Текст книги "Эра осторожности [Эпоха нерешительности; Век нерешительности]"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Он увидел, что его чашка снова полна и сделал маленький глоток.

– Ничего не понимаю, – заметил он. – Ты хочешь сказать, что джоймейкер сам выберет для меня способ поразвлечься?

– Разумеется. Столько возможностей. Откуда ты можешь знать, что тебе больше понравится?

Он покачал головой…

На этом разговор неожиданно прервался. Его джоймейкер заговорил металлическим, дребезжащим голосом:

– Приоритетное уведомление! Это тренировка! В укрытие! В укрытие! В укрытие!

– О, дорогой, – произнесла, поморщившись, Эдна, – пошли.

– В укрытие! – надрывался джоймейкер, и Форрестер понял причину металлического звука. Джоймейкеры всех людей, сидящих в зале, повторяли этот призыв.

– В укрытие! Начинается отсчет! Сто секунд. Девяносто девять. Девяносто восемь.

– Куда мы идем? – спросил Форрестер, стараясь не отставать от девушки.

– Разумеется, в убежище! Поторапливайся, Чарльз, ясно? Терпеть не могу попадать в общественных местах в подобную ситуацию.

– …Девяносто один. Девяносто. Восемьдесят девять…

Он спросил, с трудом проглатывая застрявший в горле ком:

– Воздушный налет? Война?

Она, взяв его за руку, потащила в дальний конец чайной, куда уже стремительным потоком направились все остальные посетители.

– Не совсем так, дорогой Чарльз. Неужели ты вообще ничего не знаешь?

– Что именно?

– Чужаки. Монстры. И тому подобное. Поторопись, иначе нам негде будет сесть.

Глава 5

Спустившись на лифте и пройдя через освещенный коридор, они попали в полутемное большое помещение. Освещения хватало только на то, чтобы найти свободные места. Зал быстро заполнился, и вскоре двери с глухим стуком закрылись.

После того как три четверти мест были заняты, на сцену вышел человек в черном и сказал:

– Благодарю вас за сотрудничество. Рад сообщить, что в этом здании достигнута мягкость в четыре девятых за сто сорок одну секунду.

Аудитория заинтересовалась. Форрестер вытянул шею, пытаясь найти расположение динамиков, звук которых заполнял все помещение. Лишь когда мужчина вновь заговорил, он понял, что динамиком является его собственный джоймейкер, который как и все остальные джоймейкеры в зале повторял слова ведущего.

– Эта тренировка – одна из лучших, – гордо произнес он. – Я рад, что это произошло именно сегодня. Теперь вы свободны.

– Это все? – спросил Форрестер у девушки.

– Разумеется. Поедем ко мне домой?

– Но, – продолжал он, – если предполагается, что будет налет, если существует какая-то вероятность, то, может, нам лучше задержаться?

– Зачем, дорогой Чарльз? Зачем уподобляться кротам, ведь это обычная проверка.

– Да, но… – немного помедлив, он покинул зал вслед за ней.

Форрестер был сконфужен. Никто ничего не рассказывал ему о войне.

Но когда он поделился своими сомнениями с Эдной, та лишь рассмеялась.

– Война? О Чарльз! Какой ты забавный, настоящий камикадзе! Мы и так потеряли много времени. Так ты будешь ужинать со мной или нет?

– Разумеется, – сказал он, пытаясь улыбнуться.

В своей жизни, начатой в 1932 году и завершившейся тридцать семь лет спустя глотком пламени, Форрестер был преуспевающим, обеспеченным и прочно стоящим на ногах человеком.

Он был женат на Дороти, маленькой блондинке чуть моложе его, и имел трех сыновей. Форрестер возглавлял технический отдел и имел репутацию хорошего товарища и отличного игрока в покер.

Он не был на фронте, но в детстве участвовал в кампаниях по сбору металлолома и антияпонских демонстрациях. Юность его прошла в атмосфере атомной истерии. В те годы все дома были оборудованы убежищами. Он просмотрел достаточно учебных фильмов, чтобы понимать важность мероприятий по гражданской обороне.

Форрестер был разочарован увиденным. Он попытался объяснить это Эдне, которая переодевалась за ширмой, но та не заинтересовалась. Учебные тревоги раздражали ее, но она не принимала их всерьез.

