Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 08"
Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт
Соавторы: Теодор Гамильтон Старджон,Валентин Берестов,Александр Силецкий,Джордж МакДональд,Лев Корнешов,Илья Борич,Маргарита Шурко,Андрей Бугаенко,Филип Плоджер,Ольга Караванова
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
ДОПУСТИМ, что…
Есть ложь, наглая ложь… и статистика
Справедливость этого язвительного изречения подтверждается журналистами. Редакция одного из французских журналов, сопоставив статистические данные с выводами, которые порой делают ученые, вызвала смех во всей Франции.
• Итак, откуда же появляются дети? Ну, конечно, их приносят аисты. Ведь по статистике, там, где они любят селиться, процент рождаемости выше, чем в целом по стране. Правда, статистики не учли, что аисты гнездятся в основном в деревнях.
А рождаемость в сельскохозяйственных районах традиционно выше, чем в городах.
• А вот пример, связанный с подменой причины.
В начале века психолог Альфред Вине, увлеченный тестами на коэффициент интеллектуальности, привлек графологов к оценке умственных способностей учеников. Их попросили письменно изложить любой текст по собственному выбору. Выявленная четкая взаимосвязь данных графологов и тестов, проведенных Вине, подводила к заключению: почерк показывает меру интеллекта. Математик Эмиль Борель решил это проверить, и тексты в печатном, а не рукописном виде были предложены читателям «Ежемесячного журнала». Оценки читателей и графологов совпали. Значит, результат определялся не характером почерка, а содержанием текста, который увлеченно читал графолог.
• Тот же пример ошибочной дедукции. Во времена, когда туберкулез был весьма распространенной болезнью, считалось, что смертность от нее в горных районах гораздо выше, чем в городских кварталах. «Виноваты» горы? Нет, просто здесь много специализированных санаториев, в которых находились больные в последней стадии туберкулеза.
• А вот смешение причины и следствия.
Статистика утверждает: чем больше времени учащийся тратит на занятия, тем хуже его результаты. Но все наоборот: чем труднее дается учеба, тем больше времени ученик тратит на выполнение задания.
• Аргументом в пользу занятий физкультурой служит здоровая сердечно-сосудистая система. Однако есть основания утверждать обратное: люди, у которых сердце и сосуды в порядке, испытывают большее влечение к дополнительным спортивным нагрузкам.
• Всегда ли корреляция означает причинно-следственную связь?
Например, можно отметить корреляцию на протяжении 10 лет цен на жилье в Нью-Йорке с цифрами продажи сигарет во Франции. Но вряд ли эти факты взаимосвязаны.
Некоторое время назад данные итальянской статистики, взятые по различным районам страны, позволяли сделать вывод о взаимосвязи между продажей персональных компьютеров и разводами. Первое, что приходит на ум: персональные компьютеры разрушают традиционную семейную жизнь. Но более правдоподобно другое объяснение. В бедных южных районах, где реже покупают компьютеры, жители более религиозны, а разводы у католиков редки. В северных индустриальных и урбанистических районах менталитет современных горожан иной. Налицо вполне объяснимая корреляция, а не причинно-следственная связь. В качестве первопричины выступает третий фактор, как и в случае с аистами.
• Статистика говорит о высокой продолжительности жизни в тех странах, где едят больше мяса. Неужели потребление мяса способствует долголетию?
На самом деле жители развитых стран не только едят больше мяса, но и лучше обеспечены средствами гигиены, имеют больше возможностей для заботы о своем здоровье. Серьезные исследования среди населения одного уровня жизни показывают, что чересчур «плотоядное» питание, напротив, сокращает жизнь.
• Один американский социолог весьма наглядно показал наличие корреляции между специализацией профессоров университетов и их религиозной принадлежностью. Протестанты преобладали в таких дисциплинах, как геология, биология, химия, но практически не были представлены в гуманитарных науках, в медицине. Католики предпочитали науки о человеке. Автор исследования увидел разгадку в различных ценностных системах, свойственных каждой конфессии. Другой социолог дал «историческое» объяснение: протестанты были религиозной группой, раньше всех обосновавшейся в Америке. Потому они традиционно ориентированы на дисциплины, появившиеся первыми в программах университетов. Прорыв католиков связан с новым подъемом в области греко-латинских исследований и современной литературе.
