Текст книги "Плывущий медведь"

Автор книги: Фруде Грюттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

~~~

Я увидел его на мосту Он сидел один среди груды камней. Бразильская футболка промокла и была вся в грязи. Я сел рядом. Мы молчали. Небо снова прояснилось, облака уползли к фьорду.

– Ты тоже толстый, – сказал «Рональдо», не глядя на меня.

– Я никогда не говорил, что ты толстый.

– Но думал же.

– Уже мысли читаешь?

Он швырнул камень в реку и повернулся ко мне. Увидел, что я насквозь промок. Увидел, как волосы смешно прилипли к макушке. Улыбнулся. В первый раз. Я спросил, хочет ли он есть. Он кивнул. Мы сели в «вольво» и поехали в «Макдоналдс».

Когда нам принесли еду, я припарковал машину возле реки, на новой набережной с хорошим видом на город. Мокрые дома сверкали на солнце. Асфальт был обтянут пленкой воды. «Рональдо» ел жадно. Я курил и думал, почему же он такой толстый. Он не должен быть толстым. Все перевернулось с ног на голову. Не сходилось. Бедные стали такими же толстыми, как и богатые. Я вспомнил рассказ Фолкедаля. Может, «Рональдо» и сам справится с весом? Вот только вырастет…

Жадно глотая колу, он говорил:

– Когда я закрываю глаза, то вижу папу.

– Видишь?

– Да, так мне кажется. Просто закрываю глаза – и вижу папу.

– Какой он из себя?

«Рональдо» не ответил и продолжал есть.

– Не помнишь? – спросил я.

– Нет.

– Так закрой глаза и увидишь.

«Рональдо» так и сделал.

– Какой он? – спросил я.

– У папы черные волосы. Он худой.

– Как я?

Он открыл глаза. Мы рассмеялись.

Я немного подождал и спросил, был ли он у реки в тот вечер, когда машина вылетела с моста. Он кивнул. Я спросил, что это была за машина. Он ответил, что «Опель-Аскона».

– Нет, не та, – сказал я. – А та, что ехала следом?

Он не ответил.

– Разве за ним не ехала машина? – спросил я.

– Ехала.

– А какой марки?

– Белая «Субару-Импреца».

– Как ты сказал?

– Белая «Субару-Импреца».

– Откуда ты знаешь?

– Я же там был.

Он отвечал уверенно. Без колебаний. Я удивился, с какой легкостью он называет марки автомобилей.

– А мы в какой машине сидим? – спросил я.

– «Вольво-240», – ответил он не задумываясь.

Я показал на машину рядом.

– «Мазда-323», – сказал «Рональдо».

Он отлично разбирался в машинах. Той ночью он был у реки и видел, как «опель» заставили съехать с дороги. Значит, вовсе не обязательно, что молодого Педерсена преследовали сербы. Во всяком случае, БМВ тут ни при чем. «Субару» белого цвета.

– Ты видел, кто сидел за рулем «субару»?

Он помотал головой.

– Из машины никто не выходил?

– Нет. Она поехала дальше.

– Можешь завтра рассказать это полиции?

Он посмотрел на меня. Я понял, что он боится.

Кто-то ему угрожал? Поэтому они подожгли приют для беженцев? Чтобы запугать единственного свидетеля?

«Рональдо» попросил еще колы. Я съездил и купил ему большой стакан. Вышел на набережную позвонить. Фолкедаль ответил сразу. Я сказал, что нашел мальчика. Он сейчас со мной и может переночевать у меня дома. Стало тихо. Фолкедаль сказал, что звонил в редакцию и узнал, что я в отпуске.

– Что вам нужно? – спросил Фолкедаль.

– Просто положитесь на меня. Мальчику будет безопасней побыть у меня дома.

