Текст книги "Человек-тень, или Час «икс» для Кремнева"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Глава девятая

Кремнев очнулся от сильного животного запаха, бившего прямо в нос. Открыв глаза, он увидел под собой камни, медленно уходившие назад. По камням равномерной поступью двигались лошадиные ноги.

Кремнев попытался пошевелиться, но не смог. Плечо пронзила зверская болы Он попытался повернуть голову, это у него получилось.

Сознание постепенно возвращалось.

Он вспомнил свою шахматную партию с Эмир-ханом, пистолет, приставленный к голове.

Потом он положил пистолет на стол.

Дальше был туман.

Кремнев тряхнул головой, пытаясь сфокусировать зрение.

Они двигались по узким тропкам, со всех сторон нависали горы, и Егор Кремнев был крепко привязан к лошади.

Голова раскалывалась. Он попытался восстановить последние события. Что было еще?

– Ваши люди мертвы, – сказал Эмир-хан.

Значит, операция провалилась, а его взяли в плен и везут неизвестно куда. Хотя, если судить по труднодоступности их дороги, его везли на секретную горную базу Эмир-хана.

«Куда ты так стремился попасть», – подумал Кремнев.

Он попытался посмотреть на часы, чтобы определить, как долго они уже едут, но это у него не получилось. Руки были крепко стянуты под брюхом лошади.

Во рту пересохло.

Он несколько раз сглотнул, но от этого только сильнее захотелось пить.

Кремнев попытался повернуть голову вперед, чтобы понять, сколько человек в отряде. Но постоянно изгибавшаяся тропа, по которой они ехали, не позволяла увидеть отряд целиком.

Он подумал про погибших.

Он так и не узнал их имен и лиц.

Как будто этих людей вовсе не существовало.

– Воды, – услышал он собственный хриплый голос. – Дайте воды.

Кремнев удивился.

Только что он думал совсем о другом. Очевидно, голос сейчас ему не повиновался.

– Воды.

«Может, я умираю? – подумал Егор. – Как это пишут в книгах? Тело еще дышит, а душа уже отлетела».

– Стой! – раздался гортанный окрик.

Кремнев отметил про себя, что крикнули по-арабски.

Колонна остановилась.

Он услышал приближающиеся шаги и попытался повернуть голову.

Он не увидел лица подошедшего к нему человека.

– Очнулись?

Но он узнал голос.

– Пить, – попросил Кремнев.

– Конечно, вы же мой гость.

Человек открыл фляжку и поднес к губам Кремнева.

Егор опять попытался повернуть голову набок, чтобы хоть несколько глотков живительной влаги попали в горло.

Эмир-хан убрал фляжку.

– Много пить сейчас не стоит.

Он присел на корточки, чтобы видеть лицо Кремнева, и заглянул ему в глаза.

– Вы серьезно ранены, потеряли много крови. Но не беспокойтесь, в лагере вас перевяжут. Если, конечно, по дороге вы не умрете.

– Отвяжите меня. Или, может, вы боитесь, что я убегу.

Эмир-хан усмехнулся.

– Я не боюсь, что вы убежите. Я боюсь, что вы свалитесь с лошади. И тогда нам придется привязывать вас обратно. А это задержка времени. Поэтому придется потерпеть до лагеря.

– А долго еще до лагеря?

– Долго.

Эмир-хан встал.

– Саид, – приказал он едущему впереди Кремнева боевику. – Если будет просить пить, дай.

Шаги стали удаляться.

Спустя минуту отряд двинулся дальше.

* * *

Они ехали практически целый день. Практически все это время Кремнев провел без сознания.

Несколько раз он приходил в себя и просил пить. После этого он снова проваливался в забытье.

К нему приходили разные образы. Он видел Анну, дядю Матвея, полковника Уколова, Кемаля. Подростков, которые пытались наехать на него на набережной.

Но чаще всего он видел одну сплошную черноту, которая иногда окрашивалась в красный цвет.

* * *

Следующий раз он очнулся, когда его начали стаскивать с лошади.

Боль усилилась.

Мутным взглядом Кремнев смотрел на бородатые лица боевиков, говорить у него уже не было сил.

Его принесли в санитарную палатку.

