Текст книги "Опасно для жизни"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Мария…

– Да ты тетей Машей меня зови. Отчество у меня заковыристое. Все по имени зовут. Вообще-то по паспорту я – Мэри. Отец-то у меня грузин. Но здесь меня все Машей кличут. Я уж привыкла. Какая я тут Мэри? Тут Мэрями только коров кличут да коз…

– Тетя Маша, вы пока помолчите, хорошо? Я с Таней поговорю, а потом с вами, ладно?

Женщина обидчиво поджала губы.

– А кто вас на работу в казино устроил?

– Тетя Нина, – как о само собой разумеющемся факте сообщила Таня.

– Тетя Нина? – переспросил Коля. «А менеджер казино уверял, что он», – отметил про себя Коля. – Какая тетя Нина? – не сразу понял он.

– Ну, Нина Вахтанговна. Мама моя с ней в одном классе училась. Вот я и привыкла с детства – тетя Нина.

Вот так. Весь Московский угрозыск ищет нити, ведущие к Свимонишвили, а в маленьком городке Старая Русса живет себе женщина, которая училась с Нино в одном классе! И девушка, которая, оказывается, с детства зовет Свимонишвили тетей Ниной!

– Расскажите поподробнее, как вы устроились на работу?

– Ну как? Жизнь в Москве сами знаете, какая дорогая.

– А нечего уезжать было! – вставила тетя Маша.

Коля понял, что с этим темпераментом ему не совладать, и решил не реагировать.

– А что мне тут, коров с тобой пасти всю жизнь?

– Давайте ближе к делу! – призвал оперативник.

– Ну вот. Я маму и попросила, чтобы она тете Нине написала письмо, адрес-то мы знали от грузинских родственников. Мама написала. Тетя Нина сначала не хотела меня брать на работу. Но ее муж уговорил. Вот и все.

– А вы вообще бывали у них дома, общались с тетей Ниной в Москве?

– Что вы, – замахала руками Татьяна. – Это я только один раз была, когда о работе договаривалась. И то дальше кухни не пустили. Я тетю Нину по Кутаиси помню. Меня мама отправляла туда на лето к бабушке. Я в аптеку бегала дяди Вахтанга, когда бабушка хворала. Тетя Нина ему часто помогала. А потом они в Тбилиси переехали.

– Та еще семейка была! – вставила тетя Маша.

– А что же в ней не так было? – спросил Емельянов.

– Известно что! – поджала губы тетя Маша, обрадовавшись, что на нее обратили внимание. – Отец-то ее, Вахтанг, темными делишками занимался. Дурью. Ну, наркотиками. Все знали, все молчали. Все у него куплены были. А я с Ниной за одной партой десять лет отсидела. Дружить не дружили, но какими-то секретами девчоночьими делились, не без этого. Жених у нее был, Ладо Чичиладзе, так, кажись, я уж забыла. Потом убили его на турецкой границе. Товар вез – так в городе говорили. Ну потом я после школы сразу замуж выскочила, на свою беду, да больше в Кутаиси и не бывала, но с мамой-то переписывалась, она мне новости сообщала, пока жива была, царство ей небесное, – тетя Маша перекрестилась. – Ну вот. Нина после смерти Ладо в горы уехала к старшей сестре да год там и прожила. Переживала очень. А назад вернулась с сестрой и племянницей. Так сестра-то маленько в Кутаиси прожила, да и обратно в аул. А девчоночка в доме Вахтанга осталась. Вроде говорили, здоровье у нее слабое. Но бабы-то шептались, что это не племянница, а дочка Нинина. Девчоночка-то. Но это втихомолку, вслух-то скажи чего про Вахтанга или их семью – в Риони утопят или в руинах храма Баграта закопают. Концов не сыщешь! – тетя Маша на секунду перевела дух. – Плохая семья! Вот я и говорила Таньке – не лезь в их логово звериное! Так нет, куда там!

– А ты знаешь, сколько в Москве стоит на дискотеку сходить?

– А и нечего шляться!

Емельянов остановил запись.

– Гражданочки, ну что это вы, в самом деле. Попрошу замолчать! – вдруг гаркнул он во весь голос.

Женщины притихли. Коля осмысливал услышанное.