Фолкедаль сказал, ему это не нравится, но помешать он не в силах. Во всяком случае, хорошо, что я сообщил. «Рональдо» в машине уже все доел, залил в себя остатки колы и сказал, что осталось только двое утят. Он не знает, что делать.

– Кто-то должен следить ночью, – сказал я.

Выдержав паузу, я добавил, что он может переночевать у меня. Мы обсудим утиные проблемы. Он кивнул. Мы выехали из города. Подъезжая к Тукхейму, мы увидели, как из одного сада вылетела стая чаек. В боевом порядке они пролетели над автомобилем и устремились к фьорду. Осталась только одна толстая чайка – как будто она не могла лететь вместе со всеми, потому что была слишком толстой. Она села на фонарный столб.

Дома я переоделся и предложил «Рональдо» принять душ. Он остановился перед фотографией в гостиной.

– Это ты? – спросил он.

Это была фотография команды Одды, прошедшей до четвертьфинала кубка Норвегии. В нижнем ряду справа – мой отец. На другой фотографии он стоял у доменной печи – в кепке и куртке с закатанными рукавами. Я увидел, сколько энергии было в нем тогда – она просто била через край.

– Нет, – ответил я. – Это не я.

Я расстелил постель и сидел с «Рональдо», пока он не уснул. Он засыпал, и тело его, расслабляясь, вздрагивало. Я встал и погладил его по волосам. Бразильская футболка валялась на полу. Я пошел в подвал и положил ее в стиральную машину. Потом вернулся наверх и налил себе виски. На одном из каналов я нашел детектив. Мужчина в элегантном костюме и с забинтованным лицом бежал по улице.

Я подумал о том, что в детективах поначалу все всегда темное и запутанное. Но в каждой новой сцене люди и события понемногу выхватываются светом. Постепенно проясняется предыстория. В конце концов наступает полная ясность и окончательный расчет. А в жизни – наоборот: темноты и грязи чем дальше, тем больше, и в конце концов ты уже не понимаешь, к чему все идет и чем закончится.

В бегущей строке внизу экрана я прочитал, что по подозрению в убийстве Гутторма Педерсена арестованы трое. В одиннадцать показали последние известия. Интервью с сотрудником Крипос. Он говорил, что по обвинению в предумышленном убийстве арестованы три человека иностранного происхождения. Репортаж шел в прямом эфире. Потом взяли интервью и нашего пастора, который призывал проявить великодушие и протянуть руку. Он говорил, что журналисты должны уехать домой и наконец оставить Одду в покое. Я закрыл глаза. Мир вывихнут во всех суставах, думал я когда-то. И скоро все встанет на место. Телевизор я выключил, но продолжал прижимать палец к кнопке пульта. Как будто боялся утратить связь с внешним миром.

Я спустился в подвал и повесил бразильскую футболку сушиться. В комнате посапывал «Рональдо». Я слушал, как он дышит и как бьется мое сердце. Услышав странные звуки, я подошел к окну. Садовая поливалка свалилась набок и теперь извивалась в траве, как змея. В сад спустилась Мумуки. Она была в белом. Ее черные волосы не были убраны в пучок. В небе над Росснусом выкатилась половинка июльской луны. Все осветилось чудесным светом: улица, дома, машины, провода, веревки для сушки белья, Мумуки. Она подошла к поливалке, поставило ее как надо. Потом, постояв под струей воды, начала медленно танцевать на мокрой траве.

