Текст книги "Плывущий медведь"

Автор книги: Фруде Грюттен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

~~~

«Рецепты счастья от экспертов» предлагались на первой странице «Дагбладе». Я просматривал газеты в киоске «Микс». О пожаре – ничего. Стало быть, случился он поздно ночью.

Я прошелся вдоль пристани до моста. В заливе плескались мама-утка и ее утята. Теперь только трое. «Рональдо» поблизости не было. Я подумал, что надо съездить в приют. Я чувствовал, что парень в опасности.

В офисе «Бергенских известий» сидел Эрик Бодд, закинув ноги на стол. Он сделал себе кофе, а в холодильнике нашел колу. Когда я вошел, он улыбнулся. Я спросил, что он делает в моем кабинете.

– В твоем кабинете?

– Да, в моем кабинете.

– Так это твой кабинет? Я-то думал, он принадлежит «Бергенским известиям». Разве мы не работаем в одной газете?

Бодд сказал, что ночью пытался до меня дозвониться. В приюте для беженцев возник пожар. А это – подходящая тема для статьи. Или мне кажется, что неподходящая?

Я спросил про пожар. Бодд сказал, что тревогу забили около полуночи. Всех беженцев эвакуировали без происшествий. Четверо курдов спаслись сами. Видимо, это поджог. Пожар начался в двух местах сразу. Мне стало легче. Значит, с «Рональдо» все в порядке. Я спросил, есть ли подозреваемые. Бодд не знал. Знал он только, что сербов ночью в приюте не было. Поначалу управляющий испугался, что они остались внутри. Но потом развеселая троица объявилась сама.

– Вечером мы за ними следили, – сказал Бодд. – Но упустили.

По своим каналам Бодд узнал, что обычно сербы в приюте не ночуют. Они приходят утром и отсыпаются днем.

– Вот ты тут все про всех знаешь, чем они, по-твоему, занимаются? – спросил Бодд.

– Без понятия, – ответил я.

– Наркотики, женщины? Как у них с местными девчонками?

Бодд встал и подошел ко мне вплотную:

– Или они были вместе с тобой? Ты ведь тоже не ночевал дома.

От Бодда пахло кофе и одеколоном. Я сказал, что был на фьорде. Заходил к бывшей подруге. Чинил трубу в подвале. Бодд спросил, было ли что-то между нами. Секс с бывшей – это рай после ада.

Он спросил, читал ли я газеты. Раскрыл «ВГ», где старый Педерсен позировал перед домом в Буере. Под шапкой «Убийство в Одде» был заголовок на две страницы: «У моего сына не было врагов».

Бодд ждал, когда я что-нибудь скажу. Мне казалось, я неуязвим, пока ощущаю прикосновения Ирен. Это продлится несколько часов. Потом я снова стану человеком, на которого нельзя положиться.

Бодд сказал:

– Говорливый тип. Не из тех, что прячутся от прессы.

– Есть люди, которых нужно беречь от них самих, – сказал я.

– Беречь от них самих? – переспросил Бодд. – В смысле? Как бы ты отреагировал, если бы кто-нибудь сказал это о тебе? Что тебя нужно беречь от тебя самого?

Он открыл еще две статьи.

– Видишь? В обеих собака…

Обе газетенки написали почти одинаковые статьи про овчарку погибшего. Даже фотографии были похожи. Бодд рассмеялся и сказал, что это бред. Брать интервью у собаки. Писать статью о собаке.

Он начал вещать о том, что предстоит сделать за сегодня. Проверить, чем занимается Крипос и участковый. Опросить соседей. Что там числится за сербами, он уже проверил, но намерен продолжить. Возможно, они живут по поддельным документам.

В кабинете зазвонил телефон. Бодд снял трубку. Улыбнулся и посмотрел на меня:

– Да, здесь.

Он передал мне трубку. Редактор отдела расследований сказала, что ТВ-2 будет вечером делать прямой репортаж с нашего бульвара. Они хотели бы поговорить со мной и моим братом, поскольку мы хорошо знаем факты и оба ведем расследование – каждый со своей стороны.

Я ответил, что это не для меня.

Пауза.

Она сказала, что думала, мы – команда. Я должен помочь газете. Для «Бергенских известий» это хорошая реклама. Я собрался положить трубку, но завотделом поспешно добавила, что в сегодняшнем номере читателей просят высказаться по поводу миграционной политики. Это я, наверно, и сам прочел. Присылать электронные сообщения или звонить можно с четырех до шести. Мне это дело знакомо, так что лучше, если на звонки стану отвечать я.

Я молчал.

– Отлично, – сказала она.

Но это было еще не все: она хотела, чтобы я разработал еще два сюжета. Она читала, что на детей эмигрантов плохо влияют фильмы. Мальчишки, которые считают, что их жизнь не удалась, выбирают для подражания гангстеров. Мне нужно поговорить с владельцами видеопрокатов. И состряпать статью, которая подводила бы под наш сюжет. Было бы неплохо отыскать какого-нибудь профсоюзного карьериста, который потерял работу и имеет зуб на иммигрантов.

– Нам нужен прецедент, – заявила она.

Я снова промолчал. Она сказала, что такая статья просто необходима. Надо показать, как возникает расизм и что у расизма есть своя база.

– Это верно, – заметил я. – База у расизма есть.

– То есть тут мы сходимся, – сказала она.

– Сомневаюсь.

– Как это?

– База расизма – в такие, как ты. Расизм исходит от вас. От людей, которые, сидя в кабинетах, думают, что знают все на свете.

Некоторое время она молчала. Потом сказала, что хотела бы заглянуть мне под черепную крышку. У меня столько интересных мыслей. Но – как-нибудь в другой раз. А пока ее дело – просто истолковывать имеющуюся информацию. Улавливать курсы и тенденции. Работа такая. Анализировать и подавать под определенным углом зрения. А моя работа – найти нужного человека.

– Такого человека нет, – сказал я.

– Тогда придумай его.

Я положил трубку и повернулся к Бодду. Попросил его выйти из моего кабинета. Он вытаращился на меня и помотал головой. Взял с собой бутылку и пошел к двери. У самого порога он остановился.

– Да, кстати, – сказал он. – Я немного поиграл на твоем компьютере. Проиграл пару сотен долларов. Ничего? У тебя ведь все равно осталось пятьдесят тысяч.