– Так. Таня, постарайтесь вспомнить всю ночь в казино. Вы ведь впервые были в таком месте. А новые впечатления – самые сильные. Знаю, что вас уже допрашивали, но это было сразу после происшествия, вы были взволнованы, напуганы. Может быть, что-то вам вспомнилось позже, после отъезда.

Таня молчала, опустив голову.

– Вы знаете, что в ту же ночь произошло два убийства? Это кроме смерти Горностаевой. Представитель банка был убит. И товарищ наш. Тот самый, с интеллигентным лицом. Который вам понравился.

– Говори, Танька, если знаешь чего! – приказала вдруг мать.

Емельянов включил диктофон, повторил вопрос.

– Ну я действительно перепугалась очень. Там такая свистопляска была. Сначала меня грузины какие-то лапали, – тетя Маша поджала губы, но промолчала. – Потом, – продолжила Таня, – ваши сотрудники нагрянули. Шум, выкрики разные. Потом девушку эту из обменника мертвую нашли. Я в первый раз такое видела. В общем, я от страха, это… в туалет захотела. Вот. А там, в помещении этом, окно есть, оно на другую сторону выходит, на переулочек. На окне жалюзи. Я пока руки мыла, сквозь жалюзи и смотрела, так, машинально. И видела, как мужчина из казино вышел. Высокий такой, светловолосый. Я его узнала – он вместе с тетей Ниной в казино приехал. Интересный такой мужчина, я его и запомнила. Вышел он как-то крадучись и быстро исчез. Я не осознала, что надо об этом сказать. Если честно, то испугалась. Думаю, скажу, а потом со мной как с этой девушкой…

– Вы напрасно боитесь, Танюша! – ласково подбодрил ее Николай. – Это очень важная информация, вы можете очень помочь следствию. А безопасность вашу мы вам гарантируем. – «Эх, кто и что может сегодня гарантировать?!» – мысленно упрекнул себя Николай. Но дело есть дело. Он достал из «дипломата» две фотографии Альгериса, протянул Татьяне. – Вам знаком этот мужчина?

– Ну да, это он и есть, тот, что выходил, – уверенно ответила Таня, рассмотрев снимки.

– Постарайтесь вспомнить, в какое время это было.

– Я без часов была, – растерянно проговорила Татьяна и надолго задумалась.

Николай кинул снимки Альгериса в «дипломат», потом несколько секунд смотрел в его раскрытые внутренности, вдруг вытащил пачку других снимков.

– Ну, хорошо. Время вы попытаетесь вспомнить. А вот посмотрите на эти фотографии. Нет ли там кого-либо вам знакомого. И вы, тетя Маша, посмотрите.

Тетя Маша с готовностью уселась рядом с дочкой. Женщины принялись внимательно разглядывать фотографии. На одной из них невысокая девушка, почти подросток, с тугими темными косичками, шла рядом с двумя высокими, черноволосыми парнями. На другой пожилая женщина тяжело опиралась о руку стройного чернявого юноши. На третьей была сфотографирована группа мужчин. Таня недоуменно пожала плечами.

– Ты гляди, чернявый-то этот, – тетя Маша ткнула грязным ногтем в одного из рослых юношей, – это, кажись, Пата, сын Чичико Папавы.

Таня с сомнением пожала плечами.

– Только не надо ничего придумывать, – попросил Коля. – Если не знаете, то и не знаете…

Тетя Маша обидчиво поджала губы. Таня в явном замешательстве рассматривала снимки. Наконец, она взяла последний – фоторобот девушки в низко надвинутой на лоб мужской шляпе.

– Да ведь это Тамрико! – воскликнула Таня и даже рассмеялась. Она снова стала перебирать отложенные снимки. – И вот тут она. А на этом снимке старушка – так ведь это тоже она! А здесь, – Таня разглядывала фотографию мужчин, – да вот же! Этот парень в шляпе – это она! Смотри, мама, – Таня протянула снимки матери.

– Кто такая Тамрико? – изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросил Николай, скашивая глаза на диктофон. Пленка монотонно жужжала.

– Так племянница тети Нины. Или дочка, я уж не знаю, – оживленно щебетала Таня. – Она же актриса. Мама-то ее только махонькой видела. А мы с братьями, как приезжали на каникулы в Кутаиси, так за ней все табуном и ходили. Она в Тбилиси училась, в театральной студии. Потом в театре работала, в Грибоедовском. Мы специально обратно домой через Тбилиси ездили, чтобы на ее спектаклях побывать. Она нам всегда контрамарки доставала.

