355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фридрих Незнанский » Стрельба по «Радуге» » Текст книги (страница 13)
Стрельба по «Радуге»
  • Текст добавлен: 3 мая 2017, 02:00

Текст книги "Стрельба по «Радуге»"


Автор книги: Фридрих Незнанский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Глава девятая
ОПЕРАТИВНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Филипп появился в агентстве в первой половине дня. Судя по его виду, визит на Рублевку был удачен. Да у него иначе и быть не могло. На работу его, правда, не взяли, там своих работяг хватало, зато удалось узнать, что хозяин – какой-то важный генерал. Сам не молодой уже, седой, а вот баба у него молодая, почти как прежняя хозяйка. Вероникой зовут. А генерала – Игорь Павлович, так к нему его водитель обращался. Машинка крутая – джип «мерседес»-500.

Турецкий тут же взял и этот красноречивый факт на заметку. Материал для встречи с Генрихом накапливался.

– А что Вероника? – серьезно спросил он у Филиппа.

– Я не такой всемогущий, как тебе представляется, друг мой Сан Борисыч. Да и ночь меня изрядно подкосила. Однако и порадовала.

– В каком смысле? – глаза Турецкого из серых превратились почти в блестящие хрустальные кристаллы, которые вспыхнули огоньками, столько разлилось в них жаркого вожделения. Но Филипп понял его игру и захохотал.

– Не в том, конечно, в каком хотелось бы, но я сумел узнать, где можно всегда отыскать сынка, если он находится не в объединении. Есть у него съемное помещение под собственную адвокатскую контору. Там же, где офис и Ловкова, в районе Красносельской, в том же доме, но с другого торца. Однокомнатная квартира, и тоже на первом этаже.

– Не понимаю, а почему тогда нельзя туда и вещи папаши Грошева перевезти? Если супруга отказывает ему в гостеприимстве?

– Вот тут ничего не знаю, и не хочу пока влезать в их отношения. У папаши с сыном тоже, кажется, не все ладно.

– Но, послушай, если есть своя контора, то наверняка есть и компромат на них на всех. И где находится нотариус, мы также можем узнать.

– Да, – с достоинством кивнул Филя, – если с ним душевно поговорить.

– Займись-ка этим вопросом, пока не поздно.

– А куда мы можем опоздать?

– Я до сих пор не знаю, Филя, что с Рогожиным. Уехал в УСБ и пропал.

– Так, может, сперва это выяснить? Борисыч, я вот от тебя услышал об утренней встрече с папашей и его словах. К кому они относились, ты можешь ответить? Не к Ивану? Ведь в «собственную безопасность» просто так не вызывают. А младшенький грозился всем им… натянуть или что-то еще. Не с его ли угрозами это связано? Как бы выяснить?

– Ну, я могу позвонить, в конце концов, начальнику Ивана, тот-то ведь должен быть в курсе?..

Через пять минут Бродяга Макс выдал сыщикам телефон начальника ОРБ московского Главного управления внутренних дел полковника Семенкина Антона Арсеньевича. Турецкий представился и объяснил, что разыскивает его заместителя в связи с известным делом, чтобы уточнить некоторые факты, касающиеся защиты свидетелей.

То ли фамилия Турецкого ни о чем не говорила Семенкину, – как, впрочем, и его фамилия – Александру Борисовичу, кроме того, что тот работал вместе с Грошевым, – то ли начальник оперативно-розыскного бюро был очень хорошо информирован о том, кто ему позвонил, но ответил он голосом, источавшим сухое пренебрежение.

– Полагаю, что вы еще не скоро сможете задать Рогожину свои вопросы. В Управление собственной безопасности поступила жалоба…

– От кого, простите?

– Вам это важно?

– Да, конечно.

– От господина Грошева.

– Отца или сына?

– Да какая разница? – у Семенкина нарастало раздражение.

– Большая. Со старшим он еще не встречался, того доставили в узилище мертвецки пьяным. И он только что пришел в себя, я его видел. Значит, надо понимать, сын жалобу написал? И в чем обвиняет, если не секрет?

– Рогожин задержан по обвинению в превышении должностных полномочий. А материалы расследования, которым он занимался, будут переданы другому сотруднику, мы позже решим, кому конкретно.