Она вышла из-за ширмы. Ее красивое платье явно не подходило для приготовления ужина. Тут Форрестер поправился. Кто знает, как обстоят дела на современной кухне? Эдна быстро подошла к нему, поцеловала и села рядом. Но продолжения не последовало.

– Извини меня, дорогой Чарльз, – сказала она и повернулась к своему джоймейкеру, который лежал рядом. – Слушаю поступившее сообщение.

Форрестер не расслышал сообщения, потому что Эдна держала аппарат возле уха и снизила громкость до минимума. Он прислушался, но слова, которые Эдна произносила в ответ, были ему непонятны.

– Отмена. Удержать три. Переслать четыре, две программированы, две А – вариации.

И наконец:

– Ну вот и все. Не хочешь ли чего-нибудь выпить?

– Отлично!

Она достала стаканы из чего-то похожего на столик. Он заметил, что девушка все время смотрит на стопку свертков в противоположном конце комнаты.

– Извини меня, – сказала она, наливая в бокалы зеленоватую жидкость ему и себе. – Я должна посмотреть на поступления.

Эдна сделала небольшой глоток и направилась к столику.

Форрестер с удовольствием дегустировал напиток, который был весьма приятен на вкус, хотя и слишком переслащен. Затем он поднялся и подошел к девушке.

– Прикупила чего-нибудь? – спросил он.

Эдна разворачивала пакеты и доставала одежду, небольшие пакетики и какие-то устройства, похожие на бытовую утварь.

– О нет, мой дорогой Чарльз. Это моя работа. – Она взяла в руки мягкую зеленую вещь и приложила ее к щеке. Затем задумалась. Через некоторое время она плавным движением накинула ее себе на плечи и вещь превратилась в жабо времен Елизаветы.

– Нравится, дорогой?

– Нормально, то есть очень нравится.

– Как пух. Дотронься. – Она поднесла жабо к его лицу. Материал был очень мягким, но как только он отнимал руки, то ворсинки сразу становились жесткими. – А вот еще, – сказала она и сменила жабо на шелк, который практически растворился на ее плечах, придав им необыкновенный блеск. – А вот…

– Очень красиво, – восторгался Форрестер, – но как понимать, что это твоя работа?

– Я реализатор, – с гордостью сказала Эдна. – Связана с пятьюдесятью миллионами с надежностью два – девять.

– Что это значит?

– О, ты знаешь, если мне нравится вещь, то с вероятностью в девяносто девять она понравится и другим.

– Пятидесяти миллионам?

Она кивнула, покраснев от удовольствия.

– Этим ты зарабатываешь себе на жизнь?

– Я становлюсь богаче, – поправила она его. – Скажи! – Она посмотрела на него задумавшись. – Я подумала, ведь таких, как ты, много выходит из дормов? Ты тоже можешь так работать. Я могу спросить…

Он снисходительно погладил ее по руке.

– Нет, спасибо, – произнес он, пытаясь сдерживать воспоминания о своем богатстве, хотя у него и промелькнуло в голове, что на вчерашней вечеринке он себя так скромно не вел. Наделал кучу ошибок. Например, с марсианином…

– Я еще не спрашивала. – Эдна запнулась и отодвинула вещи в сторону. – Как же ты умер, Чарльз?

– Как? – повторил он и, дождавшись, когда она уселась рядом, продолжил: – погиб в огне. И, как я понимаю, вел себя при этом героем.

– Неужели? – она была поражена.

– Я был пожарником-добровольцем. Загорелась квартира. Было очень холодно. Январь. За две минуты вода замерзала. В доме оставался ребенок, а я был ближе всего к лестнице.

Он глотнул из бокала, восхищаясь его молочно-золотым цветом.

– Я забыл свой воздушный баллон, – признался он, – и задохнулся в дыму. Или меня убило сочетание дыма и жара. К тому же я возвращался с вечеринки и был пьян. Хара сказал, что я буквально дышал огнем – легкие полностью обгорели. Лицо, разумеется, тоже полностью сгорело. Сейчас я выгляжу совершенно иначе. Не такой полный и помолодевший. Да и глаза у меня были не ярко-голубыми.

Она хихикнула.

– Хара проявил инициативу. Но большинство людей не возражает против усовершенствований.

