Текст книги "Пронзая тьму"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

– твердолобым, предубежденным религиозным фанатикам в этой школе, которые злоупотребляют своей властью и своим правом старшинства, не обнаруживают терпимости и понимания и просто… просто нападают, набрасываются на нес, кричат н обзывают ее одержимой…

Она закрыла лицо ладонями. Корриган хотел уже было объявить перерыв, но тут Люси взяла себя в руки и закончила:

– Они не имели права так обращаться с моей дочерью, выделять се из прочих детей и преследовать просто за то, что она по такая, как все.

Корриган решил, что пора перейти к следующему вопросу:

– Что вы обнаружили по прибытии в школу? Как Эмбер себя чувствовала?

Люси на миг задумалась, вспоминая.

– Она… она сидела в школьном офисе и выглядела ужасно. Она казалась страшно усталой и, помню, была мокрой от пота… с растрепанными волосами. Она была расстроена… подавлена. Когда мы приехали домой, я обнаружила на теле Эмбер несколько синяков, словно она с кем-то отчаянно боролась. Я была просто в шоке. – Люси начала закипать. – У меня в голове не укладывалось, что такое могло произойти с моей дочерью, к тому же в христианской школе, где… Знаете, когда-то я считала, что христианская школа – самое хорошее место для Эмбер, безопасное место. Я не предполагала, что христиане могут дойти до такого безобразия. Но они дошли.

Корриган мяско спросил:

– Миссис Брэндон, а об этом происшествии помнит сама девочка – то есть Эмбер как Эмбер? Она смогла рассказать вам о случившемся?

Люси все еще старалась успокоиться.

– Не помню, чтобы она когда-нибудь находила силы прямо говорить об этом происшествии. Для этого ей нужно было превращаться в Эмитист.

– Значит, о случившемся вам рассказала Эмитист?

– Эмбер, которая изображала Эмитист или позволяла Говорить через себя Эмптист. Да.

Корриган на мгновение задумался.

– Миссис Брэндон, когда Эмбер превращается в Эмитист, а потом снова становится самой собой, она помнит что-нибудь из того, что говорила пли делала Эмитпст?

Люси улыбнулась немного смущенно.

– Ну… она говорит, что не помнит.

– Хорошо. Так или иначе, этот инцидент произошел 28 марта, но вы забрали Эмбер из школы только 20 апреля. Вы можете объяснить, почему после такого возмутительного случая, после таких несправедливых, пристрастных действий против Эмбер вы все-таки оставили девочку в школе?

– Я…

– Очевидно, в течение этого месяца вы консультировались с адвокатом?

– Да.

Корриган положил на стол фотокопию рукописного документа.

– В числе прочих материалов по делу мы располагаем этой фотокопией дневника с записями, сделанными вашей рукой. Вы узнаете его?

– Да.

– Следовательно, между 28 марта и 20 апреля вы вели подробные записи о ходе занятий в школе… – Корриган перелистал страницы фотокопии. – Вы отмечали все уроки, стихи из Библии на каждый день, факты нарушения дисциплины, записывали задания по Библии… очень подробный отчет.

– Да.

– Не значит ли это, что в течение последнего месяца, пока Эмбер продолжала посещать занятия, вы вели эти записи, поскольку твердо решили возбудить против школы судебный процесс?

Тут резко вмешался Джефферсон:

– Я протестую, мистер Корриган! Это всего лишь догадки и предположения, по имеющие под собой никакого основания.

– Что ж, давайте подведем под них основание. Миссис Брэндон, вскоре после 28 марта вы обращались за советом к знакомому юристу, члену «Круга жизни», по поводу этого дела? Люси даже слегка пожала плечами.

– Да.

– Это была Клэр Иохансон, ассистент мистера Эймса и мистера Джеффсрсона?

– Да.

– И чем закончился ваш разговор?

– Чем закончился?

– Не тогда ли вы решили возбудить судебный процесс против школы?..

– Кажется, да.

– Кажется?

– Да, тогда.

– И, готовясь к судебному процессу, вы начали вести подробные записи обо всем происходящем в школе, верно? Люси казалась раздосадованной.

