Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 08"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон,Валентин Берестов,Александр Силецкий,Джордж МакДональд,Лев Корнешов,Илья Борич,Маргарита Шурко,Андрей Бугаенко,Филип Плоджер,Ольга Караванова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Джордж-младший поставил на стол шоколадный слоеный торт. Как любой ребенок, Мелисса обрадовалась.

– Трудно всегда выглядеть ребенком, быть ребенком, особенно сейчас. Нельзя устроиться на работу, снять квартиру, получить водительские права. Надо обязательно ходить в школу, иначе какой-нибудь чиновник поднимет шум. Для бюрократов приходится придумывать правдоподобную биографию. С каждым годом это все труднее и труднее.

– Мне кажется, – перебил ее Фостер-младший, – тебе стоит переехать в одну из развивающихся стран Африки или Южной Америки. Там со всем этим гораздо проще.

Мелисса поморщилась.

– Нет уж, спасибо. Я предпочитаю жить среди людей с высоким уровнем развития.

И, потеряв интерес к беседе, она принялась за торт.

– Прекрасный обед. Спасибо. – Мелисса промакнула губы салфеткой. – Но я не ответила полностью на ваш вопрос. Я рассказываю про себя, потому что пришло время искать новую семью. Я слишком задержалась у Стюартов. Биографию в моем деле пора менять. Я подумала, что в этот раз мне стоит рассказать обо всем честно. – Она обвела лица взрослых выжидательным взглядом.

– Ты хочешь, чтобы мы помогли тебе найти новый дом? – Джордж-младший едва сдерживал удивление.

Мелисса молча смотрела на пустую тарелку.

– Господи! Джордж, неужели ты так и не понял? Она хочет, чтобы мы взяли ее к себе.

– Мы?.. Но… у нас же нет детей, с которыми она могла бы играть… То есть я хотел сказать… – Он замолчал.

Мелисса не поднимала глаз. Джордж посмотрел на жену и перевел взгляд на отца. Он понял, что они приняли решение.

– Думаю, что это возможно, – неуверенно произнес он.

Девочка подняла голову. В ее глазах блестели слезы.

– О, пожалуйста. Я стану помогать вам по хозяйству, я не причиню вам никакого беспокойства. Может, я не очень сильна в истории, но знаю, как люди жили в разное время и в разных странах. Я умею читать на многих языках. Возможно, я смогу помочь вам в изучении средних веков, – речь ее была-торопливой. – Я помню кое-что из того, что делал мой отец, – добавила она, обращаясь к Фостеру-старшему, – возможно, ваши познания в биохимии подскажут вам, где он ошибался. Ведь кое-что у него получилось.

Джордж-младший понял, что еще немного, и она начнет их умолять. Он не мог этого вынести.

– Папа? – спросил он, придав своему голосу торжественность.

– Думаю, это будет неплохо, – медленно ответил Фостер-старший. – Да, совсем неплохо.

– Мэй?

– Ты знаешь мой ответ, Джордж.

– Ну что ж. – Джордж все еще не мог оправиться от удивления. – Думаю, вопрос улажен. Когда ты сможешь к нам переехать, Мелисса?

Ответ потонул в радостных возгласах. Мэй сжимала Мелиссу в объятиях, Джордж видел из-за плеча жены заплаканное лицо ребенка. На мгновение ему показалось, что в ее глазах мелькнуло какое-то странное выражение – будто девочка уже подсчитывала, сколько продлится ее пребывание в семье Фостеров. Но оно исчезло под потоком счастливых слез. Джордж улыбнулся своей новой дочери.

Девочка подняла голову, услышав шаги Фостера-старшего. За последний год этот гордый человек сильно сдал, его походка потеряла уверенность.

– Здравствуй, дедушка, – сказала Мелисса.

Фостер-старший понял, что она почувствовала его настроение и старается расположить к себе.

– Мортимер умер, – сказал он.

– Я знала, что ему осталось совсем недолго. Для белой крысы он жил долго. Что-нибудь новое в последнем анализе крови?

– Нет. Умер от старости. И я не знаю, почему он так быстро старел в последние три месяца, поэтому неизвестно, как проводить исследования дальше.

Они помолчали.

– Ты можешь дать мне немного зелья, рецепт которого оставил тебе отец?

– Нет.

– Я знаю, что оно у тебя есть, недаром ты так часто прогадаешь в лесу.

– Я ведь говорила, что оно вам все равно не поможет, и вы обещали ничего у меня не просить.

– Она не упрекала, она просто констатировала факт.