• Самое удивительное: когда связь между двумя событиями слаба или вовсе отсутствует, люди нередко верят в то, что она есть. Частые жертвы такой иллюзорной корреляции – любители азартных игр, которые при каждом неудачном розыгрыше видят свои шансы на удачу все более и более возрастающими.
• Не будем забывать и о роли случайностей. «Плодотворное» сочетание абсолютно не связанных между собой событий, соединенных просто по воле случая, открывает простор человеческим фантазиям. На этом держится большинство суеверий.
• Некоторые социологи, впрочем, считают, что те же особенности человеческого разума, что способствовали появлению древних суеверий или религий, влияют и на развитие научной мысли. Можно провести такую параллель: в любом случае «посвященный» проходит определенные ступени, приобщаясь к знанию, и принимает за истину определенные правила и закономерности. Потому, наверное, не стоит удивляться столь различным и порой абсурдным объяснениям причин того или иного явления: это либо результат недостаточной информации, либо диктат научных традиций.
Подготовила Анна АЛАНИЧЕВА
Александр Силецкий
ДЕНЬ ИГРЫ
Роза молчала и только кивала лепестками, или это ветер, как малое дитя, резвился с ними.
А вечером вернулись с работы родители.
– Вот прелесть! Какая чудесная роза! – сказала мама, останавливаясь перед домом, и папа сломал стебелек и подарил цветок маме.
Они вошли в дом.
Дети, дети, – надрывалась нянька
– Чтоб вас, окаянных!.. Куда вы все запропастились?
– Я стану мышонком, – сказал младший, совсем еще карапуз. – Малюсеньким серым мышонком.
– Фу, сказал брат постарше, – какая гадость! Не люблю мышей.
– Но зато я смогу пролезть в любую щель. Я спрячусь – и никто меня не найдет.
– А я стану розой. Большой, красивой и душистой, – сказала сестра, самая старшая из них. Она была очень умная, или нет, самая добрая, или нет, очень нежная и слабая – на что она годилась, кроме как стать розой?! – Все будут проходить мимо, любоваться мною и говорить: «Ах, какой замечательный цветок!»
– А я, а я… Тогда я стану пауком, – решил брат постарше. – Мохнатым черным пауком. Как в книжке. Я сплету паутину, огромную и крепкую, и вы в нее попадетесь!
– Пи-пи-пи… – пропищал мышонок из норки.
Роза алела возле дома, нежилась под ветерком, и подставляла то одну, то другую щеку под ласковые поцелуи солнца.
А паук тянул нить за нитью и пыхтел, как паровоз, медленно разъезжая по рельсам своей паутины.
– Дети, дети! – надрывалась старая нянька. – Ну нельзя же так!..
– Глядите-ка, нас ищут, – пропищал мышонок. – Вот умора, правда?
– Не найдут, – важно сказал паук. – А если кто и найдет, я поймаю его в паутину, и он никуда не денется.
– Дети, дети! – кричала взволнованная нянька. – Да куда же вы подевались?
– Перестаньте, – раздраженно сказал папа, – захотят есть – сами прибегут.
– Только посмотрите, – возмутилась мама – весь угол зарос паутиной! Няня, что же вы делали целый день?! Это не дом, а форменный сарай. Боже, какая грязь!
Нянька взяла мокрую тряпку и смахнула со стены паутину вместе с пауком.
– Пи-пи-пи, – жалобно пропищал мышонок.
– Только этого не хватало! У нас мыши, – всплеснула руками мама. – Сейчас же, сейчас же…
И папа тотчас поставил возле норки огромную зубастую мышеловку.
– Меня сорвали, – всхлипнула сестра. – Я разве кому-нибудь мешала?
Она была самая нежная, или нет, самая добрая, или нет, самая – поди пойми этих женщин, даже таких маленьких!.. – и ей было очень жаль прекрасную розу, которая цвела возле дома.
– А мою паутину порвали, меня убили, ох!.. – насупился брат постарше. – Подумаешь, сидел в углу…
– А мышонок жив все равно, – пролепетал самый младший, совсем карапуз. – Папа поставил мышеловку, но мышонок жив и никуда не попался!
– Ну и что? – возразил брат постарше. – Все равно он не может выйти. Или с голоду умрет, или попадет в мышеловку.