– Я понял вас… э-э, Антон Арсеньевич, – любезно сказал Турецкий, – кстати, чуть не забыл, вам большой привет и сердечная благодарность за сердечную помощь от Гриши Грошева. Рад передать лично, всего доброго!

– Что-о?! – раздалось в трубке, но Турецкий отключил телефон.

– Ты не сошел с ума? – у Филиппа расширились от изумления глаза. – Зачем тебе этот вызов?

– А чтоб они не чувствовали себя хозяевами положения, – жестко ответил Александр Борисович. – Этот полковник Семенкин, который действительно хорошо знаком с Грошевым, поскольку работал вместе с ним, как мы с Севой считаем, сознательно и целеустремленно подставил Рогожина, назначив именно его вести это расследование…

– Вон оно, в чем дело!

– Генрих мне нужен, причем срочно. Идет массированная атака. И мы можем проиграть, если немедленно не предпримем встречных шагов… Так, Филя, Севка отъехал, и согласовывать некогда. Я принимаю решение сам. Срочно берите вместе со Щербаком в жесткий оборот этого сынка. Надо вышибить из него адрес, по которому обретается нотариус, всем вместе поехать туда и привезти тезку композитора к нам. И тут мы с ними обоими немного пообщаемся. По-дружески… Я понимаю, что, может быть, это не совсем тактично по отношению к тебе, но ты знаешь больше всех остальных. Медлить нельзя, они прекратят дело за отсутствием доказательств. А медицинские освидетельствования просто «потеряют». И пока будут искать, вступят в силу подписанные нашими клиентами документы. Они это отлично знают и заранее радуются. А мы, Филя, просто обязаны лишить их этой радости. Действуйте, ребята…

Щербак нажал на кнопку дверного звонка, установленного под черной стеклянной доской с надписью «Адвокат Грошев».

Дверь открыл сам Игорь. Лицо его было в нескольких местах заклеено пластырем. Он вопросительно осмотрел прилично одетого невысокого, но плотно сложенного блондина в дорогом сером костюме и спросил:

– Чем обязан?

– Мне нужен… адвокат, – Николай кивнул на вывеску, – если он – серьезный, дипломированный юрист, а не самозванец, – и он довольно рассмеялся.

Игорь хихикнул в ответ, но тут же выпрямился, чтобы таким образом обрести достоинство, и уже серьезно пригласил:

– Прошу, все учредительные и прочие документы в полном порядке. У вас дело?

– Да, – небрежно ответил Щербак и обернулся: – Заходи.

В прихожую следом за ним шагнул Филипп, стоявший за дверью. Грошев где-то видел этого человека, но не мог вспомнить, где именно.

– Это я посоветовал ему обратиться к тебе, – Филя по-приятельски кивнул на Николая. – Я сказал, что ты – опытный юрист и сечешь во всяких разборках. Вот и зашли с базаром. Давай, принимай, – и первым прошел в кабинет. За ним – Грошев, а замыкал шествие Щербак.

– Садитесь, – ничего не понимая, но проявляя сдержанность, пригласил адвокат и сел за свой письменный стол, стоявший у зарешеченного снаружи окна. Еще в комнате был диван и большой сейф – еще из первых лет Советской власти, крашенный под дорогое дерево. «Вот там-то у него все и находится», – решил Филя и кивнул на сейф Николаю, а тот ответил утвердительным кивком. Эта мимическая сценка не прошла мимо внимания Игоря, и он насторожился.

– Слышь, братан, тут такое дело, – начал «серьезный базар» Филипп. – У тебя тачка есть?

– Да… – осторожно ответил Игорь, мучительно вспоминая, где он уже видел это лицо.

– А где она?

– В ремонте… нелады с движком, а что?

– Чинишь где, спрашиваю?

– А какое это имеет значение? – но под холодным взглядом Филиппа заерзал и ответил: – В авторемонтной мастерской на Басманной.

– А что случилось, спрашиваю, с твоей тачкой? – уже строго сказал Филипп, нахмурившись. – Чего ты телишься?

