Текст книги "Сестра (СИ)"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Алексей наморщил лоб.
– Бог‑то Бог…
– Алеша, – Софья смотрела ласково и мягко, – в чем виноват Ричард? Он же там лично не был. Он свою семью спасал. А мы сейчас собираемся помочь простым людям. Знаешь ли, страшно жить во времена перемен. Хоть кого расспроси – помнят время семибоярщины, как нечто кошмарное. Помнят Лжедмитриев, Смуту… ты слышал о них?
Алексей кивнул.
Еще бы ему да не знать, в результате чего Романовы на троне оказались. Рассказывали воспитатели. Только в их изложении это звучало немного иначе – а ведь тоже страшное время было.
Жуткое…
Может, и права сестрица, давая хоть кому приют на Руси?
– теперь их через час позвать?
– Ага…. – Софья перевернула большие песочные часы, – сыграем пока в слова?
– А давай сыграем…
Кто не знает 'виселицу' и 'эрудита'? И кто сказал, что в них нельзя играть до реформ письменности?
Очень даже можно. Во всяком случае, Софья с Алексеем играли с огромным удовольствием.
А спустя час получили и согласие от Ричарда и Джона. Отец оставался в Дьяково и принимался за предварительные подсчеты. Джон же отправлялся в Англию. Сначала в Швецию, а уж оттуда, водным путем…
А Софья еще раз задумалась, что нужен России выход к морю, нужен…
Даешь Санкт – Петербург?
Или Санкт – Алексий? Только вот столицу там делать не надо, климат ей никогда не нравился… Вот порт – курорт – другое дело. Белые ночи, луна, озон, романтика, но жить рядом с тектоническим разломом – тяжко.
А еще надо продумать, что дать Джону с собой, как поступить…. Он, хоть и криво – косо, будет первым представителем Руси в Англии за несколько лет, так что опозориться не должен.
А еще надо поговорить на эту тему с отцом.
* * *
Алексей Михайлович, как всегда, был рад видеть и сына, и дочь, и сестру.
Татьяна Михайловна не поехала. Во – первых, понимала, что они с братом только поссорятся, во – вторых, ей понравилось остаться старшей на время отъезда.
Ну как старшей… номинально. Титул при ней, но главным все равно оставался Фрол Разин.
Софья сначала недоумевала – почему казаки? Что, никого поближе найти нельзя было? А вот потом до нее дошло.
Бывшие беспризорники были народом своеобразным и чтобы справиться с ними, нужны были такие же волки. Казаки как раз такими и были. Но это не главное. Можно, можно было придать Алексею – младшему стрельцов. Но…
Стрельцы были слишком неустойчивой опорой.
Они уже почувствовали вкус царской крови. Опираясь на их копья, всходили на трон, они уже знали, как бунтовать. А еще были слишком тесно завязаны на свое хозяйство, слишком дорожили имеющимся у них, слишком легко боярам было переманить их на свою сторону…
Ох, не просто так Иван Грозный заводил себе опричников. Ему нужна была независимая сила, на которую мог опираться только он. Почему царь поддержал идею сына? Да именно потому, что почуял в ней потенциал. А вот сейчас…
Англия Алексею Михайловичу не нравилась. И именно по той самой причине, которую озвучил царевич. Скажем честно – Романовы Рюриковичами не были. Больше всего их родство подходило под определение 'нашему плотнику троюродный забор'. И власть их была пока еще новенькой, блестящей, как фальшивая монетка. Поэтому и любое покушение на царскую или там, королевскую, власть, вызывало у Алексея Михайловича неприязнь – и это еще мягко сказано.
– Сын, зачем тебе это нужно?
– Хочу овец разводить.
– Неужто наши в овцах не разберутся?
– а еще, батюшка, англичане корабелы хорошие. Сейчас есть возможность сманить кое – кого…
– Невместно нам говорить с людьми, которые своего короля предали и казнили…
– А мы и не говорим, так, батюшка? Ты вообще о моем самовольстве не знаешь, – Алексей очаровательно улыбался, но сейчас это почти не действовало на отца.
– Ты мой наследник. Соответственно, все, что делаешь ты – делаю и я. Нет моего одобрения.
