Текст книги "Будь моей навсегда"

Автор книги: Фрэнсин Паскаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

4

Было еще только девять часов, и тем не менее вечер уже принес один успех Джессике. Да такой, которого она и не ожидала. Пока что она была единственной, почти всецело завладевшей вниманием Николаса, причем на этот раз ей даже не пришлось прибегать к своим обычным проделкам, чтобы добиться этого. Все, что ей надо было делать, — это отвечать на вопросы Николаса о себе и о жизни в Ласковой Долине.

Но и она, конечно, тоже задала Николасу уйму вопросов о нем. Она выяснила, что в прошлом году он окончил привилегированный пансион в Коннектикуте и использовал свободное время, чтобы изучить компьютерный бизнес своего отца, прежде чем отправиться в колледж. Он был взволнован переездом в Ласковую Долину, хотя и признался, что тоскует по прежнему дому, по друзьям и воспоминаниям, оставшимся там, на Восточном побережье. К счастью, в его прошлом вообще не было никаких девушек, во всяком случае достойных упоминания. Это Джессике удалось выяснить сразу же. Что ж, если дела и дальше пойдут в соответствии с ее планом, она без труда заставит Николаса позабыть о своем Восточном побережье.

Извинившись, Николас ненадолго отошел проверить, как идут дела у остальных гостей. Он пообещал быстро вернуться. Когда он отходил, Джессика заметила приближавшуюся Кэролайн Пирс. «О нет, – подумала Джессика, резко поворачиваясь на каблуках, – только не Мисс Проныра собственной персоной». Но прежде чем у Джессики появилась возможность улизнуть, Кэролайн протолкалась сквозь толпу и подошла к ней сзади.

— Ах, Джессика, я просто восхищена твоим платьем, – с пылом сказала она.

Сама Кэролайн, как обычно, была воплощением чопорности: розовое платье спортивного типа было застегнуто до воротника, рыжие волосы аккуратно заколоты назад. Но при внешности этакой Мисс Жеманность у нее была отвратительная склонность к самым непристойным сплетням. Даже Элизабет, у которой почти о каждом человеке находилось хоть немного приятных слов, старательно избегала Кэролайн.

— И Николасу, как я вижу, твой прикид тоже нравится, – нехорошо улыбаясь, сказала Кэролайн.

У Джессики не было ни малейшего намерения предоставлять ей информацию, которую она усердно вынюхивала.

— Ты и сама выглядишь божественно. – Голос Джессики был нарочито ласков. Она надеялась, что Кэролайн быстренько исчезнет еще до возвращения Николаса. Стремительно порывшись в мыслях, она добавила: – Знаешь, Кэролайн, девушек в розовом Уинстон Эгберг просто обожает.

— Да что ты? – Кэролайн слегка распрямилась: вот уже некоторое время ее интересовал этот долговязый паренек, хотя она и совершенно не представляла, как бы подъехать к нему.

— Ну конечно же, – продолжала Джессика. – Ты разве не заметила, как он смотрит на тебя весь вечер? – Это, разумеется, была ложь. В данный момент Уинстон вместе с группой других гостей направлялся в бассейн. – На твоем месте уж я бы постаралась не упускать его из виду.

Кэролайн обшарила взглядом комнату.

–     Я его не вижу, – захныкала она. Джессика показала ей в другую сторону. – Он пошел вон туда.

Кэролайн просияла, словно Джессика только что подарила ей миллион долларов.

— Спасибо, Джес. Ты просто прелесть!

— Только не говори мне ничего, – сказала Джессика в спину уходящей Кэролайн.

«А особенно – Уиистону», – подумала она, улыбаясь. Подобно почти всем прочим жителям Ласковой Долины, Уинстон был невысокого мнения о Кэролайн.

Поступок Джессики был более чем своевременным, поскольку в следующее же мгновение возвратился Николас.

— Прошу прощения за свою задержку, – сказал он. — Я тут разговорился с Брюсом Пэтменом.

— С Брюсом? А я и не знала, что здесь есть кто-то из старшего класса, – сказала Джессика. — Я-то думала, что этот прием для предпоследнего класса.

— Ну, поскольку он наш ближайший сосед, Регина сочла, что ей следует пригласить его. Парень он неплохой. Он видел, как я разговаривал с тобой. Говорит, что ты – одна из самых интересных девушек в городе.

