Текст книги "Пронзая тьму"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

* * *

– Пусть ярость их воспылает против наших врагов, против всех, кто противостоит нам. Пусть милость их пребудет с нами, принесшими им эту жертву.

– Да будет так!

– Пусть женщина найдется.

– Да будет так.

Да будет так, – подхватили демоны, обмениваясь взглядами.

– Непременно будет, – сказал Разрушитель. – Непременно.

* * *

– Да будет она изгнана из укрытия и стерта в порошок, – провозгласила женщина.

– Да будет так, – хором пропели остальные.

Демоны закивали головами и одобрительно захихикали, крылья их задрожали от возбуждения. Темные духи продолжали прибывать. Они тесно облепили стропила, скаты крыши, заполнили сеновал.

– Да будут разбиты и разделены христиане, да поразит их недуг, да поразит их злая воля.

– Да будет так.

Разрушитель быстро и резко заговорил, указывая то на одного демона, то на другого, раздавая приказы своим воинам под одобрительный гул их голосов.

– Пусть силами тьмы судебный процесс закончится в нашу пользу! Мы отдаем им сердце и разум судьи Эмили Флетчер!

– Да будет так!

Разрушитель обвел взглядом собравшихся демонов и наконец остановился на огромном громоздком духе, примостившемся на диагональной балке. Он уже имел дела с судами, и это дело будет поручено ему.

– А сейчас… – Женщина поднесла серебряную чашу к губам. – Силой крови мы утверждаем победу тьмы, смерть Салли Роу и поражение христиан!

– Да будет так!

Все демоны подались вперед, вытягивая шеи, чтобы получше все разглядеть. Они хихикали, брызгали слюной и радостно толкали друг друга локтями. От счастливого возбуждения у Разрушителя закружилась голова.

Женщина откинула капюшон на плечи и отпила из чаши. Когда она отняла чашу от рта, на губах ее осталась свежая козья кровь.

Клэр Иохансон, верховная жрица шабаша, передала чашу Джону, который тоже отпил из нее и передал следующему – и все присутствующие, мужчины и женщины, по очереди отпили из чаши, скрепляя проклятия.

Потом, резко вскинув руки вверх, все участники шабаша хором испустили жуткий вопль:

– Да будет так!

– За дело! – приказал Разрушитель, хлопнув крыльями и указывая вперед скрюченным пальцем.

Отвратительные бесы разом взмыли над крышей амбара, подобные клубу черного дыма над пожаром, подобные стае летучих мышей над пещерой – и, рассыпавшись, устремились в разные стороны с воем, воплями и смехом, полные неуемной страсти творить зло.

* * *

В понедельник утром, в день очередного слушания в Вестхэвне, пастор Марк Ховард порадовался тому, что прибыл в церковь раньше всех. Он надеялся успеть ликвидировать следы этого безобразия до появления школьников.

Он уже отпер двери школы и включил колонку для нагрева воды, так что все было готово, и у него еще оставалось сорок пять минут до того, как родители начнут привозить детей. Марк бегом спустился в подвальное помещение церкви, отпер свой кабинет и схватил трубку телефона.

Он говорил тихим и мрачным голосом, почти опасаясь, что его услышит кто-то посторонний.

– Доброе утро, Маршалл. Это Марк. Извините, что разбудил вас так рано. Пожалуйста, приезжайте немедленно в церковь. Я сейчас позвоню Бену. Надеюсь, он тоже приедет. Да, немедленно. Спасибо.

Марк открыл чулан под лестницей и схватил швабру и ведро. Он был так расстроен, что забыл взять ящик для мусора. С бешено колотящимся сердцем, он взбежал по лестнице и выскочил на переднее крыльцо церкви.

Кровь на двери уже засохла. Потребуется время, чтобы отскоблить ее.

"О! Нужно принести ящик для мусора! Нет, пока не надо. Лучше подождать приезда Маршалла и Бена. Надеюсь, они появятся раньше, чем дети. О Господь наш Иисус, мы просим Тебя охранить и защитить нашу церковь силой Твоей пролитой крови!

Ну давайте же, ребята, поторопитесь! Я не могу оставить это здесь!"