– Да.

– Хорошо. Теперь, когда мы установили это, позвольте мне задать вам следующий вопрос: поскольку вы оставили Эмбер в школе, несмотря на возмутительные действия, предпринятые против нее, нельзя ли предположить, что сбор материалов для судебного процесса вас интересовал больше, чем благополучие вашей собственной дочери?

– Я категорически протестую! – воскликнул Джефферсон.

– А я снимаю вопрос, – невозмутимо ответил Корриган. Он заглянул в записи. – Эмбер все еще превращается в Эмитист время от времени?

Люси улыбнулась и неохотно признала:

– Да, все еще превращается.

– Она делала это и до поступления в христианскую школу?

– Да.

– Правда ли, что она научилась… создавать или вызывать в воображении образ Эмитист во время занятий в четвертом классе начальной школы Бэконс-Корнера, в классе мисс Брювер?

– Да. Мисс Брювер – замечательная учительница. Корриган сделал паузу.

– Тогда почему вы перевели Эмбер в христианскую школу?

Люси как будто несколько смутилась.

– О… Я решила, что занятия в начальной школе уже дали свои плоды. Да, Эмбер раскрыла свой потенциал и обрела себя, но… больше она практически ничему не училась.

– Слегка отставала по академическим знаниям?

– Слегка. Я подумала, что ей пойдет на пользу более гармоничное развитие… более широкая сфера опыта.

– Понимаю. – Корриган перешел к следующему вопросу, – Вы помните происшествие на почте, имевшее место несколько недель назад, когда Эмбер как Эмитист столкнулась с вашим клиентом в вестибюле?

Этот вопрос явно встревожил Люси.

– Откуда вы узнали про это?

– Вы помните этот случай?

– Да

– А Эмбер помнит?

– Нет. Она… в общем, тогда она была Эмитист и теперь ничего не помнит.

– Она ничего не помнит?

– Нет.

– Правда ли, что Эмбер как Эмитист вела себя крайне агрессивно по отношению к той женщине?

Люси стало дурно от одного воспоминания и, вероятно, от вопроса.

– Да.

– Она бегала вокруг женщины и несколько раз ударила

Ее, так?

– Я… я видела, как она ударила женщину. Да.

– Действительно ли Эмбер как Эмитист громко выкрикивала обвинения по адресу женщины?

– Да.

– Можно ли сказать, что Эмбер вела себя буйно, совершенно не контролировала свои действия? Люси явно не хотелось признавать это.

– Да.

– Настолько буйно, что женщине пришлось убежать прочь?

Люси страшно расстроилась; это мучительное воспоминание неизменно повергало ее в смятение.

– Да, именно так все и было. Я не могла успокоить Эмбер. Я просто не знала, что делать.

– Эмбер знала эту женщину?

– Нет. Понятия не имею, откуда она могла знать ее.

– И, насколько вам известно, женщина никоим образом не провоцировала это нападение?

– Нет.

– Вы помните, что именно кричала Эмитист? Люси опустила глаза, устало подперла лоб ладонью.

– Она говорила… что-то о ребенке этой женщины… говорила: «Ты убила своего ребенка».

– Вы знаете, кто была эта женщина?

– Не знаю… Кажется, не знаю.

Корриган достал фотографию и показал Люси.

– Это она?

Тут вмешался Джефферсон:

– Послушайте, я не понимаю, какое отношение это имеет к делу!

Корриган выразительно посмотрел на адвоката, и тот умолк.

– Это она?

Люси уставилась па зернистую фотографию. Ответ стал понятен по ныражешио ее лица прежде, чем она сказала:

– Да.

– Вы знаете, кто эта женщина? Люси сдалась:

– Ее зовут Салли Роу. Она наш постоянный клиент. Но больше я ничего о ней не знаю.

– И она совершила самоубийство несколько недель назад, не так ли?

Люси внезапно взорвалась.

– Эмбер в этом не виновата!

Корриган сделал небольшую паузу после этой вспышки, потом сказал:

– Мы ничего подобного и не утверждаем. Итак, вы слышали, как Эмитист – или Эмбер – обвиняла Салли Роу в убийстве ее ребенка, верно?

