Текст книги "Маруся. Попасть - не напасть (СИ)"

Автор книги: Галина Гончарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Могла она что-то заметить и понять?

Вполне. И не стала кричать, бежать, устраивать сцену, что привело бы только к ее гибели. Мария сделала то единственное, что могло ее спасти. Романов и не сомневался, что спасала княжна себя. А наследник оказался бонусом к ее жизни и здоровью.

Самое время было бы побеседовать с княжной, но...

Князь вообще не знал, где его дочь. Плевать было ему на все, у него жена погибла. Третья, любимая. И он пребывал в отчаянии, кое-как устраивал похороны... дочь?

Жива, наверное, что-то такое лекари говорили. А что?

Да ничего.

Просто не было дочери ни дома, ни в лечебнице, и никто ее не видел с того вечера. То есть с утра следующего дня. И это давало пищу для размышлений.

Что знала Мария?

Кого она узнала? Что произошло, что она сочла необходимым скрыться?

Ответа не было.

А единственного человека, который мог пролить свет на это происшествие, хоронили с почестями, и никто даже не догадывался о роли Истокова в этом деле.

Тем более, никто не связывал пропажу княжны с аварией на железной дороге.

Княжна вышла из палаты и словно бы исчезла.

Романов скрипел зубами, но что тут сделаешь? Разве что ориентировки разослать. Но помогут ли они? И надо попробовать копать со стороны жениха княжны, тогда уж, может, хоть какой-то свет прольется. Но тоже осторожно, Демидовы – род и древний и богатый.

Про Милонега никто и не подозревал.

Следствие медленно, но верно заходило в тупик и все шло к тому, что козел отпущения будет назначен – для широкой общественности, а уж кто там на самом деле виновен...

Искать – будут. А вот найдут ли?

Романов не знал. Но выбора у него не было.

Глава 7.

Чужая жизнь.

На рынке удалось дешево купить курицу. Симпатичную такую, здоровущую, даже уже ощипанную. Дешево – это в том смысле, что стоила она около пятидесяти копеек. Так – дороже. Мясо дешевле, но приличного мяса мы не нашли. Набрать овощей. Никогда морковку поштучно не покупала, новый опыт. Но тут на развес не продают, за отсутствием весов, только на штуки. Риса бы еще, но где мы, а где Китай? Пришлось взять пшена. При правильном подходе и супчик сделать можно, и

Я не гений, но живя одна, готовить учится любая женщина. Не так, чтобы сильно... хотя бы для себя. Десяток рецептов из разряда: 'жрать охота, мочи нет', 'быстро и вкусно', 'на скорую руку для гостей'...

Может и не научится. Но это уже вариант фастфуда и пятьдесят последнего размера попы. Кому нравится – гипермаркет в помощь и их кулинарный отдел. Я как-то сдурьма зашла, купила себе запеченную рыбку... та рыба явно умерла от отравления нефтью. Или чем еще поядовитее. Или это просто была рыбка фугу.

Похудев на три килограмма, я решила, что мне такого счастья не надо. И готовила себе сама.

Я уж молчу, что все жирное, жареное, тяжелое...

Нет. Я на такое и в той жизни не подписывалась, и в этой не хочу.

Дешевле купить исходники, раз в неделю наготовить себе три-четыре блюда, а потом доставать, разогревать и кушать. И экономнее, кстати.

А если кто сейчас скажет про однообразие...

Не надо!

У всех есть морозилки. Сготовил кастрюлю супа, половину разлил по контейнерам и в морозилку. Варим сначала борщ, потом щи, потом уху... смотришь, а у тебя в морозилке и разнообразие блюд получилось. Доставай и разогревай в микроволновке.

Так я и поступала. И угостить людей могла, если нагрянут, и племянников было чем кормить...

Ладно!

Забыли-проехали.

Маман (называть ее матерью язык не поворачивался, а по имени-отчеству тоже не стоило бы) трещала без остановки. Я пыталась слушать, и думала, что рано или поздно ее пришибу.

Прости, Маша, но твоя мамаша...

Ужас.

Даже не так.

УЖАС!!! Ходящий и говорящий. Летящий на крыльях материнской любви.

Нести даже часть продуктов она отказалась. Спина болит, руки-ноги болят, и вообще, она переволновалась... ладно. На первый раз ей сошло, не так уж и много здесь было. Разузнаю обстановку, а потом начну действовать по обстоятельствам. То есть – воспитывать.

Поздно?