На контакт с Англией и ввоз оттуда овец и овцеводов, а заодно и специалистов Алексея Михайловича уломать не удалось. Зато и хорошая весть была.
Протопопа Аввакума нашли и где‑то через месяц он со всем семейством будет в Москве, а оттуда и в Дьяково.
Софья порадовалась хотя бы этому. А что до Англии?
Не пускаете в лоб? Все нормальные герои, кто идет – идут в обход.
* * *
Феодосия Морозова была рада видеть сыночка.
– А оздоровел‑то как! Как окреп!
Восхищаться было от чего! Уехавший и приехавший ребенок различались, как ночь и день. Уезжал бледный и заморенный молитвами и постами мальчик, вернулся здоровый крепыш.
– Матушка! А как батюшка?
После активного тисканья, выяснилось, что батюшка болеет, а брат его, Морозов Борис, царский воспитатель, вообще очень, очень плохо себя чувствует. Анна молится за его здоровье, но видимо, плохо молится, потому как господь не слышит, а боярин еле дышит.
А еще отец будет рад видеть сыночка…
Глеб Морозов действительно рад был видеть сына. Веселого, красивого, к тому же царевичева друга, что тоже немаловажно. На такой должности, хоть она и не официальна, взлететь можно высоко, так что Глеб все одобрял. И поощрял сына.
Почто приехал?
Да вот, Алексей решил отца навестить, ну и Ваня решил тоже…
Надолго ли?
Да нет, завтра, как царевна Анна из Кремля поедет, она обещала и сюда за мной заехать…
Это сообщение вызвало панику по дому – и боярыня помчалась готовить все к торжественному приему, оставив сына наедине с отцом, получать мудрые наставления.
Так что на следующий день дорогих гостей приняли со всем блеском и радостью. Феодосия чуть ли не в ноги кланялась, дворня выстроилась, Глеб Иванович потребовал, чтобы его вниз перенесли ради такого случая, Иван и рад уж не был, что сказал, почитай все в доме ночь не спали.
Царевна Анна все это приняла, как должное, поблагодарила – и сообщила весть, от которой Феодосия и вовсе солнышком засветилась.
Протопоп Аввакум возвращается. И поедет в Дьяково…
Это боярыню порадовало. А вот потом Алексей Алексеевич на полном серьезе поинтересовался у боярина, не желает ли тот помочь доброму делу.
Какому?
Да вот, собираемся на базе Дьяково мануфактуру устроить. Работников, овец и прочее хотим выписать из Англии… не хотите ли в долю?
Хотел ли боярин?
Да не то слово! Только не сам, а сынок Ванечка! Царевич хочет себе игрушку пополам с Ванюшей? Поддержим! Еще как поддержим! И поможем! А кто‑то сомневался?
Впрочем, когда перед боярином на стол лег договор, составленный пусть не по всем правилам семнадцатого века, но ничуть не менее закрученный, чем в двадцать первом…
По договору, Алексею принадлежало шестьдесят процентов предприятия, Ивану сорок, с первой прибыли выплачивалось все, внесенное им, а потом уже все делилось, согласно распределению долей. Почему так? Потому что основной пакет акций всегда должен принадлежать государству. А вот управление… Софья вообще планировала со временем все это скинуть на Ивана. Глупо же только тащить деньги из бюджета и ничего туда не вкладывать! А то, что бояре Морозовы оттуда лихо потянули, Софья и не сомневалась. Вот и пусть пока…
Ивана они сами воспитают, воровать не будет! А если таланты от отца унаследует… ну это мы посмотрим в дальнейшем. Глядишь, еще и министр финансов выйдет неплохой.
Проблема была только в одном.
Порт у Руси был один, совсем один. Архангельск. Не ближний свет. И рада бы Софья сманить из Англии корабелов, но куда их пока приткнуть?
Разве что на Волгу? Но тут тоже надо смотреть… Волга впадает в Каспийское море, но вот насколько они судоходны? Голова шла кругом от того, сколько надо узнать.
А еще…
Простите, госпожа османы, но Крым я у вас оттяпаю. Нравится там, не нравится – это ворота в Россию. А потому – извините – подите. Куда?
А вот куда хотите, туда и…
Ладно!
Строить корабли дело долгое.