На запачканном кровью крыльце у ног Марка лежали крест-накрест две отрезанные задние ноги какого-то животного – скорее всего, козы.

В девять часов утра того же утра представители прессы, ААСГ, Национальной коалиции образования и даже нескольких церквей собрались в помещении номер четыреста двенадцать в здании суда города Вестхэвна – в зале судебных заседаний достопочтенной Эмили Р. Флетчер.

Уэйн Корриган и Том Харрис уже сидели за столом обвиняемых; Гордон Джефферсон и Уэнделл Эймс, адвокаты Люси Брэндон, заняли свои места, по обе стороны от своей клиентки, готовые к сражению. В первом ряду сидел доктор Мандани, вызванный для дачи показаний.

Репортер из программы новостей Седьмого канала Чэд Дэвис тоже находился здесь и, пока Роберто Гутьерре устанавливал телевизионную камеру, шнырял по залу, пытаясь выудить у кого-нибудь новые пикантные подробности или комментарии к происходящему.

Был здесь и Джон Зиглер, а Паула, фоторепортер, уже сделала несколько снимков Тома и Корригана – без их разрешения.

Судебный пристав поднялся:

– Всем встать. – Все встали. – Начинается судебное заседание под председательством достопочтенной Эмили Р. Флетчер.

Судья заняла свое место.

– Спасибо. Садитесь, пожалуйста.

Все сели. До сих пор все происходило, как в прошлый раз, и точно, как в прошлый раз, судья водрузила на нос очки и просмотрела лежавшие перед ней бумаги.

– Обвиняемая сторона попросила суд решить сегодня, следует или нет освободить замешанного в процессе ребенка, Эмбер Брэндон, от дачи показаний перед адвокатом ответчика или судом. Насколько суд понял, адвокаты истицы категорически возражают против привлечения ребенка к даче каких бы то ни было свидетельских показаний, поэтому к суду обратились с просьбой вынести постановление по этому вопросу. – Она подняла взгляд: казалось, все это дело немного тревожит ее. – Мистер Корриган, начинайте, пожалуйста.

Корриган встал.

– Благодарю вас, ваша честь. Наша просьба достаточно проста и вполне правомерна. В исковом заявлении против моего клиента содержатся обвинения в нарушении душевного покоя, дискриминации и проявлениях религиозного фанатизма. Но я хочу напомнить суду, что до сих пор все показания, относящиеся к этим обвинениям, исходили не от главной свидетельницы истицы, не от самой Эмбер, а получены через вторые руки: от матери Эмбер Люси Брэндон и эксперта со стороны истицы доктора Мандани. Мы неоднократно обращались к противной стороне с просьбой поговорить с Эмбер и подвергнуть ее обследованию нашего психолога, чтобы иметь возможность противопоставить мнению доктора Мандани мнение другого специалиста. Но адвокаты истицы категорически отказались сотрудничать с нами, и мы обеспокоены тем, что нарушается законное право моего клиента противостоять своему обвинителю. Кроме того, не имея возможности допросить Эмбер и выслушать ее показания, мы не можем быть уверены, что косвенные свидетельства, полученные от миссис Брэндон и доктора Мандани, не преувеличены, не приукрашены и не искажены.

Адвокаты истицы утверждают, что Эмбер находится в слишком болезненном состоянии и в слишком нежном возрасте, чтобы подвергаться допросу или предстать перед судом для дачи показаний. Но мы можем заверить суд, что ни в коем случае не станем прибегать к давлению.

Кроме того, из материалов дела следует, что Эмбер довольно своевольный ребенок и не раз делала противоречивые утверждения, даже в своих рассказах матери. Мать Эмбер показала на допросе, что на жизнь Эмбер оказывали влияние и другие силы, действующие за пределами христанской школы. Только сама Эмбер может ответить на многие вопросы, которые возникают в связи с этим и до сих пор остаются без ответа.

Мы просим немногого: разрешения узнать подробности дела от самой Эмбер и разрешения подвергнуть девочку обследованию нашего специалиста, который подтвердит или опровергнет заключение доктора Мандани.