Ужин, как и завтрак утром, подавался через дверцу Б стене. Эдна вышла из комнаты, пока стол сервировался.

Она отсутствовала всего несколько секунд, а когда вернулась, то выглядела очень удивленной.

– Вот и все, – сказала она. – Теперь ужинать.

Форрестер не смог узнать ничего из блюд на столе.

Больше всего это напоминало восточную кухню. Смесь хрустящих орешков и вязкая клейковина, напоминающая крахмал. На вкус пища была пикантной. За ужином Форрестер рассказывал о себе, о жизни писателя-техника, о своих детях, о своей смерти.

– Ты, наверное, был одним из первых замороженных, – прокомментировала она. – 1969 год? Эксперименты начались всего на пять лет раньше.

– Первым в квартале, – согласился он. – Я думаю, что компания постаралась. А недалеко находилась реанимационная машина, подарок местного миллионера. Но я не думал, что окажусь первым клиентом.

Он попробовал что-то, напоминающее пирожок с луком, затем сказал:

– Для Дороти это было очень неприятно.

– Твоя жена?

Форрестер кивнул.

– Интересно было бы узнать, как сложилась ее жизнь. Как она умерла. Что случилось с нашими детьми? Когда я погиб, она была еще молодой… Да. Тридцать три года. Не знаю, имея умершего, но замороженного мужа… Может, она снова вышла замуж… Надеюсь, она так и поступила. Я думаю…

Он покачал головой, пытаясь все это представить.

– Кстати, – продолжил он, – у Хара есть архив. Она прожила еще пятьдесят лет и умерла после восьмидесяти от третьего инфаркта. А незадолго перед этим ее разбил паралич. – Он снова покачал головой, пытаясь представить малышку Дороти древней, парализованной старухой.

– Ты сыт? – спросила Эдна.

Он испуганно вернулся к ней в комнату.

– Ужин? Да, было вкусно.

Эдна нажала кнопку, и стол исчез. Потом она встала.

– Пошли пить кофе. Я заказала его специально для тебя. Может, послушаем музыку?

Он хотел сказать: «Не стоит», но она уже включила какой-то проигрыватель. Форрестер был готов ко всему, но в глубине души надеялся, что это будет Барток и musique concrete. Но музыка оказалась скрипичным концертом интроспективного Чайковского.

Эдна прижалась к нему, теплая и приятно пахнущая.

– Тебе нужно жилье, – сказала она.

Форрестер обнял ее.

– Наш кондоминиум заполнен, – задумчиво произнесла она, – но можно найти что-нибудь приличное. У тебя есть какие-нибудь пожелания?

– Я слишком мало для этого знаю, – он погладил ее волосы.

Эдна сказала:

– Это хорошо… – немного погодя добавила: – Должна тебя предупредить. Я естественно-природная личность. Сегодня день М минус четыре, и я мечтаю, чтобы Меня приласкали. – Она зевнула и прикрыла рот Рукой. – О, прости меня.

Она заметила недовольное выражение его лица.

– Ты не возражаешь? – спросила она и присела. – Я хочу спросить тебя, почему твое лицо вдруг стало такого странного цвета?

– Ничего страшного, все в порядке.

Извиняющимся тоном она сказала:

– Прошу прощения. Я мало знаю о традициях камикадзе. Может, ритуальное табу… Прости.

– Это не табу. Просто недоразумение. – Он взял стакан и протянул его Эдне. – Может, добавим?

– Чарльз, дорогой, – ответила она потягиваясь. – Этого вполне достаточно. У меня появилась идея.

– Выкладывай.

– Я сама найду тебе жилье! – торжествующе воскликнула она. – Ты можешь остаться здесь. Делай все, что тебе хочется. – Она нажала кнопку и добавила: – Если тебе будет что-то непонятно, то можешь спросить детей. Они составят тебе компанию.

В стене открылся большой дверной проем. За ним была ярко освещенная комната, в которой пара малышей бегала вокруг непонятного сооружения.

– Мы поужинали, Мим, – крикнул один из них, толкнув соседа локтем. Оба молча и оценивающе смотрели на незнакомца.

– Надеюсь, ты не возражаешь, милый Чарльз? – спросила Эдна. – Это одно из проявлений естественноприродной личности.

Их было двое, мальчик и девочка. Форрестер прикинул, что им где-то около семи и пяти лет. Они не задавали лишних вопросов.

