Текст книги "Плывущий медведь"

Автор книги: Фруде Грюттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

~~~

Мигал индикатор масла. Наверное, проблема – с самим индикатором. Машина совсем недавно прошла техосмотр. Мы ехали на юг вдоль Сандвинского озера. Самсон Нильсен вел так быстро, что я боялся упустить его из виду. Перед самой Сагой мы попали в пробку, и я расслабился. Кто знает, сколько мне еще за ним придется проехать.

По дороге я включил радио. Диктор сообщил, что сегодня вечером намечается демонстрация против расизма. Кроме того, газета «Се о хёр» организовала фонд памяти Гутторма Педерсена. Ближе к вечеру в Одду оттуда приедет редактор. Председатель коммуны в своем интервью выразил радость, что скоро, очевидно, можно будет поставить точку в этом деле. Он сказал, что пора оставить негатив в прошлом и взглянуть в будущее. То, чему сама жизнь отказывает в праве на существование, должно уйти. Так было всегда. У промышленности Одды есть новые точки роста. А чтобы переломить негативный тренд, объявлен конкурс на лучший логотип для новой Одды.

У водопада Лотефосс Нильсен свернул в сторону. Я последовал за ним и остановился позади туристского автобуса. В зеркало заднего вида я увидел, как Самсон Нильсен вышел из своей машины и пересел в другую, по-моему, «Ниссан-Санни». Я поправил зеркало, но солнечный свет слепил, и смотреть через ветровое стекло было трудно. Я снова завел машину и проехал чуть дальше. Заслонившись рукой от солнца, я увидел в салоне двоих человек. Но, кем был второй, оставалось неясно. Я вышел из «вольво», но от машины отходить не стал. Туристы вовсю фотографировали двойной водопад. Некоторые японцы с видимым удовольствием и риском для жизни выходили на середину шоссе, чтобы сделать снимок оттуда.

Я помню ту аварию многолетней давности. Как-то зимой, в воскресенье, когда солнце стояло низко, мы, решив отправиться в горы, проезжали Лотефосс. Брызги водопада застывали на шоссе коркой льда. Отец не справился со своей ПВ, машину перевернуло и занесло в кювет. У Франка, сидевшего впереди, было порезано лицо. А в остальном – без потерь. Но я до сих пор вспоминаю страх, с которым осматривал помятую машину. Мама утешала меня, а я все плакал и плакал. Я не боялся ни за брата, ни за себя. Я боялся, что из-за этой аварии мы станем бедными. Мы воспринимали «вольво» как доказательство нашего достатка. А теперь все разом пропало.

Я потянул носом наполненный выхлопами воздух и подумал, что хотя бы по статистике с некоторыми этими туристами должно произойти то же самое. Учитывая то, как они ездят, некоторые обязательно перевернутся или улетят в кювет.

Минут через пятнадцать Самсон Нильсен вышел из «ниссана». Наклонился к боковому окну и сказал что-то, чего я не услышал. Ветер подхватил его слова и унес прочь. Он вернулся в «ауди» и уехал в сторону Одды. Я дождался, когда через пару минут тронется «ниссан», и двинулся за ним. Мы ехали по долине медленно. Движение было плотное, и идти на обгон смысла не представляло.

Доехав до центра, «ниссан» остановился на площади. С расстояния я видел, как тощий человек в тренировочном костюме вышел из машины и запер ее. Он стоял ко мне спиной, но я сразу же узнал его. Все начало вставать на места. Я на верном пути. Не оборачиваясь, Артур Ларсен пересек площадь и вошел в «Райский гамбургер».

Я немного выждал и вошел следом.

«Райский гамбургер» был в Одде еще и игорным притоном. Заляпанные окна, удушливый запах горелого фритюра – оплати заказ и получи инфаркт миокарда. На телевидении азартные игры превратились в семейное развлечение. Ведущие улыбаются, как бортпроводники, лотереям отводится лучшее эфирное время. Здесь же всей этой мишуры не было – только суть: обобрать людей до нитки. Больше чаевых на душу населения, чем в Одде, давали только в паре городов Финмарка. Одда стала хардангерским Атлантик-Сити.

