Текст книги "Дзихаку/Jihaku"

Librs.net

Благодарим Вас за использование нашей библиотеки Librs.net.

ГАКТ КАМУИ

J I H A K U (ПРИЗНАНИЕ)

Глава 1.1. Случаи близкой смерти в моем детстве и жизнь в изоляторе больницы

Я в колыбели. Она тихо покачивается туда-сюда. Мое зрение размыто. Я вглядываюсь в лицо своей матери. Над ее головой прерывисто вращается мобиль, наигрывая мелодию из музыкальной шкатулки.

В следующее мгновение мне уже год, два года, три года… Воспоминания тех времен очень ярко встают перед моими глазами. Я ползу. Пытаюсь идти на нетвердых ногах. Изо всех сил стараюсь произнести слова, которые я запомнил. Я не умел говорить, как следует:

– Ма… ма…

Я вспоминаю и ее слова:

– Завтра у тебя урок игры на фортепиано.

– Занимайся!

Ясные, солнечные дни. Вспотевшие пальцы скользят по клавишам…

На оси времени эти события занимают всего несколько секунд. Довольно долгие промежутки между ними проносятся в моей голове с ужасающей скоростью. Все воспоминания моей жизни до того момента превращаются в яркие образы и начинают крутиться как в калейдоскопе.

Я умираю?..

До настоящего момента такая мысль возникала у меня 15 раз.

Первый раз я увидел этот калейдоскоп, когда мне было семь лет.

Я тону в окинавском море, меня проглатывают волны, я мучительно борюсь и борюсь, мои ноги не чувствуют дна, все, что надо мной, уносят неистовые волны. Волны уносят меня. Я пытаюсь вдохнуть, но мой рот наполняет лишь соленая вода.

Так как я не мог ничего сделать, кроме как глотать соленую воду, все звуки неожиданно стихли. Меня наполнило нежное, теплое чувство, оно словно обволакивало меня. Не имеет значения, как это называть. Меня окутало такое ощущение покоя, какого я не испытывал никогда раньше.

И в этот момент калейдоскоп начал вращаться. Все воспоминания от рождения до настоящего момента, одно за другим, проносились в моем сознании.

Тогда это случилось в первый раз. Я не чувствовал страха. Я был уверен, что умру.

Но я не умер.

После этого, всякий раз, когда я приближаюсь к смерти, калейдоскоп начинает вращаться. Он неожиданно появляется в ситуациях, когда мне грозит смерть. Таких, как авария или драка.

Это происходило уже 15 раз. Я думаю, это многовато.

Я был непослушным ребенком. Я частенько смотрел смерти в лицо.

Когда я тонул, я ужасно испугался. Отчасти потому, что я дико боялся смерти. Но в то же время я был зачарован ею. Она пленила меня. Если бы я не пытался приблизиться к ней, я бы ее не увидел. Мне хотелось подобраться к ней как можно ближе, потому что я хотел узнать познать ее. Вот таким ребенком я был.

Из-за этого я намеренно делал опасные вещи. Я много раз совершал такие поступки, из-за которых я думал, что умру. Конечно, мне всегда было страшно, но когда приближался этот момент, я всегда был спокоен.

Еще немного, еще чуть-чуть и, может быть, я смогу узнать ответ. Такое у меня было чувство. На этом уровне я не мог умереть. Если бы я мог, то я бы умер. Мне хотелось заглядывать все дальше и дальше в потусторонний мир. Иногда я сам себя этим подбадривал.

Например, я очень любил мотоциклы, и, будучи подростком, часто на них катался. Тогда, по-моему, я очень странным образом «атаковал» дорогу, где было много поворотов. Потому что, хотя я еще не имел нужных навыков, у меня было ощущение, что я уже достиг достаточного уровня. И мне это ощущение очень нравилось.

Я разгонялся все сильнее и сильнее и, когда я пересекал какую-то грань, наступал момент, когда я видел все как в замедленной съемке. Это ощущение продолжалось долго, и, пока оно длилось, я все видел очень отчетливо. Что-то было там, за этой границей, и я хотел это увидеть. Из-за того, что я хотел испытать это чувство, я вел себя безрассудно.

Пока я не увидел калейдоскоп, я продолжал «атаковать». Когда я впервые увидел его, то впервые осознал смерть. Сейчас я живу на пределе, между жизнью и смертью. Но пока я не почувствовал этот предел, меня было не остановить.