Корриган сел, и судья предоставила слово Уэнделлу Эймсу.

Эймс производил не столь яркое впечатление, как более молодой Джефферсон, но он излучал достоинство многоопытного человека, которое само по себе убеждало.

– Ваша честь, все это дело вынесено в суд именно потому, что невинному ребенку был причинен серьезный вред, о размерах которого ясно свидетельствуют письменные показания свидетелей и заключение доктора Мандани. Как адвокаты истицы мы желаем исправить зло, смягчить боль и каким-то образом залечить нанесенную ребенку травму. Как люди, сознающие свою ответственность, мы никогда не собирались усугублять страдания Эмбер, втягивая ее в судебный процесс, бередя ее старые раны и выставляя ее горести на всеобщее обозрение.

Мы предоставили суду дополнительное заключение доктора Мандани, в котором подробно описывается нынешнее эмоциональное состояние Эмбер и обоснованно утверждается, что привлечение девочки к допросу или даче показаний перед судом скажется на ее душевном здоровье не самым благоприятным образом. По требованию суда доктор Мандани может самолично дать показания относительно душевного и умственного состояния девочки в настоящее время.

Судья Флетчер посмотрела на Мандани, а потом перевела взгляд на Эймса.

– У доктора есть какие-то дополнительные заявления, не включенные в его письменное заключение?

– Уверен, он сможет разъяснить суду любые вопросы, требующие разъяснения.

Судья пробежала глазами документ, составленный Мандани.

– Думаю, здесь все достаточно ясно. Любые устные показания, скорее всего, ничего нового не прибавят.

– Очень хорошо.

– У вас есть еще что сказать?

– Да. Несмотря на то, что каждая из сторон представила сильные доводы, мы надеемся, что здравый смысл и порядочность возобладают над самыми вескими и убедительными аргументами и суд избавит невинного ребенка от новой боли и страданий, которые неминуемо повлечет за собой необходимость оживить в памяти болезненные воспоминания, столкнуться с давлением и недоверием противной стороны и предстать на всеобщее обозрение на открытом судебном заседании.

Конечно, мы понимаем: это – судебный процесс. Мы понимаем, что ответчик имеет право противостоять своему обвинителю. Но мы напоминаем суду: рассматривается дело о жестоком обращении с ребенком, каковой факт обвиняемая сторона уже признала.

– Я протестую, – сказал Корриган. – Обвиняемая сторона ничего подобного не признавала.

– Ваша честь, – ответил Эймс, – я просто ссылаюсь на факты, уже установленные: в школе применяются телесные наказания и происходит интенсивное, насильственное преподавание религиозного учения…

Судья казалась несколько обеспокоенной.

– В письменных показаниях свидетелей ясно говорится о том, что именно практикуется и преподается в школе, мистер Эймс. Если обвиняемые желают придерживаться избранного образа действий, это ни в коем случае не означает признания вины.

Эймс собрался с мыслями и продолжил:

– В любом случае, ваша честь, мы считаем Эмбер маленьким ребенком, который нуждается в защите. В конце концов, именно это обстоятельство послужило к началу данного судебного процесса. Учитывая это, мы должны просить суд избавить Эмбер от новой боли и эмоциональной травмы и вынести постановление, освобождающее девочку от необходимости подвергаться допросу, давать свидетельские показания на открытом слушании или проходить утомительные обследования у еще одного психолога.

Эймс сел.

Судья взглянула на Корригана.

– Вы хотите добавить еще что-нибудь? Корриган встал.