Воспитание в любом возрасте самый раз, просто надо подобрать правильные средства убеждения.

Наконец, перед нами воздвиглась калитка родного дома.

Я осмотрела забор цепким взглядом. Театр начинается с вешалки, частный дом – с забора.

Так... когда-то здесь был рукастый мужик. Хозяин с большой буквы. Он ладил доски одну к одной, и потом подправлял. А вот последние лет пять-шесть его не было.

Краска облупилась и облезла, кое-где доски покосились, кое-где покривились, поправить бы и несложно, но руки нужны. И желание. У живущих здесь такого не было.

Ладно, посмотрим во дворе.

***

Двор меня тоже не порадовал. Не порадовала калитка, которая так заскрипела петлями, что собаки по округе лаем зашлись (уж смазать-то чего проще?), не порадовал двор, сотки так на три, в котором не было ни одной грядки, не порадовало покосившееся строение с трогательным сердечком на двери... я не удержалась, подошла и заглянула внутрь.

Ежь твою рожь!

Тут надо все срочно или вывозить, или засыпать и копать новую выгребную яму... я решу этот вопрос. А уж про мытье...

Гррррр!

Рассадник дизентерии!

Сарай тоже не порадовал. И пустая будка для собаки. Первый был покосившимся, и даже отсюда видно – не заперт. Тут в округе святые живут? Чтобы при незапертых дверях и отсутствии барбоса, да не залезть?

Просто брать нечего.

– А почему без собаки? – уставилась я на мать.

– Да вот, брали... отравили нам собаку первый раз.

– А второй? – спросила я, решив, что если был первый, то и второй...

– Кидаться на людей начал, прибили его.

Та-ак...

И чего это маман глазки отводит, аки девочка перед полком гусар? На кого это собака кидаться начала, что ее пришибли?

Разъясним.

Я направилась к дому. Войти не успела, дверь открылась и на пороге воздвигся парень лет пятнадцати на вид. Такой возраст, когда под носом и в голове еще пусто, но масса и рост уже нарастают.

– Мать, тебя где черти носили?

– Ванечка, – залебезила мать, – ты уже дома? А я Машу встречала...

– И как – встретила?

Пацан смотрел недоверчиво, как волчонок.

М-да. А и ладно, мало у меня племянников было? Считаем и этого – своим и начинаем воспитывать.

Я отодвинула с дороги маман, выбрала место почище, поставила вещи, благо, немного их было, и прищурилась.

– Иван Петрович Синютин, значитца...

На миг мальчишка опешил. И я атаковала уже активнее.

– Мать встречаем на пороге, и тут же хамить начинаем? Ну-ка живо, сумки забрал, печь растопил... дрова есть?

– Н-нет...

– Сейчас дам денег, живо по соседям. Прикупить и протопить. Будем ужин готовить.

– А ты...

– А я – твоя старшая сестра. И уши драть тебе буду на законных основаниях.

– А руки не отвалятся?

Спустившись с крыльца, мальчишка возвышался надо мной примерно на голову. Руки в бока, вид самый что ни на есть наглый, взгляд тоже...

– Ничего так, сестренка...

Ты куда смотришь, сопля с претензиями? Ну все, мое терпение кончилось. Его и так-то невеликие запасы были.

– Продемонстрировать? – нежно уточнила я.

– Чего?

– Того. Я тебя сейчас пну вот сюда, – наглядно потыкала я носком ботинка парня в коленную чашечку. – Пока ты будешь прыгать на одной ноге, стукну по голове... да хоть бы и этой курицей. А когда упадешь, отпинаю, как захочу. Вопросы есть?

– Уверена, что получится?

– Получится. Но курицу жаль. Так идешь за дровами?

– Дети, как вы разговариваете?!

Мы с одинаковым недоумением покосились на маман.

Как-как, да так! Ясно же, что мы выясняем, кто главнее. Так же ясно, что я круче – у меня есть деньги. Но уступать свое место без боя?

Никогда!

Вот Ванечка и шипит, дело житейское. Ничего, пошипит и за дровами пойдет.

Я сунула руку в карман и достала мелочь.

– Хватит?

– Щас к Вирятиным стукну, у них надысь полную телегу хозяин привез, – сориентировался мальчишка. Схватил монетки и вылетел за калитку.

Я прошла внутрь.

М-да. Это – не нищета. Это – намного хуже.