– Тебе никогда не хотелось вырасти? – спросил Фостер-старший.

– А вы бы согласились стать императором, зная, что вас убьют через две недели?

– Нет, мне достаточно того, что у меня есть. Если мы изучим состав зелья, то, возможно, найдем способ дать тебе вырасти, сохранив бессмертие.

– Я не бессмертна. Я не смогу выжить после серьезной травмы. – Она обхватила руками коленки, как бы защищая себя от мира. – Приходится заниматься профилактикой. Например, зубы рассчитаны на определенный срок, примерно, на пятьдесят лет. Когда мои зубы стачиваются, приходится вырывать их и ждать, пока вырастут новые. И так – каждые двести лет. Поэтому после еды я чищу зубы, стараюсь не царапать эмаль, но не обращаюсь за помощью к дантистам с их бормашинами.

У Фостера-старшего закружилась голова от мысли, что, оказывается, можно планировать жизнь на столетие, как семестр в учебном году. Невероятно слышать подобное от девочки, которая сидит рядом под деревом, обхватив руками колени.

– Я исследовала то, что вы называете моим «зельем», но, по-моему, у нас недостаточно знаний по биологии или химии, чтобы разобраться с его составом, тем более его изменить. Я знаю, как навечно остаться ребенком, но возвращать молодость – совсем другое.

– Неужели ты не хочешь стать взрослой? Сама ведь говорила, как тяжело быть ребенком в двадцатом веке.

– Но это единственное, что мне дано. Я не хочу с этим расставаться. – Она наклонилась вперед и положила подбородок на колени. – Видите ли, в прошлом я заводила друзей. Кто-то мне нравился, с кем-то я надеялась оставаться как можно дольше, но всем им хотелось подрасти. Им это удалось, и они умерли давным-давно. Лучше уж я останусь такою, какая есть.

– И тебе не жаль тратить столько времени на школу? По нескольку раз учить одно и то же, общаясь только с детьми, – в его голосе слышалась насмешка, когда он произносил последнюю фразу.

– Тратить время? Да у меня его полно! Сколько времени вы тратите на исследования по сравнению с тем, что уходит на дорогу до места работы и написание разных отчетов? Сколько беседует миссис Фостер с трудными детьми? Да в среднем не более пяти минут в день. У всех нас большая часть времени уходит на рутину. К тому же мне нравится быть с детьми, я их люблю.

– Я не могу понять, – рассеянно сказал Фостер-старший, – как тебе удается вести себя, как они?

– Здесь вы ошибаетесь, – мягко возразила она.

– Это они ведут себя так, как я. Все дети бессмертны, пока не станут взрослыми. – Она замолчала, давая собеседнику возможность обдумать ее слова.

– А теперь скажите мне, дедушка, ради чего становиться взрослой?

– Существуют и другие удовольствия, – неопределенно ответил он. – Более глубокие, чем детские радости.

– Вы имеете в виду секс? Да, вы подумали именно об этом. А с чего вы взяли, что девочка моего возраста обязательно должна быть девственницей?

Старик протестующе поднял руки, как бы не желая ничего слышать на эту тему.

– Нет, подождите, вы сами начали. Посмотрите на меня, разве я не красива? Хорошие зубы, чистое лицо, никаких физических недостатков. В некоторых местах девочка моего возраста считается отличной женой, особенно там, где продолжительность жизни не превышает тридцати пяти лет. Такое часто случалось в истории. Запрет на секс в подростковом возрасте, как и поздние браки, появились сравнительно недавно. – Она с гордостью посмотрела на него. – У меня было достаточно любовников, и, можете не сомневаться, я получала не меньше удовольствия, чем они. Но для меня секс – всего лишь способ общения с людьми. Мне всегда нужно находиться среди них. Что еще мне может дать взрослая жизнь?

«Действительно, что еще»? – с грустью подумал Фостер-старший. Он решился на последнюю попытку:

– Ты знаешь о Мэй? – спросил он.

– Что она не может иметь детей. Это было очевидно с самого начала. Вы думаете, я могу ей помочь? Нет, я знаю об этом меньше, чем о причинах смерти Мортимера, – она помолчала. – Мне очень жаль, дедушка. Мне очень жаль…

Послышался шум подъехавшей к дому машины, это Фостер-младший вернулся домой. Старик медленно и неуклюже поднялся с пня.

– Скоро ужин. – Он повернулся к дому. – Не опаздывай. Твоей маме не нравится, когда ты играешь в лесу.