– Фамилия? – все стараясь говорить безразличным тоном, спросил Емельянов.

– Кантурия. Тамара Кантурия, – тут же ответила Таня. – У меня даже программка театральная сохранилась. С ее автографом.

Таня все подсовывала снимки Тамрико своей матери, весело смеясь. Емельянов выключил диктофон, отер пот со лба. Вот как все просто! Сто раз был прав Грязнов, разругавший в пух и прах Диму Чирткова. Всего один свидетель, оставшийся недопрошенным. А оказалось, что это – самый главный свидетель! Неуловимая Тото – Тамара Кантурия. Год рождения известен.

– У вас телефон есть? – спросил Коля тетю Машу.

– Есть, милый, есть, – ответила та, отвлекаясь от снимков.

– Какой номер в милиции?

Николай Емельянов потребовал, чтобы ему срочно, на ближайший проходящий в Москву поезд, были заказаны два билета. Ближайший поезд отходил через два часа.

– Таня, вы собирайтесь, мы с вами в Москву поедем, – отвлек Коля женщин. – Вам ведь скоро на занятия?

– Ну да. Я через три дня собиралась уезжать.

– Ну так поедете пораньше. Зато за казенный счет.

– Куда это ты ее, милый? – забеспокоилась тетя Маша.

– Не волнуйтесь, тетя Маша! Таню будем беречь как зеницу ока. Она нам огромную помощь может оказать. В разоблачении преступной группы. Я так вашему капитану милиции и сказал. А везу я ее в МУР. К самому главному начальнику.

Тетя Маша загордилась, одернула шейный платок.

– Я что? Я не возражаю. Ты молочка-то попей! А то я принесла, а ты не пьешь. Танька, что встала-то, кобылица? Поезд тебя ждать не будет. Дуй, собирайся.

Коля с чувством выпил молока, отер губы.

– Тетя Маша, пока Таня собирается, вы мне снова расскажите то, что уже тут говорили. Я вас отдельно запишу.

– Зачем это?

– Порядок такой. Каждый свидетель должен отдельные показания давать. А не базаром, какой у вас с Таней получился. И я обязан ваши слова зафиксировать в протоколе.

– Так я ж уже рассказала все.

– Еще раз повторите. Я вам буду задавать вопросы, а вы отвечайте.

– Что это у тебя как театр какой! Снова повторять, это как в кино снимают. Дубли там все делают. У нас тут снимали однажды.

– Вот-вот. Как в кино.

– Хорошая у тебя работа! Не пыльная. А сколько платят-то тебе? Ты как вообще – женатый?

Аккуратным своим почерком Емельянов записал в протокол и показания тети Маши.

Билеты на поезд вручала Емельянову Клавдия. Она посмотрела на оперативника таким испепеляющим взором, словно Коля бросал ее с целой дюжиной сварганенных сообща детишек. Но Коля уже не реагировал на кустодиевские плечи, равно как и на другие красоты древнерусского городка. Единственное, что заботило его, – как можно быстрее доставить Татьяну Кветную пред светлы очи Вячеслава Ивановича Грязнова.

Турецкий с воодушевлением использовал свои законные утренние полчаса, когда в коридоре зазвенел телефон.

– О Господи… – проронила жена. – Это становится традицией! Ну почему нельзя позвонить позже!

Александр сделал слабую попытку не реагировать на настойчивый перезвон, но это было невозможно.

– Иди уж, – легонько оттолкнула мужа Ирина. – Небось Меркулов звонит, а он все равно дозвонится.

Но в трубке раздался не глуховатый голос Константина Дмитриевича. В трубке возбужденно рокотал Грязнов.

– Чего делаем, спим еще? – поинтересовался приятель.

– Угадай с трех раз, – сердито буркнул в ответ Александр.

– Ну извини, старик, – понимающе хмыкнул приятель. – Потом наверстаешь. А пока мчись на всех парах в свое ведомство. Я к вам тоже сейчас подъеду. Новости есть. Твоя версия, Сашок, кажется, подтверждается!

– Какая версия? – не сразу вник Турецкий.

– Подробности при встрече! – Грязнов дал отбой.