Теперь я думаю: «Это было странно». Я был опасным ребенком.

Я искал смерти и не видел смысла в жизни. Что значит – «жить»? В чем искать смысл моей жизни и существования?

По правде говоря, такие вопросы могли родиться в результате моих переживаний в семилетнем возрасте.

После того, как я чуть не утонул, я начал видеть многие вещи. В тот день были разрушены все границы. С тех пор, как открылись мои глаза, и до настоящего момента, я совершенно четко вижу то, что раньше видеть был неспособен. Я перестал отличать людей, тех, которые живы, от тех, кто умер.

Когда я разговаривал с людьми, которые умерли, со стороны это, вероятно, выглядело ненормально. Конечно, мои родители очень удивились.

– С кем ты разговариваешь?

– С дядей.

– С каким дядей? – спрашивали они, смеясь.

Они могли посмеяться и забыть об этом, но они этого так не оставили – возможно, потому, что боялись заглянуть в мою душу?

Это стало происходить все чаще и чаще, и меня стали считать психически ненормальным. Люди говорили обо мне, и я стал сомневаться в смысле своего существования. Из-за того, что я не видел разницы между людьми, которые умерли и людьми, которые живы, я не понимал что значит «жить».

Так все и продолжалось до тех пор, пока в десять лет я вдруг не слег. Меня мучила дикая боль в животе – такая, что я не мог пошевелиться.

Когда меня привезли в больницу, мне сказали, что причина неизвестна. Сказали, что, вероятно, это какое-то инфекционное заболевание.

Так я неожиданно был изолирован. Изолирован, заключен, брошен в больничную палату, которая больше была похожа на тюремную камеру. Думаю, меня положили в детскую палату, так как я был еще маленький. В этой палате были дети, которые были тяжело больны, у которых были заразные или смертельные заболевания. Вот что я думал в десять лет: все они были в клетке и в любой момент могли отправиться дальше по коридору.

Дальше по коридору, в другой палате, лежали дети, которые должны были умереть. И часто я знал, когда это случится.

Думая о них, я понимал: «Завтра это ребенок умрет».

И на следующее утро я слышал шаги медсестры по коридору. Я знал, что кто-то из моих друзей умер.

Это были тяжелые дни. Я с трудом мог выносить все это. Стоило мне подружиться с кем-нибудь, как на следующий день он умирал. И только я знал об этом заранее. Это был настоящий ад.

Жизнь в таком месте сделала меня странным. И из-за того, что моя психика была неустойчивой, меня долго не выписывали.

Почему меня не выписывают? Потому что я ненормальный? А чем разница между нормальным и ненормальным?

Я очень много размышлял об этом. Я не мог сбежать. Нужно было что-то делать, чтобы выбраться оттуда. Я продолжал думать.

Я начал наблюдать за моим лечащим врачом. Когда я научился имитировать его поведение, меня сочли «нормальным». Это продолжалось дней десять. Однажды мне сказали: «Ты можешь ехать домой».

Но я абсолютно не изменился. Ничего не изменилось во мне, но…

Я начал чувствовать глубокое недоверие к тем взрослым, которые говорили: «Я же тебе говорил…»

Но я не хотел больше никогда возвращаться в больницу.

Так что с тех пор я продолжал копировать людей, которых мои родители и люди их поколения считали правильными.

Все это время одна и та же мысль не отпускала меня: «Что же я такое?»

Глава 1.2. Спартанское обучение музыке

Сколько себя помню, все мое окружение способствовало тому, чтобы я играл на фортепиано.

Начал я, когда мне было три года. Мой отец играл на трубе, и мои родители оба хотели, чтобы я играл на фортепиано.

В нашем доме слушали классику. В нем частенько звучала симфоническая музыка. Позже, однако, появились шансон и танго. Сейчас забавно вспоминать, но…

Так как мне нельзя было смотреть телевизор, я ровным счетом ничего не знал о рок-музыке.

Еще мой отец любил энка.[1] Но он никогда не слушал их дома – только за рулем. В его машине всегда стоял сильный запах ароматизатора, и для меня, которого сильно укачивало, это было настоящей пыткой. Это было похоже на опьянение. В то время, когда я чувствовал себя ужасно, играла энка. Мне хотелось как можно скорее выбраться из машины. Я зажимал уши руками и молился о том, чтобы поскорее выйти оттуда. Все это из-за энка. Я по настоящему их ненавидел.