Девочка сидела на церковной скамье, аккуратно сложив руки на коленях, слушала, как дождь барабанит в высокие окна с витражами. В сумерках на них едва можно было рассмотреть библейские сцены. Мелиссе всегда нравились церкви, обычно они ей служили приютом, где можно передохнуть перед возвращением во враждебный мир.

Ее время у Фостеров подошло к концу. Ей нравилось в их доме, и она надеялась, что выпадет лишний год или хотя бы месяц счастья, прежде чем придется искать новую семью. Но Фостер-старший перенес первый инфаркт, а Джордж-младший постоянно упрекал ее, хотя она не могла ничем помочь. Жизнь усложнилась.

Однажды он выследил Мелиссу в лесу. Злость и отчаяние толкнули Джорджа-младшего на низость: найдя все ее тайники, он взял понемногу зелья из каждого. Это, конечно, не принесло пользы ни ему, ни его отцу: эликсир оказался крайне чувствительным к свету. Хрупкие молекулярные цепи легко разрушались, превращая эликсир в обычную смесь органических веществ задолго до того, как образцы попадали в лабораторию. Но это воровство чуть не погубило ее. У Мелиссы начались колики в животе. Такое с ней случалось только два раза за всю ее долгую жизнь. Мелисса снова бросилась в лес собирать травы. Два дня, пока эликсир не приобрел нужных свойств, она стерегла его в темной берлоге. Колики прекратились. Вернувшись домой, она узнала, что у Фостера-старшего произошел второй инфаркт. Мэй была в ярости.

Джордж-младший продолжал избегать встреч с Мелиссой. Она поняла, что пора уходить. Прокравшись по коридору мимо комнаты Джорджа-младшего, услышала, что он тихо говорит с кем-то по телефону. Она без ключа завела автомобиль соседей и направилась к центру города. Выезжая на улицу, увидела, как к дому Фостеров подъехали машины, из которых вылезли люди с угрюмыми лицами. Мелиссе приходилось когда-то прятаться в темных аллеях от римских центурионов, теперь это могли быть люди из ЦРУ, ФБР или подобной организации. Мелисса прекрасно понимала, зачем они приехали.

Когда пропадает ребенок, никому и в голову не придет искать его в украденной машине. Девочка бросила ее рядом с автовокзалом. В кассе купила билет до Беркли. Первой поднялась в автобус и спросила у водителя, действительно ли автобус идет в Беркли? Когда водитель пошел подписывать путевой лист у диспетчера, незаметно выскользнула наружу. Оставив ложный след, она не стала никуда уезжать. Решила подождать до утра, а потом отправиться в путь пешком. Сколько раз ей приходилось так делать!

– Нам пора закрываться, сын мой, – услышала она позади себя мягкий голос.

Ее часто принимали за мальчика, и Мелисса поняла, что слова обращены к ней. Обернувшись, она увидела священника в сутане.

– Уже почти полночь, – с улыбкой произнес он.

– Тебе пора домой.

– Здравствуйте, святой отец. Я не слышал, как вы вошли.

– Все в порядке? Ты всегда так поздно возвращаешься домой?

– Моя сестра работает официанткой в кафе неподалеку отсюда. Папа всегда просит, чтобы я провожал ее домой. Сейчас пойду ее встречать. Я зашел сюда ненадолго, чтобы переждать дождь.

Она не любила врать, но не хотелось привлекать к себе лишний раз внимание: кто знает, может, ее уже ищут по всему городу.

Священник улыбнулся в ответ.

– Хорошо. Будь осторожен, сынок. Сейчас на улицах опасно.

– Там всегда опасно, святой отец.

«Центурионы» беспокоили ее сейчас гораздо больше, чем хотелось в этом признаться самой себе. Их было так много, значит, Джорджу-младшему удалось убедить кого-то из очень важных лиц. К счастью, у них нет никаких документов, касающихся ее истории. Образцы эликсира, похищенные Джорджем, абсолютно бесполезны. Фотографии, которые может показать им Мэй, охватывают период в восемь лет. Может показаться странным, что девочка так долго не меняется внешне, но ничего особенно пугающего в этом нет. Конечно же, они строят разные предположения. Мелисса – ошибка природы. Или просто у нее позднее созревание. Девочка – малолетняя аферистка. Но вряд ли кто-то поверит Фостерам: они все слишком разозлены на нее из-за Джорджа-старшего. Мелисса очень надеялась, что им не поверят. И отпечатков ее пальцев они не найдут – перед уходом она тщательно протерла все, к чему прикасалась в своей комнате, в доме. С них может статься – объявят розыск именем правительства США, чтобы привлечь ее к суду. Что ж, видно придется на время отказаться от честных поисков новой семьи для себя.