– Вот и нет, вот и нет! – воскликнул самый младший, совсем карапуз. – Тогда мышонок станет грызть нору в другую сторону и убежит!
– А если кругом камни? – строго спросила сестра.
Малыш на минуту задумался.
– Если камни… Знаю, знаю! – радостно воскликнул он. – Тогда я стану бомбой и взорву этот дом и убегу вместе с вами. Я не боюсь мышеловки. Я ее взорву. Мы убежим в лес и снова будем играть. Ты опять станешь розой, а ты сплетешь себе новую паутину.
– Пи-пи-пи, – пропищал мышонок в норке.
– Дети, дети! – надрывалась старая нянька. – Куда вы запропастились?
Но дети сидели тихо.
Они ждали, когда мышонок наконец-то превратится в бомбу и разрушит этот дом.
– Пи-пи-пи, – жалобно пищал мышонок. Бах!
Ольга Карабанова,
кандидат психологических наук
ВСЕРЬЕЗ ПОНАРОШКУ
Наш журнал не раз признавался в своей искренней любви к любым видам игр, в особенности – интеллектуальным. Только в атом году мы опубликовали статью А. Родионова, посвященную созданию компьютерных игр «Игра – дело серьезное» («Если» № 1), ставшую рекордсменом по числу читательских откликов, и литературный компендиум труда голландского философа Й. Хейзинги «Homo Ludens», («Если» N 4), в которой игра рассматривается как часть мировой культуры Сегодня эту же тему продолжает психолог Беседу ведет наш корреспондент Елена Сеславина.
Меня всегда поражала широта спектра человеческих занятий, которые называются словом игра: и покер, и футбол, и дочки-матери, и…
– … и флирт, и невротические «игры, в которые играют люди», описанные Эриком Берном… Видов игр великое множество, но если пытаться искать общее в той психологической действительности, которую выражает это слово, то нам поможет определение, данное выдающимся отечественным психологом Л. С. Выготским. Он считал, что об игре можно говорить, когда существует иллюзорная ситуация, некое, не связанное с реальностью, смысловое поле со своими законами и правилами. Вот ребенок строит из песка холм, воображая, что это крепость. Мастера садятся за шахматную доску, где фигурки символизируют людей, иерархию, всю сложную систему взаимоотношений. В спортивной игре свои роли и правила: ты – нападающий, он – защитник и т. д.
– Воображение связано и с творчеством. Творчество тоже игра?
– В отечественной психологии и философии есть такая традиция: с одной стороны, пытались рассматривать игру как подготовку к труду, с другой – связывали игру с художественными видами деятельности. Это теория избытка сил, согласно которой игра дает выход свободной энергии человека.
– А известно, какие игры были первыми в истории человечества? Играют ведь и высшие животные…
– Есть принципиальное отличие между деятельностью человека и высших животных. У животных знания об окружающем мире передаются инстинктивно-биологически: в родившегося зверька как бы вложена «инструкция» о том, что опасно, а что нет, что съедобно, чего нужно избегать, а что, наоборот, преследовать. Это знание «написано на роду», в нем преимущество животного, но и ограниченность: нет возможности развития. А человеческая жизнь очень динамична, и такой способ передачи видового опыта нерационален. Поэтому, когда шел процесс антропогенеза, происходило «вытеснение» инстинктивных способов жизнедеятельности, своеобразных норм и правил. Чем их заменить? – опять же правилами, но социальными, воплощенными в культуре, предметах, идеях.
– Предметы слишком быстро меняются в ходе развития цивилизации.
– Совершенно верно. Поэтому и тип наследования меняется с органического на социальный. Люди передавали из поколения в поколение традиции, былины, мифы, ритуалы, в которых заданы какие-то отношения. У известного отечественного антрополога Я. Рогинского есть наблюдения, которые позволяют говорить о родстве между искусством и игрой. Искусство появилось из попыток моделировать человеческую деятельность, ориентироваться во взаимоотношениях. Отсюда наскальные рисунки – какое-нибудь животное, пронзенное стрелой, или ритуальные танцы… Игра имеет те же корни. Ребенок родился, перед ним стоит задача – постичь мир сложнейших взаимосвязей, взаимоотношений. Игра дает возможность моделировать ситуации, недоступные ему в реальности. К тому же цена ошибки, совершенной в жизни, может быть очень велика – травма, психологическая либо физическая, даже гибель… А в игре – всего лишь проигрыш.