Сначала для них еще надо лес заготовить, верфи сделать… мало кто знает, что те самые ботики Петра Первого плавали отвратительно, а рассыпались на глазах, ибо сделаны были из сырого дерева. А где у нас лес?
А лесопилки?
А…
Ох, ёлки!
Дело выходило вовсе неподъемным, но начинать‑то надо! А с Крымом что‑нибудь еще придумаем.
Глеб Морозов подумал еще над договором, а потом подписал его. Оставалось собрать Джона Томсона в Англию.
* * *
Английский торговец шерстью с простым именем Томас Смит, посмотрел в окно. Тоскливо вздохнул.
Самое страшное – жить во времена перемен, а ему выпали именно такие. И дюжины лет не прошло, как казнили короля Карла, а жизнь с каждым днем все хуже. Кромвель с его 'железнобокими' взял власть, но удержать ее не смог. После смерти Оливера остался наследник – Ричард, но он слаб и глуп, а вот что теперь?
Опять вернутся короли?
Поговаривают и о таком. Только вот кто вернется? Карл Второй? Копия своего папаши, который тратил жизнь на гулянки и пьянки? Который с подачи дружка – Бэкингема, ненавидимого всей Англией, торговал титулами и даже ввел новый – баронет, купить который можно было за тысячу фунтов хоть бы и вчерашнему мусорщику?
При Кромвеле можно было спокойно торговать и работать. При Карле же…
Лучше не будет. Отощав за границей, в изгнании, Карл постарается отожраться на Английских хлебах, в том числе и на таких, как он сам…
Нет, спокойствия тут больше не будет. К тому же….
Томми хорошо работалось при Кромвеле, а Карл, когда придет, начнет задавать простые вопросы. Первый – где взять денег. Второй – почему вы меня не поддержали? И драть будет три шкуры… нет, не верил Томас в королевскую доброту, но и что поделать – не знал. Никак не знал.
Оттого и был грустен и задумчив.
Кто‑то уже уехал из Англии, и Томас подозревал, что ему придется сделать то же самое. Сгрести, сколько в горсть поместится – и деру. Но – куда?
В Колонии?
Вот уж спасибо, туда вся ссыльная шваль стекается, всю дрянь ссылают, индейцы дикие бегают – и он туда поедет?
Обойдемся.
А куда?
Проблема была в том, что нигде его особенно не ждали. Как ни крути – люди животные стайные и чужаков нигде не жалуют. Куда ни подайся.
Он будет приезжим, и только внуки его, быть может, получат шанс на достойную жизнь. Даже и в Колониях… но туда точно не хотелось.
А куда?
За этим тяжким размышлением и застало его письмо.
Джон, баронет Томсон.
С Джоном они были знакомы давно, очень давно, а точнее – с его отцом, Ричардом. Джонни тогда бегал в коротких штанишках, ну а когда началась вся эта свистопляска – Томсоны уехали. И куда?
В Московию, к этим дикарям! Там говорят, так холодно, что зимой птицы на лету замерзают!
Ужас!
Но… судя по письму – Джон там не замерз.
Просит его принять? Почему бы и нет…
* * *
Протопоп Аввакум прибыл в Москву со всем семейством, к коему относились жена Анастасия Марковна, а также дети Иван, Агриппина, Прокопий, Корнилий, Аграфена, Ксения и Афанасий. И отправился прямиком к царю. Точнее, слуги привезли пред царские очи, вот как был – грязным, с дороги, усталым…
Алексей Михайлович принял его добром, пожаловал деньгами и шубой с царского плеча – и отослал… к боярыне Морозовой. А уж оттуда в Дьяково.
Почему так?
А почему бы нет?
Сейчас, если протопоп начнет скандалить и ругаться, он уже в глазах всех будет виноват. Его царь добром принял, к детям своим даже допустил, а он, тварь неблагодарная… черный пиар – это изобретение еще каменного века. Вот пока Аввакум был в Сибири – он был мучеником и героем. А сейчас он приближен к царю, а уж как он себя в ответ покажет – большой вопрос.
Аввакум, не будучи дураком, тоже это понимал. Но шокировал его разговор с боярыней Феодосией.
Та клялась и божилась, что вызвали протопопа по просьбе царевича, что царевич за двуперстие, что он сам не одобряет Никона с его реформами. И вообще – пусть батюшка сам поедет, да посмотрит.