В этот день в кабаке было душно. Я сел за соседний столик с Артуром Ларсеном. Он сосредоточенно заполнял купоны. Я закурил и стал ждать. Ларсен носил парик, причем парик, который не заметить невозможно. Искусственные волосы так ему не шли, что, когда он оказывался рядом, все мысли были только об этом. Я много раз брал у него интервью. Последнее – в связи с банкротством комбината. Он был одним из тех профсоюзных деятелей, которые стремительно взбегают по карьерной лестнице и становятся управленцами. Теперь он руководил распродажей всего имущества предприятия и был единственным, кто оставался там в штате.

Увидев меня, Ларсен вздрогнул. Я ничего не сказал. Он снова уставился в купон, как будто меня не заметил.

Я подошел к его столику и сел прямо напротив.

– Ты чего-то хотел?

Он посмотрел на меня и спросил, что я имею в виду.

– Ты мне звонил, – сказал я.

– Не звонил я тебе.

– Возможно, я ошибаюсь, но ты звонил мне как-то вечером.

– Да нет же!

– Наверное, ты просто забыл. Разговор ведь был недолгий. Настолько недолгий, что я, признаюсь, даже не понял кто говорит. А вот сейчас увидел тебя и понял.

К столику подошел парень в солнечных очках «Рой Орбисон». Одет в черное, волосы намазаны гелем. Спросил, не будет ли сегодня скачек. Ларсен ответил, что скачками не интересуется. «Рой Орбисон» сказал, что скачки – это проще простого. Побеждает лошадь, которая первой приходит к финишу. Все элементарно. Надо просто поставить на эту лошадь. Он попросил одолжить ему ручку. У нас таковой не оказалось. И он пошел спрашивать у других.

– Зачем ты прислал мне ту кассету? – спросил я.

Артур Ларсен отвлекся от купонов.

– Не суй в это дело свой нос, – посоветовал он.

– Не совать свой нос? Да это ты ткнул меня туда носом!

– Мы можем встретиться в другом месте?

– По-моему, и тут замечательно. Вот только воняет.

– Мы можем встретиться через пятнадцать минут.

– Зачем ты подсунул мне ту кассету?

Ларсен не ответил. Его спортивная куртка была расстегнута почти до пупа, так что видны были седые волосы на его воробьиной груди.

– Ты ведь посмотрел запись? – спросил Ларсен.

– Да, хотя я видал фильмы и получше, – ответил я.

Ларсен покачал головой, как будто разговаривал с самым большим идиотом в мире. Очевидно, он был прав.

– Убили мальчишку, – сказал Ларсен. – Я хотел, чтобы кто-нибудь разобрался, что же произошло.

– А что произошло?

Больше Ларсен ничего не сказал. «Рой Орбисон» нашел ручку и вернулся. Ларсен спросил, знаю ли я кафе «Бережок». Он сможет подойти туда через четверть часа. Я согласился. «Рой Орбисон» сел за стол и стал заполнять купоны. Сказал, что никогда не знает, чего ждать от Далли. Есть ведь и другие лошади, но в прошлый забег Далли пронеслась ураганом и обобрала его на несколько тысяч. Ее наверняка пичкают наркотиками. Так хорошо она никогда не бегала. У них стопроцентно есть свой ветеринар, который работает с Далли и пичкает ее наркотой.

Площадка у автозаправки «Шелл» называлась «Кафе „Бережок“», потому что здесь алкоголики могли спокойно бражничать. В дождливую погоду они забирались в старые машины, брошенные у реки. Со стороны Опо пахнуло холодом. За последние дни из-за таяния снегов вода поднялась на угрожающий уровень.

Я сел на капот разбитого «воксхолла» и закурил. За рекой я увидел новую цианамидную фабрику, запущенную за несколько месяцев до признания комбината банкротом. Чуть дальше фабрика по производству дициандиамида, где отец устраивал меня на летнюю подработку, когда мне было восемнадцать. Помню летние ночи, когда я выходил на тот балкончик на четвертом этаже. Смотрел, как на улицах громыхают грузовики. Стоял в изгвазданной робе, зная, что не стану плавильщиком, как отец.

Я прождал с полчаса, потом позвонил в справочную узнать номер Артура Ларсена. Шум реки перекрывал все звуки, и я сел в полуразвалившийся «воксхолл». Ларсен не отвечал. Этот мерзавец меня обманул. Я позвонил Ирен, но снова безрезультатно. Я не знал, что делать. Закрыв глаза, я слушал шум реки.

Я сидел в «воксхолле», который больше уже никуда не поедет.

