Текст книги "Колесо в колесе"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

11. ДЕ БЛУАЗ

При максимальной прозрачности площади окон из кабинета, занимавшего угол здания, открывался впечатляющий вид. Копия – столичный город Джебинозы – представляла собой выставочную витрину. На каждой планете внешних миров имеется в среднем один крупный город, как правило расположенный неподалеку от главного – и нередко единственного – космопорта. Туда стекаются все технические достижения, все пожертвованные обитателями планеты средства. Некоторые скептики объявляют это лицемерной показухой, но почти все местные жители согласны, что гостям надо показывать приятное лицо, внушающее впечатление благополучия и процветания.

Именно такое впечатление должна была производить Копия. Несмотря на экономическую и культурную отсталость остальной Джебинозы, в столице имеется медицинский центр, пси-школа, университет, музей декоративного искусства ванеков, огромная спортивная арена.

Кабинет де Блуаза выходил на северные кварталы Копии, обращаясь передним углом к изящному шпилю, отмечавшему университетский городок. По полу, переплетаясь, вились нежно-лиловые и желтоватые стебли нолеветолской травы дэн, образуя мягкий пушистый живой ковер; по трем углам стен ползли экзотические растения, четвертый угол целиком занял гигантский письменный стол со столешницей, изготовленной из прочного несгораемого дерева маратек.

За письменным столом восседал де Блуаз. Перед ним на видных местах стояли голографические изображения жены и детей, но взгляд его был устремлен на последнего посетителя из длинной утренней процессии просителей и визитеров.

Хенро Винтерман, глава одного из крупнейших в секторе торговых синдикатов, не соответствовал представлению де Блуаза о торговце. Торговцы должны быть свиноподобными, эндоморфными, а этот тощий, как волк. Да еще несколько высокомерный. Хотя в напыщенных манерах проглядывает и льстивая угодливость. Группа Винтермана вместе с аналогичными объединениями образовала в деловом секторальном сообществе прочную базу поддержки де Блуаза. На первых порах существенно помогала ему продвигаться на видное место в межзвездной политике, но далее он обходился без нее. И поэтому в данный момент Винтерман был не совсем уверен в собственном праве на дружеское общение со столь высокопоставленным представителем движения Перестройщиков.

– Кажется, мои коллеги начинают немножечко терять терпение, сэр, – заявил он, мастерски сочетая дерзость с почтением. – Мы вас долгие годы активно поддерживали, ничего взамен не получая. Сектор по-прежнему барахтается в экономической трясине, а, скажу вам со всей прямотой, никто из нас не молодеет, сэр.

– Ну и что? – абсолютно нейтральным тоном спросил де Блуаз, подняв брови.

Предлагая поддержку во время его первой кампании за представительство в Федерации в качестве Перестройщика, торговцы намекали на определенные экономические интересы. С тех пор прошло чуть меньше двух стандартных декад, и кое-кто из коммерсантов, видно, подумывает, что по счетам давно пора платить. Де Блуаза до бешенства раздражало, что Винтерману хватает наглости так с ним разговаривать, однако он сдержался, ограничившись односложным неопределенным ответом. Не пришло еще время открыто выплескивать на него злобу, но оно близится, близится. А пока не наступит, не следует подрывать опору собственной власти.

– Ну, – протянул Винтерман, уяснив, что собеседник ждет продолжения, – нас с коллегами весьма заботит исконная экономическая целостность нашего сектора.

Де Блуаз не удержался от улыбки. Исконная экономическая целостность! Гениальное выражение. Ничего фактически не означает, но обладает бесконечной гибкостью. По дороге наверх он сам не раз пользовался подобными фразами и лозунгами, незаменимыми для постановки заковыристых политических вопросов.