Турецкий нашел приятеля в кабинете Меркулова.

– Заходи, Александр, ждем тебя! – махнул рукой Константин. – Начни, Слава, с начала, – обратился он к Грязнову.

– Сегодня ночью произошел взрыв в девятнадцатом поезде, из Питера. Не слышал в утренних новостях? – начал Слава.

– Да я и кофе уже на бегу выпил. Какие уж тут новости. Давай рассказывай по порядку.

– Ну если по порядку, то так: у нас, с вашей подачи, Александр Борисович, со службой на транспорте есть договоренность о досмотре поездов, следующих в столицу. По отработке твоей, Сашок, версии о том, что производство «белка» где-то неподалеку налажено. – Это Грязнов рассказывал, скорее, для Меркулова, поскольку Саша об этой договоренности прекрасно знал. – Так вот, сегодня ночью, при досмотре поезда номер девятнадцать, произошел взрыв в туалете восьмого вагона. Это было сразу после проезда Бологого. В туалете все разворотило. Есть двое пострадавших.

– Ну? – нетерпеливо откликнулся Турецкий.

– Ну а во втором туалете, который тоже заминирован был, взрывное устройство не сработало. Так там обнаружены коробочки с ампулами. На коробочках этикетки. Вот, посмотри. – Грязнов пододвинул к Турецкому лежавшую на столе стандартного размера картонную коробочку. В таких обычно продают лекарства для инъекций. На коробочке была наклеена этикетка: «полипептид Хуанхэ». Внизу этикетки мелким шрифтом было набрано: АОЗТ «Аквапресс». Санкт-Петербург, ул. Рубинштейна, дом 8. – Турецкий открыл коробочку. В ней аккуратным рядком лежали ампулы с желтоватой жидкостью.

– Полипептид – это же белок, правильно? – сам себе задавал вопросы Турецкий. – А Хуанхэ – это река в Китае, правильно? Значит, «китайский белок»? И внешне похоже, – Турецкий еще раз взглянул на ампулы.

– Не только внешне, – возбужденно откликнулся Грязнов. – Я экспертов среди ночи поднял. По предварительным оценкам, именно он и есть. Окончательный результат завтра будет. Но посмотри, как упаковано! Хоть сегодня в аптеку!

– Вкладыша нет, – заметил Турецкий. – С характеристикой вещества, показаниями к применению. Да и с разрешением Минздрава на использование. Кто произвел взрыв и что это за АОЗТ такое?

Грязнов вздохнул:

– Тут у них накладка вышла. Взрыв дистанционного управления. А взрывал парень молодой. Он в вагоне-ресторане сидел, это соседний с восьмым. Когда бойцы пошли по вагонам с проверкой, парень их видел, они через ресторан проходили. Ну и струхнул, нажал на кнопочку. А сам выпрыгнул из тамбура ресторана. Выпрыгнул неудачно, на трансформаторную будку. Перелом основания черепа, разрыв внутренних органов, кажется, мочевого пузыря. Отвезли в Бологое, в больницу. Но врачи говорят, что безнадежен. Охрану к нему поставили. Документов при парне нет. Так что тут вряд ли что высветится. Что касается АОЗТ «Аквапресс», нет такого АО в Питере. А по указанному адресу вообще ничего подозрительного. Это нам уже знакомый тебе Гоголев доложил, замначальника Питерского угро.

– Связался с прокурором Санкт-Петербурга. А потом и с Виктором Петровичем тоже разговаривал, – вступил в разговор Меркулов. – Попросил Гоголева прочесать почтовые отделения. Может быть, и почтой товар отправлялся. Под видом медикаментов. Думаю, тебе, Александр, следует в Питер выехать. Отслеживать ситуацию там.

– Видимо, так, – согласился Турецкий.

– Нужно будет обследовать НИИ медицинского или биохимического профиля. Фармацевтические фирмы. А ты, Вячеслав…

– Славу я прошу в Ригу съездить собрать информацию на Смакаускаса. Я тебе, Костя, уже докладывал, – сказал Турецкий.

– Охотник? Один выстрел – и прямо в глаз? Что ж, убийцу Фрязина мы должны достать! Не очень, правда, понимаю, в чем нам поможет Рига.