– Полагаю, стоит пояснить, почему мне нечего больше добавить. Если, как утверждает обвинитель, душевное и умственное состояние Эмбер Брэндон настолько прискорбно, что ей просто нельзя давать показания или участвовать в судебном процессе, нам остается лишь поверить адвокатам истицы на слово, не имея возможности проверить, насколько соответствуют истине данные заявления. Возможно, Эмбер действительно находится в тяжелом состоянии, но мы никогда не сможем подтвердить это. Возможно, противная сторона просто расчетливо и преднамеренно скрывает некоторые факты, но и это мы никогда не сможем узнать наверняка. Адвокаты истицы, очевидно, считают, что знают все, что им необходимо знать об Эмбер и о вреде, причиненном ей обвиняемым, но в настоящее время обвиняемому и его защите неизвестно фактически ничего, кроме информации, полученной из вторых рук. Без Эмбер мы ограничены в своих действиях; от нас ожидают убедительной защиты, но нам запрещают Добраться до сути дела, доискаться до истинной причины всех этих жалоб. Я повторю еще раз: мы никоим образом не хотим причинять Эмбер вред или наносить дополнительную эмоциональную травму – если девочка действительно уже травмирована. Мы просто хотим узнать факты, которые помогут нам ответить на обвинения. Мы предоставили суду наше письменное заявление со ссылкой на действующие законы, в котором обосновываем наше требование привлечь Эмбер к даче показаний.

Корриган сел, и судья перевела взгляд на Эймса и Джефферсона.

– Вы хотите что-нибудь добавить?

– Нет, ваша честь, – ответил Эймс.

– Суд объявляет перерыв до двух часов дня, когда я оглашу свое постановление.

– Всем встать, – объявил судебный пристав; все встали, и судья удалилась из зала.

– Как, по-вашему, мы выступили? – прошептал Том Корригану.

Вид у Корригана был не очень радостный.

– Понятия не имею. Пожалуй, это было одно из самых слабых моих выступлений. – Он раздраженно хмурился, прокручивая в уме все перипетии сегодняшнего слушания. – Мне нужно было посильнее напирать на законы; они на нашей стороне… Вы видели, как судья отреагировала на письменные показания Мандани? Она слепо приняла их на веру.

– Как насчет обеда? – спросил Том. Корриган вышел за ним из зала заседаний, все еще бормоча что-то себе под нос.

32

Демоны были на высоте и не знали удержу, воодушевленные богохульством и жертвенной кровью, подгоняемые яростью и сознанием причастности к тайному сговору, слепым гневом Разрушителя, жаждой немедленной победы над коварным капитаном Небесного воинства и стремлением захватить желанный трофей, неуловимую Салли Бет Роу.

Осажденные со всех сторон бесами-лжецами Уэринги (Эд и Джуди) и Джессапсы (Андреа и Уэс) встретились за завтраком в доме Уэрингов, чтобы с молитвой обсудить самые свежие новости, распространившиеся по «молитвенной цепочке»: Джун Уолрот только что узнала, что Том регулярно избивал свою дочь Руфь и постоянно одевал девочку в платья с длинными рукавами, чтобы никто не заметил синяков на ее рука, еще кто-то – они не знали, кто именно, но этот человек определенно заслуживал доверия – выразил обеспокоенность серьезными проблемами, которые существовали в семейной жизни пастора Марка и Кэти и возникли, скорее всего, в результате измены Марка, имевшей место несколько лет назад, христианская школа в настоящее время погрязла в долгах, поскольку Том и миссис Филдс воровали общественные деньги. Андреа была в ужасе.

– Вы уверены? Просто в голове не укладывается, что миссис Филдс могла пойти на такое!

– Что ж, – сказала Джуди, – вы знаете, как мало она получает в школе? Давайте смотреть в лицо фактам: она оказалась перед сильным соблазном.

– Но кто сказал вам это?

Эду не очень хотелось открывать источник информации.

– Ну… Скажем так: один человек, довольно близкий к школьному правлению, человек, которого я действительно уважаю. Но пусть все это останется между нами!

Уэс мгновенно закипел от гнева.

– Но почему же правление не известило об этом остальных прихожан?

– Женщина, с которой я разговаривал, тоже беспокоится по этому поводу. Она оказалась в весьма затруднительном положении: она не хочет злоупотреблять доверием школьного правления, но в то же время болезненно переживает то обстоятельство, что столь многое держится в тайне.

– Думаю, надо устроить общее собрание прихожан, – подала голос Джуди. – Вот что я думаю!

– И раз и навсегда предать все эти дела гласности, – поддержала ее Андреа. Эд кивнул.

– Что ж, я уже поговорил с Тедом и Джун Уолрот, и они готовы.