Приняв улыбку за поощрение, Винтерман поспешно продолжил:

– Мы знаем, что движение Перестройщиков симпатизирует нашим целям по искоренению в секторе посторонних экономических интересов и окажет необходимую нам поддержку, когда возьмет верх в Федеральном Собрании. Но экономика сектора действительно переживает определенный упадок, и нас интересует, скоро ли…

– Скоро, Хенро, – заверил де Блуаз с чистосердечной уверенностью и самой лучшей рекламной улыбкой.

Однако под улыбкой скалились зубы. Он видел в торговце скользкого, алчного, жадного до денег паразита, безошибочно понимая, что именно Винтерман вместе с другими членами торгового синдиката имеет в виду под «исконной экономической целостностью сектора». Им требуется монополия на ввоз и вывоз товаров. Никто из них не обладает ни опытом, ни талантом для достижения этой цели собственными или коллективными силами. Поэтому они ждут небольшой принудительной помощи от Федерации. Но Устав Ла Нага запрещает любое вмешательство Федерации в экономику. Отсюда их поддержка де Блуаза и Перестройщиков. Поистине странноватые компаньоны.

Де Блуаз, не умолкая, поднялся и ловко выпроводил Винтермана из кабинета. Держа его за плечо, заверил в глубокой симпатии, внимании к возникшим проблемам, твердой решимости сделать все возможное, как только перед движением откроется прямой путь к изменению Устава. И не забыл особенно подчеркнуть, что такой день настанет исключительно при поддержке образцовых граждан вроде Хенро Винтермана и его коллег-коммерсантов.

Когда дверь приемной закрылась за последним посетителем, де Блуаз вопросительно взглянул на секретаршу.

– Вы закончили раньше, чем предусмотрено расписанием, сэр, – сказала она, разгадав его взгляд. – Репортер ожидается только в пять минут одиннадцатого.

Он кивнул и вернулся к себе. Обождал с безрадостной улыбкой, пока кресло примет положение, соответствующее развалившейся позе. Никогда не перестаешь удивляться, какую огромную роль в политике играет алчность. Слава Ядру, это к нему никак не относится.

Для многих поколений имя де Блуаза было на Джебинозе синонимом богатства. Его личного состояния с лихвой хватило бы на две жизни.

Нет, у Элсона де Блуаза имеются более важные цели, чем деньги, хотя это вовсе не означает, будто, получив в руки власть после успешного завершения плана Хааса, он не выполнит обещания помочь шайке Винтермана. С радостью – с большой радостью – поможет накинуть удавку на торговлю в секторе.

И вскоре, как только Перестройщики неизбежно овладеют береговым плацдармом и прочно возьмут в свои руки контроль над перестроенной Федерацией, торговый картель Джебинозы вместе с ему подобными окажется под прямым наблюдением новой власти. Реальное управление человеческим сектором освоенного космоса перейдет в достойные руки – в руки нового президента Федерации Элсона де Блуаза.

Бороться ради денег? Ни за что! Каков же тогда его стимул? Де Блуаз разработал множество разнообразных тактических подходов к этому вопросу. Почти все практически честные. Однако со временем любой оправдательный довод рушится, и проглядывает неопровержимая правда: богатый влиятельный человек занимается политикой по одной-единственной причине – ради власти. Представители низших классов тоже стремятся в политику, мечтая о власти, но к этой мечте часто примешиваются соображения престижа и финансовых выгод, столь часто сопутствующих официальным постам. А у того, кто с самого начала носит громкое имя и располагает деньгами, власть становится единственной целью.

Желание держать в своей власти жизнь других людей не обязательно дурно, если обретенная власть употребляется с определенными благими целями. Де Блуаз так часто это себе повторял, что теперь сам поверил. Его нисколько не смущало возможное несогласие многих людей с его мнением о человеческой расе. Он опровергнет их взгляды, наглядно продемонстрировав в конечном счете, что все сделано для их же собственной пользы.

Отвлекаясь от глубокого анализа нравственной подоплеки дела всей его жизни, он остановил взгляд на голографических портретах жены и детей на письменном столе.