Адская боль, когда доставали пулю.

Туго забинтованное плечо.

Потом его подхватили под мышки и потащили куда-то через весь лагерь.

Он увидел большую яму, прикрытую деревянной решеткой. Один из тащивших его поднял решетку, второй столкнул Кремнева вниз.

Он ударился о землю и снова потерял сознание.

* * *

– Вы живы?

Кремнев услышал это во сне, или к нему действительно кто-то обращался?

Голос звучал испуганно.

И голос был женский.

– Вы живы?

Кремнев медленно открыл глаза.

Была глухая ночь, прямо над собой сквозь прутья решетки он увидел звездное небо.

Потом на фоне этого неба появилось расплывчатое женское лицо.

– Эй, вы пришли в себя?

Она говорила шепотом.

Картинка сделалась четче, и он разглядел лицо девушки, насколько это было возможно сделать при свете звезд.

– Пить хотите?

Кремнев еле-еле кивнул головой.

– Сейчас.

К его губам поднесли фляжку. Он сделал несколько жадных глотков. Сознание сделалось четче.

– Вы кто?

– Меня зовут Мэри, – зашептала она. – Я боялась, что вы умрете. Вы так стонали.

Кремнев попытался сесть, но раненое плечо заболело с новой силой.

– Лучше лежите. Вам не стоит сейчас лишний раз двигаться.

– Вы что, медсестра?

– Нет, я журналистка. Из Англии.

– А здесь вы что делаете?

– Так же, как и вы, в плену. Но это долгая история.

– Боюсь, я сейчас не смогу ее дослушать до конца, – Кремнев почувствовал, как у него слипаются веки. – Мне надо поспать.

Уже сквозь сон он услышал голос Мэри. – Как вас зовут?

Кремнев не ответил.

* * *

Он проснулся утром. Во всем теле чувствовалась слабость, но стало немного лучше.

Мэри сидела в противоположном конце ямы, обняв обеими руками колени, и смотрела на него.

– Привет.

Теперь при свете Кремнев смог разглядеть черты ее лица. На вид лет двадцать пять, волосы темные, короткая стрижка, но за последнее время волосы явно отросли.

– Привет.

Кремнев приподнялся и тоже сел, упершись спиной в стену ямы.

– Давно вы здесь?

– Три месяца и четыре дня.

– И как ощущения?

Она не ответила.

– Простите, я не хотел вас обидеть. Просто не ожидал, что окажусь в компании.

Она тряхнула головой.

– Я не обиделась. Меня зовут Мэри.

– Да я помню, – Кремнев кивнул головой. – Вы английская журналистка. Но вы так и не сказали мне, что вы здесь делаете.

– А вы не сказали мне, как вас зовут.

– Егор.

– А чем вы занимаетесь?

Кремнев почесал нос.

– Я? Я тоже журналист. Только российский.

Мэри укоризненно на него посмотрела.

– Это неправда. Но если не хотите говорить, то можете не говорить.

Пару минут длилось молчание, потом Мэри задала новый вопрос.

– А вы знаете, где мы?

Кремнев посмотрел по сторонам.

– Знаю. Мы в яме.

– Очень смешно.

– А по-моему, не очень.

– Знаете, если вам кажется, что я слишком много говорю, то я могу и помолчать.

Она отвернулась в сторону.

Кремнев вздохнул. Почему он всегда попадает на женщин, которые очень любят поговорить?

Хотя в данном случае это было простительно. Провести в одиночку три месяца в яме. Здесь и немой заговорит.

– Да ладно, говорите, – сказал Кремнев.

– Спасибо, что разрешили.

– Не за что.

Мэри внимательно посмотрела на Кремнева.

– Скажите, а вы всегда с девушками так себя ведете? Или тому виной сложившиеся обстоятельства?

– Тому виной сложившиеся обстоятельства. А вообще всегда.

Кремнев взял флягу и сделал несколько глотков.

– А здесь вообще кормят?

– Кормят.

– Вкусно?

Мэри улыбнулась.

– Первое, второе и десерт.

– Ну, значит, жить можно.

Она помолчала.

– Как вы думаете, отсюда можно сбежать?

Егор пожал плечами.