~~~

Когда я пришел на автостоянку, то у себя в «вольво» обнаружил Эрика Бодда. Он поздоровался со мной через окно, дожевывая кебаб. Через год-другой он точно растолстеет. У него склонность к полноте и к тому, чтобы раздражать других.

Я наклонился к окну:

– Прошу прощения, но что ты делаешь в моей машине?

– Я подумал, ты свозишь меня на поле для гольфа, – ответил Бодд.

– Ах, ты подумал… А что еще ты подумал?

– Ты в гольф играешь?

Я покачал головой.

– Жаль, – сказал Бодд. – А я-то думал, ты со мной сыграешь.

– Так много думать вредно, – заметил я.

– Ты прав. Я стараюсь не думать, стараюсь не показываться на работе. Вот, решил съездить на гольф. Кстати, на заднем сиденье сумка. Надеюсь, все пройдет хорошо.

Я не ответил.

– Попробуй разок, – посоветовал Бодд. – Тебе понравится. Бывает, сижу на работе и только и думаю что о гольфе.

– Бросай думать. Пора бы уже.

– Знаю, но ничего не могу с собой поделать.

– А теперь можешь подумать, как бы выйти из моей машины.

Я широко открыл дверь. Эрик Бодд не двигался. Я тоже. Бодд закрыл дверь.

– У меня предложение, – заявил он. – Мы едем на поле для гольфа. Я прохожу круг. Потом – ты.

– У меня предложение получше, – сказал я. – Ты выходишь из моего автомобиля.

Бодд повернулся и взял сумку с заднего сиденья. Порылся в ней и извлек конверт, из которого вынул фотокарточку. Я долго вглядывался, пока понял, что на ней. Похоже, снимали длиннофокусным объективом из-за деревьев. В кабриолете сидели двое. Я и Ирен – в ее машине – в последний вечер. Я смотрел на фотографию. И думал только о том, как давно это было.

– Город маленький, – сказал Бодд.

Я обошел машину и сел. Прислонился затылком к спинке сиденья и положил руки на руль, как будто собирался вести. Потом – отер ладони о колени, запустил двигатель и включил поворотник.

– Сначала журналисту приходится делать кучу домашних заданий, – вещал по дороге Бодд. – Многие считают, что мы просто разъезжаем туда-сюда, а мы делаем домашние задания. Возьмем здешнее поле для гольфа. Кто поверит, что в Одде есть поле для гольфа?

Я не ответил. Подумал только, что у этого парня неприятный голос.

– До этого я бывал в Одде только проездом, – продолжал Бодд. – Да, город изменился в лучшую сторону, но жить бы я здесь не стал. Не знаю, ты, наверное, привык. Ты можешь на многое не обращать внимания.

Он рассмеялся.

– Слыхал эту шутку? Говорят, что в оддовчанах столько тяжелых металлов, что с ними надо обращаться как с отходами особой категории.

Я снова промолчал. Надо было поправить его и сказать, что правильно называть жителей «оддинцами». Надо было сказать ему, чтобы шел делать домашнее задание. Надо было свернуть на обочину, достать из багажника винтовку и пристрелить этого парня с одного выстрела.

Мы проехали Тукхейм и выехали в Аскане. Я остановил машину возле поля для гольфа. Некоторое время мы сидели и слушали, как затихает мотор.

– Твоя история не принимается, – сказал Бодд.

– Какая еще история? – спросил я.

– О том, где ты был той ночью. Про «бывшую» и потоп в подвале. Есть получше?

Я не знал, нужно ли блефовать. Я так устал от блефа, что сейчас готов был рассказать Эрику Бодду что угодно.

Мы вышли из «вольво». Бодд взял с заднего сиденья сумку. Поле для гольфа располагалось у залива, рядом с цинковым заводом. Отсюда открывался вид на цеха, резервуары, соединяющие их трубы и другие трубы, некогда отравлявшие выбросами все вокруг. Поле для гольфа тоже было отравлено. Насквозь зараженная площадка, в которой проковыряли восемь дырок. Ходила шутка, что, если вынуть мяч из лунки, можно потерять полруки.

– На многих полях я играл, – произнес Бодд. – Но на таком – впервые.

Он сделал пробный удар.

– Знаешь что? – сказал он. – Я вот думал: каково тебе приходится? Работать в местном офисе, который вот-вот собираются закрыть.

Я не знал, поблагодарить его за заботу или открутить ему голову.