Слева дочь – хорошенькая брюнетка со слегка диковатыми склонностями, своевременно пресеченными. О членах его семьи не должна идти дурная слава.

В центре жена, Рона. Тоже брюнетка, хотя сейчас весит значительно больше, чем в то время, когда сделан снимок. По настоянию де Блуаза они ограничились двумя отпрысками – того и другого пола. Вышел идеально сбалансированный семейный портрет. Рона была старшей дочерью в другом богатом джебинозском семействе, так что на свадьбе сочетались не только два человека, но и два состояния. Впрочем, они лишь назывались мужем и женой. Ночью спали в разных спальнях, днем вели отдельную жизнь, будучи женатыми лишь на общественных мероприятиях и на глазах у публики. Обоих подобное положение абсолютно устраивало.

Рону он никогда не любил. Одно время надеялся полюбить, но с ускорением подъема по политической лестнице пропасть между публичным и частным де Блуазом постоянно расширялась. Он понял, что предпочитает публичную роль, которую в присутствии Роны не сумел бы играть с подобающей убедительностью. Она с детства знала его вместе со всеми страхами, фантазиями, недостатками. В ее глазах он никогда не был блистательным публичным де Блуазом и поэтому сторонился жены.

С третьего портрета крупным планом смотрело знакомое лицо сына, Элсона III. Элс его гордость – в четырнадцать лет председатель классного совета, активный член Клуба Юных Перестройщиков. Де Блуаз поощрял его деятельность, считая свой собственный опыт в юношеские годы бесценным. Будучи старостой класса, председателем комитета, учишься обращаться с людьми, привлекать их к проектам, заставлять работать на себя.

При мысли, что через год сын поступит в университет, на де Блуаза нахлынул поток воспоминаний. Он никогда не собирался заниматься политикой, видя перед собой долгую жизнь в полной праздности и несметном богатстве. Однако в студенческие годы в нем вспыхнула какая-то искра. Отчего – теперь точно не вспомнишь. Может быть, кто-то из профессоров, сочувствующих Перестройщикам, с героической откровенностью критикующим Федерацию, целый семестр старался склонить пытливые умы молодежи к их точке зрения. Возможно, юный Элсон де Блуаз увидел в философии политической интервенции путь к власти.

Вскоре после завершения образования он вступил в сферу политики, но не в качестве Перестройщика. В то время философия Перестройщиков считалась на Джебинозе неподобающей для политиков нижнего эшелона.

Имя и положение обеспечили ему теплый прием во внутренних кругах местной административной машины, где он быстро распознал главные поршни и шестеренки. Завязал полезные связи, отстаивал справедливость, выступая по ключевым проблемам, и, наконец, получил в свои руки достаточно рычагов для выдвижения кандидатуры в Сенат Джебинозы.

Произнося еще первую речь перед августейшим собранием, он планировал следующие шаги, которые приведут его в Центр Федерации. Джебиноза в то время не полностью встала на сторону Перестройщиков, как и на любую другую, если на то пошло. Планета, расположенная поблизости от нескольких крупнейших торговых путей, почти не занималась торговлей. Она практически ничего никому не могла предложить: ни медикаментов, ни техники, ни химической продукции, одни проклятые ванекские поделки. Годовой товарооборот обеспечивал единственный грузовой корабль.

Поэтому торговцы редко заглядывали на Джебинозу. Этот факт во многом определял жизнь на планете. Но в сочетании с замедлением денежного обращения и неуклонным экономическим спадом этот жизненный факт обладал колоссальным потенциалом политической проблемы межзвездного масштаба. Чтобы превратить его в подобную проблему, пришлось здорово поработать ногами и прибегнуть к старому способу «переворота с ног на голову», по выражению его советников и консультантов.