– Вопрос уже был задан, и ответ на него прозвучал, – сказал Джефферсон.

– Просто хочу убедиться, – сказал Корриган.

– Да, я слышала.

– Вы знал и, – что Салли Роу имела судимость? Это явно оказалось новостью для Люси.

– Нет.

Корриган достал какие-то документы.

– Вот копия уголовного дела Салли Роу, и вот несколько вырезок из газет. Обратите внимание на выделенные строчки: десять лет назад Салли Роу была осуждена за предумышленное убийство. Как вы можете прочитать здесь, здесь и вот в этой газетной вырезке, ее признали виновной в убийстве маленькой дочери путем утопления.

Он подождал, давая всем возможность переварить услышанное, и увидел, как кровь медленно отливает от лица Люси Брэндон.

– Очевидно, ваша дочь в ооразе Эмитист совершенно справедливо обвиняла Салли Роу в вестибюле почтового отделения. Скажите, могла ли Эмбер каким-нибудь образом узнать о прошлом Салли Роу?

– Нет. Даже я ничего не знала об этом, – с трудом проговорила Люси.

– Тогда можете ли вы ооъяснить, откуда это знала Эмитист?

Люси замялась с ответом только потому, что нашла вопрос трудным.

– Нет. – Потом она попыталась ответить получше:

– Возможно, это психические способности.

– Чьи способности – Эмбер или Эмитист? Люси в совершенном смятении потрясла головой.

– Не знаю. Я ничего в этом не понимаю. Но такое может случаться, когда человек является проводником духов.

– Значит, Эмбер была проводником?

– Да. Думаю, да.

– И, очевидно, этот ее особый дар может проявляться довольно бурно?

– Не знаю…

– У вас с Эмбер произошла настоящая схватка в вестибюле, не так ли? Вам потребовалось несколько минут, чтобы усмирить девочку, так?

– Да.

– А когда наконец все кончилось, ваша дочь была мокрой от пота, растрепанной, усталой, подавленной? Возможно даже, у нее на теле появилось несколько синяков, так?

Люси явно не хотелось отвечать на этот вопрос.

Корриган настаивал:

– В таком примерно состоянии находилась девочка?

– Полагаю, да.

– А во время схватки вы называли свою дочь Эмитист? – Малице Люси отразилось недоумение.

Корриган попытался сформулировать вопрос иначе.

– Разве, пытаясь усмирить свою дочь, вы не говорили примерно следующее: «Эмитист, прекрати сейчас же… Эмитист, успокойся»?…

Голос Люси звучал еле слышно.

– Наверное говорила.

– К кому вы обращались в тот момент? Люси не понравился этот вопрос.

– К моей дочери!

– К которой именно? – Люси заколебалась, но Корриган развил вопрос:

– Вы уже заявили, что Эмбер ничего не помнит о происшествии на почте и обычно ничего не помнит о том, что говорит и делает Эмитист. Вы признали, что Эмбер является проводником духа. Правильно ли будет сказать, что именно Эмитист, а не Эмбер совершала все эти агрессивные действия?

– Но это была моя дочь…

– Но при этом совершенно другая, самостоятельная личность, верно?

Люси молча уставилась на Корригана, обдумывая вопрос. Корриган почувствовал, как напряглись Эймс и Джефферсон.

– Верно? – повторил он.

– Да, – наконец ответила Люси. – Думаю, да.

– Итак, если кто-нибудь – даже вы сами – когда-нибудь столкнется с Эмитист, на самом деле он будет иметь дело с личностью, не имеющей ничего общего с вашей дочерью?

– Думаю, да. Пожалуй.

Эймсу и Джефферсону не понравился этот ответ. Несомненно, они проведут с Люси серьезный разговор по окончании допроса.

Корриган решил, что настало время произнести провокационное заключительное слово.