– Но почему воем так нравится играть, и детям, и взрослым?
– Ну, все-таки не всем и не всегда. Игра возникает, если в реальной ситуации человек не может удовлетворить какие-то потребности, настолько значимые, что они достигают накала. Такое аффективное переживание «снимает» игра. Каждый из нас как бы имеет возможность испытать будущее, находясь в настоящем. Если переживания негативные, мы будем вести себя так, чтобы избежать этого результата; если же позитивные, нам, возможно, будет их вполне достаточно, и мы не захотим что-либо менять в действительности. В этом, кстати, опасность любых игр, и детских, и взрослых.
– Существует ли какая-то классификация игр?
– Да, и не одна, хотя все они довольно размыты. Психологи полагают, что человеческая жизнь начинается с эмоциональных игр, которые играми в полном смысле слова считать нельзя. Мама прижимает к себе ребенка, отпускает, затем опять крепко обнимает… В чем значение этого действия? Рождаясь, малыш отделяется от матери. Это большая травма, и потом всю жизнь мы несем в душе страх, связанный с потерей близкого человека. Эта простая игра помогает изживать страх: мама удаляется, но и возвращается.
Второй этап – манипуляции. Это, скорее, освоение предметов: круглое, острое, шероховатое и т. д.
Лет с четырех начинаются сюжетно-ролевые игры. Здесь уже есть правила, закреплены роли. Всем известные дочки-матери, например…
– В дочки-матери почему-то играют только девочки.
– А мальчики играют в войну (лет пять-шесть назад наши московские ребята ласково говорили «в войнушку»; сейчас дети, увы, лучше представляют себе, что такое война). Итак, почему же мальчики любой исторической эпохи, в любой социальной среде, в любой этнической группе очарованы оружием, а девочки нянчат кукол – а если все происходит иначе, то мы, взрослые, расцениваем подобное как отклонение в развитии?
На этот счет есть несколько теорий. Немецкий психолог начала нашего века Вильям Штерн объяснял это тем, что развитие ребенка зависит от сочетания двух факторов: наследственности и среды. У каждого мальчика есть потребность в самоутверждении (ее еще называют агрессивной), у девочки – потребность в материнстве, продолжении рода, столь сильная, что на психологическом уровне ее можно сравнить с инстинктом: женщина, не рассуждая, готова жертвовать собой ради ребенка.
Реализовать подобные потребности в жизни дети, разумеется, не могут. Над мальчиком стоит отец, который наказывает, предписывает и диктует. У девочки нет возможности завести семью. А потребность – аффективная! – есть, она ищет выхода. На помощь приходит фантазия и способность использовать игровые предметы и действия. В чашке ребенок может увидеть пруд, карандаш превратится в градусник. Две фигурки поставлены рядом – они дружат. Игры одни и те же, но каждый играет в них по-своему. Девочка может быть заботливой и ласковой «мамой» своим куклам, а может – крикливой, наказующей: это уже определяет семейная среда, в которой ребенок существует.
Есть иная точка зрения на эти игры: в ходе развития ребенка должно произойти присвоение половой роли. Общество задает маскулинную и феминную ориентацию (мужчина – созидатель, защитник; женщина – мать, супруга, хранительница очага). Мальчикам покупают сабли или трансформеры, девочкам – куклы, посуду, мебель, для Барби покупают жениха, потом маленького бэби…
– Недавно был юбилей куклы Барби, и я читала, что у Барби детей не бывает. Эта кукла – образец деловой и светской женщины, но не «матери семейства». Кстати, для девочек она не только предмет поклонения, но и жесточайшей самооценки: девочка мечтает походить не столько на маму, сколько на Барби.
– Это знак социального неблагополучия. Пухлые советские пупсы в этом смысле однозначно символизировали ребенка. Вообще разговор об игрушках – отдельная тема. Их дороговизна изменила атмосферу вокруг: если раньше можно было утверждать, что совместные игры всегда на пользу ребенку, то теперь появление товарищей по игре скорее вызывает тревогу родителей, купивших игрушки, а сами игрушки скорее рождают зависть и конкуренцию среди детей.
– Вы привели две точки зрения на сюжетно-ролевые игры.