– Но, Костя! Оба убийства были произведены из спортивного пистолета. Пусть Вячеслав прощупает спортивные общества. Не такой уж Рига большой город. А может, он тренера этого Альгериса отыщет. Да вдруг еще и про пистолет что-нибудь надыбает. Приглашение уже получено от Ириной тетушки. С визой проблем не будет.

Меркулов поморщился:

– Если даже он и «надыбает», как ты весьма неблагозвучно выражаешься, то пистолета-то нет. Не найден. Кстати, почему он использовал именно спортивное оружие?

– Ну а ты вспомни, они со Свимонишвили прибыли в казино, уже зная, что там идет проверка и присутствуют парни из физзащиты налоговой полиции. Официального разрешения на ношение оружия у него наверняка нет – судимость имеет. А этот спортивный мог и в кабинетике его храниться, в казино. У него же есть там своя комната служебная.

– Есть, – подтвердил Вячеслав. – Только никакого пистолета там теперь нет. Ни «марголина», ни какого другого. Мои ребята досматривали. Как и все казино.

– Естественно, – кивнул Меркулов. – А как он ведет себя, Смакаускас?

– Спокоен как танк. Всюду хозяйку свою сопровождает, Свимонишвили. Вообще, весь этот клан редкостное хладнокровие сохраняет, что и бесит!

– Ладно, Вячеслав, поезжай. Визу за день сделаешь. Только не засиживайся там, не расслабляйся.

– Вот еще! – буркнул Слава. – Я бы и не поехал. Чует мой нос, что лед тронулся. И самые важные события будут здесь происходить.

– Нос у тебя, конечно, знатный, – оглядел грязновскую «картофелину» замгенпрокурора. – Только второстепенных дел не бывает, Слава. Не тебе говорить. А в проведении разведопераций равных тебе нет, чего уж там.

Грязнов польщенно хмыкнул:

– Доброе слово и кошке приятно.

– Так что выезжай завтра, – продолжил Меркулов. – Просьба: уложиться в три дня. А ты, Саша…

В этот момент ровный голос Константина Дмитриевича перебил резкий междугородний звонок.

Меркулов снял трубку:

– Да, Виктор Петрович, приветствую еще раз. Слушаю. Так. Так… Что ж, спасибо за оперативность. Я к вам Турецкого направляю, руководителя следственной группы. Сегодня же и поедет. Я рад, что вы рады. Ну добро. А ты, Саша, – продолжил Меркулов, аккуратно опустив телефонную трубку, – поедешь сегодня же в Питер. Виктор Петрович сообщил следующее: на одном из отделений связи города служащая показала, что производила отправку препарата с маркировкой «полипептид Хуанхэ». Название необычное, народ у нас нынче на все нетрадиционное, китайско-тибетско-американское, живо реагирует, вот работница почтового отделения и запомнила. Я еще раз созвонюсь с прокурором Питера, Маркашиным, чтобы был тебе обеспечен полный карт-бланш.

– Так не обидит, я думаю, – скромно опустил очи Александр.

– Еще бы! Когда вместе бражничали. Как говорил один одесский профессор: «Не мало было ими исколесено по тем местам».

– Откуда ты все знаешь, Костя? – прищурился Александр.

– Положение обязывает.

Таким вот образом и оказался Александр Борисович в «Красной стреле», следующей в Северную Пальмиру.

…Турецкий вернулся в купе. На столике стояли два пластиковых контейнера с ужином. Женщина держала в руках красивую керамическую кружку с чаем, смотрела в окно. Турецкому был виден ее профиль – высокий, наполовину скрытый каштановой прядью лоб, прямой нос, четко очерченный подбородок. Он опять ощутил непонятное волнение и, неизвестно на кого рассердившись, уселся на свое место. Взял лежавшую на столике газету «Стрела» и как бы погрузился в чтение. Но номер газеты был тот же, что и в его прошлую, недавнюю поездку, и вместо разгаданного кроссворда и столетней давности анекдотов глаза почему-то разглядывали руки женщины с длинными пальцами и коротко остриженными, безукоризненной формы ногтями без лака. «Да кого же она мне напоминает? – вконец измучился Саша, украдкой рассматривая попутчицу. – Господи, да ведь Риту! Риту Счастливую» 77
  См. роман Ф. Незнанского «Ярмарка в Сокольниках».


[Закрыть].