~~~

Телефон зазвонил около полуночи, когда я уже заснул на диване. В полусне я поднял трубку:

– Алло?

Мне показалось, что я слышу на том конце чье-то дыхание.

– Алло? – повторил я.

Но никто не отвечал.

Я ждал и думал: может, это Ирен? Мне хотелось спросить ее, что произошло. Мне хотелось сказать, что я люблю ее. Но я сдержался. А вдруг это не она? Это мог быть и тот тип, который звонил в прошлый раз.

В трубке послышался металлический голос – как из громкоговорителей на вокзале. Я подумал, что звонят издалека. Вспомнил, как Ирен говорила, что, если соберется уехать ото всех, ей придется взять с собой меня.

На том конце вздохнули.

Гудки.

Я встал и прижал трубку к уху, будто так мог продлить разговор. Нашел мобильник и набрал ее номер. В ответ – только: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Былое спокойствие моментально улетучилось. Я вдруг понял, что мир вокруг меня совершенно неуправляем.

Я вернулся в спальню – посмотреть на «Рональдо». Он скинул с себя одеяло, но спал спокойно. Я снова укутал его и вышел из дома. На смену вечернему дождю пришла ясная, безоблачная ночь. Я сел в машину и поехал в город. По-над фьордом мчались два автомобиля. Наверное, собирались устроить гонки в новом тоннеле. Отличное место для ночных гонок. Ни машин, ни полиции, ни поворотов. Просто прямой отрезок от Одды до Квиннерада. Политики говорили, что дороги, мосты и тоннели – оптимальное решение проблем нашего региона. Я в это не верил. По новым дорогам люди смогут разве что побыстрее укатить отсюда.

В центре, по Рёлдальсвейену ехала полицейская машина. Я попытался разглядеть, не мой ли братец за рулем, но машина рванула вперед и исчезла. В остальном на улицах не было ни души, как будто с наступлением темноты город вымер. Кто мог отправить мне эту кассету – и зачем? Кто-то решил использовать меня в каких-то целях? Кто-то хотел на что-то мне намекнуть? Только я не понял на что.

Я остановился возле китайского ресторана. Он был закрыт. Только пара круглых фонарей горела красным светом. Человек с азиатскими чертами лица мыл стойку и пол. Я сидел в машине и думал, что иммигранты делают за нас всю грязную работу. Моют за нами и убирают. И все равно во всем виноваты.

Я поехал дальше и остановился у ворот комбината. Я не представлял, как буду перелезать через колючую проволоку. Отцу, конечно, известна каждая дыра в заборе, но звонить ему было слишком поздно. Я вышел из машины и побрел вдоль забора.

Возле пожарного депо я услышал какой-то звук за спиной и обернулся. В глаза брызнул свет. Я непроизвольно поднял руки вверх. По ту сторону забора стоял охранник. На мгновение я подумал, что это – тот самый бритоголовый череп, с которым я поцапался во «Фьорд-центре».

– Чего надо?

По голосу я понял, что это не он. Охранник продолжал светить на меня. Я опустил руки и стал придумывать ответ.

– Ищу моего кота.

– Кота? – переспросил охранник.

– Да, Джерри.

– Джерри?

– Моего кота зовут Джерри.

– Джерри тут нет. Иди домой.

Охранник ждал. Я махнул ему рукой, развернулся и зашагал в обратную сторону.

– Эй! – окликнул меня охранник. – Ты хотел сказать «Том»?

– Том?

– Да, Джерри – это мышь.

– И что?

– Том – это кот, а Джерри – мышь.

– Я понял. Обязательно спрошу Джерри, когда приду домой.

Я спокойным шагом побрел к «вольво». Охранника я не видел, но был уверен, что он за мной следит из-за забора. Летняя луна пропала за облаками. Завыла собака. Я сел в машину и снова поехал по Рёлдальсвейену. На мосту у автозаправки еще горели свечи, зажженные в память молодого Педерсена.

Я неосознанно поехал по восточной стороне фьорда. На перекрестке после Тюсседальского тоннеля свернул направо и взобрался по вихляющей дороге к Шеггедалю. Свет фар чертил по склонам гор и стволам елей. Вчерашняя тревога вернулась. Те же предчувствия, что и вчера вечером, когда я ехал сюда с Ирен, только слабее. То же напряжение во всем теле.