Дом-то был построен на века, и устроен толково. Начинался он прихожей, большой и некогда, наверное, уютной. Сейчас тут во всех углах валялась какая-то рванина и обувь, повсюду висела одежда... Я плюнула, и прошла не разуваясь. Хуже тут уже не будет, да и Ваня в сапогах был. А слой грязи на полу такой, что хоть картошку сажай.

Окна были застеклены слюдой. Не стеклом, нет, дорого. Но и не пергамент или бычьи пузыри, слюда. Зажиточно жили.

Все равно, в доме было сумрачно и только несколько лучин потрескивало, наполняя кухню (раз печь – пусть будет кухня) светом и запахом горящего дерева.

– Мама?

Голос раздался с печи.

Большеглазый лопоухий мальчишка смотрел на нас серьезно и недоверчиво. Понятно, мама, но с ней-то кто.

– Петруша? – попробовала угадать я.

– Да. А ты – Маша?

– Я, – согласилась я. – А чего ты на печке?

– Нога болит...

Я протянула матери корзины.

– На стол. А я пока посмотрю... показывай, какая нога болит? Ежь твою рожь!

А что мне еще было сказать?

Я не гений, но вывих угадаю. Или перелом?

Нога опухла чуть не до бедра, красная, воспаленная... кажется мне – или коленный сустав выглядит не вполне естественно? Вывих?

На такой опухоли, черт его разберет. Я-то ни разу не медик, мой потолок – синяки и шишки йодом заливать.

– Что делал? Рассказывай?

– Бегали. Потом Сенька меня толкнул, я упал в яму, а он убежал.

– Нога такая давно?

– Домой я сам дошел...

– Только вчера опухать начало, к вечеру. Я мазь взяла, припарки сделаю... – отозвалась от стола мамаша...

Я кивнула.

– Ясненько. Подозреваю, что это вывих. Или перелом, что хуже... короче, лекарь нужен.

– Да откуда у нас такие деньги! – опять взвилась мамаша.

– Я высылала, – огрызнулась я. – Что, не хватает?

– Да что ты там высылала? Слезки горькие, сиротские...

– Люди и на меньшее живут, – отрезала я. Маша говорила, что рублей по двадцать в месяц переводила. При цене за кубометр дров около двадцати копеек, уж дрова-то не заказать?

– Не с тремя детьми!

– Работать не пробовала?! Нет? Я тут, у тетки, с ночи до зари вкалывала, чтобы тебе деньги отправлять, а ты даже детьми не занимаешься?! – заорала я. – Не работаешь – ладно! Так почему в доме гадюшник? Стол грязный, пол немытый и неметеный, дров нет, жрать нечего!!! Ты – мать! У тебя трое детей на шее! Что за х...ня тут творится!?

Орать я могла долго и выразительно, а тут еще накопилось и накипело.

День выдался... песцовый.

Сначала эти налетчики, потом Маша, потом пока до города добрались, да и здесь... эта овца истратила остатки моего терпения. И наружу пробилась не княжна Мария Горская, нет...

Наружу пробилась Марика, которая раньше конспирировалась аки Штирлиц. Милая, добрая и откровенно бешеная.

Чтобы приехать из деревни, поселиться в общаге, получить образование и добиться своего не в самой просто профессии, поверьте, надо быть не тепличным цветочком, а вполне себе ядовитой гюрзой. Вы еще не верите?

Тогда я ползу к вам.

Орать я умела. И драться – в общаге научат. И отбиваться, и за себя постоять, и наехать на кого-то... еще в те времена меня было сложно переорать. И сейчас я использовала все старые навыки.

Хватит с меня дипломатии!

– Почему ты в грязном ходишь, постирать сложно? Почему дети кое-как одеты? Почему денег нет, на что они, б... , потрачены?

Маман пыталась что-то вякнуть, но потом поняла, что это бесполезно. Даром, что все упреки справедливы.

Подхватила с порога веник и шагнула ко мне, угрожающе занося его.

– Ах ты, дрянь! Да я тебя сейчас...

Не знаю. Кажется, она хотела меня по лицу этим веником ударить.

Ага, наивная...

Бить я ее не стала, все же баба и дура. Но перехватить руку за запястье и завернуть за спину? Спокойно.

Маман согнулась вдвое.

– Пусти!!!

Я вынула из пальцев веник и откинула в сторону.

– Значит так. Я сейчас навожу порядок в этом гнидюшнике. Ты идешь за лекарем. Нормальным лекарем, ясно? Уговариваешь, умоляешь, всеми правдами и неправдами приводишь его сюда. Я оплачу, но ребенок ночь с такой ногой терпеть не будет. Ясно?