Когда я слушаю энка теперь, я слышу хорошие мелодии. Но в детстве я не слушал тексты, а японская музыка, сама по себе, была несовместима со мной.

В моих нотных тетрадях было много детских стишков и песен, и все они были минорными. Почему японская музыка такая мрачная и депрессивная? Все мелодии такие печальные…

По сравнению с ней, классические произведения такие страстные и сильные. Яркие. Само собой, что иностранная музыка стала нравиться мне больше японской.

Учитель, который учил меня игре на фортепиано с трех лет, был хорошим человеком. Я любил играть на фортепиано. Может, так было потому, что мне нравилось быть с ним. Мне так нравилось заниматься, что я никогда не жаловался.

Как бы там ни было, я пошел в школу, и уроки игры на фортепиано перестали приносить удовольствие.

Когда мне исполнилось семь, я начал сомневаться. Занятия стали для меня чем-то унизительным.

Я чувствовал: «Меня заставили играть». Я страдал. Мы несколько раз переезжали, и мои учителя сменялись один за другим. Это была одна из причин, по которым я начал ненавидеть фортепиано.

В семь лет я чуть не утонул, помните? С тех пор мой мир стал открытой галереей.

В то время каждый учитель меня бил. Они ударяли меня по руке или по плечу: «Ты собираешься заниматься?», – говорили они. В моей душе разгорался протест. Я хотел бросить занятия, но родители бы мне не позволили. Я стал думать, о том, как этого добиться.

Единственно, что я мог сделать – это заставить учителя ненавидеть меня. Я обмотал дверь моего учителя цепью и закрыл ее на ключ, так что невозможно было войти. Он швырнул в меня камень и обозвал «хулиганом». Я его здорово разозлил, но я хотел только, чтобы он сказал: «Этот ребенок совершенно безответственный! Надо прекращать занятия». И еще я хотел, чтобы родители подумали: «У этого учителя не все дома».

Мое желание сбылось, и в 11 лет я смог бросить фортепиано.

Глава 1.3. Возвращение интереса к фортепиано в средней школе

Как только мне разрешили бросить фортепиано, я даже близко перестал к нему подходить. Сутками напролет я хулиганил.

Когда мне исполнилось 14, я подружился с одним странным парнем. Мальчишки, с которыми я играл, росли в совершенно различных семьях, и многих из них нельзя было назвать хорошей компанией.

Их семьи относились к неблагополучным, и ребята постоянно думали о том, чтобы сбежать из дома во внешний мир. Кроме этих ребят, никто другой всерьез о чем-то подобном не помышлял.

Но он отличался ото всех. Его мнение никогда не совпадало с мнением окружающих. И, хотя он тоже был хулиганом, бежать из дома он не собирался. На то были серьезные причины. Но прежде, чем я узнал о них, я обнаружил, что этот парень мне нравится, что я общаюсь с ним больше всех.

Однажды, когда мы прогуливали школу, он вдруг сказал:

– Моих родителей нет дома, зайдем ко мне?

До этого я ни разу не был у него.

Он всегда говорил: «У меня строгие родители», поэтому я даже не знал, в каком районе он живет.

Когда мы подошли к его дому, я увидел особняк с внушительными воротами. Я понял, что впервые общаюсь с человеком из такой состоятельной семьи. Потому-то он и не хотел никому показывать свой дом, и уж тем более, приглашать кого-то в гости.

Мы зашли в дом через сад, и в комнате прямо перед нами я увидел рояль. Этот рояль был намного больше того, что стоял в музыкальном классе у нас в школе.

– Чей это? – вырвалось у меня.

– Мой, – беспечно ответил он…

– Врешь!

– Нет, правда.

С этими словами он тихонько открыл крышку и начал играть.

Я не мог поверить. Мой товарищ, с которым мы вечно куролесили, играл на фортепиано! Более того, играл просто отлично!

– Мои родители преподают музыку, так что меня с детства учили, – сказал он.

Тогда и я решился на признание:

– Если честно, я тоже умею играть на фортепиано.

Так что я тоже сел за рояль, чтобы продемонстрировать свою игру.

Однако мой уровень был совсем не выдающимся. Несмотря на то, что мы с ним обучались равное количество лет, он играл значительно лучше меня. Мою игру и игрой-то нельзя было назвать.