– Пока не знаю. Вам должно быть виднее. Вы же здесь дольше.

– Но мужчина-то вы, – парировала Мэри.

– Я же сказал, пока не знаю. Хотя люди и не из таких мест сбегали.

– Я хочу предложить вам сделку.

– Прямо так сразу?

– Мой отец очень богатый человек. За мое освобождение он заплатит любую сумму.

– А я здесь при чем? Вам бы следовало сообщить об этом Эмир-хану. Наверняка же он держит вас здесь не из-за ваших красивых глаз. Предложите ему выкуп, он согласится.

Мэри хмыкнула.

– А думайте, я не предлагала? Я сразу об этом сказала.

– А он?

– А он засмеялся и сказал: «Деньги это не самое главное в жизни». И посадил меня в эту яму.

– А он случайно не сказал, что самое главное в жизни?

Мэри отрицательно покачала головой.

– Хорошо, – согласился Кремнев. – Если я соберусь бежать, я обязательно возьму вас с собой. Только сдается мне, что это дохлый номер.

– Почему?

– Потому что, во-первых, мы глубоко в горах на секретной базе, и где здесь ближайший «Макдоналдс», я не в курсе. Во-вторых, мы с вами сидим в яме, и эта яма закрыта. Ну и, в-третьих, вокруг полно вооруженных до зубов людей, которые не хотят, чтобы мы сбежали.

Мэри резко погрустнела. Слова Кремнева отрезвили ее, вернув с небес на землю. Пробудившаяся было надежда на возможное освобождение угасла.

Крёмневу стало совестно.

Всегда чувствуешь неловкость, лишая людей иллюзий. Даже в тех случаях, когда это стоит сделать.

Он откашлялся.

– Есть такая поговорка, – начал он, – надежда умирает последней. Я в своей жизни не раз попадал в ситуации, из которых, казалось, не было выхода. Однако ж, как видите, я жив.

Мэри посмотрела на него сквозь слезы.

– Да, только раненый и в яме.

– Не все ж коту масленица. Главное не надо отчаиваться. И плакать. Если я что и ненавижу больше всего на свете, так это когда женщины начинают плакать. Всегда чувствую себя подлецом.

Мэри вытерла рукавом слезы и улыбнулась.

– Спасибо. Это самые лучшие слова, которые мне говорили в жизни.

Кремнев состроил предельно серьезную физиономию.

– Да, иногда я умею.

Наверху раздался звук приближающихся шагов.

Кремнев поднял голову.

– Похоже, это за мной, – сказал он. – Если что, приятно было познакомиться.

– Да нет, это Фарук, – успокоила его Мэри. – Местный повар. Сейчас есть будем.

Послышался звук открывающейся решетки, и в яму заглянул молодой широколицый лопоухий парень.

– Здравствуй, – он широко улыбнулся Мэри, и его лицо приобрело практически детское выражение. – Обед принес.

Фарук на веревке опустил в яму два больших дымящихся котелка.

– Это очень вкусно. Я сам готовил.

Мэри улыбнулась в ответ.

– Спасибо, Фарук. Как у тебя дела?

– Нормально дела. Вечер буду суп много готовить с баранина. Обязательно принесу.

Он посмотрел на Кремнева.

– Этот не обижает?

– Да нет, Фарук, это друг.

Фарук вздохнул.

– Тогда кушайте на здоровье.

Решетка закрылась.

Кремнев посмотрел на Мэри.

– Похоже, вы пользуйтесь популярностью.

– Зря вы так. Фарук действительно неплохой. Он единственный, кто со мной общается, а не просто смотрит, сами понимаете, как на что. Он из очень маленького аула, даже в городе ни разу не был.

– А еще, по-моему, он в вас влюбился.

Во взгляде Мэри промелькнуло еле уловимое кокетство.

– А вас это удивляет?

– Да нет. Давайте лучше есть.

Еда представляла собой кашу с тушенкой и чем-то еще.

– Я так понимаю, здесь и первое, и второе и десерт вместе.

– А вкусно на самом деле, – с набитым ртом сказала Мэри. – Сытно, а главное горячее.

– В российской армии примерно так и кормят.

Однако, несмотря на не слишком презентабельный внешний вид, еда Кремневу понравилась.