Когда?
Да хоть и завтра. Но лучше через три – четыре денька, как отдохнет. Все‑таки путь был тяжким. Вера помогает, да, но детей жалко. Пусть отдохнут?
Аввакум согласился. Он‑то сам – да, но жену ему было жалко. Любил он свою Анастасию, любил….
Может быть меньше своей веры, но больше всего остального.
Дьяково стало для протопопа шоком.
К такому он не привык и такого не ожидал.
Ни мальчишек, которые бодро гоняли по полосе препятствий, ни царевича, который разминался в сторонке, ожидая своей очереди, ни кучи девушек в тереме, ни ласкового приема от царевны Анны, ни неожиданно умных темных глаз трехлетней Софьи.
Жестких, ярких, изучающих.
– Тетя, дядя хороший?
Картавая речь настолько не вязалась с этим взглядом, что протопоп даже слегка опешил. Царевна Анна улыбнулась девочке.
– да, дядя хороший. Но он устал с дороги, ему надо в баньку, потом отдохнуть…
– а он ужинать с нами будет?
– Будет, – приняла решение царевна Анна. – Мы ждем вас сегодня вечером, с семьей, в большой горнице?
Аввакум поспешил согласиться, понимая, что происходит что‑то неясное. Не ждал он такого, никак не ждал.
Ни любопытных, острых взглядов от девочек – служанок, ни жесткого, почти ненавидящего взгляда от встретившегося Симеона Полоцкого, ни неожиданно приветливой улыбки от царевны Татьяны. И тем более ее слов, сказанных за спиной.
– Посмотрите, девочки, какой интересный человек. Нарисовать его будет удовольствием, разве нет? Передать все страсти на его лице, эту одержимость…
Протопоп, конечно, вернулся бы. Но… а как?
Сказано‑то не ему, начнешь выяснять – дураком себя выставишь. Единственное, что ему оставалось – следовать за ключницей в отведенные ему покои и ждать ужина. И пытаться расспросить женщину.
Но тут он наткнулся на жесткое противодействие.
Царевич?
Не мое дело царевича обсуждать, хороший он человек, добрый.
Царевны?
Не мое это дело – царевен обсуждать. Хорошие они люди. Добрые, ласковые, заботливые.
И – все. Весь набор информации. В баньку с дороги пойдете? Хорошо, тогда я сейчас распоряжусь, вы покамест дух переведите с дороги, а я к вам девочку пришлю, как все готово будет. И протопоп с семьей остались в большой горнице.
Аввакум огляделся по сторонам, посмотрел на свою любимую Настеньку…
– странно тут все, батюшка…
– очень странно, матушка. Но…
Выводы делать было еще рано, сначала надо хотя бы с царевичем увидеться.
* * *
Софья пыталась изобразить угольком на бересте поставленную Татьяной вазу и размышляла. Получалось у нее откровенно плохо, но зато ей никто не мешал думать. Она подлизывалась к тетке, заодно приглядывала за ней, показывала своим девочкам, что она с ними, не мешала тетке Анне, которая сегодня разболелась – бывает такое у женщин, а заодно прикидывала приоритеты и была весьма довольна первым впечатлением.
Протопоп был мужчиной очень… своеобразным.
Фанатик?
Безусловно. Не просто верующий, а из тех, которые попросят его к кресту кверху ногами приколотить, чтобы Христа не оскорблять. За веру и в огонь, и в воду. Домашний тиран? Нет, тут такого слова просто нет. Тут принято, что в своей семье мужчина первый после Бога на земле, для него абсолютное послушание домашних – норма жизни и обыденность. Так что с этой стороны все нормально. А умный?
Вот это еще предстояло установить, чего он больше хочет – стать мучеником за веру или добиться своего? Первое‑то несложно, достаточно предоставить ему идти своим путем. А второе?
Софья еще по той жизни помнила староверов – и ведь ничего плохого в них не было! Да, народ своеобразный, да, тяжелый в общении, ну так, а вы какими будете на их месте? Зато ни алкоголя, ни табака, ни любви к Европе. Тут определенно есть с чем поработать. И вообще – у России и без того хватает проблем, чтобы еще и междоусобицы начинать раньше времени.