– Ну… попал… в столб въехал… по этому делу… – он сморщился и щелкнул себя по кадыку. – Расколотил, еле сам выбрался. Верней, меня достали, потом они на «скорой» в травмопункт отвезли, там и заклеили. Хотели рентген, это из-за синяков по всему телу, но я отказался, боли тогда еще не чувствовал, шок, наверное, не прошел. Это уже дома стало «колбасить»… Ну, я и пошел второй раз, в нашу «районку». А они спросили, где…

– Так это ты в аварии себя разукрасил, а своим врачам что наврал? – брезгливо спросил Щербак. – Что в ментовке «отметелили»?

– Ага, – снова поморщился Игорь, а потом и потянулся, изгибая со стоном спину. – Я ж говорю… А что, какие у вас ко мне дела? – он снова скривился от боли и начал ладонью растирать себе бок.

– Акт есть? – это уже Филипп спросил. – Или тебе просто залепили рыло?

– Да все есть, – Игорь морщился, вздыхал, и никак не мог понять, что от него требуется этим двоим. – Может, мы лучше к делу перейдем?

– Так и мы – о деле, – сказал Николай, поднимаясь и походя к нему ближе. – Ты покажи-ка мне этот акт. – Но тот не двигался, ничего не понимая. – Он не знает, – добавил Щербак и посмотрел на Филю, – подскажи ему, что нам нужно.

Филя тоже встал, взял кисть Игоря и так сжал ее, что тот заскулил от боли, пытался изогнуться, но боль все нарастала, и рука немела.

– Покажешь? – адвокат закивал. – А ты – молоток, братан, – одобрил Филипп. – Давай сюда, – и отпустил его руку.

Через минуту Щербак держал в руках акт медицинского освидетельствования.

– А теперь покажи тот акт освидетельствования, который ты вчера в службу собственной безопасности отвозил, полковнику Головинскому? После допроса у Рогожина.

Игорь замер: он вспомнил этого человека, он же его там, у Рогожина, и видел! И, значит, они?.. У него помертвело в низу живота.

– Я… не возил…

Мысли метались в его голове, он начинал понимать, что его ловкая афера с освидетельствованием – улика против него серьезная. Это – обман следствия, и если откроется, то… короче, не дай, Бог! Только молчать. Там же и числа разные проставлены… И эти его «метания», замеченные опытными глазами сыщиков, подсказали им, что они – на верном пути.

– У меня… нет ничего! – он готов был кричать, если бы его кто-то услышал, но дверь была бронированная, увы…

– А мы сейчас проверим, кореш, – сказал Филипп и подошел к открытому еще сейфу, откуда Грошев доставал акт.

– Там нет, вы не имеете права! – казалось, у него будет истерика.

– Заткнись! – спокойно и строго остановил его Щербак, нависая над ним. – А в какой травмопункт ты бегал вчера? По новой, а? Фиксировать результаты допроса?

– Отвечай! – грозно рявкнул Филипп, выбрасывая из сейфа бумаги, которые разлетались по всей комнате. – А чего мы его спрашиваем? Непонятно, что ли? Посрывал больничные пластыри и предстал в первозданном, то бишь в ободранном, виде! Любое сердце заскулит от жалости и акт напишет. Они ж не знали, с кем дело имели, а этот – самый обыкновенный, трусливый, но злобный подонок! У-у, гад! – Филипп взмахнул кулаком. – Убью!

Грошев сжался, с ужасом наблюдая за его действиями.

– Вот, – тут же спокойным голосом сказал Филя и протянул Щербаку новый документ, – копия второго акта. Заметь, «травматология» уже другая, а? Вот жулик! Ну, мы тебя сейчас уделаем, как Бог черепаху, поползешь за третьим освидетельствованием, если доползешь!

И Филипп «выдал» такую матерную фразу, что адвокат окончательно скис.

Особенно пугать и не пришлось. Грошев, совершенно уничтоженный морально и раздавленный физически, достал копию своего заявления в УСБ ГУВД, затем сыщики сравнили акты и заявили, что вот теперь уже его песенка спета окончательно.

И вдруг словно вспомнили, причем оба сразу, и хором задали вопрос:

– А куда ты… нотариуса запрятал…?