– Ты на мели, верно?

Стоял невыносимый зной. Но над горами на юге появились новые облака, и жара грозила обернуться грозой. Где-то я читал, что чаще всего молнией убивает игроков в гольф.

Бодд наклонился к клюшке.

– Может, она и вернется, – сообщил он. – Но я много работал с подобными делами, и, как правило, они не возвращаются.

Он посмотрел на меня.

– Я не в курсе, что произошло, – продолжил он. – Может, это были тайные свидания, может, нет. Но слухи уже поползли, а против слухов ты беззащитен. Если хочешь оправдаться, расскажи свою историю. Только таким образом можно обороняться.

Кто сделал эту фотографию? Мартинсен? Наверное, Мартинсен. Он случайно проезжал мимо или шпионил за мной в тот вечер? Почему он ничего не сказал? Может, это Мартинсен рассказал все Франку?

Эрик Бодд говорил, что надо просто рассказать. А слушать-то он умеет. Лучше всех. Лучше всех умеет слушать. Других. Я подумал, что теперь роли сменились. Теперь я дичь, и охотятся за мной.

– Ты не можешь меня заставить, – сказал я.

– А я и не заставляю, – ответил Бодд. – Просто объясняю, как для тебя лучше.

– Да ни черта ты не знаешь, как для меня лучше!

Бодд, ударив, следил за полетом мяча. Когда тот упал, Бодд кивнул. Сказал, что ему нравится этот звук. Звук удара клюшки по мячу. Нет ничего лучше.

Мы пошли к месту приземления.

– Я пробовал выяснить, как два этих дела взаимосвязаны, – говорил Бодд по дороге. – Убийство того парня с ее исчезновением. Но безуспешно. Может быть, ты мне объяснишь?

– Мне кажется, я не имею к этому никакого отношения, – сказал я.

– Да, все вы в Одде такие, – заметил Бодд. – Слишком вежливые.

Он остановился и посмотрел на меня.

– Послушай, я тебя понимаю. Девушки в таких маленьких городках – всегда трагедия. За самых красивых приходится драться. А этот кусочек, похоже, весьма лакомый.

Он пошел дальше. Мы добрели до мяча. Бодд посмотрел на меня:

– Ты ее выгнал? Или, может, твой брат? Я тут подумай, что мотив был у вас обоих. Если верить слухам, твой братец ревнивый.

– Каким это слухам?

– Так, птичка на ухо чирикнула, что как-то вечером твой брат взял всю женину одежду и покромсал бритвой.

– Да ты совсем больной – еще больше чем я думал, – сказал я.

Он пожал плечами.

– Как знаешь. Тебе решать, – сказал Бодд. – Как только заявят о пропаже Ирен Янсен, фотография появится в печати.

Мой кулак врезался в его лицо, прямо в челюсть. Я ударил его со всей силы. Бодд упал. Какое-то мгновение, пока он лежал на земле, он показался мне маленьким и беспомощным. Потом он встал и отряхнул штаны. И ухмыльнулся так, как будто был хозяином положения.

Я повернулся и зашагал к автомобилю. Рука снова заболела, но я знал, оно того стоило. Я сделал то, что должен был сделать. Он произнес ее имя. Имя, которого ему не следовало упоминать.