Хотя, подумалось Форрестеру, вопросов могло быть очень много.

– Чарльз, правда, что раньше люди ужасно воняли?

– Чарльз, ты катался на автомобилях?

– Чарльз, когда маленькие дети работали в шахтах, они хоть что-то ели?

– А с чем они играли? С куклами, которые не умели разговаривать?

Он пытался что-то объяснять.

– В мои дни детей-рабочих уже не было. А куклы разговаривали, хотя и не очень разумно.

– Когда твоя жизнь кончилась, Чарльз?

– Я сгорел в 1969 году…

– За колдовство! – вскрикнула маленькая девочка.

– О, этого не проделывали уже лет сто до моего рождения. – Форрестер сдерживал смех. – В мое время горели только дома.

– Пожар в Шогго! – крикнул мальчик. – Корова мистера Лири и землетрясение!

– Что-то похожее. Но существовали люди, которые тушили пожары, и я был одним из них. Только я попал в огненный капкан и погиб.

– Мим однажды утонула, – похвасталась девочка. – А мы никогда не умирали.

– Но ты однажды плохо себя чувствовала, – серьезно произнес мальчик. – И тоже могла умереть. Я слышал, как Мим разговаривала с медоком.

– Дети, вы ходите в школу? – спросил Феррестер.

Они посмотрели на него и переглянулись.

– Я хотел спросить, достигли ли вы уже школьного возраста?

– Разумеется, Чарльз, – ответил ему мальчик. – Тант как раз должна отправиться на урок.

– И ты! Мим сказала…

– Мы должны уважать гостя, Тант. – Мальчик обратился к Чарльзу. – Чем мы можем вам помочь? Еда? Выпивка? Посмотреть программу? Секс-стим? Хотя, я думаю, ты должен знать, – сказал он извиняющимся тоном, – что Мим, как естественно-природная личность…

– Да-да, разумеется, я знаю, – поспешно произнес Форрестер, подумав про себя: «Милостивый Боже!»

Нужно следовать местным обычаям, вздохнул про себя он и твердо решил перенять манеру и поведение людей Двадцать пятого века.

Все это напоминало сборы на вечеринку. Опаздывая, вы приходите только к десяти, одежда на вас не по теме, и весь вы взъерошены, поскольку в последний момент пытались заставить детей почистить зубы. Гостей встречает Ларина Сэм, весьма противный тип, и его жена Мойра с апломбом новоиспеченных нуворишей. Они демонстрируют вам новую посудомойку. Затем начинаются политические дискуссии, в которых Сэм проявляет потрясающую Тупость…

Но затем выпивается вторая порция виски. Затем третья. Лица меняют окраску. Начинается веселье и дуракаваляние. Все дружно смеются над одной из ваших шуток. Скучная музыка сменяется фокстротом. И вы втягиваетесь в попойку…

О, я буду стараться, клялся Форрестер, присоединяясь к детям в их настольной игре против джоймейкеров. Я приспособлюсь к этому миру, даже если это меня убьет. Приспособлюсь…

Глава 6

Встал он рано, решив покорить мир.

Форрестер был очарован квартирой, которую выбрала для него Эдна. В ней были раздвижные стены, за которыми скрывались всевозможные шкафы и кладовки. Окна напоминали экраны телевизоров, но Форрестер не стал все это подробно исследовать. После скверно проведенной ночи он решил прогуляться – изучить новый мир и научиться в нем жить. Дети были замечательными. Он выпросил их у Эдны для того, чтобы они стали его гидами. Они показали ему офис, Девятнадцатого Хроматического Треста, где толстый старый Эбенезер Скрудж с пристрастием изучил чек Форрестера, а затем тщательно объяснил как им пользоваться, педантично проконтролировал подписание необходимых документов и только на прощание улыбнулся:

– Всего хорошего, Человек Форрестер.

Дети затащили его на ленч в титанианский ресторан. Привычное для них дело превратилось для Форрестера в тяжелое испытание, поскольку титанианцы употребляли только живую пищу. Он еле справился с омерзительно шевелящейся и все время пытающейся покинуть тарелку едой. Затем они отвели его в игровую школу, где три часа в неделю дети соревновались и играли с товарищами (эти уроки транслировались домой через джоймейкер детской модификации). Форрестер тоже поиграл в Упавший Лондонский Мост с четырнадцатью детьми и одним взрослым, символически проиграл ритуальное убийство и захоронение в фундаменте моста, что полностью соответствовало детской песенке. Они провели его туда, где жили бедняки и нервно хихикали под запретом разговаривать с кем-либо.