Дождь понемногу стихал, хотя все еще моросил. Пора было искать ночлег. Девочка устала, продрогла, волосы ее свисали мокрыми прядями. Неожиданно она начала вспоминать что-то из своего давнего, настоящего, детства, прошедшего много веков назад. Какие у мамы золотые волосы, как тепло и уютно у нее на коленях…

Сквозь пелену дождя на другой стороне улицы она увидела афишу кинотеатра:

УОЛТ ДИСНЕЙ МУЛЬТФИЛЬМЫ НЕПРЕРЫВНЫЙ ПОКАЗ ДЛЯ ДЕТЕЙ ВСЕХ ВОЗРАСТОВ

– Это для меня, – подумала Мелисса. Перебежав через дорогу, протянула деньги в окошко кассы. Скоро в теплом полумраке зала она забыла о дожде и холоде.

Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВ

Маргарита Шурко, Илья Борич
«НЕ ХОЧУ БЫТЬ ВЗРОСЛЫМ!»

Героиню своего рассказа, как будто отвращающего нас от столь притягательной идеи бессмертия, Ф. Плоджер называет Мелиссой.

Так зовется известное лекарственное растение (вечное детство девочке дарует как раз снадобье из трав), таково было и имя философа из Самоса, жившего в V веке до Рождества Христова (примерно тогда родилась и героиня).

Кстати, диалектик Мелисс как раз доказывал, что сущее не исчезает, что оно бесконечно, едино.

Возможно, философские штудии подсказали Плоджеру тему.

Решается она традиционным приемом: фантастическая идея рассматривается на реальном фоне.

«Вечная» девочка попадает в число трудных детей и нуждается в попечении социальных работников. Реалистический контекст – при всей малости отрезка явленной читателю жизни героини – задает множество направлений комментарию публицистов М. Шурко и И. Борича.

Они размышляют о проблеме инфантилизма, актуальной для современной социальной психологии.

Альберт Эйнштейн объяснял свои гениальные прозрения тем, что в нем застряло навсегда детское непонимание многих вещей и понятий, которые другие давно и быстро одолели (или обошли?). Чересчур задержавшаяся детскость… Что это – беда или удача, досадная приостановка развития или, как у создателя теории относительности, дополнительный шанс, подаренный природой? Каждый, вероятно, мог бы назвать не одного большого ребенка, который, к досаде близких, «пропускает жизнь», малюя, сочиняя «в стол», в корзину. И, несмотря ни на что, предается своему недоходному, невзрослому делу. А спросить такого человека, он назовет «детскими умами» тех, кто живет «просто», заколачивает деньгу..

ОЧЕНЬ НЕОДНОЗНАЧНОЕ, вмещающее в себя так много оттенков и смыслов понятие – инфантилизм. В энциклопедическом словаре – «сохранение у взрослых особей физических и психических черт, свойственных детскому возрасту». Ну, скажем, родители твердят об инфантильности, когда суждения акселератов не поспевают за их бурным физиологическим развитием. Словом, инфантилен тот, кто не отвечает норме взрослости, зрелости. Но ведь и границы возрастов меняются, да и сама норма подвижна, колеблется.

Педагоги, психологи выделяют среди подростков группу ретардантов (отстающих в развитии). Последние комплексуют, испытывают ощущение собственной неполноценности. Неуютно в мире, порог детства позади, а опоры в новом жизненном пространстве не найти. Куда спрятаться от пронизывающих ветров реальной жизни? Обратно, в детство. Это, кстати, свойственно не только отстающим в развитии, а отрочеству вообще. Лучше оставаться ребенком, направляемым родителями, взрослыми. Но одновременно хочется уйти от этой зависимости: стыдно. Дерзости, вызов, конфликты дома, в школе. Подросток нападает, а на самом деле защищается.

Ученик, из болезненных и неуспевающих, все деньги, которые даются ему на завтраки и лакомства, тратит на кормление пары бродячих собак в репьях и коросте. Мать замечает, что ее «дурак» тощает, бледнеет. Инфантилен? А, может быть, сердце, созревшее для добра?