Звездное небо над летним домиком было тихим и ясным. Над плотиной мерцала пара огоньков. С другого края плотины слышались пьяные голоса вперемешку со смехом. Я сел на капот и закурил. Дневная жара продолжала висеть между горами, хотя основная ее часть опустилась на фьорд.

Я представил, что в летнем домике – мы с Ирен. Я стою у нее за спиной и смотрю на звезды. Я пожалел, что ничего не сказал, когда мне позвонили. Это ведь наверняка была она. Мне захотелось в домик – посмотреть, не проглядел ли я чего-нибудь с утра. Если я ее не найду или она не даст о себе знать, надо объявить ее в розыск. О ее исчезновении напишут в газетах. Назовут это «делом Ирен». Начнут таскать народ на допросы. Устроят прочесывание местности с собаками.

Внутри я попытался найти выключатель, но не нашел. Постоял в темноте и направился к комнате. Странный звук заставил меня остановиться. Как будто кто-то дышит. Может, с утра я не закрыл дверь, и сюда проникло какое-нибудь животное? Я замер, обдумывая, что за зверь это может быть. Но ведь зверь отреагировал бы по-другому? Попытался бы убежать или напасть.

Я медленно вошел в комнату. Тихий голос приказал мне стоять на месте. В темноте я различил моего брата. Он сидел на диване, направив на меня дуло винтовки.