Вот как было дело. Каждому, хотя бы смутно знакомому с Джебинозой и элементарной экономикой, было очевидно, что крупные торговцы туда не заглядывают потому, что на планете существует простая аграрная экономика, которой нечем торговать. Для создания серьезной политической проблемы надо попросту перевернуть ситуацию: убогая аграрная экономика сложилась на Джебинозе потому, что торговцы туда не заглядывают. Если б они заезжали, завязывали деловые отношения, планета переживала бы промышленный и экономический бум. Вот почему ей требуется представитель-перестройщик в Центре Федерации!

Сразу это толпе, разумеется, не втолкуешь. Придется потратить несколько лет, готовя почву в средствах массовой информации, повторяя в ответ на любой вопрос об экономике Джебинозы что-нибудь вроде «функциональных торговых санкций», твердя эти слова до тех пор, пока их не подхватят другие. После многократного повторения они будут считаться неоспоримой истиной. А когда толпа усвоит эту аморфную фразу, то без труда скушает и «переворот с ног на голову».

Должным образом поставленная проблема со временем приведет его в межзвездную политику. А пока не заложен надежный фундамент, надо заняться местными делами, постоянно мелькая на публике.

И тут некий мелкий официальный чиновник упомянул о чрезмерной дискриминации ванеков в сельских районах их проживания. Де Блуаз вместе с прочими Перестройщиками в джебинозском Сенате ухватится за это, и вскоре через законодательные инстанции начал продвигаться Закон о равноправии ванеков. Элсон де Блуаз, как никто другой, ставил свое политическое будущее в зависимость от этого билля, объехав всю планету с выступлениями в его поддержку. Если закон пройдет, де Блуаз мигом станет светлоголовым политическим вундеркиндом и немедленно выдвинет сфабрикованную торговую проблему в качестве обоснования своих претензий на место представителя Джебинозы в Федеральном Собрании. Если столкнется с препятствиями, будет отброшен назад на пять – десять лет.

Препятствие возникло.

После чего без всякого приглашения явился Кандо Проска.

С тех пор де Блуаз не мог спать спокойно на Джебинозе.

– К вам репортер, сэр, – объявил в пустоте голос секретарши.

Он встряхнулся, вернувшись к реальности, и перешел из полулежачего в сидячее положение.

– Впустите его.

Неприметный мужчина среднего сложения с темно-песочными волосами и щурившимися в ярком естественном освещении кабинета глазами шагнул в дверь, протянул руку:

– Добрый день, сэр. Я – Лоренс Изли из межзвездной службы новостей «Рисден». Вы оказали мне большую честь, согласившись на встречу.

12. ИЗЛИ

Документы, представлявшие Лоренса Изли репортером службы новостей, были самыми лучшими, какие можно купить за деньги. Роль выгодная, позволяет везде совать нос, задавать провокационные вопросы. Всего за один местный день она ему обеспечила интервью с самим де Блуазом – любому политику нелегко отказаться от бесплатного появления в межзвездных средствах массовой информации.

По пути с Рагны он изучил и проанализировал все имевшиеся материалы, освободив себе остаток дня. Данцер был недалеко, поэтому Ларри взял напрокат маленький флитер, чтобы быстренько смотаться в городок. По словам Джо, там погиб ее отец, хочется просто взглянуть на место происшествия… ради нее.

И ради себя. Он подошел к делу Финча-младшего, отчасти связанному с нынешним путешествием на Джебинозу, как к типичному случаю исчезновения человека. При этом он обычно разведывал о пропавшем все возможное, прежде чем работать ногами, предпочитая перед охотой хорошо изучить добычу. С Младшим это оказалось подозрительно легко.

Отправной точкой стали старые голографические видеозаписи из семейной библиотеки Финчей. Не слишком многочисленные. Похоже, никто из членов семейства не жаждал неподвижно сидеть перед камерами. Удалось отыскать одну длинную запись, снятую вроде бы на семейном пикнике вскоре после гибели деда и бабки Джо при крушении флитера. Сначала на сферическом мониторе возник лес, травянистые бугры, пруд, вскоре появилось изображение Финча-младшего, сидевшего под деревом с примостившейся у него на коленях пяти– или шестилетней Джозефиной. Они позировали перед камерой, демонстрируя ошеломляющее родственное сходство, тем более что волосы Джо тогда были светлее.