— О, в самом деле? – оживилась Джессика. Они с Брюсом были теперь не в самых лучших отношениях. Она надеялась, что он проявил себя джентльменом и не наговорил Николасу о ней никаких гадостей. – Он и сам – просто очаровательный парень, – дипломатично сказала она.

Николас улыбнулся, демонстрируя свою впадинку на подбородке в наивыгоднейшем свете.

— Тебе, я полагаю, хочется знать, что он сказал. Дай-ка мне подумать, смогу ли я точно вспомнить его слова... «Уж с Джессикой скучать никогда не придется». У тебя с ним было что-то?

— Давным-давно, – ответила Джессика, отмахиваясь от своей былой лирической жизни. – Скажи-ка, а вы с ним не планируете устроить гонки?

— Гонки? Какие, на чем?

— Да на ваших автомобилях, конечно. Разве это не твой «феррари» припаркован у дома? «308/GT», так? Я никогда на таком не ездила, но понимаю, как они могут летать.

— Могут-то могут, только я это знаю лишь в качестве пассажира.

— Так это не твоя машина?

Николас покачал головой:

— Моего отца. Я не люблю этаких показных автомобилей. Я вожу приличный старенький джип, он вполне надежен. Но, может быть, мне следует свести Брюса с Pe гиной? Ей бы понравилось посостязаться с ним в скорости.

— Значит, Регина у вас в семье самая боевая?

— Ну, вообще-то ей не позволено водить машину, но папа все-таки ее научил. Он позволяет ей покататься по пустынным дорогам. Мама моя от этого просто сходит с ума. Но уж если Регина чего-то захочет, то... – Николас замолчал посередине фразы, поскольку к ним подошел высокий темноволосый паренек и легонько похлопал Джессику по плечу.

Та с раздражением повернулась, готовая поставить на место навязчивого нахала.

Это был Тодд Уилкинз, приятель Элизабет. Бывали случаи, когда Джессика и он более или менее уживались, но она терпела его только ради своей сестры. Она не могла представить, какое же теперь-то стряслось ужасное бедствие, чтобы заставить Тодда потревожить ее.

Сам Тодд тоже без особой радости вмешивался в беседу Джессики. Но он понимал, что никакого выбора у него нет. Последние полчаса он провел, прочесывая все, что можно, в поисках Элизабет, но так и не смог отыскать ее нигде. Он знал, что она и Джессика должны были приехать на этот вечер вместе. В обычной ситуации он бы сам захватил Элизабет, но при ее плотном расписании она решила, что будет проще, если он просто встретится с ней уже прямо на этом вечере.

— Джессика, ты извини, что я тебя беспокою, но...

Смерив его ледяным взглядом, Джессика отрезала:

— Не сейчас, Тодд. Что бы это ни было, вполне можно подождать. Разве нет?

— Нет, Джес, нельзя, – твердо ответил Тодд.

Он схватил ее за руку , но не успела еще Джессика достойно ответить ему, как Николас резко отдернул его руку и рассерженно спросил:

— Что это ты себе позволяешь? Она не хочет с тобой разговаривать.

Не обращая внимания на свирепый угрожающий взгляд Николаса, Тодд снова повернулся к Джессике.

— Ты не знаешь, где Лиз? Я очень беспокоюсь.

По безупречным чертам лица Джессики прошла тень озабоченности, и она снова почувствовала, что по ее телу расползается эта странная легкая дрожь. Может быть, ей следовало попытаться выяснить, что же задержало сестру? Но тут уголком глаза она заметила, что крупная и хорошенькая Лила Фаулер внимательно смотрит на Николаса и нее. С самого своего приезда Лила выслеживала его, словно собака-ищейка, выискивающая добычу, и Джессика понимала, что стоит ей только шагнуть в сторонку, как Лила в тот же миг набросится на Николаса. И к тому же ее сестра в эту самую минуту, по всей вероятности, принимала дома душ. Только из-за того, что Тодд бестолку беспокоится по поводу каких-то глупостей, она совсем не обязана тоже устраивать всеобщую суматоху. Важно было другое – постараться отогнать Тодда подальше. Если сказать ему правду, что она точно сама не знает, где находится ее сестра, Тодд, возможно, будет продолжать давить на нее и мешать ей разговаривать с Николасом. Нет уж, правдой тут не поможешь.