Оставалось поговорить еще раз с Алексеем. Брата она настраивала с того момента, как речь впервые зашла о протопопе, и надеялась сейчас на хороший результат. Лёшка был замечательным ребенком. Умный, активный, в меру серьезный и творчески развивающий ее идеи. И самое главное – способный свернуть горы, если ему будет интересно. А об этом уже заботилась она, расписывая прелести скотоводчества. Сейчас отец ему впервые не дал получить новую игрушку – и он разозлился. И горы свернет, чтобы она у него была.
А протопоп… есть в нем харизма, а не только харя, как в двадцать первом веке у многих деятелей, есть! Если правильно стыковать его с братцем – это будет великий тандем. Не хуже, чем Никон в свое время с Алексеем Михайловичем. Но на чем погорел Никон – это на власто– и златолюбии. А у Аввакума семья есть. Если еще через них аккуратно влиять – получится очень неплохая комбинация. Тем более, при финансовой поддержке боярыни Морозовой…
Взгляд в окно показал, что Алексей и его приятель Ванечка Морозов возвращаются в терм. Усталые, грязные, как черти, но довольные.
Софья подняла руку, привлекая к себе внимание тетки Татьяны, которая поспешила к ней.
– Что, Соня?
– Тетя, мне выйти надо? Можно?
– Конечно. Пусть тебя…
– не надо меня провожать, я уже взрослая! Я сама справлюсь!
Заявлено было так гордо, что девочки невольно заулыбались. Не сдержала смешок и тетка Татьяна. Она была довольна собой. Будучи по натуре довольно властной, она нашла себя в преподавании – а почему бы нет? В душе каждой женщины живет учитель и воспитатель, просто одни готовы заучить всех окружающих, а другие находят, куда его спустить – и тогда родня вздыхает с облегчением. Татьяна же сейчас получила почти два десятка девчонок, которых надо было научить рисовать – и ключевым словом тут было 'научить'. Сначала она пыталась сопротивляться, но чем еще заниматься в Дьяково?
За неделю ей надоели все занятия – и она попробовала сделать первый шаг. Тем более, что Софья нагло лезла и спрашивала, когда тетя Таня с ними позанимается, так что вроде бы и поступаться гордостью не пришлось. Опять же, Анна вроде бы и не пыталась давить, но сделала так, что Татьяне было совершенно нечем заняться – только молиться и рисовать. А на фоне жуткой занятости Анны, ее безделье выглядело еще более утомительным. На фоне всеобщего почтения, с которым обращались к Анне, ласкового 'матушка – царевна' в устах слуг, всеобщей любви и уважения.
Одним словом, Татьяна решилась сделать то, о чем ее просили – и сейчас с удивлением обнаруживала, что ей… нравится учить?
Особенно двоих девочек, Марфу и Ксению, которым требовался буквально один намек – и под их руками расцветали незаурядные рисунки. Надо отдать Татьяне должное – она была совершенно не завистлива к чужому таланту.
– Иди, Соня…
Софья выскочила за дверь, промчалась по коридорам, позабыв про всю степенность – и повисла на шее у брата.
– Лешенька!
Ненадолго оторвалась – и так же повисла на шее у Ивана Морозова.
– Ванюша!
И с удовольствием оглядела результаты трудов своих. Стоят два крепыша, веселые, загорелые, а что чумазые – ну и что? Зато ничем не болеют, какое там свинцовое отравление! У обоих улыбки до ушей, оба рады ее видеть, Ваня аж светится.
– Сонюшка, случилось что?
– протопоп Аввакум приехал! Вот!
Иван машинально перекрестился. Двумя перстами, как привык. Соня едва не фыркнула. Нет, боярыня Морозова, хоть и из лучших побуждений, совершенно замордовала мальчишку. Сколько еще усилий понадобится, чтобы он стал похож на человека?
– я возок видел…
– ну да. Лешенька, ты не очень занят?
– Мы сейчас к Симеону собирались…
Софья вцепилась в руку брата.
– Лешенька, пожалуйста… подождет Симеон!
– Ладно, Сонюшка. Вань, ты один сходишь?
– а с вами можно?