– Ка… ка… какого нотариуса? – изобразил из себя полного идиота.

– Того, сукин ты сын, который все ваши аферы оформлял законным образом!

– Я не знаю… нет, я знаю… его, но не знаю, где он! Отец один знал…

– Ах, ты не знаешь? А ну, посмотрим, вдруг вспомнишь?!

Долгого сопротивления Игорем не было оказано, потому что громов и молний, низвергнутых на его голову, вполне хватило, чтобы он мгновенно обдумал свое положение и принял единственно правильное решение. И, спустя пяток минут, все втроем, заперев «контору», усаживались в машину Щербака…

Господин Саруханов встретил приезд адвоката с двумя его помощниками весьма настороженно. Он знал всех своих клиентов достаточно хорошо, чтобы верить, будто они всегда будут благодарны ему за профессиональную помощь в решении нелегких имущественных проблем. И, кроме того, он терпеть не мог, когда при нем начинались эти, привычные, увы, нынче, бандитские решения вопросов. Ну, договаривайтесь себе где-нибудь, но зачем мне демонстрировать эти увечья? Зачем смотреть, как вы с ним «разговариваете»? Не понимают! Или иначе уже не могут…

Поэтому и появление молодого Грошева, в сущности, такого же разбойника, как и его папаша, и как их общий начальник и кормилец из госбезопасности. Надо ему это? Нет, это им надо, а он уже просто вынужден. Верно подмечено, коготок завяз, не дай, Бог, и вся птичка в их дерьме утонет!..

– Игорь Григорьевич! В чем дело, что за суета? Вы же велели мне… пардон, просили не афишировать место своего пребывания, а сами? Не понимаю, что за немедленная надобность? Что, опять надо куда-то ехать? Только вы учтите, я не хочу присутствовать при ваших физических уговорах! Сделайте одолжение, решайте ваши проблемы до моего присутствия, и чтоб я только подписывал…

Он бы и еще говорил, но уже сказанного было вполне достаточно Щербаку с Агеевым. И если в дальнейшем он станет запираться и все отрицать, то Николай протянет ему диктофон с его записанным монологом. А на Игоря было просто противно смотреть, так он ненавидел сейчас этого пожилого человека.

– Чей это дом? – спросил Агеев, указывая на дачу, окруженную забором. – Ну, отвечать! – рявкнул он, и Грошев сник, помнил еще крепкую руку своего мучителя.

Филя пообещал ему снова, но теперь уже лично, посрывать со всех его ссадин пластыри и еще солью присыпать – это чтоб разговорчивее был. Не сделал, конечно, но пообещал твердо, и адвокат поверил. Щербак, чтобы сдержать улыбку, грозно кривил лицо и вращал в ярости глазами. Та еще картинка! Ну, прямо-таки натуральные «бременские» разбойники российского розлива.

– Моего… моего знакомого, – выдавил он. И теперь нотариус сообразил, что не приехал сюда Игорь, а его привезли силком эти двое. И приехали они по его, нотариуса, душу. А он, старый болтун, высказал именно то, о чем следовало молчать, как рыба! Ой, что же теперь будет?.. Кажется, плохо. Знать бы, кто они… На бандитов не очень похожи… хотя как сегодня отличить настоящего бандита от того, который его ловит?.. Они же не только у одного портного одеваются, они живут рядом, в элитных домах с охраной, они обедают вместе в дорогих ресторанах…

– Я вижу, вы уже поняли, Иосиф Лаврентьевич, причину нашего пристального интереса к вашей последней акции? – неприятным для слуха голосом заговорил Щербак – ему удавался этот противный скрипучий тон. – Поэтому не будем терять дорогое время на обсуждение отдельных деталей, а сразу проедем в одну организацию, где вы уже подробно покажете, как и кем конкретно, а также на каких основаниях и при каких условиях происходила передача акций и прочих важнейших документов, имеющих непосредственное отношение к производственному объединению «Радуга». Ну, а про то, что* вам категорически не нравится, когда вас делают свидетелем пыток несговорчивых «клиентов», об этом мы вас попросим попозже рассказать подробнее нашим коллегам. И еще вопрос: что вы делаете на этой даче? Кто вас сюда привез и зачем? Тоже ответите, не возражаете? Тогда просим в машину… И все свои документы, пожалуйста, не забудьте. Чтоб нам тут не учинять ненужный обыск. – И Щербак церемонно поклонился и пошел вслед за нотариусом, который засеменил в дом.