Фотография по-прежнему лежала на сиденье «вольво». Я положил ее в бардачок и запустил двигатель. И выезжая на дорогу, подумал, что в одном Бодд прав. В том, что я могу на многое не обращать внимания. Когда многое принимаешь, то ко многому и привыкаешь. И рано или поздно это становится твоей жизнью.

~~~

На соседском газоне разлеглась упитанная парочка. Телеса блестели от масла. Над шезлонгами нависали парасоли. Из какого-то окна вещало радио. Толстяки не двигались. Казалось, они хотят прожариться насквозь и угодить в городской морг.

Я снял темные очки и вошел в дом. «Рональдо» сидел на диване, ел шоколад и пил колу. Я спросил его, как дела. Мальчуган уставился в телевизор и молчал. Показывали футбольный матч. Испания – Ирландия, 1:0. Испанцы никогда еще так хорошо не играли на чемпионате мира. Казалось, они просто красуются перед камерами.

В ванной я сунул руку под струю холодной воды. Намотал на нее влажное полотенце.

– Все нормально?! – крикнул я «Рональдо».

Он молчал.

– Есть хочешь?! – крикнул я.

Потом вошел и сказал, что сейчас надо кое-что проверить, а еду устрою немного погодя. Вынул кассету из видеомагнитофона и некоторое время смотрел, как Дамиан Дафф в одиночку прорывается к воротам и чуть не забивает гол. Мне нравились ирландцы. Они всегда играли так, как будто после матча наступит конец света.

Я спросил «Рональдо», хочет ли он есть. Он смотрел матч и не отвечал. Я тряхнул его за плечо. Наконец-то «Рональдо» взглянул на меня.

– Ты сказал, мы пойдем купаться, – проговорил он.

– Да, я знаю.

«Рональдо» взял бутылку колы, но пить не стал.

– Ты сказал, мы пойдем купаться, – повторил он.

– Мы пойдем купаться попозже, – ответил я.

Я сел в кресло и провел полотенцем по лбу. В такую жару полотенце тоже казалось горячим. Почувствовав мягкую ткань, голова потяжелела. Я встал и сказал «Рональдо», что он может пойти со мной. Он не пошевелился.

Я встал между ним и телевизором. Он подвинулся и продолжал смотреть. Тогда я выключил телевизор. Он продолжал смотреть в пустой экран. Я подошел и взял его за руку. Он попытался вырваться. Я приподнял его. И, не обращая внимания на его сопротивление, вывел в коридор. Нашел его ботинки и ткнул ему в живот.

«Рональдо» с упрямством в глазах посмотрел на меня, потом вернулся в гостиную. Я пошел за ним и встал в дверях. Он снова включил телевизор и начал с еще большим аппетитом поглощать шоколад. Я подошел и вырвал батончик у него из рук.

– Если хочешь, чтоб тебя любили, толстым быть нельзя, – сказал я.

«Рональдо» не ответил.

– Толстых мальчиков никто не любит, – продолжал я.

«Рональдо» молчал.

– Никто тут о тебе заботиться не станет, – сказал я. – Только я.

– Чего тебе надо? – спросил «Рональдо».

Я не знал что ответить. Я не знал, что мне от него надо. Как не знал я и того, собираюсь ли я о нем заботиться. Возможно, он был просто козырем, за который я почему-то ухватился.

– Ты не добрый, – сказал «Рональдо». – Ты добрый только к самому себе.

Я покачал головой, взял с собой кассету и вышел. Покачиваясь, надел темные очки. Солнечный свет ослеплял белизной. Летом все вокруг казалось большим, разбухшим. Я подумал, что лето похоже на болото, которое засасывает все вокруг.

За рулем моей машины сидел сосед. Аск улыбался мне через окно и жевал жвачку. Я подумал, что за этот час это уже второй незваный гость в моей «вольво». Кем они меня считают? Таксистом?

– Дай мне ключи, – сказал Аск. – Прокачу.

– С чего бы это? – спросил я.

– Да так, ничего, – ответил он. – Просто мне хочется покататься.

Аск был великоват, чтобы с ним спорить. Я дал ему ключи и сел в машину. Аск сорвался с места и выехал на шоссе. Пот с него лил, как с лихорадочного.

– Хороший денек, – сказал он, вытирая лоб. – Но скоро будет дождь.

Не помню, случалось ли такое, чтобы за рулем этой машины сидел не я. В салоне бесчинствовало солнце. Выхватывало мой силуэт и отбрасывало его на обочину и стены ближайших домов. Моя беспокойная тень прыгала и скакала, пока мы ехали к центру. «У тебя такая аристократическая форма головы», – однажды ночью сказала мне Ирен. Обняла меня и спросила, говорил ли мне это кто-нибудь еще. «Только мама», – ответил я.

– Тебе нужна машина получше, – сказал Аск. – Ты ведь неплохо зарабатываешь, а?