– Итак, вы по-прежнему находите удивительным, что мистер Харрис мог иметь аналогичное столкновение – не с вашей дочерью Эмбер, но с Эмитист, самостоятельной, отдельной личностью: вступить с ней в аналогичную отчаянную схватку, вынужденную борьбу? Можете ли вы представить, каково было мистеру Харрису, когда Эмитист вела себя в классной комнате так, как вела себя на почте: визжала, дралась и во всеуслышание сообщала сведения, которых Эмбер – как Эмбер – знать не могла? Вы понимаете теперь, к какому выводу придет любой воспитанный на Библии христианин, столкнувшись с буйной, неуправляемой второй личностью, проявляющейся в маленьком невинном ребенке? – Корриган не видел необходимости в ответе и не стал ждать его. – Благодарю вас, миссис Брэндон. Я знаю, этот разговор дался вам нелегко. На сегодня у меня все.

27

Бентморский университет ютился – почти прятался – в густой сети кварталов крупного города. Со всех сторон бурлила шумная городская жизнь, текли потоки транспорта, кипела напряженная деятельность. Университет пережил расцвет и упадок строительства дешевого жилья у северной своей границы, в кулинариях, пошивочных ателье и химчистках, расположенных к западу, сменилось уже третье поколение владельцев, вдоль его восточной границы буксиры тянули вверх и вниз по темной реке баржи, и при восточном ветре шум их двигателей был отчетливо слышен по всему городку; в южном направлении открывался вид на несколько новых многоквартирных домов, и сейчас улицы там были переполнены большими старыми автомобилями, которыми управляли удалившиеся от дел пожилые люди, предпочитавшие медленную езду.

Посреди всего этого продолжал жить Бентмор: прочно и надежно стояли его бело-красные кирпичные и каменные стены; учебные корпуса, студенческие общежития, здания библиотек и лабораторий в стройном порядке размещались среди широких лужаек с подстриженной травой; вымощенные кирпичом узорные дорожки расходились веером от каждого входа, пересекаясь и сплетаясь в сеть, словно торговые пути, открывающие доступ к любой точке городка.

Человеческому взгляду Бентмор представлялся оазисом покоя, мысли и знания среди сумятицы городской жизни. Духовному видению открывалось, что истинный хаос царит в границах университетского городка, а не за ними.

Гило встретился с Толом и его воинами на крыше старого здания Североамериканской компании по производству консервных банок, расположенного прямо напротив городка на противоположном берегу реки. У них под ногами консервные банки для супов, соков, компотов и сардин принимали форму и с дребезжанием тянулись бесконечной вереницей вдоль окон цеха. На другом берегу реки старый Бентморский университет, все еще затянутый дымкой утреннего тумана, хранил зловещее безмолвие.

Гило подошел к Толу доложить обстановку. Он был взволнован, возбужден, полон воинственного пыла и держал Руку на эфесе меча.

– Там собрались некоторые лучшие их представители.

Великие лгуны, великие строители грядущего царства сатаны, все под началом чудища, которое называет себя Развратителем.

– Я слышал о нем, – сказан Тол. – Он весьма силен и обладает великим даром вводить в заблуждение, но недостаточно проворен и сообразителен в бою.

– Это, конечно, нам на руку. Если мы не выдадим своего присутствия, то успеем многое сделать, прежде чем он поймет, что к чему.

Натан напряженно всматривался в туманную пелену и как будто разглядел несколько громоздких фигур, которые изредка скользили между строениями городка, но большинство врагов оставалось невидимыми.

– Они остаются в укрытиях, прячутся в зданиях.

– У них дел по горло, – сказал Армут. – Ведь сейчас идут занятия.

– В данный момент Развратитель чувствует себя довольно спокойно и не ожидает нападения, – сказал Гило, – но вот появление Разрушителя осложнит ситуацию. Он сейчас на пути в Бентмор со всем своим войском. И тогда старый Бентмор превратится в гнездо спящих шершней. Лишь тряхни дерево, и…

– Нам их не одолеть, – сказал Тол. – Смутьяны Разрушителя в Бэконе-Корнере хорошо справились со своим делом: наше молитвенное прикрытие слабо, как никогда, и ряды наши сильно поредели. Вступать в открытый бой рискованно. Нам придется полагаться в основном на тайные вылазки и военную хитрость…

Гило посмотрел в сторону университетского городка и коротко приглушенно засмеялся.