А Филипп довольно грубо, чтобы Саруханов успел увидеть, уходя, дернул адвоката за больное плечо, отчего тот взвыл, и снова рявкнул:

– А ну, вперед! – и толкнул его к дому.

– Господи, и откуда они взялись? – очень тихо прошептал нотариус, но Щербак расслышал его причитания.

– Из Москвы. К вашему сведению, и чтобы ваш язык чувствовал себя увереннее, граждане Ловков и Грошев-старший задержаны и пребывают в следственном изоляторе. А этот, – он мотнул головой назад, – находится под подпиской о невыезде. Так что, можете его теперь не стесняться. Тем более, что вы ведь вынуждены были участвовать в этой безобразной, преступной афере по принуждению? Я правильно понял ваши слова? Под прямой угрозой для вашей жизни? Верно? И здесь оказались, надо понимать, тоже не по своей воле? Вас же заставили? Я не ошибаюсь?

Нотариус повернулся к Николаю, уставился ему в лицо своими подслеповатыми глазами, покачал головой, подобрал нижнюю губу и ответил, кивая, как еврей на молитве:

– Таки все именно так, господин, не знаю вашего имени. А что бы вы сделали на моем месте?

Отстреливались? Наверное… Идемте, у меня здесь все с собой. Ах, жизнь, чтоб вы понимали в ней…

Последнее было сказано им тоже себе самому…

Мобильный телефон сыграл Моцарта, Турецкий нажал клавишу:

– Шурик! – раздался почти истеричный крик Ирины. – Что происходит?! Мне позвонила Светка, она рыдает в голос! Ее Ивана посадили в тюрьму! Это правда?! Почему? Вы, ч, то ли, виноваты?!

Боже, сколько воплей и вопросов одновременно!..

– Погоди, не шуми, а ответь мне спокойно. Первое: откуда она узнала? Второе: почему позвонила именно тебе, а не своим подругам? Третье…

– Да погоди ты со своими вопросами дурацкими! Откуда я знаю? Она не сказала…

– Тогда не кричи, а перезвони ей и попроси ее позвонить мне, а я постараюсь ей сам все объяснить, тебе понятно, дорогая? – Это «дорогая» было сказано с такой теплотой, что Ирина замолчала, задумавшись. И после недлинной паузы уже, как будто успокоившись, спросила:

– А это правда?

– Частично, – с увертливостью опытного дипломата немедленно ответил Турецкий. – Но тому были важные причины, а Иван тут ни при чем. Так и скажи, пусть перезвонит, а я подожду.

Светлана позвонила. В голосе слышалось с трудом сдерживаемое рыдание. Смысл ее претензий был Турецкому понятен: она в своих несчастьях винила именно его, поскольку он и втянул ее мужа в это уголовное дело, а теперь его арестовали… Словом, чего вы там сидите, когда надо выручать товарища, которого сами же и подставили. Очевидно, понял Александр Борисович, Ирина ничего ей не передала, кроме просьбы позвонить своему мужу.

– Можно вопрос, Светлана, – она только буркнула что-то неразборчивое, и Александр Борисович принял эти звуки за согласие. – Скажите мне, сколько лет вы замужем за Иваном?

– А какое это имеет значение? – Турецкий догадывался, что она опешила.

– Самое непосредственное. Просто я вижу, что вы абсолютно не понимаете особой, профессиональной специфики нашей с ним работы. А чтобы вы чувствовали себя уверенней и спокойней, я вам скажу, а моя жена может подтвердить, что за три десятка лет работы в наших органах я и сам в тюрьмах сиживал по ложным обвинениям не раз, и к стенке меня ставили, даже такое было, но, как изволите слышать, жив и здоров, чего и вашему мужу от всей души желаю. Он ни в чем не виноват, но я вам сейчас скажу такое, о чем вы не должны никому рассказывать, даже если станут здорово угрожать: не знаете, и все! Желаете знать?