– Третья связана с психоанализом, с Фрейдом. Семья, по Фрейду, источник психологической травмы, раннее детство – период зарождения комплексов. Девочки переживают страсть к собственному отцу (комплекс Электры), мальчики – к матери (эдипов комплекс). Единственный способ сгладить конфликт – проигрывание ситуации.
– Но в любом случае речь идет о ролях?
– Да. Кстати, когда психотерапевт занимается диагностикой, корректирует развитие личности, игры очень показательны, потому что ребенок обязательно воспроизводит реально существующие отношения в семье. То, что он еще не способен передать словами (просто потому, что не владеет настолько вербальным аппаратом), он «расскажет» действиями.
Помню случай, когда на консультацию пришла мама с дочкой лет пяти: девочка капризная, эмоционально неустойчивая, плачет, канючит. С таким ребенком беседовать очень сложно. Ей предложили поиграть. Мы выложили игрушки – в консультации есть набор кукол, из которых можно создать «семью», собрать обстановку… Девочка сначала усадила за стол маму, папу, бабушку, маленького братика и «себя», все пили чай. Потом началось нечто интересное: в дверь постучал почтальон и вызвал бабушку куда-то к родственникам. Она уехала. Маленький братик заболел, его уложили в кровать. А потом пришел крокодил и сказал, что всех съест. Семья стала сопротивляться, поэтому всех ему съесть не удалось, и он утащил только маленького ребенка, после чего у нашей девочки был взрыв радости.
Она была очень довольна! Бабушка осталась в деревне, а папа, мама и дочка пошли гулять в лес, собирать ягоды и грибы.
В этой игре девочка выразила отношение к двум людям, чье присутствие вызвало ее аффективное состояние: маленькому брату, который оттеснил ее на второй план, и строгой, авторитарной бабушке. Когда мама узнала, как играет ее дочь, она поняла ребенка гораздо глубже, чем если бы психолог читал ей мораль: мол, рано видеть в девочке «взрослую», и та плачет и ноет именно потому, что ей предъявляют непомерные требования, а девочка остро нуждается во внимании.
Бывает разная степень овладения ситуацией. Можно до бесконечности воспроизводить одно и то же, а можно преобразовать (хотя бы в воображении). Ребенок проиграл ситуацию искренне – и счастлив…
– Итак, с сюжетно-ролевыми играми разобрались. Что дальше?
– Игра-драматизация: берется известный литературный сюжет и разыгрывается. Есть концепция Бруно Беттельхейма, по которой любое произведение искусства, литературы содержит в себе конфликт и способы его разрешения. Смысл игры в том, что приобретается опыт разрешения подобных конфликтов в жизни. Кстати, в последнее время дети меньше читают и больше смотрят, поэтому материалом для подобных игр часто служат мультфильмы или видео. Года полтора назад мы играли с дошкольниками в сюжет фильма «капитан Пауэр и солдаты будущего», и роль лидера-капитана захватила… девочка. Вот тебе и дочки-матери… Но это к слову.
Следом дети узнают игры с правилами. Самый простой пример: игровое поле с фишками и кубиком. Нравится это игрокам или нет, они учатся принимать везение и невезение.
Потом приходит черед подвижных игр, таких, как классики. Они очень полезны, тренируют на подчинение правилам и дают возможность в щадящей ситуации пережить настоящее чувство успеха или поражения.
Эти игры связаны со спортивными, которые, с психологической точки зрения, моделируют отношения между людьми, дают ощущение защищенности, учат действовать в команде, формируют чувство общности. Надо оговориться, что под игрой в спорте в точном смысле слова подразумевается состязание партнеров либо команд; одиночные виды стоят особняком.
Мы говорили о драматизации применительно к детям. Есть и «взрослая», преимущественно лечебная ипостась этой игры – психодрама. Здесь цель – дать человеку возможность встать на другую точку зрения и конструктивно разрешить реальный конфликт. Психодрама позволяет человеку в «очищенном» виде сыграть роль жертвы или спасителя, агрессора или героя – роль, которую он может играть и в жизни, но не осознавать. Есть прекрасный старый французский фильм «История супружеской жизни», там две серии – рассказ о разрыве с ЕГО и с ЕЕ точки зрения. Две совершенно разные истории.