– Я напоминаю всем: они могут сожрать нас заживо,

* * *

Скамейки, стоящие там и сям вдоль дорожек городка, все еще были мокрыми от росы и тумана, но Салли нашла удобный стол в укромном уголке за стеллажами библиотеки научной литературы. Она пока еще не встретила никого из знакомых среди работников библиотеки и оттого немного успокоилась. После посещения небольшой химчистки, расположенной у западной границы городка, ее лучшая одежда – брюки, блузка, легкая куртка – была вычищена и выглажена. Она сменила дорожный костюм на более приличный и припрятала большую спортивную сумку, заменив ее другой, не столь бросающейся в глаза. Салли помнила образ энергичной деловой женщины, который она носила двенадцать лет назад: строгий, тщательно продуманный костюм, гладко зачесанные назад волосы. Сегодня она постаралась выглядеть не более, чем случайной посетительницей, двенадцатью годами старше, в очках с тонированными стеклами и с волосами, по возможности аккуратно заколотыми в прическу. Ей просто оставалось надеяться, что она не очень похожа на ту Салли Роу, которую здесь могли помнить.

"О, как я гордилась своим призванием педагога! Сейчас, когда я сижу здесь и смотрю па всех этих усердных студентов, одержимых желанием получить степень магистра, я читаю ту же самую гордость на их лицах, чувствую то же самое высокомерие. Честно говоря, я вижу в них себя прежнюю. Дух старого Бентмора не изменился. Я могу угадать их мысли: они считают себя завоевателями мира, миссионерами, несущими смелое послание о глобальных переменах.

И я бы сказала, они правы. Из стен Бентмора по-прежнему выходят великие педагоги, великие проповедники грядущих перемен. Они станут учителями, администраторами, директорами школ, авторами книг, завсегдатаями кулуаров Конгресса. Нация последует за ними; они перестроят всю культурную жизнь страны".

Салли взглянула на часы. Было начало десятого утра. В офисе профессора Линча уже наверняка кто-нибудь появился: либо секретарь, либо сам Линч. Это страшно рискованное предприятие, но она должна встретиться с профессором. Из всех людей именно он мог дать ответы на некоторые тревожившие ее вопросы.

Салли уточнила его имя и узнала номер нужного корпуса в дирекции университета; удивительно, но спустя двенадцать лет Сэмюэл У. Линч по-прежнему оставайся деканом педагогического факультета. Насколько она помнила, профессор полностью соответствует занимаемому положению: статный, внушительного вида мужчина, глубоко образованный, исполненный чувства собственного достоинства и внутренней силы.

Высокий, атлетического сложения студент последнего курса только что закончил говорить по телефону-автомату, висевшему на стене за спиной Салли. Она воспользовалась случаем. Она попытается добиться встречи с Линчем – возможно, в его приемные часы. Ей оставалось лишь надеяться, что профессор окажется не таким проницательным, каким запомнился ей; возможно, он не вспомнит, кто она такая.

* * *

Было совершенно очевидно, что Уэйн Корриган и Гордон Джефферсон, адвокат Ассоциации свободных граждан, никогда не станут добрыми друзьями.

– Мистер Джефферсон, я просто говорю, что мы имеем право на очную ставку с нашим обвинителем! – Корриган говорил очень напористо и держал микрофон так близко ко рту, что всякий раз, когда произносил раскатистое "р", Джефферсон слышал в трубке треск и шум.

Джефферсон ответил столь же твердо и даже слегка язвительно.

– Вашим обвинителем, мистер Корриган, является Люси Брэндон, а не Эмбер, и вы уже допросили миссис Брэндон в столь резкой манере, что вызвали у нее тяжелую депрессию! Мы и не подумаем подвергнуть Эмбер такому же испытанию.

– Мы не собираемся расстраивать Эмбер – ни в малейшей степени! Мы будем действовать в пределах установленных ограничений, со всей осторожностью. Но до сих пор все сведения, все показания, все жалобы поступали к нам либо через Люси Брэндон, либо через доктора Мандани. Но подлинным истцом в данном деле является именно Эмбер, а не один из них!