~~~

Мне не хватало дождя. Его влаги. Его поцелуев. Его чистоты. Дождя, падающего на улицы. Стеклоочистителей, мельтешащих по стеклу. Мокрых машин, сверкающих в огнях фонарей. А сейчас я разъезжал без цели и смысла. Солнце слепило. Все вокруг пропадало. Все вокруг пропадали. Исчезали, и я не знал, где их искать.

Когда я уже ехал домой, чтобы принять душ, зазвонил телефон. Директор магазина «Рими» сказал, что они поймали воришку. Этот сопляк заявил, что говорить будет только со мной. У него в карманах нашли мою визитку. Я сказал, что буду через пять минут. «Фьорд-центр» находился прямо за мостом. Такие торговые комплексы выросли во всех провинциальных городах Норвегии. Здесь старики не отходят от игровых автоматов, а дети рыдают, требуя конфетку. Здесь люди тратят деньги, которых у них нет, на вещи, которые им не нужны.

В подсобке сидел «Рональдо» – в той же бразильской форме. Когда я вошел, он на меня даже не посмотрел. Со мной поздоровался бритоголовый охранник. Я его узнал. Один из тех «ополченцев», которые напали на меня в тот вечер. А еще я брал у него интервью, когда он победил в каком-то чемпионате.

– Ты представитель этого мальчика? – спросил лысый череп.

Я не ответил и повернулся к директору:

– Что он сделал?

Директор сказал, что мальчик пытался украсть батон и пакет булочек.

– Зачем ты это сделал? – спросил я «Рональдо».

Он смотрел прямо перед собой.

– Зачем ты это сделал? – повторил череп и тряхнул «Рональдо».

Я отвел его руку в сторону и попросил не нервничать.

– Еще никто не говорил мне не нервничать, – объявил череп.