Уэс просто потряс головой и рассмеялся, пытаясь сбросить нервное напряжение.

– Все это непременно всплывет в ходе судебного процесса, знаете ли. Ребята из ААСГ намерены так или иначе докопаться до всего и вышвырнуть этих сладкоголосых пташек из нашей церкви!

Сплетник, Клеветник и Пакостник нашли это забавным и залились визгливым смехом. Эти люди готовы поверить чему угодно!

В школе миссис Филдс и Марк разняли уже третью за день драку, и сейчас восемь детей – шестеро драчунов и двое подстрекателей – остались на большой перемене в школе, вытирать доски, протирать парты и подметать полы в классах. День выдался тяжелый.

Миссис Филдс бессильно упала на стул и глубоко вздохнула.

– Пастор, что здесь происходит?

Марк хотел было сказать, что на них ведется духовное наступление, но потом отказался от этой мысли: миссис Филдс впечатлительная женщина и ужасно расстроится, если узнает о его утренней находке.

В конце концов он просто попросил миссис Филдс помолиться вместе с ним, и в молитве они провели перемену – отдыхая от своей миротворческой деятельности на поле боя.

* * *

Наплывает, наплывает сон… Крохотное грудное дитя… Рэйчел… розовая, пухлая… она смеется…

– Пойдем, солнышко. Пора купаться.

В ванну набирается вода – как раз нужной температуры.

Пусть малышка поиграет со струей воды.

– Видишь? Правда, забавно? Ну, пора мыться.

Джонас. Он зовет ее.

Не сейчас. Я купаю Рэйчел!

Он тянет, тянет, рывком извлекает ее из тела… Нет, не сейчас…

Внезапная темнота, состояние невесомости, никаких чувств, никаких звуков, никакой боли – ничего, только бесконечная любовь, блаженство, счастливое одиночество… Длинный, длинный тоннель и яркий свет в конце… он становится ближе, ближе, вот он совсем рядом… нет, я должна вернуться! Как там Рэйчел?

Бац! Тяжелая рука бьет ее по лицу!

– Давайте, леди, очнитесь! Вставайте! Вода повсюду, весь пол залит. Я сижу в воде, я промокла до нитки. Кто этот парень?

– Вы слышите меня? Поднимайтесь! Полицейский! Что случилось?

– Слушай, да она ни черта не соображает, одурела от наркотиков!

Где Рэйчел?

– Где мой ребенок?

Ванна наполнена до краев, вода переливается на пол, все вокруг залито… полицейские, медики, хозяйка гостиной… все как в тумане.

Мучительный, леденящий душу ужас медленно поднимается из недр ее существа. Страшная мысль пронзает мозг.

– О нет! Я убила своего ребенка!

– Мадам, я должен напомнить вам ваши права. Вы имеете право хранить молчание…

Сильные руки поднимают ее с пола. Ее собственные руки заведены за спину.

– Где мой ребенок?

– Уведите ее отсюда.

– Где мой ребенок?

– Ваш ребенок умер, Салли. Пойдемте.

На краткий миг представшая ее взору картина: крохотный сверток на кухонном столе, вокруг толпятся врачи, все в белом… маленькая розовая ручка высовывается из свертка…

– О нет! Рэйчел! Я убила своего ребенка! Джонас! Боль в кистях от наручников, ее выталкивают за дверь – с заведенными за спину руками, мокрую до нитки.

– Рэйчел!!!

– Давайте, Салли, пойдемте!

* * *

А-а-а! Вздрогнув всем телом, Салли проснулась в темной спальне – едва не упав с кровати. Все четыре ее мучителя присосались к ней пиявками.

«Навеки, навеки, – говорил дух отчаяния, – ты осуждена навеки. Ты есть то, что ты есть – и никогда не изменишься».

Дух безумия повел наступление с новой силой: «Все кроется в твоем бедном, расстроенном рассудке, ты же знаешь. Ты тяжело больна!»

"Смерть неотступно следует за тобой, – сказал дух смерти. – Все, чего ты касаешься, все, что ты любишь, обречено умереть,

«И они доберутся до тебя! – сказал демон страха. – Все духи, с которыми ты встречалась когда-либо, ждут случая добраться до тебя!»