– ПУСТИ!!!

Я усилила нажим.

– Не слышу ответа?

– Айййййй!!!

– Я так долго могу простоять. А если доведешь – сломаю руку, и пойдешь ты за лекарем еще и для себя. Поняла?

Ярость схлынула, осталось опустошение. Холодное, ледяное... не то, что руку – шею бы свернула. И не пожалела, и не посочувствовала.

Довольно!

Кажется, бабища это почувствовала. Как-то подобралась и заскулила.

– Машенька, пусти...

– Еще драться будешь?

– Н-нет...

Я махнула рукой и выпустила тетку.

– Живо! За лекарем!

Та отшатнулась, потирая плечо и глядя с ненавистью.

– Ты...

– Урок повторить?

Я шагнула вперед. И видит Бог, я бы ее сейчас прибила, но мозгов хватило у Анны, что-то она на моем лице прочитала. Передернулась – и выскочила за дверь, едва не снеся Ваню с дровами.

– Ну, ты ломишь, сестренка!

Голос был явно восхищенным. Сколько он видел?

– Ты почему за лекарем не послал? Я двадцать рублей в месяц переводила, неужели на эти деньги нельзя прожить и сколько-то отложить? Ты понимаешь, что у мальчишки или растяжение или перелом, он без ноги остаться может?

– Двадцать? – уловил только одно Иван. – А мать говорила, десять...

– Грррррр, – ответила я.

Если эта жирная вша говорила детям про десятку, то половина оставалась ей. И на что она потрачена? Или отложена?

Если отложена, тогда хоть понятно, на черный день. Но куда ж хуже, твой сын без ноги может остаться? С этим не шутят!

Но если нет...

Ну, твою мать!

Других слов у меня не осталось.

***

– Почему – без ноги, – пискнул Петруша с печки.

Я обернулась и погладила его по голове.

– Успокойся. Я здесь, так что все будет в порядке. Обещаю. А почему... в ноге есть косточки, мышцы, связки. Вот, если их повредить, они будут воспаляться и болеть. А если их не лечить, то они могут зажить неправильно. И ходить тебе будет трудно. Мы ведь этого не хотим?

– Н-нет...

– Поэтому матушка сейчас приведет доктора, он тебя осмотрит, и все будет хорошо. Понял?

– Да. Но это дорого...

– Дороже здоровья ничего нет, – отрезала я. – Будем здоровы, и денег заработаем. А не будем... и тогда точно все. – и вспомнила еще кое-что. – Ваня, а где Аришка?

– Сам бы знать хотел. С утра сказал ей приглядеть за мелким, сам-то он едва до поганого ведра добирался...

– И ее нет?

– Нет...

– А ведь поздно уже.

– Да, что с ней будет?

С четырнадцатилетней девчонкой?

Да что угодно!

Вслух я этого не произнесла, но что-то Ваня на моем лице прочел, потому что вздохнул.

– Маш... ты ее пять лет не видела. Ты изменилась, она тоже. Уж ты поверь...

– Увижу – поверю, – отозвалась я. – Печь топи, давай... где в этом свинюшнике посуда?

– В лохани... Петь, Аринка и посуду не отскребла с утра?

– Нет... она рано ушла, вскоре после тебя.

Ваня выразился непечатно.

Я плюнула и направилась на поиски тряпки.

***

Что я могу сказать?

Анну Батьковну... кажется, Николаевну, пора было убивать. Цинично и жестоко.

Грязным было – все. Вот так – ВСЕ.

Ведра, тряпки, посуда, стол, стены, пол, окна...

Потолок – и тот был в паутине. Справиться с этим за один день? Нереально. Только если ты – грязеуборочный комбайн с шестнадцатью манипуляторами и вечным зарядом. И то – спалишься.

Мне оставалось только скрипеть зубами и материться. Иван с каждым услышанным оборотом смотрел на меня все более уважительно. А уж когда я крысу увидела...

Не угадали.

Отродясь не визжала, и визжать не буду. В гадкую тварь я запустила, чем под руку подвернулось, каким-то старым сапогом, но большой боцманский загиб таки вспомнила.

И отправила Ваню за водой.

Четырех ведер хватило, чтобы оттереть стол и часть посуды. И я занялась готовкой.