Там Форрестер потратил всю мелкую монету на бедных созданий, рассказывавших ему душераздирающие истории о пожарах на Меркурии и обанкротившихся фирмах. Затем дети отвели Форрестера в парк, где подземный пейзаж был топографически гротескным: ручеек протекал сквозь подножие холма, взбираясь вверх по склону. Они показали ему уток и лягушек, необычную венерианскую рыбу, хватающую брошенную пищу прямо на лету. Они провели его в музей, где увеличенные клетки демонстрировали стадию митоза, разрываясь со звуком вытаскиваемой из трясины коровьей ноги. А воссозданный тираннозавр рычал и топал лапами, с вожделением поглядывая на Форрестера своими глазами цвета спелого апельсина. Они показали ему многое, но тщательно обходили стороной заводы, офисы и тому подобные заведения. Они кружили его по Шогго, пока джоймейкеры не сделали им строгий выговор. А джоймейкер Форрестера сухо сообщил:

– Человек Форрестер! Дети должны быть возвращены для отдыха. А вы должны прослушать сообщения.

Дети расстроенно посмотрели на него.

– Нормально, – сказал Форрестер. – Продолжим это в другой день. Как мы можем добраться домой?

– Кеб, – нерешительно произнесла девочка, но мальчик перебил ее громким криком: – Пешком! Можно дойти пешком! Я знаю, где мы сейчас. Можно дойти за десять минут. Спроси у джоймейкера, если не веришь.

– Я тебе доверяю, – сказал Форрестер.

– Идем этой дорогой, Чарльз. Пошли, Тант.

И мальчик повел их по узкой дорожке между двумя высокими домами. Над их головами с сумасшедшей скоростью проносились ховеркрафты.

Неожиданно заговорил джоймейкер:

– Человек Форрестер, я имею дихотомические инструкции. Помогите мне в их выполнении.

– О Боже, – сказал Форрестер, вздохнув. – Что у тебя за проблемы?

– Вы дали мне инструкцию запоминать сообщения, но некоторые из них идут как приоритетные и срочные. Пожалуйста, подтвердите свое указание, дайте лимит времени или выслушайте их.

Мальчик хихикнул.

– Ты знаешь, что случилось, Чарльз? – заявил он. – Их бесит невозможность выдать информацию. Что-то вроде необходимости сбегать в туалет.

Джоймейкер сказал:

– Аналогия неправильная, Человек Форрестер. Однако прошу разрешения выдать имеющиеся сообщения.

Форрестер вздохнул и приготовился созерцать окружающую местность, но вдруг что-то отвлекло его внимание.

За завыванием пролетающего ховеркрафта, за церковным пением из ближайшего собора слышался какой-то странный звук. Форрестер взглянул.

Тихий писк систем связи слышался из стеклянной кабины повисшего над его головой белого аэрокрафта, на борту которого был нарисован сверкающий рубиновый жезл. Из-за стекла на Форрестера мрачно смотрел мужчина в голубом.

Форрестер сглотнул.

– Джоймейкер, – в приказном тоне спросил он, – это реанимационная машина?

– Да, Человек Форрестер.

– Означает ли это… – тут он запнулся, – означает ли это, что сумасшедший марсианин меня преследует?

– Человек Форрестер, – официальным тоном заявил джоймейкер, – среди срочных приоритетных сообщений находится и официальное уведомление. Суточный период истек, и предприняты активные действия человеком Хайнзлихеном Джура де…

– Остановись! Он меня преследует?

– Человек Форрестер, – ответил джоймейкер, – да. Предупредительный период закончился семнадцать минут назад.

Хорошо, что этого сумасшедшего марсианина нет рядом, подумал Форрестер. Но присутствие реанимационной машины было признаком того, что его дела плохи.

– Дети, – сказал он. – У нас неприятности. За нами погоня.

– О Чарльз! – всхлипнул от восторга мальчик. – Ты будешь убит?