Я бросил фортепиано в 11 лет и три года не занимался – чего же еще ожидать?

Я хотел выпендриться перед ним, но в результате сам получил щелчок по носу.

Я почувствовал все нарастающую решимость отыграться.

Я терпеть не могу проигрывать.

Я побежал в музыкальный магазин и стал искать все виды фортепианных сочинений. Все ноты были поделены по классам и уровням.

То, что играл мой друг, было очень высокого уровня, приблизительно D или E. Чтобы перегнать его, мне нужен был уровень не ниже A или B. Даже уровень C не удовлетворил бы меня. Купив все сочинения выше уровня E, что нашел, я вернулся домой, и со следующего же дня начал заниматься, как сумасшедший.

Я не желал уступать. Вот и все. А вовсе не начал вдруг любить фортепиано. Я даже в школу перестал ходить, только сидел и занимался. Занимался так много, что времени у меня не оставалось даже на сон.

Я настолько погрузился в игру, что такое неожиданное воодушевление показалось моим родителям очень странным. Раньше они заставляли меня заниматься, а теперь им приходилось кричать: «Да прекрати уже!»

Глава 1.4. Увлечение ударными в старших классах

Я не хотел проигрывать! Это была единственная причина, по которой я продолжал играть на фортепиано. Если в том месте, где я находился, было фортепиано – я практиковался. И не важно, было ли это ночью, днем или утром.

Я продолжал не потому, что начал любить фортепиано. Я ненавидел его. Но я начал получать удовольствие от игры. В это время я, похоже, начал осознавать, что игра на музыкальном инструменте может приносить радость.

Так как мой отец играл на трубе, я был знаком с медными духовыми. В основном, аппликатура (то, как двигаются пальцы) для них всех приблизительно одинакова. Раз уж я умел играть на трубе, то я мог играть и на других медных духовых инструментах. Так как мои пальцы были разработаны игрой на фортепиано, мне было легко двигать ими. Так что я мог играть на всех медных духовых.

Однажды в мою среднюю школу зашел один знакомый старшеклассник из старшей школы. В нашем музыкальном классе кто-то поставил ударную установку, и он, ни с того ни с сего, вдруг сел и начал играть.

Это было круто. Барабаны были великолепны.

Приятель был хулиганистым и всегда выглядел круто. Но для меня он был первым из тех, кого я знал, кто играл на музыкальном инструменте, и при этом оставался крутым.

Это стало для меня потрясением. На ударных играют с силой и энергией. Найдется ли среди музыкальных инструментов другой, такой же неистовый?!

Я был очень увлечен этим, и начал подумывать, что тоже хотел бы попробовать научиться играть на ударных.

Так как я был в хороших отношениях с другим старшеклассником, я решил спросить его.

– Со скольких лет он начал заниматься, что теперь так хорошо играет?

Он ответил, что тот играет только год. В его старшей школе есть два парня, которые играют куда лучше.

Я был поражен, узнав, что всего лишь за год возможно научиться так хорошо играть.

Я связался с парнем, который ходил в ту же школу, что и мой знакомый, и который играл гораздо лучше, на совершенно другом уровне. Я попросил его научить меня играть на ударных. Это были дни, когда я был всецело увлечен ударными. Я не занимался ничем, кроме барабанов.

Барабаны – обязательный инструмент в любой группе. Ударные, гитара, бас… Тогда я впервые заинтересовался инструментами, без которых немыслима группа.

Тем не менее, я понятия не имел, что представляет из себя группа. Я был просто влюблен в барабаны.

Тогда меня не интересовало создание группы.

Старшеклассник, обучавший меня игре на ударных, закончил старшую школу через год после того, как в нее поступил я. После этого я играл самостоятельно. С уходом моего учителя моя увлеченность стала сходить на нет.

Я начал искать что-то другое. И в процессе поисков я услышал о «студии».

Там была потертая ударная установка. Там, когда я начал учиться, я встретил парней, которые играли на гитарах. Они репетировали в соседнем помещении.

«А, так это и есть группа?»

Музыка, которую я услышал из-за двери, была совершенно кошмарной.

Я считал ее ужасной, но ведь я с детства участвовал в музыкальных программах для талантливых и одаренных. А те парни за дверью начали учиться играть на музыкальных инструментах, когда были в средней или старшей школе. Их никто не учил, так что они были самоучками. И все-таки они действительно плохо играли. Я не преувеличиваю.