На скорую руку покромсала курицу, отделяя мясо от костей, кое-как обжарила на сковородке, потом на той же сковородке обжарила морковь и лук, благо, режутся они быстро, а жарятся еще быстрее, сложила в большой горшок курицу, засыпала пассированными овощами, высыпала несколько стаканов пшена, залила подсоленной водой и поставила в печь, томиться. А Пете пока сунула погрызть кусок хлеба с сыром и большую морковку.

Мальчишка явно повеселел.

М-да.

А насколько он свой словарный запас пополнил... дура ты, Маруська, научатся от тебя дети...

Ладно. Исправлюсь.

И я пошла по дому, пока ужин не готов.

Изначально тут было четыре комнаты.

Кухня, она же столовая и надо полагать, гостиная.

– Вот здесь мама живет, – показал Ваня на комнату, которая примыкала... так... ага!

У нее одна стена с печкой общая, то есть должно быть всегда тепло. Ясненько.

– А вы?

– Мы с Петрухой обычно на песке спим. Аринка в той комнате, – показал Ваня пальцем.

Две других комнатки были поменьше. И печка там тоже была, маленькая, не знаю, как это называется. Тоже одна на две комнаты.

– А протопить? Если дров нет?

Свои вещи я поставила в последнюю незанятую комнату. Пока и так сойдет, потом перераспределим блага.

– Ну...

Ваня отвел глаза в сторону. Потом разозлился на свое смущение и рыкнул.

– Это редко так! Я зарабатываю! Вот!

– Кем ты работаешь? – резко спросила я. – Колись, закон нарушаешь?

– Ты что! Мешки разгружать хожу. Если меня мусора загребут, на кого младшие останутся? И так Аринка от рук отбилась...

Я вздохнула.

И поглядела на Ваню уже другими глазами.

Да, выше меня на голову. Весь еще нескладный, растрепанный, волосы непонятно-русые, криво покромсаны и торчат во все стороны, глаза серые, лицо усталое... а на Машу он похож. Очень похож...

А еще, под бравадой и напускной наглостью кроется обычный мальчишка. Которому так хочется, чтобы рядом кто-то был... чтобы не один он был на этом свете. И не самым старшим... ну хоть ненадолго!

Здесь дети взрослеют быстрее, я уже поняла. Но для пацана все равно это ноша тяжелая. Даже может, и неподъемная...

Пять лет.

– Мать всегда так?

Он понял, о чем я спрашиваю, но покачал головой.

– Последние года два-три. До того лучше было...

Климакс у нее, что ли, начался? По нашим меркам рано, а здесь могло и пойти уже, как говорится, кто раньше начинает, тот и раньше закончит.

– Выправим, братишка, – улыбнулась я. – Все мы выправим... сегодня вам еще придется поспать на печке, там теплее будет. А завтра начнем дом в порядок приводить, дров прикупим...

– Мать может и с околоточным вернуться...

– Да хоть с чертом с рогами, – отмахнулась я. – Лишь бы лекаря привела, а остальное меня мало волнует.

– Ты на нее руку подняла.

– Надо будет – и ногу подниму, – хмыкнула я, – совершенно не раскаиваясь. И видя на лице мальчишки непонимание, объяснила. – Ваня, если мать не заботится о детях, то она НЕ ВПРАВЕ называть себя матерью. Понимаешь?

– Она о нас заботится.

– Я вижу. Жрать нечего, спать негде, сидите в грязи и в холоде, зато у мамаши лучшее место в доме.

– Она работает, устает...

– Кем – работает?

– Ну... шьет.

– Дома. Могла бы и подмести. А раз работает – значит, зарабатывает. Деньги где?

– Думаешь, все так просто?! Приехала тут, рассуждать...

Я махнула рукой.

– Не рассуждать, Ванечка. Некогда мне рассуждать. Работать будем. И для начала порядок наведем, а там посмотрим... кстати, почему у нас никакой живности? Хоть кур бы завели, или кроликов... невелик труд!

Ваня вздохнул.

– Матери тяжело...

Я почувствовала, что зверею. Мало я этой дуре вломила, ой, мало...

Гррррррр!

***

Во дворе послышался визгливый голос мамаши.

– Вот, сюда пожалуйте...

Мы с Ваней переглянулись, и поспешили навстречу гостям.

Гостем оказался молодой мужчина лет тридцати, с белым чемоданчиком.

– Добрый вечер, – произнесла я. – Господин...?

– Ремезов, Гаврила Иванович. Я фельдшер. Ваша мать сказала, что у ребенка тяжелая травма...

Вот ей бы такую и нанести! Два раза!