– Я этого не допущу! Послушай. Может, ты знаешь отсюда какую-нибудь дорогу покороче. Что-нибудь вроде тайных проходов через чердаки или… ну, ты знаешь.

Мальчик посмотрел на девочку. Ее глаза стали большими и круглыми.

– Тант! – прошептала она. – Чарльз хочет спрятаться!

– Совершенно верно! – сказал Форрестер. – Ну так что, сынок? Ты должен знать какое-нибудь потайное место. Как всякий мальчик.

– Чарльз! – ответил тот. – Разумеется, знаю… но ты уверен…

– Уверен, уверен, – перебил его Чарльз Форрестер. – Пошли. Куда?

Мальчик капитулировал.

– Следуй за мной. И ты, Тант!

Они забежали в какое-то здание. Форрестер оглянулся назад, но не заметил Хайнзлихена с дополнительными именами. Он был напуган. Но на улице виднелась только реанимационная машина… да человек в ее кабине, наблюдавший за ним с явным недоумением и недовольством.

Когда он очутился в своем кондоминиуме, дети уже вернулись домой, где ждали возвращения матери. Форрестер проскочил в свою комнату и тщательно запер за собой дверь.

– Джоймейкер, – сказал он, – ты был прав. Признаю. Зачитывай сообщение и помедленнее, чтобы я мог в нем разобраться.

– Человек Форрестер, – ответил джоймейкер, – слушайте сообщения. Винченцо де Ангостура предлагает вам свои услуги, но не будет вам больше звонить, согласно уставу Ассоциации юристов. Тайко Хираниби считает, что был понят неправильно и предлагает личную встречу. Эдна Бенсон шлет вам свои объятия. Пакет прилагается. Вы готовы принять объятия?

– Минутку, оставим это на потом. Есть еще что-нибудь важное?

– Человек Форрестер, у меня нет необходимых параметров для определения.

– Да, плохой помощник, – сказал Форрестер, вздохнув. – Дай мне виски, пока я буду думать. Лучше джин с тоником.

Он дождался стакана и сделал из него большой глоток.

Нервы его немного успокоились.

– Хорошо, – сказал он. – Что там за пакет?

– Пакет лежит на столике, Человек Форрестер. Это конверт. Приблизительно девять на двадцать пять сантиметров, толщиной в полсантиметра, весом около одиннадцати граммов. Надпись: «Мистер Чарльз Далглейш Форрестер, номер социального страхования 145-10-3088, последний адрес при жизни: Далсимер Драйв, 252, Эванстон, Иллинойс. Скончался от ожогов 16 октября 1969 года. Доставить в момент оживления. Содержание неизвестно».

– Хм-м. Это все, что там сказано?

– Нет, Человек Форрестер. Есть почтовые отметки. Я постараюсь их расшифровать: сигма, трифаза, точка, ноль, алеф, парафраза…

– Хватит. Есть там еще что-нибудь по-английски? Чтобы было мне понятно.

– Нет, Человек Форрестер. Есть следы карбонизации. Небольшие пятна, возможно, отпечатки пальцев. На пакет была пролита антикоррозийная жидкость..

– Знаешь, джоймейкер, – заметил Форрестер, – у меня появилась замечательная идея. Почему бы мне этот пакет не открыть. Так где, ты говорил, он находится?

Вскрыв конверт, он обнаружил в нем письмо от своей жены.

Форрестер смотрел на него и чувствовал, как в глазах появляются слезы. Почерк был ему незнаком. Подпись гласила: «Всегда твоя Дороти». – Но буквы были дрожащими, старческими. А как она гордилась своим каллиграфическим почерком! Читать письмо Форрестеру было невыносимо трудно.

«Дорогой Чарльз!

Это, кажется, уже десятый или одиннадцатый раз, как я пишу тебе письмо. Я пишу тебе всякий раз, когда у меня неприятности или плохие новости, как будто это может иметь отношение к тебе в будущих столетиях, которых пройдет так много. Это не твои неприятности, разумеется. Они касаются только меня.

Должна сказать, что жизнь не была ко мне слишком сурова. Я помню как была с тобою счастлива. Мне ужасно тебя не хватало. Но должна признаться, что я к этому приспособилась.