Человек эгоцентричен. А психодрама дает возможность побывать в роли другого и понять его, ничего не меняя в реальной жизни. Понарошку «все можно» – так снимаются все барьеры, все запреты.
– Похоже, мы вплотную подошли к творчеству.
– Творческая игра, где все – правила, участнику действие, – придумывается самим «режиссером», может быть и в детстве, но может стать и профессией. С нею связана литература и, быть может, в наивысшей степени фантастика. Фантаст – демиург, он создает мир и принимает ответственность за него. Он знает, что будет, если…
– Спасибо от имени нашего журнала. Однако, кроме творчества-сочинительства, есть и исполнители. Мы столько сегодня говорили о ролях… Каким же должен быть человек, который всю жизнь играет чьи-то роли, произносит кем-то написанные реплики?
– Это не проходит бесследно. Есть такое понятие в психологии – личностная идентичность. В жизни каждый из нас играет множество ролей: я – мать, супруга, сестра, преподаватель, пассажир в транспорте, покупатель в магазине и т. д. Каждый совершает плохие и хорошие поступки, один и тот же человек может быть способен на подлость и геройство… Плюс к тому меняется возраст, внешность. Личность через всю эту череду ассоциаций и превращений проносит стержень своего «я». Личность не действует реактивно под влиянием первого побуждения, настроения, у нее всегда есть внутренняя позиция, система ценностных ориентаций. Зрелый человек все это о себе знает.
С актером, который по роду своей деятельности изображает характеры и судьбы разных персонажей, может произойти смешение идентичностей, следствие которого – эмоциональная опустошенность, то, что психолог Я. Яноушек назвал «выгоранием личности».
– Несколько лет назад мы работали над статьей с известным актером. Разговаривали часа три, и за это время я так и не поняла, какой он на самом деле. Он все время что-то играл, даже говорил с разными интонациями, разными голосами. А когда пришла домой, включила телевизор и увидела его в том самом пиджаке, в котором он только что был в редакции, стало смешно… Но я хочу спросить: это случается только с актерами?
– Нет, разумеется, любая игра в жизни может привести к такому результату: скажем, если вы только играете хорошую маму, любящую жену, ветреную подругу, в конечном счете можете потерять все, особенно если партнер реагирует на это как на реальность.
В профессиональной деятельности «смешение идентичностей» может подстерегать и журналистов, и психологов. На Западе, кстати, психотерапевт, психоаналитик по «технике безопасности» должен сам получать соответствующую психологическую помощь раз в два-три года.
– Мы совсем забыли об азартных играх, вокруг которых кипят такие страсти.
– Прогнозирование, просчитывание ходов роднит их с игрой. Но результат игрок получает не воображаемый, а реальный, а это уже признак продуктивной деятельности. Так что это игры только по форме.
– Возьмем такой крайний случай – «русская рулетка» с одним патроном в барабане. Какой здесь смысл, что изживается?
– Аналогия – демонстративная попытка самоубийства. Человек не в состоянии определиться с реальной ситуацией, не может принять на себя ответственность за решение и отдается на волю случая, рока: «орел» или «решка»?
– Итак, игра – процесс, а труд связан с результатом. Говорят о «тяжелом труде», игра же имеет синонимы– слова «забава», «потеха»… Однако из сегодняшнего разговора совершенно ясно, почему игровые методы обучения столь эффективны и вообще как это важно – играть. Так стоит ли противопоставлять игру работе?
– На самом деле игра и есть работа, иногда довольно тяжелая. Ее результат не продукция, но процесс внутреннего преобразования себя, освоение новых областей деятельности. Родители часто не понимают, что, играя, ребенок открывает мир глубже, чем когда он посещает музей или зоопарк. Момент откровения в игре может быть гораздо сильнее.
– Разве не бывает вредных, «тупых» игр?
– Я думаю, почти любая игра имеет позитивное психологическое значение. Даже просто сидя за компьютером, когда вы кого-то догоняете или проводите по лабиринту, вы, по меньшей мере, тренируете сенсомоторику, внимание, прогнозируете… И, поскольку вы обратились к игре, за этим стоит какая-то потребность. Даже самая «тупая» игра дает эмоциональную разрядку. Это очень-очень серьезное дело.
«Ребенок играет куклой, кошка мышью, а всяк любимою мечтою».
В. И. Даль