– Ты всегда считал себя умнее меня. Верно? – спросил Франк.

~~~

Мой мозг привык придумывать разные предлоги и оправдания, но я устал лгать. На Франке была форменная рубашка с короткими рукавами. Ни его глаз, ни выражения лица я не видел. Видел только, что он за мной следит.

– Убери винтовку, – сказал я.

Он не послушался.

– Я знал, что ты вернешься, – сказал Франк. – Ты всегда был сентиментален.

– Все возвращается, – ответил я. – Как заказные письма.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю.

– Тогда почему ты это сказал?

– Это из стихотворения.

– Вот видишь. Какой ты умный.

Я сел в кресло. Я зяб. В голове было пусто.

– Зачем ты тычешь в меня этим стволом? – спросил я.

– А что, нельзя? – спросил Франк.

– Знаешь ли, не особо приятно.

– В жизни много неприятного.

– Убери винтовку, и поговорим.

– Мы и так поговорим. Мы же братья. Начинай. У тебя на сердце накипело.

– Убери винтовку, – повторил я.

– С ней надежней, – сказал он. – Когда я увидел, что подъезжает автомобиль, то решил, что лучше вооружиться. Никогда не знаешь, кто пожалует. Друг или враг.

Он ждал, что я отвечу. Я промолчал.

– Ты как думаешь? – спросил Франк.

– О чем? – спросил я.

– Друг или враг?

Я подумал, что на диване передо мной сидит чужой человек. Он стал чужим, как и я стал чужим для него. Нечто пролегло между нами и отделило друг от друга. Навсегда.

– Где твоя машина? – спросил я.

Франк не ответил. Он ждал.

Потом спросил:

– Она лежит в реке у плотины, верно?

– Не глупи, Франк!

– Ты убил ее, а тело утопил.

– Конечно нет.

– Она тебя отвергла. И ты ее убил. Так все было?

– Нет, не так.

– Мне надо застрелить тебя, отнести на плотину и утопить. Чтобы ты оказался вместе с ней. Как тебе идея?

Франк замолчал. У меня снова заболела рука.

– Вот только одного я не пойму, – продолжил он. – Почему из трех миллиардов женщин ты выбрал ее?

Я посмотрел на него.

– Все совсем не так, – сказал я.

– А как? – спросил Франк.

– Не знаю.

– Нет, знаешь. Ты все про все знаешь.

– Иногда выбирать не приходится, Франк. Иногда просто нет выбора.

– Бред. Ты несешь такой бред, что нужно пристрелить тебя уже за тот бред, который ты несешь.

Он встал и подошел ко мне. Остановился возле кресла и приставил дуло мне к горлу. Я увидел его лицо и понял, что он боится. Боится перейти черту, за которой не сможет собой управлять.

– Расскажи мне про Ирен, – сказал Франк.

– Давай тут остановимся, – предложил я.

– Какова она в постели? – шипел он, еще крепче прижимая дуло к моему горлу и дыша мне в щеку.

– Не знаю.

– Было приятно? Тебе нравилось?

– Я не знаю.

– Она ведь красивая, верно?

Я боялся пошевелиться. Подумал, что он ждет от меня каких-то действий, сопротивления, резких движений, чтобы было за что отстрелить мне голову.

– Присядь, Франк, будь добр, просто присядь.

Почему-то на этот раз он меня послушался. Отошел к дивану и положил винтовку на стол. Достал бутылку с водой и начал пить. Я попросил закурить. Франк достал пачку сигарет и зажигалку. Некоторое время мы курили молча.

Как он все разузнал? Когда? И что именно? Почему ничего не говорил? У меня перед глазами появлялись картины. Появлялись и гасли. Беззвучная серия картин: Франк и я, Ирен и Франк, я и Ирен.

– Заметил, что я потолстел? – спросил Франк и обхватил живот руками. – Но черта с два я стану таким же бурдюком, как ты, – добавил он.

И отхлебнул из бутылки. Я молчал.

Он спросил:

– Когда все началось?

– Не знаю, – ответил я.

– Знаешь. Когда все началось?

– Когда мы были в Лиссабоне.

– Врешь. Когда?

– В Италии, в Триесте. Когда мы вместе отдыхали.

– Когда, Роберт?

– На том новогоднем вечере.

– Когда?

– Когда ты впервые пришел вместе с ней.

Франк покачал головой:

– Я много об этом думал. И не мог поверить, что она выбрала меня. Не мог поверить, что она стала моей. Что мне так повезло.

– Тебе всегда везло, Франк.

– Да, и посмотри на меня сейчас.

Он закурил и протянул винтовку мне.

Сказал:

– Тебя убьет кто-нибудь другой, Роберт. Я не хочу больше о тебе думать. Я и так о тебе достаточно думал.

Я недолго колебался, но все же протянул руку и взял винтовку.

– Пожалуйста, – сказал Франк. – Мне не обязательно стрелять в тебя. Ты уже умер.

Он снова сел. Сказал, что теперь я могу пристрелить его. Этим я окажу ему большую услугу. Разве не об этом я все время мечтал? Поквитаться с ним?

Я молчал.

– Я не шучу, – сказал Франк. – Ты и вправду меня очень обяжешь, если пристрелишь. Почему бы не оказать услугу собственному брату?

– Замолчи, Франк! – сказал я, направляя на него дуло.

~~~

Франк глотнул воды. Он смотрел на меня, будто пытаясь поймать в фокус. У меня пересохло в горле.

– Расскажи мне про Ирен, – сказал я.

Он молчал.

– Расскажи мне про Ирен, – повторил я.

Франк сделал еще один глоток.

– Когда ты это понял? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он.

– Знаешь, Франк. Когда ты это понял?

– Давно.

– Когда, Франк?

– В восемьсот четырнадцатом. [14]14
  1814 г. – год принятия Конституции Норвегии.


[Закрыть]

Теперь встал я. Франк посмотрел на меня. На диване он казался маленьким. Мир вокруг меня закружился.

– Она была для меня всем, – сказал Франк.

– Замолчи.

– Именно так, – продолжал он. – Она была для меня всем.

Его хныканье меня раздражало. Я стиснул винтовку Подошел ближе к дивану.

– Рассказывай, – потребовал я.

– Что?

– Рассказывай.

– Что ты хочешь узнать?

– Я хочу узнать, каково это было.

– Что именно?

– Лежать с ней в постели, зная, что иногда она спит и со мной?