Действительно, темноволосая незнакомка чем-то неуловимым походила на русую Риту – давнюю, сильную и трагически оборвавшуюся Сашину любовь. Чем? Да вот этой породистой статью тонкой фигуры, внимательным взглядом умных глаз. И руки! Такие же крепкие, с коротко остриженными ногтями, чтобы не рвалась тонкая резина перчаток. Рита смеясь сокрушалась, что никто и никогда не примет ее за беззаботную светскую львицу – руки выдавали профессию.

– Вы врач? – неожиданно спросил он попутчицу.

Женщина подняла на него серые глаза, чуть помедлила и ответила своим звучным голосом:

– Да. А вы, судя по наблюдательности, следователь?

– Да, – растерянно признался «важняк».

Они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. И Турецкий почувствовал радостное облегчение, будто узнал наконец старого друга.

– А что, чай уже разносили? Я пойду попрошу себе, – торопливо заговорил он, боясь, что разговор оборвется и он больше не услышит ее виолончелевого голоса.

– Идите, – чуть насмешливо улыбнулась женщина.

Саша промчался по коридору, затребовал: немедленно! чаю! в пятое купе!

– Вам плохо? – испуганно спросила пожилая проводница, глянув на его возбужденное лицо.

– Нет, мне хорошо, – взяв себя в руки, строгим голосом ответил старший советник юстиции, повернулся и степенно прошествовал обратно.

Через минуту проводница принесла керамическую кружку с дымящимся чаем, посмотрела наметанным глазом на парочку, сказала вполголоса: «Ага», видимо решив для себя некую задачу, вышла, аккуратно прикрыв дверь купе. Пассажиры снова рассмеялись.

– Интересно, что обозначает это «ага»? – спросила женщина.

– Не знаю, – смутился Саша. – Очевидно, соответствие человеко-единиц койко-местам, – неуклюже пошутил он и добавил: – Меня зовут Александр Борисович. Можно Саша.

– А меня Наталья Николаевна, можно Наташа, – в тон ему ответила попутчица.

– Гончарова? – предположил Александр.

– Денисова, – рассмеялась Наталья Николаевна.

Они прихлебывали чай и посматривали друг на друга. «Интересно, сколько ей лет? Морщинок почти нет, выглядит на тридцать. А в глазах такой жизненный багаж – лет на сорок. А когда смеется – совсем девчонка», – прикидывал Турецкий.

– Вы москвичка? – прервал он свои раздумья.

– Нет, я… из Питера, – чуть замешкавшись, ответила Наташа.

– Чем вызвана задержка с ответом? Что вы скрываете от следственных органов? – насупив брови, строго спросил он.

– Ого! – якобы изумилась Наташа, принимая игру. – Чувствую себя в неумолимых, железных руках правосудия! Ну чем вызвана? – посерьезнела она. – Видите ли, называть себя ленинградкой уже отвыкла, а петербурженкой – еще не привыкла. Питер – московское словечко, тоже не очень привычное. Мы свой город раньше только Ленинградом называли. А теперь это слово из обращения изъяли: «Санкт-Петербургские новости», «Санкт-Петербургские ведомости», «Петербургская панорама» и так далее. Но новое, вернее, старое название в обиходе не приживается. И получается: уже не Ленинград, но еще не Санкт-Петербург.

– Почему?

– А вы когда последний раз в нашем городе были?

– Недавно, – уклончиво ответил Саша.

– Ну и что, похож он на Санкт-Петербург?

– Пожалуй, нет, – согласился Турецкий, вспомнив разбитые дороги, темноту вечерних улиц, едва освещенных редкими, как чинара в пустыне, фонарями, груды мусора и матерную ругань возле ларьков.

– Так вы, Наталья Николаевна Денисова, она же, судя по профилю, Гончарова, против возвращения культурной столице России исторически верного наименования? – сурово осведомился Саша и даже как будто потянулся за шариковой ручкой, дабы внести ответ в протокол.

– Нет, мой генерал, – потупилась Наташа, – историческая справедливость, безусловно, должна восторжествовать! Но в сегодняшних реалиях, исходя, так сказать, из действительности, учитывая, я бы сказала, текущий момент, все не так однозначно, как это представляется некоторым поверхностным наблюдателям.

И, как будто устав ерничать, Наташа подняла на Турецкого свои умные глаза и добавила:

– Ну что, пристрелялись? Может, теперь поговорим нормально, Саша?