Софья прикусила губу, а потом кивнула. Почему бы нет? Двое лучше, чем один. Да и Симеон…
Товарищ Полоцкий беспокоил ее все больше, напоминая росянку. Большую такую, красивую…
Нет, детей‑то он любил, безусловно. И талантлив был, стихи сам сочинял, хотя у привыкшей к краткости и конкретности Софьи они вызывали только нервный смешок и желание их спародировать. А вот в остальном…
Медленно, исподволь, он старался внушить Алексею чувство собственного превосходства, уверенность в своей непогрешимости. А еще – рассказывал о красотах Европы, о ее просвещенности, о том, как проигрывает рядом с ней Русь…
Ребенок это просчитать не смог бы. А вот Софья с позиций циничного века, привыкшего анализировать информацию, собирать ее по крупинкам, искать второе и третье дно – она видела. Но покамест молчала. Она отлично понимала свое положение. Если сейчас Симеон примется стучать на нее царю – как бы мерзко это ни звучало – она может потерять все. Если царь удалит ее отсюда, а ведь может, может… это просто неожиданность заставила его дать разрешение. И тетка Анна. Но все держится на внешней благопристойности. А вот если пойдут слухи, а Симеон может, Алексей Михайлович им искренне восхищается… ну так ведь его и Морозов воспитывал в прозападном духе. А вот Софье требовался царь, который не будет оглядываться на 'высококультурную' Европу, ей нужен был царь, который будет работать.
Почему так?
Она уже задавалась вопросом, зачем ей это надо. И ответ нашелся достаточно быстро.
Здесь у нее площадка для старта и реактивного взлета, в ее распоряжении громадные ресурсы, она может многое, если не споткнется. Где‑то в другом месте она очутится за плинтусом и в роли таракана. Отсюда вывод. Алёшка должен стать царем, о котором будут говорить с восхищением все русские. А она… а она станет при нем кардиналом Ришелье. Хотя пример и не совсем верен, в конце концов, Ришелье правил вместо Людовика, а она хотела править вместе с Алексеем.
И команду надо набирать уже сейчас.
– Идем, Ванечка…
А следующие два часа прошли в игре. А как еще заставить ребенка сделать то, что тебе надо?
Да только играя. Роль протопопа разыгрывали то Софья – уморительно важная в мантии из одеяла, то Ваня, то сам Алексей – и все чаще находились удачные фразы. Под конец все трое досмеялись до колик, но стратегия была разработана – и компания разошлась. Иван и Алексей к себе, мыться и переодеваться, Софья к тетке Татьяне, извиняться за свое отсутствие. А то как же?
Хочешь мира?
Прогнись в малом и отыграй свое в большом.
Татьяна, узнав о том, что Софья по дороге встретила Алексея и Ванечку, простила племянницу. Только погладила ее по темным волосам.
– Тяжко тебе будет, маленькая…
– как тебе, да, тетя?
Татьяна только вздохнула. Она уже давно не сердилась на малявку. Это в тереме, когда некуда толкнуться, все события раздуваются до размеров слона. А когда у тебя куча дел, когда жизнь горит вокруг яркими красками – да разве тут вспомнишь такую мелочь, как детский скандал?
Да и не злопамятна она была, взгальная, склочная, но не злопамятная…
– и мне тоже…
– Ты плидесь на узин?
– приду, приду…
Софья улетучилась с довольной улыбкой.
Сейчас, до ужина, им надо переодеться, а еще… она будет раньше всех у Лешкиных покоев и внутри них. Ей надо отсечь Симеона, который, зараза, трется там так, словно ему медом намазано.
Попала она вовремя. Симеон столкнулся с ней в коридоре – и Софья тут же повисла у него на шее с радостным воплем. А то как же!
Хочешь помешать человеку – сделай это эффективно. Это в американских боевичках проходят штучки вроде мадагаскарских тараканов в супе и хлопушек в трусах, в обычной жизни это глупости. Надо действовать аккуратно и с умом, а для того – быть как можно ближе к человеку. Софья тут же вцепилась в доброго дядю и потребовала сказку. И вообще – на ручки. А в идеале – и не отлепляться от него весь вечер. Может быть, в душе Симеон и ругался злыми словами, а может, и нет. Царевна ведь, к тому же, брат ее любит. Растить прозападников из одного ребенка – или из двух разница невелика, дети‑то рядом. Тем более ребенок сам идет в сети… ну – ну.