— Извини, Тодд, – сказала она нежным ласковым голоском. — Я-то считала, что Лиз сказала тебе, но, думаю, она не смогла вовремя с тобой связаться. Дело в том, что прямо перед тем, как она отправилась в больницу, позвонил мистер Коллинз. Что-то случилось, у него там в последний момент возникло какое-то важное дело в школе, которым ему нужно было срочно заняться. Вот он и попросил ее посидеть со своим Тедди часок-другой, ну и... ты же знаешь Лиз, она не могла ему отказать. Скоро она должна быть здесь.

— Ты уверена в этом, Джес?

Джессика, вздернув голову, метнула в Тодда пылкий негодующий взгляд.

— Ас чего это я стала бы лгать о подобных вещах?

Тодд покачал головой:

— Извини, что побеспокоил тебя.

И он двинулся к лучшей подружке Элизабет, Инид Роллинз, однако мысли его были далеко-далеко от этого званого вечера. Его стычка с Джессикой отнюдь не облегчила этих мыслей. Что-то в ее рассказе было бессмысленным, хотя у него и не было никакой конкретной причины не верить ей. Не в духе Джессики было лгать, когда дело касалось Элизабет. Несмотря на его разногласия с ней, у Тодда с Джессикой было нечто общее – любовь к Элизабет. Если бы с ней что-то стряслось, то Джессика ни под каким видом не стала бы, так сказать, пировать во время чумы.

И все-таки Тодд никак не мог заставить развеяться это сомнение. Впрочем, теперь он все равно ничего не мог сделать, кроме как дожидаться, когда же в конце концов появится Элизабет.

5

Когда Элизабет снова очнулась, первое, что она почувствовала, был холод. Нет, не пронизывающий ветер, а прохладные струйки воздуха, которые, похоже, просачивались сквозь крохотные дырочки в стене или еще в чем-то там, куда ее поместили. Она чувствовала, что находится уже не в фургончике. Под собой она не ощущала никакого движения, и этот дух сырости, который она припомнила, сменился острым запахом затхлого мусора и жареной пищи. Но она была совершенно не в состоянии определить, где находилась: она связана, на глазах – повязка, во рту – кляп, да к тому же и перепугана была Элизабет больше, чем когда-либо за всю свою жизнь.

Во всяком случае, пока что она еще была жива.

Боли она больше не испытывала, только вот голова была слегка тяжеловатой от того, что заставило ее потерять сознание, чем бы это ни было. Элизабет вспомнила, что поверх ее носа и рта была плотно прикреплена тряпка, чем-то пропитанная. Но воспоминания о том, как же ее все-таки похитили, по-прежнему были неопределенными.

Впрочем, в этом-то и не было ничего важного. Наибольшее значение имело другое – где она находится сейчас и что должно с ней произойти. Теперь, когда холодный воздух помогал ей прояснить мысли, она должна была попытаться выбраться отсюда. Руки ее по-прежнему были связаны веревкой, а пошевелившись, Элизабет сообразила, что и все остальное тело тоже было крепко связано. Стул, на котором она сидела, скребся по голым доскам пола, когда она изо всех сил старалась высвободиться. В течение нескольких минут Элизабет неистово дергала веревки, надеясь, что трение поможет распутать их. Но все было бесполезно: веревки не желали даже сдвинуться с места.

Она пыталась закричать, но кляп заглушал ее крики. Так где же она? И что должно с ней случиться?

Элизабет чувствовала, что приходит в бешенство от этих вопросов, вертевшихся в ее сознании. У нее не было ни малейшего представления ни о том, давно ли она здесь находится, ни о том, много ли времени миновало с тех пор, как ее самым жестоким образом вытащили из собственного автомобиля. Впрочем, как даже и о том, подозревает ли вообще кто-нибудь, что она пропала. Пользуясь доступными ей ограниченными движениями, Элизабет попыталась составить хоть какое-то представление о своем состоянии. Слегка встряхнув головой, она поняла, что ее волосы по-прежнему уложены сзади в косу. Затем, прижав к телу связанные руки, она пришла к заключению, что на ней все еще была ее больничная форма, относительная свежесть которой подсказывала, что без сознания она пробыла не так уж и долго – ну, может быть, пару часов, но уж никак не день-другой.