– Я тебе говорю: не нервничай, – ответил я.

Лысый снова повернулся к «Рональдо»:

– Что, разговаривать не умеешь? Воровать умеешь, а разговаривать – нет?

Я заслонил от него «Рональдо» и спросил:

– У тебя что – ломка?

Охранник стоял так близко, что я увидел, как на бритой макушке выступил пот.

– Задницу ты тоже бреешь? – поинтересовался я, уже приготовившись к удару.

Но он не двигался. Наконец «Рональдо» поднял глаза на меня. Я повернулся к директору и пообещал поговорить с мальчиком. Директор сказал, что, если такое повторится, мальчика отведут в полицию.

На выходе я кивнул черепу:

– И вам всего доброго!

Когда мы сели в машину, я запер двери. Решил, что мы будем сидеть, пока «Рональдо» не заговорит. Вид у него по-прежнему был кислый. Не знаю, нравился ли мне этот мальчуган или мне просто было его жалко. Из дверей торгового центра вышла толстая парочка с тележкой, наполненной покупками. Дама вразвалку направилась к парковке. Ее усталый кавалер придерживал рукой верхние пакеты, чтобы ничего не выпало. Проходя мимо, он с грустью посмотрел на нас. Со стороны мы были похожи на отца с сыном. Вот мы сидим в машине. Самый обычный день. Мы сходили в магазин. Или что-то случилось, и мы не можем найти общий язык.

Я не выдержал первым:

– Когда же эта жара закончится?

«Рональдо» посмотрел на меня.

– Я просто хотел, чтобы им было что поесть, – сказал он.

– Знаю.

Я завел машину. Мы поехали в центр. На площади полицейский беседовал с другими «ополченцами». Полицейского звали Эвен Стурхейе. Когда в газетах написали, что он вовлекал народ в финансовые пирамиды, его отстранили от должности. Но, видимо, в связи с убийством пришлось достать из сундука и эту старую куклу.

Я ехал по восточной стороне фьорда, втолковывая «Рональдо», что ему надо прекратить подкармливать уток. Это – единственное решение. Если уток не кормить, чайки пропадут тоже.

– Но им нужна еда! – возразил «Рональдо». – Без еды они умрут!

– Такова жизнь, – сказал я. – Каждый день проблемы.

Я не знал, куда мы едем. Просто вперед, вдоль фьорда. Остановились мы у пляжа. Сквозь деревья я увидел веселых отдыхающих. Купаться на Сёрфьорд выезжали многие: когда обустраивали пляж, наш фьорд еще не признали самым грязным в мире. Ну а в такую жару, как сейчас, людям было все равно во что нырять.

«Рональдо» спросил, не полицейский ли я. Я рассмеялся и сказал, что я журналист.

– Сколько тебе лет? – продолжал он.

– Тридцать восемь, – ответил я. – Можешь распилить меня и посчитать годичные кольца.

Мы спустились по дорожке. Я разулся. Галька обжигала ноги. Жара была невыносимая, но над горами собирались грозовые тучи. На южной части пляжа в тени деревьев приютилась целая семья тамилов. Они готовили еду и играли в бадминтон.

– Искупаемся, – предложил я «Рональдо».

Он стоял у воды. Я подумал, что он стесняется.

Не хочет, чтобы другие увидели, какой он толстый. Я разделся до пояса. Решил, что, если он увидит, что я своей полноты не стесняюсь, ему будет легче.

– Не холодно, – сказал я.

Он не двигался.

– Давай, – сказал я. – Искупайся.

Этот ребенок начинал меня злить. Я спас его от лысого черепа в магазине. Я привез его сюда, чтобы он отдохнул. Неужели так трудно прыгнуть в этот проклятый фьорд и немного в нем побарахтаться?

– Попробуй, это очень здорово! – крикнул я ему.

Он посмотрел на меня.

– Самое оно для лета, – заверил я.

Я хотел было снять с него футболку, но он не дался.

– Разве ты не за этим сюда приехал?! – крикнул я. – Чтобы повеселиться?!

Он посмотрел на меня и снял футболку.

Я взял его за плечо и повел на бетонный мол.