От этого «Саша», произнесенного ее необычным голосом, у Александра Борисовича упало и часто забухало сердце. «Тормози, Турецкий! – попытался он остановить себя. – Это не проходной флирт. Это – реинкарнация. Она – это Рита. Ты попадаешь под поезд, как какая-нибудь пресловутая Анна Каренина. А ведь у тебя жена и дочь».

Но поезд уже набирал обороты, и кони уже понеслись.

– Вячеслав Иванович, к вам Емельянов, – доложила Галочка, и ее улыбка ощущалась даже через селектор.

– Что там у него? – нетерпеливо осведомился Грязнов.

– Что-то очень важное, он так излагает, – снова улыбнулась сквозь селектор Галочка.

– Ну пусть заходит, коли важное, – разрешил Грязнов.

Коля Емельянов рванул в кабинет начальника. Через десять минут он вылетел пулей в коридор, бросив на ходу приветливой Галочке: «Я сейчас вернусь!» – на что Галочка лишь пожала плечиками. И действительно, тут же вернулся, но не один, а с высокой фигуристой девушкой.

Подмигнув на ходу Галочке разбойничьим глазом, Емельянов впихнул девушку в начальственный кабинет и юркнул следом.

– Сумасшедший, – пожаловалась Галочка на Емельянова своему компьютеру, ласково и спокойно взиравшему на нее голубым оком. Компьютер понимающе прошуршал системой сохранения текста.

Тут же ожил селектор.

– Галочка, сделай кофейку нам, – с каким-то вожделением в голосе пророкотал начальник.

Галочка пожала плечиками, с грустью посмотрела на свой умницу компьютер и принялась за кофе.

– Знаете, я себя предательницей чувствую, – взволнованно говорила фигуристая девушка (сидевшая в кресле! у журнального столика, где разрешалось сиживать только Турецкому!) начальнику МУРа, расположившемуся напротив. – Она такая славная была. И на спектакли нас всегда проводила…

Емельянов тоже сидел около столика, но был вроде как в стороне от разговора.

– Дорогая Танечка! (дорогая Танечка! – ревниво отметила про себя секретарша) – пророкотал Грязнов. – Большинство преступников – очень славные и милые с виду люди. У них на лбу профессия не прописана, иначе все слишком просто было бы. Спасибо, Галочка, – мимоходом кивнул своей секретарше Грязнов, принимая из ее рук поднос в кофейными чашками.

– На здоровье, – как бы равнодушно ответила Галочка, направляясь к двери.

– А ваша кутаисская актриса развозит по столице страшную отраву, которая убивает людей за два-три года применения. Убивает молодых, таких, как вы, – рокотал Грязнов. – Так что переживать вам абсолютно нечего. Напротив, гордиться надо, что такую помощь нам оказали. За что я вас и благодарю сердечно.

Таня зарделась.

– Так я могу идти? – спросила она.

– Нет, Танюша, идти вы не можете. Мы теперь за вашу голову головой отвечаем, простите за каламбур. Николай, – обратился он к Емельянову, – еще раз зафиксируйте показания Татьяны Васильевны. Сразу доложишь. И подумаем, где Танюшу припрятать на некоторое время. Галочка, вызови ко мне Погорелова, – окликнул он уже стоявшую в дверях секретаршу. – А я Турецкому на «дельту» звякну, – вслух подумал Грязнов, когда кабинет опустел.

Минут через двадцать совещание в кабинете начальника МУРа продолжилось.

– Ну что, Валентин, – обратился Вячеслав к своему заму, – в связи с установлением личности Тото дело принимает новый оборот. Адрес установили?

– Кантурия Тамара Багратионовна, прописана по Профсоюзной улице, дом семнадцать, квартира девять. Но это, я думаю, не единственный ее адрес.

– Я тоже так думаю, – согласился Грязнов. – Тем не менее сегодня же телефон ее поставят на прослушку. На это у Меркулова разрешение получим. Эх, на черта мне в Ригу ехать, – опять завелся Слава, – когда тут события назревают? Как бедному жениться – так ночь коротка!

– Ну что ты психуешь, Вячеслав? – урезонил его Погорелов. – Можно подумать, прямо сегодня ей товар и привезут! Так только в сказках бывает. Тем более взрыв был в поезде. Они сейчас затихарятся. Еще не одну неделю будем ждать.