Понятие, о котором мы говорим, не только изменчиво. Не раз оно выворачивалось наизнанку. Не в столь далекие времена инфантильность была термином-меткой изобличительного звучания. Педагогика, пронизанная официальным духом, борясь за «свою» молодежь, вела поход против задумывавшихся над жизнью мальчиков, понимая, что этими не поманипулируешь. Строптивы, непослушны, не станут делать «что положено». Государственно уполномоченные критики в 60-х годах возмущались «звездными» мальчиками Василия Аксенова. Инфантильными считались и герои Виктора Розова, готовые рубать серванты «простых» накопителей – взрослых. Такая поросль возникла на излете коммунистической эры. Юноши, желавшие понять мир вокруг себя. Двухцветный мир – бело-красный – двадцатых годов, черно-красный – более позднего времени. Мир с «заданным мышлением, против которого не может не восставать всякое самосознающее существо» (Мераб Мамардашвили).

Короче, использование термина «инфантильный» было в основном «наоборотным»: с позиции заданного мышления (а это качество незрелого, коснеющего духа), старческого догматизма «инфантильными» были как раз духовно взрослевшие, остановившиеся на марше, чтобы оглядеться, свериться с внутренним компасом.

Стоит хотя бы бросить взгляд на героев Розова. Самый известный из них (пьеса «В поисках радости», киноверсия «Шумный день»), как уже сказано, рубит шашкой сервант, добытый «в бою» женой старшего брата. Подросток несдержан, но чист и неподкупен, легкомысленно влюбчив и очень серьезно дорожит своей внутренней жизнью – заповедным аквариумом. А герой пьесы «В добрый час»? Он как будто ерничает, ленится, слоняется без дела, но сквозь это внешнее прорывается душа, утверждающая себя в трудностях и самоопределении. Еще один розовский мальчик («А,Б,В,Г,Д…») бежит, в прямом смысле бежит – по рельсам из дальнего поселка, от любимой «отцами», вросшей в них предвзятости, недомыслия, рутинных поучений. Он учится видеть, любить и жалеть человеческое существо, которое рядом, от эгоистического высокомерия переходит к позиции ответственного лица – ответственного за другого.

Все эти мальчики бегут не от трудностей к легкости, а наоборот. Каждый из них с детским старанием, требовательно всматривается в жизнь, чтобы встать в ней честно и твердо, по принципу: на том стою и не могу иначе. Это не приходит без серьезных усилий. Так инфантильны ли они?

КОГДА В 60-Е ГОДЫ на Западе забушевали молодежные бунты, то свойственные этому движению богемное своеволие, разгул инстинктов, тягу к лозунгам маоцзэдунизма окрестили социальным инфантилизмом. Философ и социолог Ю. Н. Давыдов, посвятивший (совместно с И. Б. Роднянской) этому явлению книгу, рассматривает социальный инфантилизм как тип мировоззрения и социальную болезнь. Она заключается в нежелании определенной части молодежи, достигшей биологической зрелости, приобщиться к выполнению традиционных трудовых и общественных обязанностей, обзавестись семьей и т. д. И ферментом, и симптомом этой социальной болезни была контркультура, противостоящая фундаментальным, традиционным принципам западной культуры. Неприятие мира и установок взрослых имело самые различные проявления: от увлечения наркотиками, погружения в восточную мистику до крайностей сексуальной революции и ломки художественных традиций.

С молодежным движением, юношеским диссидентством тесно связана рок-культура. Она была неотъемлемой частью тотального, всеобщего противостояния миру взрослых. Молодежь, не принимавшая власти, всего строя общества, заявила: «Мы против вас». Первая часть формулы («мы») предполагает спайку, крепко сбитую стаю, чувство локтя, коллективизм, товарищество, в котором так уверенно и тепло незрелому, инфантильному сознанию: «Я живу тем, что мы вместе». Вторая часть («против вас») выражается во всестороннем вызове, эпатаже, от костюма и манеры держаться до душевного склада, некой ощетиненности. Напомним слова одного рок-подростка: «Меня зовут Улитка… Я просто убежал. Я не хочу ничего делать. Я не хочу лгать, не хочу обманывать, не хочу пробивать себе дорогу куда-то». Другие юные, поагрессивней, хотели и хотят если не «пробивать», то побивать все, что «не они», что принадлежит миру ненавистных «отцов».

Для рок-культуры достаточно характерны эта отроческая демонстрация мускулов, сверхгромкий звук, угрожающий ритм, прославление беспредельной раскованности, унижение всех видов и форм порядка, традиций в искусстве. Своего рода проявление «геройства», показ готовности к преодолению и покорению жестокой взрослой жизни.