Ну ладно, хоть кого нашла.

– Проходите, господин Ремезов. Вы имели дело с вывихами и переломами?

– Да. А вы...

– Синютина, Мария Петровна. Рада знакомству, – сухо представилась я. – Мой брат, Иван Петрович. Второй брат, которому требуется помощь, там, на печи. Вань, помоги ему слезть...

Второй раз просить не потребовалось.

Гаврила Иванович получил от меня жирный плюс за то, что вымыл руки, и только потом подошел к пациенту.

– Ну-ка, показывай... ох!

Нога произвела впечатление.

– Давно это? Мария Петровна?

Мамаша помалкивала с видом пресвятой мученицы.

Недомученницы, ежь! Но я исправлю!

– Больше суток.

– Ох, плохо-то как... что ж сразу не пришли?

– Господин Ремезов, я в городе ровно два часа. Ну, три, – ледяным тоном произнесла я. – Почему моя мать не обратилась к вам раньше, даже не представляю.

– Я... мне плохо было! – вякнула мамаша. – Даже ходить не могла!

Было?

Будет тебе плохо, я с тебя весь жир сгоню, дрянь такая! Небось, до вокзала мигом доскакала, и полдня там пропрыгала... сплетни собирала?

– Так... похоже, вывих. Здесь больно?

– Да.

– А здесь? Вот так?

– Д-да...

– Ясненько.

Фельдшер достал из чемоданчика что-то, смутно напомнившее мне губку, накапал на нее раствор из пузырька.

– Дыши, малыш.

– Это что? – подозрительно поинтересовалась я.

– Хлороформ. Если б сразу вправлять, было бы проще. А так надо обезболить, а то у мальца сердце зайдется...

Я кивнула.

После нескольких вдохов глаза у мальчишки закатились, и он обмяк.

Гаврила Иванович ловко подхватил и малыша, и губку, кивнул Ване.

– Вот тут прижми, и держи.

И как-то ловко повернул, дернул Петину ногу...

Мальчишка взвыл даже во сне.

Я погладила его по голове.

– Все хорошо, маленький...

– Мне плохо! – напомнила о себе мамаша.

– Сейчас нюхательную соль подам, – огрызнулась я. Захотелось навернуть мамашу ухватом. Но вместо этого я забрала у фельдшера из чемодана губку. Вытащила нужный пузырек под ошалевшим взглядом хозяина, который даже вякнуть ничего не успел, накапала еще дозу.

И спокойно вручила мамаше, которая сидела в углу.

– Дыши. Полегчает.

Хлороформ быстро выветривается, да и концентрация на такую тушу должна быть побольше, но – получилось.

Через пять минут спящих стало двое.

– Извините, господин Ремезов, – покаялась я.

Фельдшер только рукой махнул.

– Все в порядке, Мария Петровна, я все понимаю...

Я развела руками и мило улыбнулась. Ваня ловко строгал досочки для лубка, а Гаврила Иванович прибинтовывал Петину ногу.

– Все будет в порядке с парнем. Пусть недельку ногу побережет, а потом придете показаться.

– Спасибо, господин Ремезов. Сколько мы вам должны?

– Рубль...

Цена была явно завышена, но я молча вручила мужчине полновесный целковый.

Заслужил.

– Благодарю вас. Мы обязательно придем.

– Да... спасибо, – закивал Ваня. – А Петя долго еще проспит, господин доктор?

Ремезов даже приосанился. Вот что с человеком лесть делает.

– Думаю, с полчаса. Я ему маленькую дозу дал.

– Вы нам очень помогли, – с чувством произнесла я.

– Всего вам наилучшего, – попрощался фельдшер и ушел.

Я достала из печи аккурат к этому времени упарившуюся курицу с пшеном.

***

– Ванечка, ты себе невесту нашел?

Я обернулась.

М-да. Дите рабочей окраины, было у нас такое выражение. Стоит на пороге девчонка, и смотрит...

Нет. Не шлюха. Это сразу видно, взгляд у нее не продажный. Но тоже, тот еще волчонок. На Ваню похожа, кстати. Маша повыразительнее была, а эта вообще ни о чем. Мышь серая лабораторная, с первого взгляда от стены не отличишь.

Четырнадцать лет – здесь возраст расцветающей женственности. У этой...

Либо, он будет позже, либо никогда.

Фигура плоская, волосы серо-русые, глаза серые, лицо не особо выразительное, на улице встретишь и мимо пройдешь. А здесь модели не в чести.