– Что с тобой, Роберт? Что у тебя с головой?

Я видел, как Франк побледнел, но не видел его глаз.

– Я кое-что хочу сказать, – сказал я.

– Да?

– Мы не идеальны, – сказал я. – Это в людях – самое хорошее. И самое плохое. Такое может быть. Такое бывает.

Франк тихо присвистнул.

– Нет, Роберт, у тебя в жилах не кровь. А моча.

– Замолчи, – сказал я.

Я подошел и ткнул винтовкой ему в горло. Мое тело обмякло и потяжелело.

– Ну, давай, – бросил Франк. – Просто пристрели меня.

Он сидел на диване смирно. Я подумал, что могу сделать то, что, по его словам, должен был сделать он. Застрелить его и утопить тело у плотины. Я стоял и держал палец на спуске. Комната вокруг меня исчезла. Голова ничего не соображала.

– Стреляй же, – сказал Франк.

Я знал: сейчас я могу допустить ошибку. Себе я доверять не мог.

– Стреляй, – повторил Франк. – Хватит трусить. Всю жизнь дрожишь.

Не знаю, сколько я так стоял. Стоял, пока не услышал звук подъезжающей машины. В окне летнего домика полыхнул свет. Автомобиль проехал по долине и остановился у крыльца. Я опустил винтовку.

– Даже тут ты оказался трусом, – сказал Франк.

Мы услышали приближающиеся шаги. Кто-то присвистнул. Постучался. В комнату вошел человек в форме. Это был Андреассен, коллега Франка. Он в удивлении смотрел на нас.

Я молча развернулся и вышел. Только подойдя к машине, я понял, что по-прежнему держу в руках винтовку. Я положил ее в багажник. В салоне «вольво» было прохладно. Обратно я поехал той же дорогой.

Часа в два ночи я добрался до центра. Никого. Электрические огни освещали магазины и автозаправки. Хотелось выпить, но все было закрыто. Фасады и двери ждали нового дня. В Одде чувствовалась пустота. Раньше ее не было. Как будто она разлилась с заброшенного комбината по всему городу.

«Вольво» мчалась по западной стороне от одного фонаря к другому, то попадая в пятна света, то исчезая, то снова появляясь, – от этого монотонного ритма хотелось спать. Сзади появился другой автомобиль. Я притормозил. И он затормозил. Я помигал фарами, но автомобиль не отстал. На отрезке перед Аскане я резко ударил по тормозам. Тот водитель сделал то же самое.

Я не стал сворачивать к Тукхейму, а продолжал ехать по главной дороге. Может, завернуть к промышленному району у Эйтрхейма? Глупее не придумаешь. Там я окажусь в ловушке. Перед тоннелем я добавил газу и въехал внутрь, когда спидометр заходил за сотню. Преследователь не отставал.

После тоннеля я сбавил скорость. Он ехал по пятам. В боковом зеркале горели фары его автомобиля. Мне показалось, что это «вольво», старая модель. Водитель поравнялся со мной и помахал мне рукой. Несколько сотен метров мы ехали параллельно. Потом он прибавил скорость и уехал вперед. Я попытался запомнить его номер. Задние огни исчезли за поворотом.