Для лекции об автомобилях, ответил я, день выбран неудачно.

Аск потянул носом.

– У тебя в багажнике труп?

Я посмотрел на него и ничего не ответил.

Он ухмыльнулся:

– А мы о тебе многого не знаем, а?

На отрезке перед Калванесом нас обогнал кабриолет. Как в американских молодежных фильмах, на спинке заднего сиденья сидели две девушки. От скорости волосы их развевались. Девушки обернулись и помахали мне. Водитель посигналил.

Аск ответил тем же и пропел:

– Summertime and the living is easy. [15]15
  Летняя пора, и жить стало легче (англ.). – Начало знаменитой колыбельной из оперы Дж. Гершвина «Порги и Бесс».


[Закрыть]– Он повернулся ко мне: – Согласен?

Я не ответил. Аск сказал, что Одда – славный городок, хотя и полное дерьмо. Сказал, что ему нравится тут разъезжать, хотя и зарабатывает он маловато.

– А тебе ведь по работе много приходится ездить? – спросил Аск.

– Давай к делу, – сказал я.

– А это и есть дело, – откликнулся он. – Всегда хочешь чего-нибудь другого. Чего-то большего. Лотерейного билета, что ли. Понимаешь?

Мы доехали до центра. К Рёлдальсвейену двигалась траурная процессия. Я услышал церковные колокола. Аск свернул на обочину и выключил двигатель. Мимо проехал черный катафалк. Потом Педерсен на своем рефрижераторе. А за ним – длинный хвост еле ползущих машин. В окне рефрижератора я увидел жену Педерсена и кислое лицо его дочки.

– Черт, рефрижератор! – сказал Аск. – Не удосужился во что-нибудь другое пересесть.

– Может, он хочет намотать километраж? – спросил я.

– Что?

– Не бери в голову.

– Черт побери, – сказал Аск. – Неужели даже мы в маленькой Одде не можем пожить спокойно?

Он забарабанил по рулю. Руки у отставного голкипера были большие и загрубевшие. Он кивнул на кассету, которую я по-прежнему держал в руках. Он сказал, что можно махнуться. У него на кассете запись лучших девиц, которых я могу себе представить. Прошлым вечером у него было двадцать четыре девицы за час. Медсестры, инженерки, училки, секретарши. Девицы, у которых есть все. Которым не хватает только мужчины. Девицы, которые страстно хотят мужчину.

– Ты ведь свободен, как ветер, а? – спросил Аск. – Или, может, нет?

Я посмотрел, как траурная процессия исчезает в направлении капеллы.

– Тут все есть, – сказал Аск. – Почему бы не взять это себе?

– Что с Мумуки? – спросил я.

– А что с ней?

– Я не знаю.

– Ты ее хочешь?

Я не ответил.

– Когда я подобрал тебя в Шеггедале, то подумал, что мы двое можем устроить взаимовыгодное сотрудничество. Мы идеальные компаньоны. Понимаешь?

– Нет.

– В хорошем смысле, Белл. Ты выезжаешь в горы. Как и все. Трахаешься с бабами. Как и все. Но у тебя есть жизнь, о которой не слишком многие знают.

Я сказал, что по-прежнему не понимаю.

– Понимаешь-понимаешь, – сказал Аск. – Подумай над этим. Утро вечера мудренее.

– Это шантаж?

– Да нет же! – Он присвистнул. – Просто у меня много идей и мало денег.

– И думать забудь, – сказал я.

– В последнее время забывать не получается, – сказал Аск. – Я тут проверил по Интернету, чем ты владеешь. И, так сказать, был приятно удивлен.

– И думать забудь, – повторил я.

– Как ты хладнокровно отвечаешь, в такую-то жару, – сказал Аск.

Я не знал, что это. Просто блеф? Или он знает про исчезновение Ирен? Неужели по Одде и вправду поползли сплетни? Вполне возможно, но вряд ли об этом знают все и каждый. Интересно, сколько денег ему нужно? Почем нынче слух о любовных похождениях?

– Может, прокатимся до Шеггедаля? – спросил Аск, снова запуская двигатель. – Освежим события?

Еще до того, как он выехал на дорогу, я открыл бардачок и достал оттуда фотографию. Ту самую, где мы с Ирен сидим в легковушке. Аск взял ее у меня из рук. И долгое время разглядывал, соображая что к чему.

– Хорошая фотка, – сказал он, возвращая ее мне.

– Скоро появится в газетах, – ответил я.

Аск погрузился в раздумья. Смысл моих слов доходил до него долго. Он посмотрел в боковое окно. Пожевал жвачку. Провел рукой по подбородку и щеке. Я уже подумал, что он ударит меня, как я ударил Эрика Бодда. Но он ничего не сделал. Молча выключил двигатель и вышел из машины. Я видел, как он прошел вдоль по улице и скрылся из виду возле гостиницы. Во мне нарастало странное ощущение вероломства. Я был для Аска лотерейным билетом.

И он не выиграл.