В высшем свете еще туда-сюда. А вот у простого народа баба должна быть в теле.

– Арина? – прищурилась я.

– Я-то Арина. А ты...

– А я – Мария. Не помнишь?

– А, старшенькая пожаловала?

– Цыц, сопля, – опомнился Иван. – Ты где шлялась целый день?

– Твое какое дело?

Я вздохнула. Сейчас бы и эту оттрепать, но сил не просто не осталось – они в минус ушли.

– Садись, кушать будем.

– Хлеба с молоком, что ли?

– У вас это что – блюдо месяца? – окрысилась я. Поймала недоуменные взгляды и махнула рукой. – Курицу с пшенкой. Будешь?

– Не мать готовила?

– Я. На всех. Так как?

Арина уселась за стол и тряхнула косой.

– Давай сюда свою курицу.

***

Курицу с пшеном 'родственнички' наворачивали за обе щеки. Маман так в себя и не пришла, а вот младший завозился.

Логично, ему-то досталось под присмотром врача, а маменьке бесконтрольно.

М-да, что-то не везет мне с мамашами в этом мире. Первая умерла, вторая стерва, третья дура...

Я отложила кашу с курицей в миску, положила побольше мяса и поставила отдельно. Сама вытащила куриную ногу, понимая, что в большой семье клювом не щелкают и впилась зубами в натуральное мясо без антибиотиков и гормонов. Жесткое, как сволочь. Тут даже печь ничего не сделает, курица при жизни была спортсменкой.

– Потом покормишь мелкого?

Ваня кивнул.

– Придет в себя – прослежу.

– Много сразу не давай, пусть сначала водички попьет, а уж через часок и кашу можно.

– Хорошо, Маш. Ты бы пошла, прилегла? Тебя ведь шатает...

Меня и правда штормило. Все хорошо в меру, а сегодня у меня день был при отсутствии всякой меры. Я порадовалась задвижке на двери комнаты, закрылась изнутри и почти упала.

Как там господа Синютины будут разбираться – меня не волновало.

Раздеваться?

Вот в этой комнате?

В этой кровати?

Пусть меня сначала расстреляют! И вообще, моему платью уже ничего не поможет, кроме торжественного сожжения. Завтра разберусь, где тут купаются, и пущу его на тряпки.

Завтра, все завтра...

Сон накрыл меня в минуту, унося в глубокую черноту без сновидений.

***

– Кукареку! КУКАРЕКУУУ!!!

Мутант сволочной.

Чтоб тебе всю жизнь прожить в инкубаторе!

Как же мне хотелось поспать подольше. Но петухи разорались, как последние... петухи!

Час ночи!

Два часа ночи!

Четыре утра!

Вот, в четыре утра я и встала. Сволочи пернатые, чтоб вам ваши цыплята за меня отомстили! Кубики бульонные на ножках! Чтоб вам один 'ролтон' жрать до скончания птичьего века!

Глаза решительно отказывались открываться, но мозг заработал на полную мощность. Есть у меня такое плохое качество.

Встаешь ночью, начинаешь думать, и потом заснуть не получается. В таких случаях идеально помогает или считать овец, или просто что-то считать, но не думать. Ни о чем не думать.

У меня так не получилось.

Накатило.

Вчера я убила людей.

Вчера я сидела рядом с умирающей девушкой и держала ее за руку.

Вчера я примерила на себя еще одну чужую жизнь.

Память нахлынула волной, и сопротивляться стало бесполезно. Меня затрясло, я перевернулась на пузо, уткнулась лицом в руку и прикусила рукав.

Так, спокойно, Маруся.

Ты делала все, чтобы выжить.

Выжить, вырваться, не быть убитой.

Если бы ты не сбежала, тебя бы убили. Сначала продали, потом убили... с Демидовым в кроватку захотелось?

Это даже не садо-мазо, для такого извращения и слова-то еще не подобрали. Пятьдесят оттенков кретинизма, не иначе.

Если бы ты не сбежала, тобой бы занялась охранка.

Если бы ты не оказалась в поезде...

И что бы это поменяло?

Маша все равно погибла бы. Или кто-то думает, что эти негодяи охотились за поездом, потому что там я ехала? Сомневаюсь...

Все равно бы девчушка погибла, а я... я воспользовалась ситуацией. И за эти документы мне еще отработать предстоит, как стахановке.

Ссссемейка, ежь ее рожь!