Я съехал на обочину и выключил двигатель. Надо было отдышаться. Этого парня я не знал. Внешность совершенно обычная. Я подумал, что он мог оказаться кем угодно.

~~~

Мне снился Франк. Наверное, после нашей драки, потому что на лице у него был порез, а на белой рубашке – кровь. Мы сидели в «Вольво-ПВ» и ждали «скорую». Франк попросил закурить. Я зажег сигарету и держал ее, пока он делал затяжку. Он закрыл глаза и выдохнул дым. Я сидел обняв его, будто любимую девушку.

Проснулся я в одиннадцатом часу – на диване, в одежде. Шум снаружи казался приглушенным, как будто кто-то убавил звук. Я вскочил на ноги с чувством беспокойства и кинулся проверять телефон. Ирен не звонила. Пока я мылся в душе, я попытался представить себе ее лицо. Но безуспешно. Видел только ее грудь и лоно.

Я побрился. Лицо сразу отмякло. На запотевшем зеркале я написал: «Ирен». Подумал, что люди пытаются скрыть, кто они на самом деле. Дурачатся. Но все, что мы делаем, отражается у нас на лице. Я видел в моем лице отражение Ирен. Она осталась во мне красивыми чертами. Теперь ее нет рядом, и красота тоже уйдет с моего лица.

Когда я принес завтрак, «Рональдо» спал. Я растормошил его. Он улыбнулся, увидев меня. Я сказал, что съезжу на работу. А он пока может посмотреть мультфильмы. Я включил телевизор и положил пульт на столик.

– Останься, – попросил «Рональдо».

– Я скоро вернусь, – пообещал я.

– Останься.

Я положил на кровать свежевыстиранную бразильскую футболку. Сказал:

– Когда вернусь, пойдем с тобой в бассейн «Фолкебад». Хочешь?

Он не ответил.

– Я могу научить тебя плавать, – сказал я.

Он посмотрел на меня:

– Ты добрый.

Я погладил его по голове:

– Не всегда.

Снаружи опять стояла духота. Что дождь был, что нет. Новый день обещал такую же жару, как и предыдущие. Должно быть, в Западную Норвегию вопреки обычаю пожаловала тепловая волна.

По дороге я вспоминал тот день, когда отец учил меня плавать. Он показывал мне плакаты на стенах «Фолкебада». Потом сидел и курил на краю бассейна и кричал, что я должен делать, как человек на плакатах. Помню, как вокруг смыкалась вода. Я плавал по-собачьи.

В кабинете я открыл окно и начал всех обзванивать. Надо, надо было догадаться раньше. Через полчаса я выяснил, что той ночью были угнаны две машины. Первая – БМВ сербов, которую Бодд обнаружил в Эйтрхейме. Вторая – «субару», о пропаже которой заявили в понедельник с утра. Расследование шло обычным порядком. «Субару» пока не нашли. Владельцем значился Самсон Нильсен.

Я поискал в карманах сигарету, но не нашел. Я сидел и пытался увязать все имеющиеся факты. Мне хотелось понять, что с чем связано и что из чего вытекает. Каким боком тут замешан Самсон Нильсен? Это из-за него парень вылетел в реку? Что произошло с Ирен? Связаны ли эти обстоятельства между собой? Если я выясню, что случилось с парнем, найду ли я Ирен? Я хотел одного – чтобы она вернулась.

У киоска «Микс» я купил сигарет и стал просматривать газеты. И «ВГ» и «Бергенские известия» писали о сербах. На первой странице красовалась фотография, сделанная Мартинсеном из окна моей машины. В «Дагбладе» предпочли изобразить силуэты с информацией о каждом подозреваемом. Интересно, что силуэты выглядели эффектнее фотографий, придавая сербам вид заведомых злодеев. Виновные задержаны. Дело раскрыто.

Пока я читал, ко мне подошел владелец киоска и встал рядом. Это был вздорный вьетнамец по имени Нам. В Одде его звали Нам-Вьетнам.

– Низя тут стояць и цитаць газета, – заявил Нам.

Я посмотрел на него. Вьетнамец дрожал от злости.

– Так мне нельзя тут стоять и читать газеты? – переспросил я.

– Нет, воляство.

– Воляство.

– Да, воляство. Газета – мое.

– Ясно. Так газеты – твои?

– Низя тут стояць и цитаць газета без деньга.

– Извини, я не знал, что газеты твои.