Изли перевел взгляд с девочки, которая выросла и стала его возлюбленной, на Младшего. Казалось, будто он видит слегка искаженное изображение взрослой Джозефины, подмечая сходство в строении фигуры, чертах лица, манерах. На экран выливалась звездная россыпь неуловимо похожих деталей: даже посреди пасторального пейзажа под внешним спокойствием Младшего бурлила бесшабашная сила, вечно толкающая на поиски новых путей, страстный необъяснимый порыв, столь типичный для нынешней хорошо ему знакомой Джо.

Но только когда камера сдвинулась вправо и Младший оказался на самом краю визуального поля, невероятное сходство между Джо и отцом потрясло Ларри в полную силу. Младший стоял, прислонившись к дереву, сложив на груди руки, глядя в пустоту, явно мысленно улетев с семейного пикника за световые годы. Это было поразительно, ибо Ларри сотни – тысячи! – раз заставал Джо точно в такой же позе, глядевшую в пустое пространство, погруженную в собственный мир.

Нашлись и другие записи, которые он внимательно просматривал по дороге на Джебинозу, наблюдая за каждым движением Младшего, чувствуя что-то необычайно привлекательное в его спокойной сосредоточенности. Изли все больше им увлекался, восхищался, очаровывался, преследуемый тенью мужчины, с которым никогда не встречался, но которого словно знал почти всю свою жизнь.

Это его беспокоило, а трагическая жизнь Младшего огорчала и озадачивала. Что заставило взрослого человека бросить высокий пост в такой уважаемой фирме, как КАМБ, ежедневно решающей интересные сложнейшие проблемы, и отправиться в гиблое пустое место – на Джебинозу?

Он улыбнулся мелькнувшей в голове мысли: может быть, то же самое, что заставило девятнадцатилетнюю девочку отказаться от легкой жизни в роскоши, чтобы единолично бросить вызов совету директоров КАМБа и заодно всем условностям внешних миров. Тут сразу стало ясно, почему Финч-младший так ему близок: при всем обожании и преклонении перед дедом, Джо скроена по образу и подобию его сына.

И вот он летит к месту гибели этого самого сына, ее отца. Она назвала три фамилии: Билл Джефферс, Марвин Хебер и ванек по имени Рмрл или что-то вроде того. Первого будет легко отыскать, если он до сих пор остается хозяином универмага.

С первого захода Ларри пролетел мимо Данцера, сделал круг и проследовал над земляной дорогой назад к центру города. Имя Джефферса по-прежнему красовалось на вывеске над входом в магазин, поэтому он решил первым делом туда заглянуть.

Хозяина в данный момент на месте не было, но чисто выбритый крупный, плотный молодой человек, оказавшийся его сыном, спросил, чем он может помочь.

– Я ищу Марвина Хебера, – сказал Изли. – Не знаете, где его можно найти?

– Он умер. Где-то прошлой весной.

– Ох, как жаль это слышать…

– Вы его друг?

– Да нет, собственно. Друг родственницы одного его старого друга… Вы понимаете, кого я имею в виду.

Юный Джефферс кивнул.

– Хотел заскочить, поздороваться, разузнать, как он поживает. Ну что ж…

Он вышел на дощатый тротуар. На улице было жарко, сухо, порывы ветра швыряли пыль в лицо. Изли дважды чихнул. Трудно поверить, что люди еще так живут!

Оставалось достаточно времени на поиски того самого Рмрла. Джо говорила, что племя ванеков установило нечто вроде постоянного дежурства в переулке рядом с заведением Джефферса – единственном месте, где можно наверняка найти какого-нибудь ванека в любое время дня.

В том числе и сегодня. Изли завернул за угол магазина, где в центре неровного круга, выложенного из камней, сидел одинокий нищий ванек, скрестив ноги, мыча и позвякивая монетами в потрескавшейся глиняной чашке.