– Эмбер не будет давать показания ни в суде, ни на вашем допросе. Мы будем решительно выступать против этого!

– Но нам нужны непосредственные показания Эмбер по поводу обвинений, выдвинутых против моих клиентов.

– Это слишком сильно травмирует ребенка. Девочка и так столь глубоко потрясена всеми этими печальными событиями, что мы просто не можем наносить ей дополнительную эмоциональную травму и причинять новые страдания, заставляя подвергаться допросу и участвовать в судебном разбирательстве.

– В таком случае мы хотим, чтобы ее обследовал наш психолог. По крайней мере тогда мы сможем противопоставить показания нашего специалиста свидетельству доктора Мандани.

– Это совершенно исключено! Эмбер никак не будет участвовать в этом деле. Она должна остаться в стороне от всего, ее необходимо оградить от дальнейших оскорблений и запугивания!

Корриган вздохнул и взглянул на Маршалла, который сидел за столом напротив, внимательно слушая реплики адвоката. Маршалл сделал такое движение, словно выкручивал руку невидимому врагу, и прошептал:

– Давайте, давите на них!

– Боюсь, в этом вопросе мы не можем пойти на уступки, – сказал Корриган в трубку. – Если вы не измените свое мнение, нам придется попросить суд вызвать девочку для дачи показаний.

– Мы приготовились к этому, – ответил Джефферсон.

– Что ж, прекрасно.

Корриган повесил трубку и на миг задумался.

– Возможно, я слишком сильно нажал на Люси Брэндон. Теперь они прячут от нас Эмбер. Маршалл выразительно кивнул.

– Конечно. Ирэн Бледсоу, Люси Брэндон и этот тип, доктор Мандани, могут говорить все, что им заблагорассудится. Но главное действующее лицо в этой истории – Эмбер. До тех пор, пока Эмитист несет весь свой вздор, Эмбер представляет для нас серьезную опасность.

– Конечно, если бы нам только удалось вызвать девочку для дачи показаний или подвергнуть обследованию нашего эксперта… Я имею в виду, если бы нам хоть раз удалось вызвать Эмитист, мы смогли бы доказать правомерность действий Тома по отношению к Эмитист. – Корриган улыбнулся. – Представляете, как здорово было бы побудить Эмитист разбушеваться в зале суда? Мы могли бы выиграть дело!

– Они это знают.

– А мы знаем о происшествии на почте, и это испугало их. Нам нужно подкрепить этот аргумент защиты. У нас есть свидетельство очевидца, Элис Букмайер, но было бы неплохо заручиться показаниями еще одного свидетеля, особенно на случай, если Люси решит отказаться от своих прежних показаний.

– Что ж, у нас есть еще Дебби, девушка, которая работает в почтовом отделении вместе с Брэндон, – сказал Маршалл. – По словам Элис, она присутствовала при этом происшествии, но неизвестно, насколько далеко простирается ее преданность начальнице.

– Надо просто вручить ей повестку и выяснить это обстоятельство.

– И кроме того, есть сама жертва, подвергшаяся нападению Эмитист.

Корриган кивнул:

– Самая большая наша неразгаданная тайна. Знаете, она похожа на призрак. У нас есть ее фотографии, есть рассказы свидетелей, факты и информация о ней, но в том, что касается ее отношения к этому делу, она похожа на мираж: вроде она здесь, но при этом ее нет.

– Значит надо настаивать на встрече с Эмбер. Надо обратиться к суду с просьбой провести допрос. ААСГ может воспользоваться своими излюбленными методами. Если наша попытка не увенчается успехом, то, по крайней мере, мы выиграем время. Никогда не знаешь, когда рухнет подточенная водой скала.

Корригана эта мысль захватила.

– Эмбер, мы должны добиться твоих свидетельских показаний!

* * *

Клэр Иохапсон позвонила доктору Мандани буквально через минуту после того, как закончился телефонный разговор Джефферсона с Узйном Корриганом.

– Доктор, ваше заключение слишком уязвимо. Доктор Мандани смешался и несколько встревожился.