Но кто же все-таки мог проделать это с ней? И чего ради? Элизабет изо всех сил думала: у кого мог найтись хоть какой-нибудь повод причинить ей вред – но так ничего и не придумала. И тем не менее она не могла подавить назойливого ощущения, что это должен был быть кто-то из известных ей людей. Ей даже казалось, что она видела его перед тем, как потеряла сознание, но его образ теперь был как бы закрыт для ее восприятия. Это сводило ее с ума, напоминая о том периоде, когда, попав в аварию на мотоцикле, она временно вообще забыла, кто она такая. Да, понимать, что тебе известно нечто, но быть не в силах перенести это из своего подсознания в сознание...

Она услышала, как где-то в отдалении быстро проехал автомобиль, потом его тормоза пронзительно взвизгнули, видимо, при повороте за какой-то угол. Элизабет напрягла слух, чтобы расслышать что-нибудь еще, но различить ничего конкретного она не смогла, не было слышно ничего такого, что указывало бы на ее близость к каким-либо домам. К каким-то людям. К помощи.

Глаза Элизабет заслезились под тугой матерчатой повязкой, державшей их закрытыми. Вот как раз в эти минуты ей бы следовало смеяться, танцевать и вовсю развлекаться на званом вечере у Регины Морроу, а не дрожать в этом жутком темном помещении, не сидеть тут связанной, беспомощной и запуганной, не пытаться избавиться от снова и снова повторяющегося в ее мозгу рефрена, подобно кошмарной магнитофонной записи, которую она была не в силах выключить: «ЧТО ЖЕ БУДЕТ СО МНОЙ? НЕУЖЕЛИ МНЕ ПРЕДСТОИТ УМЕРЕТЬ? НЕУЖЕЛИ Я УМРУ, УМРУ?..»

И внезапно она услышала хруст автомобильных покрышек, движущихся по грязи и камню, в сопровождении громыхания мотора, который давно пора было бы отрегулировать. Потом мотор смолк, а спустя несколько секунд хлопнула закрывшаяся дверца. По звуку это было совсем близко, похоже, что прямо у того здания, в котором она находилась.

Элизабет вздрогнула. Вернулся ее похититель! Она не знала, что было хуже: ужасный страх от непонимания смысла происходящего или же полное осознание того, что вот-вот, всего через несколько мгновений, все выяснится.

Мгновений, которые могут оказаться последними в ее жизни.

Элизабет слышала, что тяжелые неспешные шаги снаружи ненадолго смолкли, и какой-то ключ заскрежетал в замке, как она предположила, парадной двери. Когда дверь открылась, а затем захлопнулась, Элизабет почувствовала, как по всему ее телу прокатывается новая волна холода. Только на .этот раз это был не свежий вечерний воздух, а холодная испарина от неослабевающего страха.

— Помогите! – попыталась крикнуть она сквозь кляп.

Мужчина продолжал идти по комнате.

— Помогите! – снова закричала она.

На сей раз мужчина, должно быть, расслышал ее приглушенные крики: его тяжелая поступь с каждым приближающимся к ней шагом становилась все более громкой и угрожающей. И вот он уже оказался там, прямо перед ней, и его туфли уперлись вплотную в трясущиеся ноги Элизабет.

Она мысленно стала молиться. Сознавая, что это, возможно, конец, она пыталась укрепить себя в предвидении самого худшего. Поскольку Элизабет ничего не могла сделать, чтобы остановить его, она надеялась, что похититель покончит с этим быстро и не станет вначале мучить ее. То есть мучить физически. Эти последние несколько минут стали для нее такой психической пыткой, которую было почти невозможно переносить.

В темноте она почувствовала, что его рука приближается к ее голове. Чтобы задушить? Оглушить до бесчувственности? Или, благодаря какому-то чуду, снять с нее эти путы?

— Перестаньте. Пожалуйста, перестаньте! Я не хочу умирать! – эти ее приглушенные слова были единственной защитой, доступной Элизабет.

А вот в то, что мужчина сделал дальше. Элизабет просто не могла поверить. Он осторожно запустил свои толстые короткие пальцы в те волосы, а потом медленно и методично принялся расплетать косу, пока нежные светлые волосы не упали ей на плечи. А потом он погладил прядки ее волос и прошептал:

— Все хорошо. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Все будет просто замечательно.

Хотя Элизабет и не могла точно определить, чей это голос, звук его показался ей смутно знакомым. Однако его слова мало чем успокоили ее страхи. У нее не было никаких оснований доверять ему. Было весьма похоже на то, что он лгал и что его нежное обращение с ее волосами было в своем роде прелюдией к насилию. Элизабет жестко сидела на стуле, все ее мышцы напряглись от страха.