– Да, ты прав. Надо дать команду транспортникам, чтобы проверки поездов прекратили пока. Чтобы пташки успокоились. Тем не менее глаз с телефона не спускать! Вернее, ушей. И горячку не порите без меня. Мы должны взять ее только с товаром в руках! Когда наркота при ней будет. И не спугнуть, не дай бог! Девчонка изворотлива как бес.

– Да какая она девчонка? Двадцать восемь лет! – встрял Погорелов.

– Ну не мальчишка же!

– Ладно, не волнуйся, мы все же не чайники.

– Да я разве?.. – начал было Грязнов, но тут же перебил себя. – Татьяну Кветную надо куда-то припрятать на время.

– Сделаем, – кивнул Погорелов. – Еще одна информация важная: знаешь где эта артистка работает?

– Неужели в театре каком-нибудь? Мы вроде все театры прочесывали.

– Нет, не в театре. Работает она в Минздраве. Секретарь руководителя главка, Ильи Висницкого.

– Ты серьезно? – Грязнов даже приподнялся. – Турецкий же там был, наверняка видел ее.

– Ну по основной-то профессии она, конечно, актриса. И как свой облик менять умеет, уж мы-то знаем. Так что Турецкому простительно. Ладно, звони Меркулову, а то у тебя поезд сегодня, не забыл?

– Это верно, – согласился начальник МУРа.

Поезд мерно, успокаивающе покачивался. Где-то в конце вагона гуляла киношная, судя по произносимым фамилиям, компания.

– Так вы были в командировке? – спросил Александр.

Наташа кивнула.

– Что же это за медицинское учреждение, которое отправляет своих сотрудников по высшему разряду в командировки? Или что это за сотрудник такой выдающийся?

– Сотрудник самый рядовой. И учреждение – инфекционная больница. Правда, мы – база одной из городских академий. Теперь ведь что ни институт – академия. Вот, пригласили на международную конференцию, которая в Москве проходила. Все расходы несет принимающая сторона. Пригласили мою шефиню, профессоршу, а она отправила меня.

– А вы – тоже профессорша?

– Нет, – рассмеялась Наташа, – я – кандидатша.

– Значит, вы – любимица начальницы?

– Пожалуй, – усмехнулась Наталья Николаевна. – Только в нашей системе кто любимец? Тот, кто воз везет и есть не просит. У нас на отделении таких любимцев – весь персонал. Вот шефиня, как опытный психолог, наблюдает: кто на грани срыва, того на конференцию какую-нибудь – немного отвлечься. Иначе не выдержать.

– Значит, вы были на грани срыва? – неосторожно спросил Саша.

Наташа замолчала, опустила темные ресницы.

– Все нормальные люди бывают иногда на этой грани, – тихо ответила она. – А вы разве не бываете?

– И я бываю, – ответил Саша и опять вспомнил Володю Фрязина… – Послушайте, сегодня уже двадцать девятое? Ну да, – подтвердил он, глянув на свой «Ориент». – Вот, сорок дней, как мы похоронили товарища. Молодого парня, замечательного. И у меня, вы знаете, чувство вины, как будто лично я его не уберег. У него мама осталась. Ведь как это ужасно – хоронить своих детей. И девушка осталась, которую он любил, и у них уже детей не будет. Вы простите меня, – смешался Турецкий, – вы, наверное, спать хотите, а я вам мешаю разговорами своими дурацкими.

– Нет, – ответила Наташа. – Во-первых, я в поездах все равно не сплю, а во-вторых, в нашей сумасшедшей жизни поговорить по-человечески совершенно некогда. И если такой разговор возникает – ведь это дорогого стоит, правда? Что при этом бессонная ночь? Ерунда! Я, кстати, бессонные ночи переношу легко: привыкла к ночным дежурствам.

– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул Александр. – Я тоже достаточно ночная птица. Наташа! У меня с собой коньяк есть, давайте помянем моего товарища, вы не против?

– Я не против, – мягко улыбнулась Наташа. – Давайте-ка я ужин организую. А вы пойдите покурите, если хотите.

– Нет, лучше я вам помогу, – ответил Саша, боясь выйти из купе и потерять возникшую атмосферу тепла и доверительности.