– Так… о каком заключении идет речь: о первом, о втором или о втором варианте первого?

Клэр с отвращением поморщилась, пользуясь тем, что доктор Мандани не мог ее увидеть по телефону.

– О первом варианте второго заключения – где утверждается, что болезненное психическое состояние Эмбер исключает возможность допроса девочки или снятия с нее показаний на суде.

– Л что вы подразумеваете под словами «слишком уязвимо»?

– Оно просто недостаточно убедительно. Защита легко сможет оспорить его. Корриган собирается просить суд рассмотреть вопрос о возможности снятия показаний с девочки, и нам требуется представить более серьезные основания для отказа.

Мандани немного помолчал. Он был определенно подавлен.

– Мисс Иохансон, мы уже говорили об этом. Мое первое заключение вы тоже сочли недостаточно убедительным!

– Что ж, так складываются обстоятельства…

– Мисс Иохансон, когда вы впервые обратились к моим услугам, я высказал самое беспристрастное, самое объективное мнение относительно состояния Эмбер. Я согласился с вами и миссис Брэндон, что девочка перенесла эмоциональную травму. Почему этого оказалось недостаточно?

Клэр чувствовала давление сверху, а теперь еще и снизу, от этого доктора.

– Потому что, доктор Мандани, в суде следует представлять убедительные доводы, способные повлиять на мнение судей. Ваш первый вариант заключения слишком… слишком…

– Слишком объективен? – предположил Мандани. – Вы предпочитаете, чтобы я солгал и домыслил отсутствующие симптомы просто с целью выиграть судебный процесс?

– Речь идет не о домыслах, доктор. Возможно, о некотором преувеличении, необходимом для большей убедительности.

– Насколько я понял, именно так я поступил с первым своим заключением. Я сделал выводы, о которых вы просили, и даже зашел дальше, чем допускают истинные факты. Теперь вы хотите, чтобы я снова проделал то же самое?

Клэр немного поколебалась, а затем резко сказала:

– При наличии имеющихся фактов вы вполне можете усилить второе заключение. Сделайте его более веским, более убедительным! Будет нетрудно доказать, что любое давление на Эмбер может привести к необратимому психическому расстройству.

– Вы просите, чтобы я солгал?

– Я прошу вас использовать факты во благо, выступить адвокатом и защитить Эмбер, Она не должна давать свидетельские показания!

* * *

Салли договорилась о встрече с профессором Сэмюэлом У. Линчем и явилась к нему к шести часам вечера. К этому времени рабочий день уже кончался, но профессор обычно задерживался в своем офисе и с удовольствием примет посетительницу.

Теперь у него был новый офис, расположенный на втором этаже Уиткомб-Холла, главного корпуса Бентморского педагогического факультета. Уиткомб-Холл представлял собой новехонькое здание из мрамора, стекла и металла, возвышавшееся своими десятью этажами над прочими корпусами университетского городка. Очевидно, Бентмор гордился своим вкладом в дело образования и стремился продемонстрировать эту гордость с истинным размахом.

Кабинет двести десять представлял собой не просто кабинет, а целое северное крыло этажа, отделенное стеклянной перегородкой, с монументальными двойными дверями. Секретарша тоже работала допоздна и со своего места могла видеть сквозь стекло любого человека в холле. Она увидела Салли, как только та вышла из лифта, но не задержала на ней взгляд. Это обнадеживало.

Салли толкнула массивную дверь, вошла и сказала, стараясь держаться в отдалении от секретарши.

– Эприл Фримэн, к профессору Линчу. Женщина улыбнулась и кивнула.

– Да, корреспондент «Реджистер»?

– Она самая.

– Отлично. – Секретарша подняла трубку телефона и нажала кнопку. – Женщина из «Реджистер» пришла на встречу с вами. – Она взглянула на Салли. – Профессор сейчас выйдет. Пройдите и присядьте там.

Салли стояла возле диванчика в приемной, но не садилась. Она чувствовала себя слишком неуютно, чтобы сидеть, и испытывала острое желание убежать. Выдумка про корреспондента университетской газеты до сих пор срабатывала, но если бы кому-нибудь пришло в голову позвонить в редакцию «Бентмор Реджистер» и проверить ее слова, разоблачение последовало бы немедленно. Кроме того, в приемной уже сидел какой-то мужчина, и Салли один раз поймала на себе его взгляд, хотя он как будто читал журнал. Может, читал, а может, и нет. Что он делает здесь в шесть часов вечера? Сейчас Салли была в таком состоянии, что в каждом встречном человеке видела потенциального убийцу.

Сердце у нее отчаянно колотилось, а если руки начнут дрожать еще сильнее, это станет заметным. Салли сделала несколько глубоких вдохов, стараясь успокоиться.

– Мисс Фримэн!

Этот голос! Спустя двенадцать лет она по-прежнему помнила его. Салли обернулась.

Позади стоял профессор Сэмюэл У. Линч. О, какая ужасная дрожь! Должно быть, она заметна со стороны! Салли изо всех сил напряглась, стараясь усмирить дрожь, с трудом выдавила улыбку и протянула руку:

– Здравствуйте! – Он пожал ее руку.

– Очень приятно. Пройдемте ко мне.

Он повернулся, и она проследовала за ним в кабинет.

Не может быть! Похоже, Салли перенеслась на двенадцать лет назад. Профессор совершенно не изменился. Это был все тот же грузный, седовласый джентльмен с изысканными манерами, все тот же замечательный преподаватель, которым она восхищалась. Салли узнала бы его сразу, где бы ни встретила.

Узнал ли он ее тоже? С тех пор, как она училась здесь, сотни студентов прошли через жизнь профессора; конечно, ее лицо затерялось в море других лиц.

Он провел Салли в свой кабинет и предложил ей удобное мягкое кресло. Она мгновенно села и начала с любопытством озираться по сторонам. Стены с книжными стеллажами поднимались так высоко, что у нее возникло ощущение, будто она находится на дне глубокого колодца. В комнате царила мертвая тишина, словно в склепе.

Линч сел за стол и откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди и внимательно разглядывая лицо Салли.

Она в свою очередь посмотрела в глаза профессору и попыталась улыбнуться. Тишина в кабинете стала физически ощутимой. Так нельзя. Кто-то из них уже должен начать разговор.

– Так значит, вы работаете в «Реджистер»? – осведомился Линч, не меняя расслабленной позы.

– Да. Но только с этого семестра.

– И какой ваш основной предмет.

– М-м-м… Экономика.

Он улыбнулся.

– Неплохо. Какого вы мнения о профессоре Паркере?

Что это? Проверка? Кто такой профессор Паркер? Мужчина это или женщина? И вообще, существует ли он… или она?

Салли замялась.

– О… Я до сих пор путаю преподавателей. Я только что перевелась…

Он рассмеялся.

– Неважно. Скоро вы узнаете всех их, и они, уверен, узнают вас. Вы увидите, у нас дружный коллектив, одна большая семья. Однако откуда вы приехали?

Салли говорила с фальшивым акцентом.

– О, из Ноксвилля, штат Теннесси.

Она открыла блокнот – просто, чтобы сделать хоть что-то, хоть как-то заполнить неловкую паузу. Внезапно в голове у нее стало пусто, словно темное облако заволокло сознание. Мгновение назад она знала, что собирается сказать, а сейчас этот участок мозга как будто внезапно отмер.

А профессор Линч сидел напротив, не произнося ни слова. Тишина стояла в комнату, словно вода в глубоком колодце. Теплый спертый воздух давил со всех сторон.

– Э-э-э… Я просто хотела задать вам несколько вопросов, – сказала Салли, листая блокнот. Где же вопросы? Она записала несколько, но теперь никак не могла… – Я просто пытаюсь найти вопросы; они у меня где-то здесь.

– Не нервничайте, – сказал Линч. – Я не кусаюсь. Салли рассмеялась. Значит, он заметил!

– Спасибо. Я еще новичок в этом деле. – Она нашла вопросы. – О, вот они! Я думала, будет интересно поведать читателям историю успехов и достижений Бентморского университета и написать статью об Оуэне Бсннетте.