Я знаю, ты захочешь узнать о своей смерти и, вероятно, люди, окружающие тебя там, не смогут рассказать об этом (я думаю, что тебя оживят, тогда я в это не верила, но недавно узнала об успешных экспериментах).

Ты погиб в огне во время пожара на Кристи-стрит, 16 октября 1969 года. Доктор Тэн Эйк, работающий на „Скорой помощи“, дал заключение о твоей смерти и с большим трудом уговорил нас использовать реанимационную машину для твоего замораживания. Не было глицерина для перфузии, но пожарные, ты был бы рад узнать это, пошарили по карманам и скинулись на несколько бутылок бурбона, который и использовался как буферный раствор (если ты страдал от похмелья после воскрешения, то теперь знаешь почему).

Возник вопрос: не слишком ли поздно? Врачи думали, что твое тело уже непригодно и много спорили. Но был октябрь, и стояла на удивление холодная погода, так что они решили попробовать. Они поместили тебя в дорм, где заморозили в жидком гелии. Сейчас, когда я пишу, ты все еще лежишь там… и скоро я туда тоже направлюсь.

Я ничего не платила за это. Страховка пожарной компании покрыла все расходы, она ведь для Этого и предназначалась. Сама я не стала бы все это оплачивать. В конце концов, Чарльз, мне нужно было еще воспитывать детей.

Что я могу тебе о них рассказать? Они очень в тебе нуждались.

Вэнс, кстати, целый месяц не ходил в школу. Он подделывал записки учителям и даже подговорил какого-то взрослого (я думаю, что это была убирающая наш дом женщина), позвонить директору и от моего имени объяснить его отсутствие. Я узнала об этом позже. Потом он стал бойскаутом, и у него появились другие интересы.

Дэвид все время молчал. Я не думаю, чтобы он оправился. Во всяком случае, на протяжении своей недолгой жизни. Он вступил в Корпус Мира четыре года спустя и участвовал в боях с восставшими Хаками в ВТГД. Тело его было слишком изуродовано и не годилось для заморозки. Мы его больше никогда не увидим.

Вэнс снова женат и уже дедушка. Это его второй брак, первый был аннулирован. До замужества его жена работала школьной учительницей… Сейчас они очень счастливы. Я думаю, что больше мне о нем рассказывать не надо, иначе придется объяснять причины развода с первой женой и почему его нынешняя супруга не смогла жить в Соединенных Штатах. Я надеюсь, что вы когда-нибудь встретитесь и ты расспросишь его сам.

Билли, ты будешь очень удивлен, стал великим человеком.

Сейчас вспомню. Ему было два года, когда ты умер. Сейчас он является сенатором от штата Гавайи и в один прекрасный день может стать президентом. Я думаю, о том, что я тебе рассказала, ты прочитаешь в книгах по истории. Да, кстати, только один факт из его биографии. Его предвыборная программа была основана на создании фонда для бесплатного замораживания на основе службы социальной защиты, и он вспоминал о тебе в каждой своей речи. Билли легко победил соперников.

А я… мне уже семьдесят девять лет.

Прошло сорок лет со дня твоей смерти, Чарльз, но я часто вспоминаю тебя. Ты уже догадываешься, что я расскажу дальше. Через три года после твоей смерти я снова вышла замуж. Мой муж, мой второй муж, был врачом, но сейчас не практикует. Мы были счастливы. У нас двое детей. Это девочки. Ты его не знаешь, но он хороший человек, хотя и сильно пил одно время. Немного он похож на тебя…

Если я вспоминаю правильно, то действительно немного похож.

В последнее время, когда здоровье мое пошатнулось, я пишу тебе это письмо. Возможно, мы еще встретимся. Это будет просто здорово.

Всегда твоя Дороти»

Форрестер положил письмо и крикнул:

– Джоймейкер! Был ли президент с фамилией Форрестер?

– Президент чего, Человек Форрестер?

– Президент Соединенных Штатов!

– Какие Соединенные Штаты вы имеете в виду, Человек Форрестер?

– Боже мой! Соединенные Штаты Америки. Погоди минутку. Для начала, ты знаешь президентов Соединенных Штатов Америки?

– Да, Человек Форрестер. Джордж Вашингтон, Джон Адамс, Томас Джефферсон…

– Стоп! Начинай с середины двадцатого века!