— Я вижу, ты мне не веришь, – продолжал мужчина. – Думаю, я могу это понять, но, Элизабет, я не мог придумать иного способа доставить тебя сюда.

«Он знает мое имя!» Пока ее мозг усваивал это открытие, она изо всех сил старалась опознать этот голос. Нет-нет, непохоже, чтобы это был кто-то из школы. Голос был более взрослым... может быть, это был кто-то, известный ей по больнице, поскольку именно там ее и похитили?

— Кто вы? Где я?

Но ее слова снова были приглушенными, и мужчина ничего не ответил.

Не ответил вслух. Однако все так же медленно и методично, как он расплетал ее косу, мужчина распутал материю, которая по-прежнему держала ее глаза в темноте. Когда повязка была убрана, даже одинокая голая лампочка, тускло освещавшая эту комнату, обожгла ей глаза, и Элизабет понадобилось еще несколько секунд, чтобы сосредоточить взгляд на своем похитителе.

О боже! Это же Карл, этот печальный и одинокий санитар из больницы! И тогда все, что с ней произошло, стремительно нахлынуло в ее память. Теперь-то Элизабет вспомнила, вспомнила, как Карл обманом выманил ее из машины и прижал к ее лицу пропитанный хлороформом носовой платок. А потом она потеряла сознание.

Карл. Да-да, она чувствовала, что он следует за ней по пятам по всей больнице, начиная прямо с тот момента, как она стала работать там. Карл. Человек, который всегда, похоже, таращился на нее со странным чувством томления. Карл. Мужчина, поступки которого в последнее время беспокоили ее.

Но все же не настолько беспокоили, чтобы пожаловаться на это администрации больницы или даже просто поделиться с кем-либо еще своими опасениями. Ну а теперь уж было слишком поздно.

Элизабет заплакала. Если бы она рассказала кому-нибудь – да кому угодно! – о своих подозрениях, то этого ужасного кошмара никогда бы и не случилось. И все-таки она удержалась и не пожаловалась на него, потому что ей было жаль этого человека. Хотя ему было примерно лет двадцать пять, из-за своего поведения он казался Элизабет еще моложе... Он выглядел таким одиноким, таким ранимым... Как-то раз ей даже пришлось прийти к нему на помощь: она помогла Карлу подобрать поднос с едой, который он уронил. Он был тогда так ей благодарен, словно она одна помогла ему спастись от увольнения. У нее не было ни малейшего желания доставлять ему неприятности, даже учитывая то, что он действительно выглядел довольно странно, и оттого, что он таращился на нее, Элизабет было не по себе.

«Ах, если бы только я не была так доверчива!» – подумала она, по-прежнему страшась того, что мог сделать Карл. Знание того, кто был ее похитителем, не изменило самого этого факта. Элизабет снова задрожала. Она ведь знала его совсем плохо, и ей не понадобилось излишне напрягать свое воображение, чтобы сделать простой вывод: тот, кто был способен одурманить и похитить ее, мог сделать все, что угодно! Впрочем, в данный момент он, похоже, не собирался убивать ее.

Теперь Карл опустился перед ней на колени, его темные глубоко посаженные глаза были полны тоской, которую он, кажется, всегда носил в себе.

И Элизабет решила сыграть на этой его тоске. Разумеется, Карл чувствовал бы себя еще хуже, если бы на его совести оказалось убийство. Посмотрев на него увлажненными глазами, Элизабет молча взмолилась, чтобы он пощадил ее жизнь. И он, похоже, прочитал ее мысли.

— Обещаю, что не буду наносить тебе вреда, – повторил он.

«Но ты уже наносишь мне вред», – подумала Элизабет. Слезы пропитали насквозь ее кляп. У нее по-прежнему не было ни малейшего представления о том, долго ли она находится здесь, но веревки на ее руках и ногах раздражали ее, да и мышцы у нее затекли и болели от вынужденного сидения в... Да, теперь она разглядела, что это был какой-то старый, готовый вот-вот рассыпаться деревянный стул. Элизабет ерзала на сиденье изо всех сил, чтобы показать, как ей неудобно.

Карл кивнул, и его глаза опустились к голым доскам пола.

— Я понимаю. Веревки. Пока что я еще не могу развязать тебя. Но если от этого тебе станет удобнее, я могу убрать кляп.

И как только он сделал это, Элизабет испустила леденящий кровь вопль:

Помогите! Бога ради, кто-нибудь, помогите же мне!