Так что девочку перекрестили, благословили и даже взяли на ручки. И принялись рассказывать об очередной святой, о которой Софья слушала вполуха. Раздражали ее эти дамы и господа. Нет, некоторые‑то святые, безусловно, полезные и правильные, но! Они – жили и при жизни делали много хорошего и полезного. А вот если человек при жизни просто был благочестив, а потом умер мученической смертью – много таких погибает в каждой войне. Начиная, кстати, с Архимеда. А его не причислили…
Софья, конечно, жалела об отсутствии жвачки – закатать товарищу в волосы, чтобы его наголо побрили, но слишком уж мелкая диверсия получается. Хотя… где‑то она читала, как мудреца обрили и стало ясно, что он – плут и сволочь, просто под бородой и чалмой прятался. Гримировался.
К Алексею попасть не удалось. Товарищ Полоцкий собирался было, вместе с Софьей, но если ребенок требует, верещит и цепляется за тебя, к тому же, он царской крови – пришлось плюнуть и смириться. И ужин, как ни странно, прошел спокойно.
Протопоп пока помалкивал, пытаясь определить, кто его окружает, жена и дети его тоже молчали, Симеон пытался что‑то сказать, но Софья засыпала его вопросами быстрее, чем он успевал открыть рот для ответов. Алексей же на Симеона внимания не обращал. Не повезло товарищу. Если бы он появился в тереме, когда Алексей был там заперт, как в клетке, конечно, ему было бы легко. А тут – поди, приручи мальчишку, который то туда, то сюда, да еще и дома его постоянно отвлекают.
Вот и сейчас Алексей свободно болтал то с царевной Анной, то с другом Ванюшей, вставляла свои пять копеек и царевна Татьяна – всем было хорошо. Основной спектакль начался вечером. Алексей отложил салфетку (да, Софья предложила ими пользоваться и царевна Анна ее поддержала) и кивнул протопопу.
– Батюшка, вы не уделите мне немного вашего внимания?
Симеон, было, дернулся, но Софья тут же вцепилась в него с какой‑то ахинеей, а Аввакум, не обратив на него внимания, тоже вытер рот – и кивнул Алексею. Мол, все для вас, царевич. Ведите…
И они отправились в кабинет.
Софья дала бы остричь свой крысиный хвостик (зародыш будущей косы) под корень, лишь бы послушать, как все пройдет. Или вообще помочь, как с боярином. Но приходилось сидеть и ждать. Ладно, Лёшка ребенок умный, умный, умный, я сказала!
* * *
В кабинете Алексей опустился в кресло, сделал протопопу приглашающий жест.
– я рад вас видеть. Надеюсь, ваша дорога была не слишком тяжелой?
– Не след роптать на Бога за свой крест, – произнес мужчина значительно. Алексей кивнул. И перекрестился – двумя пальцами.
Аввакум воззрился на это, как баран на новые ворота. Но сказать ничего не успел. Тут было возможно несколько реакций, и чем угадывать все – проще было направить разговор в нужное русло.
– крест нам посылается по мерке нашей, и наш удел не просто поднять его, но и понять.
Вот тут протопоп провис. Понимать кресты ему ранее не предлагали. А Алексей, творчески развивая домашнюю заготовку, выдержал паузу – и продолжил.
– Вот, например, тяжкий крест – мученичество принять за веру свою, почетный, великий, – Аввакум едва не принялся кивать при каждом слове, – но ежели при том другие будут ввергнуты в геенну огненную, потому что ты их оставил, не ты ли будешь за них в ответе?
Недоумение.
– Смерть не означает ни победы, ни поражения. И все же, долг твой, как пастыря, не просто пострадать за веру свою, но указать правильный путь своей пастве, разве не так?
Полное согласие. И опять непонимание, вроде бы смерть – тоже путь, вон, Христа вспомнить – принял же он мученичество за всех людей. А тут‑то что к чему?
Нет, если бы ребенок беседовал по – детски, Аввакум мог бы пропустить его слова мимо ушей или поспорить. Но то, что он говорил, было созвучно мыслям протопопа. А когда соглашаешься, спорить и ругаться уже ни к чему, когда с тобой согласны – проповедовать тоже не получается, а вот понять, что от тебя хотят…
Так что, здоровый мужик получается глупее отрока, недавно из пеленок вылезшего? Даже с учетом богоданности царской власти – все равно неприятно чувствовать себя глупее или несдержаннее мальчишки.