Для его ослабевшего организма это было то, что надо. Он съел все и пожалел, что больше не осталось.

Настроение поднялось, и он довольно откинулся на спину.

– Эх, сейчас бы еще сигарету.

– Вы что, курите?

– А вы что нет?

Мэри посмотрела на него с искренним изумлением.

– Конечно, нет. Это же очень вредно.

Кремнев усмехнулся.

– Жить вообще вредно. Хотя, если я пробуду здесь, столько же, сколько вы, глядишь и отвыкну.

– Отвыкайте, проживете намного дольше.

Кремнев повернулся на бок.

– Может, нам пора перейти на «ты»?

– Давай, – согласилась Мэри.

– Слушай, я вот чего не пойму, каким образом ты, дочка миллионера, умудрилась оказаться в таком дерьме? Тебя что, похитили?

Мэри покачала головой.

– Нет, я сама приехала.

– Сюда? – изумился Кремнев.

– Конечно, нет, в Россию.

– А, понимаю, туризм. Красная площадь, Эрмитаж, Золотое кольцо.

– Да никакой я не турист, – возмутилась Мэри. – Я же сказала, я – журналист. А в Россию я приехала, чтобы написать книгу об освободительной борьбе.

Кремнев приподнялся на локте.

– О чем?

– Об освободительной борьбе. Ты что, первый раз слышишь такое понятие.

– Нет, понятие я знаю. А кто борется-то?

– Суверенные кавказские народы.

– И от кого они освобождаются?

– От России, которая не дает им возможности самоопределиться.

– То есть от нас? – Кремнев ткнул пальцем себе в грудь.

– Я не говорю о конкретных людях. Я говорю о государственной машине, которая притесняет другие народы и не дает им возможности развиваться так, как они хотят.

– То есть, говоря проще, ты приехала, чтобы написать книгу о бандитах и террористах?

Мэри поджала губы.

– Ты не прав.

– Нет, я как раз прав. Ты приехала, чтобы написать книгу о тех, кто в данный момент держит нас в яме. Вы в Англии привыкли считать, что только вы правы. А сейчас злитесь, что вас из всех колоний поперли. Вспомните, чего вы делали в Индии. Или на Фолклендах?

– Все могут делать ошибки.

– Да при чем здесь ошибки? Вы бы и сейчас сидели в Индии, если бы вас оттуда не прогнали.

– Правительство и народ – это не одно и то же.

Кремнев довольно улыбнулся.

– А вот это. правильная мысль. Только народ и бандиты, которые именем этого народа прикрываются, тоже не одно и то же. Я думаю, за три месяца ты имела возможность в этом убедиться.

Мэри обиженно отвернулась от Кремнева и замолчала.

Кремнев тоже молчал.

– Должна же я была хоть что-то делать? – сказала наконец Мэри.

– В смысле?

– Я не хотела просто так сидеть и тратить папины денежки. Я хотела приносить пользу.

– Знаешь, многие бы все отдали за то, чтобы просто сидеть и тратить папины денежки. Особенно если папа миллионер.

Мэри резко повернулась к Кремневу. Ее щеки раскраснелись, а глаза пылали гневом.

«А она очень даже ничего, – подумал Кремнев, – когда сердится».

– Я – не многие! – отчетливо проговорила Мэри.

* * *

Мэри родилась в Лондоне в семье известного пивовара. Она оказалась единственным ребенком в семье. Ее мать умерла, когда девочке исполнилось два года. До тринадцати лет она считала, что мать умерла от долгой болезни, связанной с врожденным пороком сердца.

Когда ей исполнилось тринадцать, от одной из теток, постепенно выживавших из ума, Мэри узнала, что причина смерти была в другом.

Выяснилось, что мать – бывшая актриса, вышедшая в тираж, последний год своей жизни провела в закрытой психиатрической лечебнице, куда была помещена после трех неудачных попыток самоубийства.

Четвертая попытка, предпринятая уже в стенах больницы, оказалась успешной и последней.

Отец, которого тринадцатилетняя Мэри обвинила в том, что он скрывал от нее правду, только развел руками.

– А что я должен был тебе сказать? Что твоя мать была истеричка и психопатка? Неужели теперь, когда ты об этом узнала, ты стала счастливей?