– Колесо в колесе, бендрет, – пропел он, когда Ларри приблизился к кругу.

– Конечно, – ответил тот и остановился, почти коснувшись камней носками ботинок. – Можно с тобой минуточку поговорить?

– Говори, бендрет.

Изли присел на корточки, глядя на нищего. Из-под нависших век на него уставились расширенные от долгого сидения в тенистом переулке зрачки, которые, впрочем, как бы фокусировались на чем-то другом, невидимом для них обоих. Синеватая кожа лица морщинистая, запыленная. Старый ванек.

– Хочу спросить о Финче-младшем, – тихо сказал он, оглянувшись вокруг, чтобы удостовериться, что они с нищим одни в переулке.

Рот ванека скривился в неудачном подобии человеческой улыбки.

– Он был нашим другом.

– Но его убили. Улыбка не исчезла.

– Колесо в колесе, бендрет.

– Кто его убил?

– Мы.

– Почему?

– Он был нашим другом. Терпение подходило к концу.

– Зачем вы убили человека, бывшего, по твоим словам, вашим другом?

– Он был другой.

– В каком смысле?

– Колесо в колесе, бендрет.

– Ничего не пойму, черт возьми! – повысил Изли голос. – Ты утверждаешь, что вы его убили. Просто объясни почему.

– Он был нашим другом.

– Но никто никого не убивает за то, что он друг!

– Колесо в колесе, бендрет.

Ларри глухо застонал и быстро поднялся на ноги. Если бы он поверил, что нищий сознательно уклоняется от ответа, то понял бы и смирился с этим. Но видимо, таков привычный ход мыслей ванеков.

Или нет?

– Знаешь Рмрла? – отрывисто спросил он. Зрачки ванека заметно расширились, и он на

секунду действительно посмотрел на собеседника, а не мимо него.

– Мы все знаем Рмрла, – ответил он.

– Где он сейчас?

– Среди нас. – Взгляд вновь устремился неизвестно куда.

– Как мне его найти?

– Колесо в колесе, бендрет, – сказал нищий, встряхнув чашку с альмами.

Изли зарычал и ушел, не дав ему ни единой монеты. Как можно было надеяться получить хоть какую-то внятную информацию от представителя полугибридной инопланетной расы, убившей старавшегося им помочь человека, а потом устроившей нечто вроде священной гробницы на месте убийства? Вся эта поездка – пустая трата времени. Даже пейзажами не полюбуешься.

Первую половину следующего утра он посвятил подготовке к встрече с де Блуазом. Обязательная прелюдия к следственным действиям: почуять человека. Для чего нужен личный контакт. Изли задался целью найти какие-нибудь – любые – свидетельства против де Блуаза. Джо дорого бы заплатила за это.

Он чуть пораньше явился в родной плюшевый офис секторального представителя де Блуаза, наблюдая за секретаршей, пока та не махнула ему на дверь в кабинет.

Де Блуаз, стоя, ждал его за письменным столом. Он оказался тяжелее, чем ожидалось, – должно быть, прежде мускулистый, склонялся теперь к пухлости, – но темные волосы с седыми висками выглядели знакомо, вместе с застывшей на губах сердечной улыбкой.

Ларри инстинктивно не поверил приятному дружелюбному экстерьеру: следствие показало без всяких сомнений, что под ним скрываются алмазно-твердые амбиции.

– Итак, мистер Изли, – сказал де Блуаз после обмена рукопожатиями, – что вы думаете о нашей прекрасной планете?

– Очень милая планета, – соврал тот, сев в указанное кресло.

– Хорошо. Чем могу вам помочь?

– «Рисден» готовит серию репортажей об отношениях между людьми и инопланетянами, а здесь, на Джебинозе, с ванеками, они, конечно, самые тесные.