«Какого черта они делают? Эта группа – такое дерьмовое сборище! Неужели любая группа – это такое вот сборище придурков?»

В 16 или 17 лет я считал, что люди, играющие в группах, – полные идиоты.

Глава 2.1. Мое место – в группе

Впервые я попробовал играть в группе, когда мне было около семнадцати.

Многие из моих друзей тогда состояли в группах и, зная, что я играю на ударных, часто спрашивали: «Не хочешь стать нашим ударником?» Но я каждый раз отказывался.

Их уровень как музыкантов был ниже, чем у меня, поэтому я не хотел работать с ними. Это было главной причиной. Из-за этого я вообще считал группы глупостью.

Однако были друзья, которым я не смог отказать и, чтобы не испортить отношения, согласился стать у них барабанщиком.

Когда я пришел на репетицию, то убедился, что, как я и думал, играют они из рук вон плохо.

«Что, черт возьми, происходит?»

До этого я выступал на сцене только в составе оркестра. Но между оркестром и группой существовала огромная разница в технике исполнения.

«Нормально ли вообще так играть?»

С этими мыслями я вышел на сцену. В то время была мода на группы, и любительские концерты проходили довольно часто.

Количество зрителей на таких концертах исчислялось сотнями. Это было ничто по сравнению с выступлениями оркестра, когда аудитория насчитывала более тысячи человек. Поэтому, несмотря на то, что это было мое первое выступление с группой, я ни капли не волновался.

Однако настроение публики на этих концертах было совершенно иным.

Нас приветствуют радостными криками, даже если мы просто стоим на сцене. Глаза зрителей сияют от предвкушения.

Начинается концерт. Толпа до предела возбуждена и рвется к площадке. Некоторые даже карабкаются наверх. Эмоции и энергия, исходящие от зрителей, выплескиваются на сцену.

Голос, гитара, бас-гитара, ударные. Всего четыре человека, не теряя сил, силой своей музыки должны остановить этот натиск и оттолкнуть назад, в зрительный зал. Но они идут в наступление снова и снова. Сила, мощные столкновения, толпа, волной набегающая на сцену, – вот что происходит.

«Невероятно! Неужели какая-то группа всего из четырех человек может вызвать у зрителей такие эмоции? Выступление ужасно, музыканты играют отвратительно, почему же они в таком восторге?»

Я был ошеломлен. Значит, группа – это действительно круто.

Эта музыка абсолютно отличалась от классической, это был совершенно другой мир.

Во время концертов я начал искать ответ.

Что это за сила? Почему это вызывает у меня столько эмоций?

Понемногу, я начал приближаться к разгадке.

В оркестрах, где я играл раньше, было много музыкантов, играющих на одинаковых инструментах. Например, первая и вторая скрипки… бывает, что они не играют свои партии одновременно. В зависимости от номера, музыкант играет свою партию, потом вступают другие инструменты, и может пройти довольно много времени, пока ты не играешь и ждешь, когда твоя партия снова начнется.

В группе все по-другому. Есть только четыре человека, и у каждого свой инструмент. Если один играет плохо, все пропало. У тебя нет права на ошибку.

Это означает, что на каждом из членов группы лежит серьезная ответственность. И эта ответственность равна для каждого.

Когда я обдумал это и понял, что это значит, это сделало меня счастливым.

Если бы не это, я бы не стал играть. Если бы не это, я бы все бросил.

С самого детства я пытался найти свое место в жизни. Но я хотел, чтобы оно было особенным.

Только в обществе под названием «музыкальная группа» я смог найти ответ.

Глава 2.2. Авария на мотоцикле, показавшая предел моих возможностей

Мой отец был нетерпеливым человеком. Впервые он посадил меня за руль, когда мне было двенадцать лет. В той машине была ручная коробка передач. Он сказал, что это не дело, если я не буду уметь водить автомобиль, и учил меня, сидя на пассажирском сиденье.

Когда я впервые сел на мотоцикл, то уже знал, как и что в нем работает, где находится сцепление, а где акселератор, так что был полностью готов ехать. Поначалу я ездил очень медленно. Думаю, мне было тогда лет семнадцать.