Счастливей Мэри действительно не стала, но с тех пор у нее возникло недоверие к отцу и огромное желание поступать ему наперекор.

Впоследствии, когда ей исполнилось двадцать, она поняла, что это было незаслуженно, но к этому времени ее характер уже полностью сформировался.

Отец, не имевший других наследников, со временем собирался передать ей собственное дело.

Когда пришло время университета, он настаивал на экономическом и юридическом факультетах.

Мэри в ответ на это усердно принялась изучать журналистику и социологию.

Отец развел руками и плюнул, надеясь на то, что со временем дочь поумнеет.

Но Мэри умнеть не собиралась.

Она активно сотрудничала в студенческих изданиях левого толка, в которых громила капиталистов, сидящих на шее у народа.

Статьи выходили убедительными и пользовались успехом в соответствующих кругах.

В двадцать один год Мэри сделала аборт.

После этого ее внимание переключилось на народно-освободительную борьбу.

Она принимала участие в демонстрациях в защиту лидера курдских сепаратистов Аджалана, выступала за суверенитет басков и отделение Северной Ирландии.

Потом она заинтересовалась Россией.

Английские газеты пестрели сообщениями об угнетаемом чеченском народе, по телевизору показывали кадры, на которых бородатые мужчины с честными глазами и автоматами в руках говорили о святом праве свободы.

Мэри твердо решила поехать в Россию.

Она проштудировала всю найденную ей литературу, посвященную этой стране, в частности Русско-Кавказским войнам, и стала активно переписываться по Интернету с людьми, называвшими себя «Освободители Кавказа».

Параллельно она стала искать единомышленников.

Однако, к ее большому удивлению, желающих ехать в Россию оказалось немного.

Если быть точнее – никого.

Товарищи по демонстрациям чесали в затылках и говорили, что у них и дома есть, с кем бороться.

Не найдя поддержки там, где она надеялась ее найти, Мэри решилась на самый крайний поступок.

Она решила посоветоваться с отцом.

Вечером Мэри пришла к отцу в библиотеку, где тот, расположившись в кресле, читал «Вторую мировую войну» Уинстона Черчилля, и объяснила свою ситуацию.

– А ты чего хотела? – пожал плечами отец. – Они же только транспаранты малевать умеют да на улицах горланить. А как что-то серьезное сделать надо, они сразу заняты.

– И что делать? – поинтересовалась Мэри.

– Делай то, что тебе нужно. Тебе компания для чего нужна?

– Да мне вообще-то не компания нужна. Мне профессиональный фотограф нужен. Чтобы книгу проиллюстрировать.

– Так и ищи профессионального фотографа, – резонно заметил отец.

– А как по нему понять, профессиональный он или нет?

– Элементарно. Если сразу спросит про деньги, значит профессиональный. А если начнет вешать лапшу о том, как он всю жизнь мечтал поехать в Россию, гони его в шею.

Простота совета изумила Мэри, и на следующий день она дала объявление о поиске профессионального фотографа, готового поехать на Кавказ для работы над документальной книгой.

Через два дня фотограф нашелся.

Он представился Питером и выглядел, как газетный репортер из книг Раймонда Чендлера. Неряшливо одетый и с запахом алкоголя изо рта.

На вопрос, почему он хочет поехать в Россию, Питер ответил, что ему все равно, куда ехать, хоть в Россию, хоть в Никарагуа.

– С вас билеты, оформление и мое содержание. С меня качество.

На вопрос, В каких изданиях он работал, Питер ответил – во всех.

На прощание он стрельнул у Мэри десять фунтов в счет будущего гонорара и оставил свой телефон.

В течение следующей недели Мэри посетила крупное лондонское издательство, где рассказала о своих планах.

Идея пришлась по вкусу.

С некоторых пор все связанное с Россией вызывало у англичан неподдельный интерес.

С Мэри заключили договор и выплатили небольшой аванс.

Она связалась со своими кавказскими друзьями, и еще через неделю они вместе с Питером вылетели в Россию.

В аэропорту Минеральные Воды их встретил улыбчивый молодой человек, представившийся Вагизом. Он горячо поблагодарил Мэри и Питера за их желание написать правду о страданиях кавказских народов и обещал показать все, как есть.