– Хоцесь цитай газета, долзен плати газета.

Я положил «ВГ» на стойку и помахал рукой.

– Сходи на курс норвежского! – посоветовал я.

– Сходи в библотека! – крикнул Нам мне вдогонку.

Я сел в «вольво» и поехал к Ховдену. Там припарковался на подъезде к Брюсовой вилле. Здание частично загораживали высокие сосны. Перед гаражом стоял трехколесный велосипед и темно-зеленая «ауди». Из-за угла выбежала собака. Забежала на теннисную площадку и справила нужду возле сетки.

Политики хотели снести особняк бывшего директора и построить тут дом престарелых. Для Рабочей партии особняк символизировал то время, когда директор Брюс был полноправным хозяином Одды. Но потом Самсон Нильсен выкупил особняк и отреставрировал его. Слухи ходили разные. Что время от времени Нильсен приглашает влиятельных людей Одды на роскошные праздники. Что у него три или четыре автомобиля. А еще – личная яхта и любовница в Ницце. Поговаривали и об эксклюзивных ночных клубах, и о заездах на «Формуле-1» в Монако. Люди недоумевали, откуда этот парень берет деньги. Сплетники не успокоились и после того, как в одной статье написали о том, что Самсон Нильсен получил от государства деньги на раскрутку двух интернет-кафе. Полагали, что Нильсен связан с финансовыми пирамидами. Но люди не представляют себе, что такое гонщик для Европы. Самсон Нильсен должен был просто купаться в злотых.

Солнечный свет заливал ветровое стекло, размывая вид. Я чувствовал жар и тошноту. Я не понимал, что тут делаю. Просто человек, просто сижу в машине перед просто домом. Если бы кто-нибудь сейчас спросил меня, что мне нужно, я бы не нашелся что ответить. Вот так. Люди порой оказываются не на том месте и не в то время. Если бы кто-нибудь смог сделать фотографию планеты из космоса и распознать на ней всех людей, он бы удивился, насколько велик процент находящихся не на том месте. Как-то братец рассказывал мне про компанию, занимавшуюся аэрофотосъемкой. Летом в ясную погоду они кружили над городской и сельской местностью. А потом рассылали агентов продавать снимки, сделанные с такого близкого расстояния, что люди узнавали крыши собственных домов. Одна молодая мадам с фьорда купила такую фотографию и повесила ее в рамочке на стену. Муж – нефтяник в Северном море – приехал домой и стал изучать снимок. Достал лупу и обнаружил во дворе чужую машину. Оказалось, что фотография была сделана именно в тот день, когда к его жене наведывался любовник.

Где-то в полдвенадцатого из Брюсовой виллы вышел Самсон Нильсен. На нем были белая рубашка и светлые брюки. Всякий раз, когда я видел этого человека, мне казалось, что, как бы хорошо он ни одевался, все равно рано или поздно люди замечают пятна от машинного масла на его руках. Самсон Нильсен сдвинул солнечные очки на лоб и достал сотовый телефон. Набрал сообщение, потом сел в «ауди».

Я поехал за ним – до Эйды и дальше в сторону центра. Нильсен остановил машину у «Кооп-Меги» и пошел в банк. Через пять минут он вышел оттуда и перешел дорогу. Взял мороженого. Встретил знакомых. Купил свежих газет. Дрожащее марево висело между людьми и улицей, между ним и мной, между наблюдаемым и наблюдателем. Жара увеличивала расстояния, и мне от этого было спокойнее. Я мог следить за ним без боязни быть обнаруженным. Но все-таки мне казалось, будто я что-то краду у Самсона Нильсена. И совершенно обыденные действия обретали другой смысл, оттого что я за ними следил.

Пока я вот так шпионил, мне подумалось, что это выглядело бы вполне естественно в других городах.

Можно следить за людьми в Лос-Анджелесе, Лондоне или Токио. Но не в Одде. Хотя кто-то по радио говорил, будто нет ничего проще, чем за кем-нибудь шпионить. Никто об этом не думает. Никто не подозревает, что за ним могут наблюдать.