– Ну, разумеется! – заторопилась Светлана.

– Его сознательно подставил его начальник, полковник Семенкин. Я с ним недавно разговаривал и высказался по этому поводу весьма недвусмысленно. Тот, надо полагать, в ярости, что мы разгадали его подлость. И сейчас все мы занимаемся тем, что собираем факты, которые как раз и должны свидетельствовать о том, что Иван стал жертвой ложного доноса. И тот, кто это сделал, пойдет под суд. Но… за час или два с такими делами просто никто не сможет управиться. Иван прекрасно знает, что никто его без помощи не оставит… А теперь ответьте мне, кто вам сказал об аресте, мне очень важно это знать.

– Мне позвонили с его работы… – помолчав, ответила она. – И просили никому не говорить.

– Светлана, я должен знать, друг это был или враг? Тогда будет ясна и цель звонка. Чего от вас-то хотели? Просто сообщили? Или что-то предложили сделать?

– Наверное, мне не следует вам этого говорить…

– Ладно, раз вы такая храбрая, тогда я вам расскажу, а вы только ответьте: да или нет, идет?

– Хорошо, – робко сказала она, и Турецкий понял причину ее робости.

– Слушайте, и тоже никому не говорите того, что сейчас от меня услышите. Вам позвонил кто-то из руководства ОРБ либо какой-нибудь важный чиновник из Главного управления и предложил пойти на свидание с задержанным мужем, а там настойчиво убедить его прекратить расследования. В таком случае все обвинения в нарушении должностных полномочий с него будут немедленно сняты и он выйдет из следственного изолятора. А если не согласится, то пусть пеняет на себя. Я – в общих словах, а там могли быть еще и некоторые несущественные частности. Так вот: да или нет?

– Да, – ответила она тихо после мучительно долгой паузы.

– Ну вот, видите, как все просто, – Турецкий даже повеселел. – Но я думаю, что они в нем ошибаются. Он вас выслушает, а сделает по-своему. Мы же, тем временем, постараемся доказать, что он не виновен. Впрочем, если он теперь и пообещает им закрыть дело, большой беды не будет, Генеральная прокуратура уже сделала по этому делу свои выводы, и, как бы ни старались пособники преступников из руководства структур, дело будет доведено до логического завершения и без вмешательства Рогожина. Он уже и так сделал доброе дело: вызвал смятение среди сообщников высокопоставленных преступников. И на том спасибо, можете так и передать, когда пойдете к нему. А если вам будет не очень трудно, скажите потом мне или Ирине, а она передаст, какова была его реакция, хорошо?

– Хорошо, спасибо… я с ним поговорю… до свиданья.

– Когда вы собираетесь навестить его?

– А мне сказали… там же… что можно сегодня, после четырех.

– Очень хорошо, поезжайте и скажите, что мы его не бросим.

«Вот так, Александр Борисович, – вслух произнес Турецкий, – обкладывает вас со всех сторон. А вы уже губы раскатали: мы их обложили! Зафлажили! Пора начинать охоту на волков! Ага, «идет охота на волков, идет охота…», – прогнусавил он и оглянулся на скрип. На пороге стояла Алевтина.

– Только что наши звонили, у них все в порядке, скоро приедут. А ты чего запел, настроение хорошее?

– Нет, как раз наоборот… скверное. Дела складываются именно так, как я и предполагал… в их худшем варианте. Но мы просто вынуждены теперь держать хвост морковкой…

Он протянул в ее сторону руку, и Аля легко вошла в тесный круг, который эта рука образовала вокруг ее талии и сильно прижала к плечу. Девушка чуть вскрикнула и на всякий случай обернулась к двери. И тут же наклонилась к нему, схватила за щеки, жарко прошептав:

– Там сейчас никого, – и впилась в его губы.