Салли перевернулась и зарыла лицо в подушку. «О Господи, помоги мне!»

«Он не поможет тебе… Ты оскорбила Его, Он никогда не услышит тебя… теперь ты наша».

Салли посмотрела на окно. Сквозь щель в задернутых шторах пробивался дневной свет. Она взглянула на часы на ночном столике. Четыре часа пополудни. Она откинулась на спину и попыталась успокоиться, справиться с сердцебиением, отдышаться.

«А ну-ка успокойся, – говорила она себе, – это был просто сон, кошмар. Возьми себя в руки».

Сердце ее до сих пор прыгало в груди, лицо было скользким от пота. «Ничего себе, вздремнула называется; я чувствую себя полностью разбитой».

Салли попыталась привести мысли в порядок. Да, сон походил на документальный фильм; именно так все и было. В течение многих лет она не могла отчетливо вспомнить те события. "О Боже, что я наделала, что же я наделала? Как я могла допустить, чтобы такое случилось со мной, с моей дочерью?

Джонас, мой замечательный советчик и друг, мой бесконечно мудрый духовный водитель! – Ей стало дурно при одном воспоминании о Джонасе. – Я так верила ему! Я отдала ему всю свою жизнь, свои мысли, свою душу, а теперь… теперь я понимаю, сколь зол и порочен он был. Или есть.

Зло. Да, еще одно абсолютное понятие. Джонас – невероятно злой дух, и никто не убедит меня в обратном".

Что она читала перед сном? Салли медленно повернулась набок, спустила ноги с кровати, встала и подошла к окну. Она отдернула занавеску и невольно прищурилась от солнечного света, залившего комнату. Там, на столе у окна лежала Библия Сары, все еще раскрытая на Евангелии от Марка. Там были какие-то слова, которые во время чтения пробудили в ней лишь мимолетную мысль.

Салли села за стол и снова просмотрела это место. Вот оно, в первой главе: "В синагоге их был человек, одержимый духом нечистым, и вскричал: Оставь, что тебе до нас, Иисус Назарянин? Ты пришел погубить нас! Знаю Тебя, кто Ты, Снятый Божий.

Но Иисус запретил ему, говоря: замолчи и выйди из него. Тогда дух нечистый, сотрясши его и вскричав громким голосом, вышел из него.

И все ужаснулись, так что друг друга спрашивали: что это? что это за новое учение, что Он и духам нечистым повелевает со властью, и они повинуются Ему?…

… При наступлении же вечера, когда заходило солнце, приносили к Нему всех больных и бесноватых. И весь город собрался к дверям.

И Он исцелил многих, страдавших различными болезнями изгнал многих бесов и не позволял бесам говорить, что они знают, что Он Христос".

«Бесы. Это бесы». Салли не сомневалась в этом. С далеких дней своего посещения воскресной школы она никогда особо не доверяла Библии, но сейчас, сидя в этой комнате, очнувшись от кошмара, который послужил ей самым внятным уроком из всех, какие только можно было пожелать, – она верила всему сказанному в Книге об этих существах. Все это фальшивка, наглый обман, духовное жульничество. Все эти существа были злыми, ибо являлись воплощением самого зла.

«Где мой блокнот? Я должна написать Тому».

"Том, вы это уже знаете и понимаете, что именно поэтому оказались в беде, но позвольте мне – как чело веку, некогда находившемуся во враждебном лагере, – подтвердить: вы совершенно правы.

Эмбер Брэндон, вступила в контакт с духом-водителем, и теперь он управляет ее жизнью, ее мыслями, ее поведением. У меня… был Джонас, теперь у Эмбер есть Эмитист, и, если я еще не сказала это достаточно отчетливо, позвольте мне сделать это сейчас, ибо я ясно это понимаю: эти духи злы, они стремятся уничтожить нас. Просто посмотрите, что Джонас сделал со мной. Я не возлагаю на, него всю вину целиком: ведь я сама призвала его в свою жизнь и отдала ему свой ум и тело. Но истинную его цель я поняла слишком поздно.