Ездить я учился на мотоцикле модели Yamaha RZ250.[2] Хотя это была всего лишь 250-я модель, она не уступала 400-й. У него был двухцилиндровый двигатель, так что на нем можно было здорово разогнаться. Он был действительно быстрым. Если бы я учился ездить на другом мотоцикле, вряд ли бы мне это настолько понравилось.

Я ездил очень неосторожно. Теперь я думаю: странно, что я тогда не умер. Обгоняя машину слева, на скорости 70–80 км/час, на резком повороте я запросто мог попасть в тиски между машиной и телеграфным столбом. Однако я редко попадал в аварии.

Но пришел день, когда я бросил ездить на мотоцикле.

Целый день перед этим шел дождь, и на дороге было много песка. Несмотря на это, я, как всегда, гнал на полной скорости, и на особо резком повороте мотоцикл занесло.

Справа было бетонное ограждение. Я видел стену перед собой, видел, что она приближается, и понял:

«Сейчас я умру!»

Мгновенно среагировав, я спрыгнул, а мотоцикл продолжил нестись вперед. Перед ограждением была канава, колеса мотоцикла попали в нее, и он взлетел в воздух. Описав дугу, он пролетел над моей головой, упал на дорогу и разбился. Даже рама не уцелела.

Я здорово разодрал об асфальт правую руку. Хоть я и попытался ножом соскрести с раны асфальтовую крошку, на коже все равно остались шрамы.

Я прекратил ездить на мотоцикле. Я понял, что мои способности имеют предел.

После этого случая я снова стал ездить на автомобилях. Всего у меня было десять машин.

Моим первым автомобилем была Toyota Toreno. Ее называли «86», и она была популярна в автоклубах. Это была машина крутого парня из манги «Initial D».

Хотя теперь я водил автомобиль, мой опасный стиль езды не изменился. Для меня часто приходилось вызывать «Скорую помощь», а однажды пришлось даже вызвать пожарников, потому что машина загорелась.

Моя привычка гонять на автомобиле закончилась примерно так же, как и в случае с мотоциклом. Я врезался во что-то, и моя машина несколько раз перевернулась в воздухе. Она упала колесами вверх, еще несколько метров ее протащило по асфальту, так что, в конце концов, она оказалась совершенно разбита. Я до сих пор удивляюсь, как я тогда выжил.

С трудом поверив, что все еще жив, я выбрался наружу. Увидев, что осталось от моего автомобиля, я бессознательно потянулся за сигаретой.

Потом мне позвонила моя бывшая девушка. Я все еще мучился от любви к ней, поэтому и гнал так безрассудно. Нам с ней пришлось расстаться, хотя наши чувства были взаимны.

Она заплакала и стала кричать на меня:

– Что же ты делаешь?!

Когда я услышал ее голос, до меня, наконец, дошло. Какого черта я делаю, причиняя ей боль? Мне стало стыдно.

С тех пор я перестал ездить так неосторожно. Это была моя последняя такая поездка.

Я всегда хотел заглянуть за грань, отделяющую жизнь от смерти, потому и рисковал собой с такой легкостью. Однако, в конце концов, я так ничего и не увидел.

Я потерял многих своих друзей. Все они хотели жить, но умерли, а я, кто так хотел узнать, на что похожа смерть, – я все еще жив. Я не мог смириться с этим.

Глава 2.3. Несчастный брак и развод с кореянкой

Я был испорченным подростком.

У меня было невероятное количество мотоциклов и машин, но я не ценил ничего из того, что имел. Мне было все равно, буду я жить или умру. Абсолютная беспечность.

Мою жизнь изменила встреча с одним человеком. Мне было девятнадцать. Эта встреча потрясла меня.

Это был завсегдатай казино, тридцатилетний холостяк. Он был бизнесмен, так что у него всегда были деньги. Также у него были высокое социальное положение, авторитет и красивая женщина. Он был воплощенным идеалом.

В то время я работал в казино и, кроме того, играл в группе. Главной причиной, по которой я стал в той группе «запасным» ударником – это харизма вокалиста. Он обладал отличным вкусом к жизни и собирался переходить в профессионалы.

Однако когда вокалист ушел в другую группу, работа в этой потеряла для меня интерес.

Так что примерно через год я ушел из группы. В течение этого времени я бывал на разных концертах, но своего бывшего вокалиста так ни разу и не увидел.