Никого – так никого, но ведь… жизнь непредсказуема? И он не стал предпринимать дальнейших решительных действий, хотя все располагало к тому, а только усадил Альку к себе на колени и так ее скрутил, что просто дух вон! Она уже с трудом дышала, но от страсти, а не от боли. Увы, значит, пора и остановиться, а то доведет он девушку до греха… вполне конкретного. О котором она только и мечтала, – уж кому и знать-то, как не Александру Борисовичу. Но он рисковать дальше не стал, аккуратно ссадил ее с колен, еще раз щекой крепко прижался к ее животу и негромко сказал:

– Ирка считает, что я полностью исправился, представляешь?.. А как не хочется быть хорошим, если б ты, Алька, знала!.. Увы, приходится держать марку… хотя бы пока… ну, пока силы есть… И чтоб хоть отчасти противостоять жутким соблазнам, что, к сожалению, не является моим твердым убеждением и достойным примером для подражания, – он с трудом перевел дыхание после столь длительной тирады.

– Вот на это я и надеюсь! – коротко констатировала Алька.

Сильным движением бедер она изогнулась в его объятьях и отошла в сторону, почему-то поправляя вскинутыми вверх руками свою роскошную золотую гриву, до которой Александр Борисович – он мог бы поклясться – даже не дотронулся. Ну, женщины!.. Нет, все-таки прав великий классик всех времен и народов: «Вам имя – вероломство!»

Приехали «гости». Вернее, их привезли. Вид у обоих был несчастный, хотя они пытались изображать огорчение оттого, что было без всяких к тому оснований попрано их гордое человеческое достоинство.

«Интересные люди! – подумал Турецкий. – Они, похоже, даже не намерены в чем-то упрекать себя… И все, что натворили, – правильно, вот если бы еще и не отвечать… Но отвечать придется. И тому, кто зло творил, и тому, кто помогал, пусть даже из-под палки».

– Ну, что?

Турецкий взглянул на Щербака с Агеевым, и те жестами показали, что оба «гостя» со всеми их доводами согласились и им осталась только мелочь: изложить все рассказанное на бумаге. В ответ Александр Борисович, тоже жестом, предоставил им возможность приступить к конкретным допросам каждого из прибывших и поднялся, предложив им свое место. Он представлял уже, о чем они оба будут давать показания.

Этот молодой Грошев станет утверждать, что ни сном ни духом не догадывался о том, что происходило в соседних кабинетах. Но потом, под давлением улик, начнет по капле выдавливать свои признания. Он же дипломированный юрист и знает, что говорить не опасно, а что чревато для него. Но ничего, Филя его сломает. Бывали юристы и почище!

А вот нотариус сошлется на смертельную опасность, которая его окружала со всех сторон. И пусть ссылается, за это его никто на долгий срок осуждать не станет, может, и мелочевкой отделается. Но зато он подробно расскажет и даже предоставит следствию те документы, которые были подписаны в его присутствии. Причем – все!

И, кстати, надо обязательно выяснить у него по поводу продажи дома на Рублевском шоссе. Кто продавал, кому конкретно? Если дом принадлежал мадам Шевченко, то никаких острых проблем с ним не возникнет, она вправе распоряжаться своей недвижимостью. Но следствие обязательно заинтересует ответ Ловкова, на какие средства ею был приобретен этот дом? Откуда у его супруги эти миллионы долларов? Как и вилла на курортах Кипра? И многомиллионные счета в международных банках? Вот и пусть придумывают истории про неожиданное наследство от американской прабабушки… Как это обычно и делается в подобных семьях, где один ворует, пользуясь служебной неприкосновенностью, а второй, или вторая, ищет для отмазки от налогов следы богатых родственников…

Чтобы юрист с нотариусом не переговаривались, Филя вывел Грошева в другой кабинет. А Турецкий остался, чтобы послушать, что станет отвечать, уже под протокол, нотариус. Тот, правда, не поленился задать вопрос: на каком основании его задержало для допроса охранное агентство? Объяснил Александр Борисович максимально вежливым тоном.

– Видите ли, Иосиф Лаврентьевич, мы не желаем превышать своих полномочий, и потому все вопросы вам будут заданы в соответствии с необходимостью прояснения ситуации с защитой жизни и имущества господ Уткина, Гусева и Петухова с их семьями, о чем заключен с ними договор. А вот, к примеру, мы, наверное, не будем очень уж настаивать, чтобы вы со всеми подробностями рассказывали нам про то, что вам наверняка известно, – Турецкий доверительно качнул головой, – каким образом, а главное, кому конкретно, был недавно продан один известный дом на Рублевском шоссе. И кто помогал при оформлении договора о купле-продаже.