Мы сказали об агрессивной ипостаси рока. Но он многолик, как сама инфантильность, как отрочество. Здесь всей системой воздействий утверждается позиция «человека в осаде»: я готов встретить угрозу, выстоять и победить.

Но не одна отроческая враждебность миру консерватизма, в том числе классической культуре, является содержанием рока, хотя он и родился из противостояния, как эпатаж. От 60-х до 90-х годов это часть контркультуры усложнялась. Простые ситуации (мальчик – девочка, я – ты, одиночество – общность), выпеваемые на сотни ладов, одевались в сложную инструментовку, варьировались. Как противоположные классике, как исконно свои, исполнялись и исполняются обработки народных песен.

И все-таки коренной признак рока – его вызывающая демократичность, простота, ставка на любительство (особенно в начале его развития), доступность для зреющего юношеского вкуса и сознания. В крайнем выражении – простота, граничащая с хаосом, как оппозиция усложненному и давящему порядку.

Подпочва радости, испытываемой юным слушателем рока, – это утверждение своего «я», своих чувств и своего единства в неприятии всего установленного. Это всяческое своеволие, которое, заметим, не так уже редко становится залогом действительного формирования самостоятельной личности.

СТРЕМИТЕЛЬНАЯ экспансия рока в России неудивительна. Наша молодежь, которой претили официально-догматические установки власти, особенно в области культуры, интимной жизни, запретительская направленность нашей идеологии, чутко уловила нерв протеста против косности, традиций и приняла его. Десятилетиями звучало: «Мы будем петь и смеяться, как дети». Нас хотели видеть детьми, прилежными и послушными. Патернализм, когда за вас думает, вами распоряжается, казнит и милует верхушка (отнюдь не выборная!), наподобие отца в патриархальной семье, в конечном счете приводит к недоразвитию, детству народа – гражданскому и человеческому. По выражению Ю. Н. Давыдова, у нас произошла инфантилизация общественного сознания и всей духовной культуры страны. Поэтому в наших, российских, условиях социальный инфантилизм вышел далеко за пределы молодежной субкультуры. Он принимал и принимает самые разные обличья: ожидание политического чуда («Вот приедет барин…»), слепота чинов-ника, не желающего ничего знать, кроме надобностей своего «шестка», неспособность пешки – функционера принимать самостоятельные решения, брать на себя ответственность. Вообще всякие формы отказа от самостояния, самоотчета.

– Как же это ты? Видел же, что вредно, несправедливо?

– Так приказано. Что мне, больше всех надо?

– Напрасно, Прокоповна, не пошла с нами: в кастрюльки лупили, шумели, было весело, – грузная пенсионерка, вернувшаяся с митинга, подруге.

Шли с портретами Сталина, царя, с иконами. Лица серьезные, отрешенно-мученические. Свойства этой толпы – исконно детские: поклонение силе – ведь ребенок чаще всего гордится сильным отцом. Отсюда нынешнее влечение нашего уличного люда к вождю, к твердой руке, жажда жить под сенью сильной, мощной власти. Детское легковерие бросает людей к тому и тем, чьи лозунги и обещания, пусть нереалистичные, радуют, тешат душу, сулят лучшее будущее. Всякий видел детей, ожесточенно секущих траву, топчущих червячков и жуков. Незрелому, слабому нужен кто-то враждебный, плохой, нужно творить расправу и тем утверждать себя в своей силе и правоте. Все это воспитывалось долго, планомерно – не чувство достоинства, собственной значимости, а иждивенчество, пассивность, послушание.

МЫ СОЗНАТЕЛЬНО нажимали на кнопки – значения термина «инфантильность», и каждый раз на экране загорался новый смысл, новый оттенок. Может быть, надо остерегаться этого понятия ввиду его неопределенности? Всякий раз его использование спотыкается о необъятность самого понятия «детскость», «детство». Как сказал философ Мамардашвили, человек – существо «долгое», «медленно выковывает себя во времени». Мы взрослеем, становимся, образуемся всю жизнь. Это и отличает сложное существо от простейшего. Следовательно, на каждом этапе нашего земного пути есть в нас детское. И само-то детское включает в себя несовершенство, продиктованное слабостью духа и плоти, и одновременно свежесть, ясность, здоровье, нечто рвущееся вперед и вдаль. Обещание.

Мы бы даже отважились утверждать: горе окончательно повзрослевшим. Ведь сказано в древности и на все времена: если не будете, как дети, не войдете…

«…Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над Пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверное, я дурак».

Джон Сэлинджер. «Над пропастью во ржи».