В то время я хотел более серьезно заняться музыкой. Однако у меня были проблемы в общении с парнями из других групп.

Вокруг было полно людей, которые, не особо разбираясь в музыке, считали, что если все пойдет нормально, то можно и в профи податься. Они надеялись, что игра в музыкальной группе добавит им популярности у девушек. Такими были большинство из них. Музыка для них была хобби. Основной доход они получали, работая на полставки на автозаправках или в барах.

Так как я работал hosuto[3] и крупье в казино, мой образ жизни был совершенно иным. По этой причине у меня никогда не было близкой дружбы ни с кем из них.

Временами я спрашивал себя, действительно ли хочу провести жизнь в ночных клубах? Встреча с тем человеком пришлась как раз на такой период.

Даже сейчас в моей памяти звучат его слова, что он сказал мне в начале нашего знакомства: «Что лучше: жить, думая, что твоя жизнь прекрасна, или думая, что все, что ты делаешь, бесполезно? Лично я предпочитаю жить в уверенности, что моя жизнь прекрасна».

Говоря это, он мягко улыбался.

После того, как он спросил: «Что лучше?», я задумался всего на секунду.

Я хочу жить, думая, что моя жизнь прекрасна!

Вероятно, впервые в жизни ход моих мыслей принял такое направление. До этого я ненавидел жизнь.

С того дня мы начали тесно общаться. Я старался проводить с ним как можно больше времени. Я приходил к нему домой, и мы беседовали на разные темы. Как только у меня выдавалось свободная минута, я шел к нему.

Насколько я помню, это было впервые, когда меня заинтересовал кто-то, кроме меня самого. Я хотел стать таким же, как он.

Он имел привычку спрашивать: «Что лучше, это или это?» и здорово умел все объяснить.

Однако чем больше мы говорили, тем больше я понимал, что его образ мыслей и жизни отличаются от моих. Более того, мы были людьми разного «масштаба».

Я ненавижу проигрывать, поэтому до того момента, если я встречал человека, превосходящего меня в чем-то, пусть даже немного, я стремился достигнуть того же уровня и превзойти его. Однако у него был не просто другой уровень. У меня было чувство, что мы с ним находимся в разных измерениях.

Хотя с тех пор прошло десять лет, он не стал ближе. Я все еще не думаю, что нас можно сравнить.

В тот день и час, когда я встретил его, я родился.

Я действительно в этом уверен.

Так как я родился, когда мне было девятнадцать, сейчас я – все еще ребенок, и психологический возраст у меня соответствующий.

Сам не понимаю, как я устроился в казино. Но после того как я перестал выступать в ночном клубе, хотя я сменил много мест работы, я остановился на работе крупье.

Там я встретил кое-кого еще. Это была женщина, которая там же работала крупье.

Перед тем, как я начал писать эту книгу, в одной спортивной газете появилась статья о ней. Заголовок на первой странице гласил: «Гакт женится на блондинке на восемь лет его старше!»

И это несмотря на то, что тогда я вообще не встречался ни с одной блондинкой.

Перед отлетом в Лос-Анджелес для звукозаписи, у меня состоялась беседа с одним журналистом в аэропорту Нарита. Хотя мне казалось, что я попросил его не задавать подобных вопросов, все же такого не ожидал. Немедленно было напечатано интервью, содержание которого было вроде того заголовка. В Лос-Анджелесе я прочитал об этом в газете и здорово веселился.

Женщина, с которой я тогда расстался, вовсе не была белой. Она была кореянка. Однако для меня национальность никогда не имела значения.

Я считаю, в таких вопросах глупо придавать значение национальности. Меня это совершенно не беспокоило.

Если вы вместе и любите друг друга, то будете говорить «Я люблю тебя» по самым обычным поводам. Форма этих «люблю» может быть разной, но содержанием всегда будет любовь. Думаю, это – самое главное.

Мы поженились, потому что она сказала: «Я хочу официально стать членом твоей семьи».

Я ответил: «Ладно, но в наших отношениях ничего не изменится».

Зарегистрироваться – не проблема, но для меня это ничего не значит.

Думаю, формально ее национальность все же стала проблемой. Но, похоже, ей нужно было документальное подтверждение нашего брака.

В результате это стало тяжким бременем для нас обоих. Мы решили, что должны официально зарегистрироваться, но это не укрепило наших отношений, а наоборот, сделало их более напряженными.