Турецкий «проницательно» взглянул нотариусу в глаза, и тот слегка смешался. Но сумел-таки выдавить усмешку и заметить философским тоном:

– Им многое известно…

– Иосиф Лаврентьевич, – Турецкий хитро подмигнул ему, чтобы нотариус, не дай, бог, не подумал, будто его только что, как говорится, взяли «на пушку», и ответил: – Мы же с вами далеко не молодые и достаточно тертые люди, которые умеют с успехом выстраивать свои версии там, где они пока не знают некоторых деталей. Хочу пояснить, честно вам говорю, что мы очень рассчитываем на вашу помощь в этом вопросе. Тем более, что лично вам он совершенно ничем не грозит. Но это и не наш праздный интерес, поскольку вопрос, очевидно, будет рассматриваться в контексте с другими, в которых фигурирует имя господина Ловкова. Кстати, супруга его, дражайшая Зинаида Борисовна, буквально только что, несколько минут назад, – Турецкий для убедительности взглянул на свои наручные часы, – пересекла границу Российской Федерации самолетом кипрской авиакомпании. И, очевидно, навсегда. Ее, естественно, проводили и просто пожелали счастливого пути.

Турецкий приветливо улыбнулся. Саруханов размышлял, опустив голову. Брови его шевелились так, будто он старательно формулировал себе вопросы, а потом с некоторым опасением сам же и отвечал на них. И не всегда был доволен ответами. Словом, на лице шла усиленная работа мысли. Турецкий не торопил. Он знал финал. Нотариусу гораздо дороже собственное спокойствие, и о том, что ему не грозит, он охотно расскажет. Ну, и пусть работают…

Александр Борисович глазами показал Щербаку, чтоб продолжал в том же духе, и вышел из кабинета.

Игорь Грошев потел, «создавая» свои признательные показания по поводу того, каким образом он получил свои травмы, где теперь находится его раскуроченное транспортное средство, почему ему пришла в голову «счастливая», мысль совершить подлог и использовать свои телесные повреждения для повторного медицинского освидетельствования теперь уже в своем районном травматологическом пункте, а затем выдать новый акт медэкспертизы за результаты допроса с пристрастием, который провел с ним подполковник Рогожин. Да, он сознавал, что собирался оклеветать невиновного человека, который его и пальцем не тронул. Но у его подлога была серьезная подоплека. Ну, важная причина! Вот на причине он и запнулся.

И теперь Филипп подробно объяснял Игорю, чем ему грозит подобная «шалость», в результате которой честный человек оказался за решеткой. Но, с другой стороны, если у Игоря были серьезные причины, – отец, к примеру, приказал скомпрометировать Рогожина, чтобы тот был отстранен от дальнейшего расследования, а сын привык с детства к абсолютному послушанию и подчинению своему отцу, и не смог противостоять его категорическому и жесткому требованию, – вот тогда, может быть, следствие учтет его добровольное признание и чистосердечное раскаянье в содеянном. Игорь – сам юрист и прекрасно знает, как раскаянье виновного, вообще, действует на суд.

Филипп говорил спокойно и рассудительно, сидя напротив и даже развалившись на стуле. Так что о рукоприкладстве не могло быть и речи. Но Грошеву была уже известна быстрота движений этого человека, и рисковать повтором подобных «убеждений» он не хотел. И правильно делал.

Турецкий послушал, кивнул Филе и вышел в большую приемную.

– Аленька! – Девушка с готовностью вскинула голову. – Ты предупредила Макса, чтобы он проверил наше жизненное пространство на предмет «насекомых»?

– Да, он все сделал, как ты просил. И знаешь, на внешней стороне окна в кабинете Всеволода Михайловича обнаружил «клопа», я сбегала и сняла. И обратила внимание на то, что напротив, вон там, – она показала пальцем в ту сторону, где переулок поворачивал за угол соседнего дома, – серая «тойота», которую видела здесь же утром. А потом, когда ты уехал, она исчезла, но позже появилась снова. Когда ты уже вернулся. И сейчас там стоит. Это – не «хвост»?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю