Текст книги "Будь моей навсегда"

Автор книги: Фрэнсин Паскаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

12

Ее длинные светлые волосы были первым, что увидел Тодд, когда на следующее утро он приблизился к школьной раздевалке. Перетянутые резинкой, эти волосы настолько были похожи на волосы Элизабет, что на какое-то мгновение Тодд подумал: его мольбы услышаны, и она с утра явилась в школу, словно ничего и не происходило.

Однако в реальной жизни подобных чудес не случается. Тодд понял это, как только девушка повернулась. Это была Джессика, выглядевшая так, словно она не спала несколько лет. Она не потрудилась привести в порядок свои волосы, а просто стянула их в нетипичный для себя «конский хвост».

— Я удивлен, что вижу тебя здесь, – сказал Тодд.

— Полагаю, я могла бы сказать то же самое и о тебе, – ответила Джессика. – Это была идея родителей. Они говорят, что я никому не принесу пользы, если буду целый день с унылой физиономией слоняться по дому.

— Что ж, твои родители правы, – встряла Кара Уокер, только что подошедшая к ним. – Я полагаю, что у тебя еще нет никаких новостей.

Джессика покачала головой:

— Никаких... а теперь вот папа говорит, что он подозревает, будто полиция и не будет пытаться сделать что-то еще. Они считают, что Лиз просто сбежала.

— Это смешно! – воскликнул Тодд. – Она никогда в жизни не сделала бы такого!

— Вот и скажи это полицейским! – с горечью ответила Джессика. – Они говорят, что если бы ее похитили, то к этому времени уже пришла бы записка о выкупе. Мы хотим нанять частного сыщика.

— Они должны продолжать поиски, – дрогнувшим голосом сказал Тодд. – Они просто обязаны найти ее. Или нам придется ее найти.

И он в бешенстве пнул ногой в ближайший к нему шкафчик.

— Может быть, вместо этого вам следовало бы поискать Макса Делона, – сказала Лила Фаулер, которая подошла к толпе, уже начинавшей собираться вокруг Джессики и Тодда. – Готова поспорить, что ему известно куда больше, чем он пока что рассказал.

— Как ты можешь быть настолько уверенной в этом? – спросил ее Тодд.

— Ну это же очевидно, Тодд, – заявила Лила. – Этого парня схватили с поличным прямо в ее машине. И ты еще мне будешь говорить, что он невиновен!

—Но он же ничего не сделал, Лила, – вмешалась Джессика.

—Ну если он так невинен, то почему же его родители не позволяют ему ни с кем говорить? – с вызовом спросила Лила.

— А если он виновен, то почему же полиция отпустила его? – высказался в защиту Макса и Тодд, но в его голосе слышалась легкая нотка неуверенности.

— Вот смотрите: в субботу вечером Макс на несколько часов украдкой выбрался из своего дома, так? В то же самое время, когда исчезла Лиз. Я вот как себе это представляю: он схватил ее, когда она выходила из больницы, увез ее куда-то, а попозже вернулся, чтобы забрать ее машину. Ему просто фантастически повезло, что он сумел отделаться от полицейских. – Лила многозначительно посмотрела на Тодда. – Я думаю, если уж ты хочешь найти свою подружку, ты просто обязан поговорить с ним «по душам».

— Лила, с каких это пор ты стала такой большой специалисткой по Максу? – выпалила Джессика. – Все в нашей школе любят мою сестру. И никто здесь не сделал бы ничего, что могло бы повредить ей. Ни Макс, ни кто-либо другой. Для этого нужен какой-нибудь... какой-нибудь маньяк...

Ее лицо сморщилось, и из глаз хлынул поток слез. Шагнув к Джессике, Тодд крепко обнял ее.

–     Ну-ну, Джес, успокойся. Все будет хорошо. Но сам он не был в этом так уж уверен. Лила заронила в его сознание новые семена сомнения. А что, собственно, заставляет Джессику и ее брата Стивена быть настолько уверенным, что Максу ничего не известно? В любом случае хуже не будет, если поговорить с ним. Самое страшное, что может быть, – они окажутся ничуть не ближе к разгадке, чем сейчас.

А Макс в этот момент был как раз на пути в школу. Он сидел на месте для пассажира в седане своей матери. После освобождения из полиции он, по сути дела, стал пленником в собственном доме, все время был под неусыпным надзором родителей. Они дали ему понять, что, покинув дом без разрешения, он в последний раз предал их доверие. Его арест и смутил их, и глубоко обидел, так что хотя они и были уверены, что он не имеет никакого отношения к похищению этой Уэйкфилд, они полностью ограничили его свободу. Единственным местом, куда ему дозволялось уходить из дома, была школа.

И в итоге поход в школу в этот день мог бы стать для него едва ли не удовольствием, если бы... если бы не экзамен у мистера Коллинза. Он провел все воскресенье в уединении цокольного этажа, пытаясь изучить «Отелло», и к сумеркам ему показалось, что он наконец-то усек то, что хотел сказать Шекспир. Однако он мало верил в свою способность внятно выразить свои открытия мистеру Коллинзу. Он предполагал, что после этого экзамена ему придется прямиком направиться в канцелярию оформлять документы для занятий в летней школе.

Макс был настолько поглощен мыслями о предстоящем ему тяжелом испытании, что совсем не был готов к приему, оказанному ему при входе на первый же урок. Известие об Элизабет распространилось быстро, а вместе с ним, разумеется, и новость об аресте Макса. Мнения класса по поводу его виновности, казалось, разделились, и в итоге примерно половина его одноклассников взирали на него как на некое неисправимое существо, тогда как другая половина смотрела на товарища с едва скрываемой жалостью. Но Максу категорически не нравилось ни в каком отношении быть центром внимания. Одно дело, когда сам жаждешь этого внимания, выступая на сцене с ансамблем «Друиды», и совсем другое, когда за таким вниманием стоит клеймо преступника.

К тому времени, когда Макс дотерпел до последнего урока, до английского языка у мистера Коллинза, ему уже хотелось только одного – разделаться с этим экзаменом и поскорее возвратиться в заточение собственного дома. Он никогда особенно не наслаждался временем, проводимым в школе, но этот день нельзя было сравнить ни с одним другим. Всюду, куда бы он ни направлялся, ему приходилось наталкиваться на холодные взоры тех, кто уже обвинил его в злодейском похищении Элизабет Уэйкфилд. Похоже было на то, что в ближайшее время он станет вариантом Джека-потрошителя при школе Ласковой Долины.

Вскоре, после того как Макс занял свое место, в класс вошел мистер Коллинз. Исчезновение Элизабет потрясло его: она была одной из его любимых учениц, равно как и одним из самых самоотверженных людей, с которыми он сталкивался за всю свою преподавательскую карьеру. И в этот день лицо его было полно беспокойства. Под его обычно сверкающими веселыми глазами пролегли черные тени. А новые тревожные морщинки сделали его лицо старым и изможденным. Без особого энтузиазма он положил свой «дипломат» на письменный стол, достал из него экзаменационные листы и выложил их перед собой.

Но прежде чем раздать их, он посмотрел на четвертое место в последнем ряду и сказал:

— Макс, могу я на тебя взглянуть? В голосе мистера Коллинза не содержалось ни малейшего намека на гнев или упрек, и тем не менее просто одно то, что его выделили, заставило Макса съежиться от страха. Ему оставалось лишь предположить, что и мистер Коллинз решил добавить свое имя к растущему списку тех, кто стремился расправиться с ним.

Однако Макс уже был готов стойко принять это. Полный решимости не проявлять никаких эмоций, он подошел к столу учителя с высоко поднятой головой.

— Чем я могу быть вам полезен? – с достоинством спросил он.

Мистер Коллинз, потянув Макса в уголок, подчеркнуто тихо сказал ему:

— Я удивлен, что вижу тебя здесь. Макс почувствовал, что хрупкая оболочка его спокойствия начинает давал, трещины.

— А где, по-вашему, я должен быть? В тюрьме?

Мистер Коллинз посмотрел на него с обидой.

— Макс, это совсем неуместный ответ. Как бы там ни было, я знаю, что ты не имеешь никакого отношения к похищению Лиз.

— Что ж... выходит, вы один такой.

—Макс, ты отлично знаешь, что я не один такой. И я понимаю, что за этот уик-энд тебе многое пришлось пережить. Я готов освободить тебя на сегодня от этого экзамена. Ты можешь сдать его попозже на этой неделе.

—Ни под каким видом! – выкрик Макса был слышен всему остальному классу. – Никто не будет называть меня лодырем, мистер Коллинз. Я желаю сдать экзамен сейчас!

— Ты уверен? – Скептически поднял бровь мистер Коллинз.

— Никаких особых одолжений! Я сдаю экзаен сейчас, – повторил Макс.

—Ну хорошо, хорошо. Если ты настаиваешь... Мистер Коллинз внимательно проследил, как Макс возвращается к своему месту, и принялся раздавать экзаменационные листы. А Макс тем временем мечтал, чтобы у него оказался подъемный кран, который вытянул бы из его головы вселившуюся туда глупость. О чем он думал? Мистер Коллинз только что предоставил ему бесценную возможность, о которой он молился, и как же он распорядился этой возможностью? Он просто отверг ее, чтобы, видите ли, насладиться своей гордостью! Что ж, и этот поступок Максу пришлось занести в длинный список своих исключительно глупых решений.

Но менять свою позицию было уже слишком поздно, поэтому он решил, что неплохо бы уже и подумать, как же ему выбраться из этой ситуации. И когда он первый раз взглянул на вопросы экзамена, в нем поднялось какое-то странное новое чувство. Ему в самом деле хотелось сделать это хорошо. Ас учетом всех тех часов, которые он провел за изучением материала, что-то из него, как понимал Макс, должно было просочиться в мозги. И единственное, что ему оставалось сделать, – доказать это.

В первом вопросе он должен был подобрать к цитатам нужных действующих лиц пьесы. Он методично прочитал список из десяти цитат и с огромным удовольствием почувствовал, что достаточно уверен в восьми из них. Ему надо было отгадать две оставшиеся, которых он не знал, но даже равные шансы, оказавшиеся в его распоряжении, были куда больше того, к чему он привык.

Другие вопросы, предполагавшие ответ «да» или «нет», были малость посложнее, однако Макс обнаружил, что знает пьесу достаточно хорошо, чтобы делать обоснованные догадки, что опять же было много лучше обычного для него процесса гадания на кофейной гуще.

К тому времени, когда Макс добрался до последних вопросов, где выбор вариантов ответа был довольно широким, он уже начинал чувствовать себя как рыба в воде. «А я ведь и взаправду понял эту чушь», – говорил он себе с чувством возрастающего изумления.

В первый раз на своей памяти он оказался не последним учеником в классе. Он, понятное дело, не был и первым, но, когда он поднял свою авторучку, написав ответ на последний вопрос, можно было спокойно посмотреть на мистера Коллинза и знаком показать ему, что дело сделано. Он был убежден, что выдержал экзамен, и если его предчувствие было верным, то, возможно, он даже мог бы вплотную приблизиться к пятерке. Макс чувствовал, что имеет полное право быть довольным собой. Он призвал к себе на помощь внутренний резерв, о существовании которого и не догадывался, заставив его работать на себя. И все это сделал он сам.

– А ну-ка стой, Делон! – заорал Тодд, появившийся позади Макса в коридоре. — Я хочу поговорить с тобой.

Макс развернулся, готовый дать решительный отпор. Но когда он увидел, кто это был, он сдержал свой гнев, накапливавшийся целый день.

— Слушай, Тодд, я очень сожалею о том, что случилось с Лиз, – искренне сказал он.

Макс прислонился к стене, давая дорогу проходящим мимо. Но его сочувствие совсем не интересовало Тодда.

— Я хочу сразу перейти к сути дела, – сказал он, придвигаясь вплотную к Максу. – Брат и сестра Лиз, похоже, считают тебя невиновным. И может быть, мне бы просто следовало взять и поверить им. Но ты ведь был в ее машине сразу же после ее исчезновения. И я, видишь ли, в чем-то почувствовал бы себя спокойнее, если бы ты объяснился.

— Послушай, Тодд, тут и объяснять-то нечего. Я не знаю, что стряслось с Лиз. Я не знаю, сбежал ли кто-нибудь с ней и чего ради. – Он горестно покачал головой. – Но мне, конечно, хотелось бы это знать, потому что из-за нее я влез в такие неприятности...

Это было все, что и требовалось услышать Тодду. Бросив па пол свои книжки, он сграбастал Макса за плечо, угрожая сбить его с ног.

— И у тебя еще хватает наглости обвинять Лиз в своих неприятностях! Это ведь она, вероятно, посоветовала тебе рыться в ее автомобиле в тот вечер, так, что ли?

Гнев в голосе Тодда возрастал с каждым словом, пока его шея не напряглась до предела от ярости, которую он пытался сдержать. Макс поднял руки, чтобы стряхнуть с плеч захват Тодда.

— Слушай, я просто беспокоился о ней. В точности так же, как и ты.

— Ты кончай эти свои глупые слезливые байки и расскажи мне всю правду! – закричал Тодд, на этот раз вцепляясь в воротник рубашки Макса. Он свирепо смотрел на паренька, который был пониже его. – Ведь должен же ты был видеть что-то! Какого-нибудь подозрительного типа. Хоть что-нибудь! И сейчас ты мне это расскажешь!

Макс слышал панический ужас в голосе Тодда.

— Да не знаю я ничего, – ответил он.

— Нет, ты мне расскажешь, даже если мне придется выбивать это из тебя!

— Я ничего не знаю! – стоял на своем Макс.

—Ты врешь, – в неверии пропыхтел Тодд. Выпустив рубашку Макса, он стремительным движением отвел назад правую руку и изо всех сил ударил Макса в подбородок.

Неожиданный удар взорвал Макса. Потерев ноющий от боли подбородок одной рукой, он поднял другую, чтобы нанести мощный ответный удар. Но этот удар так и не достиг цели. Максу пришлось отпрянуть, так как кто-то внезапно вклинился между ним и Тоддом.

Это была Джессика.

— А ну-ка перестаньте, оба! – закричала она, изо всех сил оттаскивая юношей друг от друга. – У вас нет никаких причин драться. Вы оба на одной стороне.

— А ты в это не лезь, Джессика, – сказал Тодд, все еще не сводя с Макса свирепого взора. – Это не твое дело.

— Нет, мое! – заявила она. — Я не хочу просто так стоять и наблюдать, как ты ищешь повода для драки с невинным пареньком. Это так непохоже на тебя, Тодд. Максу известно о Лиз ничуть не больше, чем тебе.

Макс с признательностью посмотрел на Джессику.

— Лиз вовсе не хотела бы быть поводом для подобного сражения, – продолжала она. – Тодд, ты ведь и сам знаешь, что это так.

Рука Тодда безвольно упала. Да, Джессика была права. Элизабет просто не могла видеть драк.

— А кроме того, Макс совершенно невиновен, – добавила Джессика.

— Откуда тебе это известно? – спросил Тодд.

— Потому что это лишено всякого смысла. Лиз говорила мне, какие у Макса были трудности по английскому языку... и еще говорила, как он был счастлив, что она помогает ему. Правильно, Макс?

— Ну да, Тодд, ты бы послушал, что она говорит. Это первые разумные слова, которые я от кого-либо здесь слышу за целый день.

— Итак, Тодд, – завершила Джессика свой довод, – с какой, черт подери, стати Максу понадобилось бы причинять вред той, которая собиралась помочь ему?

Тодд поразмышлял над словами Джессики. Что ж, возможно, он осуждал Макса несправедливо. В конце концов он ведь только намеревался поговорить с ним. Но его так занесло, что он даже не дал Максу возможности хоть что-то объяснить. Да, на сей раз Джессика была права: драка – это не его стиль. Отсутствие Элизабет явно невероятно сильно подействовало на него.

— Тодд, когда я отправился искать ее и нашел машину, я понял, что с ней случилось что-то плохое, – искренне сказал Макс. – Вот я и подумал, что в салоне, внутри, смогу найти что-нибудь, что дало бы мне какую-то нить к разгадке. Теперь-то я понимаю, что это был совершенно глупый поступок, и если бы мне довелось проделать это снова, то я бы, по всей вероятности, сначала обратился в полицию. Но все это правда. Я вам клянусь.

Тодд сделал глубокий вдох.

— Ладно, Макс. Извини. Думаю, мне ничего не остается, как поверить тебе.

От стыда щеки Тодда стали пунцово-красными. Да, негоже, если он станет изливать свой страх и бессилие на кого-то другого. От драки с Максом Элизабет вряд ли вернулась бы к ним.

— Тодд, Макс. – Джессика переводила взгляд с одного парня на другого. – Если уж мы хотим найти мою сестру, то должны все действовать заодно. Возможно, в этом наш единственный шанс. – Усталое выражение лица Джессики сменилось полным решимости взглядом. – Мы не можем позволить, чтобы это вставало между нами. И отступить мы тоже не можем.

— Что ж, тогда можете рассчитывать на меня, – сказал Макс.

— И на меня тоже, Джес, – негромко сказал Тодд. – Только что мы могли бы сделать?

— Я и сама толком не знаю. Но, думаю, мы должны начать с наиболее логичного места – прямо с места преступления.

И с новым осознанием цели вся троица ринулась вон из здания, воспользовавшись боковым выходом, чтобы уклониться от матери Макса, которая поджидала его у центрального входа. Они что было духу помчались на автостоянку при школе, прыгнули в машину Тодда и направились прямиком в больницу имени Фаулера.

13

Элизабет нацарапала зарубку на стуле рядом с той, которую она сделала накануне. Итак, начинался второй день ее новой жизни, жизни пленницы и спутницы самого ужасного и противоречивого типа, с которым она когда-либо сталкивалась. Если он будет верен своему слову – в чем она не могла быть уверена, — то сегодня она проведет последний день привязанной к этому стулу. С одной стороны, ее приободрила идея оказаться увезенной в такое место, где Карл не будет испытывать необходимости привязывать ее... Но само это путешествие ее устрашало. Чем дальше они уехали бы от Ласковой Долины, тем больше была бы вероятность того, что ее не найдут никогда. И возможность того, что она когда-либо попадет домой, могла растаять без следа.

«Перестань!» – скомандовала она себе. Где-то глубоко внутри она сознавала, что не должна лишать себя надежды, не должна сдаваться Карлу и его безумной «любви». Однако поддерживать в себе оптимизм ей становилось все труднее и труднее.

Эти два дня показались ей двумя годами, и Элизабет ощущала, что они невероятно изменили ее. Ей приходилось иметь дело с такими вещами, встреча с которыми ей никогда и не снилась – с тем, например, что все ее движения были ограничены, что она была лишена возможности общения с прочими людьми, исключая самого Карла.

Были во всем этом и настолько существенные для ее повседневной жизни вещи, что Элизабет никогда и не думала, что может оказаться лишенной их. Вещи простейшие, вроде того, чтобы иметь возможность почесать себе спину или прилечь, когда устала, или отправиться в ванную, когда бы ей это ни заблагорассудилось... Прошло уже два дня с тех пор, как она принимала душ и чистила зубы. Теперь это было недоступно, и от мысли о том, что для нее это будет делать Карл, в животе у Элизабет так и забурлило от отвращения. Нет-нет, об этом и речи быть не могло! И если ей когда-нибудь суждено выбраться отсюда, то первое же, что она хотела бы сделать, – это провести часиков пять в своей ванне.

А еще она сильно тосковала по звукам – нет, не просто по человеческим голосам, а по тем повседневным шумам, которые обозначали бы, что она по-прежнему является частью мироздания. Хотя по ночам и доносились случайные приглушенные звуки с относительно отдаленного расстояния, в дневное время все было тихо, словно целый мир куда-то упаковали и увезли с глаз долой. Не было ни дребезжания труб отопления, ни тиканья часов, ни капания воды из кранов... А помимо всего этого Элизабет приходилось иметь дело с продолжительными приступами холода и голода.

Остальной мир уже начинал ощущаться ею как своего рода воспоминание. Впечатление было таким, словно все, что происходило с ней до этого похищения, было с каким-то другим человеком, в другой жизни.

Чтобы побороть это ощущение, Элизабет усилием воли заставляла себя вызывать воспоминания о своих друзьях, о семье... Она понимала, что для нее было жизненно важно продолжать вспоминать, что в этом, быть может, был единственный способ сохранить контроль над собой. В особенности же она наполняла свои мысли воспоминаниями о Джессике и себе самой, начиная от их первого дня в детском саду и кончая их самым последним приключением с Джереми Фрэнком. Они прошли вместе через столь многое, что Элизабет казалось: она смогла бы пережить это страшное испытание, думая обо всех этих случаях в их жизни.

Позволив себе вволю погрузиться в эти воспоминания, Элизабет даже захихикала, вспомнив об одном конкретном случае. Он был связан с ярко-желтым свитером с У-образным вырезом, который Джессика подарила Элизабет на ее тринадцатилетие. Элизабет считала, что свитер слишком уж ярок, но вскоре Джессика принялась одалживать его у сестры. А еще немного погодя Элизабет стало ясно, что Джессика купила этот свитер, намереваясь сама носить его.

Элизабет было тогда обидно, что Джессика не позаботилась подарить ей что-нибудь, чего хотелось бы ей, поэтому она нанесла ответный удар. Она «нечаянно» так выстирала этот свитер в стиральной машине, что он сел, а потом как пи в чем ни бывало положила его обратно в ящик комода. И когда в следующий раз Джессика попросила одолжить ей свитер, то была просто взбешена, увидев, во что он превратился. Она вернулась в комнату Элизабет с ближайшим «оружием», оказавшимся под рукой, – с подушкой, которой и залепила сестре по голове. Элизабет не замедлила дать отпор, и не успели они обе и глазом моргнуть, как оказались втянуты в самое продолжительное сражение на подушках на их памяти. К тому времени, когда девочки дружно воззвали к перемирию, обе они устали и, расхихикавшись, даже не смогли толком припомнить, с чего же это поначалу так взъярились друг на друга.

Когда это воспоминание поблекло, Элизабет вызвала в памяти новое, на этот раз о Тодде. А после этого – еще одно. Такого рода упражнения по самонаблюдению частенько помогали ей, когда она о чем-то писала. Но теперь она бережно лелеяла эти воспоминания, дорожа ими больше, чем когда-либо могла и представить. Теперь это было все, что у нее осталось.