А как же Эмбер? Полагаю, для нее все начиналось с невинных забав и игр. Теперь я почти уверена, что она попала в ситуацию, из которой хотела бы выбраться, но уже не может. Честно говоря, я не уверена, что сама, окончательно убежала от опасности.

Но, если в Евангелии от Марка говорится правда и ваш Иисус действительно может повелевать этим духам и избавлять людей от их власти, тогда, надеюсь, у вас хватит веры в Спасителя, чтобы заручиться Его помощью.

И пожалуйста, Том, когда вы будете заниматься этим, замолвите словечко и за меня".

Бесы Разрушителя надрывались от хохота, когда вылетали из зала судебных заседаний.

Судья Флетчер встала, и все присутствующие в зале встали, а потом она вышла, оставив адвокатов ААСГ в весьма боевом настроении, в то время как Уэйн и Том могли лишь стоять разинув рот.

Корриган был так расстроен, что с трудом сдерживал голос, когда сказал Тому:

– Мы обязательно обжалуем это постановление. За все годы адвокатской практики я никогда еще не сталкивался с таким явным, нелепым нарушением порядка судопроизводства, с таким необоснованным отказом в законном требовании.

Том не знал, что делать: надеяться на лучшее или броситься в бой, или сложить оружие, или пойти домой и умереть, или еще что.

– Хорошо. Если вы считаете, что это поможет.

– Я не знаю, поможет это или нет, если учесть необъективность этих судов, но, возможно, нам больше повезет с другим судьей. В конечном счете, речь идет даже не о решении, подлежащем обжалованию. Просто я буду столь же некомпетентен, как судья, если не обжалую ее постановление. Давайте выбираться отсюда.

В холле за дверями зала судебных заседаний довольный Уэнделл Эймс, залитый светом прожекторов, старался говорить во все микрофоны сразу, делая заранее подготовленное заявление представителям прессы.

– Безусловно, мы рады тому, что человек таких достоинств, как судья Флетчер, признает необходимость защиты малолетних детей от людей, уличенных в жестоком обращении с детьми, даже в суде…

– Ну все, – сказал Корриган. С неожиданным и совершенно нехарактерным для него раздражением он протолкался прямо в круг репортеров. – Леди и джентльмены, я сделаю заявление для прессы, как только мистер Эймс закончит.

Корриган мгновенно завладел вниманием журналистов. Они изголодались по новой информации. Они засыпали его вопросами, в том числе весьма провокационными.

Корриган решительно отмел в сторону все вопросы и сказал то, что хотел сказать:

– Во-первых, хочу поправить мистера Эймса и указать на то, что, по существу, в данном деле речь идет о свободе религии, гарантированной Конституцией, а не о жестоком обращении с детьми. Мы не признавали никаких фактов жестокого обращения с детьми, и попытайтесь не забыть об этом, когда будете строчить свои репортажи. Если отшлепать ребенка значит подвергнуть его истязанию, тогда прямо сейчас надо посадить в тюрьму половину страны!

Во-вторых, видя, как адвокаты истицы упорно настаивают на участии прессы в данном процессе, позволю себе предложить вам поразмыслить над следующими обстоятельствами: а) все показания, которые мы слышали по данному делу, исходят от матери Эмбер и нанятого адвокатами последней детского психиатра доктора Мандани: а) мы настаиваем на своем праве встретиться с нашим непосредственным обвинителем, которым является Эмбер, и просто доискаться до правды: б) мы не намерены оказывать давление на Эмбер или как-либо оскорблять ее. Мы готовы действовать в пределах разумных ограничений и сотрудничать с судьей и адвокатами истицы.

Теперь что касается последнего постановления судьи Флетчер: оно явно ошибочно и решительно противоречит закону, и у нас не остается иного выбора, кроме как безотлагательно обжаловать его в апелляционном суде. И постарайтесь не слишком усердно редактировать мое заявление.

Засим Корриган и Том быстро направились к лифту, игнорируя журналистов, продолжавших выкрикивать вопросы.