С мамашей все понятно, таких я и у себя навидалась. Будут ныть, скулить и выть, но зад не поднимут. Единственный вариант – пнуть по нему со всего размаха.

Такие очень боятся тех, кто сильнее, и может им навалять без оглядки на правила. Раз оттреплешь, два...

В наше время сложнее, они ползут к участковому, но если нет ни свидетелей, ни следов...? Я их вчера точно не оставила, а вопли – не доказательство. Переживем.

Мальчишки...

Старший поддается воспитанию. Ведь взял на себя заботу о младших, хоть как-то.

Девчонка – оторва. Но может, удастся скорректировать?

Младший – тихий стоик. Это ж надо? Сутки терпеть с вывихом и не вякнуть? Да в наш суровый двадцатый век ребенок и часа терпеть не станет! А тут?

Сутки!

Акселерация, ежь?

Или просто пацан знал, что до него никому нет дела?

Вот, во второе мне больше верится. Да, мамочка у Марии класс! Прибить не жалко!

Но чем можно заниматься столько времени? Не домом, не детьми, не работой... хотя ответ прост.

Мужиками.

Какие здесь мужики героические! Геракаклы! Я к такой мамаше щипцами бы не притронулась, а кто-то позарился. Хотя... смотря на что.

На мамашу – или на домик и деньги?

Да, вовремя я приехала.

А какой план действий-то?

А, простой.

Первое – уборка.

А потом буду устраиваться в жизни, как Мария Синютина. Для начала.

Устроюсь поудобнее, оценю окружающий мир, разберусь со своей магией...

Вернусь ли я в высший свет?

А вот тут надо еще прояснить со своими правами и обязанностями. Конечно, там комфортнее, и прислуга есть, но – что там есть еще?

Какие права у княжны?

Что и кому она должна?

А соваться в это болото просто так, будучи во власти отца...

На фиг!

Кому хочется за Демидова замуж, могут не стесняться, уступлю вместе с местом. Правда, к жениху еще и проклятие прилагается, но это ж мелочи?

Ладно. Сами собой дела не сделаются. Вставай, Маруся – и вперед.

Я поднялась и отправилась на подвиги.

***

Арина и Петя еще спали, Ваня уже нет. Он растапливал печь и улыбнулся при виде меня.

– Доброе утро, сестричка.

– И тебе того же, братик, – кивнула я. – Завтракать будешь?

– Эммм... там, вроде, еще осталось?

Я обревизовала чугунок.

Осталось... по стеночкам поскрести и ложку облизать. На пятерых человек этого явно не хватит. А курицу вообще всю умяли, тут одна пшенка.

– Вы с Петей ели, и мать. Верно?

– Тебе же осталось? – Ваня смотрел непонимающе.

Я махнула рукой.

– Не в этом дело. Кормить-то всех надо... слушай, тут, по соседству петухи орали. Было?

– Да.

– А яиц ни у кого прикупить нельзя? Я бы сготовила по-быстрому? И зеленки какой?

Пшенки осталось достаточно для моего замысла...

– Сейчас сбегаю, – Ваня кивнул, но мелочь не взял. – У меня еще со вчера осталось.

– Действуй, – поощрила я.

Яичные котлеты делаются быстро и просто. Обычно я их с манкой мешала, но где я тут манку возьму? Пшенки хватит.

Молоко есть, хлеб есть, сделаем гренки.

Надо к печке привыкать. Надо...

Как же не хватает микроволновки и полуфабрикатов! И даже 'Макдональдса'.

***

Яйца я сварила, порубила и перемешала с пшенкой и зеленью. Сделала котлеты и быстро обжарила на большой сковороде. Ваня вызвался помогать, так что вторым эшелоном отправились гренки.

К моменту появления Арины, все было почти готово, но по протянутой руке я шлепнула полотенцем.

– Куда?

– А чего? – огрызнулась девица.

При свете дня она выглядела еще более непрезентабельно. И сильно напоминала костистую щуку.

– А того, – разъяснила я. – Не поздоровалась, не умылась, сразу давай хватать. Ты что – в хлеву живешь? Вон лохань, можешь посуду отмыть, а потом остатками воды умоешься. Поняла?

Арина засопела.

Ваня показал кулак, и та молча пошла к лохани.

Я кивнула и продолжила метать на стол гренки.

Расточительство, конечно, но разок можно. А там... уж прикуплю что-то такое. Тот же мешок гречки на семью, пшено, овес, к примеру, овощи... интересно, а ледник тут есть?