– Да, Человек Форрестер. Гарри Трумэн, Дуайт Эйзенхаузер, Джон Кеннеди…

– Еще, дальше! Начинай с девяностых годов.

– Да, Человек Форрестер. Харрисон Вильямс, Леонард Кнапп, Карэн Станчэн, Уилтон Форрестер, Леон Черки…

– Боже мой! – тихо произнес Форрестер, изумленно присев.

Джоймейкер перечислил всех президентов до конца двадцать первого века и замолк.

Маленький двухлетний Билли. Малыш Билл. Сенатор… и президент. Этот факт было трудно переварить.

– Человек Форрестер! – сказал джоймейкер. – Уведомление о физическом визите. Эдна Бенсон желает с вами встретиться. Цель встречи неизвестна. До ее прибытия осталась одна минута.

– Хорошо. Пригласи ее.

Форрестер лихорадочно пытался приготовиться к неприятному разговору. Вряд ли Эдну заинтересует его генеалогическое древо. Она была слишком рассержена.

– Ты! – крикнула она. – Как ты смеешь обращаться так с моими детьми?

– Ничего не понимаю. Что ты пытаешься сказать?

– Собачий пот! – Дверь с грохотом захлопнулась. – Трясущийся камикадзе!

Она сорвала плащ и бросила его на стул, где тот аккуратно сложился.

– Извращенец! Теперь ты доволен! Хочешь сделать моих детей похожими на себя? Хочешь, чтобы они стали дрожащими, работающими руками потными собаками, трусливыми…

Форрестер провел ее к креслу.

– Медовая, – сказал он, пытаясь налить ей настойку, – помолчи минутку.

– Пот! Отдай мне… – она быстро выпила, не прерывая своей речи. – Мои дети! Ты хочешь погубить их? Ты не принял вызов!

– Извини, я не хотел, чтобы они подвергались опасности…

– Опасность! Извивайся! Я не говорю об опасности.

– Я сделал так, чтоб они не пострадали…

– Пот!

– Я не виноват, что этот сумасшедший марсианин…

– Собачий пот!

Она была одета в плотно облегающее трико, сделанное из идущих сверху параллельных нитей, которые крепились Бог знает как. При ее движениях грудь то подымалась, то опускалась, и сквозь нити виднелись нежные участки кожи.

– Ты не мужчина! Что ты знаешь о…

– Я сказал, что извиняюсь. Послушай, я не понимаю, где совершил ошибку, но попытаюсь ее исправить.

Она оскалилась.

– Нет, я обязан!.. Я знаю. Всегда можно определить, чего хотят дети. У меня куча монет, так что…

– Чарльз, ты меня растрогал. Твоих денег не хватит, чтобы накормить и вылечить щенка и тем более – воспитать настоящую собаку. Загнивай!

– Подожди минутку! Мы не женаты. Ты не можешь так со мной разговаривать!

Он встал, забыв про стакан, который держал в руке. Навис над Эдной, приготовившись поскандалить. Решительно взмахнул руками и…

Шесть унций ледяной, липкой жидкости выплеснулось ей прямо в лицо.

Она взглянула на Форрестера и рассмеялась.

– Чарльз! – Она поставила стакан на пол и попыталась вытереть свое лицо. – Ты ведешь себя как идиот.

Но голос ее стал ласковым.

– Я извиняюсь, – ответил он, – трижды извиняюсь! За пролитую настойку, за прогулку с детьми, за этот скандал…

Она встала и вдруг жгуче поцеловала его. Ее одеяние приподнялось, обнажив голое тело. Форрестер замер в восхищении, но Эдна развернулась и проследовала в многоцелевой санитарный узел.

Форрестер выпил из ее стакана и заказал новую порцию. Лоб его наморщился в раздумье.

Когда Эдна вернулась, он сказал:

– Медовая, одну минусу, что ты имела в виду, когда сказала, что у меня мало денег?

Она причесывалась с отсутствующим видом.

Он повторил более настойчиво:

– Это важно для меня. Я думаю, что вы с Хара добрые знакомые. Он много рассказывал тебе обо мне.

– Да, разумеется.

– Послушай. Я был застрахован перед смертью. Деньги положили в банк под проценты, и прошло шесть столетий. Это напоминает историю про доллар Джона Джонса. Начальный капитал был небольшим, но сейчас на моем счету должно быть четверть миллиона долларов.