– Будешь прыгать или просто нырять? – спросил я.

Теперь нами заинтересовались остальные купальщики. Предвкушали хорошее развлечение.

– Будешь прыгать или просто нырять?

Он молча стоял, скрестив руки на груди, как стесняющаяся девочка.

– Будешь прыгать или нырять?! – Я снова сорвался на крик.

«Рональдо» посмотрел на меня:

– Я не умею плавать.

Я замер. Вспышка солнечного света, отразившись от водной глади, ослепила меня. Я стоял зажмурившись, как актер, который забыл, что там дальше по сценарию. Сейчас я ощущал себя просто толстяком на пляже. Я повернулся, нашел свою рубашку и оделся. Мы, я впереди и «Рональдо» следом, дошли до машины и поехали обратно в Одду.

Не знаю почему, но на полпути к центру я начал улыбаться. Я ехал против солнца и улыбался так, что пейзаж передо мною расплывался.

– У тебя «дворники» работают, – сказал «Рональдо».

Он был прав. «Дворники» работали. Я не заметил, как включил их. Мы ехали к центру, и «дворники» скрипели по сухому стеклу.

– Ты их не выключишь? – спросил «Рональдо».

– Нет.

– Но дождя ведь нет.

И снова он был прав. Дождя не было.

~~~

«Рональдо» перебежал стоянку и исчез на бульваре. Какое-то время я сидел, сжимая руль. Слушал, как остывает мотор. Подул ветер. На севере появились новые облака. Светлые сверху, а снизу – темные, как будто собрали все зло в свое брюхо.

Я пошел в паб «Хардангер». Асфальт под подошвами был мягкий. В пабе я увидел Тура. Он возился с посудой. Громко поприветствовав его, я заказал сэндвич с жареным яйцом и беконом и пиво. На стойке лежал сегодняшний номер «Бергенских известий». Всю первую страницу занимала фотография сгоревшей БМВ. И заголовок: «ДТП – ключ к разгадке убийства».

Однако в самой статье, напечатанной в середине газеты, полиция об этой БМВ ничего не говорила. Мою статью про митинг поместили в «подвале». На главном месте было убийство. Автор заявил, что никто не должен мешать полиции спокойно работать. Что больше нельзя отрицать существование проблем глобализации и иммиграции. На наших глазах разворачивается борьба культур.

Зазвонил мобильник. Женщина с ТВ-2 сообщила, что в семь мне надо явиться на пробную запись и поработать с гримером. Мы с Франком появимся в последней части репортажа. Неплохо бы мне подумать над вопросами: как все происшедшее изменит Одду и каково мне описывать дело, в расследовании которого участвует мой родной брат? Мы соперничаем или помогаем друг другу?

Тур решил составить мне компанию и подсел за столик. Он достал папиросу и кивнул на газету. Спросил, арестовали уже кого-нибудь. Я покачал головой. Он сказал, что убийство хорошо сказывается на бизнесе. Вчера вечером здесь было просто не протолкнуться. Так ему не везло с тех пор, как из Штатов приехал тот мальчик-побегайчик из «Коэн бразерс». Американец гостил в Одде пару месяцев и по вечерам угощал выпивкой полгорода.

– Может, коммуне этим заняться? – спросил Тур.

– Чем «этим»?

– Убийствами. По убийству в неделю – и денег будет больше, чем от всех реформ вместе взятых.

– А кто будет убийцей?

– Председатель, разумеется.

Тур сказал, что очень надеется на убийства. Вот уж что поднимает рейтинг Одды в списке самых жизнеспособных коммун. В недавнем-то отчете Одда значилась на последнем месте.

Ел я быстро и жадно. Со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Так что вскоре ни пива, ни сэндвича не осталось.

Тур сказал, что оддинцы так и так вымирают.

– Только слишком медленно, – заявил он. – Никому не интересно смотреть, как кто-то умирает медленно. Умирать надо быстро и брутально. Только это привлекает прессу.

Он сказал, что журналисты – странные люди. Поодиночке кажутся такими милыми. Но когда их много! Вчера вечером он видел две съемочные группы в действии. На мосту у автозаправки они остановили девушку на велосипеде. Она ехала на тренировку и к молодому Педерсену, очевидно, не имела никакого отношения. Но они заставили ее положить на мост цветы. Цветов у нее с собою конечно же не было, так что взяли один из тех букетов, которые там уже лежали.