Де Блуаз кивнул:

– Необходимо помнить, что ванеки не совсем чужие – в них человек смешан с инопланетянином. Впрочем, ясно, что для подобной серии они представляют первостепенный интерес. Ну а я тут при чем, разрешите спросить?

– Вы были одним из главных сторонников Закона о равноправии ванеков, не так ли?

Де Блуаз наклонил голову.

– Поэтому стали ведущей фигурой в отношениях землян с ванеками, и ваши архивы оказали бы мне неоценимую помощь. Нельзя ли получить к ним доступ?

Де Блуаз призадумался: открывается верный шанс на массу положительных отзывов в прессе.

– Могу предоставить выборочный доступ. Вы наверняка понимаете, что весь архив я вам не открою.

– Конечно. Как сочтете нужным. Однако с проблемой отношений между людьми и ванеками связана и другая выдающаяся личность – Джозеф Финч-младший, если не ошибаюсь?

Взгляд де Блуаза чуть заметно похолодел при упоминании имени Младшего.

– К сожалению, я его совсем не знаю. Никогда не встречался.

– Но после его смерти вы произнесли весьма страстную речь в его честь в связи с Законом о равноправии. Я слышал запись… очень трогательно, даже через семнадцать лет.

– Спасибо, – поблагодарил де Блуаз с бледной улыбкой. – Не обязательно быть с ним лично знакомым, чтобы принять его смерть близко к сердцу. Я знал, что он пытался сделать: хотел уравнять в правах тех, кому посчастливилось меньше его, хотел пробудить в ванеках какое-то чувство собственного достоинства, рисковал ради братьев по разуму. Прекрасно его понимаю и могу поспорить – будь он сегодня жив, стал бы самым активным членом движения Перестройщиков.

Ларри чуть не поперхнулся, но сумел сохранить на лице серьезное, внимательное выражение.

– А как насчет Закона о равноправии, сэр? Прошел бы он, если бы мистер Финч остался в живых?

– Безусловно. Возможно, не с таким красноречивым единодушием, но Закон был бы принят. Пришло его время. Кстати, этот билль был предложен еще до прибытия Финча на Джебинозу.

– А вы благодаря репутации, приобретенной с принятием Закона о равноправии, успешно боролись за место планетарного представителя в Центре Федерации, правильно?

Де Блуаз помолчал, пристально разглядывая интервьюера.

– Мы обсуждаем отношения между людьми и инопланетянами или мою политическую карьеру?

– Вам не кажется, что эти вопросы частично взаимосвязаны?

– Частично.

Де Блуазу не особенно нравились манеры этого писаки Изли. Он себя чувствовал как бы под микроскопом. Надо как следует его проверить, прежде чем подпускать близко к архивам.

Он не сразу расслышал гудок интеркома и раздраженно рявкнул:

– Кажется, я сказал, чтобы меня пока не беспокоили!..

– Извините, сэр, – залепетала секретарша. – Пришел мистер Проска и немедленно хочет вас видеть…

Сторонний наблюдатель ничего не заметил бы. Но опытный сыщик мигом уловил несколько предательских признаков и полностью сосредоточил внимание на де Блуазе.

Тот был страшно испуган. При упоминании фамилии Проска окаменел всем телом, кожа чуть побелела, губы чуть дрогнули. На взгляд изощренного наблюдателя, Элсон де Блуаз испытывал отчаянный страх. Однако заговорил абсолютно спокойным тоном.

– Передайте, что я приму его через минуту, – сказал он и снова обратился к Изли: – Мне очень жаль, но только что возникло срочное дело. Боюсь, нам придется прервать интервью. Я через несколько дней еду в Центр Федерации, вернусь где-нибудь через стандартный месяц. Обратитесь, пожалуйста, к моей секретарше, запишитесь на другое время.

– А как же архив… – начал Ларри.

– Отложим на месяц. – Де Блуаз поднялся. – В данный момент прошу меня извинить.