Всю следующую неделю он возил их пО горным аулам, где Мэри записывала рассказы местных жителей, а Питер этих местных жителей добросовестно фотографировал.

Все было прекрасно до тех пор, пока однажды ночью в дом, где они ночевали, не ворвались вооруженные люди в масках.

Мэри завязали глаза, посадили в машину и увезли в неизвестном направлении.

Позже в лагере она узнала, что улыбчивый «Освободитель Кавказа» Вагиз специализируется на отлове доверчивых иностранок с целью их дальнейшей перепродажи.

Неизвестно, чем закончилось бы для Мэри знакомство с кавказским гостеприимством, если бы буквально через день лагерь бандитов, к которым она попала, не был бы атакован людьми Эмир-хана.

Они вырезали всех местных бойцов, а Мэри забрали с собой, чтобы Эмир-хан сам решил, что с ней делать дальше.

* * *

– Вот так я и оказалась в этой яме, – закончила свой рассказ Мэри. – Это было три месяца назад.

– По-моему, весьма поучительная история, – заметил Кремнев. – И после этого вы всерьез считаете, что этим людям нужна свобода?

Мэри не ответила.

Рассказ и так дался ей с трудом.

Она взяла флягу и выпила почти всю воду.

– А что стало с Питером?

Она протянула фляжку Кремневу, но он отрицательно покачал головой.

– Не знаю. С той ночи я его не видела.

– Очевидно, бандиты решили, что за него больших денег не выручишь.

– Думаешь, его убили?

– Не знаю. Вполне возможно.

Мэри села в угол и обхватила руками колени.

– Ужасно, что из-за меня с ним случилось такое.

– Не вини себя, – посоветовал Кремнев. – Это произошло не из-за тебя. К тому же он профессионал, выберется.

– Все равно.

Кремнев понял, что на Мэри нападает депрессия. А находиться в одной яме с девушкой, у которой депрессия, Кремнев не пожелал бы и врагу.

Надо было срочно переключать тему.

Он поднял голову вверх и шумно потянул носом.

– Вкусно пахнет.

Действительно, по лагерю уже давно разносился ароматный запах вареной баранины.

– Это Фарук суп варит, – откликнулась Мэри.

– Черт, или это свежий воздух, или я голодный, но аромат отменный.

Мэри улыбнулась.

– Суп – это единственное, что он по-настоящему вкусно готовит.

Фарук не заставил себя долго ждать.

Минут через двадцать они услышали его приближающиеся шаги.

Опять открылась решетка, и в яму заглянуло лопоухое, раскрасневшееся от долгого стояния над котлом лицо Фарука.

– Здравствуй, – сказал он со своей неизменной широкой улыбкой. – Сейчас мой суп кушать будешь.

Фарук посмотрел на Кремнева, улыбка сделалась потише.

– И ты тоже будешь.

– Спасибо, Фарук.

– Только он очень горячий.

Стараясь не расплескать, Фарук осторожно опустил по очереди два котелка и забрал утренние.

Порции были королевские.

– Я еще очень большие куски мяса положил, – сказал Фарук. – Чтобы кушать, чтобы сильным быть.

Куски мяса и впрямь были чуть ли не килограммовые.

– Спасибо, Фарук.

Мэри одарила его обворожительной улыбкой. Фарук засопел и торопливо закрыл решетку.

– Я потом еще чай принесу, – пообещал он.

Они принялись за еду.

– Хочешь половину мяса? – спросила Мэри.

– А ты?

– Мне много, я столько не съем. Я же в Англии вообще мяса не ела.

– Гринпис и все такое?

– Да, но здесь все рано ничего другого нет.

– Это правильно. Когда ничего другого нет, и человека съесть можно. Давай мясо, сколько не доешь.

Мэри посмотрела на него с ужасом.

– Как человека?

Кремнев махнул рукой.

– Да, это поговорка такая. Морская. Или у вас в Англии думают, что раз у нас медведи по улицам не ходят, то мы и человечину от баранины отличить не сможем?

Мэри улыбнулась.

– Тогда приятного аппетита.

– Взаимно.