся к холопам. Те продолжали оглядываться по сторонам и заметили опасность только тогда, когда пек– ленец подошел совсем близко. Он был всего один, сабля отведена в сторону, но такой огонь долго сдерживаемой ненависти горел в его глазах, что холопы, разглядев его, попадали перед ним на колени, наперебой умоляя о пощаде. Не обращая внимания на их протесты, Падуб четырежды взмахнул саблей, пронзая беззащитные тела, и четыре трупа упали на камни у подножия нового столба.

– Оттащи их к реке, – распорядилась Марена.

Пока Падуб выполнял приказ, по одному сваливая тела в воды Каменной реки, Кощей и Марена засыпали пространство вокруг столба пылью, закидали мелкими камнями, и Падуб, оттаскивая последнего, поймал себя на мысли, что даже ему теперь будет нелегко найти нужное место.

Обратно шли молча. Падуб шагал впереди, освещая дорогу хозяевам, которые тихо шептались меж собой. Пекленец не прислушивался, но тишина вокруг стояла такая, что он невольно ловил отдельные слова: «Огненная река… Остров… Чара…» Не задумываясь над смыслом, он больше следил за дорогой, чтобы хозяева быстрее оказались дома.

Но и он не заметил несколько теней, кравшихся за ними. Тени дошли по их следам до моста через Каменную реку и затаились на берегу. Преследователи видели, что в Столбовой зал вошли восемь человек, а вышли всего четверо и налегке. Но они не стали приближаться к путникам, не возвратились в пещеру, а бесшумно растворились во мраке подземелий.

* * *

Освещая дорогу, Падуб шел краем пропасти, на дне которой шумела и грохотала река, бегущая на слияние с Каменной. До начала лабиринтов, в которые вели потайные ходы из терема Марены, оставалось чуть больше пяти верст. Он шел не оборачиваясь, а потому не видел, как Горынь приостановилась и приняла из рук Марены небольшой сверток. Прижав его к груди, она коротко попрощалась и побежала прочь.

Падуб обернулся на всплеск воды – девушка прыгнула в реку. Через некоторое время на поверхность всплыла огромная змея с изжелта–зеленым рисунком чешуи. В пасти она держала сверток. Расправив кожистые крылья и стряхнув с них брызги, змея взлетела под самый потолок и полетела обратно, держась берега реки.

Погасли искры, отмечавшие путь Горыни. Падуб проводил их глазами и оглянулся на хозяев, чувствуя смущение под их слишком пристальными взглядами.

– Иди, – сухо сказала Марена.

Путь продолжался в тишине.

– Он все видел, – нарушил молчание Кощей.

– Он мой холоп, – отозвалась Марена. – И я обещала ему свободу, если он…

– Он пекленец, и к тому же захваченный во время войны, – возразил Кощей.

– Думаешь, он способен…

– Откуда мы знаем, кто на что способен?

Марена не ответила.

– Эй, как там тебя! – вдруг позвала она.

Юноша остановился.

– Падуб, хозяйка, – напомнил он.

Чародейка подошла почти вплотную.

– Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой, Падуб, в начале нашего пути? – молвила она. – Когда я спрашивала тебя об укромном месте для…

– Для того преступника, – вежливо подсказал юноша. – Помню, хозяйка – ты обещала мне свободу.

– Правильно, и я не собираюсь отказываться от своих слов, – кивнула Марена. – Ты получишь ее сейчас же, не сходя с этого места…

В руке ее откуда ни возьмись появился нож.

Падуб отшатнулся, запоздало вспомнив, что и тем холопам, которых он зарубил, в его присутствии была обещана свобода, если они выполнят, что прикажут, и не станут задавать вопросов. Он сделал шаг назад.

– Ты обещала, хозяйка, – воскликнул он.

– Я и выполню обещание, или ты хочешь поспорить?

Падуб выхватил саблю, но не успел сделать и движения – Кощей прыгнул на него с неожиданным проворством. Юноша вскинулся, защищаясь, и почувствовал, что земля уходит у него из‑под ног. Он отчаянно изогнулся, стараясь удержаться на обрыве, о котором позабыл, но Марена взмахнула рукой – и он сорвался вниз…

Последний крик отразился от расщелины, поднявшись ввысь, но его заглушил шум воды и плеск упавшего в воду тела.

Кощей и Марена некоторое время стояли у обрыва, глядя вниз, а потом отправились домой.

* * *

…Крик смертельного ужаса вырвался у Падуба, когда он сорвался вниз, но захлебнулся в горле, когда что‑то мягкое и упругое подхватило его в свои объятья. В следующий миг мимо, едва не задев его, просвистел огромный камень и с шумом плюхнулся в воду.

Сеть вместе с барахтающимся в ней Падубом вытянули и бросили на краю уступа над рекой. Отчаянно сопротивляясь, юноша скинул ее с себя, но встать не смог.

Из мрака, подсвеченные сзади слепящим глаза потаенным светом факелов, скрытых в глубине пещерки, на него надвинулось несколько человек в черных одеждах жителей Пекла. Острия сабель уперлись в горло и грудь пленника, на затылок легла чья‑то рука, жесткая, как когти нежити.

Над скорчившимся на камнях юношей возник высокий плечистый воин с землисто–бледным лицом вечного жителя подземелий и совершенно седой головой. Темные тени под большими глазами делали его гораздо старше его природных тридцати с небольшим лет. Он склонился над Падубом, и улыбка не предвещала пленнику ничего хорошего.

– Ну что, – произнес он свистящим шепотом, – сам вспомнишь, что вы делали в Столбовом зале, или помочь?

Он оглянулся, взглядом подзывая остальных. Люди сгрудились вокруг, и Падубу неожиданно стало холодно. Он попробовал отодвинуться – и тут же ощутил под лопаткой холод готового вонзиться ножа.

– Значит, помощь требуется, – по–своему понял его молчание седой пекленец.

Он уже махнул рукой, но тут один немолодой воин остановил его.

– Мне как будто знакома его физиономия, Крик, – буркнул он и обратился к помертвевшему в ожидании Падубу: – А ну, парень, как тебя звать?.. Только без вранья!

– Падуб, – прошептал юноша, глядя в страшные глаза седого. – Падуб, сын Палого, сына Паймона…

Клинки опустились как по волшебству, а потрясенного Падуба говоривший вдруг горячо стиснул в объятиях:

– Живой…