Тур спросил, не подумываю ли я сменить образ жизни. Заняться чем-нибудь совершенно другим. Написать книгу или уехать куда-нибудь. Я пожал плечами.

Мысль о том, что нужно уехать и начать все заново, приходила ко мне часто. В своем кабинете я повесил фотографию из «National Geographic». Шестеро американских ученых готовятся к полету на Марс: ходят в скафандрах по изолированному поселению в Южной Юте, неподалеку от Ханксвилла. Меня звали и в другие газеты. А наш главред предлагал мне возглавить новую рубрику: «Города». Но это означало бы переезд в Берген, а я не мыслил своего существования без Ирен. К тому же согласиться я не успел. Совет директоров посчитал, что главреду просто хочется таким образом загубить местное представительство газеты, а из меня сделать «стрингера». Я объяснил, что представительство уже и так загублено, а сам я расхаживаю в скафандре где-то в окрестностях Ханксвилла.

– В школе ты всегда учился хорошо, – сказал Тур. – По всем предметам. Обычно ребята хорошо разбираются в одном-двух. А ты – во всех.

Я ел слишком быстро. Меня начало мутить. Я вышел в туалет – умыться. Лицо в зеркале было бледным. Я отвернулся и медленно вытер руки о полотенце. Расплатившись, я попрощался с Туром. Он крикнул, чтоб я подумал насчет убийств. Я сказал, что напишу об этом передовицу.

Едва я зашел в кабинет, как зазвонил телефон. Я поднял трубку и тут же положил обратно. Через несколько секунд телефон зазвонил снова.

– Добрый день, добрый день! – крикнул я телефону.

Я вновь оказался на Буги-стрит, как поет Леонард Коэн.

Вот уже больше года я занимался телефонными опросами. Новый главред решил сделать нашим козырем контакт с читателем. Граница между специалистом и дилетантами должна исчезнуть. Все голоса должны учитываться. Надо доносить до читателя мнение обычных людей. Вся беда была в том, что звонили одни идиоты. Каждый вечер с четырех до шести ты окунался в клоаку. Каждому дураку хотелось излить свое дерьмо по телефону, и звонил он именно тебе. В итоге я не выдержал. И вести опросы поручили другому бедняге.

И сейчас, черт побери, мне снова плясать на этой Буги-стрит. Телефон звонил и звонил, с короткими передышками. Я не брал трубку – просто кричал:

– Добрый день, добрый день, недоумок! Как дела?

Я максимально убавил звук и запустил на компьютере пасьянс. Пытался отыграть доллары, прожженные придурком по имени Эрик Бодд.

~~~

На мобильник позвонил секретарь из редакции. К ним приходят жалобы: невозможно дозвониться. Я сказал, что отвечаю на звонки так быстро, как это возможно. Вот только что поговорил со старым добрым расистом из Бюрхелу. Если меня не будут дергать, я, может быть, запишу эту беседу дословно. Закончив разговор, я вернулся к пасьянсу. Телефон звонил не переставая.

– Какой сегодня день? – напевал я. – Какой сегодня день?

Секретарь позвонил снова. Сказал, что набрал номер сам и никто не взял трубку. И занято тоже не было. Чем я, собственно, занимаюсь? И вообще – я на рабочем месте?

Я ответил, что день сегодня – чертовски расистский. Молодого Педерсена нашли кверху пузом. Вот расисты и проснулись. Я просто уже охреневаю от этих разговоров. Сегодня звонят одни расисты. Маленькие и большие. Молодые и старые. Фашисты-аграрии и бритоголовые. «Ополченцы» и простые расисты по жизни.

Секретарь попросил меня записывать мнения читателей и раз в пятнадцать минут добавлять в особую папку на сервере. Это очень пригодится. Кое-что выложат и в Сети, вместе с электронными письмами и текстовыми сообщениями. Я спросил, не лучше ли подождать, а потом выбрать самое ценное. Хорошие мысли попадаются, но одна на сотню. Он ответил, что нужно все и последовательно.