Изли пробормотал «спасибо» и удалился в горьком разочаровании – архивные досье жизненно необходимы для расследования. Вновь оказавшись в приемной, увидел, кроме секретарши, еще одного человека – маленького болезненного лысеющего мужчину, который сидел, сложив на коленях руки, и поднялся, когда Изли вышел из кабинета. Он был готов причислить коротышку к категории робких ничтожеств, пока на ходу не поймал его взгляд. В нем не было даже намека на робость – ни на любовь, ни на страх, ни на ненависть, ни на милосердие, кстати сказать.

Это, без всяких сомнений, и есть мистер Проска, вселивший такой ужас в сердце могучего, влиятельного, неуязвимого секторального представителя Элсона де Блуаза. Изли вдруг ясно понял, что Проска обладает какой-то властью над де Блуазом. Очень полезно было бы выяснить, в чем она заключается.

– Прошу прощения, – сказал он секретарше, когда дверь кабинета закрылась за посетителем. – Это, случайно, не Гарольд Проска?

Секретарша улыбнулась:

– Нет. Это Кандо Проска. Наверно, вы имеете в виду его брата.

– А у него есть брат?

– Не могу сказать, – пожала она плечами. – По-моему, он старый друг мистера де Блуаза. То и дело заходит. Но фактически мне о нем ничего не известно.

– Должно быть, я его с кем-то спутал, – пробормотал Ларри и выскользнул из приемной.

Старый друг? – думал он, шагая по коридору к спускному желобу, падая вниз со скоростью один километр в час, пока не мелькнула табличка нижнего этажа. Ухватился за поручни, выпрыгнул из желоба в вестибюль. Ни один старый друг никогда меня так не путал!

Обдумывая свой следующий шаг под лучами полуденного солнца, Изли вдруг припомнил, что находится в Перестроечном мире. А во всех мирах, вставших на сторону Перестройщиков, принято создавать так называемые Информационные Центры – централизованные банки данных, где хранится жизненно важная статистическая информация обо всех уроженцах и постоянных жителях. Сюда входит, как правило, дата и место рождения, имена и фамилии родителей, образование, стаж работы, нынешнее место жительства и прочее.

Он махнул такси-флитеру и направился к муниципальному комплексу Копии, праздно мечтая, как было бы замечательно открыть такие Центры на каждой планете. Насколько это облегчило б жизнь представителям его профессии! Впрочем, с мечтой пришлось навсегда распрощаться, сообразив, что данные сыщиков тоже были бы зарегистрированы.

Информационные Центры – естественное детище философии Перестройщиков, которые рассматривают человечество как массу и соответственно с ним обращаются. В результате правительство в Перестроечном мире было в высшей степени централизованным и старалось привести свои действия в соответствие общему коллективному знаменателю. Для определения этого общего знаменателя – «чтобы лучше служить общественным интересам», по его выражению, – руководство должно знать о членах упомянутого общества буквально все.

Отсюда Информационные Центры. Поскольку все люди – братья, каждый имеет доступ к данным. Так выглядит Перестроечный вариант поистине «открытого» общества.

Впрочем, личности вроде Ларри Изли, Джозефины Финч, старика Пита ставили перед теорией Перестройщиков заковыристую проблему: порой сознательно, чаще подсознательно не желали вставать под общий знаменатель, постоянно высовывали голову из толпы. Они считали братство симпатичной идеей, но не верили, что его следует насаждать с помощью официальных законов. И не переставали удивляться, сколько дерьма способны скушать люди, если оно преподносится под достаточно густым слоем сахара.

Флитер высадил его перед комплексом зданий в абстрактном неоготическом стиле, где располагались муниципальные учреждения Копии. Здесь он уже без труда отыскал Информационный Центр. Скользнув в пустую кабинку, набрал имя и фамилию Кандо Проски. Если маленький человечек родился на Джебинозе, то обязательно зарегистрирован. Если иммигрант, все равно есть хорошие шансы его отыскать.

На экране вспыхнул единственный идентификационный номер. Изли его набрал, надеясь на лучшее.