– Если считаешь ты, что путь твой – терновый венец, я не буду удерживать тебя. Но ежели хочешь ты помочь тем, кто без твоего путеводного огня свернет в трясину заблуждений и греха, ежели готов ты служить Богу по – настоящему, нет ли пути достойнее, хотя во много раз труднее он и грязнее? Поразмысли над этим.
И вот тут Аввакум окончательно выпал в осадок. Чтобы ребенок так говорил?
Летающие свиньи, синие козы и говорящие деревья – полностью альтернативная реальность. Ну НЕ БЫВАЕТ такого! НЕ БЫВАЕТ! А Алексей дружески кивнул мужчине.
– Я тебя оставлю покамест. Поразмысли. Живи в тереме, посмотри, что мы делаем и как все делается, но не спеши судить. Я надеюсь, что мы еще поговорим – и постараемся вместе найти истину.
И вышел.
Протопоп его и задержать не пытался – куда там? Он был умен, безусловно и несомненно, но к чему он готовился?
Что его будут переубеждать, что будут давить, требовать, преследовать, но вместо этого ему предложили подумать. Согласились с его взглядами и попросили подумать не о себе, но о людях. И кто?
Ребенок!
Одним словом – бедняге так сильно сбили стереотипы и настройку, что ему предстояло подгружать их вновь – и не обязательно с тем же результатом. Уж об этом Софья собиралась позаботиться.
Да, фанатик, да одержимый, но не до конца ведь! И семья у него есть, дети, жена – есть рычаги воздействия. И пожалуйста, не надо про всякие шантажи и прочие грубые методы воздействия!
Просто аккуратное перепрограммирование, чтобы из мучеников получились достойные члены общества. Даже священник священнику рознь. Есть герои, которые от церкви водкой и крестинами торгуют, а есть Валентин Феликсович Войно – Ясенецкий. И ни один атеист не посмеет назвать последнего – недостойным.
А царевич тем временем удрал обратно в столовую – и на полдороге наткнулся на Софью, которая, прикинув нужное время, оставила порядком обслюнявленного (не удержалась от мелкой пакости) Симеона – и теперь двигалась к брату, поинтересоваться, что и как.
– Сонька, ты чудо!
Сияющие глаза брата сказали все, лучше всяких слов. Если бы он выбился из образа, отошел от канвы – протопопа ему бы удивить не удалось. И не сиял бы он так.
Будем расспрашивать, хвалить, гладить и чесать за ушком, а то как же. Ей еще протопопа на священную войну настраивать.
Софья вообще злилась от невозможности действовать самостоятельно. Ей бы саблю, да коня, да на линию огня…*
* Филатов 'Сказ про Федота – стрельца…', прим. авт.
А вместо этого иногда напоминаешь себе противную паучиху. Фу!
* * *
– отрок, поди‑ка сюда?
Васька как раз одолел страницу из псалтыря и перевел дух. Учеба ему давалась сейчас легко, но заниматься ему все равно хотелось в одиночестве. Вот и удрал с книжкой за поленницу, чтобы никто не видел. А тут…
Мужчина, который его окликнул, был немолод, лет пятидесяти, а то и больше, бородат и волосат, но осанка у него была поистине царская, простая монашеская одежда ниспадала с его плеч подобно дорогой мантии, темные глаза горели двумя угольями.
– Слушаю тебя, отче?
Васька слез и предстал перед протопоповы очи, без особой робости, но и с вежливостью. Это им в школе уже успели вдолбить, царевич лично сказал в первый же день, да и потом повторял.
Они – воины, будущие защитники Руси великой. Их долг врага грудью встретить, а долг остальных перед ними – уважать это право, раз уж сами кровь не льют. И ведь верили мальчишки. А как тут не поверить, когда то же и казаки твердили, и о порядках на Дону рассказывали, да и первого же холопа, кто осмелился сплетни заугольные распускать, тут же вышвырнули – остальные мигом приутихли. Васька подумал и чуть склонил голову.