* * *

А тем временем в Бэконе-Корнере Эмбер Брэндон веселилась и хохотала, выйдя из школьного автобуса, в котором так буянила, что водитель уже собрался писать ее матери записку с жалобой на поведение девочки. Но тут автобус подъехал к остановке Эмбер, и водитель просто высадил несносную проказницу и ее друзей.

Друзья девочки привыкли к тому, что она изображает лошадь, а некоторые даже играли с ней «в лошадок». Но сегодня играть с Эмитист было совершенно невозможно. Она толкалась, дразнилась, выхватывала у товарищей учебники и раскидывала их, она прыгала, скакала, кувыркалась и издевалась над всеми подряд.

Друзья Эмбер разошлись по домам сердитые, поклявшись больше никогда не играть с ней.

Но Эмитист продолжала хохотать и прыгать, ничуть этим не обеспокоенная.

* * *

Определенно настало время созвать всю команду. В тот вечер Марк и Кэти открыли церковь, где собрались активисты группы – Ховарды, Бен и Бив Коулы, Маршалл и Кэт Хоганы, Том Харрис и Уэйн Корриган, а также члены правления церкви – Боб Хили, Вик Сэван, Джек и Дуг Парментеры вместе со своими женами. Пришел час решительных действий. Господь трудился в их сердцах, и они чувствовали опасность, грозившую извне; настало время серьезного общения с Господом.

Все они сели в тесный круг на церковных скамьях и придвинутых стульях в передней части зала, готовые сравнить свои записи, обсудить все дела и помолиться о них.

– Я решил, что нам стоит собраться сегодня, – сказал Марк. – Похоже, именно здесь и сейчас сосредоточено все внимание сатаны, здесь находится главный объект его атак. Мы должны возвести молитвенную защиту вокруг церкви.

– Давайте же встретим врага достойно! – воскликнул Бен.

– Давно пора! – сказал Джек.

Марк улыбнулся, ободренный их словами.

– Хочу предупредить вас, сражение только разгорается!

– Как прошла ваша встреча с адвокатами Брэндон на прошлой неделе? – спросил Дуг Парментер.

Марк вздохнул. Корриган выразительно закатил глаза. Марк ответил:

– Эймс и Джефферсон готовят какую-то западню, это совершенно очевидно. Они были так любезны, и все-таки… Корриган закончил мысль пастора:

– Они пытались вытащить из Марка любую информацию, которую можно было бы использовать против него, чтобы обеспечить его провал на суде. – Ом взглянул на Марка. – Тем не менее, думаю, вы все сделали правильно, пастор. Вы вышли из этого ослепительно чистым, и им это не понравилось.

– Что ж, за это надо возблагодарить Господа. «Тот, кто ходит в чистоте, ходит путем безопасным».

– Точно, – сказала Бив.

Марк снова повернулся к Корригану.

– Уэйн, раз уж мы затронули эту тему, не расскажете ли вы нам о том, как будет развиваться судебный процесс дальше? Корриган казался немного усталым и расстроенным.

– Да, конечно. В ближайшие несколько недель Том и миссис Филдс будут вызваны для дачи показаний. Но тем временем мы собираемся обжаловать сегодняшнее постановление в апелляционном суде, после чего нам останется только ждать.

Возможно, здесь мы тоже не добьемся успеха, но по крайней мере выиграем еще немного времени. Напоминаю вам, это всего лишь малая часть всего процесса, одна небольшая стычка в ходе долгой и изнурительной войны. – Он взглянул на Маршалла. – Нам остается надеяться, что в этом деле всплывут новые обстоятельства. У меня такое ощущение, что мы очень близко подошли к какому-то открытию!

– А что насчет того методического пособия? – спросила Кэт – Теперь я убеждена, что администрация школы не собирается показывать его нам, пока суд не окажет на них давление. Они тянут время.

Корриган кивнул.

– Я не удивлюсь, если они рассчитывают переиграть суд и скрывать пособие до самого начала судебного разбирательства. Что ж, принимая во внимание сегодняшнее постановление и начало апелляционного процесса, им это будет трудно сделать. Завтра я потребую у суда вынести решение относительно этого пособия.