– Будет тебе последовательно, – сказал я.

На следующий звонок я ответил.

Пожилая горожанка жаловалась, что цена ее дома упала, как только рядом поселилась курдская семья. Я молча продолжал раскладывать пасьянс. Наконец она спросила, слушаю ли я ее.

– Конечно, – заверил я. – Записываю каждое слово.

Она продолжала: норвежцы просто хотят жить спокойно. Им не нужны изнасилования, наркотики и поножовщина. До сих пор мы за все платили – пора сказать «Стоп!». Хватит молчать. Я попросил ее назвать свое имя. По опыту я знал, что это – отличный способ заткнуть человека.

– Я думала, что можно говорить анонимно, – сказала она.

– Конечно, можно и анонимно, но все расисты должны сообщать свои полные имена.

Она спросила, почему я называю ее расисткой.

– А как вы сами себя называете? – поинтересовался я.

Потом позвонил мужчина с оддинским выговором. Он сказал, что нужно принять контрмеры. Мусульмане идут на север. Они уже проникли в глубь Европы. Это война культур. Скоро и до нас доберутся.

– Если фундаменталисты добьются чего хотят, Европа склонится перед исламом, – сказал он.

– А чего хотят фундаменталисты? – спросил я.

– Ну, вся Одда это увидела. Они хладнокровно убили белого человека.

– Кто «они»?

– Сербы.

– Так это сделали они?

– Да, и все об этом знают.

– Так, стало быть, они мусульмане?

На том конце повисло молчание.

Я сказал:

– Тогда мы с большой радостью сообщаем вам, что сербы – не мусульмане. Они христиане.

Молчание.

– Что-то не так? – спросил я. – Весь день насмарку?

– Все равно, кто они, – сказал мой собеседник. – Они угрожают демократии и христианской культуре.

– Христиане угрожают?

– Нет, беженцы.

– Все мы сербы, – сказал я и положил трубку.

Новый главред как-то назвал публику великим детективом. Надо, мол, использовать публику, приглашать в газету, извлекать из ее умений выгоду. Я ждал, когда этот великий детектив заткнется. Или выйдет на улицу посмотреть, как дела обстоят на самом деле.

Следующий позвонивший заявил, что через границу так и прут.

– Расисты? – уточнил я.

Он не слушал. Он читал мне лекцию о том, что к нам большими партиями ввозятся бандюги и террористы. Мы пригрели на груди убийц и насильников. Он спросил:

– И что останется от Норвегии?

И сам ответил:

– Ничего.

Потом поинтересовался:

– Вы согласны?

Я выдержал небольшую паузу и спросил, действительно ли ему интересно мое мнение. Он сказал, что интересно, и весьма. Я сказал, что в таком случае отвечу.

– Чужаков не бывает, – сказал я.

Он молчал. Я повторил. Сказал, что ему стоит подумать над моими словами. Когда он поймет их смысл, то может позвонить снова.

– У вас не должно быть мнения, – сказал он.

– Это не мнение, – ответил я. – Просто к сведению. Чужаков не бывает.

Он бросил трубку. Я записал его номер, отыскал имя владельца по интернет-справочнику и от этого имени написал сентенцию со следующей концовкой: «„Чужаков не бывает“, – заключил Ян Ове Лягрейд из Аскёя».

И снова вышел на Буги-стрит. Я открыл клоаку. И дерьмо полилось на меня. Я плавал в нем. В следующие два часа мне позвонило более тридцати человек. Большинство предпочли не называть имен. Но я вылавливал их в Интернете, а потом писал прямо противоположное тому, что они говорили. Когда работа была закончена, позвонили из бергенской редакции. Секретарь сказал, что от сообщения к сообщению удивляется все больше. Он заметил, что все они заканчивались выводом, что чужаков не существует. Я хочу, чтобы меня уволили, или что?

– Эй! – крикнул я. – Надо всегда прислушиваться к великому детективу.